1 Солнце клонилось к закату. В камышах, в унисон, квакали лягушки, ветер к вечеру начал стихать, и пузатый поплавок мерно качался на воде. Наступало время вечернего клёва. Слава ловко подсек и вытащил на берег большого, ершистого окуня. – Ну, Славок, с почином тебя!– Витек причмокнул губами,– хороший полосатик! Вскоре друзья наловили пол- садка рыбы. Витя, худощавый, но жилистый, с крупным носом с горбинкой, шустро орудуя ножичком, быстро почистил и распотрошил несколько окуней, пока его друг разжег костер, и установил на треноге походный котелок для ухи. Когда уха почти сварилась, Слава, со знанием дела бросил в котелок дымящую головешку. Выпив по стакану водки, и закусив ароматной свежей ухой, друзья закурили. Слава – коренастый, широколицый, обычно любящий пошутить, был сегодня печален. – Ты давай, Славок, не темни,– Витек внимательно посмотрел на друга,– я же вижу, последнюю неделю – сам не свой ходишь. Что у тебя случилось? Слава бросил окурок в догорающий костер, и не торопясь, начал разливать по второй чашке ухи. Он поставил чашку с дымящейся ухой перед другом: – Витька, у меня к тебе дело будет серьезное...– он задумался, как будто не знал, стоит ли продолжать беседу. – Слушай, кент, мы же со школы друг за дружку держимся, чего ты зажался, как целка. – Витек, ты же знаешь мою тещу… – Тетю Зою? А кто же ее не знает? Слава налил по второму стакану, и друзья быстро выпили. – Вот, Витька, жизнь, она бывает по-разному складывается. Ты вот один – до седых волос на заднице прожил, а у меня семья, дети, заботы… – Я не понял, а чего ты про тещу-то спрашивал? – Не знал я, братуха, что до такого дойдет. Ты у меня один близкий дружок, тебе все расскажу. Так вот, решил я старую каргу – немного обшкурить. – Старуху ножом по горлу, и в колодец?– Витька выпучил глаза. – Вот ты извращенец, Витя. Тебе что пятнадцать, что сорок – вообще не меняешься. Слава положил пустую чашку на траву.– Как Алексей Пантелеевич, муж ее, восемь лет назад – то ли пропал, то ли уехал, бабка сама не своя стала. Скорее всего – головой подвинулась. Жадная стала, до ужаса. Даже себе ничего не покупает, ходит в старье, ест – что по-дешевле. В основном супчики из потрохов себе варит. Хотя и пенсия у нее приличная, и сметаной на базаре торгует… Слава задумался и разлил по стаканам оставшуюся в бутылке водку. – Так может она экономит, собирает деньги?– Витек быстро выпил, и засунул в рот вареный кусок рыбы. – Мы в прошлом году газ проводили, у нас семь тысяч для подключения не хватало, Танюха попросила у нее. Бабка вся затряслась, нет у меня, и все тут. Потом, наутро, принесла деньги. А саму всю колбасит от жадности, ручки так и трясутся.¬ – Да, Славок, не повезло тебе с тещей… – А помнишь, Витька, когда в конце девяностых дом Лукича в центре разбирали, нашли у него восемнадцать тысяч в подвале, еще советскими. Это было бы в восьмидесятые – целое состояние. А Лукич всю жизнь на велике проездил, и в одной фуфайке проходил. – Я в книге читал, Сталин тоже почти всю жизнь в одном френче проходил. – Дурак, я не про то. У старой карги, я думаю в заначке, не меньше полмиллиона заныкано. Это сорт людей такой. У них деньги лучше сгниют, чем родне помогут. – Так чего она, даже внукам ничего не покупает? – Ну, принесет раз в неделю внукам по шоколадке. А Светке – какие шоколадки? Восемнадцатый год пошел. У ней джинсы одни три тыщи стоят, да эти, как их там, бабутены… – Лабутены. – Да, лабутены. А Светке одеваться надо, она у меня в этом году в город, в медицинский будет поступать… – Славок, ну и к чему ты весь этот базар развел? – Теща уезжает в субботу к сестре, в Зареченск. А мы с тобой у нее дома ночью похозяйничаем. Я знаю, где у бабуси ¬– «бабуси» припрятаны. Витек вздохнул: – А не стремно родню-то грабить? – Витек, да я все и не буду брать, пускай себе копит старая склочница. Штук сто пятьдесят возьму, с долгами рассчитаться, да Светку в институт устроить. Со мной пойдешь ¬– и тебе доля упадет. – Лады, Славок, я в теме. – Вот