Я узнал о войне в сорок первом году, девять лет сталось мне накануне. Мне, мальчишке, никто не пророчил беду, но пришла она в жарком июне. Самолёты с крестами нас стали бомбить, кто-то им из ракетниц сигналил. Нас, евреев, в листовках грозили убить, и соседи чужими вдруг стали. Мы бежали от них. Эшелон уже ждал, обещая от смерти спасенье. Без вещей, чуть еды – путь наш был на вокзал, начиналось где столпотворенье. Кто-то где-то кого-то уже потерял. Крики, стоны и плач повсеместно. Паровозный гудок – новых бедствий сигнал. А в теплушках и душно, и тесно. Хуже всех нам, мальчишкам, так думаем мы: упрекают нас, немцем пугают; в туалет не сходить, хочешь – писай в штаны, захотелось покакать – ругают. Но ведь хочется это, как будто назло, и сильнее, чем хочется хлеба. Есть ребята, которым в семье повезло, что мечтаешь: вот так же и мне бы. Из семьи кто-то, молча, газету подаст, чтобы, молча, он надобность сделал. Я бы тоже такое и также горазд, чтоб не мучать мальчишечье тело. А когда разбомбили наш эшелон, расхотелось и писать, и какать, убежал постоянно нас мучавший сон, и хотелось сквозь зубы мне плакать. Ноги сами меня сивкой-буркой несли к лесу через пшеничное жито. …Стариком вспоминаю года, что ушли, и все беды, что были прожиты, ужас детства, пришедший с проклятой войной, постоянное преодоленье. И спешу запечатать путь, пройденный мной, под запор в строчках стихотворенья. 9.06.2016.