Миллионы жизней. 1 Вот она передо мной, совсем рядом и смотрит глазами полными слёз. Грусть, и радость, щемящая душу тоска, и любовь, переполняют моё сердце. Тот кто не испытывал подобного глядя на любимого человека, может не поверить что, столь разные, даже противоположные чувства можно испытывать одновременно. И эта буря эмоций пытается выплеснуться из меня, не знаю, как правильно выразить, показать их, чтоб она поняла именно так, как чувствую я. Наши руки совсем рядом. Она сжимает уголок одеяла, мокрый от слёз. Протягиваю руку и касаюсь её щеки, и чувствую приятное тепло в груди, лёгкое покалывание в пальцах. Казалось бы, совершенно незначительный жест, но в, то, же время очень важный, говорящий за нас всё. Она продолжает лежать, не шевелясь, всё также, не отрываясь, смотрит на меня. -Почему ты так долго не просыпался? – еле слышно произнесла она. – Тебе было плохо, у тебя было грустное лицо. -Мне было плохо без тебя. Когда ты «ушла», я очень тосковал, остался совсем один, мой мир рухнул, всё, что было у меня, это ты, и тебя не стало. -Тебе было больно? – спросила она, прижимая мою руку, к своей груди, словно мне и сейчас больно. -Каждый день, - ответил я. – Я был стар и одинок, чувствовал себя никому не нужным. - А как же Алекс и Хлоя? - Они навещали меня. Но, у них была своя жизнь, и не должны были всё время нянчиться со мной. Кстати, у нас родилась внучка, они назвали её Лекси. Что за манера называть детей своими именами, словно имён мало. -Когда она родилась? - Через год после твоего ухода. – Я повернулся на спину и притянул её, она подвинулась ближе, и положила голову на мою грудь. - Об этом я и хотела спросить. Тебе было больно уходить? -Не так как тебе. Все эти годы, у меня проносились в голове те ужасные дни страха, безысходности и беспомощности, было больно видеть, как ужасно ты страдала. Ты три дня лежала в коме, и я думал, может быть хотя бы сейчас тебе не больно. Но когда ушла, стал ненавидеть себя, за эти мысли, за то, что думал так. Ведь это значило, что я сдался уже тогда, а ты была ещё жива. Алекс и Хлоя переехали в наш дом, чтоб поддержать меня после твоего ухода там же родилась Лекси. Хлоя, предлагала назвать её в честь тебя Энн, у неё твои глаза, большие карие, и такие же тёмные волосы, и твоя улыбка. -Как жаль, что я не видела её. -Ты была бы счастлива. Кто-то сказал, что она очень похожа на тебя. Не знаю кто? Мы всегда это знали, просто никогда ей этого не говорили. Она была счастлива, узнав об этом, потому что любила тебя, хоть никогда не видела. -Я, тоже её люблю. Пусть мы и небыли никогда знакомы. – С грустью произнесла Энн. -Когда ей было лет восемь, я прочёл ей нашу книгу. Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. - Не рановато ли? Для восьми лет. - Ты была бы удивлена, но книга ей очень понравилась, она всё поняла. В то время они уже жили в своём доме, и Алексу и Хлои нужно было куда-то уехать на несколько дней, и они привезли Лекси. Мы гуляли весь день, я показывал ей места, где мы бывали с бабушкой, и в моей голове вертелись слова из нашей книги. И я был настроен, вернувшись, домой, непременно перечитать её. После ужина, дал ей альбом и карандаши, а сам достал, слегка потёртую, с огромным тёмным пятном на обложке книгу. - Это я случайно поставила на неё утюг! – рассмеялась Энн. -Что это за книга? – спросила Лекси. -Мы раньше читали её с бабушкой, - ответил я. – хочешь, прочту и тебе? – она, в ответ, улыбаясь, кивнула. Я читал вслух, а она продолжала рисовать, сидя за столом напротив меня. Сначала мне казалось, что ей не интересно, но я продолжал читать. -А почему он выбрал нашу землю? – вдруг спросила она, - Потому что здесь, не так как на той планете, где он жил, и везде где он был прежде? – спросила она. Энн улыбнулась, а глаза заблестели от наворачивающихся слёз гордости, за свою не по годам смышленую внучку. -Я от удивления замолчал, и посмотрел на Лекси, а она, как ни в чём небывало продолжала рисовать, склонившись над альбомом, затем взглянув на меня, произнесла, - Прости дедушка, продолжай читать. Больше она ничего не спрашивала, пока я не закончил читать. Закрыв книгу, я погрузился в размышления. - Не убирай её, - вдруг произнесла она. – Прочитай мне её ещё раз. - А зачем? – удивился я. - Потому что у меня внутри какое-то странное чувство, столько мыслей в голове, и будто мне грустно от того что книга закончилась, и хочется чтоб ты прочитал мне её снова. – Ответила Лекси. -Так бывает, когда прочитаешь хорошую книгу. – Ответил я. – История закончилась, а ты под впечатлением от прочитанного, продолжаешь историю прокручивать в голове, думать о героях книги, переживать за них, жить их чувствами. Но я поддался её уговорам, и прочитал первые строки книги. - Слова, которые мы часто цитировали. – Улыбнулась Энн. -«Не пытайтесь приручить Ангела, этим вы сделаете его несчастным. Ваш век короток, он же будет жить вечно. И по развалинам давно погибшего мира, он будет одиноко скитаться, безутешно страдая. Но, не ища покоя своей боли, а наоборот, боясь забыть её - то счастье, которое у него было когда-то». – Эти слова были частью меня последние годы, я, как и он, одиноко бродил по развалинам своего погибшего мира, и единственным смыслом жизни, были воспоминания о тебе. До самого конца, я чувствовал, что ты где-то рядом, и знал, что встречусь с тобой. -Как это случилось? -Просто я состарился и тихо ушёл, как и он. -Я давно не читала книгу, и не помню, чем она закончилась, ведь сказано что, наш век короток, а он будет жить вечно. -Вечно, написано в кавычках. Потому что ангел жив, пока жива его звезда, но и звёзды гаснут, через миллиарды лет, но вспыхивают другие. -А может быть написать эту книгу? Так хочется, чтоб и здесь её прочитали. -Ты ведь у нас писатель, почему бы и нет. Хотя погоди, - она смотрела на меня, и глаза её блестели, а губы едва сдерживали улыбку. – Ты уже решила её написать, но лишь от того, что книга эта для нас так много значит, решила проверить меня, узнать мою реакцию, и я согласился, даже не помучив тебя.- Она рассмеялась и нырнула головой под одеяло, где продолжала смеяться. - Ой, как, же я много упустил, - произнес я, когда она, наконец, перестала смеяться и сбросила одеяло с головы, – но ты права, это хорошая книга. И людям будет интересна эта история, но всё это как-то похоже на плагиат. Тебе так не кажется? - Очень кажется, а как же иначе? - Ответила она. – И, да будет тебе известно, что некоторые выдающиеся учёные сделали свои открытия во сне. -Ну, если учёные так поступают, то конечно я согласен. - Ты постоянно издеваешься. – Она сделала вид, словно обиделась, сложила руки на груди, надула губы и отвернулась. Я, конечно же, обнял её, и уложил рядом. -Помнишь, как мы встретились? – мы часто говорили о прожитой жизни. О том, как жили. И сейчас был самый подходящий момент, воскресное утро, на работу идти не нужно, и можно лежать в постели с любимой женщиной, которую не видел больше десяти лет, с которой навеки попрощался и наконец, увидел вновь, хоть и не очень верил в это, но очень надеялся. -Я тебе нахамила! – рассмеялась она. – Но разве кто-то мог подумать, что встреча с тобой, перевернёт весь мой внутренний мир! - Да я очень необычный! -Можно я напишу и об этом? – спросила Анна. - Обещаю, ты будешь первым, кто прочтёт её. - И все книги, что ты пишешь. – Улыбнулся я. – ведь они о нас. Я был рад, что Энн решила написать нашу книгу, и я бы конечно ей в этом помог, потому что, сам это сделать не могу. Писать книги не моё, а она у меня филолог, и тут конечно понятно, лучше в нашей семье никому с этим не справиться. Мы оба работаем в школе. Я преподаю физику, ещё в школе мне была интересна эта наука. Мне всегда было интересно всё необычное, неразгаданное. Однажды я прочёл статью по квантовой механике, о том, Что есть материя, наверное, многие её читали. Но мне эта статья «запала в душу», можно сказать. Частицы ведут себя как волны, но когда за ними следишь, они начинают вести себя как материя. Разве не удивительно? Неужели частицы знают, что за ними наблюдают? Или тот, кто ими управляет, просто подшучивает над нами, играет, или издевается! И если он управляет ими, то значит и нами тоже, ведь все мы состоим из этих частиц. Я с огромным упорством изучал эту науку, и как оказалось что, чем больше мы её изучаем, тем меньше мы знаем о ней, о том, что на самом деле происходит вокруг в мире. К сожалению, великий физик из меня не получился, но теперь