Необычная трагедия в городе Кинедже вкратце изложена в городских новостях местной газеты. Там душещипательно было рассказано о молодой женщине двадцати лет, студентке мединститута Елене Лоскутовой, которая будучи замужем, имея ребенка, закрутила роман с проходимцем Виктором Марковым. Далее мошенник обманным путем принудил женщину продать квартиру матери и отцовскую дачу во имя каких-то проектов своего бизнеса. Оказавшись нечаянной слушательницей телефонного разговора проходимца с кем-то, она поняла, что аферист на днях слиняет, как только деньги получит от нее. Вчера же за ужином Лена яд в компот в большой дозе влила и, очевидно, Маркову после это и сообщила. На крики Виктора Маркова соседи ввалились, и прибыла скорая, но было уже поздно – оба скончались. В записке предсмертной молодая женщина написала, что натворила глупостей по жизни, семью разрушила, поэтому решилась на самосуд решительный и мгновенный над собой и негодяем законченным... Елену мать похоронила тихо, даже родичей не позвала, чтоб не судачили зря, сама лишь горько на могиле проплакала, себя обвинив во многом в трагедии дочери. Полина Андреевна помнит, как она с первого раза в штыки приняла здоровенного парня деревенского покроя, которого дочь привела в их дом для знакомства. Лена миниатюрным существом выглядела на его могучем фоне, молчаливом и стеснительном. Конечно, она дочери выдала, что парень в городе желает зацепиться, прописаться, отсюда и внимание к дочери. Велела хорошо присмотреться к нему и подумать хорошо. Лена упрямо матери сказала, что с Митей у нее все серьезно уже, и если мама не против, они поженятся в ближайшее время. - Как хочешь, дочка, поступай, но без прописки этого, имей ввиду, муженька твоего хитренького в нашей квартире. Не позволю такому случиться, не враг же себе. Молодые вскорости квартиру сняли и жить совместно стали. А там и Антошка родился, внучек ненаглядный бабушкин, которого, конечно, к ней приводить часто стали, болел он. Далее Полина Андреевна узнала, что парень этот, Митя, политех бросил, в шоферы пошел дальнобойщиком, чтоб семью прокормить. «Институт подождет малость», - сказал деревенский наш и безбедно обеспечил семью свою. Правда, зятек часто и длительно отлучался с поездками по работе, но зато Ленка учебу продолжила, а бабушка помогала с внуком. Дочь, девка молодая, любила компанию и веселье, поэтому оказалась как-то на свадьбе подруги в ресторане, где и познакомилась с ярким парнем, который был шикарно одет, весел и глаз с неё не спускал. С молодым Ленка быстро закрутила, пеленой какой-то её глаза закрылись, его лишь видела и верила ему, проходимцу этому. К Полине Андреевне Лена также кавалера своего нового привела с букетом роз и большущим тортом. Дочь радостно сообщила матери о возникших чувствах между ними, о планах на будущее поделилась. Конечно, ей, старой дуре, тоже элегантный молодой человек понравился, рада была за дочь. Новоиспеченный же изложил дамам (Антошка спал при этом), что он предпринимательством занимается, успешно пока, и что в ближайшие два месяца прорыв большой ожидается, с немцами деловыми связался по части поставки машин импортных поддержанных. Как только денег вложит, заметил красавчик, так сразу пойдет дело. Охмурил он их, растаяли от его слов. Лена, естественно мужу доложила, что полюбила другого человека, извинилась и к матери перебралась с Антошкой. Затем вымогательства последовали скорые, мошенник спешил видимо, и трагический конец наступил неожиданный. Полиция по горячим следам сумела напарницу мошенника с похищенными деньгами за проданную квартиру захватить, поэтому сделку по продаже квартиры отменили, и слава богу, бабушка с внучонком