Транспортный «Хьюи»*, плыл над сочно-зелеными волнами вьетнамских джунглей, с обычной, крейсерской скоростью. Спешить было некуда, и капитан Слоун, вальяжно развалившись в кресле, насколько это позволяла, торчащая перед ним из пола, рукоятка управления, с наслаждением выпускал изо рта, сизоватые облачка сигарного дыма. Разведка сообщала, что в этом районе нет вражеских формирований, и даже партизанских отрядов здесь давно не видели. Но Слоун, за время службы в юго-восточной Азии, привык не доверять разведке. Он доверял исключительно своей собственной интуиции, а она вселяла уверенность, что на этот раз, полет пройдет без значительных осложнений. Молодой лейтенант, Даглас Мэнли, недавно получивший назначение в его экипаж, управлял вертолетом вполне уверенно, и как видно, неплохо знал свое дело. Можно было ненадолго расслабиться, и в душе капитана Слоуна, поселилась относительная безмятежность. - Послушай Даг, - обратился он к напарнику, - впереди по курсу есть парочка деревень – вполне мирные селения, если верить разведке, но все-таки, смотри в оба. - Так точно, сэр, - отозвался второй пилот. - Ты еще не бывал под обстрелом, Даг? - Нет, сэр, - последовал четкий ответ. - Запомни простое правило – что бы не случилось, не теряй контроля. На секунду зазеваешься, и всем нам – хана. Тебе рассказывали о ДШК? - Да, сэр! Русский станковый пулемет, калибр – двенадцать с половиной миллиметров, скорострельность... - Ладно, ладно, - засмеялся Слоун, - вижу, что характеристики этой русской пукалки ты заучил наизусть. Но единственное, что тебе стоит помнить, так это то, что пули из этой хреновины, прошивают кабину насквозь, и самое лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации – не дать возможности косоглазым, как следует прицелиться. Стреляют они отвратительно, но иногда попадают. И если ты видел на базе машину майора Хендерсона, то ты понимаешь, о чем я тебе толкую. - Вертолет Хендерсона, это было первое, что нам показали на базе, сэр, - ответил Мэнли, - жалкое зрелище. Судя по характеру пулевых отверстий, они проводили маневр облета слишком низко, практически по линии огня противника и потеряли скорость. - Да, к тому же, Лионетти, чертов макаронник, покой Господь его душу, был никудышным стрелком. При таком маневре, он должен был накрыть косоглазых, первой же очередью, но с бабами этот проклятый итальяшка, управлялся куда более виртуозно, чем с бортовым пулеметом. В результате, первой очередью, снесло его самого. Меня едва не стошнило, когда я увидел, как его содержимое, разбрызгало по отсеку. - Согласен с вами, сэр, - ответил лейтенант Мэнли, - от умения пулеметчика, зависит очень многое. - От него порой, зависит твоя жизнь, Мэнли! Помни об этом! – внушительно произнес Слоун и покосился при этом через плечо, на сержанта Пирса, сидевшего на специальной скамье у правого пулемета. - Ты тоже давай там внимательнее, слышишь, Фрэнк? – обратился командир к своему старому боевому товарищу. - Да, сэр, - встрепенулся Пирс, отрываясь от своих мыслей, - так точно. - Эй, Пирс! – рявкнул Слоун. – Чем ты там занимаешься? Мне кажется, что ты сейчас совсем не здесь! Мечтать будешь у барной стойки на базе, а мне нужно, чтобы ты был предельно собран, и если что – спас бы мою старую задницу от пули какого-нибудь косоглазого засранца! - Слушаюсь, сэр! Есть, спасать задницу! Капитана Слоуна, уже давно, тревожило состояние этого человека. Он был с ним с первого дня своего назначения во Вьетнам. Тогда, в 1965 году, они осуществляли высадку подразделений седьмого «кавалерийского» полка, в долину реки Иа-Дранг. Если ад и существует где-то, то в те дни, он был именно там. Под шквальным огнем противника, транспортные вертолеты, приземлялись на крохотную площадку, высаживая войска, доставляя припасы и вывозя с