В одном из купе пассажирского поезда за столиком у окна, против друг друга, сидели двое: миловидная женщина средних лет с приветливым выражением лица, и пожилой мужчина, слегка помятый жизнью, лет семидесяти с гаком. Если бы кто нибудь из праздного любопытства обратил на них внимание, то, судя по их оживленной беседе, отметил бы, что они знакомы, едут вместе,.. но это было не так. - ...Такая вот история, - глухо сказал мужчина, - Все таки сорок с лишним лет прожили вместе... Дети выросли, разъехались, у каждого своя жизнь, семья - немного помолчав, добавил, - К одиночеству трудно привыкнуть, но как-то надо жить дальше, - и, тяжело вздохнув, стал смотреть в окно. За окном проплывал теплый августовский полдень. Поезд немного опаздывал и, словно очнувшись, вдруг припустился, что называется, на всех парах. - Мы с вами едем уже столько времени, - после недолгого молчания, заговорила женщина, - а я даже не знаю как вас зовут. - Меня зовут Иван Сергеевич, - охотно отозвался мужчина, - А вас? - Надежда Ник.., - женщина споткнулась, - можно просто - Надежда. - Вы едете по делам или в гости? - поинтересовалась она. - Я еду в Кисловодск. В кои-то веки дали путевку и, представьте, еду впервые в санаторий, а заодно хочу на пару дней остановиться у двоюродной племянницы в Москве, никогда не бывал, везу гостинцы, - и усмехнувшись, продолжил, - Только вот какая незадача вышла - куда-то задевал адрес. Помню записал: улица Рябиновая и номер дома запомнил, а вот квартиру, - то ли пятьдесят восемая, то ли восемьдесят пятая. Нисколько нет памяти, - и он, с легким огорчением, развел руками. - В санаторий... да ещё в Кисловодск, это здорово! Подлечиться надо непременно, - с сочувствием сказала Надежда. - Моя болезнь неизлечима. Болезнь называется - старость, - отшутился Иван Сергеевич. - А я еду домой, была в командировке в ваших краях. Какая же красота у вас. Эти сибирские просторы! - с восторгом заметила Надежда. - Это да! - не без гордости отозвался Иван Сергеевич, - Я, верите, всю округу исколесил, а в Москве быть не довелось. Племянница с дочкой приезжала лет пять назад, взглянуть на родные места, звала с собой, но все какие-то дела, заботы. Грустная улыбка пробежала по лицу Надежды. Иван Сергеевич, по своей натуре, был человеком тихим, застенчивым, одним словом -"из глубинки" и весь его облик говорил о стеснительности,... но в какой-то момент, глядя на Надежду, он неожиданно для себя, почувствовал в её взгляде искренность, нежную к себе отзывчивость, и это каким-то непостижимым образом отозвалось в нем, разволновало, отчего на душе вдруг сделалось тепло, уютно и легко. Он даже удивился самому себе - этому случайному всплеску, невесть откуда нахлынувшей нежности, и в то же время боялся потерять так неожиданно, вдруг посетившее его чувство. Поезд приближался к Москве, все чаще стали мелькать станции, пригород становился всё оживленней, потянулись привокзальные постройки. - А вот и Москва, - с радостью сказала Надежда, - Иван Сергеевич, мне было очень приятно ехать с вами. Спасибо вам, - и, немного помолчав, нерешительно добавила, - Я написала вам свой адрес, на всякий случай... Всякое в жизни бывает. Не обессудьте... , - и она протянула ему небольшой клочек бумаги. Идя по перрону, она рассказала ему как добраться до Рябиновой и, постояв немного у входа в метро, пожав руки, они разошлись. Обернувшись, Надежда видела как нетвердой походкой удалялось одиночество. *** На Рябиновой пятнадцать в квартире восемьдесят пять было многолюдно, шумно и весело. Поводом для застолья было назначение главы семейства ( Сивцова Василия Львовича, мужа племянницы Веры) на высокую должность. За большим столом собрались коллеги по службе. Вера вместе с дочерью - шустрой двенадцатилетней Иришкой, крутились вокруг стола, ухаживая за гостями. Вечер был в полном разгаре, когда Иван Сергеевич, стоя перед дверью с номером восемьдесят пять, нерешительно позвонил. - Верочка! - отозвался на звонок Василий Львович, - Это, наверно, Шубин с женой, пойди встреть. - Я... я открою! - радостно закричала Иришка, выбежав в переднюю. На пороге стоял Иван Сергеевич с маленьким чемоданчиком и авоськой с гостинцами. - Здравствуй!.. - робко улыбаясь, сказал он, - О, какая большая ты выросла... Что, не узнаешь дедушку Ваню?. - Мама, иди быстрей! - позвала, растерявшаяся Иришка. - Господи! - изумленная, вскинув руками, восклинула вошедшая Вера, - Какими судьбами, дядя Ваня? Вот неожиданно-то... Василь Львович, посмотри кто к нам приехал. Василий Львович был коренастым, с крупными чертами лица и постоянно довольным выражением на нем. Женат на Вере вторым браком, и был старше её лет на пятнадцать. - Знакомьтесь, это Иван Сергеевич, мой родственник из Сибири, - представила Вера его гостям, когда они вошли в комнату. Иван Сергеевич, окидывая взглядом гостей, словно извиняясь, что нарушил оживленное застолье, кивал головой. - Будьте любезны, присоединяйтесь к нам, - раскрасневшийся от выпитого, указывая на стол, пригласил Василий Львович. - Штрафную ему, - послышался чей-то голос. - Ну, как поживает ваш Замухрышинск? - Какой Замухрышинск?.. Скажешь тоже, - рассмеялась Вера, - Зареченск, - поправила она мужа. - Думаю разница невелика, - самодовольно улыбаясь удачной шутке, отозвался он. - Как живем? - задумавшись, начал Иван Сергеевич, - Ну, что сказать... Поселок наш невелик, всякое случается и у нас... Конечно удобств таких нет, как здесь у вас, но трудимся... Наш народ терпелив, в основном люди деревенские... - О! Василий Львович, - перебил Ивана Сергеевича мужчина в военной форме, - Свежый анекдот про деревню... Сейчас впомню концовку, уж очень оригинальная... Расскажу обязательно. - Деревни пустуют, молодежь разъехалась, а те, что остались пьют, как сапожники, - заключил пожилой мужчина в очках с толстой оправой. - Что-то мы отвлеклись... Давайте выпьем за наших дам! - почти торжественно произнес Василий Львович. Понеслись возгласы, тосты, смех, звон бокалов. - Я смотрю, наш гость что-то загрустил, - обратилась к Ивану Сергеевичу дама, что сидела рядом. - Что? - переспросил Иван Сергеевич, почувствовав на себе взгляд. - Я говорю, что вы какой-то озабоченный. Какие нибудь проблемы? Иван Сергеевич расстерянно окинул взглядом гостей. - Извините, задумался ...Из головы все никак не идет, - ответил он. - Доложите нам, какие думы вас одолевают, - полушутя, полусерьезно начальственным тоном потребовал Василий Львович. - Думы?.. Как сказать-то... Я вот все думаю, как же дети теперь без отца жить-то будут? На лицах гостей отразилось недоумение. - Какие дети, какого отца? - не понимая в чем дело, с легким раздражением, спросил Василий Львович. Почувствовав неловкость и нелепость своего положения, Иван Сергеевич, нехотя стал рассказывать: - Я ведь, до того как появиться у вас, по ошибке позвонил в пятьдесят восьмую. Открывают и, не спрашивая ни о чем, просят пройти в комнату, где сидят за столом люди, догадываясь что ошибся... В комнате как-то сумрачно и почему-то говорят тихо. Оказалось: они только что приехали с кладбища - проводили главу семейства, ему еще и сорока не было, - днем на остановке машина сбила насмерть, - и, сокрушенно покачав головой, продолжил, - Трое малышей осталось, лет пять, семь, жена и старушка - инвалид. Горе, да и только. Сидевшая рядом с дедом Иришка, внимательно, раскрыв рот, слушала его. - Да...