Ну что ж, как говорится: «Утро вечера мудреней». Мудрее оказывается, действительно, не придумаешь. Такой мороз под самое утро вдарил, что стало очень даже много не по себе. Генка проснулся от вражески навязчивого прикосновения Деда Мороза, который слегка нарушил свой зимний график и много раньше обычного привалил в его опочивальню. До того достал старый, что пришлось натягивать второе одеяло. С самого начала показалось, что похмельный синдром будоражит и холодит Генкину нежную душу с невозмутимым телом. Но нет, не тут-то было. От наполовину замерзшего окна наносило настоящей Январской свежестью, хотя на дворе ещё топтался, в самом начале своего развития, как тогда казалось всем, тёплый для этих мест Декабрь.

Выйдя во двор, для управления истосковавшейся по хорошему обращению скотины, Генка аккуратно пнул, стоявшее около крыльца ведро. Настоящее действие было произведено для того, чтобы освободить данную посудину ото льда, который образовался за прошедшую ночь. То ли, не проспавшись, не рассчитал удара, то ли ведро настолько примерзло к земле, но пришлось некоторое время попрыгать на одной ноге, потому что вторую отбил напрочь. Ведро покатилось вдаль, всем своим видом показывая, что ни кого тупее из всех знакомых людей, ему видеть не приходилось.

- Твою мать! - Только и было слышно в то морозное утро.

Наш герой взял топор и, точным движением трясущейся руки, сделал небольшую пробоину в ледяном заслоне, сковавшем воду, оставшуюся в ведре ещё с вечера.

- Ой-ё-ёй! - Вновь раздалось в воздухе.

Толщина льда была сопоставима со спичечным коробком, который Генка достал из штанов для наглядного сравнения. Где-то в потаенных закоулках мозга мелькнула не очень хорошая мысль. Эта мысль настойчиво указывала на то, что вода могла замёрзнуть не только в ведре. Но в данную минуту очень не хотелось напрягать свои извилины, для проведения какого-либо анализа. Оставалось только сказать:

Отбросив излишние эмоции, Геннадий с особым воодушевлением, но с дикой неохотой помчался кормить скотину. Телята встретили его неплохо и тут же принялись жевать принесённое сено. А вот с поросятами получилось не так быстро, как хотелось, думалось и предполагалось. Сначала стало немного жалко эти невинные создания, когда они высунули в щели ветхого загона холодные и голодные морды. Но когда от них пахнуло свинской мерзостью нечищеного сарая, и когда кишки нашего героя вывернулись неожиданно наизнанку, от нестерпимой вони, то помимо обильной рвоты, на всю округу неслись непотребный мат и снова трехэтажный мат.

Вскоре донёсся знакомый шум двигателя, несущегося на всех парах автомобиля. Прошло каких-то пару минут, и во двор ворвался кум Купянский. Он вприпрыжку, непроизвольно махая руками и дрыгая ногами, быстро приблизился к другу. Весь вид его показывал особую озабоченность и невероятную озадаченность.

- Кум привет! - Выкрикнул Андрей, доставая сигареты.

- Привет, - вынужденно прошелестело в ответ.

- Ты уже весь в работе?

- Угу…

- Чё то видок у тебя неважнецкий.

- Щас пройдёт.

Купянский покачал головой, выдохнул здоровенный клуб дыма, от которого Генку снова чуть не стошнило, и продолжил:

- На градусник смотрел?

- И так видно, что холодно.

- Не то слово, минус восемнадцать!

- Ни чего себе! - Только и оставалось ответить Генке и выпучить на кума начавшие вставать на место, испуганные от пережитых чувств, казалось бы, бесстрашные очи.

- Поехали, пока не поздно! - начал напирать Андрей.

- Куда?

- Любить верблюдА! Пока лежит, а то убежит.

- Не понял…

- Дон, небось, встал уже.

- Куда встал?

- В очередь… за колбасой! Ты че? Не проспался, чудик?

- Есть немного.

- Погнали, говорю! Пока Дон не замёрз на хрен. А то придётся сети топором вырубать или до весны их бросить.