и хорошо. Иди, возьми ведро в машине – и залей костер. Витя вернулся удрученный: – Как домой-то поедим, у тебя там лужа тосола под капотом. – Вот чертова таратайка, доведет она меня! Опять, наверное, помпа потекла. Этой ржавой «копейке» лет, почти как нам с тобой. Ты иди к Кузьмичу, он на Боярском ерике рыбачит, попроси, пусть он нас дотащит. Шустрый Витек убежал звать Кузьмича на помощь, а Слава подошел к своему старому, видавшему виду «жигуленку», и в сердцах пнул его по колесу… Зоя Андреевна подоила спозаранку корову, обмылась в душе, достала из шкафа свою парадную зеленую кофту и положила ее на кровать. Затем взяла большой фонарь, открыла люк в погреб, в веранде, под паласом, и полезла вниз . Погреб у нее был большой, под всем домом. Только вот завален всяким ненужным хламом. Бывший муж, Алексей Пантелеевич, раньше работал тридцать лет завхозом в школе, и натаскал всякое списанное и ненужное в школе имущество. На стеллажах лежали: старые журналы, мячи, физкультурные маты, волейбольные сетки. Один шкаф занимали химические колбы и пробирки, а в большом железном сундуке даже лежал гипсовый скелет, из кабинета биологии, который Зоя Андреевна почему-то прозвала « Гошей». На самом высоком шкафу стояла большая гипсовая голова Ильича. Он с лукавым прищуром всматривался в темноту подвала. « Надо все-таки как-то Славика попросить разобрать здесь, а то ногу поставить скоро будет некуда…» – подумала Зоя Андреевна. Алексей Пантелеевич, бывший муж, был на четыре года младше ее, однако тоже, далеко не мальчик, когда в шестьдесят лет уехал из деревни, с учительницей литературы, Галиной Сергеевной, худой и бледной мышкой. Верно говорят в народе, седина в бороду – бес в ребро. Она хорошо помнила тот день. Уже будучи давно на пенсии, ее неожиданно попросили поработать год в Лесхозе, за бухгалтера Валентину, которая вдруг ушла в декретный отпуск. К конторе подъехало желтое такси. Муж, в новом пальто, весь свежевыбритый, вызвал ее на улицу. – Ты, Андреевна, не обессудь, сердцу, оно ведь не прикажешь,– он опустил глаза,– и поддел начищенным до блеска ботинком грязный глиняный комок.– Мы с Галей все решили, уезжаем в Питер жить. Галина Сергеевна из машины быстро посмотрела на нее, и тут же отвернулась. – И давно ты с этой… Лохудрой. – Зоя, не нужно скандалить. Давай расстанемся интеллигентно. Зоя Андреевна сжала кулаки: – Ну и проваливайте, раз вы все решили, только чтоб духу вашего больше в хуторе не было! Она развернулась, и пошла в контору. Обернулась возле самой двери: – И не приезжай! Никогда! Вот так он и уехал. Только на Новый год и на День рождения звонил, спрашивал про Таньку, про внуков. А ведь тридцать два года прожили душа в душу. Казачка Зоя, звали ее на хуторе. А он – всегда был тихий, безропотный Леша. Все время за ее широкой бабьей спиной, как «бесплатное приложение», – так один раз пошутила Танюшка, да так прозвище к мужу и прилипло. Разлуку с мужем она пережила стойко, уйдя с головой в работу, да заботы с внуками. А еще себе Буренку прикупила, чтоб было всегда у внучат свежее молочко, да сметанка. В семью дочери особо старалась не встревать. Зять Слава оказался нормальным мужиком, малопьющим, не скандальным, но немного с ленцой. Раньше работал на заводе, вроде зарабатывал неплохо, потом лень ему стало, за пятьдесят километров каждый день ездить, пошел в местный Лесхоз. Но хозяйство три года назад развалилось, и Слава устроился водителем к местному фермеру Савельеву. А у фермера какой заработок – есть урожай, и прибыль будет, а нет – сиди на голом окладе. Зоя Андреевна аккуратно прошла по узкому проходу подвала, аккуратно миновав крысиные капканы, и подошла к железному сундуку. Приподняла крышку сундука, петли отчаянно скрипнули в тишине подвала. Из сундука, пустыми глазницами, на нее пялился скелет. « Ну что, Гоша, охраняешь?» Она запустила руку под старые журналы, и вытащила трехлитровую банку, закрытую полиэтиленовой крышкой. Банка была набита сверху до низа денежными купюрами: « пятисотенными» и «тысячными». Бабушка положила банку в сумку, вздохнула, и пошла назад, к лестнице. Зоя Андреевна наказала бабе Нюре, соседке, подоить корову вечером и с утра пораньше, и пошла к автобусной остановке. 