Наталья Сафронова Всего вам доброго! - Вертятся какие-то слова на языке. Кружатся в голове какие-то фразы, красивые, четкие, аж дух захватывает, но просыпаешься - и пустота, - недоуменно сказала Любка. - Вот просто руками разводишь и физически чувствуешь, как сквозит пустота. А то, невысказанное, снова оседает на дно души. Надя усмехнулась. Любка была интересна тем, что озвучивала порой Надины мысли. Но и раздражала невольным сходством. Словно напоминала лишний раз, что и она, Надя, тоже в чем-то не состоялась и тоже вызывает у окружающих усмешку, а может, опасение, вдруг ляпнет что-то такое, что вслух не говорят. Это что-то живет где-то глубоко, на самом дне души, и незачем его тревожить, доставать на свет Божий. Рассматривать пристально. Что ты там увидишь? Не знаешь? Вот и сиди тихо, не суетись, не проявляй излишнего любопытства. Многие знания - многие печали. - Мы, конечно, родственники заключенных, но ведь люди? - недоуменно вопрошала молодая девушка с ребенком на руках. - И заключенные - тоже люди, - оскорбленно подняла плечи Надина свекровь. - Я в том смысле, что, может, для них они - как мясо, - объяснила девушка. Надя внимательно на нее посмотрела. Почему, как мясо? Хотя мысль, в общем, понятна. У нас в принципе не приветствуется уважение к человеку. Слушают только команду "фас" от власть имущего. Надя промолчала. Любка, наверное, сейчас что-нибудь брякнула бы. Невпопад. Или умное, но непонятное. Или верное, но беспомощное, как всякая истина. Любка отлично защитила диплом по философии марксизма, имела точку зрения по любому вопросу. По профессии ни дня не работала, диплом пылился где-то среди документов. Рядом с корочками о компьютерных курсах. Были раньше такие курсы, когда все кинулись осваивать компьютер. Любке, правда, они не помогли. Сунулась в секретарши, на большее ее знания компьютера не хватило, но кому нужен секретарь со своим мнением? Помыкалась продавцах. Теперь моет полы во дворце культуры, высказывается среди таких же уборщиц. Тяжелый физический труд настраивает на философский лад и способствует революционному настроению. Надя отвлеклась от мыслей о Любке и прислушалась к разговору родственников у окошка приема передач в следственном изоляторе. - В самом деле, почему девушка с грудным ребенком должна полдня ждать разрешения на свидание? - посетовала старая женщина с клюшкой. - А у нас дочка беременная, - поделился мужчина. Мальчик на руках у матери заинтересованно обернулся, как будто почувствовал схожесть судьбы. - Ну, что ты, малыш? - улыбнулся ему мужчина. - К папке пришел? По папке соскучился? - Сколько вашему? - спросила женщина с клюшкой. - Десять месяцев, - ответила молодая мама. - Мужа в лагерь отправляют, вот, проститься хотим. - Когда отправляют? - спросил отец беременной дочери. - Сказали - отправляют, - пожала плечами молодая мама. Малыш помахал ручкой. - Как будто "до свидания" говорит, - изумилась женщина с клюшкой. - А наша дочка была в Самаре, жена позвонила туда, спрашивает, можно ли приехать, или уже отправили? Говорят, это ваши проблемы, хотите, приезжайте, некогда нам узнавать. Теперь вот сюда привезли. Ничего непонятно. - У вашей дочки какой срок беременности? - поинтересовалась у мужчины Надина свекровь. - Пять месяцев, - отозвался мужчина. - Но мы надеемся на сто восемьдесят вторую статью, на отсрочку приговора. - Вы молитесь, - посоветовала Надина свекровь. Мужчина кивнул. Женщина с клюшкой горячо откликнулась: - Конечно, милая, каждый день! Как же, такое горе! Вдруг, ни с того ни с сего! Как я ему говорила: будь умным, сынок! Будь умным! Откуда? Так ровно рос. Сам все заработал. Теперь уже полгода расследуют, ничего непонятно. Женщина устало села на стул, оперлась на клюшку обеими руками, положила голову на руки и стала совсем похожа на старуху. Надя достала блокнот, стала рисовать. Так легче. Все, что невозможно понять, укладывается в душе с каждым штрихом. Пусть они все останутся в ее блокноте. Старуха с морщинистым лицом, седыми прядями, натруженными руками в венах. Юная мать, склонившаяся над ребенком, как мадонна. Мадонна, пришедшая на свидание в тюрьму. Отец беременной дочери, которой предстоит родить в заключении. Сколько