Страшная месть
Страшная месть.
Все реже и реже мы вспоминаем, некогда очень значимую в народе пословицу, что человек предполагает, а Бог располагает. На самом деле, далеко не все в нашей судьбе происходит по желанию, а те, голубые мечты, которыми мы так часто грезим в безмятежно – нежном, юношеском возрасте, да и достаточно зрелом этапе жизни, уплывают из нашего сознания, оставаясь расплывчатыми призраками до самой смерти.
И только спустя годы, а может и десятилетия, начинаешь понимать, что даже самые трудные времена и обстоятельства, которые так хотелось бы избежать в своей повседневной жизни, в итоге, настолько разнообразили нашу биографию, что навсегда оставили в нашей памяти нестираемый след. Одним словом все, что не происходит с нами - все к лучшему.
В этой мудрой истине, я не однократно убеждался на своем длинном и извилистом жизненном пути. Так, после окончания горного техникума, меня призвали в ряды Советской Армии и я оказался на краю света – в восьми километрах от столицы Чукотки - городе Анадырь. Однако, не смотря на все предстоящие трудности армейской службы и суровые климатические условия крайнего севера, я отчетливо понимал, что, не попав сюда в принудительном, так сказать порядке, никогда бы и нигде не увидел бы неписаной красоты бескрайней тундры и бесчисленных, зеркальных озер, сказочных всполохов северного сияния.
Не менее благодарен я своей судьбе, за то, что волей случая мне пришлось поработать мастером, с необычным контингентом рабочих - «химиками». Так называли расконвоированных, заключенных, которых в силу разных обстоятельств перевели из зоны с колючей проволоки, отбывать остаток лагерного срока на объектах народного хозяйства и поселением в специализированные общежития нашего города.
До сих пор остается загадкой, почему им дали такое необычное прозвище, большей частью соответствующее сотрудникам науки. Надо полагать, что это было связано, конечно же, не из-за их любви к химии, а скорее всего с их непосредственным участием в возрождении химической промышленности, в суровое послевоенное время. Ну а дальше это клише так и приклеилось к ним, врезавшись в память людей многих поколений.
Первое знакомство с моими будущими подопечными состоялось, после службы в армии, когда я был уже студентом – вечерником Политехнического института и подыскивал себе какую то, временную, но не сидячую работу, позволяющую сочетать ее с учебой. Вот тут - то мне и посоветовали, «не скучное» занятие, устроиться мастером в угольные котельные. В общей сложности, в моем подчинении было пять заведений, которые обеспечивали теплом почти треть жилых, в основном двух этажных, деревянных, домов нашего шахтерского города. Ну и, следовательно, основной рабочей силой в этих учреждениях были как раз помянутые мною «химики». Кроме них, работали и другие кочегары, погасившие свою судимость, как говорили в то время, «честным и безупречным» трудом. Самым безобидным специалистом в нашем коллективе был бывший зэк, проведший в местах заключения не менее шести – девяти лет. Среднестатистический кочегар, как правило, был закоренелым рецидивистом с двенадцатью – пятнадцатью летним стажем. Были и уникальные люди, тюремный стаж которых переваливал за двадцатилетний рубеж. Причем, при общении с ними прослеживалась четкая закономерность, чем выше за их плечами тюремный срок, тем более адекватным было их поведение. Никто из них и никогда не бравировал своим прошлом и лишь специфические, знаковые татуировки, говорили об их статусе в зековской среде.
Несмотря на свою молодость, я вскоре изучил их нехитрую психологию и организовал из авторитетных и уважаемых людей нашего коллектива, своего рода актив, который в большинстве случаев и управлял всеми ими. А было их в общей сложности около пятидесяти человек. И начали мы нашу совместную работу наведением элементарного порядка в нашей базовой котельной. Пустых, заброшенных помещений в ней хватало, и я клятвенно пообещал им всем, что сообща мы устроим для них настоящую комнату отдыха и приема пищи.
