- Не капризничай, Веерок, не пойду. Ты сходи сама, а я дома поработаю, подожду тебя. Ну, ты же хорошая девочка, вон имя у тебя какое бархатное, Вера, Ве-е-е-ерочка. И глазки у тебя бархатные. Всё, иди, маме привет, веронёнка береги. Он мягко вытеснил её на лестницу, кивнул и закрыл дверь. Верочка прошла по улице и повернула на проспект. Прошла по переходу, обогнула строящийся дом и пошла вдоль забора и рощицы. Январь поскрипывал, посверкивал под ногами. Верочка чутко прислушивалась к нежному снежному хрусту и тонким бабочкам, мягко порхающим у неё внутри. - Веронёнок ма-а-а-аленький, а будет – Лев…- пропела она и зажмурила один глаз на горящие окна маминого дома. Со стороны проспекта кто-то шёл. Верочка сделала шаг в сторону, чтобы пропустить спешащего. Отряхнула снежинки со смешной своей пушистой шапки, с мягких варежек, с… Она не поняла, как её схватили, развернули, ударили головой о берёзу. Верочка опомнилась с руками, прижатыми к берёзовому стволу огромной сильной лапой. Перед глазами Верочки маячил бледный блин. «Это же, наверно, лицо…?» - подумала она. Бабочки в животе затаились. От почти бесцветного блина пахло чем-то тухло-винным. - Отпустите меня, пожалуйста… - пробормотала Верочка. Вторая лапа ударила Верочку по лицу, каменное колено ударило несколько раз по ногам, в застывшее лицо толчками били смрадные выдохи, уши заложило от непереносимого шума проспекта, прижатые к бугристой коре руки остро саднили. Мелькнула лапа со сверкающим тонким пальцем, и пуговицы Верочкиной шубейки посыпались в снег. Её тело бессильно дрожало крупной, почти истерической дрожью. Железный блестящий палец ковырял Верочкин свитер под грудью, потом спустился ниже, к животу, сверкнул, и она увидела свой темнеющий на животе свитер, с которого падали в снег тягучие капли. Бабочки внутри превратились в тяжёлые острые льдины. Лапа с железным пальцем-лезвием размахнулась… Время стало вязким. Шум стих. Страх ушёл. Верочка видела медленно плывущую к её лицу лапу с лезвием, внутри её тела росло что-то отвратительное, страшное и зверино-бесстрастное. Одна её рука выползла из лапьего капкана, взялась за обледенелую ветку какого-то куста и, разрывая кожу на ладони, оторвала её. Верочка на мгновенье ужаснулась тому дикому и древнему, что шевелилось у неё внутри, тело её вдруг окрепло и напряглось, и она хлестнула ледяным прутом по бледному блину. Лапа ослабила хватку, освободившейся рукой Верочка перехватила зажавший нож кулак, и хлестнула ещё раз, и ещё раз, и… Что-то внутри Верочкиного тела крикнуло «Убью!» и лопнуло. Лапы закрыли блин, нападавший развернулся и побежал в сторону проспекта. Верочка бросила прут и осела в снег. Она сидела под берёзой, пока не замёрзла, и её опять начало сильно знобить. Накатила тошнота, и Верочку вырвало в снег чем-то серым и густым, похожим на мокрую шерсть. Она медленно поднялась, вытерла руки о снег, застегнула шубку, прошла ещё тридцать метров до маминого подъезда, поехала на лифте, открыла потихоньку дверь, прокралась в ванную, сняла изрезанный и пропитанный кровью свитер, спрятала его в пакет, залила йодом порезы на животе, наложила повязку, забинтовала руку, сменила окрасившееся красным бельё и выпила таблетку. Бабочки внутри больше не трепетали. Она позвонила мужу и сказала: - Веронёнка больше нет. Я убила его…