в своей квартире остались. В первых числах месяца, в день зарплаты, Антошкин папа к теще завалился вечерком, выложил солидную пачку денег, сказав, что и впредь ползарплаты приносить будет, игрушки Антошки принес и попросил разрешения по выходным с сыном гулять. Десятимесячный мальчик пухленьким выдался, розовощеким, но болезненным ужасно, все болячки на себя притягивал и частые кризисы устраивал ужасающие, в больницу уже попадал с бабулей. Когда же Антошка весной дизентерией в тяжелой форме заболел, то ей стало совсем невмоготу с малышом. Тот беспрерывно плакал, особо по ночам от болей в животике, похудел страшно, щечки повисли. Бабушка духом пала вся и Мите сообщила о напасти. Надо отдать должное молчаливому великану: вечерком в районе семи под окнами фура притормозила, и он завалился озабоченный, волновался сильно и вникал во все подробности, мальчишку осмотрел, потоптался и поторопился к Павлу какому-то, у которого жена докторша детская, в Лечсанупре верха лечит. И привез, представляете, миловидную женщину, которой даже Антошка улыбнулся при осмотре. Поиграла, значит, с внучонком, Маргарита Петровна, отменила лекарства участковой, добавив, что через три-четыре дня ребёнку полегчает, а пока потерпеть посоветовала, пообещав назавтра заглянуть. - Митя и бабуля, все хорошо будет у вас. С питанием пояснила вам, не извиняйтесь, дело житейское. Чудный малыш, ей богу. Не плачь, Антоша, дай погладить животик, вот так, еще… Тепленькое приложите тут, полегчает. Да, и ночью тоже. Спокойной ночи, друзья. - Мы с Димой поблагодарили докторшу, зять добавил, что скоро вернется, чтоб посидеть с малым. Я упиралась чуть, но врач поддержала его, и я согласилась. Конечно, я неловко себя чувствовала при постороннем мужике ночью, в халатике, который застегивала на все пуговицы. Митя достойно себя вел, отвернувшись от меня у детской кроватки, потом уж с Антошкой часто на кухню удалялся. Мы договорились с Митяем, что он до трех ночи с сыном побудет, а далее уже я. Все Окей у него было, малый затихал, я спала спокойно, но сама зачастую и в свое дежурство беспробудно храпела, несмотря на стоны внука. Крепким сном спала и в последующие ночи. Ни разу не упрекнул тещу Митя. Во время болезни внука Полина Андреевна по части питания старалась, обеды готовила, завтраки, даже постирала вещи шоферские, пропахшие бензином. «Столько незамужних баб вокруг вертится, замуж желают, а этот с суровым лицом своим, уверена, ни к одной не подойдет, сам мается без присмотра женского», размышляла женщина и надумала сосватать его местным красавицам по своей службе (она экономистом на заводе работала). Поэтому сообщила вчера вечерком зятю, что приглашение получила от подруг по работе, предлагают в выходной встретиться у озера на даче на пикнике, солнышком прогреться весенним надумали. Антошке не мешало бы чуть позагорать до обеда, если помогут мальца ей довезти… - На фуре, говоришь, можешь?.. Тогда тем более соглашусь. Что? Просишь тебя в компанию не втягивать, в сторонке полежишь, около фуры, чтоб родной запах чуял?.. Так и договорились… * - Ты что, Митя, другого времени не нашел, чтоб с машиной своей возиться, ковыряться в ней? За компанию посидеть с сотрудницами моими не удосужился даже. Не понравились, видимо, тебе девчушки наши, а зря... Что ты бурчишь, не слышу? Не будет у Антошки мачехи, как у тебя в детстве, так ты порешил! Скажите пожалуйста... Бобылем что ли остаток жизни проведешь? Не получится, говорю, найдешь зазнобу со временем. Не знала, что мачехой злобной гоним был, чужим в семье скитался, ненавидели почем зря тебя… Мне-то хоть внука доверяешь, бабуле родной, и на том спасибо. Просишь не сватать тебя