я пытаюсь привить эту жажду знаний, что есть у меня, своим ученикам. С Энн, мы познакомились в первый день её работы в школе, к тому времени я проработал там около пяти лет, она же только окончила институт, и после долгих поисков работы, оказалась у нас. Я вошёл в преподавательскую комнату, а она сидела за моим столом, у самого окна, и задумчиво смотрела, как мимо школы проносится череда автомобилей, и автобусов, а к школе льётся поток учеников. Она обернулась, когда я поставил стопку тетрадей и папку. Всё у нас случилось быстро. Через неделю, мы уже сняли квартиру и прожили вместе восемь лет, и не можем, друг без друга, ждём наступления утра, чтоб встретиться вновь. Как этим утром, и как первым утром, на третий или четвертый день нашего знакомства, я бы сказал ночь, но тут всё может представиться неправильно, мы тогда ещё небыли достаточно близки. Проснулся среди ночи, весь дрожа от страха, даже хуже – это был ужас от пережитого, за ночь. Хотел позвонить, у меня был её номер телефона, но передумал, не знал, что скажу, боялся, что она решит, что я ненормальный. Но и, торопясь на работу, не знал, как начну разговор, мне просто хотелось видеть её. В преподавательской никого не было, хотя был уверен, что она тоже придёт рано. Время шло, уже пришли другие учителя, но её всё не было и это меня встревожило, не случилось ли с ней что, ни будь. Решил отправиться за ней, но столкнулся у самой двери. Прошло несколько секунд, пока, мы стояли и смотрели друг на друга. -Вы в порядке? – не знаю почему, но эти слова вырвались у меня вместо приветствия. Она продолжала стоять, глядя на меня. -А вы?- совсем тихо произнесла она. Мы встретились после работы в кафе, недалеко от школы, я пригласил её, и она согласилась, и теперь сидели друг против друга, мелкими глотками смакуя кофе, который как оказалось позже, мы оба не любим. -Как вы?- спросила она. Нужно было начать разговор, а я не знал с чего. - Столько всего произошло. – Произнёс я Она кивнула в ответ. -Чаще всего, люди не помнят, что им снится, или помнят какие-то обрывки. – Начал я. -Вы в этом знаток? С вами это не впервые? – она подозрительно смотрела на меня, держа чашку двумя руками, словно хотела сделать глоток, или пыталась согреться. -Не знаю, не помню, - растерялся я. – это странно, но мне так кажется. Может быть, всё это есть и было всегда. - У кого? С кем? – лицо её было серьёзным. - С нами, со всеми. Но как я уже сказал, мы многое не помним. Ведь говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь, но я видел лишь обрывки когда уходил. -Да! Как обрывки сна - какой-то отдельный эпизод, кусочек пережитого, просто всплывший в сознании. -Думаю, это мы обычно помним, а проснувшись, называем сном. Мы проболтали допоздна, пытаясь объяснить случившееся, но, даже не вспоминали о том, что было там. Мы оба были под большим впечатлением, и нас интересовало само явление, но не его суть. За одну ночь, мы стали самыми близкими и дорогими людьми друг для друга. За столь короткое время мы прожили целую жизнь. И теперь, просто не могли не быть вместе. Мы вышли из кафе, прошлись по парку, мне не хотелось с ней расставаться, и как она рассказала потом, ей тоже. Та любовь, которая была у нас пришла с нами и сюда, но беды, что преследовали нас, остались там. 2 За эти восемь лет, что мы живём вместе, мы прожили несколько сотен лет, десятки жизней, видели много необычных мест, можно назвать их другими мирами. Восемь, странное число. Восемь часов сна – это примерно восемьдесят лет в той жизни. Кто-то спит дольше, кто-то меньше, и живёт дольше или меньше. -Почему ты так рано проснулась? - Спросил я её. -Ночью шёл дождь, а у нас окна открыты, гроза гремела совсем близко. Я проснулась от грохота, и всё это время, ждала, когда же ты проснёшься, хотела тебя разбудить, но не могла, смотрела на тебя и переживала, мне было одиноко без тебя, пусть всего лишь час, но это было так мучительно и долго, ты один там, а я здесь. - Но теперь я с тобой, я всегда с тобой. Мы созданы друг для друга, и даже в тех мирах, нас судьба всегда сводит вместе. – Ответил я. - Не всегда. Судьба не всегда к нам благосклонна. Помнишь Францию? За все эти годы, она впервые об этом упомянула, о том, что произошло в первый раз. *** Я жил, недалеко от города Реймс, что на северо-востоке Франции. Не знаю, где родился, и кто мои родители. Местный священник отец Жан, вырастил и воспитал меня. Таких как я, брошенных детей, было много по всей Франции. Были тяжёлые времена, голод и болезни, что уносили тысячи жизней, к тому же шла война с Англией, что длилась, уже многие годы и казалось, ей не будет конца. Церковь располагалась, недалеко от дороги, что вела из города Реймс в Париж, и я видел, как по ней проезжали короли. Как сотни людей выходили к дороге, приветствовать нового короля. - Лицемерие. – Говорил на это отец Жан. – Все они лицемеры. Думаешь, они его любят? – спросил он, указывая в окно церкви на толпы людей собравшихся по обе стороны дороги. – Он ещё не взошёл на трон, а они уже его ненавидят и жаждут его смерти. - Почему же вы так думаете? – я не мог понять смысла его слов. – Они кажутся весёлыми, и рады новому королю. - Это всё ложь. – Все лжецы. Ты ещё мал. – Мне было около десяти лет, и по настоянию отца Жана, я пошёл учиться в духовную школу, и всем ученикам было позволено, по случаю коронования нового короля, уехать домой и побыть с семьёй. – Мал, чтоб понять главное. Люди всегда стараются показать себя не такими, какие они есть на самом деле, и так было всегда и будет. Вот они стоят и улыбаются человеку, которого ненавидят, потому что всё это зрелище, все эти дорогие одежды и кареты, означают лишь новые поборы, которые им придётся заплатить, отдав последнее, что у них есть. И они завидуют королю, который, как им тоже кажется, получил деньги и власть, совершенно не приложив для этого никаких усилий, лишь удачей родиться наследником. Но и это лишь обман. Его показное счастье, показная роскошь, всё это лишь видимость. Вместо несметных богатств королевства, он имеет лишь пустую казну и огромные долги; перед церковью, которая уменьшила его десятину, потому что знает, что денег у него нет; перед купцами, что поставляют ему эти дорогие красивые ткани и еду; ломбардцами, у которых он вынужден брать кредиты. Можно сказать, что он даже беднее этих нищих, что улыбаются ему за звонкую монету, которую он им бросает. А власть? Желающих иметь её много, но что это такое? Кто правит страной? Король не может знать всё, что творится вокруг, и знает лишь то, что ему говорят его приближённые, которые врут, каждый в свою пользу, творя в стране всё, что вздумается. И он врёт, что верит им, потому что иначе не может, так как он один, и все против него. И эта ложь всюду, и была всегда. Поэтому не верь тому, что видишь, а заглядывай людям в душу и увидишь правду. Глупый всегда суёт свой нос всюду, чтоб показать всем, как он умён, будет говорить что правильно, а что нет, хотя сам живёт не лучше других. Глупый ведёт себя так, потому что где-то в глубине души боится, что все узнают, что он глуп. Но подобное поведение как раз таки говорит об узости взгляда, не способности видеть себя со стороны, замечая лишь чужие изъяны. И это качество в нём постоянно развивается, потому что никто не противится его замечаниям, из благодушия, и простого человеческого уважения, зная, что такие люди любят говорить правду о других (и этим гордятся), а о себе её слышать не хотят, не могут, это их злит и обижает. И остаётся лишь жалеть их за незрелость. Умный же знает, что людям не интересно чужое мнение, и незачем лезть со своим. Ни кто не хочет жить так, как ему говорят другие, ведь жизнь дана ему, а не тому, кто его жизнь считает неправильной. Она только его и он хочет прожить её так как сам того желает, а не так как нужно другим. А желание показать себя, хоть он и умён, будет считать глупостью и показушничеством. Примеров тому много, и поэтому знай, что то, что люди хотят показать, на самом деле не правда, это не они. В духовной школе, где я учился, по настоянию отца Жана, главой был отец Бенедикт. Невысокий худой старик, с большими совиными глазами и тонким крючковатым носом. Был всегда хмур и неприветлив с учениками. За что получил прозвище колдун. Ненависть учеников к нему была столь велика, что они не боялись этого страшного для того времени слова. Было время инквизиции, и людей обвинённых в колдовстве казнили, совершенно, не разбираясь виновен