«ДЕТИ ЯНУСА» (книга вторая, часть тринадцатая) Через несколько дней из телефонного разговора с Гвидо выясняется, что его “ горячая кожаная фирма” охладевает в своем интересе выставиться в России . - Зато есть другое дело,- успокаивает нас он.- Нужно организовать российские дипломы о высшем образовании для нескольких итальянских спортсменов. Подумайте ! Может интересно получится. Вообще, наступил момент, когда надо расширять географию деятельности. Я в связи с этим завтра уезжаю на разведку в Канаду... - В Канаду ? - Да. А что делать? Здесь перспективы омерзительны, правительство вызывает жалость... Мауро кладет трубку и резюмирует разговор, переиначивая известную поговорку: - Кожу дави, пока горяча! - Потом смотрит на себя в зеркало и добавляет: - Чтобы оставаться самим собой, я должен себя обманывать. “ Иногда москвитяне,- писал в XVIII веке в своем дневнике секретарь Императорского посольства в Московии Иохан Георг Корб,- разинув рот и вытаращив глаза, с таким любопытством глядят на иностранцев, что даже себя не помнят от удивления”. Такие же чувства поначалу вызывает у жильцов своего подъезда и Мауро, когда, спотыкаясь в темноте, громко чертыхается по поводу отсутствия лампочки на лестничной клетке или же рано утром, обнаружив свой “ рено” припертым с двух сторон чьими-то машинами, во всеуслышание желает , чтоб” их владельцев разъ.бенило вместе с теми , кто выдал им права”. Но вскоре к нему привыкают, и он становится просто “ игрушкой- Чебурашкой, забавой нашего двора”: подростки, ошивающиеся в подъезде, постоянно стреляют у него сигареты; поддатые мужики, когда он идет, позвякивая бутылками,- пиво; женщины (с ними он сдружился быстрее, чем с другими), встречая его в лифте, все пытаются выяснить, почему он развелся с женой, а он в ответ при помощи жестов и исковерканных русских слов неизменно пытается донести до них смысл римской поговорки: для бабы сорок лет - волчий билет. Удивляет Мауро и хозяина квартиры: на встречу, назначенную для составления контракта и расчета за дальнейшее проживание , он просто не является. - Если я ему заплачу,- говорит он мне,- останусь с пустыми карманами. Он сидит там сейчас у меня, ждет... Позвони. Объясняю квартировладельцу, что Мауро должен был срочно выехать в другой город. В ответ - недовольно: - Ну как же так ! Мы договорились! Я специально пришел ... - Как приедет, мы вам сразу же позвоним... Необходимость “ подкачать бумажник ” подталкивает Мауро на продажу “мерседеса”, который до отъезда в Италию он оставил на платной стоянке. Ранее мысль о том, чтобы забрать машину, гнали прочь цифры, выражавшие стоимость оказанной ему услуги. - Ужас !- говорил он, делая очередную прикидку.- Оставим эту затею до лучших времен... Сторож стоянки делает калькуляцию, а мы тем временем реанимируем автомобиль. Мауро накидывает провод на клемму аккумулятора, садится за руль и поворачивает ключ. Мотор издает “чуф-чуф-чуф” и начинает работать. - Что сказать ?! “ Мерседес” ! - торжественно произносит Мауро. Но вслед за его словами раздается свист и из-под днища машины вытекает вода. - Кто ж тебя придумал ! - растягивая слова, полушепотом выговаривает итальянец и, уже громко, констатирует: - Помпа навернулась! С улыбкой на лице и с листком бумаги в руке к нам семенит сторож. - Пусть уйдет! - просит Мауро. Пока я отсылаю старика, говоря ему, что мы подойдем к нему сами, Мауро окидывает взглядом стоянку и, заметив группу мужиков, копошащихся около такого же “ мерседеса” , направляется к ним. - Рбят, вжик - веревку! - говорит он им. - Чего ему надо? - Да машину утянуть,- объясняю я.- Помпа полетела. - А что за аппарат? - Такой же как у вас. - Не продаете? - Да, да, да, да! - услышав знакомое слово, рьяно вторгается в разговор Мауро. - И сколько? - “ Плтр”,- объявляет итальянец. - Надо поглядеть... Мужики внимательно осматривают машину. - Номера-то у нее заморские,- говорит один из них .- Это проблема. Так что больше пятисот не дадим. Несколько секунд, скривив губы, Мауро почесывает затылок и затем, махнув по- русски рукой: мол, была не была, - соглашается. - Только он ее с нами до гаража должен дотянуть,- говорят покупатели. - Иначе каждый мент - наш. Стартанем через пару часов. С прогулки на веревке Мауро возвращается грустный: - Доехали до “ кольцевой”, они остановились и говорят: вылезай, дальше мы сами. Хотел, чтобы хоть сотню накинули - ни в какую. В общем, если учесть плату за стоянку, всего за четыреста отдал. - Когда ты покупаешь машины, плачут продавцы, когда ты их продаешь , плачешь ты сам. Теперь и с хозяином квартиры можно встретиться. - Позвони,- просит Мауро. Договариваюсь о встрече в субботу. Но и ей не суждено состояться. Вечером звонят из турагенства и радостно сообщают, что “ на ближайшую субботу есть четыре клиентки на шоп-тур”. Мауро должен лететь в Римини. - Если я отдам сейчас деньги за квартиру,- говорит он,- на что я поеду? Оттяни. Придумай что-нибудь... В субботу я не успеваю перехватить квартировладельца по телефону: за несколько минут до моего звонка он выходит из дома; и наш разговор происходит, когда он в очередной раз сидит в сдаваемой квартире в ожидании жильца. - Вы знаете, ему пришлось срочно вылететь в Италию... - Опять?! Ну что это такое ! Вот Паскуале, который до него здесь жил, всегда вовремя платил, сам звонил ... Настоящий итальянец! А этот? Черт его знает, кто такой! - Как прилетит, мы вам сразу же позвоним... “Первый блин комом»,- говорят русские, - такими словами мне приходится утешать Мауро, когда он возвращается из первого самостоятельного шоп-вояжа, подытоживая его результат злобным “чтоб вас всех”. Доверенные ему милые девушки походили с ним пару дней в Римини по магазинам, купили кое-что для себя ( долларов на пятьсот! - язвительно оценил Мауро) и затем стали требовать культурную программу: итальянский гид, считали они, должен развлекать их в ночных дискотеках. - Я им предложил,- рассказывает Мауро,- повозить их долларов за двести, а они в ответ рассмеялись мне в лицо. На сем и расстались. В гостинице рассчитался непокрытым чеком. Правда, предупредил об этом сына хозяина; мы с ним сдружились, когда я летом у них останавливался. Теперь, как деньги будут, заплачу, а он мне вернет чек... В турагенстве, получив отчет о поездке, обещают, что “ учтут недочеты и будут выдвигать клиентам более жесткие требования”. Пару дней Мауро ходит озадаченный: кто-то звонит ему по телефону и молчит. - Наверно, это хозяин квартиры меня выслеживает,- высказывает он свое предположение. - Зачем ему тебя выслеживать,- опровергаю я его опасения.- Он просто нагрянет - и все. Вскоре все выясняется: звонила и молчала, прислушиваясь к голосу “ аллокающего” Мауро, подружка бывшего жильца квартиры Паскуале - некая Наташа. - Заходила вчера ко мне,- рассказывает Мауро.- Фильм на итальянском просила какой-нибудь ей показать. Ноги - бутылками. Мордочка - тарелкой. В соседнем ресторане работает посудомойкой. Чтобы развеять одолевающие его грустные мысли, Мауро затевает “спагеттату” или, говоря проще, объедание макаронами. Приглашает меня и Инну. Наевшись до отвала, сидим на кухне перед пустыми тарелками. Мауро пускает дым в потолок и похлебывает из пластикового стаканчика сухое вино. • Почему мы здесь?- неожиданно произносит он, словно разговаривает сам с собой.- Да потому что русские нуждаются в нас, потому что их нужно учить… Я уже смирился с тем, что здесь один треп и ничего сделать нельзя… Но, черт возьми, неужели совсем ничего?! • Смотря, что ты хочешь,- говорю я. • Нет, миллионы мне ни к чему. Я миллионером не хочу быть. Мне бы зарабатывать, приходить с работы домой, где меня ждет любимая женщина… • Значит, главное все- таки любовь? • Главное, чтобы рядом с тобой был человек, чтобы ты не был один… Помнишь, когда я с Мариной жил? Разве я тебе тогда звонил? Ну раз в неделю, может быть… Не больше… • Знаешь, как писал Чиполлино в письме Кроту? • Ну чего он там писал? • “ Милый старый Крот, не думай, что я тебя забыл. В неволе мне делать нечего, и я все время думаю о старых друзьях. Я думал, думал и придумал, что ты, наверно, можешь помочь мне…” Это, Мауро, про тебя… Тебе просто нужно, чтобы с тобой кто-нибудь нянчился… Друг ведь для итальянца - тот, кто полезен. Разве не так? • Да иди ты! • Вы прагматики до мозга костей. Это у вас от древних римлян. Знаешь, как у Петрония : « Дружба хранит свое имя, покуда в нас видится польза. Словно игральная кость, вечно подвижна она». • Римляне знали, что к чему! А откуда вы-то все это знаете? • Когда взаперти сидели, делать было нечего - вот и читали... Чтобы понять разницу между русскими и итальянцами, сравни два одинаковые по смыслу выражения: в одних и тех же случаях мы говорим: «не е.и мозги», а вы – «не дергай за яйца»... • И потом,- вступает в разговор Инна,- даже элементарные знания по истории помогают ориентироваться в настоящем... Кто считает свою эпоху исключительной, тот потерян в жизни… - Мне книжки по истории читать не надо!- парирует Мауро.- История сама живет внутри меня. • Итальянская, может быть, - услышав столь необычное для Мауро заявление, я стараюсь растормошить его еще сильнее.- Но о нашей ты не знаешь ничего. Ты ищешь в России Италию, а в Италии, с ее внешней “устаканенностью”, тебе уже не достает бардачной и на самом деле непонятной тебе России. Помнишь, ты говорил, что подцепил «mal di Mosca», заболел Москвой так же, как европейцы, приезжая в Африку , заболевали ею и оставались в ней навсегда, что по-французски называлось «mal d` Afrique»? • Да, это было в самом начале. • Так вот у тебя эта болезнь развилась в другую, ту, что свойственна многим, кто оставил родину: в «mal de soi», как говорят те же французы, в боль самоощущения в пространстве окружающего … Ты завис между двумя странами. Отколовшись от одной, ты не пристал к другой. И эта твоя болезнь усугубляется еще тем, что новое пространство тебе по-настоящему не интересно. За пять лет ты даже не удосужился выучить в необходимых пределах русский... • Ищу в России Италию, говоришь,- Мауро срывается на свойственные ему, слегка раздраженные, интонации.- И буду искать. Потому что в стране должен быть порядок. - Извини, но не итальянцу рассуждать о порядке... Знаешь, твоя беда в том, что как индивид ты по складу - бродяга, но нутро твое остается типично итальянским... - Считай, как хочешь! А насчет русского - я его знаю даже слишком! Все эти ваши завитушки словесные - мне не к чему. Если русскому действительно есть, что сказать мне, - я разберусь. Правда, странная штука: я стал замечать, что лучше понимаю, когда говорят украинцы... Динькает дверной звонок. - Это посудомойка, - уверенно говорит Мауро.- Обещала зайти. Открой. На пороге стоит пожилой мужик с лоснящимся лицом. - Можно к себе домой ?- спрашивает он. - Кто там ?- кричит из кухни Мауро. • Хозяин квартиры,- говорю я.- И у тебя есть шанс понять все до конца: он, по-моему, украинец... Мужик раздевается и по-хозяйски проходит на кухню. - Тю! Ужинаете... Ну приятного аппетита! Вот, наконец-то, мы и познакомимся. Мауро предлагает нежданному гостю стаканчик вина, но тот отказывается: - За рулем... Хозяин обходит квартиру, заглядывая буквально в каждый уголок. -Так! - восклицает он, стоя посреди комнаты. - А где диван? Здесь был большой диван! - Он его на балкон вынес,- объясняю я.- Иначе бы его кровать не встала. - Ладно... Я перевожу Мауро контракт, в котором, среди прочего, говорится, что, являясь квартиросъемщиком, он отвечает, за сохранность всех находящихся в предоставленном ему помещении вещей. - Здесь все вместе взятое стоит три рубля,- усмехается он и ставит подпись. - Теперь вот еще что, - говорит хозяин.- Я квитанции телефонные из ящика вынул - надо оплатить. Пусть он хоть иногда в ящик заглядывает. Словом, с него за телефон и за два месяца вперед - доплата за квартиру... - Посушь, посушь,- вступает в разговор Мауро.- Сегодня день деньги - чуть-чуть. Потом много работа и каждый - деньги. - Что он говорит?- удивленно спрашивает хозяин. - Он говорит,- объясняю я,- что сейчас у него мало денег и заплатит он вам только за телефон и за месяц аренды. Потом, когда закончит одну грандиозную работу и деньги будут у него каждый день, - вы получите все остальное. - Да,- подтверждает Мауро,- потом каждый - деньги. - Ну ...- недовольно тянет хозяин.- Это никуда не годится... Вот Паскуале, который здесь жил до него... - Мауро тоже человек нормальный,- вступаюсь я за своего друга.- Не сомневайтесь.. Просто ситуация сложилась такая неожиданно. Но скоро все встанет на свои места. Как вопрос решится, мы вам сразу же позвоним... Когда я прихожу домой, раздается телефонный звонок. - Здравствуйте,- звучит в трубке густой голос явно не молодого человека, - мы с вами не знакомы. Меня зовут Михаил Семенович. Ваш телефон мне дала Марина - бывшая переводчица Мауро. Я пару лет тому назад купил у него “ мазерати”. Вы понимаете, эта машина меня уже просто разорила! Вот дурак - связался! Перед друзьями хотел похвастаться: вот он, я - на “мазерати” ! Тогда же мне “мерседес” предлагали, ребята из Германии только пригнали… И дернуло же меня… Словом, снова нужны запчасти... Мне бы повидаться с ним... Когда я сообщаю Мауро о звонке, он весело произносит: - А-а, Горбачев! Можно на деталях подзаработать! Договорись о встрече. - Почему Горбачев? - Смахивает на него . Когда Михаил Семенович ведет нас по территории научно-исследовательского автомобильного института к цеху, где ремонтируют двигатель “мазерати”, я замечаю, что своими претензиями на европейскую вальяжность, которые выдают нарочитая степенность походки и выглядывающий из-под темно-синего пальто узорчатый шелковый шарф, он, действительно, внешне напоминает первого президента СССР. Мотор установлен на стапеле. Вокруг него, подобно рою мух, копошатся механики. - Да сточить его, и все! – говорит один. - На хер стачивать? Лучше подложить чего-нибудь! - Да куда! Видишь эту по.ботенку вроде паучка? Она не даст! Надо надставить и приварить! Мауро осматривает пребывающий в плачевном состоянии двигатель, и затем под его диктовку я составляю список подлежащих замене деталей, в котором в конце концов оказывается 28 наименований. - Ну сможет он это привезти?- Теряя свою вальяжность, Горбачев заглядывает мне в глаза. - Ты ему скажи ,- просит меня Мауро,- что привезти можно. Но пора бы ему мне документы на машину итальянские вернуть. Один штраф уже пришел за просрочку: 1 500 000 лир... - Конечно-конечно !- соглашается Михаил Семенович.- Надо только в архив ГАИ заехать... Пусть он меня как-нибудь отвезет, а то я-то без колес... Ну и так пустячок с него за беспокойство - 100 долларов... Время же все-таки потерять придется... Вечером итальянец звонит мне по телефону: - Хочешь последний русский прикол? Хотел в магазине купить пять яиц, а мне говорят: пять - нельзя. - Ты что-то наверное не понял. - Чего - не понял! Продавщица на пальцах показала: покупайте или два, или десять! Знаешь, кто вы? Страна двух яиц ! Через пару дней Мауро заглядывает в свой бумажник и понимает, что грядут тяжелые дни. Почесав затылок, он со вздохом заявляет: - Нужно продавать “рено”... - Кому? - Хозяину турагенства. Он к нему, я заметил, приглядывался. Предложи. Однако нежданно-негаданно выискивается еще один претендент на автомобиль: мой знакомый итальянист, которого я случайно встречаю в тот же день в метро, оказывается, уже давно подыскивает для себя недорогую малолитражку. Я советую ему не откладывать смотрины машины - и мы сразу же отправляемся к Мауро. Непридирчиво осмотрев “рено” и задав итальянцу пару вопросов, мой коллега уже готов его купить , но заходит речь о таможенных процедурах- и, несмотря на умеренность цены, перспектива хождения по кабинетам и нудного оформления документов отвращает ученого от сделки. Мауро это нисколько не смущает. Несостоявшийся покупатель ему симпатичен - и он приглашает нас к себе на ужин. Наслаждаясь мастерски приготовленным итальянцем рисом с грибами и сложенными в форме чебурека блинами, начиненными молочно-шоколадным кремом и обжаренными в апельсиновом соке, но лишенными тяжести, свойственной славянским вариациям на эту - известную во всем мире - кулинарную тему, мы ведем разговор об Италии, который постепенно переходит в довольно-таки искренний монолог Мауро о том, как его угораздило связаться с Россией и отдать ей несколько лет своей жизни. Отдельные эпизоды рассказа своим невероятием вздымают у моего коллеги брови, и, когда я провожаю его к метро, он, покачивая головой, возвращается к услышанной истории : - Чтобы такое сносить, нужно любить чужую страну так же, как мы с тобой любим Италию, но этот ведь даже по-русски не говорит, или же - быть шпионом... Конкурентов за обладание автомобилем итальянца у хозяина турагенства - нет. И через пару дней я жду Мауро на расположенной не далеко от дома автобусной остановке, чтобы отправиться к нему на торги. Коротая время, покупаю в киоске газету, одна из небольших заметок которой сообщает следующее: « Отечественная литература пополнилась новым переводом «Божественной комедии». Титанический труд завершил Владимир Лемпорт, скульптор по образованию. С 1939 г. каноническим считался перевод Михаила Лозинского. Но, по мнению литературоведов, известный перевод, сделанный в сталинскую эпоху, грешил упрощением метафизической стороны итальянского шедевра и некоторой архаичностью языка. В переводе Лозинского проводник именуется «вождь», а страшный замок в аду – «Кремль», невольно напоминает не о Данте, а о Сталине. В новом переводе тот же проводник Данте зовется «дуче». Представления о разнице между двумя переводами дают их первые строки. У Лозинского : «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу… « У Лемпорта: « Я жизнь свою до половины прожил, когда попал вглубь этой сельвы хмурой…» По словам переводчика, он хотел придать тексту Данте современное звучание – ведь «Божественная комедия» была написана на разговорном итальянском. Работа над переводом заняла ровно год, а подготовка к нему, по словам г-на Лемпорта, шла около тридцати лет. «Каждую ночь в три часа меня как будто кто-то будил, и в дремотном состоянии я записывал перевод, порой через несколько дней забывая то, что сделал», - говорит литератор. Во время работы он делал моментальные наброски героев Данте, не отрывая пера. Теперь они служат иллюстрациями к книге». Вспоминаются слова Мережковского: «Самый западный из западных людей, почти ничего не знавший и не желавший знать о Востоке, видевший все на Западе, а к Востоку слепой,- Данте , кончив дело всей жизни своей,- « Комедию», последним видением Трех,- умер – уснул, чтобы проснуться в вечности, на пороге Востока – в Равенне, где умер Восток, где Византийская Восточная Империя кончилась, и начиналась Западная, Римская. Если в жизни таких людей, как Данте, нет ничего бессмысленно-случайного, но все необходимо-значительно, то и это, как все: к Западу обращено лицо Данте во времени, а в вечности – к Востоку. Данте умер на рубеже Востока и Запада, именно там, где должен был умереть первый возвеститель объединяющей народы, Западно-Восточной всемирности. Если так, то впервые он понят и принят будет на обращенном к Западу Востоке, - в будущей свободной России. Только там, где ища свободы без Бога и против Бога, люди впали в рабство, невиданное от начала мира, поймут они, что значат слова Данте: « Величайший дар Божий людям – свобода… ибо только в свободе мы уже здесь, на земле, счастливы, как люди, и будем на небе блаженны, как боги». Только там, в будущей свободной России, поймут люди, что значит: «Всех чудес начало есть Три –Одно», и когда поймут, - начнется, предсказанное Данте, всемирно-историческое действие Трех» . Отрываю взгляд от газеты. Вокруг снуют азербайджанцы, скупившие соседние магазины и квартиры в прилегающих к ним домам. Похожих друг на друга, их – много. Они перекликаются гортанными фразами через дорогу, покрикивают на расставленных ими на улице русских лоточников, ведут беседы посреди тротуара, выгуливают детей - и их сплоченность создает в сдержанном московском квартале уютную атмосферу восточного города, в то же время наводя на мысли о тех варварах, что в период заката Западной Римской империи, расхаживали в овчинах по имперским деревням, и тех, встреченных года три тому назад, двух восточной внешности парней, похожих друг на друга, приземистых, в черных куртках, пьяных и напоминавших своими движениями неугомонных мартышек, которые, коверкая русский, стреляли сигареты у прохожих и в своей развязности казались уверенно себя чувствующим десантом, за чьими плечами стоит наготове могучее племя. Западно-восточная всемирность… Нет. Скорее, уместнее повторить вслед за Киплингом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут/ Пока не предстанут небо с землей на страшный Господень суд…/ Но нет Востока и Запада нет – что племя, родина , род/ Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает…» Не может быть во всемирности ни востока, ни запада, ни севера, ни юга. Ее ось – вертикаль: верх и низ, земля и небо. И осознают, наверное, это лишь тогда, когда все будут уравнены нисходящим на них сверху страхом. А пока те кто искал свободу без Бога и против Бога, так же без Бога ею и пользуется: каждый по-своему, тесня друг друга… Так же как по-своему истолковывают и имя Господа, наводя им - то одни, то другие - ужас на произносящих его иными звуками, так что может показаться, будто для религий в этом отношении предопределена некая цикличность, для каждой – свой период первенства … «Крым,- прозвучало недавно в одной из передач,- откуда по преданию началось крещение Руси, - земля со все более растущим мусульманским населением…» Россия объединительница Вселенной… Нет. Используя «горизонтальные» определения, пожалуй, можно сказать: если раньше Россия стояла щитом, не давая Востоку поглотить Запад, то теперь, когда эта ее миссия исчерпала себя, Запад ее расшатал, а Восток - топчет… Подъезжает Мауро. Сажусь в машину. Мимо нас неторопливо проходят трое азербайджанцев – двое мужчин и женщина. Женщина замечает свою знакомую, русскую, и, «сделав лицо» доброй восточной хозяйки, устремляется ей навстречу со словами «ой, кого мы видим». Мужчины шествуют дальше, смешно выкидывая из-под покачивающихся животов короткие ноги. Один из них в шлепанцах, на которых - наклейка «KITO», настолько яркая, что так и подмывает спросить: «И кито это ти такой?» Другой – в байковых тапочках. Итальянец провожает азербайджанцев взглядом и затем, кивнув на байковые тапочки , спрашивает: • Что это он так разгуливает? • Чувствует себя как дома… Едем на встречу с Владимиром. Машина тщательно вылизана. Вентилятор разносит по салону запах какого-то щедро использованного парфюмерного средства, навевающий мысли о новизне и свежести. Магнитофон крутит аккордеонные мелодии. Около метро собираемся купить сигареты. Мауро не успевает еще затормозить, как какая-то девчонка с гамбургером и банкой “кока -колы” в руке резко отскакивает в сторону от нашей машины . - Чего шарахаешься? - А чего у вас там так пищит? - Музыка... - Да какая это музыка ! Сдурели ?! Ведьмино шипенье! - Что бормочет?