продолжение преследует -цитаты из романа- -В тебе смесь Дон Кихота и Бога,- сказал я ему однажды. В тот момент он был польщен, но на следующий день пришел ко мне рано утром и заявил: - Про Дон Кихота мне не понравилось. Эмиль Чоран " Признания и проклятия" Открыл глаза и стал сторожить мысль, которая этим утром пробудила его ото сна. Он хорошо помнил, что это была уютная, надежно обжитая им во сне мысль, которую он до поры до времени прятал не столько ото всех, сколько от себя самого. Для того чтобы надежно скрывать мысль, он и сам надежно маскировался среди тех, кто умело читал мысли по глазам, и потому каким-то немыслимым образом приучился жить с закрытыми глазами мертвеца. Но настало время легализоваться, даже если впереди ожидало Ничто. Но мысль не шла и даже не стремилась наружу, она застряла где-то на полпути, цепко удерживаясь в сновидении, на краю которого он её терпеливо поджидал. Мысль как будто навсегда осталась там, где ей было уютно и раздольно, потому что именно там она ощущала себя главной, справедливой и продуктивной. А вместо важной мысли в голове теснились невесть откуда прорвавшиеся второстепенные слова, которые изобилием повторов разрушали её стержень. Эти слова всегда существовали в координатах его знаний как избранные цитаты из чужих размышлений. Цитат этих он знал великое множество, но в первую минуту пробуждения ему было не до них. Здесь и сейчас было очень важно полностью от первой до последней буковки, а также звуков продумать себя самого своими словами, лишь после этого он сможет проснуться, встать на ноги и начать новый день творения. Но чужое душило, парализуя волю осмысленного до безгоризонтальных краёв, мешая выйти наружу родному и очень важному, спотыкаясь о слово "который". И тут он ни с того ни с сего вспомнил, как вполне способный к сочинительству Илья Ильич Обломов бросил создавать послание, когда запутался, дважды повторив слово "который" в одном предложении, и, не справившись с этой трудностью русской письменной речи, решил ничего не писать далее. Впрочем, все-таки он писал и после этой неудачи, но неловкость от неуклюжего "который" преследовала его. Ох, если бы Лев Николаевич Толстой был человеком по- настоящему самокритичным, то, прочитав историю Обломова, принял бы его терзания близко к сердцу и мировая литература лишилась бы классика, ведь у него из непроходимых "которых" городился просто частокол лингвистический. Впрочем, равняться на Толстого пишущему человеку смешно, потому что, равняясь на кого-то из значительных, можно их только неуклюже пересказывать и перепевать. Быть вторым Есениным, Пушкиным или Толстым не только постыдно, но и унизительно для сочинителя, поскольку вторичность предполагает прямую дорогу в Ничто, где нет знаний даже о Боге. Ведь уже сказано до нас: "Не существует религии там, где нет разума", а там, где действует человек, всегда "высшее служение Богу есть приобретение знания". Поэтому Бог всегда требует не веры, а знания. Равняться разумно на слово не земное, а небесное, - пришел он к неожиданному для себя выводу, - надо всецело равняться на божественный глагол Иисуса Христа, но не как носителя веры христианской, а как поэта, литературные достижения которого дошли до нас, к сожалению, только в виде пересказов его учеников. А если даже пересказы столь значительны и велики, то что в первоисточнике, которого мы так и не узнаем? Вот истинный образец для подражания. Слова этого он в повседневной жизни избегал, но на этот раз не смог найти ему адекватную замену и остановился на нем - подражать так подражать. Бог создал мир целым, единым и неделимым, а потом, как какой-то человек разумный, разрушил его мелочами. И от этой мысли становилось невыносимо больно. Но сильнее всего пугало, что его современная жизнь всё больше и больше протекала на грани художественного вымысла. Человеческая биомасса стремилась быть похожей на героев из кино. Люди так же одевались, они говорили о том же, они вычитывали из книг свои мысли, они внимательно рассматривали себе подобных по телевиденью и мгновенно