поля сражения, раненых и искалеченных, молодых парней. Бригады обеспечения на базе, водой из ведер, смывали кровь с пола грузовых отсеков. Прямо на глазах, погиб его приятель – пилот Мэтью Блейк. Едва окончив высадку солдат, он не успел набрать скорость на взлете. Выстрелом из гранатомета был поврежден двигатель, и сам Блейк и его второй пилот, погибли в обломках, рухнувшей на землю машины. Слоун запомнил его отчаянный крик в радио эфире: «Парни, прощайте!». В тот день, четыре экипажа не вернулись на базу. Рассказывали, что один из пилотов санитарного вертолета, тронулся рассудком, после первого же вылета в долину реки. Страшно было всем. Сорванные, и охрипшие от крика голоса радистов, наполняли эфир. С ними сливались отчаянные мольбы командиров групп о подкреплении. Непрестанно раздавались запросы на подлет санитарных вертолетов. Их не хватало и пострадавших вывозили любым, первым попавшимся бортом. Посреди всего этого кошмара, казалось единственный человек, сохранял какое-то патологическое хладнокровие, и даже, как показалось тогда Стоуну – полное равнодушие к происходящему. Это был уроженец маленького провинциального городка в штате Вайоминг – сержант Френсис Пирс. Так же, как и сейчас, он неизменно занимал пост пулеметчика правого борта, военно-транспортного вертолета. После той операции, в долине Иа-Дранг, Слоун частенько повторял: «Ужасно сожалею, что у меня только один Пирс, а значит, я могу быть спокоен только за свою правую сторону! Когда этот парень у пулемета, к моей птичке не сможет приблизиться даже сам дьявол! Хороший парень – это Пирс». Среди сослуживцев ходили легенды о его меткости и хладнокровии. Ему дали прозвище: «губительный взор», шутя при этом, что если кто из врагов, попался Пирсу на глаза, то спастись у бедняги, не будет никакой возможности. Этот парень слыл молчуном и говорил кратко и по существу. Кто-то спросил его – что он думает о количестве убитых им людей. Пирс ответил на это: «Я их не считаю. Начну считать – могу промахнуться». Многие запомнили слова полковника Моргана, командира базы: «Армия сумела сделать из этого парня, идеальную машину для борьбы с врагом, но никто не может сказать, чем это закончится для него самого». Но таков он был – Френсис Пирс, сержант американской армии, пулеметчик правого борта. Он просто считал, что должен делать свое дело, максимально качественно – так, как велят ему его командиры. Так, как этого требует от него присяга той стране, лучше которой, он на свете не знал. Он убивал так же добросовестно, как ещё совсем недавно, чинил автомобили в автомастерской своего дяди Уолтера, в Вайоминге. Так он понимал свой долг и так его исполнял. С борта быстро летящего вертолета, не различаешь лиц. Косоглазые все на одно лицо. Они стали приходить к нему во сне. Молча, стояли они и смотрели на него, остекленевшими взглядами мертвых глаз. Мужчины, женщины, старики... Но, куда более жутко, было видеть в своих снах, изуродованные пулями тела детей. Им случалось вылетать целым звеном, при поддержке «ганшипов»**, для зачистки территорий, на которых разведка обнаруживала партизан. Огонь вели по деревне, не разбираясь, кто враг, а кто – мирный житель. Достаточно того, что со стороны деревни, вьетнамцы вели стрельбу, оказывая самое ожесточенное сопротивление. Деревни накрывали целиком: ракетами, пулеметным огнем с бортов транспортников и «ганшипов», а случайно оставшихся в живых, раненых партизан, добивали солдаты. Пирс начинал понимать, что людьми движет не только долг, но более – страх и ненависть. Страх за свою жизнь и ненависть к тем, кто мог забрать ее в любой момент. Страх делает людей безжалостными и Пирс, в какой-то момент, начал замечать это. Никогда ранее, он не участвовал в попойках своих приятелей на базе, но теперь ему становилось