- спрашивает Мауро. - Испугалась. Сегодня аккордеон может напугать так, как в прошлом веке напугал бы, наверное, синтезатор. Три признака нарушения гармонии мира и ускорения жизни : еда - урывками, или, как принято говорить - “фаст фуд”; музыка- ритмичная, что предсказал своим “Болеро” Равель; и передача информации - импульсная... Это тебе не этрусские флейты и трапезы с количеством участников по числу муз, проходившие в мерно текущей беседе… Ваш публицист Саверио Вертоне заметил, что цивилизация информации постепенно сместила цивилизацию памяти, основанную на способности ассоциировать, сравнивать и понимать. Фаст-жизнь! - Нарушение гармонии нашего мира .- Мауро бросает на меня блеклый взгляд.- А вообще скажи ей, что она полоумная. Нет, лучше я сам.- Он высовывается в находящееся с моей стороны окно и, тыча в девчонку пальцем, беззлобно произносит: - Ти - “ку-ку” ! - Башню сорвало, дедуля ? Мауро ведет машину аккуратно: не дай Бог, что случится перед продажей. На краю пешеходной “зебры” - девушка с бультерьером. Мауро останавливается, желая ее пропустить. Но та не двигается с места. Итальянец показывает жестом: проходи. И в ответ получает: - Ты чего, дурак? - Оу! - негодует Мауро.- Тебя, что, в жизни только били?!- И нажимает на акселератор. В этот момент с правой стороны нас обгоняет несущаяся на приличной скорости “девятка”. Рывок рулем влево - и мы избегаем столкновения. - Невежа! - Мауро бросает вслед безумному лихачу корректное слово, которое для итальянцев звучит оскорбительнее, чем любой унизительный эпитет; в Италии не так страшно быть посланным в задницу, как оказаться отринутым в бездну невежества и бескультурья - получить прозвище “ невежа”, этот ярлык непонимания жизни, незнания галатео, эту анафему, отлучающую человека от традиций цивилизации, построившей мир, ценой внешней красоты и лицеприятности которого стали потоки пролитой крови, лишающую его причастности тысячелетиям общей истории, низводящую его до уровня дикаря, делающую чужим.- И ты еще спрашиваешь, почему я не учу русский?- восклицает Мауро.- Да зачем мне нужен этот язык, если даже те для кого он родной, не понимают друг друга !- Дрожащими руками итальянец прикуривает сигарету и, немного успокоившись, продолжает: - У вас нет никаких правил. Ни в чем! Ты видел когда-нибудь, чтобы пешеходы, если их пропускаешь, проходили. Никогда! Или топчутся, или отмахиваются, а то с такой злостью в глазах на тебя посмотрят... - Не доверяют: думают, сейчас заманят - и переедут... Народ, который всегда давили, не может поверить, что ему уступают... Ну ты не расстраивайся: продашь сейчас машину, и никто тебя больше не назовет посреди дороги дураком... Владимир задерживается. Ждем его сидя в машине. Мауро глядит на улицу и грустно говорит: - Вот здесь мы с Мариной частенько бывали... Теперь мне ничего не остается кроме платонической любви... - Да-да, это когда ты любишь, а Платон - ****. Прекращай ! Все эти твои воспоминания - как ощущения кобеля, который унюхал след знакомой течной суки... - Как- как? В это время появляется покупатель. Владимир осматривает машину тщательно: после дотошного изучения состояния двигателя он стучит по днищу молотком, проверяя, нет ли ржавчины, прислушивается к звуку, издаваемому при закрытии дверей, задает вопросы по поводу каждой царапины на кузове, каждого пятнышка на сиденьях и обивке. Словом, покупает небогатый русский: к поезженной дешевой малолитражке предъявляются те же требования, что и к едва сошедшему с конвейера “мерседесу”. Мауро поначалу отвечает охотно, но постепенно беседа, все более напоминающая допрос с пристрастием, начинает его утомлять. Владимир тем временем обходит машину с тыла, нагибается и, тыча пальцем в герб Сан- Марино, спрашивает: • А какой это у нее номер ? • Мауро почесывает затылок и, обращаясь ко мне: • Скажи ему: карфагенский. Став “ бесколесными”, мы бредем по Ленинградскому проспекту в сторону дома. • Может, на троллейбусе проедем? - предлагает Мауро.- Все - новое. Заднее сиденье занято здоровым беспородным псом. Собака уныло поглядывает в окно, не обращая внимания на скучившихся вокруг нее людей. • Такого я точно еще не видел! - удивляется итальянец. На следующей остановке на заднюю площадку бодро запрыгивает восточного типа парень. Сделав пару шагов и увидев собаку, он в нерешительности замирает на месте. Лохматый пассажир отрывается от созерцания заоконного спектакля, поворачивает свою массивную голову и, бросив исподлобья косой взгляд на “восточного”, издает несколько предупредительных рыков. Парень пятится и скрывается за нашими спинами. • Да это ей жарко,- объясняет подвыпивший мужик, сидящий впереди собаки.- Вон как вы ее обступили. Давайте-ка отодвинемся! • Это она на тебя- ханыгу- рычит! От тебя ж за версту разит!- свирепо бросает ему в ответ тетка с тяжелой сумкой; но на всякий случай пассажиры чуть отступают от животного. • Что это она?- спрашивает Мауро.- Ни на кого не рычала, а этот только вошел -и на тебе… • Он наверняка мусульманин. • При чем здесь это? • У них отношение к собакам особое. Они считают их нечистыми тварями. Единственным исключением является борзая. Мусульмане не считают ее собакой, поскольку прямой ее предок волк, а в их системе символов волку отводится весьма почетное место. Если, паче чаяния, истый мусульманин прикоснется к любой другой собаке, то он потом непременно должен сжечь свою одежду. Псов они держат исключительно во дворах, изолированно от людей. И эта отделенность от животного в поколениях вырабатала у мусульман генетический страх перед ним. Собаки сразу же чуют выделяемый ими адреналин. • А чего они на трусов рычат?- любопытствует Мауро. • Предупреждают: ведь от труса можно ожидать чего угодно, даже нападения со спины… • Во гад!- косясь из-за нас на пса, негодует “восточный”- На цепь бы посадить… Но собаке уже нет до него дела. Видимо, мы подъехали к “ее”остановке: cоскочив с сиденья, она сходит на тротуар и семенит вдоль дороги. Навстречу ей идут два парня. Неожиданно, словно по команде, они останавливаются и, нагнувшись, начинают на нее лаять. Пес обходит их и продолжает свой путь, а парни, явно недовольные его реакцией, остервенело гавкают ему вслед. С недоумением посматривая то на них, то на меня, итальянец тянет: - И такого я никогда не видел... - Видишь, сколько нового сразу ! На задней площадке собаку сменяют два здоровенных мужика. О своем месте в жизни они громко сообщают всему троллейбусу с порога, еще не успев подняться на последнюю ступеньку : • Так, приготовили билетики ! Мы с Мауро становимся их первой жертвой: билетов у нас нет. • Так, значит, будем платить штраф. Давайте-ка сюда, в уголок отойдем. Нас оттесняют к задней стенке. • Чего им надо?- недоумевает Мауро. • Штраф за безбилетный проезд. • Ну скажи им, что я иностранец и думал, что платят в конце поездки, по километражу… • Ну что, будем платить?- поторапливают контролеры. • Понимаете, он иностранец,- едва сдерживая смех, повторяю я слова Мауро, но один из ловцов «зайцев» не дает мне закончить вычурную мысль: • Да какой иностранец! Молдаванин он. Да и ты - тоже. Говоришь только по-русски неплохо. Я ж слышал, как вы калякали. Я язык этот знаю: служил под Кишиневым… Иностранец! Ну что, будете платить? • Что говорят?- интересуется Мауро. • Говорят, что ты молдаванин… • Ну тогда ничего и не получат. Скажи им, нет денег… • Долго ждать? - снова торопят нас. • У нас с товарищем,- грустно выговариваю я,- деньги кончились. • Да у вас их никогда и не было!- зло усмехается “служивший под Кишиневым”.- Всю Москву заполонили, мать вашу. Ну что?!- Он хватает Мауро за руку и, притянув его к себе, заглядывает ему в глаза.- Нема дома пыни? А ? - И с садистским сладострастием констатирует:- Конечно, нема! Откуда ж ему, хлебу, у вас взяться-то?! Мауро вырывает у него свою руку; резким движением достает из кармана свой паспорт и, разразившись на итальянском тирадой, подобные которой на русском характеризуют как трехэтажные, сует его в лицо контролеру. Документ с итальянским гербом приводит ловцов «зайцев» в замешательство. Они отступают от нас и начинают переглядываться, явно не зная, что им предпринять. Мы же не дожидаемся их решения и, едва двери распахиваются, спрыгиваем на тротуар. • Молдаванин! - не унимается Мауро.- Надо же такое придумать! • Предки твои виноваты: не поперлись бы их легионы за тридевять земель - не был бы сегодня молдавский похож на итальянский. И никто б не назвал тебя молдаванином. На следующий день мы предприняли еще одну попытку прокатится на троллейбусе. Правда, в противоположенную сторону. Но с тем же результатом. На этот раз нас сцапали, пока мы выискивали в бумажниках мелкие купюры, чтобы купить талончики. Никакие объяснения, хотя сейчас они были самыми искренними, не сломили контролеров - и нам пришлось заплатить штраф и оплатить стоимость проезда. • С общественным транспортом вашим все ясно,- заявил Мауро.- Ездить на нем нельзя. • Это с тобой все ясно,- парировал я.- Сколько я один ни ездил, контролеров в глаза не видел. А с тобой, что ни заход, так - будьте любезны… • Ладно, будем ездить на такси… Но через дня три Мауро понимает, что при его финансовом положении такси не лучшее средство передвижения, и берется за освоение подземки. С этой целью перво-наперво покупается схема метрополитена. Затем внимательно изучается его устройство, после чего на схеме особыми значками помечаются адреса знакомых и нужных офисов . Только после этого Мауро приступает к практической части курса. Прокатившись с ним пару раз по разным линиям, я оставляю его упражняться самостоятельно. И вскоре он уже чувствует себя в московском метро как рыба в воде. Более того: находит его весьма удобным. Единственное, что не устраивает моего друга- так это отсутствие в “подземном городе” туалетов. Отлить - негде! Теперь он доходит пешком до метро, совершает на нем “маршрут дня,” но на обратном пути, уставший, проделывает последний километр до дома на одном из “ частников”, которые гуртуются, поджидая клиентов, около станции “Водный стадион”. Возят они по автобусным маршрутам. Тариф прост: десятка - поездка индивидуальная, по пятерке с носа при коллективной загрузке. Вскоре Мауро становится популярным среди извозчиков. • О, итальяно, давай быстрей! - еще издали приветствуют они его.- А то пешком пиз.юхать придется. Прибыв домой, Мауро, чтобы, как он говорит, блевонуть, включает телевизор, затем растягивается на своей “плэйбойской” кровати и, взяв в руки похожий на рацию для охоты на лис телефон, начинает обзванивать московских и итальянских знакомых в надежде, что ему предложат какое- нибудь дельце. Рядом, на стуле - фотография падре Пио из Пьетрельчины - мистического персонажа нашего времени, к образу которого итальянцы часто обращаются с теми же просьбами, что в России - к знаменитой “магической” фотографии доброго дедушки с надписью : дай миллион. Сегодня Мауро звонит в свой банк, где год тому назад для приобретения злополучных “ мерседесов” и “секонд-хенда”, которым на рынке в ЦСКА пытался торговать Лисенок, взял кредит. - Надо объявиться,- объясняет он,- а то можно угодить в национальный реестр должников... Так он узнает две новости: служащий банка, дружеские отношения с которым позволяли оттягивать час расплаты, перешел в другой отдел; и самое главное - накануне в банк поступил к оплате оставленный им гостинице необеспеченный чек. • Сын хозяина, кретин, - негодует Мауро, - забыл предупредить отца - и тот отдал его в куче с другими в свой банк. Но это еще что! Меня оскорбили! Разговаривал с каким-то Габриелли. Я ему-специально на диалекте ... А он мне по-итальянски: “Ну что я могу сделать, синьор Курти, вы же за три тысячи километров отсюда”. Ты понимаешь, к чему он это? Нет чтобы сказать: ладно, Курти вернетесь в Италию, зайдите, посмотрим, что можно сделать… Да, нет больше галатео! - Мауро тяжело вздыхает и произносит придуманную им в России присказку: “ Когда-то в Реджо Эмилии и ее окрестностях ко мне обращались “ синьор Курти”, но они об этом не знают…” • Не отчаивайся, это нормально: даже Одиссей во время скитаний потерял свое имя и стал «Никем». После разговора с банком пару дней Мауро пребывает в мрачном настроении и безвылазно сидит дома. Но затем все возвращается на круги своя: он навещает своих знакомых итальянцев, заглядывает в бар “Спорт”, чтобы посмотреть по европейскому телевидению спортивные передачи, встречается с Инной, шутит, смеется, критикует Россию... Выйдя из метро, Мауро направляется к стоянке частников. В “жигулях” на заднем сиденье, обхватив руками портфель, в напряженном ожидании попутчика сидит остроносый старичок. Мауро устраивается рядом с шофером и протягивает ему пятерку. • Не, маэстро, десяточка с тебя. • А этё ктё ?- вопрошает итальянец , хорошо усвоивший тарифную систему, и показывает пальцем в сторону старика, желая таким образом восстановить справедливость.. • Это…,- шофер оборачивается назад ,- это , маэстро, механик экипажа ! Прибыв домой, Мауро звонит мне и просит срочно прийти к нему. - Сейчас приедет Арина,- довольно сообщает он мне,- ну та кабардинка, которую я подцепил в самолете... Познакомитесь. Итальянец колдует у плиты, а я, попивая кофе, читаю захваченные из дома новеллы Джованни Верги. Зная, что Мауро всегда стремится стать хозяином во внутреннем мире знакомых женщин, показываю ему место, в котором писатель называет это стремление “ самой большой виной мужчины”. Мауро пробегает взглядом по тексту, потом смотрит обложку, на которой изображена читающая на диване женщина, и заявляет: - Видно,этот Верга в бабах понимает: смотри, какую обложку залепил! - Верга ваш классик, он умер в прошлом веке... - Значит - , нисколько не смутившись, отвечает Мауро,- типограф понял, что он в бабах понимал... Наш разговор прерывает звонок телефона: хозяин турагенства интересуется, где в приобретенном автомобиле лежит домкрат. - Да,- сообщает он в конце разговора,- судя по всему, шоп-туры пойдут... Уже есть новые клиенты. Вам надо подыскать человечка и посадить его у меня , чтобы занимался оформлением документов ... У меня, к сожалению, свободных людей нет... - А что его искать ! - восклицает Мауро.- Арину и посадим ! Она с туристическим делом знакома. Еще не успев скинуть пальто, кабардинка дает согласие на предложение Мауро . - Принята! - слово итальянского “шоп-турщика” звучит как удар печати по трудовой книжке. Через пару дней Арине выделяют стол в турагенстве, и уже через неделю она оформляет визы паре клиенток, которые, по словам нашедшего их Владимира, намереваются потратить по “десятке”- каждая. Радуясь грядущим барышам, Мауро заранее вылетает в Италию, чтобы успеть взять у братьев машину и, как подобает хорошему турпогонщику, приехать в аэропорт за доверенным ему стадцем на автотранспорте. Проходит несколько дней. Срочный заказ на статью « Особенности творческого процесса у некоторых романоязычных писателей» отвлекает меня от туристической истории и, погруженный в биографию Жоржа Сименона, сижу дома и работаю над материалом. Писатель заканчивал каждый свой роман за двадцать один день. Всякий раз перед началом работы у него в памяти всплывал какой-нибудь запах, песня или фрагмент обстановки. На столе неизменно лежала стопка одноцветной бумаги, заточенные карандаши и стоял чайник. Он принимался за работу, через три недели ставил в произведении точку и в качестве премии устраивал себе эротическую прогулку. Сименон отправлялся на машине в сторону Женевы и в какой-то момент замечал припаркованный на обочине фургон с горящими красными фонарями. Он выходил из машины, открывал дверь фургона и обнаруживал внутри группу голых раскованных соблазнительных девчонок, которые приглашали его присоединиться к ним. Так каждый раз шофер организовывал ему «неожиданные» дорожные радости. Однажды, вернувшись домой, Сименон собрался приняться за работу. Все было как всегда – стопка бумаги, заточенные карандаши, чайник… Писатель садится за стол, берет в руки карандаш, но что-то не дает ему продвинуться дальше слов « Глава первая». Он отбрасывает карандаш и берет другой. Но ничего не меняется. При третьей попытке начать работу Сименон начинает блевать: он, как говорят психологи, заблокировался. С тех пор им не было написано ни одной строчки. Все его последующие произведения были надиктованы на магнитофон… В этот момент звонит из Римини Мауро: - Гулял сейчас со старушками по набережной. Милые бабушки - Кира и Алла. Грузятся слабо. Покупают не для продажи, а для себя. Но зато от них веет хлебом, теплом и мамой. А ты что делаешь ? - Пишу. - А продашь то, что пишешь ? Из его следующей телефонной реляции явствует, что его пенсионеркам удалось переманить у другого чичероне пару молодых коммерсанток. - Только вот,- сожалеет Мауро,- деньги они уже почти все истратили. Но говорят, что теперь будут работать с нашим турагенством. Наш разговор прерывается и затем в трубке неожиданно раздается бравый старушечий голос: - Здравствуйте. Это Кира. Мы хотим вас поблагодарить за Мауро: он такой заботливый, такой обходительный... Ну просто незаменимый ! Да и девочки, которых мы отбили здесь у какого-то дурака- итальянца, говорят, что он столько хороших точек знает... Мы теперь только с ним будем ездить. Спасибо! - А как вы общаетесь? - интересуюсь я. - Да запросто! В общем понимаем друг друга... Итак, судя по отзывам, во время летней “стажировки” у мэтра шоп-туров южанина Джино Мауро был действительно прилежен. Спешу рассказать о признании уникальности моего друга хозяину турагенства. Владимир воспринимает новость как дождь после долгой засухи: - Ну вот и началось! После возвращения из шоп-тура, не принесшего, по словам Мауро ничего, кроме приятных знакомств, его финансовые проблемы становится все более ощутимыми - и он все чаще набирает номер Большого Чечена, чтобы “ наконец получить деньги за проданный давным-давно “ мерседес””. Но, увы, никто не отвечает. Зато приятные знакомства развиваются стремительно. Шопница Кира вечерами потчует Мауро у себя дома чаем с вареньем. Шопница по имени Алла, которую Мауро очаровал своей галантностью и, вероятно, в большей степени - своим итальянским гражданством, решает сосватать ему свою бывшую сноху. - Сын ее негодяй закладывал.- Закинув голову, Мауро тычет себе большим пальцем в рот.- Они развелись. А она женщина хорошая, вот бывшая свекровь и хочет поучаствовать в ее судьбе... Поводом для знакомства становится юбилей Аллиного родственника - режиссера. Гуляют в ресторане “Дома кино. Утром Мауро заявляется ко мне домой и с порога сообщает: - В общем, вечерок был странный: напились и танцевали на столах. Но не это главное! Там армянин один все меня обхаживал, про бизнес что-то говорил: Италия-Россия, Россия-Италия, ты и я... Человек с виду солидный. Может, получится что-нибудь? Вот его телефон. Позвони. Звоню. Пранотерапевт Самвел предлагает заманивать на лечение итальянцев. Мауро делает кислую мину. - Ну а как твоя новая знакомая?- спрашиваю я. - Соней зовут. Работает в аптеке. Лекарства готовит. Но толста... - Знаешь, как говорят в Одессе, когда хотят пожелать несчастья? Чтоб тебе жену меньше девяноста килограммов. - А у нас знаешь, какая поговорка есть? Женился, чтоб риса поесть. Во время свадьбы принято жениха и невесту рисом обкидывать. В жизни все может быть... Так что через пару дней поеду к ней в гости. От Сони он возвращается довольный и вдохновленный: - Предлагает мне переселиться к ней. Фотографии родственников показывала. Дед у нее - ваш священник... Высокого, видно, чина. Шапка у него такая, как у папы римского. Непростая бестия ! - Мауро, если ее зовут Соня и сама она- провизорша, ее дед вряд ли может быть нашим священником... - Да? Ну тогда я ничего не понял... Грядет тотальное безденежье - и итальянец все упорнее накручивает номер Большого Чечена. И вдруг удача: - Приезжайте,- говорит наш кавказский друг.- Поговорим. В квартире Большого Чечена, судя по всему готовятся, к переезду: в коридоре штабеля коробок, сумки, чемоданы, кучи пакетов... В пустых комнатах бродят кавказцы. На на кухне две женщины в черных платках моют посуду. Они что-то оживленно обсуждают между собой, но в их речи понятно лишь одно часто повторяющееся и диссонирующее с остальным “ текстом” слово - “ мобильный”. - Ладно, поговорим здесь.- Большой Чечен что-то зычно произносит - и кухня пустеет. Объясняю, сколь тяжело финансовое положение нашего итальянского друга: деньги на исходе, за квартиру платить нечем... - Пойду в метро жить,- плаксиво тянет Мауро,- я и место уже присмотрел: там один бродяга с двумя собаками попрошайничает... Сяду посредине - тепло будет. - Ну в метро не надо,- отвечает Большой Чечен. - А что делать? - Вот что,- говорит кавказец,- денег у меня сейчас нет..., но в магазине на Беговой осталась одежда. Можно продать. Я позвоню, скажу, чтобы вам отдали. Остаток тогда - мне. Там на приличную сумму... - На сколько?