Предисловие В этом рассказе все события реальные, поэтому о какой нибудь художественной ценности не может быть и речи, хотя о ней, наверное, не может быть и речи вообще, что касается моих, с позволения сказать, «произведений». Просто хочется рассказать об одном случае, так как он во многом изменил мою жизнь. В тексте использована специальная лексика. Собака на Сене Как и многие советские дети, сразу после окончания школы я поступил в институт, и, в свои неполные семнадцать, оказался совершенно один в огромном городе. Мурашки бежали по коже от осознания того, что родительский контроль уже позади и я полностью отдан в свое собственное распоряжение. К тому времени с девочками мне приходилось только целоваться в подъезде и поэтому перспектива жизни в общежитии института физкультуры, переполненного изящными гимнастками, дородными пловчихами и крепконогими легкоатлетками, рождала в моей голове такие буйные фантазии, что казалось просто разорвусь от счастья и приливающей волнами в голову крови. Но в реальности всё оказалось не так то просто. Семнадцатилетний юноша это ещё пацан, и интерес к нему у, более зрелых в этом возрасте, девушек ограничивался веселым времяпрепровождением, что же касается «продолжения», то, чтобы чего то добиться надо было лезть из кожи, и как правило дорогу всегда «переходили» более взрослые старшекурсники или закаленные «послеармейцы». Несмотря на то, что все были спортсмены общага постоянно гудела. Самыми фестивальными были кафедры футбола и фигурного катания, и если в институте появлялся приказ об отчислении, то это, как правило, были именно эти студенты. Вообще расстановка сил была примерно следующая: пловцы бухали намного больше, но не буянили и поэтому не попадались, видать водная стихия и три тренировки в день успокаивали нервы, не оставляя сил на дебоширство. Борцы и боксеры, почти все без исключения, были задействованы в бандитских группировках, они постоянно где то пропадали, и чаще «выступали» в кабаках чем в родной общаге. Гламурные теннисистки всегда были украшением стола, но у них, как правило, были крутые «мэны», подъезжавшие прямо под общагу на собственных тачках, поэтому ловить там было нечего. Гимнастки-«художницы» постоянно сидели на диете, практически не пили, и «выписать» их на тусовку было очень непросто, в отличие от «спортивниц», с которыми обычно проблем не возникало. Динозаврообразные баскетболистки не отказывались, но за столом всегда выбирали придвинутую кровать и, прогибая своим гигантским тазом пружины уже не казались такими большими по сравнению с сидящими рядом на стуле миниатюрными прыгуньями в воду. Игровики и легкоатлеты, фехтовальщики и конницы, все кто угодно были перемешаны в одном нескончаемом фестивале с застольями в тесных студенческих комнатах и импровизированными дискотеками в подвальном зале для собраний. Короче было весело. И вот в один из таких вечеров подсел как то ко мне один незнакомый чувак. Это был штангист, небольшого роста краснолицый блондин с маленькими бесцветными глазками, непропорционально огромными как бочки ляжками и очень «озабоченный». Даже имя у него было соответствующее - Арсений, и даже невооруженным глазом можно было понять, что Арсению не «давали». Он сказал, что можно просто «Сеня» и наш разговор, как это обычно бывает с такими типами, плавно перешел на тёлок. Он пытался технично выяснить к какой из присутствующих можно подъехать, и есть ли «маза», иначе, мол, делать тут нехер, и вообще есть чистый вариант где «дают» без геморроя и всего за пятёрку. Честно признаюсь его предложение меня заинтересовало. Я был свежеиспеченный провинциал, воспитанный в пуританской семье, где отец - директор филармонии, давал на дому уроки пианино, а мать - актриса и театральный критик, занималась воспитанием юных театралов в местном кукольном театре. О разговорах про секс тогда и речи быть не могло, а единственной проституткой, которую мне доводилось видеть в своей жизни, была Маргарита Терехова в роли Леди Винтер в «Трех мушкетерах». В моем, подрихтованном алкоголем воображении, сразу выплыл этот образ, но было в нем что то дерзкое и недоступное, и мой возбужденный ум быстро нашел выход, трансформировав её в божественную Диану из «Собаки на сене». Та же Терехова, но уже не с копной, выкрашенных под сено, растрепанных волос и бешеным взглядом, а милая, ухоженная женщина, с геометрически правильной, замысловатой прической, и вздыхающая всей грудью, когда, подойдя сзади, ей что то пылко шепчет на ухо Боярский. Да! да! Именно такой я представлял себе истинную куртизанку - мягкую, теплую, уютно полулежащую на огромном, в викторианском стиле, диване, и курящую сигарету с длиннющим мундштуком. Сеня сказал, что это если скинемся, то на тачке будет недорого и мы поехали. В дороге я продолжал мечтать - «Вот она распускает пышные волосы, разводит руки и с характерным надрывом в голосе страстно призывает: «Так поди же ко мне!», и я припадаю к её груди и страстно целую бархатную кожу, а она, запрокинув голову, впивается пальцами в мои волосы и не сильно но властно прижимает к себе...» Приехали. Старая пятиэтажка с задрипанным подъездом и без лифта. Поднимаясь по лестнице, я почему то думал о том как неудобно по ней было нести огромный, в викторианском стиле, диван, и мысленно пытался вписать его в узкие повороты лестничных пролетов... «Вот