Председатель комиссии: - Вы читаете на нескольких языках, знакомы с высшей математикой и можете выполнять кое-какие работы. Считаете ли вы, что это делает вас Человеком? Отарк: - Да, конечно. А разве люди знают что-нибудь еще? Север Гансовский. «День гнева». Сочи, сентябрь 2005 года. <a href='http://imglink.ru/show-image.php?id=b189ab83f6f12a7f6e157097148a564b'&gt; <img src='http://imglink.ru/thumbnails/07-09-15/d5a1dcf965d17ac3b622e292bfbb650b…' alt='фотохостинг' border='0'> </a> Последние десять лет они с матерью вели оседлый образ жизни. Пятидесятилетняя замкнутая женщина и вежливый молодой человек двадцати пяти лет. Они бежали из Москвы, когда Павлу было пять лет. Весь багаж – один чемоданчик, в кото-ром лежали семейные ценности: серебряный сервиз, состоявший из кувшина, подноса и шести стопок, две серебряные кубачинские конфетницы, два десятка золотых николаев-ских червонцев, то, что мать называла «своими драгоценностями», а также старинное Евангелие в потрескавшемся кожаном переплете с золотыми уголками. За десять лет они перевидали множество городов. Вернее, множество вокзалов. Иногда вокзалы были большие, с комнатой матери и ребенка, где они проводили ночь. Иногда это были маленькие полустанки без буфета, где бабушки на перроне продавали до-машние пирожки, соленые огурцы и жареных кур. Мать сажала Павла рядом с бабушками и удалялась на час или два. Бабушки угощали тихого мальчика своим товаром. Потом воз-вращалась мать с бумажкой, на которой был написан их новый адрес, благодарила стару-шек и уводила Павла. Она всегда находила место, где они могли остановиться. Повзрослев, Павел предпочитал не спрашивать, как ей это удавалось. Он догадывался. Каждый учебный год он начинал в новой школе. При таком раскладе приобрести друзей невозможно, и мать говорила, что это хорошо. Близкие – твое слабое место, говорила она. Ты не имеешь права втягивать других в свои неприятности. Последний раз они переехали, когда он окончил школу. Мать достала из старого чемодан-чика большую книгу в темном переплете с витиеватыми рукописными буквами, поцелова-ла ее и сказала: «Господи, помоги». На деньги, полученные от продажи Евангелия, они купили небольшую, но очень уютную квартирку неподалеку от моря. Дом был старый, каменный, с эркером и темноватыми про-хладными подъездами. Вечером во дворе собирались мужчины, стучавшие по металличе-скому столику костяшками домино. На скаемеечках возле подъездов сплетничали старуш-ки, мамочки с колясками, переговариваясь, гуляли по асфальтовой дорожке между клум-бами. Новые жильцы вызвали короткий всплеск интереса. Они жили тихо и скучно: в гос-ти не ходили и к себе никого не приглашали. Женщина мыла полы в соседнем гастрономе, молодой человек учился в университете. Со стороны - обычные люди. Проблемы с выбором будущей профессии не возникло. Павел подал документы на психо-логический факультет, потому что надеялся держать «это» под контролем с помощью нау-ки. Мать одобрила. «Контролируй «это», - попросила она. Павел обещал. К «этому» он относился с ужасом, как десятиклассница к тайной беременности. Сначала надеялся, что все рассосется само собой. Потом пугался, что «это» заметят окружающие, как выпирающий живот. А потом «это» выскочит наружу и придется таскать его с собой всю жизнь. Потому что от «этого» невозможно избавиться с помощью аборта. «Это» всегда будет с тобой. Соблюдать конспирацию становилось трудно. «Это» росло вместе с ним, распирало мозг, вываливалось наружу, как опара через край кастрюли. Тогда у него начинались головные боли. Каждый раз приступы становились длиннее. Боль нарастала, пока не превращалась в давящий груз, с каждым ударом пульса пронзая острием голову и шею. Когда приступ проходил, ощущение болезни и бессилия оставалось еще долго. Словно кто-то протыкал пикой мозг, требовал: «Выход! Дай выход!»! Павел понял, что если он не найдет способ выплеснуть «это» наружу, то может умереть. Работа детским психологом в школе стала формой лечебного кровопускания. Он выпус-кал «это» наружу, осторожно откручивая невидимый кран. Совесть его не мучила, потому что «это» работало на благо, а не во вред. По крайней мере, за три года ни один разгневан-ный родитель не вломился в кабинет психолога с криком: «Ты что творишь с моим ребен-ком, урод?!» Он был очень одинок, особенно после смерти матери. Никаких друзей, никаких девушек. Парочка незамужних школьных учительниц строила ему глазки, но Павел вежливо укло-нялся от намеков и авансов. Пополз шепоток, не гомосексуалист ли он. Симптомы нали-цо: всегда трезвый, всегда вежливый, всегда в хорошо отглаженной рубашке. И всегда один. Порой у него случались необыкновенно яркие предчувствия. Были