Прошли те томные минуты,

когда средь сумрачной зимы,

Победы над морозной смутой

все были в ожиданье мы.

Истосковались по соловьиным свистам,

траве зеленой и зеленым листьям,

по зорьке, что встречали рано,

по теплой ночи и туманам.

Очередное летнее деревенское солнечное утро: свиньи накормлены, корова подоена, телята выведены, трава накошена, каша сварена, навоз прибран, а хозяин морально убит, физически расстроен и душевно очень огорчён.

- Гена! - это Люся выскочила на крыльцо.

- Его нет, только что убили… - раздалось с капустной грядки.

- Ты, где?

- В Караганде! Здесь за домом…

- Иди к телефону, кум соскучился.

- Иду…

Пришлось оторваться от работы и, с большой неохотой от лишнего передвижения, бежать в припрыжку к телефонному аппарату.

- Алё!

- Кум привет! - раздалось из трубки.

- Привет! Какими судьбами?

- Хватит огородолизмом страдать, погнали на рыбалку! - без всяких предисловий стал напирать Андрей, не озадачиваясь ни на сколько чужими заботами и проблемами.

В долю секунды Генкина рука рванула к затылку, чтобы немедленно почесать его с дюже умным видом, но конечность не дошла до намеченной цели, потому что неожиданно, на подсознательном уровне прозвучало слово,

- По-о-о-ехали!

- Ну тогда бегом ко мне, у нас ещё с прошлого раза сети не перебранные лежат. Сейчас быстренько переберем и вперед и с песней, которая нам строить и жить помогает.

- Ёперный театр, влип очкарик! Там сетей на целый километр! Какого хрена ты целый месяц делал? - кричал в трубку Генка, с большим неудовольствием потирая переносицу грязным пальцем.

- Да то же, что и ты… нашёл ишака!

- Намёк понял. Всё лечу… бросаю трубку.

Ах, это невозмутимое, цветом жёлтой охры, яркое солнце… необыкновенное, по летнему горячее - жгучий взгляд, испепеляющие лучи, пронизывающие землю насквозь, неистребимый, жизненно важный свет, дающий добро на любые помыслы и деяния. Да-да, на любые, кроме полевых работ и других, никому не нужных, выстраданных до самой глубины больной спины и задницы от огородных страданий.

Возле саманного сарая стоял, видавшего виды, старенький «Ижак»... помятый, ржавый, некрасивый, но очень полезный, особенно для сельской местности. Геннадий, полный решимости к определённым действиям, похлопал по бензобаку. Убедившись в наличии бензина, он открыл краник и вдарил ногой по заводному рычагу. Моцик от неожиданности вздрогнул, хрюкнул, крякнул и, взвывая, затрещал словно мощная бензопила «Урал»… Глушители давно уже прогнили во многих местах. Поэтому двигатель сокрушал воздух такими неестественными звуками, как реактивный самолёт.

- Ты куда собрался, рокер? - с напыщенным удивлением спросила Люся.

Она только что вышла из дома. Родная супружница, хотя и слышала, о чём говорилось по телефону, но все же состроила загадочное лицо. Выдала белому свету такую непробиваемую, загадочную и сшибающую с ног физиономию, что наш герой готов был поверить, будто без предупреждения летит на луну.

- На рыбалку, милая! - ответил он, выворачивая упирающееся колесо.

- Ну и вали… любимый!

- С удовольствием, солнышко!

- К вечеру-то ждать ли?

- Что ты рыбка, раньше утра ясного и не жди.

- Ну, и чеши… пока в памяти!

- Да, о то ж…

Плавно легла на место ручка сцепления. Мотоцикл медленно, но уверенно влезал в крутую гору, на объездную грунтовую дорогу. Зачем лишний раз попадаться на глаза местным гаишникам? Наглым, злым и беспощадным. Минут через десять железный конь с ободранной краской остановился около ворот, где жил Купянский с своей Зайкой, так он и по сей день называет Наташу. Хотя, она на Зайку, ну ни сколько не похожа. Ушей длинных нету, хвоста короткого тоже и трусишкой, по моему мнению,никак не назовёшь. А по Генкиному мнению пусть хоть кем называет: чижиком, пыжиком, обезьянкой или слоником. Открыв металлическую дверь, перед его взором предстала следующая картина: от одного дома к другому на протянутую верёвку висела наброшенная стометровая сеть, которая была битком упакована в сухой тине, в запутанных хитроумными сплетениями водорослях, а так же с убитыми в хлам поплавками и кривыми палками. Купянский, с озабоченным деловым видом (словно, если досрочно распутает, ему сто долларов дадут), выщипывал, выдёргивал, распутывал, разматывал, растаскивал, а кое-где и разрывал упрямую леску. В общем делал всё, чтобы любой ценой добиться намеченной цели.