она, оторвав меня от груди, но все ещё держа за волосы, долго смотрит мне в глаза, как бы подтверждая что она вся моя и она меня хочет, и делает это не из за денег, а потому что я такой классный. Её лицо так близко что глаза слегка косят...». ( Сейчас я понимаю почему легкое косоглазие у женщин считается сексуальным, хотя в сексе женщины обычно глаза закрывают или они у них блуждают, иногда пугая своим рыбьим отрешением). «Потом она меня долго целует в губы и, игриво оттолкнув поворачивается спиной, сбрасывает с себя что то белое и прозрачное, и обнаженная, приподымаясь на носочках, как ходят босиком все женщины чтобы ноги казались длиннее, плывет в спальню...» Мы остановились перед дверью, выкрашенной масляной краской в цвет, напоминающий смесь утиного помета с шоколадом, Сеня позвонил... «Дверь в спальню распахивается и она, как в замедленной съемке, медленно разворачиваясь в воздухе падает на огромную круглую кровать и, ухватив первую попавшуюся подушку, зажимает её бёдрами, одновременно закрывая скрещенными руками обнаженную грудь...», в голову лезет дурацкая мысль что эта круглая кровать уж точно не пройдет по лестничным перелетам, но я её отталкиваю и мне остаётся только... Дверь открыла какая то девочка и пропустила нас внутрь. Пройдя крошечную, метр на полтора, прихожую, мы вошли в небольшую комнату и уселись на небольшом топчанчике, прислоненном к грязной замызганной стене. Напротив стояла железная, похожая на армейскую койку, кровать и небольшой столик, все же остальное пространство комнаты было отгорожено какой то нелепой, сине-голубой с красными маками занавеской, висевшей на веревке, привязанной с одной стороны к ручке оконной форточки, а с другой, к криво забитому в стену гвоздю. Девочка уселась на кровать перед нами и я, ещё по инерции феерично улыбаясь, крутил головой, пытаясь понять где та, как в Бальзаковских «озорных рассказах», потайная дверь, через которую эта служанка сейчас проведет нас в хоромы любви. Но она молча сидела и настороженно смотрела на нас, косясь поочередно то на одного то на другого. И тут улыбка медленно стала сползать с моего лица. Я посмотрел ей в глаза и голова у меня онемела. Девочка, заметив перемену в моем лице стала машинально поправлять волосы и расправлять складки на дешевой синтетической блузке, пытаясь угадать что в ней не так. На вид ей было лет шестнадцать, худенькая и угловатая она была похожа на брошенную собаку с грустным, настороженным взглядом и скрытой надеждой что не обидят. Вдруг все окружающее пространство пронзил крик, происхождение которого в данной ситуации казалось инопланетным и мы все трое как по команде передернулись - кричал ребенок. «Собака» метнулась за занавеску и оттуда послышались шуршание и шепот, а Сеня с довольной рожей съехал из сидячего положения в полулежащее и, закатывая под веки свои выцветшие стёклышки, которые у него были вместо глаз, стал изображать как он «насаживает» на себя что то круглое и очень маленькое. Я представил себе эту несчастную «собаку» на Сене и где то в районе диафрагмы у меня открылся люк, через который все содержимое верхней части тела провалилось в нижнюю. Какой же я идиот! Меня пронзил стыд, от которого сразу взрослеешь, так как стыдно за свои наивные мальчишечьи фантазии, в одно мгновение превратившиеся в чертиков, корчащих тебе рожи, напоминая, что ты недоразвитый дебил, козел и полный мудак. Вот тебе и Терехова, вот тебе и «Собака на сене» , вот тебе и «собака» на Сене. Все крутилось в голове: и круглая кровать, и занавеска, и детский плач, а перед глазами стояла, с ребенком на руках, очень рано ошибившаяся девочка, жизнь которой уже навсегда сломана и, заранее приготовленная, пятерка в кармане давила таким страшным и невыносимым грузом, что хотелось орать. Я повернулся к Сене, он полулежал слева от меня и все ещё продолжал что то на себя «насаживать» своими короткопалыми конопатыми ручками, уже закрыв несуществующие глазки и вытянув губы трубочкой. Моя правая рука сама по себе метнулась и кулак, не имея возможности довернуться, пришелся ему в лицо в таком положении, в котором мы прикладываем его чтобы прокашляться. Кость большого пальца, попав ему в зубы хрустнула и я, отдернув руку застонал от боли. Сеня открыл глаза, оказывается они у него были, и как в фильме ужасов осклабился, обнажая, как бы обведенные по контуру красным фломастером, от наполняющей рот крови, маленькие желтые зубки. Последнее что я помню это разгибающуюся прямо мне в лицо гигантскую лягушачью ногу... Очнулся я от чего то мокрого и холодного не лице. Я лежал на том же топчанчике а возле меня сидела худенькая девочка и с материнской заботой мяла мою руку. «Сеня?»-пробормотал я. «Сеня ушел, и ты уходи! Пришли тут, устроили пьяную драку! Уходи!» - проговорила она строго, но когда наши взгляды встретились, я понял, что в действительности она не сердится, и не совсем уж ей так хочется меня прогонять. Видимо, она все поняла и, где то глубоко внутри была благодарна, что хоть кто нибудь её пожалел и не использовал как отхожее место. Опять заплакал ребенок, «собака» нырнула за занавеску, и я, воспользовавшись её отсутствием, положил на столик пятерку и ещё, оставшийся после такси трояк и ушел. Больше я её никогда не видел. Сеню на втором курсе исключили из института. Я никогда в жизни не пользовался услугами проституток.