бы ни возникало у окошка приема передач в следственном изоляторе спонтанных диалогов, родственники никогда не называли статью, по которой обвиняли их ребенка или мужа. Рассуждать походя о постигшей их беде слишком больно. Разобраться, кто прав, кто виноват - невозможно. Когда Любка невпопад интересовалась у Нади, как дела у мужа, та пожимала плечами. Муж писал письма. Раньше никогда не писал, не было такой необходимости, а теперь вот, возникла переписка. "Ты не верь, что говорит обо мне следователь. Я ни в чем не виноват." Он и на суде отрицал свою вину: - Я уже говорил вам, ваша честь, я только жертва случайных непостижимых обстоятельств. Надя верила мужу. Держался он хорошо, однако следствие все длилось и длилось, и казалось, что не будет ему конца и края. - С 4 июля день в изоляторе за полтора засчитают, - сказал отец беременной дочери. - Мы надеемся, что нас освободят, - ответила ему Надина свекровь. Окно передач открылось: - Следующий! - Девушке с ребенком когда дадут разрешение на свидание? - спросил отец беременной дочери. - Два часа ждут ответ. - Свидание разрешено, - ответили из окошечка. - Спасибо вам, - поблагодарила мужчину молодая мать. - Хороший у вас малыш, совсем, как взрослый, - улыбнулся тот. - Ну, счастливо вам! Малыш улыбнулся в ответ, и на лица всех посетителей изолятора словно бы лег отсвет его улыбки. - Не задерживайте очередь, - раздалось из окна приема передач. Надя отложила блокнот и подхватила у свекрови пакеты с продуктами. - Давайте паспорт и заявление, что вы мне все свои пакеты суете? - спросили из окна. Надя посмотрела на женщину в форме. Действительно, пора уже выучить порядок, но сколько бы ни приходили сюда, всегда почему-то путаются, суетятся. Наверное, это надоедает, изо дня в день одно и то же. Не хватит сил долго прислушиваться к чужой боли, поневоле отгораживаешься привычным незатейливым хамством. Что тут поделаешь? Все люди - люди, каждый человек - человек. Надя так и нарисует эту женщину, с закрытыми окошечками глаз. А у малыша на руках молодой матери - открытые, распахнутые, вбирающие в себя всю боль мира. На сколько тебя хватит, малыш? - От сумы и от тюрьмы - не зарекайся, - брякнула бы сейчас Любка. Но Надя промолчала, что толку изрекать всем известные истины? Она и мужу писала мало, переписку наверняка проверяют. Иногда вкладывала в конверт рисунок. Журавлиный клин в небе. Пустынный пляж. Они любили осенью ходить на пляж, бросали камешки в воду. Давно это было. В последнее время все у них было не так. Наде порой казалось, что они повторяют мужниных родителей, которые жили в одной квартире, но каждый свою отдельную жизнь. Как соседи. - Развелись бы, стали бы счастливее, - комментировала Любка. Как будто ее кто-то спрашивает. Сама Любка развелась и некоторое время была счастлива от своей решимости, пока не поняла, что ее любимый не такой смельчак, он не стал разводиться. В итоге она живет с бывшим мужем в одной квартире. Когда приезжает в гости дочка, они собираются за одним столом, как семья. Кому она нужна, Любкина правда? Когда мужа арестовали, Надя стала чаще навещать свекровь. У них дома неуютно, так бывает у тех, кто не счастлив. Но свекровь словно стала понятнее. Так же, как раньше, жалуется, так же всем недовольна, но уже не раздражает. Просто хочет, чтобы ее любили. Надя рисовала свекровь и свекра рядом. То, что их разделяло, наверное, уже не преодолеть. Но сейчас, когда сын в беде, пусть будут вместе хотя бы на рисунке. Надя усаживала их в кресла, всматривалась в лица. Куда уходит любовь? Ведь была же она. Вот эта горечь в глазах стариков - тоже любовь, только колючая. Дотронешься - и вскрикнешь от боли. Свекор со свекровью не разговаривают друг с другом, а кричат. Надя рисует, как есть, ничего не приукрашивает Потом вкладывает рисунок в конверт. - Мама, давайте здесь опустим письмо в ящик, быстрее дойдет, чем из города, - предложила Надя. Свекровь кивнула. - Всего вам доброго, - попрощалась она со старухой с клюшкой и отцом беременной дочери. Старуха суетилась у окошка приема передач. - Уберите свои пакеты, сначала паспорт, - устало повторила женщина в форме. Надя взяла свекровь под руку, повела к выходу.