.. - Заходите, здравствуйте. Любовь Антоновна вы, очень приятно. Дымова Елена вас направила ко мне, значит. Правильно, я попросил ее подыскать мне женщину по уходу за внучкой, которая на днях прибудет. Томочке одиннадцать стукнуло, живут в Куйбышеве, захотела к деду на лето приехать, вот, поэтому решил... Николай Иванович я, Зернов, на приборостроительном работал, точно. Поповича, говорите, Александра? Конечно, помню. Уволил его, инженера, за бездеятельность и болтовню на работе. Слесарем предложил потрудиться с приличной зарплатой, отказался. Вашим мужем выходит, был, шесть лет назад умер скоропостижно… Черствым начальником был я? Может быть, порядок уважаю на работе, то давно очень было, и жаль Поповича. Что? Передумали ко мне устраиваться, просите извинения, уходите? Может, вы и правы, характер у меня сложный, но вашего за дело... Думали однофамилец? Прощайте. Минут через тридцать снова постучались. На этот раз соседка Дымова за руку втащила вдову Поповича. - Простите, Николай Иванович, Любка при ее обстоятельствах решила благородство проявить по отношению к своему покойному мужу, нахлебнику вечному. Да, Люба, не защищай его, а какой бабник был, ты мне не раз плакалась. Ты молчи, милая, мы все устроим. Я с ней много лет в одной редакции работали, замечательная женщина, порядочная, ручаюсь. Любовь Антоновна Попович попала в критическую ситуацию – дочери взрослые две, понимаете, обзавелись семьями. У одной киргиз парень. Был женат, правда, развелся, только сынишка к нему приехал двенадцати лет, хорошо учится. У второй – наш, с глубинки российской, работящий, дочь уже беременна. Все прекрасно, как видите, только Любе жить негде там, пока старшая на квартиру накопит. Я ей угол ищу недорогой для жилья, кабы еще работа... Вот такие дела у моей подруги, Николай Иванович, может договоритесь, ручаюсь за нее. - Могим, соседка, коль просите. Только даме искать угол не надо, здесь будет жить с внучкой, я же в вагончике своем спать буду, дабы не беспокоить. Так что вещи несите, комнату на выбор. Котомка при вас, говорите? Отлично, тогда держите ключи и располагайтесь, мне на работу пора. * - Ну что, Люба, я же говорила, что он мужик толковый, работящий, баб избегает, всю жизнь один после развода. Во, трактор затараторил, наш на работу засеменил. Со свалки малый тракторишка восстановил, оформил и пользуется. Не прогнал он жену, сама его... Да вся округа на бракоразводном толпилась, поэтому знаю подробности. Короче, Анастасия, жена его бывшая, умудрилась выйти замуж за Николая заправленной, поняла? Родила девчушку прекрасную, все чин чинарем. Отец, Николай, в ней души не чаял, с малой не расставался дома, все с ней. С женой не очень было, ссорились, Настя пару раз уходила, а когда дочери Свете девять стукнуло, мать заявила ей, что отцом настоящим ей приходится другой, с которым она сойтись надумала. Подала на развод, призналась на суде во всем, новый рядом сидел. Николай подавленным был, а когда судья спросила его о разводе, то дал согласие, только попросил дочку, Светлану, при нем оставить. Судья замялась, на Анастасию посмотрела, с адвокатом пошепталась. Все казалось бы насмешничали над обманутым Зерновым, но судья решила дочурку спросить, наш настаивал очень. И привезли Светку нашу, она теперь ученая по металлам, поставили перед залом, допрашивать стали. Маманя сказала, что с родителями девочка должна быть, новый папаня златые горы обещал в столице, адвокат их толковал о неправильных действиях судьи. Светка молчала, молчала и выдала, упав на колени: - Тетенька, не разлучайте меня с папой, очень прошу! И разрыдалась в голос. Зал притих. Немного грузная Петрова, судья, девочку подняла, прижала и пообещала всем, что разберется и девочку в обиду не даст. Свету с отцом оставили, маманя визжала, в инстанции писала, нашу Петрову дергали, но фронтовичка Петрова Светлане жить с любящим папой позволила. Светка ученой стала, замужем за доктором. Это все, продолжала подруга, Светку Николай вырастил и воспитал, сам женщин избегает. - Ты понять должна, уважать, поэтому поведала это. А с Саней твоим, увольнением его, то это давно было, и неизвестно кто виноват. Вот тут и поселяйся в маленькой... * Внучку Тамару отец поездом привез, худющий такой, очкарик, вежливый очень и счастливый, по лицу видно