- Салют! - выкрикнул кум, заходя во двор…

- Привет, кум! - ответил Андрей.

При этом он старался не отвлекаться от проделываемой работы, упорно суя свой нос в каждую клеточку снасти.

- Вторую сеть уже готовлю… замучили, гады, в доску. Это они ещё с прошлого раза остались. Помнишь, в половодье ставили? - он с каким-то остервенением выдернул из клубка перепутанной лески очередную палку и закинул её на крышу дома.

- Ну, конечно, помню, - подтвердил Гена и, с особым активным чувством, но без всякой на то охоты, подключился к бестолковой и кропотливой работе.

Андрей отошёл на некоторое время к воротам, где неуверенно стоял, покосившийся в сторону севера гараж и принёс оттуда небольшой кусок проволоки.

- Вот, изобретение века! Сейчас мы из этой хрени крюк здоровенный сделаем. Получится станок для переборки сетей. – Сказав, он перегнул проволоку вдвое, затем перевернул на другую сторону.

Получилась довольно хитрая загогулина. Работа понеслась гораздо быстрее. После непродолжительного молчания, Генка заинтересованно спросил:

- Андрюх!

- Чего?

- А чё, мы на то же место попрём, где прошлый раз были?

Кум почесал в затылке, посмотрел на стену дома, как бы размышляя при этом:

- Чего бы такого сказать, да чтобы по теме было.

Затем вздохнул и по честному выдал следующее:

- На ночь можно бы и на то место, а днём мне бы хотелось на Дон рвануть.

Купянский, мечтательно, с непостижимой для Генкиных мозгов любовью к холодным и мокрым рыбам, обвёл взглядом снизу вверх, стоящие возле крыльца удочки.

- Понимаешь, хочется какого-то покоя, умиротворения, равновесия.

Купянский даже как-то привстал, плечи стали шире, глаза от предвкушения чего-то такого, прикрылись неумытыми веками, а прикуренная сигарета стала непроизвольно вплетаться в сеть, внося особый колорит в создавшуюся атмосферу.

- Короче говоря, - убедительно продолжал он. - Свалить бы подальше на небольшой промежуток времени.

А, немного подумав, добавил:

- Но может и на большой, чтобы никто над душой не стоял и не вякал. Чтобы сесть в лодку, оттолкнуться посильней от берега, а потом просто тупо смотреть на поплавок весь день и ни о чем, ни о ком, никогда, ни за что больше не думать.

- Во, загнул, - подумал кум про себя, а вслух произнес, - Значит, ты будешь тупо смотреть на поплавок, а я буду тупо смотреть на тебя, как ты тупо смотришь на поплавок. Чё-то мне уже сейчас такая рыбалка не очень нравится.

Андрей засунул очередную, очищенную от мусора сеть в мешок и показал пальцем на пакет, стоящий около колеса автомобиля.

- А тебе, вот… наживка на сома. Лови и радуйся!

- Не понял юмора, - скривил Генка от удивления и так не ровную от природы физиономию.

- Соседи на днях цыплят купили, - стал кум объяснять обстановку. - Так они погибли смертью храбрых. Причём скоропостижно. Сосед по пьяной лавочке не уследил. Он их лампой слегка опалил и чуть-чуть поджарил. Хотел сам на рыбалку поехать, но передумал и мне подарил.

Купянский вздохнул и добавил:

- Теперь будешь сомов ловить. Самая такая… на них наживка. Был бы рыбом, сам бы их жрал каждый день. Причем с утра и до вечера.

- Ну, ладно… фиг с ним. Только без водки я не согласен, - сказал Геннадий, повесив на крюк очередную сеть.