2 Утром Слава пошел в сельпо за сигаретами. Рядом с магазином была старая, полуразрушенная колхозная столовая. Из проема окна валил дымок. Он подкрался, и схватил за ухо соседского мальчишку, рыжего Димку: – Тебе папка-то курить разрешил? – Ай-яй, пустите, дядя Слава, я так, попробовать решил,– Димка бросил окурок на бетонный пол, и быстро растоптал. Из двери магазина вышел Витек с батоном и бутылкой кефира. – Давай, Димка, быстро чеши отсюда. Мальчишка схватил велосипед, и быстро укатил. Витек задумчиво посмотрел ему вслед, и хитро подмигнул другу: – Ну что, операция « Ы» не отменяется? Слава оглянулся вокруг: – Ты поменьше языком трепи, болтун. В двадцать три тридцать – за старым клубом. – Слушай, Славян, у тебя же именины завтра. Отмечать-то будешь? – Витек, сорок лет – не отмечают. Но мы с тобой на дело сходим, и потом обязательно отдохнем. Витек махнул в сторону автобусной остановки: – Никак, Зоя Андреевна куда-то собралась? Старушка стояла на остановке прямая, как столб, в светлой косынке, в новой зеленой кофте, и с сумкой, вглядываясь на трассу, в ожидании автобуса. Слава кивнул другу головой, и пошел в магазин, у входа ему показалось, что со второго этажа столовой за ним кто-то наблюдает, будто промелькнула чья-то тень, он быстро обернулся, но никого не увидел… Всю неделю жена Танюха ходила как блаженная, улыбалась, и иногда посмеивалась. Один раз даже суп сильно пересолила. – Ты чего, Танюха, влюбилась, что ли? – подшутил Слава. – Эх, Славик, скоро моя мама тебе на День рождения такой подарок сделает… Слава вздрогнул. От тещи он давно не ожидал ничего хорошего. Он отодвинул тарелку с пересоленным супом, неожиданно нахлынули воспоминания. С Танюхой они учились в параллельных классах. Потом она в Михайловку, в колледж поступила, а он в Урюпинское училище. Через три года встретились на местном пляже, Слава ее и не узнал сначала: девка похорошела, постройнела, голубые глаза, русая коса до пояса… Славу будто молнией тогда ударило. Целый месяц бегал за ней, как привязанный: в кино ходили, на дискотеку. Однажды его в сторону отвела ее мама, Зоя Андреевна: « Парень ты, конечно, хороший, но не пара ты нашей Татьяне ¬– не ходи ты к ней, сынок…» Вскоре его в армию забрали, Татьяна даже на проводы не пришла. Хотя письма изредка писала. Потом друзья рассказывали, к ней ездил армянин Ашот, из Зареченска, на новой спортивной « Ауди». Мама Зоя была в восторге от молодого, обходительного и вежливого человека. « Слова от него грубого не услышишь, мамой меня называет», – хвастала тетя Зоя соседкам. Но гром раздался среди ясного неба. Как-то приехала в гости сестра Елизавета, из Зареченска, оказалась, что она жила в одном дворе, с красавцем-армянином. Ашот Погасян, как оказалось, был давно женатым, и счастливым отцом двоих маленьких детишек… В тот вечер, « Ауди» Ашота, набрала невероятную скорость по проселочной дороге, убегая от разъяренной тети Зои. Очевидцы видели даже торчащий сзади, в двери багажника, топор, загнанный по самое деревянное топорище. Казачка Зоя была крута на расправу. После этого случая она махнула рукой, и сказала, что выдаст дочь – за последнего деревенского алкаша. Но вскоре из армии вернулся Слава, и через полгода они с Татьяной поженились. На свадьбе теща крепко обнимала зятя, и называла его « первый парень на деревне» Вспомнился Славе и еще один случай, который произошел лет восемь назад. Он тогда уволился с завода, устроился в местный Лесхоз, на заготовку дров. Вскоре, мужики выбрали его бригадиром. Однажды, решили они «подшабашить», прихватили заброшенную делянку, быстро попилили, и сдали «налево» десять тракторных прицепов дров. В выходные он собирался с женой в город за покупками. Слава уже одел новую куртку, когда к дому подъехал «Уаз», оттуда вышел