ли человек, или его просто оговорили. Нам он казался хуже инквизиторов. Его любимым занятием было наказание своих подопечных, за малейшую провинность, чаще всего за незнание богословия. Он мог задать вопрос по божественному учению любому из учеников, в любое время, находился ли он на занятии, или прогуливался по территории школы после занятий, ел или спал, неважно. И если он не услышал правильного ответа, наказание следовало немедленно. Чаще всего несчастного запирали в подвале на день или два, где тот должен был денно и нощно изучать библию, так чтоб ответы с его языка слетали ещё до того, как он успел подумать о них. Мне доставалось больше всех, я чаще всех бывал, наказан, даже бит розгами. И терпя всё это, всякий раз удивлялся, как отец Жан – добрейший из людей, мог считать это олицетворение зла своим другом. Но вскоре моё мнение об этом человеке в корне изменилось, и как учил меня отец Жан, отец Бенедикт оказался совершенно не тем человеком, каким я считал его, все эти годы пока обучался в духовной школе. Однажды торопясь на утреннюю молитву, у входа в церковь, что находилась за территорией школы, я встретил отца Бенедикта. Был он как всегда хмур и на приветствия входивших в церковь служителей и учеников, лишь кивал головой. Но увидев меня, тут, же направился навстречу. Я от неожиданности остановился, а внутри меня всё сжалось от страха. Он же подошёл и, взяв меня за локоть, повёл к парку, что раскинулся перед забором школы. - Вильям, меня отправляют в Париж, - начал он, усаживая меня на скамью и присаживаясь рядом. – И хотелось бы, чтоб ты сопровождал меня. – От неожиданности я не знал что ответить. И он продолжил. – Это не тот Париж, который ты, вероятно, мечтаешь увидеть, а его окраина, и там нет больших красивых домов, богато одетых вельмож разъезжающих на дорогих каретах. Это бедный район, со старыми лачугами, в которых живут простые несчастные люди, которым нужна наша помощь. - Но моя учёба. – Ответил я. - Ты знаешь достаточно. А сан священнослужителя, ты получишь, как только прибудешь со мной в Париж. Я прекрасно понимал, что отец Бенедикт уже всё решил за меня, но не мог понять, почему именно я. В Париж, мы отправились на почтовой карете, по дороге отец Бенедикт попросил кучера заехать в церковь, где служил отец Жан. - На дорогах полно разбойников. – Ответил кучер; старик лет шестидесяти, в широкополой шляпе и в плаще с высоким воротом из-за которого были видны лишь глаза, большой горбатый нос и седые усы. На груди, вышитый серебряными нитями, красовался герб королевства. – Путь не близкий, около трёх дней займёт. А до ближайшего постоялого двора хотелось бы добраться ещё до заката. -В церкви священника не оказалось, тогда мы направились к его дому. Отец Жан лежал в постели, был болен и слаб, что едва смог приподняться, когда мы вошли. - Лежи, друг мой, - обнимая его, произнёс отец Бенедикт. – Вот так мы и умираем, всю жизнь, помогая всем, за что и гонимы ото всюду, а, в конце концов, совершенно одни. Я обнял отца, он весь горел, и дрожал, его бил озноб. - Скоро ты, наконец, обретёшь покой, - произнёс отец Бенедикт. – А мне продолжать нести свой крест, в этом неблагодарном мире. Нас всю жизнь гнали за нашу праведность, считая недостойными. И вот опять меня гонят, но ты, наконец, будешь в покое и счастье в царстве божьем, ты это заслужил как никто другой. Благослови сына своего, пусть он не родной тебе, но очень похож, у него твоя сила, и если бы у меня был такой же, преемник, я был бы счастлив. Мы вместе отправляемся в Париж, благослови сына в путь. Я встал на колени у кровати, отец Жан положил руку мне на голову, но слова молитвы за него произнёс отец Бенедикт. - Мы оставили его умирать в одиночестве. – Произнёс я, когда выехали из деревни на дорогу, ведущую в Париж. - Жан один из не многих, к кому я питаю настоящее уважение. – Ответил отец Бенедикт. – Мы многое повидали в жизни, и пережили. Мы очень похожи, и зная его, я знаю, что так лучше для него. Он бы мог и по сей день быть епископом, или стать кардиналом, но власть его никогда не прельщала. Отец твой был бунтарём, за что лишился сана епископа и был понижен до уровня священника и изгнан в эту глушь. Я был удивлён. Отец Жан был епископом. – Что же он сделал столь ужасного? – спросил я. Он ненавидел церковь, не христианскую религию, а тех, кто служил в ней. Всех этих людей, что несли слово божье и учили праведности, а сами утопали в грехе. Живущие в богатстве и роскоши епископы и кардиналы, забыли, в чём их истинная цель и духовного учения в целом. Он пробыл епископом не больше года. В своей епархии в Шампани, он установил новые правила, по которым половина денег из церквей, что находились в его управлении, требовалось тратить на улучшение жизни простых людей, помощи нищим, сиротам, больным и голодным, а другая на нужды самой церкви. И он сам лично следил за тем, как исполняются его указания: кормят ли нуждающихся и лечат ли больных, этого ему казалось на первое время достаточно. Вести недовольных служителей церкви, которых лишили денег, и прибавили забот, дошли до кардинала, и Жан был осуждён за самовольство и нарушение правил церкви. Являясь человеком очень образованным, он легко доказал судьям, что не приступил ни одного закона церкви, а наоборот следовал её учениям. Его не осмелились изгнать, а лишь лишили должности. - но почему мы оставили его? – спросил я. - ты слышал про чёрную смерть? – произнёс отец Бенедикт. Больше я его ни о чём не спрашивал. Я слышал об этой страшной болезни, и впервые увидел, как от неё умирал самый близкий мне человек. И узнал об этой болезни ещё больше, когда прибыл с отцом Бенедиктом в Париж. На окраине Парижа, туда, куда мы прибыли свирепствовала эта болезнь. По улицам катили телеги с телами людей, всюду крики и стоны, плач женщин и детей. Люди выносили из домов мёртвые тела и грузили в телеги, на которых они вывозились за город, где сваливались в кучу и сжигались. - Прости меня. – Однажды произнёс отец Бенедикт. – Когда я брал тебя с собой в это место, я предполагал, что везу тебя не в самое лучшее место, но не знал, что тут так плохо. Было действительно очень тяжело. Отец Бенедикт редко проводил службу в церкви, все силы уходили на борьбу с чёрной смертью, от которой с каждым днём умирало всё больше людей. Мы читали молитвы за упокой, выносили тела из домов и убирали их с улиц, и так с раннего утра и до поздней ночи, и теперь вспоминая то время, удивляюсь, как же мы не заразились и не умерли тогда. Однажды утром, меня разбудил шум, что доносился с улицы. Были слышны крики людей, затем шум стал доноситься и в самой церкви. Выйдя из комнаты, я увидел, несколько десятков людей – мужчин и женщин. - Я точно видел, как она забежала сюда. – Выкрикнул кто-то. И все принялись обыскивать церковь, совершенно не обращая на меня внимание. Но когда один из них подошёл к двери в комнату отца Бенедикта, я преградил ему дорогу. - Это комната священника, - предупредил я. И тут, же дверь позади меня отворилась, и из комнаты вышел сам отец Бенедикт. - Кто дал вам право бесчинствовать в доме божьем. – Вскричал он. В церкви воцарилась тишина, все замерли. -Вильям. – Обратился он ко мне, кладя руку на плечё. – Зажги свечи, потому что эти люди, живущие во тьме своего невежества, похоже, не видят, что находятся в церкви. И пока я обходил церковь с лучиной в руке, зажигая свечи, отец Бенедикт вернулся в комнату и вышел облачённым в ризу. -Раз уж вы все здесь, то можем начать служение, пусть раньше положенного времени. Но такого количества прихожан, я не видел в этой церкви с самого моего прибытия. Вильям, сходи к себе в комнату и оденься. - Пока не началось служение, - услышал я голос отца Бенедикта, из своей комнаты. – Скажите мне, зачем вы ворвались в дом божий? - Мы преследовали ведьму. – Произнёс один. - Это она наслала на нас эту болезнь. – Выкрикнул другой. - И почему же вы так считаете? – спросил отец Бенедикт. – Кто видел, что именно она совершила столь ужасное зло? Воцарилась тишина. Все стали переглядываться, и шептаться. - Я видел, - вперёд вышел невысокий полноватый мужичёк. – Меня знают многие в этом городе, я честный порядочный человек, никогда не совершавший ничего злого другим. – На эти слова все дружно закивали. – В моём доме жила эта женщина, и я никогда бы не подумал, что она ведьма. Да разве глядя на человека, можно знать, ведьма или колдун, к тому же беру за жильё совсем мало, вот и желающих много, и впустил