Светом в глаза, стальным прутом об стол: Звук поглотил коридор. Взгляда укол — В брови, в душу, насквозь-навылет, чай В подстаканнике дымно парочком лез, ай, Горячо, плескануть если в рожу... Стул-то привинчен. Порядок всех мыслей. Головой мотает — от взгляда что пулей. Размыкает межгубно: "ничего не скажу". — Не слышу я, громче! — тянет парашей. Из коридора. Или другое тут. Или он сам. — Сколько продал за месяц всего "калашей"? Тихое зарево ярости. Опер как ангел. Ада. Бывают ангелы ада? А рая бывают? Хам. Пугает своей тут железной палкой. Суда Надо ждать, оправдания, легче... будет. Но после. Сейчас — сугубо ж хреново. Сейчас он вытащит правду. Правду? Снова По камере ползать годами — мутит. Прут поднялся замедленно. Трах. Звук. — Не жалко стола? — он вскинул глазами. В них полчища праведных мук — жертвы. Он готов принять ад вот из этих же рук, Своими вцепившись в себя и рвя волосами... И взглядом в нутро сквозь стекло. Глаза мертвы. Все здесь стекло — пространство льда. Он не встанет. Он замурован. Стиснут. Как этот-то со прутом... движется будто вода. Вот приятели со двора резко свистнут. Его снова зовя. На футбол. На жару. Лето дивное. Мать в школу собрала есть. Трах. Он очнулся. И принял всю кару. Всю кару он принял до капельки, жесть. И вяло волочится по коридору... Опер плюется. Когда увели. Хмурится. Вздыблены мысли. Протоки чувств стоптаны. Ему надо бы срочно что ли на Вере жениться. НО заводы, вокзалы, пути, города — взорваны.