- Любой каприз за ваши деньги, - нахамил Андрей и начал расправлять край снасти.

Он вывернул из петли очередной поплавок, очень зло посмотрел на него, затем плюнул три раза и продолжил:

- Хватит… штуки четыре на этот раз… а то, мы так до вечера просидим.

- Ну, тогда заканчиваем, да я поеду собираться. А ты за мной заскочишь, - сказал лучший друг, завершая данный диалог.

Эх, до чего же денёчек-то выдался… хорош, просто уму непостижимо! Ах, как прекрасно, удивительно и вольготно на душе от бескрайнего неба, от яркого солнца, от зелёной травы и листьев. Солнышко давно уже дало добро на проезд в самом южном направлении. Воспользовавшись этим доброжелательным моментом, с самой большой скоростью света, нёсся, цвета детского поноса, добрый друг, «Москвич»! Купянский небрежно держался за руль. Порой наступало такое впечатление, будто руль держится за него. Нога утонула в дно автомобиля, вместе с педалью газа и иногда казалось, что она пробила пол, совсем не ржавой машины, насквозь. Вскоре Андрей выбросил сигарету в открытую форточку. Он пару раз сплюнул и полностью сосредоточил всё свое внимание на дорожном покрытии. Нос его предательски дергался, уши шевелились, а губы непроизвольно чмокали, выводя только ему одному известный мотив ритмов зарубежной эстрады. Мозги нашего рыбака находились давно в своей собственной эйфории. Их приличное время уже не было ни в голове, ни в машине. Они, с непристойным удовольствием, несмотря, ни на что, по варварски расположились в лодке на самой середине реки и предавались непозволительному, только ему одному понятному балдежу.

Генка с большим удовольствием отвернул голову от этого напыщенного рыбного фанатика и предался своим насыщенным и привлекательным думам. На лице моментально появилась мечтательная улыбка, которая конечно же привнесла в его сокровенный мир дополнительное удовольствие от наплывающего предвкушения. Представилось, что как только они прибудут на место, он тут же вместе с лодкой спихнёт этого любителя карасей в воду, а сам заберётся на высоченный обрыв, освободившись, наконец, от всего, сам не зная чего, но в усмерть надоевшего, настохреневшего и опостылевшего обывательского мира.

- Там, на верху, - думал он. - Я предамся самому высокому и сокровенному чувству, которое существует на белом свете: буду медитировать пока не впаду в нирвану, ища ту самую незабвенную небесную карму, буду осмысливать окружающее мироздание, буду искать ту золотую середину между добром и злом… Короче говоря, приму двести грамм водки, для утонченности душевного восприятия и, наплевав на все, буду наслаждаться природным равновесием, бьющим в унисон с моим сердцем.

Вот, тут-то, его нарастающее, мечтательное волнение было по-зверски унижено и поругано, внезапно возникшим душераздирающим воем:

- Черный во-о-орон! - это запел водитель замечательной доисторической кобылы. - Что ты вьешься? - содрогалась обшивка на потолке.

Эту картину представить просто невозможно. Такие вещи необходимо видеть наяву: в точном месте, при определённом времени, и чтобы непременно были на лицо данные окружающего обстоятельства.

- Над моею голово-о-о-й… - губы у Андрея скрутились в какую-то необыкновенную трубочку и выдавали ужасные звуки человека, которому медведь отдавил, причем на совсем, оба, никому не нужных уха.

Одной рукой он играючи держался за баранку, а другой делал объёмные взмахи, как бы на речке Урал, Чапаев, твою мать. Конечно же, любой из нас не выдержал бы наплыва таких незабываемых страстей.

- Ты моги-и-и-лы не дождёшься. - без всякой задней мысли, начал подвывать Генка.

- Чёрный во-о-рон, я не тво-о-о-й!!! - хором раздавалось из открытого окна автомобиля.

Редкие машины и прохожие при этом, тут же (на всякий случай) шарахались в стороны. Они же не знали, что проезжающие мимо ребята насмотрелись вдоволь фильм про «Особенности национальной охоты» и эта песня, которую и раньше с удовольствием пели, теперь по-особенному запала в их родственные души.