- оживляется Мауро. - Ну по акту приемки, наверно, тысяч на двадцать- двадцать пять долларов осталось. - Да? - Да. Я кое-что тут, правда, с армянами менял на консервы, на квашенную капусту, но потом капуста пропала... - Украли? - Протухла. Директриса магазина должна появится через пару дней, и тогда мы сможем забрать вещи. В предвкушении грядущих барышей Мауро весел и беззаботен. Вернувшись из очередной поездки по знакомым, он сообщаем мне: - Купил в переходе кассету вашу... Песня мне одна понравилась. Сам автор продал . - А почему ты решил, что он автор? - Ну он в грудь себя пальцем ткнул и говорит: моё. Стоит там на гитаре играет и поет. - А что за песня ? - Вот слушай! - И Мауро пытается напеть “Ах, какая женщина” Шефутинского. Хорошее настроение итальянца портит телефонный звонок Арины. - Позвонила мне,- жалуется он,- сказала, что дочь ее без нее плачет в Нальчике... Ну зачем мне все это рассказывать? Я же тоже страдаю! - Ну ты у нее в качестве исповедника... - Дура она! Оставила ребенка, сама переехала в Москву... Все ждет своего миланца! Говорит, он с женой развелся и сертификат о разводе ей по факсу прислал. Ну конечно! Хотел бы я этот сертификат увидеть! Задолбала она миланца нытьем по телефону, наверно, вот он соседу и крикнул: “Эй, Марио, слепи-ка мне бумажку на компьтере! ”. А потом ей ее и послал. Знаешь, как говорится: настоящему итальянцу нравятся блондинки, а женится он на брюнетке. Ну неужели непонятно, что мы ездим сюда только для того, чтобы пары выпустить?! А? Сел на самолет, прилетел, пару дней в постели покувыркался - и назад. Расходов- то - тьфу. А девки думают: раз летают - значит, любят. Здесь же 300 долларов - целое состояние. - Ты не в меру гневен сегодня... - Разве я не прав? Знаешь, на чем деньги можно заработать? Надо сделать для итальянцев руководство по охмурению русских баб. Все подробненько расписать: чем, как, где и когда им голову морочить, обложечку достойную забабахать - и потом распространять в аэропортах и на авиалиниях. Успех гарантирован. По телефону договариваемся встретиться на “Соколе”, чтобы вместе поехать в турагенство: Владимир хочет решить “кое- какие” организационные вопросы”. • В котором часу?- спрашиваю я. • Мне еще надо вымыть посуду, сполоснуться самому… В общем, перед выходом позвоню. Часа через полтора сам набираю его номер- ответчик. Может быть что-то не понял? Вскоре звонит телефон. • Мать твою! - разъяренно тарахтит Мауро.- Ну долго мне еще тебя ждать в метро?! • Э, но мы же точно не договорились! Я жду твоего звонка... • Я тебе звонил, было занято, и я поехал. Думал, ты достаточно умен, чтобы понять: раз включен ответчик - я уже уехал ,и, значит, тебе тоже надо выходить. У нас в Реджо Эмилии люди поступают так! Как у вас- не знаю! Я лишь успеваю сказать ”- через десять минут”- и он вешает трубку. Мауро сидит на скамейке в центре зала. Увидев меня, вскакивает и разводит руками: • Ну это ни в какие ворота… Как вы, русские, только в космос полетели, не знаю. Я думал ты умнее! У нас в Реджо Эмилии… • Я достаточно умен,- обрываю я его-, чтобы понять, что весь Реджо Эмилия размером с три станции метро “Сокол” и что вдобавок имею дело с человеком, который может договориться с тобой встрече, а через пару дней- перезвонить и сообщить, что он в Варшаве… • Ты только хорошо говоришь по-итальянски!- пытается Мауро скомкать разговор.- А так ничего не соображаешь! В вагоне, рядом с нами, повиснув на поручне, подвыпивший парень рассуждает вслух: • Завтра я на работу не пойду! На фиг надо…Да? Внимание Мауро привлекает плакат с изображением скорбящей женщины, напоминающий военные листовки “Родина-мать зовет”, но имеющий вопреки сходству, надпись: “ Мы вас научим, как избежать армии”. • Что это? - спрашивает он. • Реклама фирмы, помогающей открутиться от службы в армии… • Вы ненормальные! Такой позы, в которую вас поставили американцы, и в “Камасутре” не найдешь… Многие пассажиры сидят, уткнувшись в “чтиво”. • О! Cтрана поэтов!- ярится Мауро.- Изба-читальня какая! • Чего ты хочешь? CCCР основал литератор… • Ну хоть бы кто спросил у соседа, интересная книга, что пишут… Как это у нас в Италии… А то сидят - надулись как сычи, и каждый - о своем… Что с вами коммунизм сделал! Да я уже и сам стал здесь двигаться, как русские: с опаской. Раньше, черт возьми, сколько веселости во мне было! Нет, современные русские мне омерзительны. Мне нравятся другие… • Это какие же ? • Из ваших черно-белых фильмов 30-50 годов. • Знаешь, почему они тебе нравятся? • Почему? • Потому что в них нет ничего реального. Напротив нас сидит девушка. • Смотри-смотри!- говорит Мауро,- делает вид, что не замечает нас, а сама-то краем глаза стрижет… Ну ничего сейчас посмотрит! - И с криком “У-у-у!” подпрыгивает на месте. На него смотрит весь вагон. • За дурака приняли!- заключает он.- Ничего не понимают! У вас в стране нужно плакат повесить: “ Смеяться запрещено!” В турагенстве нас радостно встречает Арина. Чмокает Мауро в щеку. И намекает, что надо бы решить вопрос с ее зарплатой: месяц уже прошел. Мауро как с луны свалился, делает вид, будто не понимает, о чем идет речь: • Платить должен хозяин турагентства. Он принимал ее на работу. • Мауро, мы партнеры… Он тратил деньги на рекламу…Да, поездки оказались убыточными. Но Арина-то в этом не виновата. Она честно проработала на нас месяц. К тому же мы обещали ей… • Я должен платить?! - удивляется Мауро.- Я думал, что должен давать ему лишь по сто пятьдесят долларов за каждого клиента, а все остальное - его дело. • Мауро,- пытаюсь вразумить его я, - мы фактически создали новую структуру на базе уже существующего турагенства. Так мы можем беспрепятственно получать визы, формировать группы…У Владимира в рамках общего дела -одни функции, у нас - другие… Но дело-то у нас -общее! • Да? • Конечно. А твоя знакомая, Арина, занимается исключительно оформлением итальянских виз, поэтому платить мы ей должны из тех денег, которые зарабатываются на шоп-турах. С Владимиром мы партнеры не во всей деятельности его турагенства, а только в том, что касается Италии.. • Партнеры?! Мне никто об этом не говорил…- Он выдерживает паузу и: • Значит, ты мне неправильно перевел! • Еще Курцио Малапарте заметил, что за итальянцев войну всегда проигрывает кто-нибудь другой. • Партнеры! Надо же такое придумать! • Но если три человека затевают дело, кто они по отношению друг к другу? Партнеры! • Впервые об этом слышу. • Но это же само собой разумеется! Говорить об этом было бы так же странно ,как если бы ты стал напоминать своей матери:”Мам, я твой сын, ты не забыла, а, мам?” • У нас в Италии все по-другому. Он упорствует еще минут десять, потом сдается: • Ладно, заплатим… Когда деньги будут… А будут, наверно, скоро... • Подожду,- говорит Арина. • Здорово ты дуркуешь!- Я хлопаю его по плечу. • А сколько я этому учился! Мы с братом, когда получали подряды для фирмы, всегда валили друг на друга… А там глядишь - что-нибудь и вытанцовывалось… Ладно, ты лучше думай о хорошем: завтра едем за шмотками! Витрина магазина на Беговой, объединяющего под названием “Книга и здоровье” книжные прилавки и отдел всякой всячины от обуви до краски для волос, вполне могла бы быть витриной находящегося неподалеку ваганьковского магазина похоронных принадлежностей: сероголовый манекен в напяленном на него уже вылинявшем местами вечернем черном платье, которое было в свое время гвоздем устроенного Большим Чеченом показа мод, вопреки замыслу магазинных дизайнеров, смотрится на фоне еловых веток, украшенных красными бантиками и золотистыми шарами, не иначе, как рекламная модель надгробного памятника. - Здесь, похоже, ничего не изменилось,- говорит Мауро, когда мы идем через торговый зал. Действительно, картина прежняя: в одном отсеке люди лениво листают книги, в другом - вяло перебирают “всякую всячину”, за ними наблюдают те же продавщицы, по магазину прогуливаются те же менеджеры, за кассой в ожидании клиентов, неестественно прямо держа спину, восседает все та же похожая на чучело совы иссушенная годами бабушка... Спускаемся по ведущей на склад темной лестнице. Неожиданно я натыкаюсь на что-то мягкое. - Поосторожней!- звучит женский голос. - Кто это? - Да я, уборщица ! - А что вы здесь делаете? - Мою... - В темноте? - А чего зря свет жечь... На складе светло, но вовсю жарят батареи. Один из менеджеров проводит нас в складскую секцию, заставленную коробками. - Это ваше! Судя по количеству тары и учитывая, что кое-что было обменено на продукты, совместное итало-российское предприятие доходов его учредителям не принесло. - Вот оно мое прошлое! - говорит Мауро, окидывая взглядом коробки. - И будущее,- добавляю я. - Что же, будем составлять акт сдачи-приемки! - торжественно объявляет менеджер. В неимоверной духоте и под надзором приставленных к нам двух продавщиц приступаем к переборке и “ поартикульному” описанию курток, платьев, юбок, маек, пальто и странных эластичных предметов, застегивающихся между ног, которые с подачи, не любящих вдаваться в филологические тонкости, итальянcких стилистов во всем мире называют английским словом “ body”, имеющим значение “тело”, “труп”. Некоторые вещи вызывают у Мауро ностальгические переживания, он грустно смотрит на них и спрашивает: - Помнишь, вот это на показе носила Орьёль ?(так, за схожесть ее носа с орлиным клювом, он прозвал в свое время понравившуюся ему манекенщицу ). Цифры на попадающихся иногда ценниках позволяют понять, почему коммерческое мероприятие, начавшееся с элегантного дефиле в арбатском “Доме моды”, не имело благополучного продолжения. На перетряску и упаковку тряпок мы ездим два дня подряд. Наконец все закончено. Уставшие и пропыленные мы сидим на коробках, обсуждая коммерческую перспективу наших трудов, которая нам обоим кажется уже не такой радужной, как вначале... - Ну все,- неожиданно появившись на пороге склада, довольно заявляет менеджер,- можете увозить прямо сейчас. - Оу! - восклицает Мауро, потрясая сложенными в конус пальцами. - Дайте пару дней отдышаться! Но отдохнуть не удается. На следующий день мне звонит хозяин турагенства: его приятель Сергей Николаевич, преуспевающий бизнесмен, “хотел бы кое-что приобрести в Италии.” Договариваемся о встрече. Выходим на улицу. • Холодно, черт возьми! - ворчит Мауро.- Надо было яйцо съесть… Но печень бы заболела… • При чем здесь яйцо? • Да яйцо тепло в организме держит! Ты что, не знал? • Нет. Признаком древности нации является распространенность на бытовом уровне тех знаний, которые у народов молодых составляют удел специалистов. “ Нас всегда будут спасать,- сказал однажды Лучано Паворотти,- наша безграничная фантазия и наша история, позволяющая нам быть настоящими философами. Взять итальянца врасплох невозможно. У нас даже за плечами крестьянина стоит опыт тысячелетий, делающий его жизнестойким и мудрым ”. Так, чтобы Мауро, имеющий образование “ етыре класса церковно-приходской, да и то по коридорам”, мог походя рассуждать о теплоизоляционных свойствах яйца, две тысячи лет тому назад Катон Старший должен был составлять рецепты вот такого рода: “Возьми себе горшок, влей туда шесть секстариев воды и положи туда копыто от окорока. Если у тебя копыта не окажется, возьми кусок ветчины, только не совсем жирной, весом в полфунта. Когда он начнет увариваться, положи туда два кочешка капусты, две свеклы с ботвой вместе, росток папортника, немного меркуриевой травы, два фунта мидии, рыбу головача, скорпиона, шесть улиток и горсть чечевицы. Все это увари до трех секстариев жидкости. Масла не подбавляй. Возьми секстарий этой жидкости, пока она теплая, подбавь еще один киаф косского вина, выпей,передохни, потом вторично таким же образом, затем в третий раз: прочистишь себя хорошо. Если захочешь сверх того выпить косского вина с водой,- можно, пей. Любой из названных выше предметов может прочистить желудок. Столько предметов взято затем, чтобы прочистило хорошенько. И снадобье это приятно на вкус”. Опаздываем. Машины еле ползут. Мауро чертыхается. Посреди средней полосы заглохли “ жигули”. Шофер выставил метров за двадцать аварийный знак и суетится около открытого капота, полностью закрыв движение в своем ряду. - Сдвинуть к обочине нельзя? В Италии за такое сразу бы арестовали! Кто тебя научил так делать? Бог? - бросив на недотепу злой взгляд, Мауро с раздражением “выворачивает” итальянскую поговорку “делать, как Бог учит”.- Какой Бог ? - Тот, который, как делать, не учит, а - на душу кладет. На Тверской - пробка. В доме, где находится автосалон “Дженсер”,чистят крышу. Один из рабочих заботливо накрывает кусками тонкого картона стоящую на тротуаре новую иномарку и дает верхолазу отмашку: • Делай! Со шлейфом снега вниз летят куски льда. • Вы больной народ! Как наши южане! - комментирует происходящее итальянец .- Вы язычники: у вас нет десяти Заповедей... Сергей Николаевич - доктор физико-математических наук - в свое время сделал не мало для оборонной промышленности СССР. В начале перестройки его тему закрыли, он ”послал науку к черту” и занялся бизнесом. • У меня уже был опыт с итальянцами,- говорит он. • И какой же?- интересуется Мауро. • Любопытный. Заказал на фирме “Вампум” джинсы, а получил - бриджи.Да потом еще обнаружил, что сделали их в Румынии… • “Вампум”?-удивляется Мауро.Но это же известнейшая фирма! Такого не может быть: там солидные люди! - И немного подумав, спрашивает: • А кто-нибудь вам помогал делать заказ? • Да, знакомый итальянец. • Ну тогда все ясно! Ваш знакомый увидел, что вы -“сладкий человек”, договорился с румынами- у них ведь все дешевле,- ну а те, недолго думая, разместили ваш заказ в каком-нибудь цыганском цехе… И в результате… А сейчас что вам надо?- Мауро слегка оскалился. • Мужские рубашки, женские платки. Очень хорошо идут. • И в каких количествах? • Тысяч на 100 могу взять… При хороших условиях, разумеется… • Хорошо,- говорит Мауро.- Телефончик ваш можно? Мы обмениваемся телефонами. Хозяин турагенства искоса посматривает на нас. В его взгляде - опасение посредника: ох, обнесут дружки- приятели! • В общем,- кивая на Мауро, говорит Сергей Николаевич,- с этими ребятами, как я понял, нужно всегда быть начеку. • Если итальянец не предлагает вам обмануть третьего,- говорю я,- значит, он обманывает вас. • Но красивые вещи делают, заразы! Так что если что-нибудь по моей теме будет, звоните. На прощание пожимаем друг другу руки. • Да что вы все время руки жмете?!- ворчит Мауро по дороге домой.- Идиотия какая! • Со своим уставом, вообще-то, в чужой монастырь не суются. Это наш обычай. Традиция такая. Если хочешь знать, протягивая руку, мы показываем, что у нас нет плохих намерений, что мы честны… • Честны! Да вы все безумцы! Все без исключения! Все до единого ненормальные! Н-е-е-т, я не должен оставлять тебя ни на минуту одного. Только оставишь и ты опять - русский! На следующий день звонят из магазина и просят “освободить склад”. - Ну и куда мы это добро повезем?- спрашиваю я у Мауро. Он почесывает затылок и потом весело выпаливает: - Да этому рубашечнику и впарим! Позвони. Сергей Николаевич соглашается посмотреть товар, дает адрес своей фирмы, и через час мы уже загружаем коробки в отловленный на дороге фургон. Погода мерзопакостная - настроение соответствующее. Шофер, судя по всему, поклонник Татьяны Булановой: магнитофон один за другим выдает ее плачи. - Да, я всегда говорил, что вам не хватает последней ноты – веселой. Скажи ему, чтобы выключил,- просит Мауро, просовывая голову в окошко перегородки, отделяющей кабину от грузового отсека. - Грустно, а?- не столь категорично перевожу я его просьбу шоферу. - Есть и повеселее! - И в машине раздается грохот отечественного рока. - Вам еще осталось пойти к Лужкову и сказать: эй, Лужков, давай-ка Арбат, как в Голливуде, плитами актеров вымостим! - пытаясь через окошко дотянуться до магнитофонных кнопок, лютует Мауро. - Чтоб всех вас вместе со Сталиным, Лениным и Горбачевым! - При чем здесь Горбачев? - спрашиваю я, отстраняя его руку от магнитофона.. - А кто эту кремлевскую стену снес? - Берлинскую, - поправляю я. - Я ее называю “ кремлевской”! Вы же даже не понимаете, что с вами сотворили! - Что же? - Американцы, чтоб до вас добраться сначала папу-поляка в Ватикане посадили, если бы не они, кто б его туда пустил... Затем Польшу прибрали к рукам, ну а потом и вас... Горбачев стену снес, а папа это дело благословил! Офис и оптовый магазин Сергея Николаевича находятся в помещении текстильной фабрики. Длинные коридоры завалены пустыми бобинами для ткани. При входе на склад, в застекленной конторке, напоминающей будку подъездного смотрителя, какая-то женщина старательно орудует скоросшивателем, прикрепляя к женским платкам этикетки, описывающие состав материала. Рабочие завозят наши коробки и развешивают мятую одежду на колесные вешала. Ни у кого из присутствующих на смотринах товар энтузиазма не вызывает. Одна из служащих, ощупывая малинового цвета пальтецо, замечает: - Что-то похожее пару лет тему назад мы отдавали на реализацию в ГУМ. - Ну сделай ему какое-нибудь предложение,- подталкивает меня Мауро, кивая на Сергея Николаевича. - И сколько попросить?- спрашиваю я. Мы с Мауро смотрим друг на друга, и в наших взглядах читается, что мы оба прекрасно понимаем, какова возможная цена шмоток. Только никто из нас не решается назвать ее первым. Из затруднительного положения нас выводит сам хозяин предприятия: - Я за это даже тысячу долларов не дам. - Н-е-ет! - раскинув руки, Мауро отступает на шаг и, споткнувшись, приземляется на стоящую сзади металлическую телегу.- Ой! Ой! - Да ладно тебе! - успокаиваю его я.- Подумаешь задницей ударился! Он кряхтит и с трудом поднимается на ноги. Стенающего и охающего, доставляю его домой, где едва, переступив порог, он спускает джинсы и патетично заявляет: - На смотри! Думаешь я прикидывался?! На заднице - огромный синяк. - Да, так шарахнуться может только итальянец... Как бы то ни было, Мауро слег. О приключившейся с ним беде им были оповещены все знакомые. Первой на зов спешит толстая провизорша Соня: пару раз она навещает Мауро и развлекает его тем, что чертит ему на заднице йодовые сеточки. Каждый день итальянец сообщает мне по телефону о цветовых изменениях места ушиба, а я тем временем подкидываю работникам турагенства мысль о том, что, раз к ним заходят клиенты, они вполне могли бы, параллельно с продажей туров, реализовывать наши шмотки. И получаю “добро”. Вскоре и Мауро получает от своей аптекарши профессионально обоснованное “добро” на движение : раз пожелтело, можно ходить. Уже битый час ловим машину напротив фирмы Сергея Николаевича. Лепит мокрый снег. Прихрамывая Мауро ходит взад вперед вдоль дороги. - Чаю бы горячего! - говорит он. Рядом - кафе из разряда “ придорожная тошниловка”: некое подобие бара, устроенное в бывшем магазинном отделе “Соки-воды”, где можно хлебнуть горькой и потолковать. Заходим. Перед нами два парня рассуждают вслух, чем бы им запить водку. - “ Буратино”, может,- предлагает один из них. - Да “колки” возьмем по баночке,- возражает другой, демонстрируя тем самым, какие мы, русские, мастаки переиначивать все на свой лад. Наш «великий и могучий» язык с присущим ему суффиксальным «панибратством» позволяет нам моментально одомашнивать чужие названия. Так, например, “ фиат -дукато”, может превратиться в устах едва его увидевшего русского механика в «дукатия», “видеомагнитофон” через месяц после того, как это понятие появляется на Руси, становится «видиком», «CD» - «сидюшником» ... Каким инфантилизмом звенят эти слова! Это омерзительное русское «к», раньше лишавшее человека индивидуальности и достоинства, творя «клушек», «ванюшек», «глашек», «петрушек», превратившее «воду» в «водку», поделившую нашу историю на трезвую, в которой мы что-то делали, и пьяную, - в которой мы крушили то, что сделали в трезвой, сегодня оно не позволяет осознать назначение и суть того, к чему оно «прилипает», будь то предмет, или явление. Отринув средневековую подозрительность, мы научились мгновенно принимать чужое, порой смеша своим подбирайством весь мир: наше рабское неприятие превратилось в не менее рабское приятие. Правда, наша национальная страсть к искажению и крестьянское всезнайство по-прежнему не дают нам покоя и, если возможно, мы перелапачиваем это чужое по мере ущербности нашего усмотрения, творим из него немыслимые смеси, а если нет - то просто смиряемся с ним, все так же называя его по-свойски. Во время войны мы сразу же окрестили передвижные газовые камеры фашистов “душегубками”, словно, когда они ехали по городу, уничтожая в своем адском чреве людей, это было не более, чем прогулка на пролетке. Покорность и упорное невежество - при имеющихся у нас величайших возможностях - составляющие нашего национального характера, а язык - всего лишь его отражение: мы настойчиво уродуем истинно полезное и охотно уживаемся с истинно ненужным. Мы живем по нашей, особой правде. “Одинокие в мире,- писал Чаадаев,- мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь”. За наш столик подсаживается пьяный мужик с бутылкой портвейна. Опрокинув стакан, он мутным взглядом окидывает съеживающегося от холода Мауро и предлагает: - Ну чего, может налить? А то, хуль, ты чаи гоняешь... Так хрен согреешься ! Мауро молчит. - Ну не хочешь, как хочешь,- говорит наш сосед, заливает в себя второй стакан, затыкает бутылку газетой и, запихнув ее в карман замызганного пальто, удаляется. В кафе, хромая и шатаясь из стороны в сторону, заходит маленькая серая собачонка. Дрожа и перебирая лапами, которые, судя по всему, разъедены солью заботливых дворников, промокший пес жмется к прилавку. Его вид вызывает жалость. - Типичная собака алкоголика,- говорит Мауро.- Никогда не обращал внимание, что пьяницы любят маленьких серых собачек? - Ну что, херова жизнь?- обращается к псу захмелевший посетитель, сидящий за соседним столиком.- Бросил тебя гад какой-то, наверно. Ну ладно пойдем со мной...- И он берет промокшую грязную псинку на руки. - Марина,- говорит Мауро, наблюдая за сценой,- тоже собаку на улице подобрала, а меня - как собаку - бросила... Мы снова мокнем на улице, пытаясь поймать машину. Но никто везти нас не хочет. - Все, наверно, богатыми стали!- ухмыляется итальянец. - Нет, мы просто похожи на бездомных ханыг. Наконец останавливаемся развалюшистого вида “рафик”. - В центр. - Нам татарам - все равно,- отвечает немолодой мусульманин в замусоленной телогрейке.- Лишь бы платили. Только мне на секундочку в таксопарк надо заскочить. Это рядом... Около часа ждем татарина напротив таксопарка. В машине холоднее, чем на улице. Сидим, скукожившись. Мауро, натянув на голову воротник куртки, во всю кроет Россию вместе с ее машинами и шоферами и уже порывается заняться отловом другого - “меньшего идиота”, как приходит наш. - Кладовщика ждал,- объясняет он свое долгое отсутствие,- а его все не было. А мне печку для машины надо было позарез взять, у меня-то накрылась. Холодно. Вообще, детали для этой машины нигде не найдешь, только в таксопарке. Моя-то здесь маршруткой ходила... лет двадцать тому назад... Загружаем коробки и едем в турагенство. Прислушиваясь к нашему разговору, шофер спрашивает: - А чего, приятель твой - иностранец? - Иностранец... - А ему водитель с машиной не нужен? А то чего ему каждый раз коробки свои на ком придется возить... Москву я знаю. Машина у меня зверь.