было. Привезли гостей на такси к подъезду. Квартиру было не узнать, она благоухала от чистоты и порядка, пахло чем-то очень вкусно, стол празднично был накрыт. - Знакомьтесь – Глеб, зять и Томка, внучка моя, а это Любовь Антоновна, наша домоправительница, прошу любить и прочее... Располагайся здесь, нам указывают, прекрасно обставили, правда. Что, бра нужен? Повесим. Пахнет-то как, к столу приглашают, садитесь. На какие гроши вы подготовили застолье? На свои! Забыл сказать, деньги в тумбочке, берите на хозяйство по необходимости, с вашей оплатой потом разберемся, и не спорьте со мной… Через два дня доктор уехал, с Томкой у Любы отношения не очень складывались из-за своевольного характера девчонки взрослеющей. Увидев, что она раздражает Тамару чрезмерным опеканием, старшая молоденькой полную свободу дала. Сама же хозяйство вела по дому и на грядках по дачному участку шуровала вовсю. Иногда еще портняжничала чуть. Библиотека солидной была в доме, и она их сближала. При перестройке страны земельные участки стали раздавать, дабы прокормиться. Николай долго думал над этим и малость запоздал, ему достались сотки на обрыве, почти у речки. Все интенсивно стали дачи возводить из ракушечника с подвалами и чердаками, свет подвели. Наш Николай вагончик у строителей раздобыл, обшил, утеплил, жилым сделал. А когда перестройкой завод прикрыли, навес соорудил, станочек по дереву и сварочный аппарат достал, объявление повесил, что оградки могильные изготавливает по дереву и металлу, установить может. Заводчане искоса на бывшего главмеха смотрели, приходили по-прежнему на проходную по утрам, надеялись на чудо. Увы, империю развалили выстрелом «Авроры» в семнадцатом, а Советский Союз пал без стрельбы от обстоятельств и нерешительности власти. На телевидении цельный день Михаил Сергеевич толковал о перестройке и свободе слова. Р. М. Горбачева, шикарно одетой, поучала голодных женщин на улицах к терпению, послушанию. Народ не выдержал, коммуняк прогнали, а сами во что хотите подались, лишь бы прожить. Нонну Надук, технолога гальваники, Николай заприметил на рынке в фартуке грязном, мясом торговала; Афанасьев, токарь, бутылки собирал; Бызов с приборостроительного семечками торговал на остановке. Были и другие. К Николаю пришел как-то еще бывший начальник цеха сборочного Михаил Рожков с просьбой пристроить его как-то, профессия у него не очень – в армии замполитом трудился честно. Наш и предложил Рожкову помалярничать: оградки на кладбище битумным лаком покрыть, оплата не очень, но... Замполит страшно обиделся и матюгнулся. * Люба с девчушкой близко сошлись на кулинарной почве, где мамка не очень старалась, вместе готовили обед с обязательным первым, деда кормили на славу, театр посещали на премьерах, грядки клубники расчищали и т.д. Николай дам не беспокоил, Томку иногда поглаживал, целовал, с Любой дистанцию соблюдал, как в строю. Телевизионные фильмы женщины смотрели на большом экране, дед на малом Бовина или радио слушал. В конце августа Света приехала, дочь, и сообщила грустно, что ей в Японию ехать надобно месяцев на пять. Там микроскоп имеется самый-самый, и позволит ей докторскую завершить, а посему просила отца за Томкой присмотреть, ибо оставить должна дочку. О Галине Антоновне дочь писала ей только хорошее, и если согласна далее остаться, то она рада была бы. Света улетела, Тамара в школу пошла, хорошо училась. У Любови Антоновны младшая дочь Ольга беременной уехала со своим под Оренбург, на родину. К старшей дочери Полине мать киргиза приехала, когда муж помер. Полинка сокрушалась, прощения у матери просила, но вынуждена во имя семьи... Люба расстроилась, Томка деду все изложила, помочь тете Любе просила внучка. Наш с дамой поговорил, разобрался и к другу пошел, начальнику райотдела милиции Васину. Выпили, как положено, но пообещали решить вопрос, остановились на варианте размена квартиры на две малые. К ноябрьским Люба вселилась в однокомнатную в районе Ботаники. Антоновна была счастлива, дочь страшно обиделась, да и зять ворчал о дружбе народов. Вечером же за ужином Люба, вся раскрасневшаяся, преподнесла Николаю Ивановичу спортивный костюм шерстяной в упаковке в знак благодарности за чуткость, и запнулась... - От зарплаты вы отказались, позвольте узнать: на какие шиши вы такой дорогой