лесник Васильевич, пожилой участковый Голубев и теща Зоя Андреевна. – Слава, вы что, охренели,– завелся Васильевич,– на той заимке – редкая порода дуба росла, а вы скоты, все попилили. Как я теперь отчитываться перед «Природоохраной» буду? – В понедельник, со всей со своей бандой – напишите объяснительные, а то дело в район передам,– участковый Голубев сурово насупил брови. Слава посмотрел на Зою Андреевну, как будто ища в ней поддержку. Но теща была сурова и холодна, как снежная королева: – Все деньги за продажу древесины – сдадите в Лесхозовскую бухгалтерию, под расписку. А не то, милый зятек, поедешь дрова валить далеко, в тайгу… И вся троица, хлопнув дверьми « Уаза» укатила, подняв столб придорожной пыли. – Сла-ав,– вышла из дома жена,– а чего они приезжали-то? – Да так, по работе. – Так мы поедим за новым теликом или нет? – Или нет. К маме твоей будем ходить телик смотреть…– Слава махнул рукой, и пошел в дом переодеваться . За последние годы теща немного осунулась, похудела, только голос у нее был такой же властный, с металлическими нотками. А характер стал более черствый, тяжелый. Слава больше не ждал от нее ничего хорошего. 3 – Ты куда собрался на ночь глядя? – Татьяна с удивлением смотрела на мужа, копающегося в старом шкафу, в веранде. – Тань, ты не видела мои кожаные перчатки? – Слава, ты что, банк собрался грабить? – Да на рыбалку с Витьком собрались, ночью сеточки поставить. Да заодно с бредишком раков поймать, а они знаешь, как клешнями руки режут… – Тебе что, со своим дружком малохольным, дня что ли мало? – Татьяна, не шуми, днем сейчас рыбнадзор ездит. Еще штрафов нам не хватало для полного счастья… Он наконец нашел перчатки, и быстро их засунул в карманы джинсов, достал сотовый и посмотрел на часы: 22:55. Дом тещи, большой, деревянный, с красивыми резными ставнями, находился возле заброшенного клуба. Друзья встретились в условленном месте, и молча, пошли вдоль забора к дому. Из-за угла клуба неожиданно вышел человек, он тихо, стараясь не попадаться на глаза, пошел за ними, стараясь держаться в темноте. Во дворе тявкнула собака. « Тише, Тузик, свои…» Слава подошел, погладил пса, затем снял с него ошейник: « Давай, побегай…» Радостный пес выбежал за калитку, и побежал в сторону соседского сада. Они быстро выкрутили проушины, державшие старый амбарный замок, и проникли в дом. – Деньги она в подвале держит,– прошептал Слава,– я сколько раз видел, как с базара придет – сразу в подвал. Друзья откинули тяжелый люк, и спустились вниз, по деревянной лестнице, одновременно включив маленькие фонарики. – Ну и хлама здесь, – удивился Витя. – Давай, пройдем по шкафам, по стеллажам, ты слева, я справа… Витя прошел, проверяя два шкафа, забитые всяким старьем: старыми газетами и журналами, посудой и тряпьем, и вдруг заметил за нишей, под стеллажами с закруткой, большой железный ящик. Он аккуратно выдвинул его, и приоткрыл крышку: прямо на него из глубины ящика смотрел пустыми глазницами череп. Сердце быстро запрыгало в груди, Витя бросился прочь, и наступил ногой на крысиный капкан, который тут же захлопнулся. Ногу сжало, будто в тисках, Витя истошно заорал, и кинулся прочь, к выходу из проклятого подвала, но на ходу, он прямо головой – врезался в стеллаж, со стеклянными колбами и пустыми банками, и упал прямо в него, проваливаясь головой в нишу, и с верхних полок, как серебряный град, продолжали падать и биться пустые колбы, Витя закрыл голову руками и застонал. Слава, услышав крики друга, бросился к нему на помощь, но запутался, в свернутых на полу физкультурных матах, сверху на него упала волейбольная сетка, и опутала его всего с ног до головы. Фонарик упал на пол. Слава скользил в темноте, пытаясь выпутаться, как бабочка в паутине, пока не ударился спиной о какой-то шкаф. Прямо на голову ему свалилось что-то очень тяжелое. У него перед глазами запрыгали тысячи радужных шаров, а потом он провалился в темноту, склонив голову на бетонный пол. Рядом с его головой лежала большая