Генка, с жалостливым видом замученного детворой котёнка, посмотрел на Купянского. А тот с невозмутимым видом продолжал яростно атаковать его, начинающие давать некоторые прояснения мозги:

- Щас, заедем, полечишься и вперёд…

Последние слова тут же сделали своё благое дело. Они затмили тысячу других слов и предложений. Они яростным потоком, судорожно начали обволакивать на смерть больную голову, ставя непреодолимый барьер всем остальным мыслям и помыслам. Вот, что значит вовремя сказать нужное слово, вот что значит, вернуть в сознание непреодолимую тягу к жизни, вот что значит, найти правильное решение в, казалось бы, тупиковом вопросе. Генка немедля утвердительно мотнул головой, а затем решительными действиями накормил оставшуюся скотину. Куму не пришлось долго ждать. Он не успел выкурить вторую сигарету, как друг уже был готов к любым испытаниям на свою больную голову, спину и любимую задницу.

Вот тебе и зима, приехала нежданно, негаданно… Начавшее вставать из-за горизонта солнце, скрылось за стремительно несущимися, почти сплошными свинцовыми тучами. Они так низко повисли над землей, что порой, даже казалось, что их можно достать высокой палкой. Хотя было, около десяти часов утра, но ещё большее понижение температуры, встало перед окружающей природой непреложным фактом. Деревья, в удивительных сказочных позах раскорячились повсюду, раскинув в стороны, покрытые сантиметровым инеем ветки. А земля, не укрытая пушистым снежным одеялом, скукожилась и сморщилась, от несказанного злого холода. Андрей выпивать не стал. Хотя и болела голова, после вчерашнего, но он самоотверженно проглотил разом две таблетки аспирина и, без всякого на то удовольствия, крутил баранку своего незабвенного друга - москвича. Генка же, несколько минут завидовал самообладанию и героической удали своего друга, но потом накатил сразу сто пятьдесят грамм чудодейственной водки. Она уверенно прошло горячительными шагами по пищеводу, нежно обволокло желудок и, проникнув в кровь, стала бережно проникать в крылья, ноги и хвост. Нервные окончания задергались, шарики в мозгах забегали, а язык подвесился, словно на шарнире и стал болтать всякую чушь, причем безнравственно, безосновательно, беспредельно и без остановки.

Автомобиль, тем временем, давно уже съехал с асфальта. Ещё немного и он зашуршал по замороженной траве, уткнувшись в берег Дона. Машина как бы застыла в нервном оцепенении, не решаясь двинуться ни в зад, ни вперёд. Если бы был случайный наблюдатель, то он, несомненно, увидел бы четыре, выпученных во всё лобовое стекло, глаза. За ними следовали две одеревеневшие морды, наглухо застывшие от представленного явления природы. Впереди, куда только хватало видимого обзора, простиралась ледяная пустыня. Кое-где, не знаю как, но замёрзли даже волны, которые внезапно окаменев, возвышались над остальным ледяным пространством. Ближе к середине, в некоторых местах виднелись здоровенные промоины, а возле берегов нагромоздились небольшие торосы.

- Вот это да, как на Белом море, в Северодвинске! - Воскликнул Генка, полный удивления от неожиданной картины.

- Того и гляди, белые медведи прискачут, - вторил Андрей.

Он не выдержал напора небывалого волнения, и строго отмерив половину стакана водкой, тут же опрокинул её внутрь своих естественных возможностей. Затем, Купянский, с великим воодушевлением, затянулся сигаретой, подошёл к берегу и вступил на образовавшийся за ночь лёд.

- Хорошо, что топор с собой взял. - Услышал кум отрывок из его бормотания.

- Чё ты там мелешь? - Тут же переспросил он Андрея.

- Да, говорю, хорошо, что топор с собой взял.

- А зачем тебе топор?

- Поплавки вырубать…

- Ка-ки-е поплавки? - Осознавая надвигающуюся опасность, Генка начал выходить из себя. - Поплавки на том берегу! - Диким криком кричало его нутро и даже шапка приподнялась от того, что волосы привстали дыбом.

- Чё, ты, вопишь без дела? - Осёк его Андрюха, высоко подпрыгивая на месте, показывая тем самым, что лёд основателен и крепок, как никогда. - Лёд крепкий, больше пяти сантиметров, иди сам попробуй.

Геннадий потоптался, прислушиваясь к треску, исходящего от реки, а может от его же сердца. Чуть поразмышляв, он не совсем уверенно прошёл метров пятнадцать вглубь и достаточно убедился, что лёд довольно основателен и прочен.