а,- сочувственно протянул Василий Львович. - Что тут поделаешь... - вмешался в разговор, сидевший напротив, лысый с густыми усами мужчина, - Если бы вы только знали, сколько за один день умирает народу в Москве. - Ничего... государство поможет, пенсию дадут, на ноги поставят, - ободряюще, добавил его сосед. - Государство-то поможет, да не утешит, - в каком-то раздумье сказал Иван Сергеевич, - Все это так, но кто наставит их на путь, кто подскажет как надо жить-то, вот впрос? Что их ждет впереди, без отца-то? - Ну знаете, у нас не Африка - от голода не умирают, - заметила полная дама, сидевшая рядом с военным. - Это вы напрасно, Иван... - он забыл отчество, - Да и стоит ли разводить эти антимонии. Давайте лучше выпьем за Василь Львовича, за его будущее, за прекрасную карьеру, - поднимаясь с места, предложил высокий с холеным лицом гость. За столом вновь зашумели, посыпались тосты. - Вспомнил!... - почти закричал тот, что был в военной форме, - Василь Львович, я вспомнил анекдот. - Надеюсь приличный? - с игривой ухмылкой спросила одна из дам. - Иван Сергеевич, - вдруг неожиданно обратился Василий Львович, - Вот если бы вы приехали неделей позже, то не застали бы нас... Переезжаем в таунхаус... - Это как? - перебил его Иван Сергеевич. - Это квартира в два этажа. Марафет сейчас наводят... Мебель из Италии, мрамор, люстры и все такое... Приглашаю всех на новоселье, - с довольным видом, окинув гостей взглядом, заключил Василий Львович. За столом вновь стало шумно, посыпались одобрения поздравления и восторги. Вдруг раздался звонок, Вера побежала открывать дверь. - Кто-то пришел? - громно спросил Василий Львович. - Нет. - ответила она, - Это торт принесли, я заказывала к столу. Сидя за столом, Иван Сергеевич стал испытывал некую душевную тяжесть, особое чутье подсказывало ему, что здесь что-то неправильно, не по совести, когда за стеной горе и он, стараясь не привлекать к себе внимание, вышел из комнаты. Иришка выбежала за ним следом. - Дед, а что теперь будет с этими детишками? - с грустной ноткой в голосе, спросила она. Ивану Сергеевичу вспомнилось его голодное, безрадостное детство после войны, и он пожав плечами, ответил: - Дай- то, Бог... Но скорей всего - бедность, нищета, - и от этих слов у Иришки навернулись слезы. - Вера! - тихо позвал Иван Сергеевич, и когда она вышла к нему, он извиняясь, сказал: - Верочка, мне пора, у меня поезд через три часа (это было неправдой). Я потихоньку, как говорят, "по-английски", никого не беспокоя, побегу на вокзал... Извинись за меня. - Очень жаль, дядя Ваня... Но, раз надо, так надо. Выйдя из подъезда, Иван Сергеевич достал из кармана записку с адресом Надежды и, с каким-то долгожданным облегчением вздохнув, прочитал. "Башиловская улица дом 29 кв.15 Круглова Надежда Николаевна" Едва отойдя от дома, он вдруг услышал за спиной детский крик, кто-то звал: - Дед... дедушка!.. Подожди! Иван Сергеевич обернулся. Навстречу ему бежала Иришка, держа в руках торт и его авоську. - Ты?.. Что это? Ты зачем это? - он указал на торт. - Дед, я одна боюсь... Давай зайдем вместе, - и она бросилась к нему, в глазах её стояли слезы. У Ивана Сергеевича перехватило дыхание, спазм не давал вымолвить слово. Он обнял ее, крепко прижав к себе и, не ведая сам, как в его сознании вдруг словно сверкнула молния, - "Этой девочке, теперь уже никогда не будет стыдно за свои поступки".