гипсовая голова Ильича, смотревшая на него с хитрым прищуром. В это время на лестнице в подвал показались ноги, в начищенных до блеска туфлях, и в милицейских брюках. Человек медленно спустился, накинул на Витю брезентовый полог, и пристегнул его руку пластиковыми наручниками за арматуру, торчащую из бетонной опоры. Затем он подошел к Славе, ощупал его пульс, и также пристегнул его к забетонированной трубе-стойке. Осмотревшись, человек медленно вылез из повала, закрыл люк, вставил в проушины висячий замок, а ключ положил на стол. Отряхнувшись, он медленно вышел из дома. Славе снился сон, будто он спал на ромашковом летнем лугу, ветер трепал его волосы, а жена Татьяна лежала рядом, и целовала его, но только как-то странно, как будто она пыталась вдуть в него воздух. Слава открыл глаза, и увидел, как над ним склонился Витя, и прильнул сухими потрескавшимися губами к его губам. – Уйди, придурок! – Слава быстро оттолкнул друга. – Бля… Хорошо ты очнулся, я уже искусственное дыхание хотел делать. Слава попытался встать. Голову сковало, будто железным обручем, он потрогал рукой, голова была в крови, а прямо на макушке выросла огромная шишка, будто рог. Правая рука была пристегнута наручником к трубе. – Отстегни меня, проклятый извращенец! – Не ори, кто-то и меня пристегнул,– Витя показал в руке разрезанные пластиковые наручники. Слава только сейчас заметил, что волосы и лицо у друга были в крови. – Я осколком стекла разрезал наручники,– он быстро вытащил осколок и разрезал наручник, держащий Славину руку.– Здесь, в подвале, кто-то третий. Нужно выбираться отсюда, брат. Он приподнял друга, и указал пальцем на железный ящик: – А в ящике скелет лежит, не иначе бывший муж старой ведьмы. – Дурак ты Витя, это скелет из кабинета биологии. Виктор облегченно вздохнул. – Все равно, нужно быстрей выбираться отсюда… Но люк погреба был закрыт снаружи. Витя застонал от досады. Слава присел на бетонный пол и обхватил руками лицо. Ему было больно, страшно, и стыдно. Как тогда, когда он в шесть лет потерял портки на реке, и возвращался в хутор без штанов… Слава всхлипнул. Зое Андреевне не спалось в душной городской квартире сестры Елизаветы. Она тихо встала, и пошла на балкон. – Зойка, ты чего так рано, пять часов только… – Это вы, городские привыкли пузо греть до обеда. А у нас надо буренку подоить, курочкам дать. – Курочкам дать,¬– передразнила Елизавета,– лучше бы ты в молодости мужу чаще давала, может и не сбежал бы он с той училкой… Зоя Андреевна заскрежетала зубами. – Зойка, ты наверное, из-за покупки переживаешь? Все нормально будет. Васька к девяти часам придет, вместе с ним и сходите в автосалон. Елизавета Макаровна медленно поднялась, такая же плотная, сбитая (одна порода): – А пока пойдем, сестра, чай пить, расскажешь мне о деревенском житье-бытье… Неожиданно люк погреба приоткрылся. Сверху забрезжил солнечный свет, и друзья поняли, что на улице уже рассветает. Они быстро спрятались за бетонную колонну. – Ну, Зойка, зараза,– услышали они голос тещиной соседки, бабы Нюры, она спустилась по лестнице, и посмотрела в глубину подвала, – Твою ж мать, ну и завал! Придется за ведром домой идтить, корова у ней орет-разрывается, а она по гостям вздумала ездить, зараза, да еще все ведра попрятала... Баба Нюра поднялась, захлопнула люк погреба, но замок одевать не стала. Друзья тихо выбрались из погреба, и через огороды, держась друг за дружку пошли к старому клубу. « Чудом ушли»,–стонал Витек, стараясь не наступать на правую синюю и распухшую ступню. Из-за угла резко выехала « Нива»: – Стой, стрелять буду!– крикнули из машины. Витя упал на асфальт, закрыв голову руками, Слава стоял, растерянно моргая глазами. Из машины выскочил улыбающийся Кузьмич: – Да что с вами, хлопцы?