Надо сказать что угольные котельные того времени производили самое удручающее впечатление. Все технологические операции выполнялись вручную. Огромные, водонагревательные котлы, которых было не менее шести – восьми в каждой котельной, загружались каменным углем обычными шахтерскими лопатами. Эти лопаты отличались от обычных, совковых значительно большим размером. Но самым страшным и максимально вредным для здоровья обстоятельством, была процедура чистки топочного отделения от шлака после сгорания угля. В это время все помещение котельной превращалось в настоящую «душегубку». Раскаленный и образовавшийся от горения шлак, заполнял все пространство удушливым дымом. Несколько минут его вручную грузили в одноколесные тачки и вывози ли по металлическому настилу в шлаковые накопители, на улицу. И так с каждым котлом по нескольку раз в сутки. Установленная вентиляция, как правило, отключалась самими же кочегарами, поскольку после ее включения становилось только хуже. Сажа и копоть, покрывала все стены, потолки много сантиметровым слоем. Кстати, здесь же, напротив котлов, находился нехитрый кухонный инвентарь, из которого дежурная смена принимала пищу. Постоянные сквозняки от распахнутых уличных дверей, дополняли ужасающие будни этих работников. Конечно же, крайне трудно было найти добровольцев из числа вольнонаемных рабочих, на такую востребованную вакансию. И только закаленные, в лагерной среде, бывшие зеки могли работать в таких невыносимых, поистине адских условиях. Небольшой отдушиной, которая позволяла всем им не потерять человеческий образ жизни, был постоянно работающий, и по их меркам вполне приличный душ. Все они в конце рабочей смены приводили себя в надлежащий порядок и только, несмываемая пыль в глазах, напоминала об их не легкой профессии.
Так вот, в один из рабочих дней мне удалось собрать почти весь штатный состав, включая и отдыхающие смены. Вооружившись лопатами и тачкой, мы начали уборку помещения, предполагаемого для будущей комнаты отдыха. Скажу честно, я никогда в жизни не видел такого изобилия и разнообразия парфюмерных бутылок и флаконов, явно использованных далеко не для их прямого назначения. Больше десяти тачек вывезли мы этого добра, которое накапливалось здесь десятками лет. Здесь было все, духи и одеколон, бытовая химия и всевозможные шампуни. Были и уникальные, очень дефицитные по тем временам средства, которые ни купишь, ни в одном магазине города и можно только догадываться, как они попадали к моим подопечным. За несколько дней мы действительно привели это помещение в божеский вид, и получилась вполне приличная комната, в которой можно было и отдохнуть, и по - человечески пообедать.
Дальше больше, постепенно, ко многим из них стало приходить желание продолжить начатое благоустройство, и как не странно инициатива стала исходить уже не от меня, а когда то созданного мною актива. Больше двух лет потребовалось нам для завершения задуманного плана. Теперь, бывшую котельную было не узнать. Отремонтировали вентиляцию, смонтировали автоматизированную конвейерную систему золоудаления. Во всех помещениях не реже двух раз в год производилась побелка стен и потолков, ежедневно протирались от пыли все многометровые трубопроводы. У большинства моих подчиненных закончились срока, и все они были уже выпущены на долгожданную волю, но по-прежнему продолжали трудиться, ставшим для них вторым домом, котельной.
Наше, ежедневное общение вольно или не вольно как - то сблизило нас. Особенно понятны и уважаемы мною было три – четыре человека, которые, кстати говоря, были признаны таковыми всем коллективом. Внешне это были спокойные и уравновешенные люди, жившие по принципу: где бы ты не находился, кем бы не был – первую очередь должен оставаться человеком! Но это не значит, что я был для них в доску своим, или, что они, чем - то были обязаны мне. Я отчетливо понимал, что они никогда не нарушат «свой кодекс» чести, свое понятие о жизни. Для них это было также свято, как для нас в свое время пионерская клятва. Да и я знал, скорее, чувствовал, где и когда нужно держать между нами дистанцию. И если вдруг они устраивали праздник души, а это было практически каждый месяц, особенно в дни выдачи заработной платы, воспитывать или, призывать их к совести, было не только бесполезно, но и реально рискованно. В минуты откровения они неоднократно, не то, шутя, не то в серьез рассказывали, сколько загубленных и сожженных в топках нашей котельной было, как они говорили, никчемных людишек. А нет тела – нет дела! И это не было их фантазией, или вымыслом, в нашем городе нередко бесследно исчезали разного рода люди, чаще всего бывших арестантов, или выходцев из неблагополучных семей.