- Шофер записывает на клочке газеты свой телефон и протягивает его мне.- Если чего, всегда. Около турагенства, вероятно, в счет будущего он активно помогает нам при разгрузке. Вытаскиваем из “ рафика” последнюю коробку. Мауро морщит нос и спрашивает: - Чувствуешь, куриным пометом воняет? - Угу,- поддакиваю я, хотя в машине явно воняет прелыми носками. Пока мы устанавливаем розничные цены на товар, силами сотрудников турагенства помещение превращается в своего рода шоу-рум: на стенах между плакатами с солнечными пляжами и горными пейзажами - вешалки с разносезонной одеждой, а под ними для вящей убедительности - прихваченные в магазине рекламные постеры фирмы “Дицци”. За реализацию берется Ксюша - жена хозяина предприятия, одновременно являющаяся его секретарем. Хотя эта милая и инициативная женщина прикладывает максимум усилий , чтобы “ раскидать” одежду , предлагая ее знакомым и некоторым клиентам, сбыт идет вяло. - Это нужно сбагривать оптом ! - через несколько дней заключает Мауро. - Но кому? - Поговори с Кирой, той старушкой, что была у меня в шоп-туре. У нее, наверняка, есть подходящие кандидатуры. Он набирает номер бабушки, лопочет что-то на «своем русском» и сует мне трубку: - Объясни ей... После вкрадчиво произнесенного традиционного вступления “ он нам о вас очень много рассказывал ” тетка без обиняков заявляет: - Знаете, на том, что Мауро делает в Италии, и мы с вами должны зарабатывать... - Несомненно ! - Я едва сдерживаю смех. - Мы вон каких зажиточных девчонок ему отловили... Когда они поедут с ним... Сами понимаете... - Конечно! Но сейчас он хочет оптом продать одежду, которая в Москве. - У меня соседка по этой части - Любовь Андреевна. Я ей предложу. Да Мауро ее видел, когда ко мне в гости приезжал. Через пару дней организуются смотрины тряпок. Когда я захожу в турагенство тетя Кира сидит на стуле. С поджатыми - не достающими до пола- ногами, прижатыми к коленям руками и губками - трубочкой, она напоминает резинового пупсика, у которого вытащили изо рта соску. Умильность образа нарушает лишь ярко- красный - “светофорный”- цвет помады - этого косметического средства, неправильный выбор тона которого всегда говорит о готовности окрашенных им губ ляпнуть что-нибудь вульгарное, хабальское, базарное... Ее соседка Любовь Андреевна, напоминающая постаревшую “даму с вуалью”, накручивает телефон, пытаясь разыскать некую дагестанку Фатиму, представляющуюся ей “ идеальной клиенткой для этой одежды”. Поиски затягиваются, и я уезжаю, оставляя Мауро одного дожидаться результатов теткиных хлопот. - Сегодня - полнолуние,- сообщает он мне через пару часов по телефону.- Когда мы шли к метро, Любовь Андреевна достала из кармана копеечку, направила ее на луну и сказала: “ Все, Мауро, будет хорошо! ” И подарила копеечку мне. Обычай что ли у вас такой? Короче, Фатима приедет завтра в десять. Когда на следующий день, в половине одиннадцатого утра, мы подходим к турагенству, к его дверям, совершая дерзкие маневры, подруливает “задом” тентовая “ газель”. - Похоже,- говорит Мауро,- уже купили... Посреди турагенства, обставленная коробками, восседает на стуле молодая кавказка. Отдавая властные команды грузчикам, она выставляет напоказ свои золотые челюсти, и это наводит на мысль о том, что на огороде ее родителей дела шли неплохо . - Посмотрели?- спрашиваю я. - А чего смотреть?- заявляет Фатима.- Беру не глядя! - Мы вас дожидались,- говорит Любовь Андреевна,- и пока не грузили. А так ей все понравилось. И цена - пять тысяч- тоже подходит.- Цифра нарочито выделяется, дабы не возникло недоразумений: ведь в ней уже “сидит” заработок устроительницы мероприятия. - Значит, наконец-то, можно получить деньги,- радуется Мауро. - Во второй половине у нее в гостинице разберемся. - А то сейчас у меня голова болит,- объясняет Фатима.- Ничего не соображаю. Всю ночь не спала. Около входа в гостиницу “Центральная” к нам присоединяются Кира и Любовь Андреевна. Поднимаемся на второй этаж. После продолжительного постукивания в дверь номера, она наконец открывается и перед нами - зевающая Фатима. - А, вы? Проходите...,- лениво приветствует она нас. В креслах около стола храпят два кавказца. На столе - остатки пиршества - недоеденные цыплята, куски хлеба, коньяк. Вдоль стен расставлены наши коробки, из которых свисают края одежды. Как и во всех гостиничных номерах, где останавливаются кавказцы, едва мы переступаем порог, сразу же появляется острое ощущение некой временности, нестабильности, словно имеешь дело с кочевниками... В предвкушении получения денег Мауро бодр и, оглядывая номер, воздерживается от комментариев, без которых, пребывай он в ином настроение, несомненно не смог бы обойтись. Но через несколько минут выясняется, что платить за товар сразу никто не собирается. - Нет,- говорит Фатима,- мне неделя нужна. Мы не поняли друг друга... У меня голова болела... Мауро, поморщиваясь, смотрит на коробки, всем своим видом напоминая грузчика, которому выпала неурочная работа. - Да пусть он не волнуется!- говорит Кира.- Мы ж все - свои... - Фатима - порядочная женщина, - вступает в разговор Любовь Андреевна.- Сколько мы с ней дел сделали! Правда, Фатима?- И, вытянув руки, Любовь Андреевна дружески похлопывает сидящую перед ней кавказку по коленям. - Да это ладно!- говорит Фатима и, обращаясь к Мауро: - Можешь мне, итальянец, дубленки сделать? Мне... - Ты сюда слушай! - обрывает ее Кира. - Какие тебе нужны? Я чего хошь в Италии достану... - Она бросает на меня заговорщицкий взгляд.- У меня девки на рынке три года торговали... - Да я сама знаю эту их Италию! - бесшабашно заявляет дагестанка.- Была я в Венеции... - Венеция?- переспрашивает Мауро.- Красив? - Красиво, красиво! - щерится в золотом оскале кавказка, откровенно выказывая интонациями чувство собственного превосходства.- Ну чего, итальянец, поедем с тобой в Италию? - Ты, как чего надумаешь,- не унимается Кира,- мне позвони! Все сделаем ! После предложения “толкнуть в Италии кубачинскую чеканку” и очередных заверений в надежности Фатимы Мауро соглашается получить деньги за товар через неделю. - Продаст она, не продаст,- обговаривает он условия,- через неделю платит... - Конечно! - Хр...! - словно в подтверждение, раздается громкий всхрап одного из спящих кавказцев. Через неделю денег не выдают. И начинается нудная до боли в мозжечке кавказская тягомотина: клиенты, которые должны взять у Фатимы товар, то куда-то неожиданно уезжают, то ждут какого-то денежного перевода... Одного из них я прозвал “наш человек в аэропорте”, потому что он, похоже, во “Внуково” поселился. - Встречает делегацию, я ему сбросила информацию на пейджер,- несколько дней подряд талдычит мне дагестанка по телефону. Мауро ярится, но надежды не теряет, напрочь отказываясь вспоминать грубую итальянскую поговорку: кто живет с надеждой, умирает в дерьме. Через пару недель он все же просит, чтобы я побеспокоил Любовь Андреевну: - Она это заварила, пусть посодействует. Позвони. Набираю номер сводницы и успеваю сказать лишь “ ало”, как она мне, демонстрируя разнообразие своих коммерческих интересов, с ходу в ответ : - Так, Коля, по такой цене сахар не пойдет... Мне остается признаться, что я - не Коля... - Ой, я вас перепутала,- смущенно оправдывается старушка.- Извините. Ждала звонка по продуктам. На несколько минут отвлекаю ее внимание от продовольственной темы, рассказывая о том, как обстоят дела в сфере товаров народного потребления. - Я сейчас все провентилирую,- бойко обещает коммерсантка, и, перезвонив мне через несколько минут, сообщает: - Она говорит: не хотят ждать, пусть забирают свои вещи. - Никто за ними не поедет. Пусть привозит сама.- И я даю адрес Мауро. Но никто никаких вещей не везет. Несколько дней не отвечает и телефон в номере Фатимы. Мауро во всю поливает Россию и населяющие ее народы. - Появилась, появилась!- радостно сообщает мне дней через десять старая сводница, с которой я все это время находился в “телефонном контакте”. Голос Фатимы весел, и она опять пытается рассказать мне о человеке из аэропорта... - Послушай, землеройка,- обрубаю я ее бредни.- Адрес у тебя есть, так вот чтобы сегодня все вещи были здесь. Одежду привозят через пару часов. Но при пересчете не достает 123 вещей. - Да кому это гавно нужно!- парирует наш протест Фатима.- Мои девочки торговали-торговали им на рынке- никто ничего не берет. Когда отдавали, переписывать надо было. Вечером, сыпля лютыми фразами, Мауро мечется по квартире среди разбросанных вещей. - Чертова страна! Здесь кажется, что у тебя весь мир в кулаке, а разожмешь - одно дерьмо вонючее! И люди вроде бы такие же: одеты, кое- как, но одеты, уши есть, нос, губы... а внутри - черт знает, кто они такие! Как наши южане! Словно ему не хватает воздуха, он выскакивает на балкон и, опершись на парапет, смотрит вниз: - А, никого нет! Все попрятались! Сейчас сброшу вещи вниз, мигом вылезут изо всех щелей! Как муравьи! На следующий день, успокоившись, итальянец постановляет: - Так, золотозубой больше не звони! Разговаривать будем со старухами! Бабушка Кира, еще недавно утверждавшая, что “ мы - все свои...”, уже в самом начале разговора выводит себя из истории, заявляя: - Какая негодяйка эта Фатима! Как не повезло Мауро! Я бы ему помогла, но откуда у меня, нищей, деньги... Любовь Андреевна, сделавшая с Фатимой “столько дел”, неожиданно вспоминает, что дагестанка однажды нагрела ее при реализации парфюмерии: - Да-да! Вот такая мерзавка! - Все это очень интересно,- говорит Мауро,- но к нашему делу никакого отношения не имеет. Она эту Фатиму привела, пусть и платит за украденные вещи. Но предложение компенсировать итальянцу ущерб Любовь Андреевна встречает жалобным напоминанием о своем пенсионном возрасте. - Нет! - заявляет Мауро. - Хватит русским из меня дурака делать! Пусть платит! Я оказываюсь втравленным в муторные беседы с бабкой, испытывая на собственной шкуре то что, хорошо знают профессионалы устного перевода: переводчик выступает в роли фильтра эмоций ведущих переговоры сторон, становится их промокашкой. После многочисленных перезвонов Любовь Андреевна наконец признает свою вину “ в убытке Мауро”, но существенно урезает цифровую претензию потерпевшего и берется выплатить определенную ей самой же сумму в два этапа. Через пару дней, разомкнув потертый ридикюль, неудачливая бизнесменша вручает итальянцу часть денег и обещает рассчитаться полностью через неделю. Неделя проходит, но бабушка долг не сальдирует, находя различные причины, которые вероятно кажутся ей вескими в связи с тем, что часть денег она уже выплатила. Ежедневное телефонное общение с беспардонной старушкой начинает меня раздражать и в один прекрасный день я отказываюсь продолжать его. - Да,- оценивает мою капитуляцию Мауро,- давить - это не для тебя: cлишком близко принимаешь к сердцу жалобы и стоны. Вот, когда мы с братом в подобные ситуации попадали, он хотя такой же мягкий как ты, знаешь как по телефону орал... Провода раскаленные были! Ну ладно. Придется позвать на помощь Инну... Зов находит отклик, и вот, в ожидании очередного телефонного сеанса с дебиторшей итальянец расхаживает по квартире, нахваливая своего нового переводчика: - Вот Инна - совсем из другого теста. Прям как не русская. Я ей говорю: посмотри для себя что- нибудь из одежонки, там все на тебя… А она - нет: за два дня, что у меня, в коробки так и не заглянула… Ну а мне-то что! Жалко что ли?! 123 вещи уже сперли, было бы 124… Подумаешь! Время выхода старухи на связь близится, и Мауро дает Инне последние наставления: говорить холодно отстраненно, никакой доверительности. Раздается телефонный звонок. Инна замирает перед аппаратом: в одной руке у нее чашка, в другой - чайник, и она словно решает, какую руку ей освободить, чтобы взять трубку. - Оу! - вскрикивает Мауро.- История же учит: сначала надо ставить то, что тяжелее! Уже в самом начале разговора Любовь Андреевна с ноющими интонациями сообщает, что с деньгами у нее “все еще плохо”; и при попытке Инны надавить на нее фразой “ это ваши проблемы” предлагает в качестве компенсации золотые украшения. - Нет,- отказывается Мауро,- это было бы слишком! - Буду набирать! - жалобно обещает старуха. Сеанс связи на этом заканчивается. Некоторое время итальянец молча стоит посреди комнаты, обдумывая его результаты, и потом, словно сокрушаясь о человеческом несовершенстве, с сожалением в голосе заявляет: - Нет, так , как она, никто не делает... Он закуривает сигарету и, расхаживая взад-вперед по не занятому коробками пространству, продолжает: - Обманывать надо мастерски. Вот я, когда работал коммивояжером, приезжал на стройку, кое-что продавал, а вот, например, отвесы, по которым выравнивают кладку, и угломеры оставлял просто так. “ Пусть полежат… Подумайте, может, пригодятся,”- говорил. А сам знал, что эти отвесы и угломеры они все равно используют: на стройках ведь такая неразбериха. Через месяц приезжаю,смотрю мои инструменты уже в деле. И к начальнику: “Я тут у вас отвесики с уголочками оставлял…” “Да -да - , говорит тот, если оставляли, значит, здесь, никуда не денутся…” И зовет бригадира: “ Отдайте синьору инструменты”. “Но мы ими работаем!” “ Как работаете?! Что трудно было на соседней стройке взять?! Они им уже не нужны! Зачем новые хватать?!” И начиналась вздрючка… А я ему: “ Извините, не буду мешать, подпишите счетчик, пожалуйста…” И он подписывал - куда денешься… Вот как надо дурить! А этой мымре так и хочется крикнуть: “Стой, дура! Ты же меня просто обворовываешь! Куда лезешь?! - Мауро выкатывает от возмущения глаза.- Не тронь искусство!” - Да,- говорю я Инне,- ничего не поделаешь, он прав: безыскусные мы... Наше мошенничество, как удар обухом по голове и, действительно, смахивает на откровенное воровство... Единственный аферист в истории России, который крайне отличается от других, аферист экстра-класса - это Чичиков... И то потому, что Гоголь писал его с итальянцев... На следующий день на назначенную с хозяином квартиры встречу Мауро не является. И вечером квартировладелец выплескивает на меня по телефону свое негодование: • Да он что, обалдел? Прихожу- дома никого. В коридоре лампа ватт в 200 горит. В комнате обогреватель во всю пашет. А дверь на балкон - открыта.Он что, улицу отапливает?! Вы уж ему скажите… Но Мауро невозмутим: • Я родился в светлых и теплых краях. C такой лампой я хоть вижу, куда ноги ставлю. А обогреватель - слава Богу, что мне его дали: батареи-то не работают… Это все ерунда! Заплатим завтра. Сейчас главное найти куда сбагрить шмотки... Надо собраться и сделать коронный взмах крылом, на котором я всегда вытягиваю в трудные моменты… Ладно, будем ставить силки. - Что ставить? - Силки. Бизнес - это силки для денег. Через пару дней в силки попадаются денежки соседок Мауро по подъезду: при помощи жестов и итальянско-русской тарабарщины он умудряется заманить женщин к себе домой на смотрины тряпок и впаривает им по не очень дерзкой цене несколько вещей. Одна из соседок - молодая дородная баба - оставляет ему свой телефон “ на тот случай, если ассортимент одежонки расширится...” Почуяв в ней потенциальную покупательницу , Мауро начинает бомбить ее звонками, пытаясь всуропить “по интересной цене” явно не подходящие ей по размеру вещи. • Вы скажите ему,- просит меня женщина, когда я сталкиваюсь с ней на улице,- пусть он не звонит так часто. У меня же муж, все-таки... • Грудь как у недодоенной коровы! -парирует итальянец.- И “пусть не звонит!” Сдурела?! Мауро продолжает свою “мелко-лифтовую” торговлю, предлагая уже шмотки случайным, пришлым, попутчицам. Так в его квартире оказывается некая Юля, которая после смотрин берет на реализацию пару сумок одежды. - Через неделю рассчитается! - довольно сообщает мне Мауро. Но, когда через неделю по просьбе Мауро я звоню ей, чтобы узнать, как идет торговля, в ответ раздается: “ Я тут прикинула, и получается, что как раз столько стоят два проведенных с ним часа...” Хотя мы бросили рекламный клич всем знакомым, реального интереса к одежде никто не проявляет. Ее судьба, кроме нас, волнует, похоже, лишь Большого Чечена, чей отдаленный голос однажды вечером спрашивает меня по телефону: “ Ну что, продалось?” Денег нет. Мауро вне себя: - Когда в таком дерьме сидишь, чего выбирать-то! Все едино: что 2500 долларов, что 4000. Никакой разницы! Пусть хоть что-нибудь предложат… Пришел бы кто-нибудь с ма-а-ленькой лампочкой, я уж не претендую на двести ватт, лишь бы было видно, где она дорожка из дерьма… Он безвылазно сидит дома. С бутербродом в руке меряет шагами комнату. Или же смотрит в черно-белом изображении и без звука российское телевидение. “ Я здесь как в тюрьме! Когда нервы на пределе, все время хочется есть. Слава Богу,что за бутылку не хватаюсь… Только жру, как мерин в стойле, и толстею…” Но порой нервы сдают у него полностью, и он истерично орет по телефону: • Жена же говорила мне: “Мауро, оставь ты эту Россию. Там странные люди. Это погибель!” А я: “Нет, Мариза, ты не права, не все там такие плохие. Что-нибудь хорошее может получиться…” Черт возьми! Дурак! Я предал свою жену! Чтобы “ не сойти с ума”, он названивает в Италию, друзьям, и после разговора сразу же перезванивает мне: Хоть глоток воздуха хлебнул! Они говорят мне: “ Ну что ты там забыл?! Возвращайся!” Но, черт возьми, почему я хочу быть здесь?! Почему? Поганый род! “ Италия по-прежнему очаровывает иностранцев, - пишет Луиджи Бардзини. - Итальянская жизнь -весела, искрометна, пьяняща. Сладкая жизнь сегодня слаще, чем когда бы то ни было. Но мало кому из путешественников удается увидеть ее мрачную подкладку, сотканную из боли и горечи. Вряд ли кто замечает за блеском внешней позолоты глубинное всеединящее отчаяние, горькую участь людей, обреченных вечно развлекать самих себя и весь мир, скрывать свои истинные чувства и быть во что бы то ни стало симпатичными, чтобы заработать себе на жизнь. Кто может прочувствовать ту душевную смятенность и неудовлетворенность, которые парализуют лучших итальянцев? Один из персонажей писателя Силоне так описывает это состояние души: “Это некая печаль, утонченная печаль, которую не следует путать с обычными последствиями угрызений совести, разочарований и перенесенных страданий. Это форма сокровенной печали и отчаяния постигает обычно избранных… Она всегда была свойственна людям с повышенной чувствительностью, и большинство из них, чтобы избежать самоубийства или сумасшествия, пускаются по одному из спасительных путей: разыгрывают чрезмерную веселость или глупость, нарочито демонстрируют непомерную страсть к женщинам или хорошей кухне, выказывают гипертрофированную любовь к своей родине и - главное - приверженность торжественности и пафосу…Я думаю, нет людей столь глубоко печальных и отчаявшихся, как эти веселые итальянцы”. Не стоит удивляться, что немногие иностранцы замечают эти вещи: ведь их осознает лишь незначительное число самих итальянцев. Иностранцы поддаются обману еще и потому, что они наблюдают происходящее в стране с позиции привилегированных. Социальную структуру Италии можно сравнить с оливковым деревом - самым итальянским из всех деревьев. Листья его при взгляде сверху - темно-зеленые, сочные, блестящие, если же вы посмотрите на них снизу, то увидите, что они - пыльно-серого цвета. Так и лица итальянцев: сверху они улыбчивы, приветливы и доброжелательны, а снизу - нахальны, дерзки и безжалостны. Иностранцы при обозрении стоят на выгодной позиции. Они видят оливковое дерево с высоты птичьего полета. Италия порождает иллюзорное чувство облегчения и освобождения. Страны, которые верят в дисциплину, в скрупулезное администрирование правосудия, в необходимость культивировать стойкие моральные ценности, в массовое образование, в военную мощь, в справедливое разделение накопленного богатства, - все эти страны, действительно ли они воплощают свои идеалы или же просто ограничиваются почтительным к ним отношением, могут быть достойны уважения, но редко жизнь в них бывает увлекательной. Даже в странах, стремящихся к идеалу свободы, можно почувствовать гнет и удушье, поскольку в конечном счете свобода обеспечивается лишь полным и постоянным применением законов. Итальянский образ жизни привлекал на протяжение веков тех, кто хотел отдохнуть от своих моральных обязательств и освободиться от своих национальных добродетелей. В сердце каждого человека, где бы он ни родился, какими бы ни были его образование и вкусы, есть итальянский уголок, та его часть, которая считает дисциплину удручающей, опасности войны - чудовищными, суровую нравственность - томительной, это та его часть, которая любить декоративное искусство, фривольное и забавное, восхищается одинокими героями, выходящими за пределы реального, и мечтает о невозможном освобождении из теснот методичного и упорядоченного существования. ( “Все мы - путешественники,- заметил однажды Гете,- и ищем Италию.” прим. авт.) Утешение, которое дает Италия, сегодня более ценно, чем когда бы то ни было. Сегодня западный мир пребывает в глубоком раздумье. Начинает сомневаться в полезности и святости некоторых своих традиционных качеств, тех, на которых базировалось его нравственное спокойствие и самоуважение. Предприимчивость и бережливость буржуа все более считаются оскорбительными для общества; неукротимая отвага солдата не является более ценным качеством; безудержный патриотизм приводил людей и нации к трагическим ошибкам; нравственность частично утратила блеск своей несомненности; законы стали расплывчаты; никто уже не знает, существует ли действительно правда, хоть какая-нибудь. Эра великих держав, гордых своим национальным превосходством, хозяев собственной судьбы подходит к концу. Сегодня жизнь всех зависит от решения людей скрытых, практически неизвестных, могущественных и недоступных, каким наверно казался итальянцам в шестнадцатом веке Карл V. Эти люди могут сделать нас богатыми или бедными, могут позволить нам