Громко заиграла музыка, оживились наевшиеся гости, и бал, наконец-то, начался. Ах, что это был за бал! Нежить умела, ох умела хорошо погулять, если развернуться где было! Вальсы и кадрили, твист и чарльстон, рок-н-рол и буги-вуги, техно, свинг и линди-хоп из последнего – все смешалось в вакханалии веселья. Русалки и кикиморы, бабы-яги и ведьмы, лешии и вурдалаки, оборотни и гномы, домовые, водяные и луговые, тролли и драконы – все слились - переплелись в бешеных разгульных танцах в огромной бальной зале каменного замка, освещенной лишь всполохами каминного огня и пламенем свечей. Чудный, мерцающий свет искажал лики гостей, без колдовских чар делал их неузнаваемыми, то страшными до жути, то прекрасными до дрожи. Под потолком, над головами пляшущей толпы, носились привидения в развевающихся на сквозняках одеждах. Они завывали, потрясали цепями, яростно вращали глазами, пикировали вниз, на всем разгоне врезались в толпу гостей и бешено крутились в танце, скользя над гранитными плитами залы, пронзая всех и вся на своем пути. Мажордомы с ног сбились, обнося разгоряченных гостей напитками. Отовсюду неслось: Еще, еще вина! Наполненные бокалы разбирались мгновенно, тостам не было числа, гости не знали ни предела, ни удержу – бал опьянял, приобретал бесшабашность и лихость, вселяя беспричинное упоение рождественской ночью в самых злобных и черствых, в самых безжалостных из присутствующих. В ночь Рождества веселились и радовались даже темные силы! Вот и Кощей Бессмертный слился в танце с Ягой – Олимпиадой. Липа, будучи «столичной штучкой», всегда отличалась снобизмом и тяготела к сильным мира сего. Так и сейчас, глядя в черные, как глухая полночь, глаза Кощея, она замирала от сладостного и волнующего чувства сопричастности к его абсолютной власти над временем. Бессмертие партнера кружило голову, и она, без всякого притворства, чувствовала себя молодой, прекрасной и влюбленной. Кощей разогрелся танцами, легкий отсвет румянца обозначился на его высохших, цвета древнего пергамента, щеках, тонкие губы слегка растянула то ли улыбка, то ли усмешка. Законсервированному в вечной жизни, Кощею нравилось смотреть на молодость, эпатаж, страстность, жить чужими чувствами, – свои уж давно не были ему доступны. Олимпиада притягивала, ворожила на любовь – бедная Яга совсем потеряла голову, затерялась в мечтаниях несбыточных о силе и власти Кощеевых. - Ты смотри, Липа то наша, совсем с Кощеем закружилась, - пригорюнился внутренний голос Настены, - Себя не помнит. Поиграет Кощей, да и бросит, то-то страданий ей будет! - Да, одурманили Олимпиаду богатство и могущество Кощеевы, - ответила Настя, - Но насчет страданий – это вряд ли. Наша Яга обольстительница опытная, кто еще там переживать будет – время покажет! Настена поискала глазами другую свою подружку. Матрена самовлюбленностью не отличалась, веселилась на полную катушку, отплясывая летку-еньку в компании водяных и кикимор. Ноги попеременно взлетали вверх, руки цеплялись друг за друга – танцующие попрыгивали, стараясь попасть в такт музыке, длинной цепочкой передвигаясь наискось, через середину залы, включая в свой танец всех желающих. Во главе прыгал водяной Михалыч – уже в летах, с огромным колыхающимся пузом, но очень азартный, до игрищ всяких охочий. - Раз-два, летку надень - ка, как тебе не стыдно спать !… выкрикивал он во весь голос, не обращая внимания на музыку и объявленный танец, и тащил цепочку за собой. - Что выделывают, а! – восхитился голос, - Прям заводят не по-детски! Слова как перевирает. Давай, присоединимся, а? У Настены свои планы на вечер были. Леший ей соседский больно нравился, Колян по прозванию. Отношения у них были дружеские, в гости друг к другу захаживали, но дальше дело не шло. Потому так и рвалась на бал Яга, надеялась на волшебство в ночь Рождественскую, желание загадывала. Вот и бал в самом разгаре, а Коляна все не видно – и где обретается? Вся нежить здесь, а его нет! – с досадой подумала, вдруг из-за спины голос знакомый раздался: - Хай, Настен! Ты что пригорюнилась, не танцуешь почему? У Бабы-Яги от неожиданности дыхание перехватило, щеки, как маков цвет, зарделись. Обернулась – стоит Колян, во всю рожу свою беспутную лыбится. - И тебе здравствуй, - ответствовала Яга, - Сам- то где пропадал? - Да с троллями в картишки перекинулся. Пошли, потанцуем что ли ? – предложил леший, подхватывая Настену под локоток и ведя ее за собой в гущу танцующих пар. Яга для вида посопротивлялась малость – мол, куда тащишь, басурман – а затем, отбросив всякие думы, пустилась в пляс с лукавым красавчиком лешим. Бал продолжался по восходящей: музыка гремела, напитки разной степени крепости лились рекой – тут уж Змей не подкачал – пары кружились, дамы блистали, кавалеры оригинальничали, Змей Горыныч наслаждался зрелищем – кто теперь посмеет сказать, что бал не удался.?! Но вот минул пик веселья, спираль бала стала раскручиваться в обратную сторону: утомившиеся гости начали потихоньку разъезжаться, бал близился к завершению. Матрена в сдружившейся компании водяных и кикимор отправилась праздничную ночь догуливать, куда их занесло – только им ведомо. Олимпиада вовсе пропала, в небытии с Кощеем растворилась. Настену любезный друг Колян увязался провожать. Вышли они из замка к подножию Лысой горы – ночь уходила, звезды погасли, на заре занимался серый тусклый рассвет зимнего дня, поднявшийся ветер шумел ветвями елей в ближайшем лесу, поземка мела по полю… Тихо, промозгло. Яга поежилась – знобило, что ль? Леший тут же обниматься полез, согреть обещался. - А на фига тебе это, - прошелестел внутренний голос, - Беспутный он, безбашенный. И напился вон. Колян и впрямь был сильно «под шафе». До дому они кое-как в ступе долетели, но когда выгрузились, подремавший в полете леший почувствовал прилив сил немереных и … как обычно с пьяну, загорелся на лесной поляне костры жечь и через них прыгать. Яга пыталась отговорить – какие костры, лес под снегом, сырой, на поляне сугробы, по пояс будут, да и нет никого, спят все давно. Леший руками стал махать, разобиделся: Лес мне дом родной, счас прикажу – повелю, все в миг будет по-моему. И верно: ногой топнул, рукой взмахнул – и в сугроб повалился, прямо лицом вниз. Лежит недвижим, только храп его богатырский окрест разносится. Баба-Яга, видя такое безобразие, плюнула с досады и в избу свою подалась. - Да, не сложилась любовь, - посочувствовал внутренний голос, - Да на что он тебе – ему все Снегурка мерещится, вон костры опять палить хотел – все ее ищет. - Уж нашел бы! И чтоб растаяла она, через костер прыгнув! – проворчала Яга. Потом хмыкнула, на небо посмотрела – новый день занимается – избушку по стене бревенчатой похлопала, зевнула сладко и спать – отдыхать пошла. Кончился бал, праздники продолжались – начиналась святочная неделя.