распространяли себя по Интернету. Если еще сто лет тому назад люди в вымышленном мире искусства отличались от реальных, то сегодня реальность стала абсолютно тождественна художественному вымыслу. На днях он разговаривал с современником, который стал чаще задумываться о своем будущем, которое (ну никуда от этого слова не деться!) наваливается на него тяжелыми проблемами забот о родственниках. И он поставил перед собой простой вопрос: а оно мне нужно? И сам себе вполне разумно отвечал - нет! Но проблемы наступали, заставляли думать о них, и от них он впадал в печаль отчаяния. А я сказал тогда себе и людям, что в нашем возрасте, когда идет шестой десяток, главные события жизни уже состоялись, а всё остальное - по/ж/дёнка. К чему это? Великие дела, если они были, уже прошли, ничего значительного уже быть не может. Разве что напишется парочка - другая добротных строчек и отыщется для них в интернетмесиве еще один читатель, что обеспечит пару радостных минут. А в принципе каждый должен быть уже готовым и других приучать к мысли, что разумно пройти по жизни незамеченным, как учат китайские мудрецы и как живут миллионы русских людей, даже не ведая об этой мудрости Востока. Впрочем, он твердо знал: у него было нетворческое воображение. Оно никогда не собиралось в единое целое, а распадалось на детали, способные сконцентрироваться только на точке, за которой начиналось Ничто. То самое Ничто, где даже Бог не может прижиться под пристальными взглядами тех, кто боится заглянуть за точку. Это как неспособность большинства людей к любви: не умея предаваться ей, они охотно проговаривают вслух и продумывают её мысленно. Это их удел слов и мыслей о любви, о которой на самом деле они не имеют никакого представления. Большинство людей плохо ориентируется внутри себя. Отсюда и все проблемы душевного дискомфорта, который развивается от отсутствия подлинных и важных мыслей. Но это было совсем не то, - вдруг спохватился он. Мысль, родившаяся ночью, оставалась равнодушной к его терзаниям и самостоятельно не покидала расположение сна. А он не мог ее вывести из лабиринта подсознания наружу, чтобы тщательно продумать в реальности и с её помощью завестись с полуоборота, начав нанизывать в уме свои слова, которые разгонят чужие, затасканные от частого употребления, отвлекая от главного. Так, с цитатами в голове, он провёл в постели час , другой, весь день, пока не уснул ближе к ночи, без конца повторяя банальную фразу, что вначале было слово, и это слово - Бог дезинформации. Он не мог вспомнить, откуда это к нему пришло, из какой книги, но догадывался, что из очень старой, раз даже название ее затерялось в череде его нескончаемых снов. Он хорошо помнил то время, когда Книги перестали быть событиями. Их накопилось так много, что они уже воспринимались однообразным непрочитанным потоком отпечатанного материала, как те же продукты питания, которых стало великое множество. Поэтому новые книги никого уже не перепахивали, мысли и образы были рядовыми и больше похожими на цитаты и перепевы из той же Книги книг. Это было время, когда перемывать косточки Богу стало любимым занятием человечества. Высказываемая публично мысль о том, что религия - это бизнес, который к Богу не имеет никакого отношения, стала общим местом. Человечество этим бизнесом занималось всю отведенную ему сознательную историю, свободную от трудов праведных. А поскольку такое время у всего человечества было ограничено, то это поручили специально обученным людям. Их звали, по старинной традиции, то Сократом, то Ницше, в зависимости от того, чьи цитаты в историческом обиходе превалировали в системе координат знаний человечества. Кто хочет блага для всех, вынужден совершать зло против каждого - внушили людям эти мыслители, и им поддакивал Гете. Но при этом не забывали мысленно добавлять: что бы ни случилось на земле, в райских кущах по- прежнему будут радовать праведников, а в аду - мучить грешников. Значит, и человек бессилен без Бога и Господь без человека ничто?! Если вы разговариваете с небом, то это молитва. Если вам