впредь? Договорились. А у Антошки цвет лица изменился, на поправку пошел, дай-то бог. Но после ужина Полина Андреевна, купая внука в ванночке, приметила опухшую десну у малого, температурил уже немного, поэтому выдала зятю: - Прокаркала я, старая, Митя, что внук выздоровел. Готовься, зятек, ночка бессонная будет: зубы пошли у него, видишь, напрягся весь. Буди меня, Митя, ночью, не геройствуй. Тебе же за баранкой целый день еще маяться. Договорились? Снежок пошел… - А наутро у нас и скандал тогда случился спозаранку, часов в пять, кажется, когда проснулась в кровати, укутанная одеялом, а в хате собачий холод, носом чуяла. Глаза открыла, Митю увидела по тени, с малышом шагает, укачивает, шепчет чего-то. Окликнула, спросила как дела. Подошел, улыбающегося внука показал, я и велела мальца к себе положить, зять-то окоченевшим весь был, на ногах еле держался. Пожалела его несчастного, внимательным посчитала, эдаким скромненьким, о плохом и подумать не могла тогда. Короче, я отодвинулась, и мы все трое под одеялом улеглись. Малый еще что-то мурлыкал недолго, уснул после бессонной ночи, зубчик, очевидно, прорезался. Митя же весь ерзал, вертелся, согреться не мог, меня не касаясь. Я и подвинулась к нему своим телом, пожалела зятька и промолвила тихо, что хорошо нам втроем и никто более не нужен, погладила еще грудь ему, щетины на морде коснулась, и все, никаких поводов не подавала более. Минуту, кажется, тихо нежился эдак Митя, не более, и пошел, как бешенный меня обнимать, тискать, приговаривать и добиваться настойчиво, сами понимаете чего. Я отбиваться стала, царапала, кусала, проклиная его на чем свет стоит. Старалась мальца не пробудить. Митя сполз на пол смирненьким, морду утер и в свою комнату уполз быстро. Я же продолжала проклятия, убраться с моих глаз велела тупарю безмозглому, мужлану бессовестному, и далее, пока голос не сорвала. Затихла, прислушалась – тишина кругом. Спать далее, как понимаете, уже не смогла, поэтому обернулась простыней наскоро и к зятю потопала, чтоб добивать его. Но при свете в комнате ужаснулась поцарапанным лицом, кровавыми укусами на руках, синяком под глазом. Это я постаралась. Он же котомку свою набивал походную, старался усердно. - После такой ночи никуда не поедешь, Митя, не позволю, слышишь? Не о тебе, о внуке беспокоюсь, я же ему бабушка. Да и гаишники сходу засекут с такой мордой. Что? Рубашку свою найти не можешь? Ты все одно свое делаешь, не слушаешь… Вот твоя рубаха, постирала ее, сейчас достану только. Вижу, что простыня упала, ничего, тем более смотри, на кого позарился. Ужас на что похожа – коротышка в майке, злобная. Нравлюсь, говоришь, тебе, еще больше такой? Ей богу ненормальный, на одиннадцать лет старше, бабуля уже, а ты свое. Голову нагни, ниже, еще. Глаз-то как твой? Даже подумать не могла, что так изуродую человека, смотреть страшно, бандитка отъявленная… Так, спиртом протрем, чтоб заразы не было. Еще час двадцать поспать можешь, Митя, разбужу. Вещи собрать твои? В общежитие опять переедешь? Не поняла, здесь останешься, говоришь, втроем жить будем?.. Это из-за Антошки, верно, терпеть меня будешь?.. - Полинка, ты нам с Антошкой как мамка нужна, как близкий человек, соглашайся хозяйкой семьи стать, прошу очень, семьей заживем. Молчишь, значит, так и думал, что не нужен тебе мужлан такой, ни к чему безмозглый чурбан... Что? Подвинуться велишь, зачем? А драться не будешь? Ну, тогда держись, дорогуша. - Митя, вставай, завтрак готов. Антошка на горшке сидит, температура нормальная. И у нас все нормально прошло, как считаю. Жива, видишь, осталась!.. Со статусом моим определимся, говоришь, позднее… Но главное-то сделали – мы вместе жить