Однажды он проснулся, и понял, что все не так как прежде. Мир изменился или он сам стал другим. Он перестал ощущать сладкий привкус жизни. Притупились чувства и желания. Краски дней стали размытыми, серыми. На улицах – люди-манекены с пустыми глазами, раскрашенные куклы кружатся вечерами стайками возле кабаков. С друзьями – пустые разговоры о бабле, телках и новых тачках. Каждый новый день – точное отражение вчерашнего дня. Заморские деликатесы и дорогие вина уже не приносили удовольствия, пища стала пресной, без ощущения вкуса. Даже молодая любовница-студентка Настя – не приносила сладости своим упругим телом и нежными ласками в постели. Сергей понял, что он просто пресытился жизнью. В свои сорок пять еще совсем не старый, подтянутый, он много повидал лишений и испытаний. Повоевал, потом учеба, бизнес. Сумел выкарабкаться, подняться на вершину пищевой цепочки. Считал себя хищником, альфа-самцом. Его не раз подставляли, предавали, но и самому приходилось перешагивать через совесть, ломать человеческие судьбы, действовать порой не самыми законными методами. В своем городе он имел определенный авторитет. У него была сеть строительных магазинов. Влиятельные друзья в префектуре, связи в суде. Он жил один в центре, в трехкомнатной квартире с евроремонтом. Жена, не выдержав его постоянных ночных похождений, забрала восьмилетнего сына Андрейку и укатила в свой Воронеж год назад. За его пятиэтажкой был старый парк, который упирался в небольшой холмик, вверх вела мощенная дорожка из старой брусчатки. Недавно на возвышенности холма возвели новый Православный храм, отсвечивающий на всю округу своими золотыми куполами. Сергей не считал себя религиозным, он был крещенный, но лет с двадцати не был в церкви. Но однажды он пошел в храм, постоял. Там проходила служба. И как-то легче ему стало под высокими сводами храма, перед иконостасом, светлее будто стало на душе. Он приходил потом не раз, беседовал с батюшкой Олегом. – Батюшка, что со мной? Живу в достатке, стараюсь по совести. А жизнь все кажется серой, блеклой. Как выпью – всех готов обнять, а как протрезвею – в каждом сволочь вижу. Единственная отрада – сынишка мой, Андрейка. Родничок мой единственный, и то вдалеке живет, с матерью. – Потерял ты веру в людей, осунулся душой ты сынок,- седой отец Олег смотрел на Сергея своими чистыми голубыми глазами,- а в Писании ведь сказано: « Возлюби ближнего твоего, как самого себя…» Отыщи в душе свет, стремление к помощи, самопожертвованию. – Отец Олег, так я ведь и так в стороне не стою. Детишкам во дворе площадку за свой счет построил, ветеранам на памятник пожертвовал. – Это все хорошо, сын мой. Но задай себе вопрос, не тешил ли ты свою гордыню, тщеславие этими добрыми поступками? Делал ли все от доброго сердца, а не для отчетности? Помогай, но помогай бескорыстно, не требуя и не прося ничего взамен, вот тогда и очистится твоя душа от скверны… Задумался над словами батюшки Сергей, присел по дороге из храма на скамейку. Залюбовался небом, как ветер гонит по небу белые облака, придавая им причудливые формы. Он в детстве тоже так мог часами рассматривать облака, растворяясь в детских фантазиях и грезах. «Да, денек сегодня погожий» - вдруг услышал Сергей со скамейки напротив. Там сидел старик, с печальными, потухшими глазами, весь какой-то высохший, бесцветный, в застиранной рубашке. Сергею даже показалось, что старик с глубокого похмелья, и наверное, будет просить на «лекарство». – Что, дедуль, неудачный денек выдался? – Не денек неудачный, а жизнь, а вернее – ее закат,- глухо ответил старик. « Алкоголик-философ» - промелькнуло в голове у Сергея. – Я-то пожил, мне семьдесят три. Внука вот жалко, и он махнул в сторону фонтана, где на инвалидном кресле - коляске сидел юноша. – А что с парнем?- заинтересовался Сергей. – Он у нас на Кавказе служил, за месяц до дембеля их машину подорвали. Ногу собрали, а осколки в позвоночнике не смогли вытащить. Сейчас такие операции делают, даже у нас в Москве, но стоит почти два миллиона. – А как же военкомат, Министерство обороны? – На дембель дали медаль, и тридцать тысяч от военкомата принесли,- старик смахнул слезу со щеки,- отца у него нет, мать санитарка в больнице. Живем все в одной квартире. Да и продадим квартиру, только половину наберем. Эх, ладно. – Странно,- пробурчал Сергей,- у нас на Кавказе вроде все спокойно. Старик молча вздохнул, привстал и хромая, пошагал к внуку. – Старик, как зовут-то солдата? – Антошка Новосельцев. Когда старик, весь ссутулившись, вел кресло-коляску с внуком мимо Сергея, он посмотрел на юношу. Совсем мальчишка: с короткой челочкой и заостренным носом, и только глаза были тоскливые, печальные, как у старика. Ночью Сергею не спалось, он не стал звонить своей молодой любовнице. Он лежал и думал о парне в парке. За что он отдал свою молодость и здоровье на чужбине? Почему? Где справедливость? Такие пацаны должны жить, любить, радоваться молодости, а не сидеть в инвалидном кресле… Утром он заехал в свой офис, затем в банк. Позвонила Настя: – Сержик, ты куда пропал? Слушай, мы же в Венецию через Москву полетим? А там такой бутик есть… – Настя, мы никуда не полетим,- перебил ее Сергей,- и с новой машиной для тебя пока не получится… Сергей услышал в трубке короткие гудки. Он приехал в военкомат, и зашел прямиком к полковнику Степанову, лет пять назад они пересекались на совместном пикнике. Краснолицый Степанов только развел руки в стороны, когда услышал об Антоне Новосельцеве. – Рады бы помочь, но ничем, никак…- забормотал полковник. Сергей молча вытащил из пиджака аккуратно перевязанные новенькие купюры из банка и положил на стол… Через неделю он шел в храм, и встретил старика, тот улыбался, светился от счастья, как будто даже помолодел: – Вы не представляете, нашлись деньги для нашего Антошки, сам полковник Степанов принес, вот говорит, не забывает страна своих героев. Он сейчас в Москве, с матерью, вчера звонил. Доктор сказал не только ходить – бегать будет,- и старик, похлопав Сергея по плечу, улыбнулся. Сергею показалось, что вокруг все как-то сразу переменилось, заиграло новыми красками, стало светлее, легче. Новые ощущения, эмоции. Как будто Господь своей дланью прикоснулся на миг к Сергею, очистил его душу, и заиграла она как в детстве – прозрачными невидимыми струнами, зажурчала чистой родниковой водой, заискрилась, как радуга после весеннего короткого дождя. – Спаси Христос,- сказал Сергей и пошел вверх, к храму…