Однажды я и сам испытал на себе правоту их слов. А было это в разгар нашей сибирской зимы, когда ночная температура опускалась за отметку сорока градусов. В очередной день, точнее ночь их коллективного загула, мне звонят жители домов, и с возмущением требуют принять срочные меры, так как температура в их квартирах стремится к нулю.
Делать нечего, спешно собравшись, пешим ходом прихожу в родную котельную. Там не души, все двери распахнуты и гуляет морозный ветер, в топках еле теплятся догорающие угли. Еще несколько часов и последствия их загула стали бы не обратимыми – перемерзли все дворовые теплотрассы. Навозив тачкою угля, я насколько смог, «оживил» котельное оборудование. Вдруг в помещение входит, какой - то тип и, приглянувшись к нему, узнаю своего бывшего кочегара – химика, который совсем немного проработал в нашем коллективе, когда я только что приступил к обязанностям мастера.
Уже интуитивно, замечаю, что в рукаве его телогрейки, находиться какой – то, торчащий предмет. Подойдя ближе ко мне, с напыщенной бравадой: – ну что мусор, сейчас я поквитаюсь с тобой за мою испорченную жизнь – достает ружейный обрез. Понимая, что я в ловушке, и чтобы выиграть время, пытаюсь объяснить ему, что никакого отношения к милиции не имею. Сам же пытаюсь незаметно приблизиться к двухметровой шуровке, похожей на длинный трубчатый лом. Было очевидно, что воспользоваться ею я не успею, и что смерть моя стоит рядом со мною. Счет пошел на секунды, он взводит курок обреза…
В юношеские годы я уже испытывал подобное состояние, когда в пылу мальчишеского максимализма, был вынужден броситься на наставленное, на меня ружье, своим же однокашником. Кто бы, что не говорил, но я глубоко верю в своего Ангела Хранителя, Бога, которые неоднократно спасали меня в критических ситуациях. Нечто подобное произошло и в этом случае. В самый кульминационный момент, в котельную буквально вваливается разъяренная толпа жителей окружающих домов, готовая растерзать любого виновника всех их бед.
Мой визави, пряча в рукав обрез и без тени смущения спокойно покидает помещение. К счастью все обошлось, но в такие минуты начинаешь осознавать, насколько уязвима человеческая жизнь, которая может бездарно оборваться от руки подобного подонка.
Я не стал предавать огласке этот курьезный случай, но спустя какое - то время, Василий – самый авторитетный и самый уважаемый в коллективе человек, а в дальнейшем и герой моего рассказа, как то ненароком бросил мне: - ты не бойся, мы разобрались с этим фраером.
Уж не знаю, как они обошлись с моим обидчиком, но только этого мужика я больше никогда не видел.
Спустя какое - то время, Василий, который никогда не рассказывал о своей жизни, а я, зная их не гласные законы, никогда не интересовался, задумал жениться. Он не работал уже кочегаром и его судимость была полностью погашена, но по-прежнему оставался у нас в бригаде, совмещая должность сварщика и сантехника. Ради справедливости, надо сказать, что специалистом в этой отрасли он был отменным, да и будущая его «половинка» была под стать ему, яркая и симпатичная женщина, всю свою жизнь, работавшая в детском саду воспитателем. Я чем только мог, решил поучаствовать в дальнейшей его судьбе, поскольку ни родных, не близких людей у него в нашем городе просто не было. Для начала одолжил ему несколько сот рублей и в принципе договорился с руководством нашей конторы, о выделении служебной квартиры в одном из бараков, города.
В знак своей благодарности, угощая меня чифиром, который не выводился из их обихода, как - бы нечаянно, обронил: - а ведь знаешь, несколько лет назад, перед своей последней «ходкой», я тоже планировал жениться и поставить крест на своем прошлом. Устал я от этих лагерей, тюремной баланды и соседей по нарам. Была у меня зазноба – продолжал он, как бы вновь переживая эти моменты.
