УШИ ХВОСТОВЫЕ /сказка для взрослых/ «Прибегал тут зайка-смерд, Зайка бедненькой, зайка серенькой. Приходил целовальник еж, Всё-то еж он ежится, Всё-то он щетинится». А. Пушкин, «СКАЗКА О МЕДВЕДИХЕ». «6. и зайца [не ешьте], потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас... (Книга Левит 11:6)». Пошел Заяц на лесной рынок уши продавать. А ему Еж-покупатель говорит: — Мне только хвостик твой надо, обмахиваться буду, типа веер. — От кого обмахиваться? — оторопел Заяц. — От чего. От жары, понимаешь, в игольчатой шкуре жарко. Тут заяц смекнул, и давай поклоны бить, и ушами по земле хлестать, ветер нагонять. Спрашивает: — Легче? Еж удивленно: — Легче! И тут Заяц, обрадованный что уши уже продавать не надо (нужда приперла, а более продать нечего), вопрошает: — Ну... плати! Еж почесал в бороде. «Так за хвост один раз платить, а за поклоны твои постоянно». Хотел сказать, да опахатель сей уж скрылся спереду назад. И отказался платить. Заяц рассердился, и давай его ушами хлестать, да уши-то в иголки и влипли, шибко накололись, шкура ежа как репей прямо. Заяц заверещал. Еж подумал, и говорит: — Давай тогда задом подкидывай, чтобы хвост мелькал, будешь как веер-опахало. И пошел себе. А заяц приклеенный ушами к нему, следом. И задом «дрищет» кверху, чтобы «опахать» Ежа. Да видать отчего-то только воздух портит. Нос Ежа учуял неладное, и тот остановился. — Отойди. Заяц хныкать стал. — Заплати! Так они и пихались, Еж его «задом», а тот ушами «упирается» и ни в какую. Все ругает Ежа, что запутал его, Зайца, своим привередливым выбором, предлагал же уши, сам предлагал! А ему, видишь, хвост понадобился. И нудит, и нудит. А Ежу по делам надо, да Заяц не пускает, волочится приклеенный. — Ты зачем уши продавать стал? — Рассердился Еж. Заяц захлюпал носом, глазами туда-сюда забегал, завращал, остановил их на Еже, на шкуре его игольчатой со спины, ибо по недомыслию своему бил поклоны и хлопал ушами не спереди, а вкруг стал Ежа обползать, съерзывать, думая со всех сторон ублажить, да как раз на шкуре сзаду и залип, накололся, да будто там на иглах тех зазубрины гарпунные. — Нужда-а-а! — Запел басом, сам себя пугаясь, Заяц. Еж встрепенулся. «Наежился». Повернул чуть к поклоннику своему морду носатую, так что косой увидел только черный маркер носа, фыркнул, как чихнул вроде, повозил носом в воздухе. — А уши твои кому нужны? Заяц уже плакал горюче. — А мне зачем они-и-и?? Еж удивился, но промолчал. Стал двигаться, опять Заяц держит, да на заду сопением своим свербит. — Ты, вот что, Заяц... Давай-ка, уходи. Но тот не мог уйти, ибо был ушным зайцем ежа. Так получилось. Конечно же, дело в том, что так вышло само. И теперь господин Еж должен понять, что так вот произошло, и ничего не поделать теперь. Еж стал заворачиваться в себя, свернулся, пошел по поляне кататься. Долго катался, возя охающего Зайца по земле, что ушами приданный Ежу только кувыркался и лягал задними лапами воздух, избивая более себя дерганьем этим одичалым, будто прыгать собирался, но только лишь охал и ворочался вслед за катаниями колючки. Наконец, Еж догадался, что нужно от Зайца кувырнуться вперед, через голову себе, а не кататься перед ним. И так и сделал. Зайчище дернулся, и неожиданно освободился от ежового плена. Уши отпали. Он их продавать шел, подрезал, значит, дальновидный, мол, авось купят. Если купят, то как при продаже отдирать их? Взял и подрезал. Все равно они ему не шибко нужны, только по спине хлопают при беге, а нынче волк себе кимвал прикупил, да бряцает им, далеко слышно: внушил ему Медведь-Иваныч, что мол, слух у него, музыкантом хочет стать, Волком-Толком, ибо тарелки толкает; ходили, притом, слухи в среде заячьей, что есть такой волчий свисток-пугалка, и надо им свистеть: рев медвежий получается, трелью ужасной, что сам будешь свистеть еще пуще. Вот то дело! Только как именно он не знал еще, что это за звук такой волшебный и кто же эдакий свистище придумал-то! — хотел как раз выяснить на общем лесном рынке. Встал, значит, глядь... А тут вся лесная братия собралась, то есть, вся, что на рынке тут была. Стоят, смотрят, перебегают с места на место, кто поскромнее, из-за спин зыркают: интересно ведь. И белки тут, и бобры, даже волчище поодаль стоит, руки в боки, наблюдает и трясется в беззвучном хохоте. И все-все вообще, кто в лесу: понабежали, видно, пока катался по траве-мураве. Стыдно стало. Да без ушей теперь, что говорить, и без свистка: неудобно спрашивать про то, Волк тут стоит, еще услышит. А так-то правило есть, на общем рынке лесном паритет! Так что только пастью трясет, да лязгает. Очами зыркает страшно, да прикрывает веки, в ленивом и вальяжном насмехательстве своем, да лапами в боках шевелит. Бр-р. Еж сел на зад свой, наежился опять. Но тут, думает, мол, а чего — мягко сидеть! На ушах-то заячьих. Почесал пузо своими ручками-ручонками, да и пошел далее куда направлялся. И только два уха длинных, по спине виснут как приклеенные, и под зад стелятся. А Заяц повел лапами по макушке, где раньше уши были, да зашмыгал от досады вдруг нахлынувшей, и вроде как запоздало, только ему и до сего несладко было. А тут досада еще. Забормотал, вперившись в удаляющегося Ежа, выкатывая глаза. Принюхался. Свисток бы. Грохочущий медведем. И быстро юркнул в чащу.