ясно, почему эти молодые, сильные парни, так много пьют и напиваются, практически до полного бесчувствия. Одни глушили с помощью пива и виски – страх, вторые – навязчивый голос совести, а третьи – и то и другое. Когда и как пришел к нему страх, Пирс вряд ли смог бы сказать точно. Страх поселился где-то в глубине его сознания, напоминая о себе всякий раз, когда он шел к своему вертолету. Каждый новый вылет, стал для него преодолением. Он боялся умереть, потому, что не видел в своей смерти, решительно никакого смысла. Присяга и долг? Но долг перед кем? Кого он защищает, или против чего борется в этой далекой азиатской стране? За какие идеалы, он должен стрелять в этих бедных крестьян, единственное желание которых – чтобы их оставили в покое? Ему не раз показывали пропагандистские фильмы об угрозе коммунизма. Ему внушали, что здесь, среди этих проклятых джунглей, которые кишат насекомыми и испаряют такую влажность, что невозможно дышать, он защищает свою страну от «расползающейся красной заразы». И что народ его страны, доверил ему эту великую миссию, во имя свободы и американского образа жизни. Пирс, не то, чтобы безоговорочно верил пропагандистам, но до какого-то времени – не сомневался в своем предназначении. До тех пор, пока не пришел страх. Теперь у него была только одна цель – выжить. Выжить – любой ценой. Внизу проплывали джунгли, а Пирс, все также неподвижно, сидел, прильнув к своему пулемету. Вспоминалась, такая далека, и уже почти походящая на мираж, прежняя жизнь в Вайоминге. Мастерская дяди Уолтера и любимая работа. Воскресные пикники на лужайке перед домом в компании соседей. Малыш Майки – чернокожий парнишка, с которым они выросли вместе и его мама – миссис Райз, добрая и мудрая, чрезвычайно набожная женщина. И Луиза – долговязая, нескладная девчонка, которую он любил ещё со школьной скамьи. Он запомнил нарядное желтое платье, и огромную печаль в ее больших серых глазах, когда она провожала его и Майки в армию. Всё это было недавно, а вместе с тем, так давно, что порой казалось - ничего этого уже и не было. Эти, ненавистные ему джунгли, эта железная машина, пулемет и грубоватый, уверенный голос командира Слоуна, стали его новой, и похоже – единственной реальностью. Малыш Майки, погиб на прошедшей неделе. Он не успел сделать и трех шагов по земле, как пуля из «калашникова», навылет пробила его грудь. Пирс едва успел втащить парня в вертолет. Майки только успел прошептать: «Фрэнк, почему..?», но Пирс ничего не смог расслышать, из-за рева мощного двигателя и грохота пулемета. Одной рукой, он поддерживал голову Майки, а другой, продолжал нажимать на спусковую скобу. Когда он снова взглянул на друга, глаза Майки уже закатились, горлом хлынула кровь, а тело вздрогнуло и забилось в предсмертной судороге. В ту ночь, Пирс впервые напился до беспамятства. И ранее и теперь, он никому не рассказывал о своем страхе, о своих мыслях и чувствах. Сидя один, на своей койке в углу, он смотрел прямо перед собой пустым взглядом и время от времени, прикладывался к бутылке, глотая виски прямо из горлышка. Когда виски закончились, Пирс вышел на улицу, чтобы вдохнуть ночного воздуха. Но в этом уголке земли, даже ночью душно. Он отер пот с лица и увидев, как из бара вышел, слегка покачиваясь, командир Слоун, направился к нему. - Здорово, Фрэнк, - приветствовал его Слоун, - да ты никак пьян, дружище? - Так точно сэр! – ответил Пирс. – Сэр, можете перевести меня в наземную службу? В обеспечение. - Если бы и мог, то не стал бы этого делать, - сурово ответил Слоун, наградив Пирса ледяным, мутноватым взглядом, - нам всем страшно, Фрэнк! Пирс молчал - Думаешь, я хочу вернуться в Нью-Джерси, в коробке, покрытой полосатой тряпкой со звездами, будь они прокляты! – заорал вдруг Слоун, прямо в лицо своему