- Писала мне душевные письма, обещала дождаться, да и срок подходил к концу. Выйдя на волю, сразу к ней. А жила она в небольшом, частном домишке, со своей родной бабушкой. Пусть будет для нее сюрпризом мое внезапное появление, думаю я, поэтому и промолчал о своем досрочном освобождении. Господи, как я мечтал об этой встрече, строил сказочные планы о дальнейшей, совместной жизни. Представлял как она - бедолага намучилась от своего одиночества и как будет счастлива со мною. Около девяти часов вечера, а было это ранней весной, я подошел к ее дому. Прежде чем постучать в деревянные ставни, я заглянул в святящую щель между их створками и вижу, рядом с моей возлюбленной сидит какой - то франт в цивильном костюме и галстуке. Сначала подумал что это, скорее всего, какой - то родственник, или запоздалый общественник проводит агитационную работу, уж слишком оживленная была их беседа. Но с другой стороны, время позднее и судя по его выражению лица с маслеными глазами, цель его прихода явно не связана с общественными делами. А уж когда он увлеченно взял ее за руку и, прижав к себе, что - то стал нашептывать на ушко, мое терпение окончательно лопнуло. Что было сил, с размаху ударил кулаком по закрытым ставням, и с болью в душе покинул, казавшееся мне таким родным местом. Вот так закончилась моя любовная история и вместе с леденящим звоном разбитого оконного стекла рухнули и все мои мечты, оставив на сердце глубокий шрам предательства.
После всех потрясений, которые я пережил в этот день, оставался единственный выход, в кругу своих друзей - сидельцев отметить двойной праздник: долгожданную волю и крах несостоявшихся семейных отношений.
Не скрою, впервые минуты этого кипиша, за все мои мучительные переживания, у меня все настойчивее зарождалась лишь одна цель – отомстить самым жестоким образом, а если потребуется «завалить» обоих. Вскоре вычислили ее ухажера - по имени Константин, который был давно женат и работал инструктором в горкоме или райкоме партии. Дня через два или три, пока я кантовался по своим приятелям, нашла меня и она – виновница всех моих бед, и как не умоляла простить ее за совершенную подлость, перешагнуть свою внутреннюю грань дозволенного и недопустимого, я не смог.
Тем временем один из моих корешей вспомнил забавный случай, о том, как мстили в его деревне за женскую неверность, точнее как поступали с их любовниками. Вначале все приняли этот план за шутку, но вдоволь насладившись его деталями, решили применить его на деле. Срок за эту месть светит незначительный, да и только в том случае, если это приведет к серьезному причинению вреда здоровью.
Вначале марта, вместе с проводами зимы, как правило, наступают прощальные, лютые морозы. В канун, женского дня 8 марта, друзья мои - товарищи встретили моего соперника, возвращающего с какого - то застольного мероприятия, причем в изрядном подпитии. И как бы ненароком пригласили его в соседнюю кафешку, продолжить торжество за прекрасную половину человечества. Конечно, будучи трезвым человеком и понимая, что эти люди явно его круга общения, он вряд ли согласился пить с ними водку. Но как говорится пьяному и море по колено, и все вокруг кажутся такими добрыми и отзывчивыми людьми.
Одним словом довели его до нужной кондиции и привели в дом, в котором около месяца гостил и я.
Он не сразу узнал меня и продолжал, как будто с трибуны, выкрикивать поздравительные лозунги, адресованные дамам, даже не отдавая себе отчет, что среди нас женского пола никого нет. Вскоре его разморило и, не вставая из - за стола уснул. Вот уж поистине говорят, что сон во хмелю крепок, но краток, буквально через час, как ни в чем ни бывало, он не только проснулся, но и протрезвел. Оценив трагичность своего положения, и наконец - то признав в моем лице своего соперника, он потерял дар речи и бледный как полотно, еле произнес: – что вы сделаете со мной?
Не говоря ни слова, заранее намешав в стакане с водкой три или четыре таблетки «пургена» (сильнейшего и очень дешевого в советское время слабительного) мы подали ему эту водочную смесь и заставили выпить. Надо сказать что люди, приговоренные к смертной казни и стоящие на эшафоте, в ожидании смерти выглядели гораздо лучше, нашего гостя.
