Переполнена...
Переполнена...
Я любовь истолку белым пестиком,
Разотру в пыль земную крестиком,
Ссыплю в красное, сладкое, терпкое,
Не мужское совсем и не женское.
Растворю над огнём и ко рту бокал.
Этот грех земной и святой алкал.
Перелью из стекла в артерии,
Позабуду свои потери я.
Пропущу, прогоню через клапаны,
Через время с печальными датами,
Чтобы танго ритм полыхнул костром,
Чтоб уже ни о чём не жалеть потом.
Чтобы в теле дрожь, в голове дурман,
Чтоб забыть тебя, чтоб забыть обман,
Чтоб забыть печаль, чтоб раскрасить тень,
Чтобы ночь черна, чтобы светел день.
Отойди – не тронь, отойди – позволь
Мне побыть собой, мне побыть одной.
Я в кулак зажму песню старую,
Песню дикую, сладкую, странную.
Мандолинами в горле бьющую,
Кровью в сердце моём ревущую.
Я порву струну, разорву меха,
Бессамэ, бессамэ! Отпусти, тоска!
Испила любовь я до дна, до дна,
Отравила любовь, погубила, весна…
Бессамэ, бессаме! Где была, жила
Я не знаю теперь ничего сама,
Не дают уснуть, обрести покой
Та весна, что во мне летом и зимой,
Та любовь, что пила до донышка,
Переполнена ею до горлышка…
* * *
Заметелено, заморожено...
Завьюжен, заметелен город нелюбимый,
Седыми космами оброс, как мудрый старец,
Догонит ветер, в спину бросит горсть
колючего, навязчивого снега.
Холод крутит, вертит, прохожими играет.
Слышишь звон вокруг, снаружи и внутри?
Хочу бежать куда-то, но зачем, к чему?
Закрыты двери плотно, открыть нет сил.
Ни в дом, ни в сердце не забраться.
На окнах изморось, на душах иней,
на лицах скука и внимание к себе.
Законы равнодушья торжествуют,
морозом застудив желания и мысли.
Мои, твои порывы безучастны,
скучны слова, замедленны движенья.
Не распахнуть на холоде сердца,
не отогреть теней, бредущих тихо
из тьмы во тьму, из мрака в мрак пустой.
А где-то в этом мареве застывшем,
идёшь и ты, продрогший, одинокий.
Опять не встретимся, не обернёмся,
И снова мимо, мимо, мимоходом,
упрятав лица в шарфы шерстяные …
Погода – это холод, ветер, снег,
и пылкая жара, и тёплые дожди…
Всегда, везде мешает что-то тем,
кто сам упрямо не желает верить
возможности счастливых встреч.
Сегодня город бело-сер, скрипуч и скучен,
через пол года – ярок будет и шумлив,
расцвечен радужной палитрой.
Тогда во что мы лица станем прятать?
Чем оправдаем тот мороз в душе,
который не зимой навеян вовсе?
Чем оправдаем холод отношений?
Ответим чем за изморось в глазах?
За иней на руках и за метель в словах...
* * *
Не оставить...
Ты позабыл? Всё это было с нами прежде:
рассвет тягучий висел над леса кромкой,
раскрашен солнцем снизу блёкло-алым.
На влажных простынях измятых
сплетясь руками крепко, отведя глаза
и резонируя сердцами, лежали мы
и снова, снова с нетерпеньем ждали,
когда дыхание утихнет, чтоб начать
игру с истока, вновь, с нуля, с покоя…
Ты позабыл? Дышала я, когда ты позволял,
а ты – когда я позволяла, не ведая границ,
где воздух, поцелуи где, пленяющие губы.
Ты позабыл, как изгибалось тело в неге,
предвкушеньем взрыва наполнено от края
и до края? Ты позабыл? Как я кусала губы,
чтоб крик сдержать, остановить, продлить
мгновенье смерти малой и такой большой
в своей безбрежности и высоте недостижимой…
Ты позабыл, как языком слизнула вдруг
я каплю пота, что по груди твоей текла,
мерцая? Как ласкала твои я плечи, торс,
горошинки сосков. Как ты стонал, когда
губами принимала я пряный сока вкус,
исторгнутый тобой. Ты позабыл…
Как любовался дрожью рук моих и тела,
как умолял, как жаждал продолженья,
как трепетно, упрямо, нежно касался
потаённых уголков, раскрытых откровенно,
но только для тебя, лишь одного тебя…
Ты позабыл. Не знаю, что дарит другая,
что лучше в ней и чем она сильней.
Красивее, стройнее и моложе? Быть может.
Знаю точно я, что всё, что было с нами
не повторить тебе - сто раз произнеси:
«Я позабыл, я не хочу тебя, мне скука
давит на чувства остроту, оставь меня!»