будем. Необычная трагедия в городе Кинедже вкратце изложена в городских новостях местной газеты. Там душещипательно было рассказано о молодой женщине двадцати лет, студентке мединститута Елене Лоскутовой, которая будучи замужем, имея ребенка, закрутила роман с проходимцем Виктором Марковым. Далее мошенник обманным путем принудил женщину продать квартиру матери и отцовскую дачу во имя каких-то проектов своего бизнеса. Оказавшись нечаянной слушательницей телефонного разговора проходимца с кем-то, она поняла, что аферист на днях слиняет, как только деньги получит от нее. Вчера же за ужином Лена яд в компот в большой дозе влила и, очевидно, Маркову после это и сообщила. На крики Виктора Маркова соседи ввалились, и прибыла скорая, но было уже поздно – оба скончались. В записке предсмертной молодая женщина написала, что натворила глупостей по жизни, семью разрушила, поэтому решилась на самосуд решительный и мгновенный над собой и негодяем законченным... Елену мать похоронила тихо, даже родичей не позвала, чтоб не судачили зря, сама лишь горько на могиле проплакала, себя обвинив во многом в трагедии дочери. Полина Андреевна помнит, как она с первого раза в штыки приняла здоровенного парня деревенского покроя, которого дочь привела в их дом для знакомства. Лена миниатюрным существом выглядела на его могучем фоне, молчаливом и стеснительном. Конечно, она дочери выдала, что парень в городе желает зацепиться, прописаться, отсюда и внимание к дочери. Велела хорошо присмотреться к нему и подумать хорошо. Лена упрямо матери сказала, что с Митей у нее все серьезно уже, и если мама не против, они поженятся в ближайшее время. - Как хочешь, дочка, поступай, но без прописки этого, имей ввиду, муженька твоего хитренького в нашей квартире. Не позволю такому случиться, не враг же себе. Молодые вскорости квартиру сняли и жить совместно стали. А там и Антошка родился, внучек ненаглядный бабушкин, которого, конечно, к ней приводить часто стали, болел он. Далее Полина Андреевна узнала, что парень этот, Митя, политех бросил, в шоферы пошел дальнобойщиком, чтоб семью прокормить. «Институт подождет малость», - сказал деревенский наш и безбедно обеспечил семью свою. Правда, зятек часто и длительно отлучался с поездками по работе, но зато Ленка учебу продолжила, а бабушка помогала с внуком. Дочь, девка молодая, любила компанию и веселье, поэтому оказалась как-то на свадьбе подруги в ресторане, где и познакомилась с ярким парнем, который был шикарно одет, весел и глаз с неё не спускал. С молодым Ленка быстро закрутила, пеленой какой-то её глаза закрылись, его лишь видела и верила ему, проходимцу этому. К Полине Андреевне Лена также кавалера своего нового привела с букетом роз и большущим тортом. Дочь радостно сообщила матери о возникших чувствах между ними, о планах на будущее поделилась. Конечно, ей, старой дуре, тоже элегантный молодой человек понравился, рада была за дочь. Новоиспеченный же изложил дамам (Антошка спал при этом), что он предпринимательством занимается, успешно пока, и что в ближайшие два месяца прорыв большой ожидается, с немцами деловыми связался по части поставки машин импортных поддержанных. Как только денег вложит, заметил красавчик, так сразу пойдет дело. Охмурил он их, растаяли от его слов. Лена, естественно мужу доложила, что полюбила другого человека, извинилась и к матери перебралась с Антошкой. Затем вымогательства последовали скорые, мошенник спешил видимо, и трагический конец наступил неожиданный. Полиция по горячим следам сумела напарницу мошенника с похищенными деньгами за проданную квартиру захватить, поэтому сделку по продаже квартиры отменили, и слава богу, бабушка с внучонком