Набросало на лед полыней, Снег свою сказку мутит. И следы от тяжелых саней Духом морози день этот чтит. И под небом сквозная вся даль, Взглядом обширным не трожь: То что в ней, то заботы печаль, Да стальная сердечная дрожь. Руки сами ухватом за снасть. Провалить, подтянуть, загребать. А пешней наработался, страсть, Лунки частые вглубь выбивать. Рыба плещет, играет чудней, Разгоняя по жилам всю кровь, Будто в сердце она, и скорей Теплом ясным душевно любовь... Но работа не терпит хандры, Даже если то просто зевок. Залихватские, видишь, труды, Да улов будет ведомо впрок. Над зарею уж ясный туман В день идущего копотуна — От природы всей, вздоха гурман, Будто глотом остатки вина. И поскрип под подошвой снегов: Вся равнина застывшая спит. На огляд только стены лесов. Дух пречистый над миром разлит. Окрик легкий, движение в снасть. Подтащи, захватив удало... Рыба плещет: предчувствия власть, Что тот промысел верный зело. В небе вздыблены облака. Чуть поземка несмело свистит. И саням ноша та нелегка. А мороз уж подкожно свербит. У костра передых, пар глотком Из дымящейся чаши — настой. Хлеба кус, да глаза молотком: По равнине всегда ледяной. Или будет тут оттепель, что ль? И размякнет суровая тишь. Потечет же ручьями, и голь Лишь земли будет там где стоишь. И волнами пойдет гладь воды. Что сейчас заморожена в лед. Сани полны. Испиты труды Полной грудью. Вертаться черед. Лес насуплен таежной мечтой. А мечтает о чем в копнах сна? Белой чащей стоит над зимой, Будто претит ему дщерь-весна. Как отец, как начальник и бог, Сохраняя собой время лет. Взор его из глубин дюже строг. Так покажется. Может и нет. Кони падают, вязнут в снегу. На тропу выходя, чуют зыбь. Вновь природа затеет пургу. В мыслях бьется кричащая выпь. Лес распался на клочья ветров, Пораздвинулся став позади. Перед взорами стайки дымов, Что от изб, и теплеет в груди. Сгрузят ношу, пойдут снова в ночь, Чтоб с рассветом готовить уж сеть. Эка дивна простецкая мочь! — С вьюгой злющей дыханием петь.