Жил царь, душою облегченный, Ленивой страстью неуемный, На спор порой охоч и весел, А прочим днем и неудел, На троне восседая сонно, Глядя на блики света скромно, Что из око́н на залу падал. Царь властно о судьбе мечтал. Своей ли? Видя как рассветы Сменяются ночами, свиты Чураясь взглядами лепными, В довольной блажи озорными. Приказ промямлит, снова леность Его возьмет в хомут, и бренность Всех лет прожитых давит в шею. «Ох, жить судьбою не умею», — Порою мысль такая взбрендит. Оставит след, и канет, видит, Как зала царственна, пуста. Лишь иногда зайдет посыльный, Младой, румяный, словом сильный. «Ох, всё как будто неспроста»: Еще подумает устало, вяло, томно. И вновь сидит, очами скромно Взирая в тишину и скорбь. Пригрезится средь залы гроб. Лежит он в нем, цветами убран. И тут священник и челя́дь. А, впрочем, тут министры, глядь! Весь помыслом о вечном скован. Нет, так не может ведь покойный, О смыслах думать и веках. На нем лишь сути вещей страх. Иль нету чувств? Лишь прах зловонный. И ужаснулся, мигом вспыхнув В очах открывшихся как пасти. Кусая ими след напасти, Что обуяла, но икнув, Про дрожь в ногах забыл, размяк. Погладил поручь трона нежно: Вростая весь в него — отважно. И смотрит: перед ним армяк. Стоит крестьянин, в руку дышит. С мороза что ль? И как не слышит, Что то лицо ему, стараясь, говорит. Да говорит ли? Жуя звуки. Пошевелясь, зевнув от скуки, Царь, смеха ради, прыснул: «Ты бандит!». Перекрестила рука душу. Глаза поднялись к потолку. Осыпав снежную муку, Старик упал, и снова в кашу Слова изрыгнутые ртом. Стоит в коленях. Телом тряский. И царь, как видно, из опаски Поджался ножками к себе, гуртом. — Чего те надобно, крестьянский? Под троном очи в дрожи слезной. Руками мнет кушак, снял шапку. И в позе этой несерьезной К царю имея всю опаску Проговорил, венчая слоги. — Царь-батюшка, служил я правдой. И двадцать пять годов, отрадой, Муштрою и штуком, как долги Лета те были, не представить! И что б тебя, Царь, лихо славить, Пришел на лик твой поглядеть. Задумался вершитель судеб. На пальцах перстни, в сердце камень. В душе отчаяния пламень. Средь залы царствующий гроб. Клопы в нем завелись. Печально. Рукою царь ведет тут тайно, Погладив поручня резьбу, случайно Будто бросив взор на щеку. Слеза текла примутно, сбоку. По коже сморщенной, противной. Все это вот средь залы дивной? Где восседает он стату́ей... В порыве чести дерзновенной Царь тянет руку: «На, целуй». Из золотой парчи рукавной Исшла, всё пальцами тянясь К душе крестьянской, силой славной Потуги верной, чуть трясясь, И ожидая губ касанья... Держа всей мочью возрыданья, Крестьянин двинулся ползком. И вот, приблизившись, каналья, Ту руку отхватил клинком. Что вынул из-под шкуры платья. На армяке одни заплатья. Свисает борода клоками. Замерзли слюни под губами. А может то дыханья пар На яростном морозе стынет, Волосяной сосулькой виснет... Царя хватил тут злой удар. За сердце хвать рукою целой. И боль не чувствует, подлец. А только, честный молодец, Ревет как сыч — белугой белой. Сбежалась знать. На охи прытки. За головы хватает страх, Руками всплески, аки пытки, А царь хватается за пах, И ноги щупает, лицо, Из раны хлещет буйно кровью, Крестьянин лишь с большой любовью С запазухи берет яйцо И тянет до царя рукою, Свободна что от тесака. — Покушай, государь, виною Своей я сыт, и жизнь — тоска. Очнулся князь великий, взором Повел по зале. Перед ним Стоят насуплено, что вором, Министры с почестью, но дым Войны застлал все думы. Отнял рукою от лица те мысли, Сел прямее, в очах громы, Упер спиною негу что ли... Вся стать взыграла, вознеслась. Душа подкралась к смыслам рая, И тут же пьяно отреклась, Иного поприща не зная, Как то, что ныне на Отчизне: Печать ли горя, иль судьбы... И дань повальной часом тризне. И клич полями — боротьбы. — Почем сегодня стали звон? — Как рыкнул будто, плавно стиснув В зубах отчаяния стон. И тут же сладостно присвистнув, Глядя бояр, смурной толпою Что собрались у трона Власти. — Вам указанье надо? Знаю. Враг землю нашу рвет на части, Но вы, дышащие чрез раз, Стоите, мнете шапки лисьи, И ждете воздаянья час За свою слабость, и ничьи Могилы там за лесом... Ваши? С плеч головы летят, вам видно? Иль ждать когда зачешут вши Телеса тучные... Обидно: Идет лавиной с гор тоска. И поглощает, кровь рекою... И вновь рукою у виска Подпер, сидит, и супит бровью.