жить,а если захотят убьют нас всех однажды ночью в собственных постелях. Дисциплина промышленного общества становится все более невыносимой. Люди, подобно крепостным, привязаны к работе культивируемым в них навязчивым желанием приобретать все более эффектные материальные ценности. Они пичкаются приятными идеями, искусно сфабрикованными с одобрения властей, их ведут порожденные этими идеями плакатные призывы и захлестывают вызванные ими коллективные эмоции. Современные люди теряются в лабиринте все разрастающихся анонимных организаций. Чувство одиночества и тоска охватывают человека всякий раз, когда ему удается вырваться из повседневной сутолоки и вспомнить о себе самом. Искусство жить, это дискредитированное искусство, которое итальянцы создали, чтобы побороть тоску и уныние, сегодня становится для многих людей неоценимым подспорьем в их борьбе за выживание. Сладкая жизнь распространяется в странах, которые пренебрегали ей или же боялись ее; появляется она и в тех местах, где раньше предпочитали считать, что она не существует вовсе. Повсюду сегодня налогоплательщики стараются уклониться от своего святого долга. Маленькие радости - приятная музыка, красивая женщина, победа над соперником, солнечный день, вежливость, хорошее вино и еда - все это приобрело совершенно новое значение. И вполне понятно, что приток туристов в Италию с каждым годом становится все больше. В большинстве своем они не знают, почему приезжают сюда. Им думается, что страна наша - чудесное место для отдыха. Их привлекает приятное ощущение безмятежности и радость, коими в ней наполняется сердце человека. В действительности же они стремятся туда, где проблемы современного мира - “чудовища домашние”: итальянцы уже давно научились жить рядом с ними. Они еще века тому назад изобрели хитрости, чтобы побеждать тоску и дисциплину, забывать унижение и неудачи, успокаивать Angst в сердце человека и утешать его в одиночестве. Они еще помнят времена Сатурна и, тоскуя по ним, постоянно воспроизводят их в своих семейных сатурналиях. Они не совершают ошибок, как некоторые охваченные энтузиазмом неофиты, которые опрометью пускаются по новым дорогам и в своих поступках доходят до цинизма. Итальянцы понимают, что все трюки и уловки полезны лишь относительно, знают, какие из них опасны, а какие - действенны. Они знают, где следует остановиться. И в этом смысле, Италия, возможно, еще раз стала наставницей народов. Итальянский образ жизни может показаться достижением лишь поверхностному наблюдателю. Он не решает проблем. Более того, он их усугубляет. Достижением его можно было бы счесть, если бы он приносил счастье хотя бы самим итальянцам. Но это не так. Он эффектен, но за его эффектность приходится платить дорогой ценой, к тому же она несостоятельна и не всеохватывающа. Несомненно, люди пользуются его преходящими преимуществами, без которых они просто не смогли бы выносить жизнь, но их постоянно терзает неудовлетворенность. И они сегодня, как и всегда, в разладе с собственной судьбой. Социальные и политические перипетии Италии за последние двести лет, естественно, так или иначе внесли свою лепту в копилку национальных бед. Во избежание полного краха, каждое поколение политиков на скорую руку латает законы и подпирает социальные институты. Но основная причина вечной неудовлетворенности ускользает ото всех. А ведь не позволяет законам и социальным институтам быть полноценными именно сам итальянский образ жизни с присущим ему иллюзорным решением проблем, этакой лотофагией; те самые беды, которые следовало устранить, смиренно принимаются, их всего лишь декорируют искусством, облагораживают, называют новыми именами, все так же продолжая среди них жить. Неразрешенные проблемы накапливаются и неизбежно периодически приводят к катастрофам. Итальянцы всегда отчетливо видят, как приближается очередная из них, но, словно скованные во сне кошмаром, ничего не могут сделать, чтобы избежать ее. Единственное, что им остается, так это попытаться жить, делая вид, будто ничего не происходит, защитить свои семьи от неминуемого урагана, подобно морякам, которые, когда барометр зашкаливает, ставят в порту свой корабль на двойной якорь, и надеяться на Бога. Они утешают себя, думая, что возможно ничего и не случиться, что мрачные предсказания не всегда сбываются, и что, если уж ураган и не пройдет мимо, когда все закончится, дым и пыль рассеются, Италия восстанет из пепла как птица- феникс. Разве не бывало так сотни и сотни раз в истории? Итальянцы верят в свою предприимчивость, умение работать не покладая рук, в свою способность вытягивать в, казалось бы, безнадежных ситуациях, импровизируя, находить гениальные решения непростых задач. Они верят в дух жертвенности благородного меньшинства, тех своих соотечественников, которые готовы отдать себя за других, зная при этом, что лишь немногие оценят их жертву. Большинство же уповает на итальянский образ жизни. Упорство и рвение, с которыми человек преследует свои интересы и защищается от общества, всеохватывающая снисходительность по отношению к любым человеческим слабостям, все это, несомненно, делает жизнь в Италии приятной и гораздо более привлекательной, чем в странах с четкой организацией и большим достатком. Но в то же самое время все это сводит на нет усилия лучших итальянцев и препятствует устранению конкретных бед ”. Многие итальянцы, вспоминая за границей родину, словно морщатся от боли, создавая тем самым разительный контраст с иностранцами, мысленно обращающимися из Италии к своим отчизнам без сожаления. Мауро не хочет возвращаться «к себе», потому что, вероятно, прекрасно понимает, что страна его - своего рода голографический рай над реальным адом. Как и многие иностранцы, застрявшие в России, пусть у каждого из них - свое объяснение случившемуся с ними и всех их называют ловцами удачи, он по сути исполнен наивной веры в то, что наше формирующееся общество учтет все ошибки западной цивилизации и создаст мир, в котором реального солнца хватит на всех, что оно воспроизведет Сатурнов век, век энергетического равенства и братства. Таким людям кажется, что Земля - это территория, разделенная границами на некое подобие лабораторий, в каждой из которых разными методами проводят один и тот же эксперимент: пытаются найти радикальное средство против несовершенства человеческого существования, средство, способное приблизить мир к его идеальному состоянию. Некоторые опыты вселяют в таких людей надежду – и они стремятся принять в них участие. Правда, при этом для большинства из них так и остается верна лаконичная формула “не надо путать туризм с эмиграцией”, к которой время свело слова, написанные римским писателем Петронием две тысячи лет тому назад: “Попади только на чужбину, как начнешь уверять, что у нас свиньи жареные разгуливают”. Из депрессии в маниакал моего итальянского друга выводит телефонный звонок Гвидо: - Вернулся из Канады. - Ну и как там?- спрашивает Мауро. • Как в Италии в шестидесятые: ничего нет. Нужно всем туда собираться. А пока у одного моего миланского клиента к вам серьезный разговор. Записывайте телефон... Миланец появляется на другом конце провода после многократных переключений с номера на номер, во время которых я успел прослушать несколько опереточных фрагментов. - Вы из России? - Да. - Ну так вот: нам нужны прослушивающие устройства, которыми пользовался КГБ. Вы в этой области непревзойденны. Поищите... Если что будет, мы - здесь. Пересказ моего разговора с миланцем мгновенно повергает Мауро в уныние. Очередной скачок его настроения вызван известием из турагенства: молодые коммерсантки, которых Кира во время прошлой поездки переманила в Римини у какого-то бестолкового шоп-мена, изъявили желание быть через неделю обслуженными в Италии именно Мауро. - Денег, судя по всему,- добавляет Владимир,- собираются истратить уйму... Мы их оформляем. Мауро весел, довольно потирает руки, но вдруг, словно очнувшись, растерянно произносит: - А на что я полечу? У меня-то денег нет... Но уже к вечеру решение найдено: - Передадим этих баб Габриэле. Я с ним познакомился, когда работал с Джино. Он тоже с ним крутился, но потом откололся. Толковый парень. Все точки знает. Так что он их и повозит... Через неделю вместе с Владимиром мы провожаем наших клиенток в аэропорте. Известие о том, что вместо Мауро с ними будет работать другой человек, девиц не радует: «Какой-то Габриеле…» Но итальянец успокаивает их лапидарным заверением: “ Он такой же, как я”. Шопницы предъявляют таможеннику брикеты вывозимой валюты. Мауро зачарованно следит за тем, как пальцы инспектора отщелкивают стодолларовые купюры. Со светящейся во взгляде шалостью, напружиненный, он напоминает сейчас отца Федора, уставившегося на колбасу в руках Кисы Воробьянинова. - Что это с ним? - удивляется Владимир. - Контролирует. Встреча шопниц с их сопровождающим проходит в сутолке аэропорта Римини без недоразумений , о чем через несколько часов мы узнаем из телефонного звонка Габриэле: - Оу! Здесь расходы увеличиваются: сидим в рыбном ресторане... - Вот так! - резюмирует Мауро.- Наш человек. Через пару дней “наш человек” растерянно сообщает, что в фирме “Перуцци” на мое имя не хотят списывать комиссионные, и оставляет контактный телефон. • Вы не занесены в наш список поставщиков клиентов,- лениво объясняет мне представитель фирмы. - Так занесите! - Для этого нам нужен ваш фискальный код, домашний адрес и адрес вашей фирмы. - Фискального кода у меня нет: я не живу в Италии, хотя имею дело с вашей страной уже двадцать лет. А контора моя - у меня прямо на дому, в Москве. Я вышлю вам по факсу свой бланк с реквизитами. - Адвокат,- оживляется мой собеседник, начиная выказывать произношением и задорной стилистикой речи свое римское происхождение, - я вас понял, адвокат. Все сделаю, адвокат ! Вы, адвокат, как в Италии будете, заглядывайте к нам… Мы с вами серьезные дела наладим... Вдохновленный тем, что работа с шопницами в Италии идет полным ходом, Мауро предпринимает несколько попыток избавится от злосчастных шмоток, предлагая их продавщицам в окрестных магазинах. Кое -что из вещей он всучивает на реализацию подруге моей жены, которая пробавляется в жизни тем, что вяжет на японской машине кофты, приделывает к ним итальянские ярлыки - и сбывает свою продукцию на рынке. Но очередной коммерческий порыв итальянца результатов никаких не дает, за исключением очевидного вывода: - Пока не знаю, как, но от этого тряпья надо избавляться! Cидим дома у Мауро, собираемся в аэропорт встречать наших клиенток: узнав от “нашего человека” в Римини, что у них остались деньги хотим всучить им чеченскую одежду, которая сложена в загромождающие комнату коробки из -под польских конфет, имеющих по иронии случая название “ Радость и Забава”. Мауро чешет голову: • Черт возьми, волосы лезут. Наверно, от холода. Надо с луком голову помыть. Помогает. • Волк линяет, но повадок не меняет. • Да, кстати, меня Инна с одной девушкой познакомила. Таней зовут. Хороша! Невысокая, но пропорционально сложена. Сиськи есть. Ведь бабе же сиськи нужны ? А? Да и она, вроде, не против… Нет, я пойду до конца… Денег - в обрез: я занял десятку у жены, пятнадцать тысяч выдала дочь. Всего в кармане тысяч пятьдесят. Как раз, чтобы съездить в аэропорт и обратно на маршрутке. • Надену-ка я на всякий случай шарф,- говорит Мауро, уже закрывая дверь, и возвращается в квартиру. Выходим. Идет снег. • Почему ты мне не сказал, что снег?- раздражается Мауро.- Вернусь за зонтом. • Да брось ты! Идем так… Склонив седую голову и раскачиваясь из стороны в сторону, он семенит ногами. Ну вылитый сухумский карманник, спешащий ”на автобусный щип”. • Ты не итальянец, Мауро,- говорю я. • А кто? • Ты несчастный грузинский жулик. • Да иди ты! Навстречу нам идет женщина с двумя пластиковыми пакетами в руках. • Ну ты посмотри!- расходится Мауро.-Так же тяжело нести!- И продолжает: - Я вот сейчас к метро за хлебом пешком хожу - что делать-то, денег нет! - и когда возвращаюсь, всегда закидываю пакет на плечо. Так легче. Так можно хоть пять километров пройти. А на меня все пялятся - и прутся дальше со своими пакетами в руках! Руки аж до земли! Но неужели непонятно, что на плече нести легче?! • В руках - эстетичнее. • Знаю я вашу эстетику: на улице надушены, намазаны, а дома - углы от грязи круглые. • Как бы то ни было, этим-то ты и выделяешься: или пакет на плече, или когда снег - зонт… • Конечно ! Потому что моя мать учила меня в детстве даже сумку носить. Даже сумку носить учила! И ходить учила! Шире шагай, говорила. И когда мы гуляли, если я начинал семенить - бах пинка по жопе! Вот он итальянский “savoir- faire”! А здесь этому детей так учат? Не думаю! - У вас пинок под зад, у нас - жалеют... - Вот то-то и оно! А когда вам говорят, как надо делать, вы и слушать не хотите. Знаешь, поговорка есть: проще в задницу вставить, чем в голову вбить. Да ,- Мауро тяжело вздыхает.- Похоже, моей цивилизации пришел конец. Останетесь вы и «Макдоналдс»… Время - около 11 вечера. Маршрутки уже не ходят. Их стоянку оккупировали ”частники”. • Аэропортовский автобус, может, будет,- говорит женщина лет сорока с красными как светофор губами и взбудораженным взглядом под стеклами очков. - Мне бы тоже в Шереметьево надо. • Спасибо… Ждем. Разговариваем. • Вы кто - финны?- снова обращается она к нам. • Нет. Я - русский, он - итальянец. • У меня сестра - помешана на Италии. Все время - там. Язык хорошо знает. А сюда как возвращается - сразу же депрессия. • А вот у него - наоборот,- говорю я,- показывая на Мауро. • Почему? • Да говорит, слишком у них там все упорядочено. • Моей сестре итальянские мужчины нравятся: обходительные, веселые, темпераментные.Только вот один у них недостаток: неверные. • Не-е-е-т ! - парирует Мауро. • Правда, это, наверно , зависит- с севера или с юга,- говорит женщина.— А вообще они чем-то на израильтян похожи… • Север! - бьет себя в грудь Мауро и, подмигивая, - мне: - Видишь, понимает,что к чему. • За мной тоже итальянец ухаживал. На улице однажды спросил, как куда-то пройти, а на следующий день позвонил и признался в любви. Шесть лет руки у меня просил. Он откуда-то из-под Пистойи был… А да,- и она называет местечко и улицу. • Не врет!- восклицает Мауро.- Я там бывал, такое место, правда, есть. • Вы все - одинаковые,- говорю я ему. • Ну а вы что же не согласились?- cпрашивает он.- Жили бы сейчас себе в Италии, а то вот стоите здесь и мерзнете, дожидаясь автобуса. • Да обстоятельства такие были.… Да и любовь была… • Спроси, спроси, на кого она итальянца променяла?- теребит меня Мауро.- На еврея? • Да не в этом в общем-то дело. Времена такие были - опасные. Это было еще при Брежневе… Могли бы навсегда закрыть! • А вы встречать кого-то едете?- спрашивает Мауро. • Не совсем… Ну в общем, мне надо… Потом она начинает рассуждать о том, что женщине нужно сильное мужское плечо, на что Мауро говорит “ конечно”, и жалуeтся , что с мужчинами настоящими сегодня - просто беда… Видно, у нее в жизни не все гладко. Подходит таксист-частник и, слыша наш разговор, спрашивает: • Итальянцы? Мафиозники? А чего стоите? Автобусов уже не будет… • Нет?- удивляется женщина.- Ну тогда я, наверно, не поеду… • Предлагаю недорогую и удобную услугу,- говорит шофер,- такси. Доставим мигом! • У нас сегодня по плану - диверсия в общественном транспорте,- отшучиваюсь я.- Так что извините, не можем… • Ну стойте-стойте!- говорит таксист и уходит. • А вы - на 551 поезжайте,- советует женщина.- Остановка на той стороне. • Дай ей мой телефон,- говорит Мауро и отрывает кусок от пачки сигарет. Женщина ищет в сумке ручку. • И ее узнай! • Да вы что! У меня дома родни - полно! Если иностранец позвонит… Она записывает номер и неожиданно спрашивает у меня : • А вы не знаете, где можно достать подслушивающее устройство? Я в растерянности начинаю ей объяснять, что подслушивающие устройства бывают разные. Все, мол, зависит от цели. • Ну в общем это не проблема? • Наверно, нет…,- говорю я. И чтобы закрыть эту тему спрашиваю:- А как вас зовут? • Лариса. • Всего доброго. Мы идем к остановке 551. • По-моему, она - двинутая,- говорю я ,- подслушивающие устройства просила… • Двинутая-то - нет! Но видно у нее проблемы: за пять минут всю свою жизнь рассказала. • Или же это судьба: помнишь того кретина из Милана, который тоже просил достать ему подслушивающие устройства КГБ? • Короче, баба забыла пароль: “ Меня послал Миланец”. Садимся в автобус. Холод - собачий. Мы явно опаздываем. Мауро скукоживается на сиденье. Автобус все не отправляется. По проходу идет кондукторша, продает билеты. Она останавливается около развалившегося на сиденье мужика и молча смотрит на него в упор. “По проездному можно?”- спрашивает мужик . “Нет,- говорит кондукторша, продолжая пристально рассматривать его.- Сколько вас?”Мужик опасливо озирается и неуверенно произносит:”Я - один…” Сначала заезжаем в “Шереметьево -1”. Водитель открывает двери и ждет, чтобы набралось побольше пассажиров. Стоим минут десять. Холодрыга в салоне - невыносимая. Народ ропщет себе под нос:”Ну что же это такое! Когда мы наконец поедем…” Мауро резко встает и из хвоста автобуса направляется к водительской кабине. Шофер, сидя в тепле, наслаждается сигареткой. • Ну чего - едем ?- орет Мауро на диалекте и стучит по стеклу. Дверь кабины открывается и водитель, вероятно, уловив суть сказанного по интонации , выдавливает из себя: - Сейчас… Автобус трогается. Пассажиры с восхищением смотрят на Мауро и одобрительно кивают. Если бы не наша национальная сдержанность, они бы взорвались в аплодисментах. • Этот автобус - как ваша страна ,- говорит Мауро, садясь на свое место. – Вы, русские, не грызетесь, вы либо обнимаетесь, либо убиваете друг друга. • Для того, чтобы научиться грызться , сколько нужно переубивать ?! Кому как не тебе, итальянцу , знать это... Вы три тысячи лет полоскали свой полуостров в крови... Такова цена цивилизации… Цивилизация – это отлакированная запекшаяся кровь... У нас все еще впереди. В 1861 году, когда Италия стала достаточно цивилизованной, чтобы объединиться в государство, у нас только отменили крепостное право… • Да, похоже, это у вас в крови... “ Весь московский народ ,-писал в XVIII веке в своем дневнике секретарь Императорского посольства в Московии, немец Иохан Георг Корб,- более подвержен рабству, чем пользуется свободой; все москвитяне, какого бы они ни были звания, без малейшего уважения к их личности, находятся под гнетом жесточайшего рабства. Иоанн Барклай в своей картине умственных качеств Русского народа, о нравах Москвитян пишет весьма пространно: “ Этот народ, говорит он, созданный для рабства, ненавидит даже тени вольности; народ этот кроток, когда находится под гнетом, и самое рабское состояние вовсе ему не противно, напротив, охотно сознается в том, что они Государевы холопы”. Примерно так же оценивал русских в XVII веке в своей записке префекту Пропаганды, кардиналу Антонио Барберини Юрий Крижанич: “ Почти все медленны на гнев, а также горды в бедности, коей тяжким спутником является у них рабство”. В “ Информации” нам сообщают, что самолет прилетит в половине третьего. Шатаемся по аэропорту. Заходим в бар. Пьем чай. Согреваемся. • Знаешь, - говорю я, - после часа автобусы не ходят. Если у девок не будет места в машине, как будем добираться? • Как-как! - возмущается Мауро .- Убежим от таксиста!- Но, немного поразмыслив, меняет план:- Нет, просто скажем ему: приезжай завтра… Рядом с нами останавливаются два мужика. Один из них держит на поводках двух выхоленных, радующих глаз ирландских волкодавов. - Серж,- обращается он к своему спутнику, сохраняя в своем грамматически безукоризненном русском английский акцент, - мы вернемся через месяц. Ребятам понравилось. Правда?- Он оглаживает псов.- Ваша страна хороша местами для качественного выгуливания собак, сырьем и бабами. - Такой она и должна оставаться... Мауро косится на огромный самовар, который , сияя в полумраке бара своим многоведерным пузом, составляет нелепую пару со стоящей рядом с ним современного дизайна кофеваркой : - Черт возьми, я даже еще одну чашку чая не могу себе позволить! • Да, кстати, совсем забыл ,-говорю я,- подруга моей жены за два дня не продала на рынке ни одной нашей вещи … • Знаешь, почему? У людей нет денег! • Ошибаешься! Своих-то кофт по сто долларов она штук пять сбагрила. • По сто долларов?- переспрашивает Мауро.- Ну тогда на ней можно жениться! Прилетает первый рейс из Римини. На всякий случай протискиваемся в толпу встречающих: в агентстве нам сказали, что “9282” перенесен на сегодняшний день из-за того, что многие самолеты были задействованы на ликвидации последствий иркутской трагедии, так что в Римини, при двух рейсах на Москву, вполне могли рассадить пассажиров не согласно купленным билетам. Шопники катят телеги по узкому коридору в толпе встречающих и, минуя его, кучкуются в зале прилета. На полу - мешки, сумки ,пакеты… • Смотри-смотри: “ Галотти”! - Мауро показывает на глянцевый пакет с эмблемой известной “кожаной” фирмы, который держит в руках пожилая женщина. - Спроси у нее, где покупала: в магазине или на фабрике? - Но тут же сам устремляется к женщине и, коверкая “великий и могучий”, пытается удовлетворить свое любопытство. Женщина говорит, что была на фабрике. • Эмполи! - Мауро восторженно выкрикивает название городка, в котором находится “Галотти”.- Я - знать: хороший фирма! • Но я бы не сказала, что выбор моделей богатый,- заявляет шопница, подтверждая, что сегодня в России моде уделяют куда большее внимание, чем в создающих ее Италии и Франции. • Ты понял?!- негодует Мауро. - На лучшей в мире фирме - небогатый выбор! Ну вы даете! • Ничего удивительного, - говорю я, - когда сбрасывают униформу, всегда становятся не в меру разборчивыми… • Спроси, спроси ,- тут же подначивает меня Мауро ,- с кем они работают? Не с Джино, случайно? • О, Джино мы хорошо знаем, - говорит шопница. - Но я с ним уже не работаю. Он, конечно, разбирается в этом деле, но очень уж нервный… Как начнет орать на всех! Потом, правда, отходит. И… ни одной красивой девочки не пропустит… • Знаю-знаю.