Москва. Уж очень дорогая и родная по телевизору, газетам и книжкам, но такая далёкая и чужая при самой близкой встрече. Все вроде бы мы, граждане России, из одной семьи, но такие разные. Я вот даже детишек дошкольного возраста сравниваю, из Москвы и других городов… - в большинстве случаев, словно между ними канаву прорыли. Они даже разговаривают по-другому, не на равных. Да-да, на одном будто бы языке, но из разных, находящихся на отдельных материках стран. А почему? Оборудованные по последнему слову техники сады, школы, высокие зарплаты воспитателей, учителей, родителей, непревзойдённый для села уровень медицины и многое другое, в чём так нуждается века вечные остальная большущая часть России-матушки. Отсюда - выработанный на основе особого благополучного воспитания будущего поколения интеллект, завидно отличающийся от несколько другого уровня сознания остальной массы людей, необразованность в большей части которых с удовольствием и великим нетерпением любят смаковать по московским телеканалам, устраивая беспримерное шоу. Вот, собственно, и весь ответ на этот дурацкий, по мнению тех же москвичей, вопрос. Хотя, что я, словно консерватор совдеповский, очень дико переживаю? Наверное, так и должно по жизни людской быть, коль не очень далеко ушли от животного мира, с единственной разницей – осознавая всю мерзость своего сосуществования, смакуя порой безнравственность, равнодушие, подлость, которые сами же и породили. Всем известно, и тому, кто орёт без особой пользы типа меня, и тому, кто молчит от безысходности - три великие пропасти образовались за последние два десятка лет. Меж маленькой кучкой богатеев, нагло и беспардонно влезших в этот манящий богатый, но безнравственный мир, и остальной большой народной массой. Затем эту большую массу разделяет другая пропасть, оставляя на одном берегу наших «любимых» чиновников. И, наконец, государство в государстве образовавшееся.

Ой, опять Вову понесло, ну их к чёрту! Просто иду, шагаю по Москве и делюсь своими мыслями искренними, впечатлениями честными от наплыва душевного… впитывая и медленно нейронами мозговыми пережёвывая, что на глаза городские попадается и в очи деревенские представляется.

Москва, сентябрь 2016-го года. Нет, это уже не помойка, смердящая ужасно злосчастных девяностых, когда грязь пинал я по мостовой, разглядывая удивительно потухшим грустным взглядом гастролёров всех мастей из разных волостей. Нет, не певцов с артистами, хотя и их было не мало, любыми путями, клонируя себя многократно, вытрясающих из безденежной публики последние рублики. Я говорю про уголовные элементы, наводнившие беспримерным образом уважаемые проспекты и любые другие улочки столицы. Что там говорить, даже игра в напёрстки в открытом виде шла на площади трёх знакомых всем вокзалов. Такое ощущение представилось тогда, будто в начало века город знаковый откинуло. А нищих, словно специально со всей России-Матушки собрали скопом за последние сто лет и в столицу завезли. Так тяжко было на душе, до самой боли проникновенной в сердце, что такую Великую державу в одночасье можно было оскорбить, унизить, опозорить, оболгать. Но как всегда, неоднократно в нашей нелицеприятной истории, столица моей драгоценной Родины, выплеснув ушат дерьма на себя и остальную шестую часть суши, встрепенулась, отряхнулась, словно котяра, вываленный в помойке, а затем проорала во всё смердящее горло новый неправильный, лично для меня дурной путь и… всё. Пошла семимильными шагами вперёд, посматривая свысока на остальные города и веси, ковыляющие за ней на костылях, в лучшем случае на инвалидных колясках.

И всё-таки, Москва… Нет, не та, я ведь вижу, не слепой. Обустроилась, заблестела, засверкала, загордилась звёздною любовью к самой себе. Что там скрывать, но и я её люблю по своему, хотя бы за то, что иностранные туристы, по крайней мере, думают, что вся Россия так живёт, и от этого одного момента становится чуть-чуть радостней, по сравнению с теми, скверными годами. Метро. Спускаясь в подземку, тут же, возле кассы ощущаю дискриминацию по отношению ко мне, как к приезжему в этот интересный город. Помнится, проезд пять копеек стоил для всех, а сейчас – пятьдесят рублей. Но, это только для меня – «иностранца», с их разовыми поездками, ведь заработок по сравнению с коренными жителями, у меня намного «выше», думается и получается так, поскольку они вдвое дешевле под землёй передвигаются. Ой, только не надо мне втирать по мозгам, что это рыночные отношения, что, мол, купи абонемент на месяц или хотя бы на десять поездок, и вперёд . Мне не жалко этих двух полтинников. Просто размышляю о том, что приезжие граждане со всей страны и тут, уже воочию, оплачивают некой данью за свой приезд, в процессе вынужденного проезда. Плевать на них, я имею ввиду деньги, плевать на мои глупые скупердяйские мещанские мысли. Плевать на то, что полчаса назад в «Пятёрочке» купил леденцов за тридцать пять рублей, но пробили мне их по пятьдесят три, просто так принято в супермаркетах играть цифрами. Плевать на чай без сахара за сорок рублей, но с пятидесяти сдачи не сдали, плевать даже на центральный автовокзал «Щёлковский» где продали мне билет на десять рублей дороже и, ни сколько не покраснели при этом. Именно так в Грузии совсем недавно было, когда стеснялись сдачу брать. Изменилась страна, изменилась столица, изменились люди. В башке, в сердце, во взгляде. Вот и думай, что лучше: Когда мы жили до… но была душа и все друг другу улыбались или, когда стали жить после, но сделались в одночасье равнодушными? Отвечу, что лучше уж так, как сегодня, но при этом взять всё хорошее из прошлого, но, ни в коем случае не так, как посередине, я имею ввиду, ту самую, перестроечную помойку, лишившую меня и большинство граждан весомой части своего собственного достойного жизненного существования.