пулеметчику. – Или думаешь, мне хочется сгнить в этих проклятых болотах или попасть в руки косоглазых, если меня собьют над джунглями? Нет! Представь себе, я этого не желаю! А на что я могу надеться, как думаешь? На него – он ткнул пальцем в направление вертолета, стоявшего на площадке неподалеку, - на эти вот, свои руки, когда они на рукояти управления, и на тебя, чертов идиот! В наземную службу! К дьяволу! Кругом! Шагом марш, к чертовой матери! Пирс ушел в свою палатку и забылся на койке, тяжелым и тревожным сном, а Слоун, еще долго бродил по площадке, между вертолетами, вскидывая вверх руки и с горечью в голосе огрызаясь: «наземная служба... струсил, засранец... вот ведь... все жить хотят» - Деревня впереди! Собрались, парни, - грубоватый голос командира, прозвучал как всегда уверенно, с легкой нотой тревожности. – Фрэнк, ты как там? - В порядке, - отозвался Пирс, - гляжу в оба, командир! Всё внутри сжалось от леденящего ужаса. Он почувствовал, как похолодели его руки. Как мелко задрожали пальцы. Все тело словно свела судорога. Перед остановившимся взглядом, появились затопленные квадраты рисовых полей, за которыми, открывался соломенный пейзаж обыкновенного вьетнамского селения. Внезапно, сознание Пирса, как бы помутилось. На глаза наползла какая-то жгучая, багровая пелена и словно в видении, он увидел, как старенький почтальон, дядюшка Боб, передает побледневшей миссис Райз, телеграмму о гибели во Вьетнаме ее единственного сына – малыша Майки. Сквозь пелену помраченного сознания и чудовищный шум в голове, Пирс слышал, как грохотал его пулемет. Он словно бы наблюдал за самим собой со стороны, в то же время, сосредотачивая взгляд на людях, домах, постройках, давал очередь за очередью. Каждый предмет, был целью. Каждый человек, нес угрозу для его жизни и всего того, что он любил и помнил. Каждая хижина, таила под своей кровлей, возможную, неминуемую гибель. Люди, застигнутые внезапностью атаки, в страхе разбегались и пытались прятаться... Пули настигали их с неумолимой меткостью. Они прошивали насквозь соломенные хижины, разносили в щепки корявые столбы опор. Два малыша, игравшие на дорожке, в голос ревели от ужаса. Старуха, пытаясь защитить, сгребла их под себя, обратив к небу сухую, натруженную спину. Пули, взметнули фонтанчики желтой пыли, которая оседая, покрыла ее, уже бездыханное тело. - Ты спятил, Фрэнк! – Слоун кричал так, что едва ли не перекрывал голосом рокот двигателя и свист лопастей. – Вы оба свихнулись! Мэнли, что ты творишь!!? Услышав, что Пирс открыл огонь, молодой лейтенант мгновенно оценил обстановку, увеличил скорость и положив вертолет в правый крен, начал маневр облета. Тем самым, он предоставил Пирсу, выгодную позицию для обстрела, и прежде, чем Слоун разобрался - в чем дело, вертолет сделал полный круг над деревней и заходил уже на второй. Надо было что-то немедленно предпринять, пока Пирс не выпустил по деревне весь боекомплект. - Влево! – прокричал Слоун, дополняя слова слишком энергичными жестами, - Крен влево, Мэнли! Пусть этот псих, палит в небо! Уходим! Но увидев, что Мэнли замешкался, сам схватился за рукоять управления, прорычав при этом приказ: «Убрал руки, к чертовой матери!!!». Вертолет изменил курс и стремительно удалялся в сторону побережья, оставляя за собой, расстрелянную деревню, где желтая пыль, смешалась на земле с кровью убитых людей. И словно проклятие равнодушным небесам, нам деревней возносился протяжный стон раненых, умирающих и тех, кому в этот день повезло случайно выжить. _______________________________________________________________________ * "Хьюи" - многоцелевой военно-транспортный вертолет Bell UH-1 ** "Ганшип" (Gunship) - вертолет огневой поддержки Bell UH-1 оснащенный пусковыми ракетными установками и пулеметами с обоих бортов.