Быка потеряли, когда Сережка, не справившись с нартой, выскочил на поверхность наледи. Летевшая нарта уже по инерции заскользила по гладкому голубому льду. Ноги быка разъехались в разные стороны. Он еще скользил пузом впереди нарты, пока она не догнала его и кем-то и неизвестно зачем заточенная с конца мерная рейка, привязанная сбоку, не вошла, пропоров шкуру, в его покрытый инеем бок. Большие глаза с удивлением и обидой смотрели на Сергея. Бык еще не понимал, что произошло и за что. Сергей соскочил с нарты, охваченный жалостью к этому безропотному животному, бросился к серо-бурой туше, неестественно распластанной на коварном льду. Забыв о коварстве наледи, сделал первые два шага и погрузился выше колена в полынью прихваченную ледком. Остальные нарты затормозили под склоном, покрытым редким лиственничником. Дмитрий, одноногий каюр, перекидывая за ручку протез, торопливо зашагал на наледь. - Плохай, плохай дело – Он вытащил из-за голенища высокого унта нож и перерезал быку горло, крепко ухватив его за губу. Лед окрасился кровью. Сбросив упряжь, споро освежевал, не снимая шкуры, а только вырезая печень, и выдирая мягкое парное мясо, которое кидал тут же на голубую поверхность. - Молодой, хороший бык был. Серега иди к нартам, пусть Колька несет баул. Ехать надо. Без ног будешь, однако, как я. – Подошедшие мужики, торопливо скидали мясо, снесли все с Серегиной нарты на грузовые, быстро все переложили, оставив лежать на льду брошенную нарту и то, что осталось от растерзанной туши. Нарты одна за другой вновь полетели по борту наледной долины. В самом верху предстояло пересечь наледь. Пересекали в самом узком месте, по воде, рассчитывая, что олени перебредут. Не повезло и ноги молодой важенки, попав на лед, тоже раскатились в разные стороны. Серега, уже стоя на другой стороне, видел, как почти белая молодая олениха оказалась брюхом в воде. Она пыталась собраться силами и встать, но ноги скользили все больше и больше, выворачивая суставы. - Эту тоже резать надо – сказал, как выстрелил Дмитрий и двинулся в сторону остановившейся на льду нарты. Серега был самый молодой и впервые на зимних работах, впервые ездил на нартах, видел такое красивое блестяще голубое тело наледи, которое казалось таким чистым, светлым, а оказалось таким коварным. С промокшими ногами, которые еще хранили остатки тепла в унтах, покрытых корочкой льда, он поспешил к оленихе, опережая Дмитрия, который, сноровисто перекидывая свой протез, все же не мог поспеть за ним. Отцепив от нарты упряжь, волоком по льду он тянул важенку к борту, на снег, хотя в душе и понимал, что это не спасение. Мужики рассказывали, как по неопытности выскакивая на коварный лед, теряли ни одного, а сразу нескольких оленей. Но важенку было так жалко, ее глаза смотрели с болью и надеждой. И Серега отчаянно тащил и тащил ее по воде и уже образовавшейся шуге. Дмитрий не стал ничего говорить, только смотрел на Серегу. А когда важенка оказалась на снегу, тяжело вздымая круглый мягкий бок и пытаясь вытянуть голову кверху, кинул Сереге якутский нож в чехле и пошел к переправившемуся уже через наледь отряду. Серега стоял и смотрел в глаза важенки. Рука сжимала нож, остававшийся в ножах. - Прости нас – сказал он, быстро вынул нож и перерезал упряжь. Оставив важенку лежать на снегу, торопливо пошел к своим. Время не терпело, сумерки быстро падали на долину. - Глупый – сказал Дмитрий – Плохай, совсем, плохай, усеровно пропал, резать надо было – но возвращаться к лежащей на той стороне наледного тела важенке никто не стал. Уже совсем по темну добрались на базу. Сереге мужики оттирали спиртом ноги. Немало было принято всеми и вовнутрь. На утро ноги у Сереги отошли, только большие пальцы прихватило и на них красовались большие водянистые пузыри. Напластали мяса тонкими лентами, замочив в тузлуке. Развесили его в стороне от печи. Вяленая оленина, да еще под магарыч доброе дело. Печень ели мерзлой сырой, обмакивая в соль, густо присыпанную черным перцем. На улице начался снегопад. Ветер завывал где-то в долине и этот вой отголоском взлетал к перевалу. Дни тянулись. Мужики, просыпаясь поздно, резались весь день в карты. Начальник с Серегой обрабатывали замеры, вычерчивая наледные языки на заранее заготовленных синьках с нанесенной долиной и точками установленных вешек. Вечером пили, не разбавляя спирт, что начальник держал под замком в большом вьючном ящике. Когда на третий день снег прекратил заваливать все вокруг, солнце выкатилось и повисло над отрогами Кет-Капа, Дмитрий с улицы широко распахнул дверь. Но не вошел в помещение базы, а, оттирая иней насевший на жиденькой бороденке и усах, проговорил – Эй, Серега, гляди твоя важенка пришла - мужики вывалились на крыльцо, среди других оленей стояла белая, которую Серега с трудом, с полу обмороженными ногами вытаскивал из объятий наледи…. Серега подошел к оленихе, протягивая ладонь и она доверчиво ткнулась своими теплыми губами, причмокивая и посапывая при этом. Через четыре года Сергей, уже в качестве начальника отряда, опять проводил замеры на старом наледном полигоне. Заключая договор с проводником и на аренду совхозных оленей, встретился с Дмитрием. Он с семьей перекочевывал с одного места на другое. Олени бодро бежали по уже пожелтевшей осенней мари, на спине крупного быка качалась деревянная люлька, жена Дмитрия, больше похожая на высохшую мумию, и пяток ребятишек сидели на оленях и тянули за собой вьючных с нехитрым скарбом кочевого семейства. Дмитрий ехал на крупной белесой важенке. Она переступала ногами с грацией, гордо вскинув голову. Рядом бежал олененок.