её, после этого в нашем городе стали умирать люди. Но недавно, проходя мимо её дверей, услышал, как она говорит какие-то слова, и не просто говорит, а кричит, словно бес говорил за неё. А вчера дом мой, в который я по своей глупости впустил её, сгорел. Думаю, она сожгла его, чтоб люди не узнали, каким страшным делом она занималась. Но хорошо, что у нас честные люди, и указали, куда она бежала, говорят сюда. - Оглядитесь вокруг. – Произнёс отец Бенедикт, разводя руки в стороны. – Здесь нет никого. И разве может поклонница дьявола, искать убежища в доме божьем. Началось служение, и бушевавшая толпа, что ворвалась в церковь, превратилась в смиренных сынов божьих. А после все тихо покинули церковь. Едва последний из прихожан покинул помещение, отец Бенедикт повёл меня в свою комнату. На его кровати лежала женщина; в грязном изодранном платье, её чёрные волосы были перепачканы грязью и кровью, левая половина лица распухла, а губы измазаны запёкшейся кровью. - Кто она? – я был удивлён. На кровати проповедника лежала женщина. Отец Бенедикт приложил руку к её лбу. – Жара нет. Раздень и осмотри. - Зачем? – я не совсем понимал, чего он от меня требовал. - Если она больна, то не может быть ведьмой. – И видя, что я всё ещё его не понимаю, продолжил. - Не может ведьма, наславшая на людей болезнь болеть сама. И если больна, люди не тронут её. Поторопись, они уже послали весть епископу. Папа Клемент VI дал разрешение инквизиторам вести борьбу с ведьмами и колдунами и как только до них дойдёт эта весть, а она дойдёт, и глазом не моргнёшь, они прибудут сюда, и гореть этой несчастной на костре. – Сказав это, отец Бенедикт покинул комнату. Некоторое время я стоял неподвижно, глядя на лежащую в постели женщину. За, вот уже почти 23 года, а по тем временам, это был возраст не малый, я впервые видел женщину так близко. Слышал её дыхание, наблюдал, как плавно вздымается её грудь, и опускается вновь. С большим трудом мне удалось пересилить свой страх и коснуться её. Взял её левую руку, она казалась мне невероятно лёгкой, белая кожа, словно прозрачной и нежной как бархат. Осмотрев ладонь и запястье, принялся разглядывать пальцы, тонкие и длинные заканчивающиеся аккуратно стрижеными ногтями. Я знал, что лишь тяну время, и тем самым теряю его. Но боялся. - Я должен это сделать. – Твердил я себе. – Это для её же блага. И наконец, совладав со своей трусостью, принялся снимать с неё платье. Осторожно развязал шнурок, что стягивал края выреза платья от шеи, до груди, затем расширил горловину, чтоб в неё пролезли плечи. От такого обращения, ткань трещала по швам. Освободив плечи, принялся за руки. Перевернув женщину на правый бок, высвободил её левую руку, затем перевернув на левый бок, высвободил правую. Женщина иногда постанывала при этом, но в себя так и не пришла. Наконец раздев, я осмотрел её и, накрыв одеялом, вышел из комнаты. Она была не больна, на теле я обнаружил лишь синяки от побоев и несколько не серьёзных ран. - Значит она ведьма? – спросил я отца Бенедикта. - Сын мой. За свои годы, я видел многое. Видел множество разных людей и стран. Я и отец Жан ходили в паломничество по святым землям. Были в Иерусалиме, Константинополе, твой отец даже бывал на востоке, но нигде мы не встретили, ни одной ведьмы, и я не думаю, что встречу, когда, ни будь. - А как же та ведьма, что была поймана в Авиньоне, и которая приворожила стражника, а затем убила и бежала, и которую до сих пор не нашли, говорят она обратилась в ворону и улетела. А её приспешники, что не смогли бежать, выкрикивали богохульства и не хотели признавать бога. - Представь себе женщину, которую обвинили в колдовстве. Что тут представлять. Там она лежит. – Указал он на свою дверь. - И что её ждёт? Какое будущее? Её будут долго пытать, пока она не признается в злодеяниях, которых не совершала, а после её казнят за эти самые признания. И та что, как ты говоришь, приворожила стражника. А как иначе она могла помочь себе, чтоб избежать смерти, какой у неё был выбор, какое оружие, как ни она сама, её красота и сила. И если она могла оборачиваться птицей, то просто вылетела бы в окно, и её приспешники тоже. Думается мне, что не бога они проклинали, а тех, кто якобы служили ему и творил злодеяния, прикрываясь святым крестом. Не смотри на вещи, так как тебе их описывают, понимай их суть. - Верно. К чему ей было бежать, кого бояться, если сам князь тьмы стоит за ней. Отец Бенедикт лишь рассмеялся в ответ. - Ей нужно бежать из города. – Предложил я. - И ты обязан помочь ей, сама она не справится. – Ответил он. Присматривай пока за ней. А мне нужно сходить кое-куда. Девушка испуганно вскочила, когда я вошёл в комнату с миской воды в руке и куском чистой материи, но обнаружив, что совершенно голая, вновь легла и прикрылась одеялом. - Не бойтесь. Меня зовут Вильям. – Пытаясь успокоить, произнёс я, положив миску у её изголовья. – Лишь хотел наложить компресс, у вас распухло лицо и разбита нижняя губа. Обмакнув ткань в воду, затем слегка отжав, я принялся стирать с её лица кровь и грязь, затем снова смочив её и тщательно отжав, приложил к щеке. - Вот держите. – Предложил я. – Отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь, я буду в соседней комнате. - Стойте. – Еле слышно произнесла она. – Вы священник? - Нет. Но готовлюсь стать им. Священник здесь отец Бенедикт. Он ушёл, но скоро вернётся. - Отпустите меня. Прошу вас, я не сделала ничего плохого ни кому. - Хвала богу! Вы очнулись. – Произнес, входя отец Бенедикт. – Вас никто не держит. Но не думаю, что выйдя отсюда, вы будете в безопасности. Наш король Иоанн – Добрый, в плену, его старший сын Карл, не может быть королём, так как жив его отец и теперь страна без правителя. В городе ужасные беспорядки, народ бунтует, и говорят, сбежал из-под стражи кузен короля, Карл Д’эвре, король Наварры, которого Иоанн - Добрый заключил под стражу, после того, как тот пытался захватить трон. Вот, вам нужно это надеть. – Протянул он узелок. – В этом вас никто не узнает. В узелке лежала одежда доктора; пальто, кожаные штаны и кожаный костюм, шляпа, маска и очки с красными линзами. - Вот ещё и это. – Протянул он деревянную трость. На улицах города часто встречались люди в длинных пальто, шляпах с широкими полями, вороньих масках с красными очками, их звали «Доктора чёрной смерти». Вид у них был жуткий, но носить эту одежду было их обязанностью, так как они часто контактировали с больными, а эта одежда якобы защищала их от заражения. Девушка оделась и позволила нам войти. - Я никак не могу понять, как надеть эту маску. – Произнесла она, когда мы вошли. Отец Бенедикт помог ей, сняв с её головы шляпу и приставив маску к лицу, завязал на затылке шнурками, поверх надел кожаный капюшон и нахлобучил шляпу. - Вот и всё. - Глядя на нее, произнёс отец Бенедикт. – Уходите из города, всё равно куда, лишь бы подальше. И будьте осторожны на дорогах, болезни, нищета и голод, сделали людей злыми, старайтесь избегать ненужных встреч. А ты, - обратился он к девушке. – Как тебя зовут? - Анна. – Донёсся её голос из-под маски. - А ты Анна, лучше притворись немой, нельзя, чтоб кто-то узнал, что ты женщина, пусть за тебя говорит Вильям. Анна вышла через заднюю дверь, что выходила на соседнюю улицу. Я же вышел через главную, и направился вниз, туда, где обе улицы пересекались и сливались в одну, называемую торговой. Анна должна была ждать на перекрёстке, но её не было. Я вышел из церкви позже, задержался, чтоб собрать вещи и отец Бенедикт дал в дорогу немного припасов. Улицы были безлюдны, из окон домов доносились стоны и крики умирающих, лишь трое мужчин шли мне на встречу. - Эй, священник, - проходя мимо, выкрикнул один из них. – Иди с нами, будешь молиться за упокой графов и лордов, что живут припеваючи в своих домах, пока мы тут дохнем как мухи. -Оставь его. – Ответил ему другой. Все кто мог ходить, ушли, неся, как им казалось справедливость, но на самом деле зло, разрушения и смерть. Анны всё не было, и я пошёл ей на встречу, мимо пустых торговых лавок, с забитыми ставнями, окон. В воздухе стоял тяжёлый запах разлагающейся плоти. Мёртвых выносили из домов, и оставляли прямо на улице, где они лежали, пока не приедет повозка. Но мёртвых было так много, что их не успевали вывозить. Послышался голос женщины, она что-то говорила жалобным голосом, о чём-то умоляла. И я увидел, как из одного из домов вышел доктор, а следом держа его за край пальто, вышла женщина. Она