На самокате ехал заяц, Довольный весь, в кроссовках ласты. И выехал на магистраль, конец! Машины едут — часты-часты. А он весь прямо молодец, Кося глаза налево, вправо, И лапой шастая, как спец, Переезжает трассу, браво! Но ласты все-таки он склеил. Железки дребезжат: асфальт Их принял как родных, — Лежал себе, да в трассу верил, — Вполне привычно; слышен гвалт, То собрались зеваки, слух Которых уловил и лязг, И звук удара, зайца визг. Над местом драмы веет пух. Вот полисмен, вздыхает вслух, Трудясь на вылазе из дверцы Машины, что в мигалках вся, И даже днище светит. Пальцы Он отдирает от квадратного руля, И отделившись весь, идет. Встает на месте происшествия. В затылке чешет. Чего-то ждет. Возможно от толпы зевак приветствия... Кто зайца-то дрессировал? И где такие четкие игрушки, Как будто мини-самокат, видал? Такие... — на напарника из пушки Взгляда. Ох, серьезен, хмур. Наезд свершившего уж след простыл. — Понасажают всяких пьяных дур За руль, пусть не квадратный, — Посетовал, качая головой в фуражке. — Да, случай, скажем, очень неприятный. Как было же убийственно, бедняжке... — Ему вторит другой, на лоб убор свой Сдвинул, по затылку дланью вщупав. Почесав. Пришмыгнув. Дернув головой На сторону толпящихся: свидетели! И взор ползет по ним, немножечко устав. Умаялся. Вернулся на асфальт: пятно. Уже впиталось будто, к такой-то матери. И среди серой трассы как гомно. — Вот здесь он кончился. А тушка... И смотрит вскользь по железякам, Находит трупик зайца. Просто кашка. Махнул рукой, направился к зевакам. А суть стиха? Да... суть стиха... В морали. Но кто воспримет просто на «ха-ха», Тому не быть, пожалуй, в тугой печали.