- Итальянец качает головой . Cнова слоняемся по залу. Неожиданно Мауро говорит: ” Слушай, нужно здесь распространять визитки нашего агенства. В самолетах, я видел, суют. А в аэропорте этого никто не делает. Должно сработать”. Объявляют прибытие нашего рейса. Выходят пассажиры. Мауро разглядывает, что тащат прибывшие, и опять его внимание привлекает глянцевый пакет, на этот раз с надписью “ Мариелла Бурани”. Он подскакивает к девушке, которая несет его, и тыча в него пальцем, радостно спрашивает: “ Реджо Эмилия ?” “ Да, в Реджо Эмилии покупала,”- отвечает девушка. На лице Мауро - довольная улыбка, и он бьет себя в грудь:” Мой город!” • Эй, поосторожней, поосторожней ! – гордо вышагивая в коридоре встречающих, покрикивает на носильщика , катящего уставленную коробками телегу ,толстая девица в черном пуховике. – Савок проклятый! Все через жопу! Девица проходит мимо нас, и, взглянув на нее со спины, можно вполне определенно сказать, что увидев безудержную тягу русских к моде, изготовители модной продукции, словно желая передохнуть в творческой конкуренции, а заодно и посмеяться, в некоторых случаях ориентируются исключительно на Россию: вряд ли бы кто-нибудь в Италии надел куртку , в которой шествует толстушка, учитывая, что на уровне задницы на ней ядовито-желтыми буквами крупно написано «FENDI» , что итальянцами может быть интерпретировано не только как название известной фирмы, но и как приказ или просьба: расколи ! Наши, конечно же, выходят последними. И после “здравствуйте” на нас обрушивается шквал недовольства: Даниеле, которого Мауро попросил поработать в Римини вместо него, появился всего пару раз, при этом постоянно подчеркивал, что он художник-дизайнер по обуви и, сопровождая клиенток, лишь оказывает услугу своему знакомому. Девушек же возил по складам и фабрикам, дружок Даниеле, некий Антонио, ни черта не смыслящий в шопинге, которому подолгу приходилось объяснять, куда ехать и что делать. • Коробками для товара не обеспечили,- говорит одна из клиенток. • Скотчевать пришлось на таможне!- возмущенно вторит ей другая. Мауро, желая показать, что он в ужасе от случившегося, закатывает глаза так, что видны только белки. Воспользовавшись секундной паузой, я ввинчиваю вопрос о возможном интересе к нашим тряпкам, но клиентки пропускают его мимо ушей и наперебой продолжают: • Попросили Даниеле, как человека, свозить нас в Болонью. А он: “Не могу! Занят сегодня: должен на компьютере разработать новую модель туфель”. • Заходим днем на рынок, а он там: стоит за прилавком - башмаками торгует! И потом: почему нас заставили платить за оформление фактур? 600 долларов! • А сколько было фактур, -пытаюсь я хоть как -то сдержать их гнев. • 14. • Ну все правильно: почти 43 доллара за каждую фактуру. • Но раньше мы никогда не платили! Вы же и так поимели на нас свои проценты… • Этот долба.б Даниеле,- скороговорит мне Мауро,- наверняка не заложил эти деньги в стоимость товара… • В общем, вы должны нам вернуть эту сумму,- продолжают шопницы,- если наши мужья узнают, а получать карго в Москву приедут они, в Италию нас больше не отпустят… • Утро вечера мудренее ,- говорю я ,- разберемся. А сейчас уже поздно. Пора спать. • Но мы хотели сразу же уехать домой,- не унимаются клиентки. • Сейчас мы ничего решить не можем! • Что ж останемся до вечера в Москве. Мы позвоним. До свидания. Встречающий их мужчина подхватывает их вещи и они направляются к машине. Становится ясно, что нам из аэропорта придется выбираться самовывозом. - Так лучше,- говорит Мауро.- Чего напрашиваться?! Подумали бы еще, что у нас вообще нет денег!” • А у нас их действительно нет. Осталось тысяч двадцать. Как же мы поедем? • Черт возьми !- беснуется Мауро.- Остановим кого-нибудь и … поедем. Только предупредим…,что у нас нет денег… Мир не без добрых людей! Выходим на дорогу, ведущую к Ленинградскому шоссе: чем дальше от аэропорта, тем больше шансов повстречать доброго человека. • Слушай, а зачем мы вообще сюда приезжали?- удивленно говорит Мауро, словно прорубая окно в бытие.- Проторчали здесь несколько часов… • Знаешь, я и сам не могу этого понять. Поехали вроде бы для того, чтоб шмотки сбагрить, а получилось - узнать о новом долге… • Нет худа без добра !- подпрыгивая, чтобы согреться, оптимистичничает итальянец.- Слава Богу, что у нас часть этого тряпья сперли! Хоть чего-то за ущерб возместили… А так бы ни хера не получили! Останавливаемся напротив заправки. Он размахивает руками и орет: • Давай-давай, тоже лови! Или - что, стесняешься ? Подъезжает машина. Мауро открывает дверь и, отходя в сторону, подталкивает меня вперед: “ Договаривайся!” Никто не везет. На вопрос “сколько?”я начинаю “ но у нас, к сожалению…” - и мне сразу же говорят: “Извини, брат, не по пути…”Или же:”Опаздываю…” Вдалеке появляется микроавтобус. “Во! Это наш! - Мауро трясет рукой.- Останавливай!” • Куда?- басит розовощекий мордоворот с сытыми глазами. • Да хоть до “Речного”… • Скоко? • Вот с деньгами у нас туговато… • Не повезу!- откровенно рокочет эта “помесь Иванушки-Дурачка со Шварцнегером”. Я смотрю на его безучастную рожу и вспоминаю прочитанное об одном из его кумиров:” Сильвестр Сталлоне не раз обращался к своему соседу- Джанни Версаче- с просьбой хоть немного окультурить его неотесанность…” Микроавтобус объезжает заправку и удаляется к аэропорту. • Думаешь, самый умный?!- орет ему вслед Мауро и, вытащив из-под куртки шарф, как платок надевает его себе на голову. - Теперь я здесь хоть до утра простою! На! - Он ударяет правой ладонью по левому плечу и, в отличие от американцев, потрясающих в подобных случаях оттопыренным средним пальцем, по-среднеземноморски, живописно, выкидывает вверх всю левую руку. Я предлагаю дойти до Ленинградского шоссе: • Там проще будет поймать. Всего-то километра полтора! • Сдурел! Здесь все пять будут! Я уж лучше заночую в аэропорте… Но мы все же продвигаемся в сторону шоссе. Микроавтобус мордоворота еще делает пару охотничьих выездов, рыща фарами по дороге. Останавливается “Волга”. • До Ленинградки не подкинете? • Садитесь! • А то у меня итальянец совсем окочурился… • А вам вообще-то - куда? • Да хоть до “Речного”… • Я - на “Планерную”. Подвезу вас до кольца… • Только у нас с деньгами - беда: тысяч двадцать… У него вон, -киваю я на заднее сиденье ,- бумажник сперли...- Мне кажется, таким враньем можно оправдать позорную пустоту карманов! • Давай, давай !- оживает Мауро, потирая руки. - Подпихни его куда-нибудь поближе к дому! • Сейчас никто не повезет,- говорит шофер. - Да замерзай! Всем на все наплевать! • Это точно! Я это на собственной шкуре испытал…- Мы въезжаем на мост.- Как раз вот здесь! Три года тому назад мы влепились на машине в торец этого блока .- Я показываю на черно-белое бетонное заграждение моста, висящего над Ленинградским шоссе. Тогда вместе с Большим Чеченом и Мауро я вернулся из Италии. Мауро задержали на пограничном контроле: у него не было российской визы. Он надеялся получить ее в “Шереметьево. ”Но пограничники разочаровали его: ”Этот вопрос нужно решать в консульском управлении МИДа.” Итальянец был препровожден в транзитный зал. У чеченца была какая-то встреча в аэропорте, а я поспешил в Москву - хлопотать за друга. “Альфа-Ромео” неслась к Ленинградке. За рулем - мой родственник, на заднем сиденье его друг. Болтаем, курим… Неожиданно впереди скопище машин и знаки “Ремонтные работы”. Торможение… Влетаем на мост … На спидометре - 80 км|час. “ Пи.дец! ”- произношу я - и следует мощнейший удар. Открываю глаза. Стекла залиты кровью. Мой родственник стонет. Пытаюсь открыть дверь - заклинило… Царапаю стекло и вижу, как мимо медленно проезжают машины. За кровавыми размывами в лучах вечернего солнца - лица… Мужские… Женские… Озабоченные… Серьезные… Улыбающиеся… Много лиц… Никто не останавливается… Проезжают мимо… Хочу заорать им, но не могу: голос теряется где-то в груди… Вдруг - откуда-то издалека с кавказским акцентом: “ Ну как вы - живы?” Дверь с моей стороны открыта. Рядом стоит блестящая “БМВ”. “ Давайте!” Я смотрю на “БМВ” и говорю : “ Да мы вам кровью всю машину уделаем…” “Охуел, брат! Поехали в больницу!” Ребята оказались азербайджанцами. • Мне тогда показалось, что мусульмане не только, как однажды сказал их муфтий, «ближе» к православным, нежели к католикам, но что им православный ближе, чем самим православным. • Не думайте , что это от особого человеколюбия,- говорит шофер.- Для восточных людей такие ситуации – норма. Они привыкли к риску… • Как бы то ни было, а в “ Боткинской” зашивал меня грузин… Вот я и вернулся домой, в Россию ! • Ну мне - направо ,- говорит шофер. • Вот- возьмите…- Я протягиваю ему деньги. • Да оставьте себе - пригодятся… • Спасибо… Мы стоим около ночного киоска не далеко от кольцевой дороги. Скрюченный от холода, с шарфом на голове, Мауро напоминает французского гвардейца с картины “ Отступление Наполеона через Березину”. Придерживая одной рукой шарф, другой - он пытается остановить машину. • Да кто ж так ловит! -орет ему от киоска пьяный бомж .-Ты чего! Не так надо!- Он подходит к Мауро: - Сними ты эту ху.ню с головы !- Мауро улыбается. • Не понимаешь что ль?! Как не русский! - Бомж искренне возмущен бестолковостью Мауро.- С такой по.бенью на голове тебя боятся! На возьми мою шапку, еб твою! Если замерз… - И бомж сует ему замусоленного бесформенного “ кролика”. • Спасибо…,-зевая ,отказывается Мауро. • Ну хер с тобой!- продолжает благоволить бомж.- Я сам тогда тебе машину поймаю. - И он начинает размахивать руками. Мы отходим в сторону. От киоска отделяется внушительных размеров фигура. Судя по всему, это коллега неуемного филантропа. • Мужик,- обращается он к Мауро,- есть пара хороших башмаков… Не надо? А то за бутылку отдам… Новые! Мауро ничего не понимает, но на всякий случай отказывается, качая головой. Останавливается такси. • За двадцатку до “Водного” довезешь?- без обиняков спрашиваю я.-Больше нет! • Залезайте! • Дай ему поменьше,- рекомендует Мауро, развалившись на заднем сиденье.- Мне завтра на метро за деньгами в Крылатское ехать. Скажи ему: “Парень, ну имей совесть…” • Прекращай чушь нести! Я найду тебе на метро… А, впрочем, почему бы твоей дебиторше самой к тебе не приехать? • Ей надо с внуком сидеть. Оставить не с кем. Это у нас, в Италии, можно попросить соседей присмотреть за ребенком, без ущерба. А у вас оставишь кого-нибудь, придешь и шкафа не досчитаешься. Сопрут да еще божиться будут, что съел ребенок. Возражай потом сколько влезет: “ Как же так ? Раньше никогда не ел!”, ответ будет один: “ А на этот раз схавал!”. Так что поеду сам. Мы подъезжаем к дому. • А вы в валюте случайно не разбираетесь?- спрашивает таксист. • А что? • Да вот дали мне…- Он зажигает в салоне свет и ,порывшись в боковом кармане куртки, достает купюру. Это 100 крузейрос. Я рассматриваю банкноту и замечаю, что в слове “BRASIL” не хватает буквы “B”. • Да я уже видел,- грустно говорит шофер,- стерто. Мне сказали, что они как немецкие марки. Но наверно обманули… • Не могу сказать… С бразильскими деньгами никогда не сталкивался… • Не,- ничтоже сумняшеся заявляет Мауро,- деньги новые: раньше у них нулей много было, а это просто сотня… • Нет, все равно обманули,- сокрушается таксист. • Почему ты так думаешь? • Да парень, который мне ее дал, убежал. Сказал: “Щас за девчонкой схожу” ,- и не вернулся. • На, возьми вот эти!- Я протягиваю ему двадцать тысяч рублей. - С ними все ясно и просто. Спасибо. Мы идем к подъезду. Пройдя метров пятьдесят, я оборачиваюсь.Такси стоит на месте. В салоне по-прежнему горит свет. Шофер крутит перед глазами крузейрос. Крупными хлопьями падает снег. На следующий день Мауро доплачивают за украденную одежду. - Только бы мне расписочку...- просит Любовь Андреевна, сжимая в прижатом к груди кулаке пучок долларов. Итальянец бросает на нее косой взгляд и ставит на подсунутом ему тетрадном листке размашистую закорючку. Повеселевший, он возвращается домой и суетится на кухне. Телефонный звонок: • Привет! Что делаешь?- спрашивает женский голос. • Привет! Спагетти…- отвечает Мауро, решив, что ему звонит одна из наших шопниц. • Ну я в гости к тебе приеду… • Давай… • А какой у тебя адрес? Мауро диктует адрес. Через некоторое время звонок в дверь. Он открывает. На пороге - Лариса с остановки маршрутки. Мауро в растерянности. Два часа, поедая макароны и запивая их сухим вином, Лариса на беглом русском повествовала Мауро о своих личных проблемах. Из всего сказанного итальянец уловил, что муж у нее- мудак и гуляка - тратит деньги на какую-то бабу, ее же саму держит впроголодь(хомячила так, сказал мне Мауро ,что сомневаться в правдивости ее слов не приходилось) и что подслушивающие устройства нужны Ларисе, чтобы следить за негодяем. Попытка Мауро утешить даму традиционным способом успехом не увенчалась. Итальянский формализм запутал его в декорациях, заглушая в нем память о фундаментальном законе природы: женщина боится не того, что ее возьмут, а того, что ее отвергнут. Нарвавшись на буйное кокетство, джентльмен перепутал его с патетичным отказом и сложил руки. Охваченный смущением, он захотел побыстрее избавиться от странной гостьи. И телефонный звонок Инны пришелся весьма кстати. • Это моя невеста! –сказал, как мог, Мауро, прикрывая ладонью трубку.- Сейчас придет! • Что ж ты мне не сказал, что у тебя есть невеста?!- ворчала Лариса, натягивая сапоги.- Я все дела отменила - к тебе приперлась!- Она вытащила из сумочки губную помаду и написала свое имя против соответствующей даты на висевшем в коридоре настенном календаре. И, открывая дверь, добавила: -“ Cмотри, в этот день я к тебе приходила,мармудон!” Это окончательно смутило Мауро. Но вдруг его осенило: а что, если разгадка всего таится в странном слове “мармудон”? И он немедленно позвонил мне, чтобы узнать его значение. В конце недели Мауро собирается в Италию, чтобы испробовать последний шанс: посетить желающие выйти на российский рынок фирмы, где, если верить организатору этого мероприятия - Гвидо, наличные должны отвалить сразу же после слова “здравствуйте”. Я должен присоединиться к нему через пару дней, чтобы исполнить роль представителя русских консультантов ,берущих на себя все заботы по обеспечению успеха итальянцев в России. Самолет через два часа. Мауро упаковывает вещи. • Попытайся уговорить хозяина, чтобы он оставил мне эту квартиру…,- просит он. • Конечно… Мы выходим. Коридор тесный - и один чемодан застревает в дверном проеме. Мауро распаляется: • Вот Ленин чего натворил! Какие квартиры понастроили - чемодан не вынесешь! • Мауро, но когда их строили, никто никуда не ездил, все сидели дома и чемоданы были ни к чему… • Как сказал Христос перед смертью, блаженны они, ибо не ведают, что творят. Понимаешь, о чем я? • Да, ты хочешь сказать, что русские блаженны в своем невежестве. Но никогда не передергивай при мне слова Писания. • А в нашей “Библии” так и сказано. • Я покажу тебе “Новый завет” на итальянском, чтоб ты в следующий раз не молол что не попадя, - упорствую я, одновременно думая: черт возьми, говорим-то мы все-таки на разных языках... • Где ты его купил? В Неаполе? Вовсю валит снег. Машины медленно проползают мимо нас. Никто не останавливается. • Мать вашу, да мы так на самолет опоздаем! - кипятится Мауро. Из окошка остановившейся “газели” высовывается голова: • Куда надо? • В Шереметьево. • И сколько? • Я бедьный-бедьный итальянец,- отвечает Мауро. • Ну ладно, договоримся. Через несколько минут нас останавливает похожий на бобра гаишнник. Документы у водителя в порядке, но он предлагает ему присесть в милицейскую машину для составления протокола: • Вы нарушили… • Что я нарушил?- удивляется шофер. • Вы пересекли сплошную полосу. • Да где она?! Вся дорога снегом заметена! • Где?- гаишник валенком расчищает снег.- Вот она! Вы нарушили… Приходится платить штраф. • К Новому году денег себе рубят, суки !- негодует водитель. • Знаешь, почему сюда Юлий Цезарь не пошел?- спрашивает Мауро, после того как я объяснил ему суть произошедшего .-Он все понял… Понял, что это далеко и что здесь делать нечего. • Слушай, я никогда тебя не спрашивал: ты веришь в Бога ? • Я верю в Иисуса Христа – человека, давшего людям правила жизни. • Значит, из небесного и земного выбираешь в Христе земное ? • То есть ? • Ты, похоже, воспринимаешь десять Заповедей как общечеловеческие ценности, не связанные с верой в Бога... У известного философа Людвига Витгенштейна была любимая призказка : «Ну что он за человек Бог!» Говорил он эти слова, правда, шутливо, в тех случаях, например, когда читал огорчавшие его места из «Библии»... Ты тоже шутишь? Мауро бросает на меня взгляд, полный искреннего сочувствия и сожаления – так, наверное, мог бы посмотреть истинный христианин на язычника: - Вера – это, чтобы людям голову морочить… Где он Бог ? Оу ! Вон в космос летают ! Ты что, в Италии не был? Кто у нас верит-то в эти сказки?! “ Газель” летит к аэропорту, обгоняя ползущие машины. Шофер чудом уходит от “хвоста” рейсового автобуса и вытирает со лба испарину: • Уф! • Видел?- вскрикивает Мауро • Видел … В больницу могли угодить! • Да нет! Какая баба в автобусе была, видел? В аэропорте я подписываю свои именные бланки - чтобы Мауро мог собрать комиссионные за наших клиентов. Заполняю за него декларацию. Дата:17.12… • У тебя сегодня юбилей, поздравляю! • Какой еще юбилей ?- удивляется Мауро. • Ровно пять лет тому назад тебя задержали с контрабандой. • А скажи я тогда, что оставлю вещи у себя дома, в Москве, могли бы отдать… Чтоб разъ.бенило всю эту Россию! - И подхватив чемоданы, Мауро торопливым шагом направляется к таможенной стойке. Стоя в очереди, он вспоминает приключения пятилетней давности, разыгрывая передо мной сцену задержания в лицах: то жуликовато озирается, то размахивает руками, то изображает на своем лице удивление… На таможенника жиганская активность Мауро навеяла подозрения: cначала перерывают его вещи, а затем и самого уводят для личного досмотра. Видимо, действительно для итальянцев число 17- несчастливое. Вскоре он возвращается: • Все в порядке. Увидимся через пару дней в Италии. • Конечно,- говорю я, хотя знаю, что никуда не поеду; просто я хочу, чтобы Мауро вернулся к “своим”, о которых он вспоминал в те минуты, когда его захлестывала озлобленность: “Все! Хватит с меня этой России! Вы все мне отвратительны! Я должен быть среди нормальных людей!” Да, он должен вернуться на свою землю, в ту страну, где проще обманывать самого себя перед лицом вечно валящегося на тебя мира, где, как заметил публицист Чезаре Марки, согласно древней италийской традиции принято делать жизнь легче, изменяя не реальность, а названия, где, если быть более точным, реальность подменяется словами. “ Италия, - утверждают западные дипломаты,- полная противоположность России. В Москве никогда ничего неизвестно, но все же все - ясно. В Риме же - все публично, нет никаких секретов, все говорят, все декларировано, порой даже выказано, но все же ничего непонятно”. Мауро должен оставаться в Италии, стране, которая научила мир многому, а сама, по мнению представителей других народов, превратилась в призрак, фантазм реальности. Он должен быть среди своих. Там для него – «нормально». Ибо нет еще на нашей планете места, где существование человека было бы совершенно, где одинаково хорошо было бы всем, где царила бы Истина и не было бы своей национальной правды. Космическая Истина сегодня расколота на этнические фрагменты. Представления о едином Боге – на религии. Причем так, что и основные монотеистические религии планеты своим состоянием начинают напоминать об эпохе язычества, к которому пришло человечество, после такого как утратило некогда общее Великое Вселенское Знание – о той смутной гомеровской поре, когда новые боги стали делить мир и вести войну, каждый покровительствуя избранному им народу. Некогда восстановленное единобожие, утверждают порой, вновь было извращено, что породило противостоящие друг другу религии, одна из которых опирается на искусство, другая на философию, третья – на войну. Сколько пройдет еще времени пока разбитое зеркало вновь станет целым? Откуда начнется его «склейка»? Старый свет издревле был посвящен подземному миру, утверждает этрусколог Синьорелли. Пропитанный прагматизмом, неумолимо земной, вместе с его авангардом, как иногда называют США, –он и в самом деле оказался по-подземному мрачным. Может быть, сейчас действительно наступает черед его «небесного антипода» - устремленной Андами в светлую высь Латинской Америки? Сторонники теории смены первенства материков, с которой созвучно и мнение Синьорелли, считают что это так. До цельности зеркала еще далеко, говорят они: прежде должна померкнуть слава Северной Америки, пресловутое единство которой не имеет общей духовной основы, филологическим отражением чего, как считают некоторые исследователи, можно было бы представить тот факт, что в ее языке - так же как и в языке наследницы Римской империи - Италии, – понятия «страна» и «селение» обозначаются одним и тем же словом; затем на первый план должен выйти континент латиноамериканский, который будет исповедовать и насаждать на планете религию тех мест, откуда были выходцами предки его населения, религию Азии. Какой будет она? Одной из традиционных, не заявлявших о себе миру так громко, как иудаизм, христианство и ислам? Или же совершенно новой – технической, основанной на характерном для тех мест безудержном прогрессе в электронике, религией, образованными жрецами которой станут потомки тех, кто сегодня умирает от голода в бедных кварталах Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айреса? «Бо», - ответил бы на эти вопросы выражающим неуверенность итальянским междометием идущий к паспортному контролю Мауро. Конечно – «бо». И все-таки хочется верить, что – пусть и после бесчисленных планетарных перипетий – «Великий Пан» когда-нибудь действительно умрет, место человеко-зверя займет Богочеловек - и зеркало срастется. «Завтрашний день наступит,- говорит Донья Музыка в «Атласном башмачке» французского драматурга Поля Клоделя,- … ведь рука, которой Бог пишет нами в вечности, проводя линии, то короткие, то длинные, не прекратила еще своего движения. Со всеми запятыми, с последними неприметными черточками, книга эта обретет смысл, лишь когда будет полностью окончена… Все разрозненные движения, я знаю, сольются тогда в согласный аккорд – их и теперь уже набралось достаточно, чтобы звучать диссонансом!» Я провожаю Мауро взглядом. Он идет к самолету. Идет с верой в сказку, придуманную фантазером Гвидо - сказку о дельцах, дающих деньги под честное слово первому встречному. Он верит в нее лишь от отчаяния , вера эта для него своего рода психологическая защита, потому что, хотя он наверняка и не читал в детстве маститого итальянского сказочника Карло Коллоди, чей знаменитый герой Пиноккьо, в России известный более, как Буратино, тезисно формулирует один из унылых принципов бытия: “бесплатных пирожных не бывает”, - будучи итальянцем, принцип этот он прекрасно знает. Мне захочется рассказать об этом Мауро, когда, через пару дней, он позвонит из Италии и начнет орать: “Черт бы вас всех русских побрал! Почему ты, мать твою, не едешь?!” Но уже сейчас я знаю, что не смогу этого сделать, потому что он быстро успокоиться и сразу же скажет: “ Знаешь, я уже соскучился по Москве…” Дня через три он звонит из Италии: • Сидим в ресторане, деньги делим… • Ну и как делится? • На четверых… • То есть? • Я, ты, Даниеле и Антонио… • Кто это такой? • Он у Даниеле на подхвате… • Ну и по сколько на нос? • За вычетом расходов, по 550 тысяч лир • А то что мы должны Владимиру по 150 долларов за каждого клиента, учли? • Нет! • А деньги за оформление груза, которые надо вернуть девкам? • Нет! • И по 550 тысяч, говоришь, получилось? • Угу… • Хорошо! Примерно столько стоил твой билет на самолет… • Ну а что делать? Это все - ладно… Ты-то почему, чтоб тебя, не едешь? • Не складывается. • Гвидо рвет и мечет! Говорит, фирмы -наготове, ждут… Да и у Даниеле желающие тут есть… Денег могут сразу дать… • Ты сам-то что собираешься делать? • Как - что? Вернусь в Москву, у меня обратный билет…Без тебя мне здесь нечего делать. Что я расскажу на фирмах?! • Может, тебе в Италии пока побыть? • Ты что! Дома у братьев - как в тюрьме. Скоро Рождество - а мне никакой радости. Наверно, поеду куда-нибудь с Лисенком… Ну ты, в общем, встречай меня. Перед вылетом позвоню. Хозяин квартиры просит “очистить помещение”. - Ну давайте подождем, пока он приедет,- прошу я.