пыталась удержать его, но доктор продолжал уходить. Тогда плач женщины перешёл в крики проклятья. - Там были дети. – Услышал я голос Анны, когда она подошла ко мне. – Боже, это ведь маленькие дети. Какой ужас. За что им это? Их лица перед моими глазами, их слёзы, они стонут, и у них даже нет сил, кричать от боли. Они не понимают что с ними, и почему с ними это происходит. Кто-то ещё увидел нас, и окликнул доктора, но я продолжал уводить Анну дальше по улице, вышло ещё несколько человек, и всем им нужен был доктор. -Простите, он не здоров. – Отвечал я им. Наконец мы выбрались из города, дальше дорога тянулась меж полей, затем по краю леса и вела к какой-то деревне. - Мне невыносимо в этой одежде. – Произнесла Анна. – Хочется сорвать её с себя, растоптать и сжечь. - Пойдём через лес. – Предложил я. Дабы обойти деревню. Анна сняла маску и шляпу, как только мы вошли в лес. Лицо её было уставшим, взгляд потухший. Шли молча, каждый погружённый в собственные мысли. Я думал о том, куда нам идти, и что нас ждёт дальше, она же, обо всём, что с ней случилось. Вскоре вышли к небольшому ручью. Анна умыла лицо, и руки, зачерпнув воду руками, попила. Я же, стоял позади и наблюдал. Это было прекрасно, и будь я художником, непременно нарисовал эту картину. Лес, ручей с кристально – чистой водой, и пробивающиеся сквозь деревья лучи полуденного солнца, искрясь, отражаются от его поверхности. А у самого берега, на небольшом сером камне сидит прекрасная дева. Одежду, конечно, следовало нарисовать другую, к примеру, то белое льняное платье, что было на ней. Опустив голову, смотрит грустным взглядом на скользящую по каменистой глади воду. Она посмотрела на меня, а я в смущении опустил глаза, и полез в сумку, достал ломоть хлеба и небольшой кусок сыра. - Хотите есть? – предложил я, едва слышно, так, как голос мой вдруг захрипел, и я закашлял. Она в ответ кивнула, даже улыбнулась, а я засмущался ещё больше. - Вам бы тоже следовало умыться и вымыть руки. – Произнесла она, аккуратно зачесав волосы назад и завязав их на затылке в узел. – Поверьте, сразу почувствуете себя лучше. Я вымыл руки, умылся и лишь сейчас понял, что ужасно хочу пить. Зачерпнул воду ладонями и выпил, затем нагнулся и принялся пить прямо из ручья. - Идите же сюда. – Позвала Анна. - Если вы будете столько пить, как же вы сможете есть. Мы принялись за еду. После всего пережитого, казалось, что я не смогу есть, но как и сказала Анна, умывшись и испив из ручья, я почувствовал себя на много лучше, и все беды, что произошли за этот день, словно смыло водой, и унесло ручьём в далёкие дали. - Как вы чувствуете себя? – спросил я, принимая из рук Анны кусочек хлеба и сыр, усаживаясь рядом, на расстеленное, на траве пальто. – Жаль, что это случилось с вами. - Благодарю вас. – Ответила она. – За всё что вы, и святой отец сделали для меня. За то, что поверили. - Просто, нам очень повезло. – Ответил я. - В чём же это? У вас от меня столько хлопот. – Удивилась Анна. - Я имею в виду себя и вас. Вам повезло, что из всех священников, вы встретились именно с ним, мне повезло по той же причине. Но было время, когда я ненавидел его, а теперь мне жаль, что его нет рядом. - Вы помогли мне покинуть город, и можете вернуться. – Ответила она. - Отец Бенедикт благословил меня в путь, - «Смотри на мир не только глазами», -вспомнил я его слова, - «но и душой, она дана богом, и её не обмануть. Слушая, слушай сердцем, в нём живёт душа и она подскажет что правда, а что ложь. Умей вглядываться и прислушиваться и познаешь настоящий мир, таким, какой он есть на самом деле. Бог направил эту женщину к нам, потому что знает, что мы можем ей помочь, и должны помогать и защищать её. Иди и ничего не бойся, ибо бог с тобой». - Он удивительный человек! – Произнесла Анна. Отец Бенедикт сказал ещё кое-что, но я не стал ей это рассказывать. -К нему приходит женщина, которую называют ведьмой, а он ей помогает, то есть вы оба мне помогаете. - Да, я видел этих людей. И среди них был один, что обвинял вас в колдовстве. - Его зовут Гассел, но все называют его Гарс. Он хозяин дома, в котором мы поселились полгода назад. Я родом с юга, прежде мы жили недалеко от Лиона – это очень красивый край, виноградных садов, и высоких гор с белыми шапками снега на вершинах и зелёными лугами на склонах. Но эта проклятая воина отняла у нас всё, и отец решил, что в Париже дела обстоят лучше. Но, увы, так было везде, где мы успели побывать, проделав огромный путь от Лиона до Парижа. В каждом городе мы видели одно и то же, беспорядки, нищета, разруха и болезнь. Приехав в Париж, мы остановились на постоялом дворе, хозяин которого, предложил нам небольшой домик, за вполне приемлемую плату. И мы согласились. Мама занималась шитьём, а отец долгое время не мог найти работу, лишь около месяца назад познакомился с одним кровельщиком, и тот согласился взять его в помощники. Мама шила платья, а я продавала. Мне это нравилось, я ходила по всему Парижу, и всем прохожим предлагала купить сшитое мамой платье. На вырученные деньги, брала ещё ткани и ниток, на оставшиеся - хлеба и немного сыра, или овощей. -А этот Гарс? -Этот старый, невоспитанный, мужлан, - простите за выражение. – С первых же дней не давал мне прохода. Я жаловалась отцу, и тот попросил его держаться от меня подальше. Несколько дней назад, отец избил его. Я возвращалась домой, у меня было плохое настроение, не удалось продать платье, а денег дома ни одного деньера. И подходя к дому, вижу, как пьяный Гарс стуча кулаком в дверь, кричит. – Немедленно позови мне Анну, не прячь её от меня. Я хозяин и буду делать с ней всё что пожелаю. Я в испуге бросилась прочь со двора. Выбежала на улицу, вся дрожа от страха, не зная, что делать, как быть, к кому обратиться за помощью, увидела возвращающегося с работы отца, побежала на встречу. Дрожащим голосом попыталась объяснить ему происходящее. Когда мы прибежали, Гарс уже выломал дверь, и из дома был слышен крик мамы. Отец вбежал в дом, схватил Гарса за шиворот, вытолкнул во двор. Я же побежала к маме, она сидела за столом, и горько плакала. А отец во дворе избивал Гарса, кричал на него и бил. Прибежали соседи и остановили его, а Гарса унесли в дом. На следующий день мама заболела, не могла встать с постели, у неё был сильный жар. Отец не пошёл на работу, боялся оставлять её одну, и мне велел сидеть дома. Денег не было, еды тоже, и вечером, когда отец уснул, я потихоньку вышла из дома. Хотела продать платье, несмотря на то, что понимала, что сделать это ночью, почти невозможно, но очень нужны были деньги. Я всю ночь бродила по городу, и половину следующего дня и вернулась к полудню. Улица перед домом была полна людей. Протиснувшись сквозь толпу, вошла во двор, и оцепенела от ужаса. От дома, в котором мы жили, осталась дымящая груда пепла. Я огляделась по сторонам, ища маму с папой, звала их, кричала, и кто-то назвал моё имя и повёл куда-то. Я уже ничего не видела, слёзы катили из глаз, в ушах шум, кажется, я потеряла сознание. Очнулась в кромешной тьме. Подомной мягкая постель, нащупала руками дверь, но она оказалась заперта, прошла вдоль стен, но окон в комнате не оказалось. Рядом с кроватью стоял небольшой стол и стул и больше ничего, маленькая пустая комната. Села на кровать, и попыталась вспомнить, как оказалась здесь, перед глазами сгоревший дом и люди, очень много людей, и все стоят и смотрят, что-то говорят, но я не разбираю их слов, а лишь думаю о маме с папой, надеюсь, что они выбрались живыми. Послышался шум, слабый шорох, подумала это крысы, но тут дверь отворилась и перед собой я увидела Гарса со свечой в руке. -Рад, что ты в порядке. – Произнёс он, прямо с порога. -Где я? И где мама и папа? – спросила я его. - Их больше нет. – Ответил он. – Но я рад, что ты жива. Я встала, едва сдерживая себя, чтоб не расплакаться. - Но почему я здесь? – произнесла я дрожащим от горя и страха голосом. - А где же тебе ещё быть? – голос его был устрашающе спокоен, и даже когда он говорил о гибели моих родителей, он был спокоен, ни сожаления в голосе ни печали на лице. – Я просто хочу помочь тебе, - продолжал он, - Ты совсем одна и беспомощна, ни денег, ни крыши над головой, и некому даже позаботиться о тебе. Поэтому, позволь мне о тебе заботиться. Всё что у меня есть, станет твоим, а я как ты знаешь, не беден. Будешь жить в роскоши и, ни в чём не будешь нуждаться. -Мне ничего от вас не нужно. – ответила я, - и о себе я сама могу позаботиться, поэтому