Затем достаточно вежливо попросили его одеться и, привязав на уровне плеч, распластанные по сторонам руки к заранее приготовленному, двухметровому шесту, вывели за ограду дома на городскую улицу. Отпустив его с миром навстречу грядущих приключений, мы сели за стол и продолжили отмечать весенний праздник.
Дня через два, как только закончились праздничные и выходные дни, меня вновь задержали стражи порядка и поместили в следственный изолятор. Именно там я и узнал о деталях путешествия любовника, моей несостоявшейся супруги. Со слов следователя, выйдя за ворота нашего дома живым и невредимым, Константин, был готов скакать от счастья. Но затем стал действовать по своему прямому назначению «пурген». Привязанные же к шесту руки не позволяли ему произвести элементарные в этом случае действия. Также он не мог постучать кому то в окно или ворота, для получения необходимой помощи. И что бы хоть как - то привлечь к себе внимание на безлюдной улице, оставался лишь один вариант, это его голос. Но услышав и увидев его, уже полностью обгадившегося, со зловонным запахом одинокие прохожие, шарахались от него как от прокаженного. И только под утро, охрипшего, обессилевшего и обезумившего его подобрала патрульная, милицейская машина.
Вот так поплатился за любовные утехи и за мою сломанную семейную жизнь мой «крестник». Вместе с ним поплатился и я, вскоре было возбуждено уголовное дело и, по решению суда оказался почти на два года в роли «химика».
Вот такой был рассказ, точнее исповедь бывшего рецидивиста Василия. Вскоре я перешел на новое место работы, но вольно или не вольно отзвуки о его жизни до меня доходили. Он действительно построил свой дом, купил автомобиль и был по - настоящему счастлив со своей избранницей. А вместе с закатом в стране социализма и возрождением малых, частных предприятий, Василий стал по настоящему богатым, в рамках нашего города, человеком. Все ремонтные работы городских теплотрасс, муниципальных котельных, происходили только с участием его кооператива.
И когда Василию стукнуло полвека, казалось, что жизнь удалась, сбылись все его заветные мечты, наполнив семейный очаг полным достатком и семейной идиллией, в конце концов, он занимался любимой работой, которая приносила стабильный доход, обеспечивший их семью безбедной жизнью.
Была у него еще одна страсть, он безумно любил местную, сибирскую тайгу, и каждую осень на несколько недель уезжал в ее глубь, на заготовку лесных ягод и кедрового ореха. Эта увлечение позволяло ему на весь год забыть и о своей прошлой, далеко не безгрешной жизни, о текущем бремени своего бытия, одним словом по - настоящему отвлечься от окружающей, мирской суеты.
Но, как говорится, пути Господни неисповедимы, в тот же юбилейный год с ним произошел нелепейший случай: - как всегда в сентябре, он, с тремя приятелями, такими же таежными романтиками, выехали на свое зимовье. Причем во время пребывания в тайге существовал ими же принятый закон, исключалось все спиртное. Так было и в этот раз. И надо было случиться, что во время очередного обеда Василий подавился кусочком соленого, свиного сала. Как не старались спасти его друзья, как не колотили по спине и другим частям тела, как не трясли его за все конечности, пытаясь освободить горло от злополучного сала, все было напрасно. Буквально на глазах все его лицо посинело, и в считанные минуты он умер от удушения.
Вот так закончилась жизнь бывшего авторитетного зэка, который в своей жизни испытал на себе абсолютно все, и высоты своего положения в зэковской среде, и ужасы жизненного «дна» на воле. Не раз, и не два, замерзал в пьяном угаре в сорока градусные морозы, все его тело носило следы ножевых и огнестрельных ранений, полученных в междоусобных разборках по ту сторону колючей проволоки. В общей сложности, почти двадцать лет провел он на зоне, где неоднократно лечился от туберкулеза и выжил, с его слов, только благодаря собачьему мясу и жиру, так распространенному в его окружении. Была на его совести и чужая пролитая, кровь, да и другие смертные грехи, за которые отвечать перед божьим судом только ему, но при этом, во всех жизненных ситуациях, Василий оставался настоящим человеком!