В один из тёплых октябрьских дней, по аллее парка шла не спеша пожилая пара: он и она. Берёзы, стоявшие вдоль аллеи, тихо. словно нехотя, сбрасывали свой праздничный наряд. - Ты не устал? - спросила она, - Если хочешь, то мы присядем. Он одобрительно кивнул головой. Смахнув листья со скамьи, садясь, она призналась: - Знаешь, я безумно люблю осень за её красоту, хоть и грустно как-то от этого. - Да-да.., - задумчиво произнёс он, - Так и наша жизнь - окутана легкой грустью, как тонкой вуалью... И это, заметь, - неизбежно. - У тебя плохое настроение, - с легким укором отметила она. - Не преувеличивай, - и, бросив на неё усталый взгляд, он стал тростью разгребать листья перед ногами, помолчав, добавил, - Мне от чего-то последнее время снятся тревожные сны. - Интересно, от чего бы? Поделись. Он пожал плечами, - А, что это изменит... Будешь только расстраиваться, у тебя и без того больное сердце, - ответил он, коснувшись её маленькой, худенькой руки. Мимо них торопливо прошли девушка с юношей, о чём-то громко разговаривая и смеясь. - Беспечная молодость! - не без зависти, заметил он, - Ей позволительно многое не замечать - жить для себя. - Хм!.. - улыбаясь, начала она, - Помнишь, как у нас почти ничего не было: ни денег, ни жилья, но мы были точно такие же... Перелицевали тебе чей-то, уже не помню, старый костюм и пошли в загс. - Конечно помню, а тебе сами шили осеннее пальто. - Ты был такой несмелый, долго не решался меня поцеловать, - глухо засмеялась она. Он усмехнулся и, окинув её взглядом, спросил: - Скажи, ты никогда потом не жалела? - О чём? - она вопросительно посмотрела на него. - Ну, все таки... у тебя был выбор... Помнится, были завидные партии, даже очень. - Не смеши меня, пожалуйста... Ты был неотразим, - и она нежно погладила его руку, - Я сначала тебя часто ревновала, да и потом тоже. - Да? - он удивлено посмотрел на неё, - Никогда не замечал. - Ну... Я умела скрывать. В компании ты всегда уделял чужим женщинам больше внимания чем... - Не выдумывай! - перебил он её. Они помолчали. Было видно, что каждый занят своими мыслями. - Я иногда, - прервал он молчание, - стыжусь себя... Навалится порой бессонница, начнёшь ворошить прошлое и так бывает гадко, скверно за что нибудь, да так, что чувствую, как краснеют уши, лицо. - Что ты? Не хандри, - стараясь ободрить, она слегка толкнула его своим плечом, - Я очень благодарна тебе... Правда, я серьезно. Ты вытащил меня из провинции, у нас прекрасные дети, внуки... Дети получили отличное образование, стали порядочными людьми...Что ещё надо? - Это всё благодаря тебе. - он нежно посмотрел на неё, - Мне кажется, что я не до любил их, всё - работа, работа... Хотелось чтобы у нас было не хуже, чем у других. Всё что-то стремился доказать... - Перестань... Что ты, как старый дед. - Знаешь, мне часто страшно даже подумать, что будет с внуками, детьми, если вдруг случится что-то такое... Непоправимое... Ужас, да и только. Они растерянно переглянулись между собой. - Господи! Не оставь нас, - вздохнула она, - Помоги нам. Он поднялся, взял её за руку, немного помолчав, сказал: - Ну, мне пора... Я что-то проголодался. Поднялась и она, держа его за руку и, глядя ему в глаза, спросила: - Скажи, ты счастлив с ней? Он опешил, засуетился, - Ну, зачем ты... Давай не будем об этом, - и, посмотрев на неё, увидел как в её глазах метнулась не унявшаяся боль. Они немного постояли, держа друг друга за руки. - Звони, не пропадай, - сказала она, глядя на него, и легко, задорно, как в молодости, махнув рукой, добавила удаляясь, - Пока-пока! Глядя ей вслед, он почувствовал как внутри у него словно что-то заныло от набежавшей вдруг нежности и печали