Боже, как она его любила! Это была даже не просто любовь, а какая то дикая животная привязанность. Она любила в нем все: его силуэт на фоне яркого окна, когда он утром раздвигал шторы, его улыбчивое лицо, мягкие теплые руки, тембр его голоса, звук его шаркающих тапочек, то как он ест, читает газету, смотрит телевизор или спит, похрапывая или просто сопя. Она каким то нечеловеческим инстинктом ощущала каждое движение его души и, не только всегда искренне радовалась когда он был весел и грустила когда тень находила на его лицо, но улавливала ещё тысячу оттенков его настроения, хотя всегда оставляла это понимание при себе. Несмотря на то что она вот уже как пять лет живет с ним, каждое утро она переживала страшную муку расставания, когда он уходил на работу, а при возвращении всегда бросалась ему не шею и он смеясь крутил головой, не давая ей коснуться его губ. Когда его руки касались ее, она млела, и полностью отдавшись его ласкам, уходила в туманное забвение. Он любил её. Ее нельзя было не любить, мягкая и нежная, и вместе с тем красивая и эффектная она производила сильное впечатление, и когда они гуляли в своем любимом парке на нее оборачивались не только все мужчины, но даже женщины и дети, а когда они ходили в гости, почти все его друзья хотя бы раз пытались заигрывать с ней, но очень быстро ретировались, заметив её преданный взгляд и полное к ним равнодушие... Головные боли начались незаметно. Сначала она не обращала на них внимания, но потом ее словно било током и, хотя она старалась этого ему не показывать, он, заметив неладное, стал пристально вглядываться ей в глаза. У нее совсем пропал аппетит, а при долгой ходьбе она иногда теряла равновесие и , прислонившись к стене, подолгу, тяжело дыша, бессмысленными глазами смотрела в никуда. Но самым страшным и непонятным было когда вся комната вдруг переворачивалась и она, придя в себя, лежала уже в совсем другом месте, не понимая как она там оказалась. После визита к врачу в нем что то поменялось и он стал часто прятать глаза, а иногда смотрел на нее, спящую,как смотрят на ненужную куклу повзрослевшие девочки, не подозревая что она чувствует этот взгляд даже во сне... Это случилось в воскресенье. Была солнечная погода и он, достав из кладовки сумку для пикника, как то долго и рассеянно укладывал туда продукты, по нескольку раз перекладывая их из холодильника туда и обратно.Оставив машину у обочины, они пошли по знакомой тропинке к своей поляне в лесу, на которой за эти годы было съедено немало шашлыков, бутербродов, консервов и всякой разной вкуснятины, при мысли о которой теперь её тошнило, но она была готова с радостью попытаться съесть что нибудь, боясь только, по-предательски всплывающей рвоты, сдержать которую в последнее время было уже все труднее и труднее. Разложив продукты на пластиковой скатерке у края одеяла, на котором они обычно после еды засыпали в обнимку на часок другой, он вдруг стал хлопать себя по карманам и этот жест знали даже дворовые мальчишки, когда он, забыв ключи в замке зажигания, нёсся как хлопающая крыльями курица через весь двор к машине, проклиная свою забывчивость. Он побежал по тропинке в сторону автострады, но руки его как то странно неуклюже были прижаты к лицу и она, глядя ему вслед боялась чтобы он не упал или наткнулся на встречное дерево. Когда он скрылся из виду она снова прилегла, но тревожное предчувствие не давало покоя и она помногу раз приподымалась и смотрела на опустевшую тропинку... Солнце неумолимо очерчивало протоптанную дугу и, коснувшись верхушек деревьев стало надвигать на поляну, плавающие в такт ветру, дырявые тени. Он не возвращался. На открытых консервах сидели красивые перламутрово-зеленые мухи и жадно потирая передними лапками, быстро перелетали с края на край, и только, случайно упавший внутрь банки, рогатый жук, весь облепленный тягучей жидкостью, яростно карабкался по блестящей поверхности, не имея уже никаких шансов на выживание. Она вдруг очнулась и побежала. Потом она не помнила как добежала до дороги, как неистово металась по обочине, где раньше была припаркована их машина, как с удивленным взглядом сворачивали шею водители грузовиков, одновременно прикладывая к уху мобильные телефоны, как наконец остановился какой то необычный фургончик с решетками на окнах... Она лежала с открытыми глазами, но ещё, не придя в себя, ощущала только какие то новые, совершенно незнакомые запахи. Как из тумана к ней приблизилось круглое белое лицо и что то кольнуло в ногу. От укола сознание стало проясняться - вокруг было много таких как она: одни спали, другие замерев сидели на одном месте, а некоторые тупо ходили по кругу или из угла в угол. Его не было нигде, и она, найдя взором дверь, стала ждать, что вот она откроется и он войдет и заберет её отсюда. Шли дни,он не приходил, а ей становилось всё хуже и хуже. Белое лицо стало появляться все чаще, и однажды оно вдруг обрело выражение, и она, впервые заглянув в эти чужие глаза, сразу поняла что этот укол будет последним в ее жизни. Усыпая она видела его - вот он подымает ее на руки, ласково гладит и чешет за ушком, а вот она лижет ему нос и небритые колючие щеки, вот он кормит ее с руки и запах еды смешивается с запахом его ладони... А в это время он был уже с другой – она, поджав хвост, пушистым комочком лежала на соседнем сидении и ее маленькие прозрачные глазки изучающе смотрели на лицо человека, которому потом будет самоотверженно отдана вся ее короткая жизнь.