прошу вас выпустить меня из этой комнаты, и мы больше никогда не увидимся. – от этих слов, лицо его стало злым, глаза стали чёрными, как бездонные колодца. -Я дам тебе время подумать, ты пока ещё не оправилась от пережитого, и не понимаешь, что говоришь. – И он вышел за дверь, но тут же, вернулся. – Вот, чуть не забыл. – Он протянул мне платье то что я пыталась продать. – Оно было бы вам к лицу, а ваше сильно поношено и края изорваны. Он ушёл, снова заперев меня в комнате. Вернулся некоторое время спустя. -Ты, наверное, голодна, - произнёс он входя с подносом в руках, на котором лежал большой кусок запеченной баранины, ломоть хлеба и кувшин с вином. – Жаль я не съела тогда это всё. – он поставил поднос на стол, отодвинул стул, предлагая сесть. – Ты поешь, и мы обсудим, как нам быть, - предложил он. -Нечего обсуждать, я уже всё сказала. – Ответила я, а сама думала, как сбежать от него. - Это очень плохо. – Ответил он, голос его стал низким и хриплым, он отошёл к двери, и встал на пороге. – Видит бог, я хотел по-хорошему. -Он, как раз таки, видит. – Съязвила я. Встав перед ним, глядя прямо ему в глаза. Но он сделал вид, будто не слышал моих слов. -Один из моих домов сгорел. – Продолжал он всё тем же хриплым голосом, - А кто теперь будет возмещать мне ущерб? Кто должен вернуть мне потерянное? Вы жили в моём доме, а теперь его нет, остались лишь головешки. Родители твои покинули этот мир, но ты ещё здесь, и будешь здесь, - топнул он по полу ногой, - пока, я не решу, что ты вернула мне достаточно. Ты всё поняла. И не пытайся звать на помощь, тебя никто не услышит, и бежать не пытайся, я всё равно поймаю тебя, и тогда ты будешь молить, чтоб я прикончил тебя. - Ты их сначала убил, или сразу поджог дом. Надеюсь, они не мучились. – Процедила я сквозь зубы и, схватив стул, попыталась его ударить, но он оттолкнул меня, и я упала, ударившись головой о стену. Он стал подходить, а я пятиться назад. Схватил меня, и ударил по лицу, затем швырнув на пол, стал бить ногами, а я лежала, свернувшись, обхватив колени руками. Взяв за волосы, он поднял меня, обхватив одной рукой шею, и потащил к кровати. Я едва могла стоять на ногах, всё тело болело, а в голове стоял звон. Возле кровати, он повернул меня к себе лицом, и я видела, как блестят его глаза, а на губах сияет улыбка. - Теперь ты моя. – Произнес он, всё так же улыбаясь, и наваливаясь на меня. Я шарила руками позади себя, ища опоры, чтоб не упасть и нащупала кувшин и со всего размаха ударила его. Кувшин разбился о его голову, но он продолжал стоять, весь залитый вином. Ещё мгновенье и глаза его закатились и он упал. Я выбежала в дверь и тут же споткнулась о какие-то тюки. Комната, из которой я бежала, находилась в подвале, где хранились его припасы, под его домом. Добралась до лестницы и, поднявшись наверх, оказалась в его кухне, здесь тоже было темно, лишь огонь в печи, немного освещал помещение. За окнами было темно, стояла ночь. Я лишь однажды была в этом доме, он был огромен, с множеством комнат, где проезжие оставались на ночь, и столовой, что окнами выходила во двор, здесь я обедала с родителями, когда мы приехали в Париж. Я знала мужчину и женщину, что работали в этом доме, но их не было, ни на кухне, ни в столовой. Выбежав во двор, я направилась к дому, к тому месту, где он когда-то стоял. Огонь давно потух, и в темноте ночи это место казалось большим чёрным пятном. Я села на землю и не могла больше пошевелиться, силы покинули меня. Мне хотелось лечь и забыться сном. Я знала, что нужно бежать отсюда, от этого места, но не могла встать. Слёзы текли с глаз, от бессилия и боли в каждой частичке моего тела. - Вот ты где? – мне казалось, что я стою окружённая густым туманом, и голос Гарса, доносится откуда-то издалека. Туман медленно рассеивается перед глазами, и я вижу, как он шатающейся походкой, идёт ко мне. Не знаю, откуда во мне появились силы, или это от страха, но я встала и побежала прочь. - Держите эту ведьму. – Кричал он, преследуя меня. Начинало светать, силуэты домов, стали принимать свои очертания, люди выходили из домов, город просыпался ото сна. -Держите её, это она навела на наш город эту страшную болезнь. – Кричал Гарс. – Посланница дьявола, что ходит по миру и сеет ужас и смерть. – Продолжал он запыхавшимся голосом, не в силах догнать меня. Несколько человек пытались схватить меня, но мне удалось ускользнуть. Преследователей стало больше, они кричали угрозы мне вслед и созывали других на мою поимку. Силы мои были на исходе, я уже готова была сдаться, ноги отказывались бежать, я уже не чувствовала их, хватала ртом воздух и задыхалась. Свернула в переулок и оказалась на другой улице. Увидела впереди церковь, и из последних сил, боясь упасть прямо среди улицы, добежала до неё. Искала где укрыться, на улице были слышны голоса моих преследователей, они расспрашивали обо мне, и кто-то сказал, что видел, как я входила в церковь. Я увидела, как открылась дверь, а на пороге стоял старик в белом халате – это был отец Бенедикт. Я не знала, что он священник этой церкви, потому что обычно священники не живут в самой церкви. Я бросилась к нему. -Помогите. – Еле дыша от усталости, вымолвила я. – Меня хотят убить. Он впустил меня и усадил на стул. А голоса уже доносились в самой церкви, преследователи вошли внутрь и искали меня. Отец Бенедикт похлопал меня по плечу, и пошёл к двери. Я вся сжалась от страха, боясь, что он выдаст меня. Но вместо этого помог мне, и вы мне помогли, и я даже не знаю, как вас благодарить за это. – Она взяла мои руки и, посмотрев в глаза, сказала. – У меня нет ничего, мне нечего вам дать и вы знаете это. Вы почти меня не знаете, но помогаете мне, и я вас почти не знаю, но готова ради вас отдать единственное, что есть у меня – это моя жизнь. Я знаю, что такого как вы больше нет на свете, поэтому не могу вас потерять, и мне хочется, чтоб вы всегда были рядом. Её слова тронули моё сердце, и я хотел бы ей что-то ответить, но не находил слов. - У вас печальный вид. – Произнесла она в ответ на моё молчание. -Нет.- Думал я, - так нельзя. Я стану священником, много лет готовил себя к этому, и единственной моей любовью должна быть любовь к богу. – Но у меня из головы не выходили слова отца Бенедикта. И если он прав, то значит я всю свою жизнь жил неправильно и зря. Анна отпустила мои руки и отвернулась, подтянула ноги, обхватив их руками, положив голову на прижатые к груди колени, стала смотреть на бегущий мимо ручей. -Что у меня за жизнь. – Задумчиво произнесла она. – Глупая и бессмысленная, как и я сама. - Вы не кажетесь мне бессмысленной и глупой. – Ответил я. - А какой я вам кажусь? – спросила она. – Я именно такая. – Не дожидаясь моего ответа, произнесла она. – Что у меня есть? Ничего. Что я могу? Опять ничего. Куда я иду? Мне некуда идти, ни дома, ни родных, ни близких. И что меня ждёт впереди? Думаю то же что и позади, лучше не будет. Счастлива я уже была, пока были живы мои родители, но тогда я этого не понимала, жила счастлива и не знала этого, как же я глупа. - Разве глупец понимает, что он глуп? – Ответил я. – Отец мой, говорил, - «Человек, которому, кажется, что ничего не имеет, имеет гораздо больше, чем другие, и если он идёт и ему кажется, что не по тому пути, то и тут он ошибается. Потому что он свободен от всего и в любой момент может начать новую жизнь, путь по которому он идёт, единственный и на самом деле не узкая тропа, а дорога шириной в мир». -Это значит, что нужно просто смириться с тем, что есть? – Ответила Анна. - Но это лучше, чем думать о том, чего нет, и изводить себя этими мыслями. Если постоянно об этом думать, когда же тогда жить? И если то счастье, о котором мечтаешь, будет рядом, то просто можешь не заметить его. - И вы, мне это говорите? – Рассмеялась Анна. – Или говорите о себе? -Что это значит? – Ход её мыслей мне был не понятен. -Скажите, я вам нравлюсь? – продолжала она. - Причём здесь это? – её вопрос ввёл меня в замешательство. - Это серьёзный вопрос, так ответьте же. – Она уже не смеялась, и смотрела мне прямо в глаза. Я хотел было увильнуть от прямого ответа, и сказать, что-то вроде, - да вы очень красивы, - но это показалось неудачным ответом, и решил сказать, что она нравится мне как друг. – Нравлюсь ли я вам, как женщина нравится мужчине. – Добавила она, опередив с ответом. - Да, вы мне очень нравитесь. – Ответил я. - И вы мне нравитесь, я уже сказала вам. И вот я рядом, но вы блуждаете в своих