купили? Что, уже два года копилку завели. На что, на что? Да вам еще жить да жить, а не о смерти думать. Сорок шесть уже стукнуло, говорите, а дочкам не до вас, мешаете… За подарок спасибо, но и я прошу вас, Люба, купить себе сапожки нормальные женские, мальчуковые ботинки на ногах ваших ужасно смотрятся. Томка, поручаю тебе это сделать, сумеешь? Отлично. Плащ, говоришь, у нее драный? Купите также. Со мной не спорьте, поругаемся. * Люба все более к мысли приходила, что настоящий мужчина делом должен заниматься при любых обстоятельствах, ее Саня лишь в постели старался мужчиной быть, в остальном никчемным был. Надо же такому Николаю в тридцать лет обманутым оказаться собственной женой, вот сволочь жена. И правильно живет как-то одиноким, не придерешься, баб ни на шаг, жалко его почему-то, хороший мужик… К Николаю как-то гости нагрянули, знакомые по прошлой жизни. Вот они при нынешних условиях решили малый участок копчения колбасы добротной создать, кооператив организовали, деньжат одолжили, технологию показали. Просили его, Николая Ивановича, взяться за сооружение печи, на него вся надежда. Хотели купить оборудование, не под силу оказалось, все дорого сейчас. Просили еще, что оплатят Николаю за работу с первой прибыли, сами же выполнять будут, что прикажет. Круглосуточно работа шла, спешили скорее запустить. Томка обед деду приносила, гордилась дедушкой и маленько кокетничала – мужики-то были видные и всегда трезвые. Печь с первой загрузки качественную колбасу выдала, радовались все, в магазинчике очередь была – вкуснятина. Вести от Светланы были добрыми, восхищалась жизнеустройством и трудолюбием японцев, обещала вскоре вернуться. Прочитав вслух письмо, Николай Иванович спросил Любу про ее квартирку, перевезла ли мебель и вещи, та подтвердила, сказала, что помнит о возвращении домой, поблагодарила Николая Ивановича за все, погрустнела малость. Добавила еще, что дочь с киргизом с ней не общаются, обидно ей это, такова жизнь. Заказы на гробы и оградки с перестройкой резко увеличились. Беда была в том, что умирали больше нищенствующие, платить некому было за работу. Наш дипломатично родичам ушедших пояснял, что с деньгами подождать может, отдадут, мол, когда появятся. С электричеством зимой тоже перебои были – республике платить нечем было. С первыми лучами весеннего солнца народ на приусадебные участки повалил, сажали под мороз все, рисковали, но ростки надежды в рост пошли, природа пожалела нас. На весенние каникулы родители за Томкой приехали, застолье затеяли по поводу успешной диссертации. Зернов невзначай хвастался, что дочь доктором технических наук стала и на том не остановится. Света подарки японские свои вручила: Томке диктофон, отцу кожаную куртку, Любови Антоновне перламутровые сережки и кимоно. Светлана с восхищением наблюдала за Томкой, как та умело в фартучке сервировала стол, хвастаясь при этом, что пирог и шницеля сама готовила, рыбу тетя Люба, у нее не... И вообще дома никаких полуфабрикатов не будет более, кухню на себя возьмет. Застолье прошло на высоте, хвалили все, песней закончили про бродягу и Байкал. К утру разъехались все по домам, воскресный день был, торговый. Люба накупила полную корзину на базаре всего, денег много было, хозяин заставил взять. Ночью дождь пошел проливной, затопило нижние улицы, речка вышла из берегов, люди сказывали: дачные участки многие пострадали. Наша Люба прослушала радио в шесть и заметалась: Зернов в вагончик спать направился, а там, наверное, такое случилось... Короче, к первому автобусу, к восьми, она успела котлетами и кашей. Автобус медленно шлепал по лужам, полупустым ехал. На нужной остановке сошла и пошла скользить по грязи непролазной. Вдали под навесом фигуру заприметила, окликнула. Николай Иванович услышал, пошел на встречу, поздоровались с улыбкой. - Руки мойте и за столик встаньте, кормить буду, не хватайте пальцами, нате вилку... Со вчерашнего не ели? Не поняла? Борща на завтра просите сварить? Не получится, расплескаю в автобусе. На обед придете, говорите? Это другое дело. Так, значит, домправшей опять нанимаете, денег не надо, домохозяйкой предлагаете стать, серьезно? Не справлюсь, и неожиданно. Домой придете ночевать, здесь сыро, правильно, а я... как? Подумаем, говорите… Николай, ужин в семь, не опоздайте.