кажется, что небо разговаривает с вами, то это шизофрения. Трудно упомнить, кто так здраво рассудил, но точно известно, что некоторые поэты самонадеянно утверждают, это не они пишут стихи, а Господь Бог им их диктует. Бог диктует? « Я никому ничего не диктую. Человек, который возомнил себя поэтом, сам должен расслышать в себе слова Изначального. Иногда Я допускаю, что умершие поэты забавляются этим: нашептывают здравствующим рифмы. Особенно любят этим заниматься в России Пушкин и Есенин. И это у них неплохо получается. К тому же это их забавляет. Я не возражаю - поэты не высказались при жизни, значит, имеют право продолжать свой разговор устами других. Но многим поэтам никто ничего не диктует. Им бы стоило заткнуться». Откуда эта цитата? Неизвестно, но звучит она как слова Господа! Кому и когда он это говорил? Неизвестно. А человек в провинции все еще пишет. Пишет если не каждый день, то через день, а может, и через месяц, повторяется, возвращается, думает разное, а по сути вынашивает на бумаге одну и ту же мысль. В России, между прочим, так и можно - думать одну- единственную мысль- это всецело продуктивно. Вот и сейчас, лежа в постели, он повторял, что нужно вспомнить и думать одну важную мысль. Кто хотел творить благо, тот готовился совершать зло и воспитывал в себе волю к власти, волю к победе. Но в ХХ веке потребовалось новое проявление воли- воли к разочарованию. Разочарованию итогами чужих и особенно своих побед, а также достижений власти. Он знал, что должен думать именно эту одну- единственную мысль, ведь вторую он уже не в силах вытянуть. Да это и опасно - думать несколько мыслей кряду: мало того, что ты будешь заподозрен в неблагонадежности, тебя привлекут за перерасход собственных мыслей, и тогда тебе не хватит времени жизни, чтобы продумать её обстоятельно и довести до людей в виде уже готовой цитаты. Не случайно многие философы за сто пятьдесят лет усвоили только то, что Бог умер. Правда, тут же выяснилось, что Бог проснулся. Ведь то, что Ницше воспринял как смерть, оказалось всего- навсего продолжительным летаргическими сном, во время которого люди ощутили громадный дефицит Бога. Поэтому заново появились вопросы. Где Бог? Чем он занят? Как к нему записаться на прием? Это правильные вопросы, которые Бог слышит по сто миллионов раз каждый день. Но при этом те же люди возмущаются, что Бог ни к кому не приходит. Они не понимают, что Бог ни к кому не ходит и каждому нужно идти самому. Только по пути к нему можно убедиться, что Бог есть. Не случайно сильнее всех и больше всякого верит в Бога Дьявол. Поэтому и борется с ним всеми доступными ему средствами, искушая всех остальных тем, что призывает самоликвидироваться. Интереснее всего говорить не с Богом - он наше все, - а с Дьяволом: он всё наше Ничто. Если человек хотя бы только попытается корчить из себя Господа, то максимум, чего он способен достичь, - это разбудить в себе Дьявола. И уже не надо будет закладывать ему душу, он станет владеть душой бесплатно. Хотя есть люди, в которых и Бог и Дьявол уживаются одновременно. Порой людям бывает стыдно за свои слова, произнесенные вслух. Слова - пыль. На самом деле нужно стыдиться мыслей и помыслов в себе. Ведь слова, произнесенные вслух, мы всё же контролируем, а мысли в себе - никогда. Они мчатся, множатся, движутся по внутреннему пространству человека, превращаются в поступки, отвратительные поступки, и только тогда мы начинаем их стыдиться. Но поздно: стыдиться нужно мыслей. В себе и других. Вначале были мысли. Поэтому лежащий в постели облегченно подумал, что Наедине с Богом человек равен Всевышнему. Поодиночке оба бессильны. Вместе, пока живы, - все бессмертны. Но это уже известно было задолго до того, как кто-то попытался приписать себе авторство. Поэтому, не придумав ничего нового , ощутив себя лишь слабым пересказчиком чужого, он снова погрузился в сновидение, куда, как ему казалось, все еще являются свежие мысли. А в пустоте пустот Ничто, куда он попытался выбраться из сна, еще раз убедился - мысли не живут! (продолжение следует)