Кап-кап... слезы транквилизируют. Вздох-ох... Чувства на пыль рефлексируют. Вера смеется взахлеб. Было заманчиво чтоб. Если достиг пустоты смысла Сталь отирая беретты ладонью, Стал ли от этого буддой? Жила Во глазницах печаль с болью. И там — глаза, скучные заседатели Думы поисчерпавшей законы смысла. Пальцы на том металле — только души предатели... Но меж землею и небом лишь даты рождений числа. Сколько же ты рождался в каждом мгновении стиснутом, Медленно отирая ладонью сухой блеск своего молчания. И города вставали, жизнь текла из веков часом сиюминутным... И вокруг, чрез тебя, люди шли, не выдавая рыдания. Промелькнуло да сгинуло сумеречно видение. Ствол металла в висок сжато уткнулся отчаянием. День, новый день твоего медленного рождения. Ты завершишь этот театр спертым в грудине дыханием. И упадет рука на колене забывшись от тяжести. И выпадет из руки тот металл, что скорбит безмерностью. И поднимешь глаза — думу вязкую взглядом старости. И отпустишь себя — в саму даль с ласковой безмятежностью. Что ни миг, то отчаянье есть недозавершенной миссии. Уровень предыдущий пройден почти что мастерски. Только дух необуздан и пьян и прячется во бесчувствии. И взамен вспышки боли опять, сердце сбросит таинственно маски. Где ты есть, где ты был, где окажешься завтра с песнею? То неведомо снам твоим, разуму не понять сие, сердцу маяться. Но бессмертно живешь в духе зрелом исполненной честию Имени своего, коим вечно века пусть старятся. «Быть собой», невзначай, что это есть за усердие? Для чего философия пошлая душу утянет заносчиво... И рука по лицу — отирает ладонью наследие Твоих дум, и деяний, и лет, к прибавлению прочего. Солнце всходит, заходит, унося к предстоящему вымыслы. Так рожден или надо опять созерцать выдох памяти? То что въелось под кожу — то только растущие волосы. То что в сердце живет — не тату околдованной совести. Знаки, признаки, сути — недомогания. Встал с рассветом и видишь опять... солнце дивное. Или шелест ветров да по кронам и травам, молчания Своего домогаясь во взоре на зарево сильное... Замечая полет в небе стаи, и зову вторя курлыкания.