- Там вещей на целый грузовик! - Ладно... Как хотите.- И в трубке прерывистые гудки. Брат довозит Мауро до станции Динаццано: • Счастливого пути. Отсюда 20 километров до Реджо Эмилии. Затем через Болонью поездом в Римини. А там на самолет - и в Москву. Обычно до Реджо ходят составы из четырех вагонов. Но сегодня воскресенье, и вагон - один. Мауро стоит в конце перрона. У его ног сумки и чемоданы. Подходит поезд. - Черт возьми! Чего выдумали!- возмущается Мауро, призывая в свидетели весь свет.- Один вагон! - И орет машинисту: • Эй, подай-ка поезд чутка назад! Не видишь, что ли, сколько у меня вещей?! Машинист крутит пальцем около виска. • Чтоб разъ.бенило весь ваш юг вместе с тем, кто его придумал!- цедит сквозь зубы Мауро и начинает перетаскивать свой скарб к вагону. На вокзале в Болонье, как всегда, многолюдно. Мауро толкая телегжу, нагруженную вещами, продирается через толпу. Бросает взгляд на памятник погибшим здесь в 1980 году от взрыва бомбы, подложенной террористами. Устраивает перепалку с кассиром из-за того, что билеты стали дороже. На аргумент: ”Дорогой мой, жизнь такая!”,отвечает:” Чтоб вас всех!”. И, наконец, отдуваясь, прибывает на свой перрон. С соседнего пути отправляется поезд. Его последний вагон уже достиг середины платформы, как вдруг из подземного перехода выскакивает женщина и устремляется за ним вдогонку. Она уже схватилась за поручень. Нога поянулась к подножке. Еще мгновение и … Но неожиданно состав тряхануло. Рука отпускает поручень. Нога соскальзывает с подножки. И женщина летит под колеса. Хруст ломающихся костей. Истошный вопль. Скрежет тормозов. На рельсах отполосованные ноги. На шпалах - фонтанирующее кровью и орущее туловище. Прибывшие карабинеры растеряны и тупо наблюдают, как окровавленное человеческое мясо бойко щиплет и жрет стая проворных голубей. Мауро закрывает лицо рукой: • Где ты, моя Италия? Поезд удаляется от места страшной сцены и уходит в сторону Римини. За окнами реки, деревни и города Италии. Италии, которой, как впрочем и всему западному миру, в качестве последней духовной опоры, последнего нравственного прибежища осталась лишь до неестественности гипертрофированная любовь к животным… Странный, действительно, этот мир, где с позволения священника собакам позволяют входить в церковь, где человека сажают на электрический стул и в то же время могут потребовать вызвать в суд в качестве свидетеля дельфина... “Хотелось бы,- пишет итальянский публицист Чезаре Марки,- чтобы наряду с любовью к братьям нашим меньшим, в нас развивалась любовь к себе подобным, к людям. Ведь мы дожили до того, что сразу же упекаем на полгода в тюрьму за убийство голубя, как это случилось, например, в Липари с рабочим Бартоломео Пеллегрино, и оставляем на свободе явившихся с повинной бытовых убийц… Таков наш процессуальный кодекс ”. В самолете рядом с ним сидит девушка. • Мауро. • Ирина. Ирина работает в турагенстве. • У нас тоже турагенство есть, - сообщает Мауро, и они обмениваются телефонами: • Мало ли что! Я жду его в Шереметьево. Рейс задерживается. Уже вышли почти все пассажиры, прилетевшие из Римини. Его все нет. Вдруг становится шумно, и за стеклом возникает его фигура. • Быстрей… А, да - привет… Объясни ты этим мудакам… • Да в чем дело? • Привез немного продуктов, а они говорят плати пошлину… И так в Римини уже ободрали! Хватит! • Тоска по родине, как говорил Че Гевара, начинается с желудка… Таможенник показывает на грузовую телегу, заваленную чемоданами и сумками: • У него пятьдесят килограммов перевес. Надо заплатить около двухсот долларов. • Но это же продукты. Он наши не может есть. Там всего-то по супермаркетовским ценам долларов на двести. • А вес-то какой! Мы ему и так уступили. • Ну что же это такое,- растягивает Мауро,- там плати, здесь- плати… Сколько ж это в финале будет стоить? У нас,в Италии, на 600 тысяч лир семья из четырех человек целый месяц питается… • Но в любом случае будет дешевле, чем в московских магазинах,- говорю я и спрашиваю у таможенника:- А может… • Попробуйте поговорить со старшим смены…. Пока я ищу старшего Мауро пытается распределить лишний вес по своим соотечественникам: • У вас сколько килограммов? А мое не пронесете? Но итальянцы отстраненно вежливы: • К сожалению… Старший вначале категоричен: • Закон есть закон. Но потом сочувственно интересуется: • Он что, больной? Еды-то сколько приволок! • Да больной… И очень! • Я бедный-бедный итальянец,- невпопад канючит Мауро. • Бедный - не хера сюда ездить! Это самый дорогой город в мире. • Я рабочий,- не унимается Мауро и продолжает напрягать память,- строитель. Дом строить… • Дом?-переспрашивает таможенник. • Да,- подтверждает Мауро и ,кивая на меня, сообщает на чукчанский манер :- А мой друг - журналиста… • Из какой вы газеты?- спрашивает старший. • Да я из журнала “Скотоводство”. А он у нас на подшефной ферме коровники строит. • Угу!- поддакивает Мауро, хотя ему совершенно непонятно, о чем мы говорим.- Ну пусть хоть половину возьмут!- И он застывает на месте, широко раскинув опущенные руки и склонив голову на плечо. • Ладно!- говорит таможенник.- Клади, строитель, сотку в паспорт…. На выходе нас окружают мужики с висящими на груди самодельными карточками “ТАКСИ”: • Куда ехать? • На “Водный”… • Триста штук… • Охерели с горя! • Давай на маршрутку,- предлагает Мауро и показывает на свою поклажу.- Как-нибудь дотащим! • Уже ночь. Маршрутки не ходят. Уламываем какого-то самодеятельного таксиста довезти нас за двести тысяч. • Но у меня - “Фольксваген”! Дайте хотя бы двести пятьдесят. • А-а, черт с ним!- Мауро по-русски взмахивает рукой - мол, была не была.- Поехали! Мы едем по Ленинградскому шоссе. Машина разносит колесами лужи, образовавшиеся от растаявшего снега. На улице сыро и зябко. Но у Мауро настроение - солнечное: • Хоть здесь обдирают и дурят, здесь здорово! Москва… Теперь уже она - моя судьба!- Он хлопает шофера по плечу .- Молодец! Работы не будет, таксистом в аэропорте буду… • Ага,- говорит шофер.- К тебе сразу же подойдут:”Так… Кто демона крышует?” И колесикам - пиндыр! Дверь в квартиру не открывается. Старый гад поменял замок ! - резюмириет Мауро и, уже распалившись, орет на весь подъезд:- Ну что это такое! Нет, у нас, в Италии, так не поступают ! - Затем, остыв, задает ставший ему родным извечный русский вопрос: - Что делать ? Звоню хозяину квартиры. • Ну я же предупреждал,- говорит он,- нужно было слушать. • И куда ему сейчас? Ночь на дворе... Не знаю. Встретимся завтра в десять утра на “Белорусской”, в метро, у первого вагона к центру ... Предлагаю Мауро заночевать у меня. - Нет,- отвечает он.- Я буду ночевать у себя дома.- И ударом плеча выносит дверь.- На сегодня ночлег обеспечен... Мы затаскиваем в квартиру вещи и на скорую руку “латаем” повреждение. На следующее утро, стоя на метрополитеновском перроне, долго пытаемся уговорить хозяина, чтобы он не изгонял Мауро до Нового года. - Потом он уедет,- убеждаю я.- Что-нибудь подыщем - и уедет... - Нет,- упорствует дядька.- Пусть съезжает немедленно. - Я уже и с друзьями-охотниками договорился, что Новый год мы будем встречать в этой квартире. Три дня до праздника осталось... Что ж, нам теперь на снегу собираться? - Но вы же охотники! - пытаюсь я разрядить атмосферу. - Не сезон. - Ну скажи, что я ему за десять дней как за месяц заплачу,- продолжает изыскивать убойные аргументы Мауро. - Дело не в этом,- отвечает хозяин.- Ему верить-то нельзя. Ну что это за жилец: вовремя никогда не платит, договариваемся о встрече - не приходит... Сколько раз я его впустую ждал! Нет. - У него трудности были,- адвокатствую я.- Но сейчас все наладилось... - Нет! Не могу. Становится жарко и мы поднимаемся на улицу. - Давай дави его!- наускивает меня Мауро.- Придумай что-нибудь! Я теряюсь: чем можно сбить охотника с тропы, ведущей к пьянке? Но Мауро идет на прорыв: - А вы кто по гороскопу? - Козерог,- с опаской в голосе отвечает квартировладелец. - У меня жена - Козерог,- продолжает атаку итальянец , все ближе придвигаясь к нему; затем он буквально припирает его к быку белорусского моста и слегка треплет за щеку.- Симпатичный! А мы с другом Близнецы, нас вообще - четверо. Ну ладно тебе! Давай! А? Под таким отчаянным цыганским натиском хозяин не устоял. Смятенный, он ошалело поглядывает на нас и “дает добро”. Но быстро приходит в себя: - Только вот что: пусть заплатит, как пообещал, и в залог - паспорт и триста долларов. Чтоб не назвонил мне там... Условия моментально выполняются, и нам вручаются ключи от нового замка. Мауро ликует и весело напевает сочиненный на ходу куплетик о случившемся, который можно перевести как: “ Козерог уперся рогом, трахнули и Козерога”. Новый год Мауро собирается встречать с Инной. Готовиться к празднику начинает спозаранку. - Мне нужна кастрюля! - заявляет он, появившись у меня дома в восемь утра. - Зачем? - Цампоне варить буду! Из предъявленных ему кастрюль ни одна для приготовления цампоне не подходит: малы. Мауро заглядывает в ванную, и вдруг квартира оглашается его радостным криком: - Нашел ! В руках у него эмалированное ведро литров на двадцать. • Вот в это, пожалуй, влезет...,- прикидывает на глаз итальянец и, постукивая пальцами по днищу емкости, отправляется к себе домой готовить моденский деликатес цампоне, или, говоря проще, фаршированную свиную ногу. Вечером, пообщавшись по телефону с хозяином турагенства, позвонившим, чтобы поздравить с Новым годом, а заоодно и пригласить меня и Мауро прийти к нему в офис для разговора в первых числах января, составляю итальянцу компанию и еду вместе с ним за Инной, которая в свою очередь напекла к празднику пирогов и наготовила традиционных салатов, так что вывозить ее из дома нужно на машине. На «кольце» небольшая пробка. Мигает маяк «скорой помощи». В среднем ряду приподняты на домкрате «жигули». Рядом стонет мужик с переломанными ногами. Российская бедность, «хищная звериха», калечит по-разному . Его она заставила, чтобы не попортить резину, сдвигая машину к обочине, менять спустишееся колесо посреди дороги – и оказаться под колесами другой машины… • Вот здесь находится ваша казна,- шутливо говорит Мауро, когда, на обратном пути мы проезжаем мимо указателя «Рублевское шоссе». Через несколько километров он кивает на стрелку, указывающую съезд на « Мякининское шоссе», и заявляет: • А это дорога в ваш Тенерифе ? • ? - уловить в слове «рублевское» тот же корень, что и в слове «рубль» , пожалуй, не сложно, но увидеть, что «мякининское» восходит к слову «мягкое» и – походя, в шутку - обыграть это, связав с тем, что в названии курорта Тенерифе присутствует латинский корень с тем же значением , - нет это не под силу не только Мауро, которого знаю я, тому, что за несколько лет пребывания в стране так и не научился толком говорить по-русски, но и любому, кто не имеет определенных филологических знаний. Я с удивлением смотрю на довольно улыбающегося итальянца и, вспомнив, как оценил его стойкость средь российских напастей мой знакомый итальянист, чуть было не купивший у него машину, думаю: черт возьми, может быть действительно шпион… Праздник Мауро отмечает необычно. - Все ночь учил Инну писать стихи на итальянском,- сообщает он мне первого января и зачитывает длинный рифмованный “опус” о холодной русской зиме. - Все прелести русской зимы ты сможешь ощутить на собственной шкуре, если мы за пару дней не найдем тебе квартиру... - Инна уже нашла: ее подружка сдает.На проспекте Мира. Осталось раздобыть триста долларов, чтобы заплатить за месяц... Организуешь? Переезд рано утром. Вытаскиваем на лестничную клетку пожитки Мауро. Из целлофановых пакетов торчат телефон, напоминающий самодельной антенной рацию для охоты на лис, щеточка для чистки унитазов, простыни.Тут же коробки с чеченской одеждой, имеющие польскую надпись “Радость и забава”. Под ногами катается штангообразная гантеля. • Что это еще? • О-о , - тянет Мауро,- это загадочный предмет… • Загадочный потому, что ты сам не знаешь, зачем он тебе. • Ну при переездах можно под дверь подкладывать! Таская вещи, мы разряжаем веселыми репликами атмосферу типичного российского утра, точно описанную русской поговоркой : хорошее утро, в такое и умереть хорошо. Хлопают двери квартир. Народ потянулся на труды праведные и неправедные. То и дело звучит брошенное из-под носа «здрастьте», которое более, чем пожелание здоровья, воспринимается как: живи-живи, на фоне твоих бед и мне не так грустно будет. Лифт у нас постоянно угоняют. - Эй, поспите-ка еще!- орет Мауро вслед отъезжающей кабине.- Куда в такую рань повскакивали! Пожитков не мало и мы вспотели. Видя наши мытарства,шофер предлагает себя, за дополнительную плату, в качестве грузчика. Мы свозим вещи вниз, а он загружает их в свой грузовичок. Около лифта- коробки, пакеты, чемоданы, сетка от плейбойской кровати, матрас, неработающая стиральтная машина, немой телевизор и т.д. Мауро недоволен тем, как шофер размещает вещи в кузове: • Да так не поместится! Мать вашу, всему вас, русских, надо учить!- Он залезает в кузов и начинает по-своему раскладывать барахло. Пыхтит. Чертыхается. - Я вот этими ручонками в карьере щебень перебирал!- Он потрясает руками.- Камушек к камушку! А ты мне тут что накидал?! Хлопает дверь подъезда- Мауро как охотничий сеттер вскидывает голову: • Оу! Люди!- Что звучит как: ”Эй, смотри, сейчас что-нибудь сопрут!” Погрузка окончена. - Так,- предупреждает шофер,- если остановят, ты -мой друг. Я помогаю тебе переезжать. А этот,- он кивает на Мауро,- пусть молчит, чтоб ни слова, а то меня обдерут как липку. Набитая до отказа “газель”устремляется к новому пристанищу итальянца. - А там лифт есть?- спрашивает водитель. Мауро бросает на него недоуменный взгляд и неожиданно выдает: • А я ште тебе - орель? • Да конечно есть!- говорю я.-Четырнадцатый этаж… • А работает?- допытывается шофер. • Ну а как же! • Да нет! Я это к чему… Тут недавно рояль возили… На десятый этаж. А он в лифт не влезает… Ну грузчики- на себе…За каждый этаж с хозяина по семьдесят тысяч на харю… Это за рояль… За пианино поменьше будет. А иначе бы бросили - и все. • У нас, в Италии,- говорит Мауро,- специальными машинами все через окно затаскивают. Безо всяких лифтов. • Это у вас, в Италии! А у нас тут один мужик как-то шкаф вез...Здо-ро-вый та-кой! Из дуба. Приезжаем - бац, а он в лифт не входит: двери мешают. А этаж - двадцатый. Так мужик, чтоб лишнего не платить, лифт разобрал! • Вот они денег намывают! - говорит Мауро.- Ни лицензии, ни налогов- ничего! Все - в карман! А сколько такая машина стоит? • Шесть тысяч долларов. • Шесть ты-сяч?!- переспрашивает Мауро.- Да это же ерунда! • Да. Но она, как свое отъездит, можно выбрасывать: машина-то - совдеповская. И держать ее надо обязательно на стоянке: ведь у нее коробка передач за пятнадцать минут снимается… Просто так… И никакая яма не нужна. А стоит, как полмашины. Это они специально сделали: мотор-то - хер снимешь! • Вы бешеный народ! Вот и новое пристанище: обшарапанная 70-годов башня, рядом с которой идет строительство «элитного» дома. Неподалеку церковь. Квартирка - однокомнатная. Мебелишка - в стиле “ гей, славяне”. Мама молодой - похожей на сестру Буратино - хозяйки извиняется: • Мы ее только что купили. Прям со всем, что было. Но со временем постараемся все здесь поменять. А как же! Итальянец все-таки! Ир,-обращается она к дочери,- папа, когда, сказал, кран подкрутит? Завтра? • Угу. • А то подтекает в ванной… Ну ладно… Мне уже пора…- Чувствуется, что она с нетерпением ждет момента расплаты. Мауро платит за месяц - и она отбывает: • Если что, звоните… “Сестра Буратино” остается с нами. Применение ей найдено в мгновенье ока: она заступает на караул около сваленных в кучу вещей. • Так, ребята,- говорит шофер,-надо уложиться за тридцать минут, а то пойдет доплата… Работает всего один лифт. • К счастью, грузовой,- радуется Мауро. Я загружаю кабину под завязку и в этот момент в подъезде появляется поддатый старикашка с рыжей таксой. • Какой барбосик!- Мауро гладит собаку.- Я тоже - таксист… Хозяин пса определенно живет не на первой этаже: • Мать вашу! Ну и как я поеду? Он минуту стоит в нерешительности, затем протискивается в загроможденный лифт и нажимает кнопку своего этажа. • Оу-оу!-орет Мауро и вламывается в кабину, раздвигая уже закрывающиеся двери.- А то стащит что-нибудь! Лифт трогается и вдруг я слышу душераздирающий вопль своего друга: • Андрей! Мы застряли! Сделай что-нибудь! Я задыхаюсь! Я бросаюсь к лифту и разжимаю двери. Кабина медленно спускается вниз.К счастью, она засела в метре от первого этажа. Мауро вываливается на лестничную площадку, сжимая рукой горло. • Эй,что с тобой?- Я трясу его за рукав. • У меня клаустрофобия,- почти шепотом выговаривает он. Лифт на кнопочные призывы не реагирует. • Теперь, ****ь, на себе потрете!- злорадствует хозяин таксы и, обращаясь к собаке:- Ну а мы с тобой, Масик, пешочком. Хер с ним! Мауро сидит на корточках и никак не может отдышаться. • Может, ему врача?- спрашивает” сестра Буратино”. • Нет,- хрипит Мауро,- все в порядке. • Тебе, правда, лучше? • Да. Этот старый урод прям в лицо мне перегаром… Глазищи безумные.Того и гляди - накинется. Я уж подумал: если рыпнется, сначала собаке вкачу, а потом и его за кадык, гада. Больше никогда ни с кем в лифте не поеду.- Он распрямляется и, пошатываясь, направляется к выходу.- Пойду, подышу. • Ну что, приехал?- сочувственно говорит шофер, прерывая беседу с выпивающими около его машины мужиками.- Теперь это часа на два… • Да?- удивляется Мауро. • А хуль ты думал?! Ты - в Москве! От стройки отъезжает легковой автомобиль, на котором под стеклянным колпаком установлен макет возводящегося « элитного» дома и рядом с ним - два рупора . «Компания «Пересветинвест» предлагает квартиры индивидуальной планировки…» – доносится из динамиков. - По-моему,- закидывая в рот кофету, говорит один из «остаканивающихся» мужиков,- Пересвет ни во что не инвестировал. Он просто татарина копьем е.нул и сам замертво упал. Возвращаюсь в подъезд и нажимаю на кнопку вызова диспетчера. Через несколько минут скозь треск раздается: • Чего надо? Объясняю, в чем дело. В ответ - тишина. • Я лучше схожу.- И сестра Буратино уходит искать каморку неразговорчивого начальника лифтов . В подъезде снует народ: • Что сломался? • Ага, и с нашими вещами. • Да они у нас через день ломаются! Мауро- бледный,с посиневшими губами- стоит, облокотившись на стену. • Что это с ним?- cпрашивает добродушного вида женщина. • Он в лифте застрял. И от страха чуть не умер… Итальянец… • Ничего-ничего! Все нормально! Пусть привыкает, если к нам приехал… В подъезд входят два мужика в телогрейках. В руках у них разводные ключи. • Монтеры! Монтеры!- радуется Мауро. Мужики уверенно шагают к лифтам и… : • Мать твою! • Что, не почините?- спрашиваю я. • Да мы - сантехники! Я пробую рукой лежащую на полу сетку кровати: • Выдержит? • Да садись, садись!- говорит Мауро.- Не сломается! Проверено. На днях на ней Наташа, подружка бывшего жильца, как коза прыгала… • Как это • Да позвонила опять:” Кино итальянское хочу посмотреть…” Я ей:” Ну приходи…” Пришла, залезла на кровать - и как начала на ней стоя подпрыгивать. Ну ты же не ребенок! Это дети прыгают! В тебе-то, кобыле, килограммов 75! Соображать же надо! Нет, вас ничему не учили! Мауро сидит на чемодане, уткнувшись лицом в ладони. Дверь на лестницу с шумом отворяется, и перед нами появляется крохотная тщедушная старушонка. • Уезжаете или въезжаете?- весело спрашивает она, светясь улыбкой. • Въезжаем… • Неделя великая сейчас! Рождество Господа нашего Иисуса Христа! Ради него и живу я на свете. Вот в церковь иду. С праздником вас! С праздником! Мауро бросает на старушку хмурый взгляд, но она невозмутимо заявляет: • Я вам сейчас спою ! - И дискантом затягивает рождественский псалом, слова которого говорят: “Будьте как дети! Радуйтесь! Радуйтесь!” Через час сестра Буратино приводит монтера. Тот залезает на крышу лифта и по-капитански командует: • Так , как скажу, нажимай свой этаж! Так… Поехали! Лифт поднимается вверх. • Я вылезаю. Нажимай на “cтоп”! - поступает с крыши приказ. Кабина останавливается. Над моей головой раздается металлический скрежет. • Ну что, можно ехать? • Валяй! Лифт проползает метр и замирает. Двери открываются- передо мной стоит монтер. • Все! Приехал! Четырнадцатый! Я начинаю затаскивать вещи в квартиру. • Может, поможешь? На бутылку дам… • На пару!