– он растерянно посмотрел на односельчан,– Ого! Да вам в больничку надо! Кузьмич посадил друзей в машину, и они поехали в сторону районной больницы. Зоя Андреевна и ее племянник Василий почти целый час ходили по автосалону « Лада-центр» – Тетя Зоя, на рынке можно за эти деньги – иномарку хорошую, но немного поддержанную купить. – Нет, Васятка, мы с Татьяной новую машину решили покупать. Перед ними вырос высокий лысый парень в костюме: – Добрый день, меня зовут менеджер Юрий. Могу я вам чем-нибудь помочь? – Зятю, Славочке, машину хочу новую, на День рождения… – А что вас интересует? Хэтчбек? Седан? Зоя Андреевна поморщилась: – Васятка, ты объясни этому Гулливеру, я его вообще не понимаю… Вперед вышел племянник: – У тети Зои рублей четыреста, на эту сумму можно что-то подобрать? – Лада Гранта, базовая комплектация, триста восемьдесят тысяч,– он кивнул на автомобиль. Баба Зоя села в салон на мягкое кресло, вдохнула запах нового салона их кожзаменителя: – Берем! Где касса? – У вас наличные или карточка? Зоя Андреевна достала из сумки трехлитровую банку с купюрами: – Считай сынок, здесь должно хватить… Через час они с племянником выехали из автосалона. Василий улыбался, вспоминая, выражение лица молодой, смазливой кассирши, когда перед ней поставили банку с деньгами. Зоя Андреевна вспоминала разговор с дочкой неделю назад. – Я вот, Танюшка, хочу помочь вам, поднакопила немного. Хотите пристройку к дому сделайте, или машину купите. – Ой, мама, да ты что? Слава так мечтает о новой машине, старая – постоянно ломается, он ее все время ремонтирует. А Светка поступит – надо ей харчи в общагу возить, да и вообще, хорошая машина семье нужна… Давай, мам, правда подарок ему на сорок лет сделаем… Зоя Андреевна кивнула: – Хорошо, Танюшка, я в субботу в город съезжу, заодно Елизавету проведаю. Будет Славочке новая машина. В полдень они повернули по дороге к хутору. У самого въезда, на развилке, стоял странный человек. Неопределенного возраста, в старой милицейской форме и в большой генеральской фуражке. – А это что еще за тело? – спросил Василий. – Да это дурачок местный, Толик. Нацепил милицейскую форму и ходит алкашей стращает, да пацанят маленьких, чтоб не хулиганили. Когда они проезжали «липового» милиционера, он вытянулся в струнку, и отдал честь. – Участковый даже в шутку зовет его помощником шерифа, а недавно подарил ему несколько пластиковых наручников, чтобы преступников пристегивал. Да ты куда поехал, Василий, забыл, где Танюха живет? – Тетя Зоя, забыл, уже семь лет у вас в хуторе не был… – Вон же ее дом, с зелеными воротами. Они подъехали и остановились у калитки. Из дома вышла бледная Татьяна. Зоя Андреевна встревоженно подбежала к ней: – Что случилось, Таня? – Слава с Витей с рыбалки под утро возвращались, какой-то придурок городской на «Джипе» их сбил и уехал. Хорошо, Кузьмич ехал утром на рыбалку, подобрал их, в райбольницу отвез. – Ой, Господи, ну как Слава-то? – Да ничего, привезли его полчаса назад, вроде легкое сотрясение мозга. А Витьку в больнице оставили, у него восемь швов на голове наложили, и трещина на ступне. Татьяна только сейчас заметила новую машину, и сидящего за рулем двоюродного брата Ваську. Она быстро всплеснула руками: – Пойду Славку позову, пока не уснул! Слава лежал на кровати с перевязанной головой, недавно он принял обезболивающее, и стараясь уснуть, разглядывал на потолке маленькое желтое пятно. В комнату, как вихрь, ворвалась жена: – Слава, вставай, там моя мама тебе подарок приготовила! Слава затрясся, и сжал рукой железную спинку кровати. – Иди, иди, она ждет тебя…. Слава поднялся, и на негнущихся ногах поплелся на улицу. Во дворе стояла улыбающаяся теща, и Татьянин двоюродный брат, Василий. Возле калитки стояла новая машина. – Ну, зятек, принимай подарок! Слава недоверчиво посмотрел на тещу, на Василия, потом на жену. Татьяна улыбнулась, и коротко кивнула. Он подошел и обнял Зою Андреевну: – Я в вас мама, никогда не сомневался…Спасибо вам…– по его небритой щеке скользнула скупая мужская слеза. Зоя Андреевна тоже всплакнула, оттого, что зять впервые, после свадьбы, назвал ее мамой. Они так и пошли, обнявшись, в летнюю кухню, где на столе закипал пузатый, медный самовар, зазывая гостей к чаю…