Яков Есепкин На смерть Цины Пятьсот четырнадцатый опус Мир забудет, святые почтят, Мы старизну давно и не прячем, Ангелки умирять налетят, Лишь тогда о юдоли восплачем. А ещё ледяные огни Наших свечек убого клонятся, Мелов фивских тусклее они, Чернецам от похмелия мнятся. Хоровая погаснет звезда, На диаменты кровь золотую Нощь сольёт – и томись – никогда Не узрите лепнину свитую. Пятьсот пятнадцатый опус Вновь асийские крысы бегут И царевны опять меловые, Ангелы Таиах стерегут, А и мы не воскресно ль живые. Ах, не выжечь сей гашенный мел, Почивать девы званы в склепенье, Яд румянит прелестных Камел – Пьем холодную тушь во успенье. Тусклый светоч иль розы миров Затушуют червицу Вселенной, Содрогнутся от бледных даров Аониды за еминой тленной. Пятьсот шестнадцатый опус Коробейники в красных сумах Златовейные яства скрывают, Яды тусклые ждут в теремах Бледных юн, кои пламень свивают. Что альковницам плакать навзрыд, Что ж смеются печальные Изы, Белошвеек дворцовый Мадрид Взбил над тортами, чая сюрпризы. Выльет август мышьячную злать, По виньетам воссребрятся течи, Дале некому будет пылать – И совьют из перстов наших свечи. Пятьсот семнадцатый опус Маки червные днесь воспоем, Алость их паче барв сеннаарских, Тусклый яд иродиц ли испьем, Геть, печаль, изо вечерий царских. Алым наши прелили уста Кровотечным серебром камены, Что рыдать, ах, тоскливо пуста Нощь Вифаньи и оперной Вены. Гипс увечен, а мрамор не ал, По столовым атласные мыши В агонии снуют и зерцал Блеск порфировый чествует ниши.