- категорично заявляет мастер. • Ладно. • А что это за хмырь там, внизу? Чудной какой-то! • Итальянец… • Тогда парой бутылок не отделаешься!- Он оглядывает груду вещей, берет за край целлофановый мешок с одеялом и лениво волочет его в квартиру. • Вот так!- Монтер закидывает мешок в комнату, и вытерев со лба тыльной стороной ладони похмельную испарину, исчезает. Он появляется вновь, когда все уже перенесено в квартиру: • Рассчитаться бы надо, хозяин! Тысяч сто… • Кто это?- спрашивает Мауро. • Монтер. • А чего ему надо? • Cто тысяч. • За то что он лифт починил? • Да,- говорю я во избежание долгих объяснений. • Ну это много! Пятьдесят! • Не, хозяин,- сто…,- канючит укротитель лифтов.- Ты ж - итальянец! Но хозяин непримирим .C обиженным видом монтер засовывает в карман замусоленной телогрейки полтинник. Мауро закрывает дверь и с видом победителя произносит: • Ишь ты губы раскатал! Сто тысяч за лифт! Он проходит в заваленную вещами комнату и окидывает ее безрадостным взглядом: • Здесь возни дня на два. • Ну вот будет чем заняться. • А это что?- Мауро показывает на висящий у двери допотопный репродуктор.- Радио?- Он поворачивает ручку - и из динамика на фоне грустной мелодии заунывный голос молодой кретинки сообщает:” Организация выплачивает пожилым людям пожизненную пенсию за право наследования их квартиры. В случае необходимости мы обеспечим пенсионерам уход. После оформления документов в подарок вы получите холодильник…” Деньги и жажда наживы , заметил в XIX веке один из священников, превращают христиан в явных язычников. Поворачиваю ручку в обратную сторону, «затыкая» дикторшу, которая своим омерзительным блеянием в эфире лишний раз и, как всегда это у нас бывает, словно приварив обухом, до тошноты откровенно дает понять, что под напором нахлынувшего чужого жалость из русских, та национальная жалость, что в своем избытке, вылившись в извращенное нравственное чувство, богопреступно бросила около деревни Обираловка под паровоз Анну Каренину, выжата почти что за отметку ее должной для человека меры. Вспоминается появившийся недавно анекдот о маме, которая приехала из деревни погостить к сыну в город и которую сын застает ночью на кухне, когда она справляет нужду, сидя верхом на кастрюле. • Мама, вы что! – восклицает он. На что старуха обиженно отвечает: • Уйду я от вас, злые вы люди… Да, великая религия, православие случайно досталось народу, который не понял, что он обрел, и в массе своей перепутал любовь к Богу с жалостью людей к самим себе, а затем потерял и ее. Ибо не думается, что озарен внутренним светом тот мужик, который, охваченный страхом перед чем-то непонятным, талдычит перед иконой «свят,свят,свят»; или тот, что, перекрестившись, хлобыщет стакан самогона, берет оглоблю и с криком «убью» идет калечить своего недруга, а затем, жалеючи, как баба плачет и голосит «ой, что же я наделал-то»; вряд ли светом этим преисполнены богомольные старухи, которые ни разу в своей жизни не открыли «Библию», но зато, как бы противопоставляя католической искусственности славянскую оголтелость, как оглашенные отбивают поклоны в темных церквах; или дедки, подобные тому, что с лукавой улыбкой лихо закручивает ус на рекламе журнала «Оптовик»; или вереницы паломников, тянущиеся к монастырями в первую очередь, ведомые желанием чуда; и уж наверняка свет этот не коснулся тех, кто целует крест и отправляется на заранее продуманное убийство, равно как и тех, кто совершает ныне модные вояжи по святым местам, а затем делится своими впечатлениями о них с друзьями в сауне; или тех , увековеченных тоскливым телевизионным роликом « Сообща построим храм» , кто, словно покупая индульгенцию, несет в церковь часть заграбастанных где-то денег… Да и сама наша церковь с ее главной святыней Сергиево-Посадской лаврой, где сегодня лавок с сувенирами и ювелирными изделиями несравненно больше, чем в Ватикане, все вяще напоминает о том историческом эпизоде, когда папа Иннокентий IV, пересчитывая лежащие перед ним деньги, заметил святому Фоме Аквинскому: « Видишь, Фома, Церковь не может больше сказать, как говорила прежде: «Серебра и золота нет у меня»», на что Фома Аквинский ответил: « А также : «Встань и ходи». « Сколько миров – один или два,- писал Мережковский, - это надо решить, чтобы увидеть, что сделал Данте в своей книге. Если кроме этого мира есть и другой, то, за две тысячи лет христианства, никто, кроме великих святых, не сделал больше чем Данте, потому, что никто с большей силою не утверждал того взаимодействия этих двух миров, которое есть единственно возможный для человечества путь к Царству Божию. А если мир один, то Данте ничего не сделал, - по крайней мере для той цели, которую он сам себе поставил: « Вывести людей из несчастного состояния» – Ада и « привести к состоянию блаженному» – раю…» «Будущая свободная Россия», в которой Мережковский 70 лет тому назад видел примирительницу Вселенной, место, откуда начнется осуществление цели Данте, надежд его не оправдывает. Из чужого всегда «мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь» - и обращенная ко всему миру « Божественная комедия» Данте, высвечивающая своими последними строфами суть истинной веры и показывающая бесполезность каких бы то ни было при ней эпитетов, и должные быть настольной книгой всякого мудрого правителя «Размышления» Марка Аврелия - те две книги, которые -«завернутые в пергамент и похожие на молитвенники» - накануне революции привез тайком из Италии в Россию писатель Осоргин, русских, впрочем так же, как и итальянцев, не просветили… И сегодня о России можно сказать словами того же Мережковского: «… а если кто-нибудь еще и верит, то, судя по нынешнему состоянию мира,- так бездейственно, что вера эта никому не мешает, оставаясь во временном аду, ждать вечного» . Не замечающая в своих в радиопередачах , ратующих за улучшение жизни стариков, явные - почти издевательские- намеки на смерть, допускающая в программах государственного телевидения выражение «неестественно доброе и душевное отношение к человеку», сегодня Россия, как и прежде, представляется страной, символ которой – «калач, подобный ярму на шее раба». Хотели как лучше, вышло как всегда - со свободой опять не связалось. Так что себе самой Россия может лишь повторить : « Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». А обернувшись, что к Востоку, что к Западу, с полным правом сказать : « Чао!». Мауро, действительно , прав, говоря, что мы похожи на неаполитанцев : пограничный город, Неаполь, впитывает худшее с севера и юга, пограничная страна – Россия – наполняется самым мерзким с востока и запада. Да и сегодня к России, где без особых раздумий, с необычайной легкостью люди готовы улучшить собственное состояние ценой жизни другого, вполне можно применить слова, которые сказал в свое время гуманист Джованни Понтано о Неаполе: « Здесь ничто не покупается так дешево, как человеческая жизнь». Впрочем, Россия смахиваем не только на Неаполь, но и на Италию в целом. Если в католической Италии отсутствие веры объясняется тем, что на ее земле в древности не было единого и одинаково значимого для всех божества, что было предопределено и усугублялось нескончаемой раздробленностью и индивидуализмом ее обитателей, в сплоченной рабством России вера в данного, принесенного Бога, Христа, всегда зижделась на земном эгоизме и была не более чем желанием каждого освободиться в метафизическом от реальных земных пут . Ни в первом, ни во втором случае искренняя мысль о благе всех в должной полноте не проявляется... В России же те легкость и беззаботность, с которыми при первой же возможности оставили неосязаемую надежду на Христово спасение и устремились к личной свободе по проторенному, конкретному пути жестокости, лишь показали, сколь иллюзорны - на самом деле - пресловутая духовность и религиозность этой страны... Обустроив новое жилище, Мауро вновь заскучал. Круг общения сузился: Инна уехала в Казахстан вслед за своим Винченцо, куда того послали строить какой-то завод. Мауро слоняется из угла в угол по квартире. Строящийся за его окном элитный дом с каждым днем все больше закрывает церковь, и в конце концов уже не видно даже и неба. Единственная забава - все тот же немой телевизор. - И хорошо, что нет звука! - говорит итальянец.- Мне и самому стыдно произносить некоторые русские слова потому, что они настолько мерзко звучат, что оскорбляют предметы и мое видение мира... Черно-белый экран горит круглосуточно. Выкуривая сигарету за сигаретой, Мауро силится постичь суть меняющихся сюжетов. Некоторые из них вполне доступны по смыслу и приводят его в бешенство. Тогда он спешит поделиться по телефону своим негодованием со мной: • Рекламу здесь показывали: мужик голый башку себе лаком покрывает… У нас, в Италии, за такое режиссера трахнули бы, а пленку - сожгли бы. Нет, я как посмотрю, в вашей стране Беневелли мог бы быть президентом! Мауро не достает женского общества и он начинает обзванивать своих подружек. Арина приглашает его в гости и знакомит со своим приятелем, который через десять минут после начала разговора предлагает ему угонять в Италии машины и передавать их ему где-нибудь на территории Югославии. • Там я разберусь,- резюмирует он.- А как продам, деньги поделим… Посиделка затягивается - выпивка кончается. Компания выходит за горючим. Мауро, чтобы не вносить своей лепты в расходы на пиршество, в магазин не заходит и топчется на улице. • Ты чего здесь делаешь?- спрашивает Арина. • Да вот курю… Арина, ежась от холода, опускает руки в карманы его куртки. • И когда я приехал домой,- сообщает он мне по телефону,- то обнаружил в одном из них 50 тысяч рублей. • Ты позвонил ей? • Да. Она сказала, что, судя по всему, деньги мне могут пригодиться. Добрая женщина! Все поняла! И действительно пригодились. Пошел сейчас - взял минералки, сигарет… Здесь, на проспекте Мира, российская нищета больше заметна: попрошайки на каждом шагу. И в то же время на дороге- новые“БМВ”, “Мерседесы”. Смотрю я на них и думаю: а я что - хуже?! Знаешь, русские делятся на три категории: одни едят только картошку и ничего не видят; другие видят жизнь из окна; третьи - это те, кому удается увидеть ее с крыши. • Философ, тебе до крыши ерунда осталась: ты уже на четырнадцатом этаже. Не отчаивайся! Все будет хорошо ! Ирина, с которой он познакомился в самолете, приглашает его на художественную выставку. • Во что бы то ни стало пойду!- заявляет Мауро.- Я не могу ее упустить, мало ли что может связаться! Да и дома безвылазно сидеть просто невмоготу! Это же тюрьма! Нет, обязательно пойду. Денег нет - кого-нибудь ограблю. Старушку какую-нибудь… • Сто старушек - сто рублей… • Посмотрим… Его номер не отвечает. Может, действительно что-нибудь отчебучил? Обзваниваю всех общих знакомых: ни слуху,ни духу. Ночью объявляется сам: • Встречался. Очень умная женщина: рассказывала мне о финно-угорских языках… На французском. • А деньги где ты взял, галл-бой? • Позвонил ей, сказал, что такая вот у меня ситуация. А она мне: “Не волнуйся - плачу я”. И, когда встретились, первым делом выдала мне жетон на обратную дорогу. На выставку, правда, мы не пошли. Гуляли по Красной площади. Холодрыга! Зашли в бар, она взяла мне стакан вина… Стыдновато, конечно… Но ничего… • Что, все время так по улице и шатались? • Да. И знаешь, она мне много интересного понарассказывала. Раньше она работала референтом у одного нового русского. Потом ушла от него, устроилась в турагенство и в свободное время давала уроки французского. Одним из учеников был ребенок из состоятельной семьи. Когда за ней первый раз прислали машину, за рулем сидел ее бывший шеф. И как ни в чем не бывало:”Привет! Как дела?” Вот она ваша русская гордость! Да, Россия такая большая, что может показаться нормальной. У нас, в Италии, если бизнесмен прогорает, ему в глаза людям стыдно посмотреть, он жизнь самоубийством кончает! • В России, Мауро, дурак – национальный герой, а у вас больше всего боятся дураком показаться … Наконец Мауро решает “ поставить точки над I”в турагенстве. Встречаемся возле метро. Час пик. Толчея. Опирающиеся на образцы своего товара торговцы надгробными плитами. Бывшие скупщики краденого – ныне коммерсанты - с плакатами «Куплю золото». Невзрачные, серые тетки и дядьки с картонками «Дипломы и аттестаты». Трубачи. Скрипачи. Ставшие уже более изобретательными попрошайки, пока, правда, еще не научившиеся в своем ремесле внешне сохранять человеческое достоинство. Рядом с ними протягивающие руки и нагло, по-бандитски, смотрящие вам в глаза старухи. Около кассы – очередь. • Я у вас только что жетоны для телефона купила, - раздраженно кричит кассирше средних лет дама,- а автоматы у вас здесь кругом – только «карточные»! Что же вы меня не предупредили ?! • А зачем? – доносится в ответ из амбразуры кассы. • Дворцов под землей понастроили, а поссать негде! - ворчит итальянец. - Если сейчас туалет не найду, в урну отолью ! • Ну это будет вполне по-русски: пусть лучше лопнет моя совесть, чем мой мочевой пузырь. • Да? Тогда потерплю… Навстречу нам, сопя, идет дородная баба. Ведет за руку ребенка лет пяти. Мальчишка пытается вырваться - и женщина, успокаивая его, слегка задевает Мауро плечом. • Кто ж тебя такую трахнул ? ! – орет ей вслед Мауро. • Да такой же дурак, как ты ! - обернувшись, отвечает толстуха также по-итальянски. • ? Хозяин турагенства встречает нас прохладно: • Ну что же, давайте разберемся. • Можно «пи-пи» ? - робко спрашивает Мауро и, не дождавшись ответа, семенит в туалет. Владимир убирает со стола газету, пробегая взглядом по последним строчкам материала, в котором я успеваю прочесть, что на одном из столичных кладбищ созданы аллеи боевиков бандитских группировок, где места бронируются заранее, в то время как в некоторых городах России, не имея денег на похороны, родственники не забирают покойников из моргов - и тех сваливают «партиями» в вырытые экскаваторами ямы…; и затем, взглянув на меня, почти нараспев произносит: • Проблемы у нас есть. • Да что тут разбираться ! Какие проблемы? – услышав знакомое слово, удивленно восклицает вернувшийся в этот момент Мауро.- Расходов больше, чем навара! - Но все же выводит на бумаге какие-то цифры, подтверждаемые исключительно его словами: - Вот! • У меня тоже были расходы,- говорит Владимир.- И мне хотелось бы хотя бы выйти в ноль. Поэтому с тебя, Мауро, шестьсот долларов. • А он вообще- то знает, сколько мы с тобой в это дело вбухали !- возмущается итальянец. • Сейчас не об этом речь. Что ему сказать? • Ну хотя бы пятьсот.- Лицо Мауро вытягивается, как намокшая под дождем морда пуделя. • Ладно,- соглашается Владимир.- Но сейчас. Итальянец встает, подходит к Владимиру и выворачивает свои карманы: • Нету денег! Нету! Даже на жетон метро нету! Владимир еще не понимает, что сейчас денег ему не видать. Он принимает слова Мауро за шутку и, подыгрывая ему, достает из бумажника две тысячи рублей: • Вот тебе на метро! • Не надо! Не надо! - отнекивается Мауро и почти застенчиво отстраняет его руку. Владимир убирает деньги и вопросительно смотрит на меня. • А вы что, не поняли, что он заплатит позже? • Ну, ребят… • Потом! Потом! - сворачивает разговор итальянец и, обращаясь ко мне:- Давай- ка лучше поговорим с ним о деле. Минут десять он яркими штрихами набрасывает Владимиру перспективы работы с клиентами Гвидо и Даниеле и предлагает ему поучаствовать в деле на равных. • У меня есть одно место,- говорит Владимир.- Можно попробовать открыть там шоу-рум… Выставить образцы товаров… • Чудесно!- говорит Мауро.- Все будет хорошо! Дабы не возникало никаких сомнений, он открытой ладонью по очереди указывает на всех присутствующих и с вкрадчивой почтительностью подчеркивает: • Тридцать три! Тридцать три! Тридцать три! • Ты что хочешь поделиться с ним деньгами, которые тебе, может быть, дадут на раскрутку?!- спрашиваю я. - Одурел?! Доходами! Через несколько дней Мауро звонит мне поздно вечером. В голосе его опасливо-настороженные интонации: - Мне только что звонил Владимир. По-моему, пьяный. Говорил что-то о деньгах. Я не понял... Выясни. Владимир действительно пьян. - Ну долго еще этот Мауро будет мне голову морочить? Когда рассчитается? - С шоу-румом наладим дело - и разберемся,- говорю я. - Ох, уж эти макаронники! Видел я, как их в Мелитополе били. То же кому-то там не заплатили. Мутузили, мутузили... Мутузили, мутузили... Я уж потом за них заступился... “Хорош ,- говорю,- ребят, а то убьете”. Нет, правильно у нас итальяшек не любят... “ ... москвитяне же само имя латин ненавидят хуже чумы и смерти,- писал в XVI веке папский посол Антонио Поссевино,- и считают лучшим употреблением его, когда желают кому бед, ибо говорят тогда : “ видеть бы тебя в латинстве”, полагая, что таким образом выражают пожелание величайшего зла. Они питают отвращение к самим иконам латинских святых. А князь, вслед за выходом послов, присланных от латин, как и от князей магометанского и иного нехристианского обряда, умывает, по Пилатову примеру, руки в золотом тазу, для очищения. Откуда видна сила их ненависти и предвзятого мнения о латинах”. Но вскоре и Гвидо и Даниеле становятся в телефонных повествованиях о своих клиентах не столь живописующими, и Мауро наконец вынужден смириться со справедливостью слов сказочника Коллоди: да, бесплатных пирожных не бывает. • В России,- заключает итальянец,- работать могут только крупные фирмы и матерые авантюристы. Хотя это и не свойственно итальянцам, он кажется переполненным отчаянной жалостью к самому себе: • У меня в мире ничего больше нет. Если придут ко мне с пистолетом, мне терять нечего, стреляйте, пожалуйста! Я выплачиваю хозяину турагенства его комиссионные, а Мауро продолжает «выдавать» мне по телефону «куражистые» заявления: • У вас тех, кого в Италии считают добрыми, сажают в клетку. Как в Африке, знаешь, запихивают в котел да еще танцуют вокруг… Нет, в стране, где нет правил, с людьми нужно общаться с ножом в зубах, как это делали индейцы. Теперь, как только русский скажет мне “давай бизнес сделаем”, я ему сразу же :1000 долларов. Безденежье делает его фразы все более едкими: • В местах, где хлеба нет, я бывал, но там, где он есть, но я не мог бы его купить, - никогда.. • У тебя же холодильник продуктами забит! • А хлеб! • Ты прям, как римский легионер: одним хлебом питаешься. Рано утром вдоль рядов старушек,торгующих около станции метро “Проспект мира”, идет человек в пестром пуховике, поверх которого спускаются концы серого шарфа, завязанного на шее толстым узлом ( так в суровые зимние дни некоторые мамаши упаковывают своих детей, спасая их от холода ). Держа в зубах незажженную сигару, человек косится на выставленные старушками сигареты. Человек этот Мауро. Незажженную сигару (последнюю из тех трех,что он случайно нашел у себя дома) он посасывает, чтобы пополнить организм никотином. Денег на сигареты у него нет. Кажется, он хочет улучить момент и отнять у одной из бабушек пачку. • И спер бы! Не знаю, что удержало. Я же на встречу шел к хозяину старой квартиры. Он мне должен был паспорт отдать и деньги, которые остались после оплаты телефонных переговоров. • Значит, теперь куришь. • Не угадал. Этот хмырь мне не вернул ни копейки. Знаешь, что придумал?! Диван, говорит, когда вы на балкон вытаскивали, вы сломали. Ну ты помнишь эту рухлядь, которую я убрал, чтобы свою кровать поставить… Так вот змей оценил ее повреждение в триста долларов… Козерог чертов! Мы договариваемся, что позже созвонимся, и я привезу ему деньги. Но его телефон не отвечает. Начинаю обзванивать общих знакомых и узнаю, что он заезжал в турагенство. • Да,- говорит Владимир,- посидел у нас часа два. Потом договорился о встрече с какой-то Ириной. Моя жена дала ему жетон на метро и он уехал. Булочная уже закрывалась. Последний батон сиротливо лежал на прилавке. Рука женщины потянулась к нему, но в этот момент раздался истошный вопль: • Мой клеп! Не дам! Посетители увидели, как человек в пестром пуховике схватил батон с прилавка и, триумфально потрясая им, поспешил к кассе. • Русские женщины меня любят,- говорит Мауро.- Все помогают. Вот Ирина сейчас сто тысяч дала. Хлебушка смог купить. Сигарет… Да и всему, что я по-русски знаю, я от русских баб научился. Только вот сколько же они болтают! Особенно те, кто постарше. В Италии бабы начинают трахаться в 20 лет, но в то же время они и общаются, разговаривают. Здесь же в 20 лет только трахаются, а в тридцать им лишь бы поговорить. Нет, надо уезжать. Позвоню жене:пусть денег на билет пришлет. А если голубь какой-нибудь прилетит, я и на нем готов:“трак” - и полетели. Дочерью клянусь, берусь за первую же работу, которая подвернется. Говорил же мне банкир, умнейший человек, банкиры, знаешь, умные: “Вы, синьор Курти, после того, что наделали, должны об стенку головой биться”. В этот момент надо было остановить всю жизнь в Москве, чтобы горожане услышали эти слова. До чего меня этот город довел! Да, казалось, у нас есть самолеты, а на самом деле нет даже денег на метро… • Ну не отчаивайся. У тебя же всегда есть в запасе твой коронный взмах крылом - вытянешь … Все еще наладится… • Нет. Я вышел из моды, как та одежда, что у меня в шкафу. P.S. Мауро уехал в Италию. Но через десять дней вернулся в Москву. И исчез. Я пытался найти его, но поиски были тщетны. Спустя пару месяцев он сам позвонил мне, как выразился, издалека и сообщил,что сейчас увлечен “сибирским” проектом: вместе с бывшим работником итальянского посольства в Москве, на деньги наших соотечественников, он собирается открыть бар и ресторан на одной из таежных трасс. В этом деле ему отводится роль мороженщика: он должен будет готовить пломбиры, в связи с чем на днях улетает в Италию для обучения на специальных курсах. Знайте, если в лютую стужу на каком-нибудь сибирском большаке, коряво говорящий по- русски веселый жизнерадостный человек , со стаканом желтого брандохлыста в руке, сам ежась от холода, предложит вам отведать «настоящего итальянского мороженого», - это не очумевший чукча, а вне всякого сомнения, - мой друг Курти Мауро Эрнесто, и вы можете смело сказать ему: « Оу! Охренел, Чебурашка?!» Ведь он так и не понял ,что все мы, увы, дети Януса , что эстетическое преобразование Сибири пока невозможно, да и уж наверняка он не знает, как ее крестил Ермак… 1997 - 2019