мыслях и не видите того, что есть у нас. - Нужно идти. – Произнёс я, не находя более других слов. - Вот она горькая правда жизни,- сделала она печальный вид, - Впервые в жизни решилась заговорить с мужчиной о серьёзном, а ему сразу хочется, куда ни будь сбежать. – Печаль сменилась весёлой улыбкой. – Но учтите, куда бы вы, ни бежали, вам придётся всюду брать меня с собой. Теперь, после того, как вы признались, что я вам не безразлична, - Мы не можем быть вместе, я служитель церкви. – Перебил её я. Я предложил отправиться в Реймс. - Но это так далеко, - ответила она. - Около трёх дней пути. Пойдём на юго-запад, чтоб попасть на дорогу, ведущую в Реймс, но есть путь через Мо. Это небольшой город до него примерно день пути. С отцом Бенедиктом, ехали через этот город, там дом епископа, Этьена Де Пуасси. Отец Бенедикт хотел побывать у него, чтоб просить за меня, но оказалось, он уехал в Авиньон. -О чём просить? – Спросила Анна. -О рукоположении. -Посвятить тебя в священники? И ты пока не священник, и кто же тогда? -Не знаю. – Пожал я плечами. - И тебе ни к чему соблюдать целибат. И мне не совсем понятно, зачем это нужно? - Таков закон церкви. – Ответил я, зная к чему весь этот разговор. - Священник не может жениться. - В библии сказано; «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый о мирском, как угодить жене. Но если он решит в сердце своём соблюдать деву свою, то хорошо поступает». Это значит, что нет ничего плохого в том, чтоб жениться. – Рассмеялась она. – Я читала библию, отец учил меня латыни, я умею писать и читать. В нашей церкви, перед алтарём, всегда лежала библия, и отец приводил меня туда, когда никого не было, и мы читали с ним. Он пробовал учить маму, но у нее, ни как не получалось. А хотя, - махнула она рукой, - не хочешь не женись, что мне тебя уговаривать. Она встала и пошла к ручью. -Напьюсь воды вдоволь. – Я подумал, что она опять шутит, но она подошла к ручью и стала пить. -Не пей много, заболит живот. – предупредил я её. -Ну и пусть, - отмахнулась она. – Может быть, я этого и хочу, чтоб потом ты стал меня жалеть. А хотя зачем мне твоя жалость, - И встряхнув руки, встала и пошла в лес. - Куда ты? – позвал я её. – Нам совсем в другую сторону, вниз по ручью. И ничего не ответив, она развернулась и пошла в обратном направлении. Прошла мимо, даже не взглянув, гордо держа голову глядя далеко вперёд, сцепив руки за спиной. -Если все женщины такие, - думал я, - то даже к лучшему, если я не женюсь. Вскоре её баловство закончилось, и она остановилась, дожидаясь меня. Трость её была у меня на плече, на котором висел узелок, что я сделал из пальто, в котором лежала её маска со шляпой и сумка с припасами. Ручей становился всё шире и, в конце концов, он привёл нас к реке. -Хорошо, что я не напилась там, вон сколько воды. – Указала она на реку. – Хотя, что я говорю, я с тобой не разговариваю. – Добавила она, махнув на меня рукой. После долгого пути вверх по течению, где-то заполдень, мы подошли к мосту, а перед ним была развилка, одна дорога уходила дальше вверх по течению, другая по мосту на другой берег, где стояла какая-то деревня. Развязав узелок, я протянул Анне шляпу, пальто и маску. - Какая из дорог наша? – спросила она накидывая пальто. - Не знаю. Не помню, чтоб мы проезжали это место. – Ответил я. - дорога через реку, вероятно, ведёт в Реймс, а прямо в Мо. - Может быть, пойдём в деревню, вдруг кто-то едет в Реймс, и нас подвезёт, - предложила Анна, - а идти три дня пешком уж больно сложно, и припасов у нас разве что на один раз. Мы перешли мост, и на другом берегу, нам повстречался рыбак, что доставал из воды плетёную из веток, ловушку для рыб. И увидев нас, в испуге стал креститься, пятясь назад, что едва не свалился в реку. Я попросил Анну подождать, а сам подошёл к рыбаку. - Добрый день! – поздоровался я, а рыбак кивнул в ответ, испуганными глазами глядя то на меня, то на Анну. – Мы хотим добраться до Реймс. - Реймс? – переспросил он. – Да вам прямо по дороге, - махнул он рукой. - Но до него далеко, как мы могли бы доехать? Никто в деревне туда не едет? – Рыбак стоял передо мной, но смотрел на Анну. - Не знаю, спросите в деревне. – Глядя на меня испуганными глазами, ответил он. -Если он так испугался, увидев «доктора чёрной смерти», - думал я, - то, что же будет в деревне? При виде нас, люди прятались в своих домах. Их пугал не «Доктор чёрной смерти», ни его одежда и маска, а то, что он собой представлял, смертельную болезнь. Словно под маской скрывалась сама смерть. Но перед одним из домов, мы увидели старика, запрягавшего в телегу, старую кобылу. - Здравствуйте. – Поприветствовал я его, старик кивнул в ответ и продолжал своё дело. – Не скажете, кто нам может помочь добраться до Реймс. -Десять деньеров и я отвезу вас. Я еду в ту же сторону. – Ответил старик. -Знаете старую церковь, в Шомюзи. – спросил я. - Я туда не еду, мне в Эперне. – ответил старик. – Но, довезу до развилки после Дорман. За десять деньеров. - У нас нет денег. – Ответил я. Старик лишь странно крякнул в ответ. – Но у нас есть еда. – Предложил я. – Хлеб и немного сыра, или пальто, вам оно, наверное, пригодится. - Ладно, полезайте. – Ответил старик. – Осторожнее, в соломе лежат бочонки, будете запрыгивать в телегу и зашибётесь, не дай бог. В Эперне наполню их вином и повезу в Париж, так что пока они пустые – это я к тому, если вдруг вам вздумается заглянуть в них. – Старик обошёл лошадь, поправляя поводья и, взобрался в телегу. Мы с Анной полезли следом. В телеге лежало два небольших бочонка, которые, мы сдвинули вперёд, отгородившись ими от старика, а сами сели позади, свесив с края ноги, иначе бы мы вдвоём просто не поместились. -Ну, уселись? – спросил старик. – К утру будем в Дорман. Ну с богом. – Произнёс он, и телега тронулась. Мы с Анной сидели бок обок, на мягкой соломе, раскачиваясь и подпрыгивая одновременно, когда телега наезжала на кочку или ямку, и была такой низкой, что ноги наши, раскачиваясь, едва не касались земли. Мы смотрели, как перед нами белой змейкой тянется пыльная дорога, как удаляются дома и их жители, что выглядывали из них и смотрели на нас, но уже не испуганно, а скорее с удивлением. Дорога уходила в лес, и деревня с её жителями, скрылись за деревьями, и мы остались одни. Ехали, молча, тишину нарушал лишь монотонный лошадиный топот и скрип телеги. Анна спала, прислонившись спиной к бочкам и положив голову на моё плечо, вскоре и я уснул, уставший за этот странный, тяжёлый и полный событий день, и убаюканный монотонным раскачиванием телеги, и однообразием царившим вокруг. Проснулся среди ночи, в небе светила луна, окружённая прозрачными перистыми облаками, Анна, свернувшись калачиком, спала рядом, её маска больно давила мне в рёбра, своим острым концом, а край шляпы упирался в шею и больно натирал при встряске. Развязав узелок на подбородке, я снял с Анны шляпу, но убрав маску с лица, увидел, что она проснулась и смотрит на меня. Руки её потянулась ко мне, обвили мою шею, а губы коснулись щеки. -Кажется, я по-настоящему люблю вас. – Прошептала она. И укрыв меня своим пальто, положила голову мне на плечо, и снова уснула. Вдруг телега остановилась, я приподнялся и, оглядевшись, увидел, что мы съехали с дороги, и стоим прямо на берегу реки. Старик тоже проснулся, потянулся и слез с телеги. Подошёл к лошади и погладил её. - Что моя хорошая, мы уже приехали. – Говорил он ей ласково. – Сейчас я тебя отпущу, отдохнёшь милая. Я принялся тормошить Анну, нужно было скорее надеть ей маску. - Она что глухонемая? – неожиданно спросил старик. - Нет. – Ответил я, даже не успев одуматься. - Не будите её, сон в дороге не даёт отдыха, только утомляет. – Ответил он. – Мы немного постоим здесь, лошадь моя должна отдохнуть, как следует, а вы можете искупаться, вода в реке очень хороша, мягкое песчаное дно, ни ям, ни валунов. И кстати, видите там, – указал он рукой в сторону реки вниз по течению, туда, где заканчивался песчаный берег, и начинались заросли осоки, – палка в берег воткнута? Я смотрел, но ничего кроме зарослей не видел. - Похожая на рогатину. – Продолжал он. – Идите, гляньте, к ней привязана рыбная ловушка, может, поймалось что. - Но я ничего не вижу. – Произнёс я, подойдя к старику. - это я ничего не вижу. – Усмехнулся старик. И как же я раньше не понял, что старик слеп. Он распрягал лошадь, обходя ее, снимал ремни и действия эти небыли похожи на действия слепого, всё делалось точно и уверенно. И