Текла река слезливых душ По тонкой глубине Шеола. Их время исчерпалось уж, Их место ими тут кипело. Одна душа что там текла Кричала в бездну для прикола. Но бездну где она нашла? В самой себе, крадучись чувством. И чувство это сном пила, Блаженным смертии искусством. Печаль светла ее, шумна Вода'ми грез, что духу вехи, И средь молитв она одна, О, Боже! подними ей веки... Но сонный траур по себе Ей не давал преображаться. Средь тайных плесов на губе Бесплотной звуком надрываться Пыталась слова чтоб объять Всю тишину навзрыд Шеола. Да между делом и стоять Пыталась: жизненная школа. Дать волю — воле, в суете Дабы не знать иных стремлений. Но где тут суета? В мечте. Но нету и мечты. Лишь гений Хладный как очаг остывший В зимних лютых стужах. Припомнить ей бы поступь в тужах, Когда срываясь на злой смех, Пинала дико что живое... Не помнит. Только тесен грех И жжет желание благое Восторгнуть на величье тьмы, Принять в себя святую помочь. Разверзнуть вечности врата; Уняв на миг свои умы... Вдруг, ощутила меры горечь. Та мера — жизни суета В которой она сладко грела Потуги страсти, но не та Как оказалось у чела Рука, что власть судьбы терпела. Что призвана унять покой... А как покой унять? — не помнит. И для чего вообще рукой На думы так давить магнит... И есть ли лоб тот, рот для крика. Телесно дрожью ли терпеть Саму себя. Но лишь безлика Ее попытка в бездны петь. Текла река слезливых душ По тонкой глубине Шеола. Их время исчерпалось уж, Их место ими тут кипело. Душа, что помнила себя, Нечаянно на свет нажала, Что тайно в чреве отыскала, И... провалилась в чувство дня.