Только что, с особым нежным чувством, подумал про то, как улыбались люди, открыто когда-то, и… давай производить данные действия в качестве простого эксперимента незатейливо, да прямо в переходе. Через тысячу людей точно прошёл с улыбкой доброй до ушей, в ответ мне улыбнулись два ребёнка, одна девушка выше средних лет и один негр. Всё… Одни подумали, небось, что я с рождения такой глупо улыбчивый, другие проходили смело, но безлико, словно сквозь меня - привидение, аж страшно стало до жути несусветной. Совсем недавно проводил точно такие же действия в другом городе, итог намного выше, почти тридцать процентов отвечают тебе взаимностью. Хотя и тут, если взять Красную площадь, например, результат совершенно другой: улыбается каждый пятый и не в ответ, а сразу, предупреждая твой дружественный порыв, но китайцы. Если их и других иностранцев не считать, то на лицо совсем молодые люди и пенсионеры на знаменитой площади обитают, а остальная трудолюбивая, увы, на самый первый взгляд ничего не значащая друг для друга безликая толпа, там – под зёмлёй, со своими думами, заботами, проблемами и дураками в голове.

Интересную штуку я подметил, сравнивая Москву и Питер… В Санкт-Петербурге меня возил на стареньком Мерседесе сват, местный коренной житель, главный конструктор судоремонтного завода, по великолепным достопримечательностям, на которые я убил целую неделю и во истинно возрадовался, но и загрустил от мало отведённого времени. Я был очень удивлён, даже дико озадачен, когда по приезде на Аврору, дабы выпить водки на долгожданной знаменитой палубе удивительного крейсера, узнал, что мой новоявленный родственник за всю свою жизнь ни разу здесь не был, а в Эрмитаже ему довелось присутствовать два часа, только учась в школе. А недавно я разговаривал с москвичкой, Олей, так она мне поведала, что на Красной площади была последний раз десять лет назад. Но, по крайней мере, она хоть в Большой театр ходит, но я знаю коренных жителей, которые и в знаменитых театрах, ни разу не были, а знаковые места посещали только в детстве, от силы. И ещё вот, никак не покидает меня сравнительная мысль… На дворцовой площади города, императоры Пётр с Екатериной, вежливо и деликатно предлагают свои услуги, дабы человек прибывший на экскурсию, смог с ними сфотографироваться на память долгую. В Москве же, ряженные нагловатые личности, но совершенно непохожие на Грозного царя и царицу, бессовестно вытягивают из толпы проходящих, улыбающихся китайцев. Надевают без спросу корону на голову и хамовито орут: «Уван хандрид, начальник !» Позорище, что тут говорить…

ГУМ. Здоровенный плакат помню, висящий в половину знаменитой привлекательной стены здания. Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ульянов…- три великих философа - мыслителя, гения в своём роде, но Маркс и Энгельс - удивительные люди и самая их большая заслуга в том и состоит, что они уникальные философы, но не вожди революции! В башке у Ленина, как у гениального учёного мужа, неоспоримо целиком и полностью болтались мысли о последствиях французской гильотинной революции, но он целенаправленно, обдуманно наступил на одни и те же грабли! Предвидя весь АД... с отупелой мыслью подчинить весь Мир своим мозгам... Мне смешно и грустно и очень больно смотреть на тех революционных романтиков, царапавших штыками здоровенными буквами на зданиях Петрограда и Москвы, под бурные речи вождя великие лозунги тех времён: «СМЕРТЬ ЖИДАМ, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТРОЦКИЙ!» Стоп, опять в сторону вильнул. Пройду, пожалуй, внутрь помещения.

ГУМ. Рамки, охрана, но красотища, дух захватывающая! Поднимаюсь на самый верх, сразу думка отчего-то, что высоковато лететь вниз, если кинуться невзначай. Захожу в книжный павильон и начинаю осматриваться. Гляжу, секьюрити, сидевший около дверей, вдруг встал, потихоньку-потихоньку вслед за мною пристроился и пасётся, виду не подавая. Самое главное, кроме меня человек двадцать книжки осматривают, а он только на меня глаз, намётанный охранный свой положил. Думаю про себя, мол, книжки даже воруют, и я на них ужель похож, на воров книжных? Вроде мужик уже в полном рассвете сил, а мысли мальчишеские озорные то и дело мелькают в подсознании моём и просятся – просятся наружу, как их не сдерживай, как не связывай. Только подумал, сразу резко повернулся, чтобы ошарашить внезапно, к остолбеневшему в момент охраннику и на полнейшей импровизации громко говорю:

- Не у вас стиральную машину спёрли?