в своей квартире остались. В первых числах месяца, в день зарплаты, Антошкин папа к теще завалился вечерком, выложил солидную пачку денег, сказав, что и впредь ползарплаты приносить будет, игрушки Антошки принес и попросил разрешения по выходным с сыном гулять. Десятимесячный мальчик пухленьким выдался, розовощеким, но болезненным ужасно, все болячки на себя притягивал и частые кризисы устраивал ужасающие, в больницу уже попадал с бабулей. Когда же Антошка весной дизентерией в тяжелой форме заболел, то ей стало совсем невмоготу с малышом. Тот беспрерывно плакал, особо по ночам от болей в животике, похудел страшно, щечки повисли. Бабушка духом пала вся и Мите сообщила о напасти. Надо отдать должное молчаливому великану: вечерком в районе семи под окнами фура притормозила, и он завалился озабоченный, волновался сильно и вникал во все подробности, мальчишку осмотрел, потоптался и поторопился к Павлу какому-то, у которого жена докторша детская, в Лечсанупре верха лечит. И привез, представляете, миловидную женщину, которой даже Антошка улыбнулся при осмотре. Поиграла, значит, с внучонком, Маргарита Петровна, отменила лекарства участковой, добавив, что через три-четыре дня ребёнку полегчает, а пока потерпеть посоветовала, пообещав назавтра заглянуть. - Митя и бабуля, все хорошо будет у вас. С питанием пояснила вам, не извиняйтесь, дело житейское. Чудный малыш, ей богу. Не плачь, Антоша, дай погладить животик, вот так, еще… Тепленькое приложите тут, полегчает. Да, и ночью тоже. Спокойной ночи, друзья. - Мы с Димой поблагодарили докторшу, зять добавил, что скоро вернется, чтоб посидеть с малым. Я упиралась чуть, но врач поддержала его, и я согласилась. Конечно, я неловко себя чувствовала при постороннем мужике ночью, в халатике, который застегивала на все пуговицы. Митя достойно себя вел, отвернувшись от меня у детской кроватки, потом уж с Антошкой часто на кухню удалялся. Мы договорились с Митяем, что он до трех ночи с сыном побудет, а далее уже я. Все Окей у него было, малый затихал, я спала спокойно, но сама зачастую и в свое дежурство беспробудно храпела, несмотря на стоны внука. Крепким сном спала и в последующие ночи. Ни разу не упрекнул тещу Митя. Во время болезни внука Полина Андреевна по части питания старалась, обеды готовила, завтраки, даже постирала вещи шоферские, пропахшие бензином. «Столько незамужних баб вокруг вертится, замуж желают, а этот с суровым лицом своим, уверена, ни к одной не подойдет, сам мается без присмотра женского», размышляла женщина и надумала сосватать его местным красавицам по своей службе (она экономистом на заводе работала). Поэтому сообщила вчера вечерком зятю, что приглашение получила от подруг по работе, предлагают в выходной встретиться у озера на даче на пикнике, солнышком прогреться весенним надумали. Антошке не мешало бы чуть позагорать до обеда, если помогут мальца ей довезти… - На фуре, говоришь, можешь?.. Тогда тем более соглашусь. Что? Просишь тебя в компанию не втягивать, в сторонке полежишь, около фуры, чтоб родной запах чуял?.. Так и договорились… * - Ты что, Митя, другого времени не нашел, чтоб с машиной своей возиться, ковыряться в ней? За компанию посидеть с сотрудницами моими не удосужился даже. Не понравились, видимо, тебе девчушки наши, а зря... Что ты бурчишь, не слышу? Не будет у Антошки мачехи, как у тебя в детстве, так ты порешил! Скажите пожалуйста... Бобылем что ли остаток жизни проведешь? Не получится, говорю, найдешь зазнобу со временем. Не знала, что мачехой злобной гоним был, чужим в семье скитался, ненавидели почем зря тебя… Мне-то хоть внука доверяешь, бабуле родной, и на том спасибо. Просишь не сватать тебя