- Тут-то нормально… А дальше что?

- А дальше… Дальше видно будет, дойдём до середины, если что вернёмся назад.

Генка промолчал. Мозги от нервного взрыва выворачивались наизнанку. Обильно выступил пот, а в голову неслась галопом преждевременная трезвость. Прошло совсем немного времени, и Геннадий решительно взялся за рукоять топора. Он молча подошел к близстоящему кустарнику, а потом долго выискивал нужную палку, пока не нашел более-менее подходящее дерево. Это-то дерево Генка, Божьей помощью, и срубил.

. - Зачем ты эту дубину прешь? – Начал было подсмеиваться Андрей.

- Сам ты дубина, причем стоеросовая! – невозмутимо отвечал кум. – Это палочка выручалочка. Проломится лед, у Купянского фуфайка намокнет, и он сразу ко дну топором пойдет. А кум ему ни хрена не поможет, потому что в это время за дубину держаться будет.

- Подержится пять минут и тоже…- на дно, к ракам. Мучительная смерть, я вам скажу. – Заржал Купянский, наслаждаясь глупым видом друга.

- Да, пошел ты на… на тот берег, один!.

- Ладно, не обижайся. Шучу. Бери свою палочку, может ты и прав. - Сказав это, он отвернулся в сторону и стал беззвучно смеяться от одной только мысли, как кум потащит срубленное дерево.

Присмотревшись, как следует, Генка тоже окончательно удостоверился, что это самое настоящее, неподъемное бревно. Но, жить-то хочется. Пришлось топором убрать излишки. Все равно получилась тяжеленная жердина. Первым вступил на лед кум Купянский. Он нес топор, а Генка был замыкающим. Не то, чтобы он боялся идти впереди, просто так было удобнее тащить за собой наспех сооруженную страховку. Поневоле приходилось все время смотреть вниз. Хотя лед был довольно прочен, даже иногда хотелось бросить дубину, но как только, на чистом месте, было видно проплывающую под ногами рыбу, то руки сами по себе еще крепче вцеплялись в, хоть какое-никакое, но спасение.

- Кум, стоять! – заорал Андрей.

- Че такое? – поднимая голову, спросил тот.

- Да, блин, полынья по курсу.

- Какая на хрен полынья? Все, я поворачиваю оглобли.

- Стой ты, не торопись. Попробуем обойти.

- Так, щас, вон до того края доходим. Если лед тонкий, без всяких разговоров назад.

- Согласен.

Прямо на середине широченной, именно в этом месте, могучей реки обосновалась громадная полынья. При одном ее виде, начинали бегать стада мурашек по всей спине, под всей фуфайкой. Стремительное течение несло воду из-под одного края под другой. Тут же стала представляться картина, как уносит вода тело под тот ледяной край. И такая жуть начала продирать все Генкины мозги, что невозможно описать никаким, даже пьяным сознанием. И все же, друзья полынью обошли. Вскоре, они, благополучно добрались до противоположного берега. Если бы Генке сейчас предложили совершить такую же идиотскую прогулку, то он непременно отыскал бы то самое дерево и, надел бы его на голову того, кто предложил.

Поплавки наглухо вмерзли в лед. Но были места, где сеть глубоко ушла под воду. Тут было легче всего: прорубил в двух местах дырки и все – тащи, рыбу собирай. По-очереди рыбаки рубили, рвали, тащили, выбирали… Сети, они бросили, конечно, разорвали их в пух и прах. Рыбы больше полмешка наловилось. Генка прикинул на мысленные весы свои жизни и рыбу. Рыба ни сколечки не перевесила. Обратно шли в том же порядке. Впереди Андрей с топором, за который был прицеплен мешок, чтобы удобнее было волочить его по льду. Следом кум с палочкой – выручалочкой.

Домой ехали молча. По приезду, Купянский спросил:

- Ну чё, может, обмоем это дело?

- Никакого желания, кум, честно, ответил Генка и добавил: - Никогда больше пить не буду. Пьяниц не люблю, алкоголиков терпеть ненавижу, водку презираю.

- Ой, ли! – Заржал, словно лошадь Пржевальского, Андрей.

- И рыбы совсем не хочется, - также засмеялся в ответ наш герой.

Вот, собственно, и пришла пора поставить точку. Многое было задумано, но не все получилось сказать.