Сейчас, на довольно простом примере, который почти бытовой, мы сможем понять, ЧТО такое КОРРУПЦИЯ. Для этого нам потребуется ‹фирма дяди Васи›, поскольку фирмы как таковой нет, есть несколько работящих парней, что объединились в группу строителей ради почти не случайного заработка. Итак, есть Заказ: большой двухэтажный дом невероятной для воображения конфигурации планировки и архитектуры, хотя, с точки зрения «дяди Васи» простоват немного. И уже заложен фундамент, но вот подвозят еще материалы и прочие разности для такого дела. Никмитыч (он же Василий, а по отцу Николай Михайлович; в смысле фамилия-отчества отца такая, а он и предпочитает чтоб его по полностью отцом величали... Странности? Да кто его знает. Но уважение вызывает, однозначно): — Вот тут... (идет от дороги сквозь ворота еще не поставленные вглядываясь в некую бумажку в руке) ...от хозяина человек был, деньги дал и список кое-чего. — А чего там? — Поднимает голову свою большую и наверное тяжелую Федор, богатую не слабо рыжеватыми кудрями зачесанными «под ветер», отирая-омывая руки тряпкой, поскольку руки в масле, машинном, возится, понимаете, с агрегатом бетоносмесителя. Сечет он, понимаете, в этих всяких масляных мехнизмах. Василий (Никмитыч) поднимает на него свой трепетный веком глаз: его в детстве напугала собака соседа, когда в темноте у соседского забора — из-под него да с той стороны как бы — рявкнула прямо под носом. А он писал. Никому не сказал о том. Но глаз и поныне подернутый какой-то — веками. Потому как и на другой, похоже, переходит, замечать начал. Стареет. Поднимает, значит, глаза, тут и другие по бригаде подходят, смотрят. И на него, на злой чуть синеватый шнобель (с детства такой), на не мигающие глаза или в них прямо, только веки подрагивают, левое сильнее. А шнобель зол оттого, что с грамотой не все гладко у Никмитыча, когда от руки пишут, особенно если быстро, не может читать. — Дай я. — Понимая проблему ситуации говорит Петр и выцепив бумаженцию из руки плотной старшего товарища (слово «директор» еще не успело основательно прилепиться к Никмитычу, но пыталось). Петр пробежал глазами по чему-то там, что как видно немного озадачивало и внушало надежду одновременно, смутную, неясную, терпкую вкусом весенней жимолости, вернее запахом, что исходит от таящихся в глубине созревания ягод... что напоминает о садах и дождях, тут же чистом небе и пыльных дорогах, об улыбках веселых девушек и плескучих морской прибрежной тиной пляжах, о бликах солнца в стеклах проезжающих и красивых автомобилей, о чем-то таком, что есть у жизни только для нас, и только в этом моменте: самом мимолетном миге такого разного бытия. Надежда появилась у всех и не сговариваясь. — Это... это... — (Петра осенило) — Это нам деньги на материалы и список что нужно прикупить для стройки! Гомон. Кто-то чихнул. Всхлипнул. Нет. Почудилось. Причмокнул значит. (Ладно, не важно) — Что делать будем? — Вадим. Он знает как делать. Петр почесал свободной рукой в затылке: как плугом по бездорожью. Пошкрябал. Хмыкнул. — Опа! — Он продолжал въедать глазами листок. — Я знаю где взять черепицу дешевле, внатури, б... (он всегда не догововаривает, интеллигент немного) буду! Точь-в-точь эту же. Поднимает глаза на сплотившихся вкруг него. Отирает-обшарпывает их заботно взглядом. — И че? — Жует жвачку низкорослый Валя. — А ни ч-е, — передразнивает его Петр. И смотрит на Василия. Потом снова на Валю. — Будем, значит, экономить, ха! — В смысле, — встревает Василий, возвращая себе директорский статус. — А в том и смысле, чта-а-а... — умудренно снова углубляется в бумажку. — Чта-а-а, значит, такое дело... — вообще довольный, что аж невмоготу, смотрит. С кладки упал кирпич. Оглянулись. Никого. Снова окружили взглядами пытливыми стоящих в середине: это Петр, это Василий-Никмитыч, это... (все пока, Вадим не в счет, он просто "знает как делать"). — Фуу-ух, — покачивает головой довольный Петр. — Реально, такая засада. Что имелось в виду под "засадой" он не пояснил и после. — Короче, так... Хозяин дает денег на крепеж и черепицу, тут еще по мелочи ерунда всякая... Мы должны купить сами. Гомон. — А че.... — (Вадим) — Он сам не может? — Не может, видать. — Почему-то съязвил Никмитыч. И тряхнул (нервно) рукой. Но этого никто не приметил. Да какая разница... Ему даже к врачу ни разу не советовали. С веком то есть. Петр в свое несказуемое удовольствие продолжил. — Таким образом, по приблизительному расчету... мы имеем с покупки черепицы в другом месте, которое знаю я, — взглянул мельком на Вадима, чуть подозрительно, — ...э, гм... наверное, тыщи две! Молчание. — А что с деньгами делать будем... ну, этими, лишними... — сосредоточено проявил участие Федор. Петр сардонически посмотрел на него. В глазах вспыхнул нарядной шутихой огонек Немезиды. В уголках губ блуждала улыбка. — Федя, Федя... Деньги не бывают лишними! Учи тебя. Последние слова он сказал покачав головой, втянув губами остатки дарованного всем кислорода, и снова деланно углубившись в, как думается, строки, потому что вряд ли хозяин додумался бы изображать им наскальной живописью. Но... листок сей — скала. Вы не думаете? Они с вами не согласились бы никогда. Думайте. Учить вас... Итог или завершение трагедии. Вы полагаете лучше написать тут "комедия"? Вы оптимист. Это хорошо. Человек от хозяина затребовал сертификат на черепицу. Потому что магазин указанный в перечне на до сих пор трепетном в их мыслях и воспоминаниях листке, был особенный, элитный, там выдавали сертификат на лучшую в мире черепицу.