Что религия? Просто фантом Моих мыслей о Боге и сущем. Философия — мысли кругом О задуманном настоящем. Предстоящее кажется сном, Когда взглядом скребу поднебесье. И роняю его в отчий дом: Вот стою у калитки тут весь я. Возвращаясь душою туда, Где прошли мои юные годы. Только сед уже, память — вода; В облаках дивных красок разводы. Разучился себя понимать Уж на склоне исхоженной жизни. Так и грезится: со двора мать Руки тянет ко мне. Извини. Шел я долго к порогу сему, Век назад в мир ушедши угрюмо. И топтал в небесах тяжку думу: Это лужи и слякоть. Трюмо. Да, я вспомнил, стояло у двери Возле входа в общую комнату... И сквозь глаз необъятные щели Я смотрел, я со сна, в темноту... И блистало из окон полуночной Сырой тьмою по зеркалу памяти. И религия. Вера? Поточной Скупой мыслью стращала расти. Становиться бессмысленным баловнем Непорочной и редкой судьбы. И я стал отщепенцем, избывнем, Вставшим духом трудясь на дыбы. Будто конь пред стремниною страшной, В кою сгинуть не надо — никак. Вера-памятник думе уставшей, Что доныне хранит бездны знак. Осознавши из детства отчаянно, Что есть Бога святые пути, Я ушел прямо в ночь, неприкаянно Продолжая всю жизнь так идти. Философия неба... Религия Моих вечных потуг из души. Было время; судьба; был ли я? Эту мысль тут кривясь задуши. Пусть покорчится суетно, сладостно, Чтобы корчей своей угодить. Так стоял и смотрел — дюже благостно, Как чужой уж мне дом станет жить. Только утро. И сны еще вяжутся В головах этих новых жильцов. Мать с отцом с неба призрачно кажутся; Теперь там их немыслимый кров. Распахнулась вот дверь дома ветхого, Побеленного тысячу раз... И хозяйка млада, с шагу легкого На двор вышла, неся медный таз, Прижимая его в руки белые, В молодой не округлый живот. Во халатике чистом, дебелые Ее формы как натюрморт. Семеня ловко дивными ножками В кухню летнюю шмыгнула: прыг. И глаза ее бровными дужками Как сапфиры, и носиком шмыг. И он взял бы женой ее, мягкую, И подобную сливе приспевшей. Но он только старик; вслепую Повернулся от жизни кипевшей. Он провел свое время в скитаниях; В святоборческих долгих постах. Он молился Творцу в испытаниях; Он забил глубоко в себя страх. Уже зеркало ночи не пялило В его мыслях свой сказочный взор... Лишь из детства забрал себе правило: Не таить в этих мыслях раздор. Он познал много тайн неизношенных Даже самым порочным житьем: Он познал суть интриг от не спрошенных Полей-весей и — суть ковылем. Так стоя над пространствами Божьими, Он корпел сутью всей бытия. А вернулся в свой дом... всеми мочами: Осознав свое прежнее "я". И вот он отвернулся уж, отходя От калитки пошатанной ветром. И пред взором да слепо уж смерти стезя. Во гробу дна реки беспросветном. И услышал он оклик. Стал, не дыша. Ожидая предчувствия грома... Не ему. Просто мать позвала малыша. И по сердцу садняще истома. И по облаку в небе туманом прошлась Его вера в печальные выси... Было время. Судьбою. И мать не нашлась, Чтоб сказать ему: "Мерой долга неси Свою жизнь, молодой ты и сильный. А захочется плакать, слез не проси... Нету их у меня." — И бессильный Он бы пал на колени участья прося, Но так хладен был взор материнский. И тогда бы взрыдал и почти голося, Стал бы вольный собой... Деревенский Сладкий дух ему в ноздри пихал Весь навозный дурман жития. Что же делать ему? Он поди ты не знал. Как найти теперь то полудетское "я"? Что отправилось в ночь Вслед за зеркалом грез, Отыскав в сырой келье забвение. И натужно плыла стариковская мочь; И как бездна глубоко терпение слез, Что как вечности отдохновение. Бога он не познал. Показалось ему. Лишь растратил зерцало души. Он бредет по дороге, но только к чему? Чрез забор перезревшие груши. Подошел, тянет руку, стыдясь, Всю сухую, в надтрещинах пыток. А над миром вознесся дух святый, молясь, Чтобы шаг его дальше был прыток. Надкусил. Пожевал. Пьяный вкус Пропитал иссушенные десны. Ностальгия как клещ. И порочный искус. И любовью не прожиты весны. Только пост, забытье, тихий ум, Что не знает попыток дерзанья. Умерщвление плоти. И голода шум В слухе тощем: невнятны признанья. Так за годом и год. Вот и прожита жизнь. Он познал лишь скупое молчание. Шепчет время: надежду отринь. Но едучей слезой — причитание. И он дальше пошел, груша пала с руки Во дремотные дебри из зарослей. И влачатся за ним неизбывные муки; Себя помнить дитем уж все тягостней. Вот село позади. Тут дорога пошла По оврагам, тропинами смутными. Дева та, с тазом что, его позже нашла; Со глазами пред смертию мутными. В дом взяла, отходила, опеку дала. Он молчал. И его не пытали. Перед взором зеркально опять та скала. Кою взять ему грезы шептали...