- Где? – Тут же озадачился, округлив на полную орбиту очи, мой преследователь и взволнованно стал осматривать ближайшие окрестности.

- Как где, в ГУМе, - ни сколько не смущаясь, отвечаю я.

- Я ж там не работаю. - Ничего не понимает дядя, но начинает догадываться.

- А-а-а, - говорю я и немедленно ретируюсь к выходу.

Через минуту прохожу мимо этого места уже по другую сторону от пропасти и наблюдаю за сидящим своим новым знакомым возле дверей напротив. Прогулявшись по пешеходной улице за ГУМом, отметив, что ещё один Старый Арбат появился с художниками и продавцами сувениров, с величайшим удовольствием наблюдал китайцев, минут пятнадцать, точно. Специальные под каре веранды сделали добрые предприниматели и оборудовали их по последнему слову музыкальной техники, где любая группа туристов, по своему усмотрению и желанию, но за собственные же, деньги, может развлечься, танцуя ограниченное по средствам время. Китайцы, в этих оборудованных местечках зажигают вовсю Ивановскую, выплясывая, ни сколько не стесняясь. Видно сразу, что они получают несказанное удовольствие, выкидывая адреналин высоко в небо, который в свою очередь Москва, отбрасывает, словно теннисная ракетка в сторону Великой Китайской Стены.

В Кремль, хоть и обещали, меня не впустили. Мало того, что за деньги, но ещё и время было уже больше шестнадцати часов вечера, увы. Прекрасно, не унываю, в следующий раз уж точно попаду. Иду на Тверскую улицу, через неё на Арбат. Как приятно становится, когда шагаешь по знакомым местам, и по прошествии большого промежутка времени, знаешь, как пройти и где повернуть в нужное направление. Даже пару раз показал иностранным туристам дорогу, которую они искали, получив в ответ добрый отблеск, в искренних глазах и наилучшие пожелания на их родном языке.

- ПрОйти Абат, - спрашивают.

Собираю в памяти все английские слова, какие знаю, помнится за Госэкзамен четвёрка была тридцать лет назад, и в гремучей смеси с русскими выражениями объясняю, что через переход, налево, потом по прямой направо, потом идти очень долго, почти до самого конца. Слышу:

- Сенкью.

- Донт меншенит, френдс, - отвечаю чернокожим друзьям.

Тверская. Не знаю почему, но мысль одна из неба прилетела нежданно-негаданно. Мол, как тут на улице Тверской известной, дела с проститутцией сегодня обстоят? Нет, ну вы не подумайте, что я такой развратный, хотя ничто людское мне не чуждо, просто известна в своё время была эта улица такими гнусными, но приятными для некоторых людей явлениями. Иду, нет, не видно. Хотя, постой, да я сразу определяю, намного лучше и быстрее наших полицейских, глаз намётанный, вот она, голубушка, на углу стоит! Только страшненькая какая-то, на дороге лучше видывал.

- Чёрт возьми, двадцать первый век, а на Тверской проститутки водятся по сю пору, с ума сойти, в центре Москвы! – Бормочу сам себе и направляюсь к ней, к не очень юной леди, спросить так сказать, по чём и как, ну просто ради моего нескрываемого интереса, просто для науки литераторской, к которой я в последнее время очень даже нежно отношусь.

Не успел дойти. Опередили, взявшиеся неизвестно откуда, двое нагловатых граждан, средне одетые сельского вида, типа меня, только намного моложе. Остановился я, слышно плохо, но наблюдаю со стороны. Вижу, что договариваются… вон, дамочка помчалась быстрым шагом, а те стоят, значит, будет дело. Ведёт, точно ведёт, молоденькую мамзельку… Не знаю сколько там было денег, но в то время, когда они были переданы из рук в руки, из недалеко стоящего автомобиля с непрозрачными стёклами, выскочили трое человек, но уже в форме наших недремлющих полицейских. Вы себе не представляете, как я их за уважал, как загордился такой оперативностью. Взяли, как говорится, на живца. Слышу только:

- Теперь не отвертишься! Малолетка! Давненько её пасём! Откуда, а ну говори живо? С Пушкино?

- Да, - отвечает та дрожа.

-То-то же… Обе в машину! Теперь точно, сука, за несовершеннолетнюю сядешь!

А я иду, шагаю по Москве… Чёрные иномарки нескончаемым потоком текут двумя реками в противоположные Московские дали. Тут же в голове вырисовываются ещё не одна группа людей. Те, которые на Красной площади, потом, которые под землёй, затем, которые нарушают закон и те, которые его защищают. Наконец и эти – в иномарках.

Продолжение…