впредь? Договорились. А у Антошки цвет лица изменился, на поправку пошел, дай-то бог. Но после ужина Полина Андреевна, купая внука в ванночке, приметила опухшую десну у малого, температурил уже немного, поэтому выдала зятю: - Прокаркала я, старая, Митя, что внук выздоровел. Готовься, зятек, ночка бессонная будет: зубы пошли у него, видишь, напрягся весь. Буди меня, Митя, ночью, не геройствуй. Тебе же за баранкой целый день еще маяться. Договорились? Снежок пошел… - А наутро у нас и скандал тогда случился спозаранку, часов в пять, кажется, когда проснулась в кровати, укутанная одеялом, а в хате собачий холод, носом чуяла. Глаза открыла, Митю увидела по тени, с малышом шагает, укачивает, шепчет чего-то. Окликнула, спросила как дела. Подошел, улыбающегося внука показал, я и велела мальца к себе положить, зять-то окоченевшим весь был, на ногах еле держался. Пожалела его несчастного, внимательным посчитала, эдаким скромненьким, о плохом и подумать не могла тогда. Короче, я отодвинулась, и мы все трое под одеялом улеглись. Малый еще что-то мурлыкал недолго, уснул после бессонной ночи, зубчик, очевидно, прорезался. Митя же весь ерзал, вертелся, согреться не мог, меня не касаясь. Я и подвинулась к нему своим телом, пожалела зятька и промолвила тихо, что хорошо нам втроем и никто более не нужен, погладила еще грудь ему, щетины на морде коснулась, и все, никаких поводов не подавала более. Минуту, кажется, тихо нежился эдак Митя, не более, и пошел, как бешенный меня обнимать, тискать, приговаривать и добиваться настойчиво, сами понимаете чего. Я отбиваться стала, царапала, кусала, проклиная его на чем свет стоит. Старалась мальца не пробудить. Митя сполз на пол смирненьким, морду утер и в свою комнату уполз быстро. Я же продолжала проклятия, убраться с моих глаз велела тупарю безмозглому, мужлану бессовестному, и далее, пока голос не сорвала. Затихла, прислушалась – тишина кругом. Спать далее, как понимаете, уже не смогла, поэтому обернулась простыней наскоро и к зятю потопала, чтоб добивать его. Но при свете в комнате ужаснулась поцарапанным лицом, кровавыми укусами на руках, синяком под глазом. Это я постаралась. Он же котомку свою набивал походную, старался усердно. - После такой ночи никуда не поедешь, Митя, не позволю, слышишь? Не о тебе, о внуке беспокоюсь, я же ему бабушка. Да и гаишники сходу засекут с такой мордой. Что? Рубашку свою найти не можешь? Ты все одно свое делаешь, не слушаешь… Вот твоя рубаха, постирала ее, сейчас достану только. Вижу, что простыня упала, ничего, тем более смотри, на кого позарился. Ужас на что похожа – коротышка в майке, злобная. Нравлюсь, говоришь, тебе, еще больше такой? Ей богу ненормальный, на одиннадцать лет старше, бабуля уже, а ты свое. Голову нагни, ниже, еще. Глаз-то как твой? Даже подумать не могла, что так изуродую человека, смотреть страшно, бандитка отъявленная… Так, спиртом протрем, чтоб заразы не было. Еще час двадцать поспать можешь, Митя, разбужу. Вещи собрать твои? В общежитие опять переедешь? Не поняла, здесь останешься, говоришь, втроем жить будем?.. Это из-за Антошки, верно, терпеть меня будешь?.. - Полинка, ты нам с Антошкой как мамка нужна, как близкий человек, соглашайся хозяйкой семьи стать, прошу очень, семьей заживем. Молчишь, значит, так и думал, что не нужен тебе мужлан такой, ни к чему безмозглый чурбан... Что? Подвинуться велишь, зачем? А драться не будешь? Ну, тогда держись, дорогуша. - Митя, вставай, завтрак готов. Антошка на горшке сидит, температура нормальная. И у нас все нормально прошло, как считаю. Жива, видишь, осталась!.. Со статусом моим определимся, говоришь, позднее… Но главное-то сделали – мы вместе жить будем.