Словами ничего не изменить. Я оставляю,
только не уйдёшь, меня не захватив с собой
ты в памяти до смерти самой. Я – молодость твоя
и всё, что было ране, всё, что было ране
возьмёшь с собой украдкой - точно это знаю.
* * *
Я, как она...
Застыла статуей Венеры из Милосса,
Я, как она – изломана судьбой,
Я, как она – вопрос из ста вопросов,
Я, как она – хотела стать другой.
Я, как она – древнее самых древних,
Я, как она – моложе молодых,
Я, как она – первее самых первых,
Я, как она – последняя из них.
Мне, как и ей уж не приставят руки,
Зачем они? – тебя ведь не обнять,
Мне, как и ей фортуна-сука,
Давно на лоб поставила печать.
Печать греха, не оправдать который,
Не обелить ни словом, ни мольбой,
Ты тело выставляла, я – с позором
Не телом торговала, но душой.
Застыла статуей Венеры из Милосса,
Я, как она – изломана судьбой…
Возьми меня… Я не алмазов россыпь,
Я – пыль земная, пена над водой,
Я – только след былых своих страданий,
Я – только пепел старого костра,
Я – только тень сложённых хитро дланей,
Я – лист бумажный на семи ветрах.
Возьми меня… Я обернусь голубкой,
А в жаркий день – дарящею лозой.
Возьми, - я стану сильной, хрупкой,
Возьми меня, - и вспыхну я грозой!
Чего ты хочешь? Тень? Я буду тенью.
Ты любишь зной – я в солнце превращусь,
Я стану деревом, чтоб укрывать под сенью,
Иль на ладони птичкой умещусь.
Застыла статуей Венеры я безрукой…
* * *
Виноград (венецианский дворик)
мне хочется стихами говорить,
петь песни и размахивать руками,
жестикулируя, как будто итальянка.
мне хочется, чтобы заметил ты
как хороша я, голос мой услышал,
и придержал тяжёлую лозу,
пока я соберу весь урожай.
тайком упрячу в терпкое вино
мои улыбку, поцелуй и слезы,
чтобы зимой или весною ранней,
ты понял и почувствовать бы смог,
как мне хотелось говорить стихами
и песни петь любимому - тебе.
разлука мне б тогда не показалась
столь страшной в неизбежности своей.
рукой не дотянусь к тебе и взором,
но и глоток напомнит обо мне.
* * *
Ключ...
слеза томится очень близко,
дотронешься, царапнешь сердце -
и вот она - струится по щеке,
недавно ямочкой украшенной в улыбке.
по голове погладишь отрешенно,
не глядя даже в сторону мою,
а уж забилось в горле комом
горячим, суетливым, безнадежным.
до края переполненна желаньем
запутаться в цепях и окунуться
всем телом грешным в облако объятий.
замок рук сильных крепок, нет ключа,
я выбросила ключ заранее,
чтоб не нашёл его ты никогда,
чтобы не смог уж разомкнуть,
а только разорвать на части
и жизнь, и цепи, и любовь мою…
* * *
Душа...
из женщины я стала существом
и заметалась в поисках пристанищ,
нет, не души своей, но только тела.
искать не долго - много входов в ад.
жадны мужские руки - не упустят…
потащат в преисподнюю – к чертям.
готова наказать себя страданьем,
взойдя на черный жертвенный алтарь.
пусть рвут они меня, пусть травят зельем…
как Хуанхэ мешает желтый свой поток
с ручьями разных красок и оттенков
так я свою взболтать пытаюсь душу:
от почвы росной отделить золу,
отсеять этот мертвенный осадок…
* * *
Айседора
кривые переулки, дома и магазины
вокруг танцуют бешеную самбу.
танцую с ними я - горячая, нагая,
отринув стыд, закутавшись в вуаль
сомнений грешных в ритме нетерпенья.
и стуком сердца заменив бой барабанов,
чечёткой ног босых, не чувствующих боли
я извиваюсь, в пламене сгорая,
и руки превратить пытаюсь в крылья.
слепящей рампы свет, как выстрел.
на лицах близких зрителей восторг,
все рукоплещут, ничего не понимая,
приняв в подарок зрелище одно,
но хлеб, что для тебя пекла с любовью,
я не отдам им, нет, я не отдам.
его я спрячу в той вуали складках.
тебя им накормлю, пока он тёплый,
согретый телом, сердцем и душой.
я на муке из слов то тесто замесила,
а песни юга заменили дрожжи.
вином, отжатым из горошин слёз,
настоянным на радости свиданий,
я напою тебя до сладостного вздоха…
лететь! к тебе. холодной, жаркой,
такой как есть – безгрешной во грехе,
с душой, израненной разлукой,
непониманьем, злобой, скукой …
бескрылая, прозрачная, нагая танцую самбу
на осколках. моими были эти зеркала…