лишь, когда он взяв меня за руку, повёл к тому месту, куда указывал, было заметно, что он ничего не видит; шёл медленно, одной рукой держась за меня, другую вытянув вперёд. -Вот трава, - говорил он мне,- как быстро растёт. Ещё недавно не доходила даже до колен, и была мягкой, - проводя рукой по зарослям, говорил он. – А теперь какая высокая и жёсткая. А вот и моя рогатина. В землю была воткнута рогатина и находилась в самой гуще травы, что если бы я и захотел её найти, то не нашёл бы, и от неё к воде тянулась верёвка. Я разделся и полез в воду. Раннее утро и с поверхности воды поднимался пар. Вода была жутко холодной, к тому же берег был изрядно подмыт, что у самого берега доходила до груди. Нащупал ловушку, обхватил руками и поднял на берег. - Слышу, что-то там есть. – Произнёс довольно старик. В похожей на плетёный из тонких веток кувшин ловушке барахтались две крупные рыбины. Несколько мелких рыбёшек были мертвы и обглоданы раками, которых здесь было с дюжину, а то и больше. -Хочешь согреться? – спросил довольный уловом старик. – Собери дрова и разведи огонь, заодно и рыбу запечёшь, жена твоя голодна, небось. Я хотел было сказать, что Анна мне не жена, но передумал во избежание лишних расспросов. Дрожа от холода, я кое-как набрал дров, старик тем временем принёс глиняный горшок. - Вот. – Протянул он мне горшок. – Сваришь раков. -А как быть с рыбой? – спросил я его, пытаясь согреться от едва начинающего загораться костра. - М да. – Замотал головой старик. – Обмажь её глиной и положи в огонь. Похоже, жена твоя проснулась. -Анна иди к нам. – Позвал я её. Она слезла с телеги и шла к нам, на ходу пытаясь надеть маску. Я махнул рукой, дав понять, что это ни к чему, она удивлённо на меня взглянула и указала на маску, я кивнул. - Вот, учу вашего мужа готовить. – Рассмеялся старик, когда она подошла. – Ничегошеньки он у вас не умеет. Хотя нет, костёр развёл и довольно быстро. Меня кстати зовут Тибо. – Представился старик. - Вы его мало знаете уважаемый Тибо, он у меня очень способный. – Ответила Анна весело. - Чувствуется тепло и ласка в вашем голосе – это хорошо. В наше трудное время только так и можно выжить. – Сказал старик. – Лишь это и имеет смысл в жизни. У меня была жена, мы любили друг друга, но она была слаба здоровьем, и бог всё не давал нам детей. Мы прожили вдвоём много лет, душа в душу. Конечно, бывало, ругались, у кого этого не бывает, но снова мирились, куда нам было деваться, у нас никого больше нет. Когда я заболел, она все свои силы отдала, чтоб не дать мне умереть, я был на грани смерти, не мог подняться с постели много дней, а она смогла выходить меня. Хоть и было здоровье её слабым, душа и вера её были сильны. Я поправился, но болезнь отняла зрение, и я совсем отчаялся, думал, что лучше было бы умереть, но и тогда она меня поддержала. С тех пор, как её не стало, я совсем один, но продолжаю жить, потому, что она просила меня. – Старик стёр руками слёзы. – Простите, что-то я совсем расклеился. Редко бываю в кампании хороших людей, и сам зачерствел, но вдруг нахлынуло. Давайте лучше поедим. Анна принесла наши припасы, а старик достал бутыль с вином. - Вино, к сожалению красное, не очень-то к сыру и рыбе, но думаю ничего страшного. – Рассмеялся старик. - У вас красивая лошадь. – Похвалила Анна. – Когда старик вытянул ладонь с кусочком хлеба, а лошадь, увидев, подошла и стала, есть с его руки. - Да, она замечательная. – Ответил старик, принимая с рук Анны белое аппетитное мясо запеченной рыбы и хлеб. - И откуда она знает, куда вам нужно ехать? – Удивилась Анна. - Она всё понимает, только говорить не может. Но это и к лучшему, - старик рассмеялся, и мы смеялись вместе с ним, представляя, как он спорит с лошадью, о том, куда ему следует ехать. К вечеру, мы проехали Доман и оказались у реки, на распутье. Дорога направо вела в Эперн, а налево через мост уходила в Реймс. Мы попрощались с добрым стариком Тибо. Предложили ему обещанную плату, но он отказался, пожелав нам доброго пути, уехал. -как жаль расставаться с ним. – Сказала Анна, махая ему вслед рукой, пусть он даже не видит этого. – Ну что дорогой муж, - усмехнулась она, беря меня за руку, - веди меня к себе домой. Даже незрячий это видит, не то, что ты. Мы ступили на мост, и почти перешли его, как на другом конце, преграждая нам дорогу, неизвестно откуда, появился человек. Я обернулся, позади нас шло ещё двое, бежать было некуда и продолжали путь. Дорогу преграждал мужик с луком нацеленным в нас. -О, монах и доктор. – Произнёс он. - Что вам нужно? – спросил я. – у нас ничего нет. - А мы проверим. – Ответил он. Прибежали те двое, что шли позади нас и схватили, а лучник принялся обыскивать. Удивлённо посмотрел на Анну, и сдёрнул с неё маску. -Девушка! – воскликнул он. Тот, что держал её, повернул её к себе лицом. -Хорошенькая, к тому же, - воскликнул он, снимая с её головы шляпу и капюшон. - Анна молила отпустить нас, - но в ответ слышала лишь смех. - А говорил ничего нет. – Ударив меня кулаком в живот, выругался лучник. Я едва не упал, но тот, что держал меня, снова поставил на ноги. – Не умирай пока. Будешь смотреть, как мы с ней забавляемся. – Прошептал он мне в ухо. - Беги Анна, - крикнул я, пытаясь высвободиться, но получил ещё удар, но уже по голове. Всё вокруг поплыло, и я упал. Попытался подняться, и получил удар ногой по лицу и в глазах потемнело. Открыл глаза. Вокруг было темно, из леса доносился крик Анны, молящий о помощи и бранная ругань тех, кто схватил нас. Я схватил булыжник, что валялся рядом и побежал туда. С сердцем полным злости и отчаянья, с сердцем полным ненависти и жаждой убить этих негодяев. В чаще леса, я с трудом разглядел происходящее. -Идиоты несчастные, - был слышен голос одного из них. – Даже с девкой справиться не можете. Подбежав, я ударил первого, кто попался на пути, им оказался самый сильный из них, тот самый, что держал меня, высокий с белокурой шевелюрой. Двое других едва успели понять происходящее, один пытался удержать её, второй снять одежду. Одного я ударил ногой, другого оттолкнул. Тот, которого я ударил всё ещё лежал, другой же скрылся в чаще леса. Анна сидела и тихо всхлипывала, прикрываясь изорванной одеждой. - Скорее бежим. – Прошептал я, но в этот миг почувствовал острую боль в животе. И в нескольких шагах различил силуэт лучника, того что успел сбежать. Ещё одна стрела пролетела мимо. Схватив Анну за руку, я поволок её прочь от этого места. Не помню, как долго мы бежали, но до тех пор, пока силы меня не покинули, и я упал. *** -Что было потом? – спросил я Энн. -Я ведь мечтала вернуться с тобой в Лион. Но не говорила тебе этого, просто не успела. Попрощалась с тобой, и направилась на восток. Добралась до Шомюзи, в деревне не осталось никого, чума унесла всех. Многие дома сожжены, даже церковь. Нашла одежду, как глупо, ведь я могла заразиться сама, но не заразилась. После, произошло много событий, я видела много городов, узнала много людей, искала кого-то похожего на тебя, но таких как ты, просто больше нигде нет. Вышла замуж, у меня родился сын, и я назвала его Уильям, в честь тебя. До самой старости я прожила в Лионе. Все свои годы, я вспоминала те прожитые дни, мечтала приехать в Париж, побывать там, где мы встретились, и отправиться туда, где мы попрощались. – Она поцеловала меня, погладила мои волосы, - Когда я проснулась, то ещё долго не могла прийти в себя. – Продолжала она, теребя мою чёлку и глядя куда-то над моей головой. - Лежала в постели и плакала, пока не опомнилась. Вскочила и помчалась на работу, безумно хотела увидеть тебя. Смотрела на окружающий меня мир и была в растерянности, словно я впервые всё это видела. Высокие дома из бетона и стали, асфальтированные дороги и уложенные плиткой, тротуары, светофоры, автомобили и автобусы, среди всего этого я чувствовала себя неуютно. Но в, то, же время я была счастлива. Подходя к двери преподавательской, на какой-то момент почувствовала сомнение, но тут выходишь ты и спрашиваешь, всё ли у меня в порядке. У меня даже дыхание перехватило, и глупее чем ответить, а у вас? Я просто придумать не смогла, хотела очень много… Даже просто кинуться тебе на шею, было бы достаточно, я бы почувствовала себя намного лучше. Ведь более пятидесяти лет ожидания, не высказывают простым – А у вас. 3 Однажды, мы все проснёмся, и если сон не был кошмаром, будет приятно его вспомнить. А «Спокойной ночи» и «Приятных снов», на самом деле, напутствие на прекрасную жизнь…