они неким про-явлением способности предвидения или не были, Павел не знал, но приучился доверять им, когда они появлялись. В тот теплый сентябрьский день года около часа дня у него появилось плохое предчувствие. Вернее, беспокойство. Он сидел в кафе за круглым пластиковым столиком и ел цыпленка с рисом. За со-седним столом закусывала компания студентов с факультетов английского языка и лите-ратуры. Он знал эту компанию, потому что они обедали почти одновременно: он в пере-рыве между уроками, они – между парами. Кто-то рассказал смешную историю. Все рас-смеялись, и вдруг тоненький, очень тихий голосок в голове произнес: «Вернись домой». И все. Но этого было достаточно. Беспокойство назревало почти так же, как голов-ные боли. Ему стало плохо. Цыпленок в соусе потерял прежнюю привлекательность. Жи-вот свело, сердце быстро застучало, как от сильного испуга. Затем внезапно стали пульси-ровать пальцы правой руки, словно он прищемил их дверью. Он быстро встал и побежал к машине. Тихий зеленый дворик выглядел как обычно: небольшая детская площадка с горкой и качелями, пустые скамеечки, который ближе к вечеру оккупируют бабушки. Часы по-казывали четверть второго, город в полудреме плыл через последнюю неделю сентября. Поливальная установка в центре клумбы разбрызгивала воду, рождая радужные переливы в воздухе. Все было привычно и знакомо, кроме машины с шашечками, ждавшей пассажира. Шо-фер курил, облокотившись на капот. Хлопнула дверь соседнего подъезда. Высокая девушка, одетая с дорожной практичностью в джинсы и майку, выволокла наружу тяжелый баул на колесиках и устремилась к маши-не. Наспех собранные пепельные волосы выбивались из-под заколки и падали на плечи. Девушка торопилась, спотыкалась, изо всех сил дергала прочную металлическую ручку – словно боялась, что ее остановят. Шофер бросил недокуренную сигарету и открыл багаж-ник. - Аллочка! Девушка обернулась. Пожилая женщина догнала ее и крепко обняла. Девушка наклонилась и замерла в неудоб-ной позе. Павел видел ее лицо – красивое и нетерпеливое. Освободившись из материнских объятий, девушка торопливо чмокнула женщину в щеку. Павел шагнул к ней, но девушка полоснула его взглядом, и он замер. Такой взгляд он видел у женщин в универмагах, перебирающих вешалки с одеждой. Короткое оцениваю-щее резюме: не мое. Вжик – и вешалка отброшена в сторону. Хлопнула дверца. Женщина наклонилась к окошку и замахала ладонью. Такси выехало со двора и скрылось из глаз. Женщина постояла еще немного, зябко кутаясь в шаль теплым сентябрьским днем. Потом повернулась и взглянула на Павла. Взгляд был похож на тот, которым его одарили минуту назад: испытующий и недоверчивый. В этой семье явно не ждали от мужчин ничего хоро-шего. Павел поздоровался, получил в ответ кивок. Женщина медленно пересекла двор и скрылась в подъезде. Голову кольнула последняя отравленная игла. Вот все и кончилось. Хотя, ничего особенного и не начиналось. Он здоровался с соседкой по дому на бегу, не глядя. Участница конкурса красоты - низшая форма материализма. Прямые плечи, прямая спина, прямые ноги, абсолютно не искривленный извилинами мозг. Одним словом, «здравствуй, дерево». По крайней мере, так он думал, пока не налетел на соседку в дверях соседнего гастронома. Видение было короткое как фотовспышка - гладкая загорелая кожа и широко расставлен-ные глаза эмалево-голубого цвета. Пепельно-русые волосы небрежно схвачены заколкой и подняты надо лбом. Время остановилось, а потом опять пошло. - Ой, извините! Соседка отодвинулась и уронила: - Ничего страшного. Он спохватился и уступил дорогу. Когда она, цокая каблучками, прошла мимо, он огля-нулся, чтобы еще раз полюбоваться ее ногами. Ноги того стоили. Он плохо спал той ночью. Сквозь темноту и полудрему проступал загорелый лоб с высоко собранными волосами и яркие голубые глаза. От нечего делать Павел начал подби-рать к ним подходящий нос, губы, скулы. Дорисовав лицо, он добавил к нему голос, мане-ру говорить, интересы и начал беседовать с виртуальной собеседницей – сначала про себя, потом вслух. Обсуждал книги и фильмы, советовался, покупая новые рубашки, жаловался на плохое самочувствие и рассказывал школьные новости. Соседка об этих виртуальных беседах ничего не знала. А если бы узнала, то, наверное, по-крутила бы пальцем у виска как Зося Синицкая. У нее какие-то искания, а у него зарплата сорок шесть рублей и вообще… Штатный школьный психолог и «мисс Сочи -2000». Так сказать, «Красавица и чудовище». Может, в диснеевском мультике такую парочку ждет светлое будущее, во взрослом кино – шансов никаких. Тем более, если первую городскую красавицу заваливают цветами солидные мужчины, а во дворе постоянно дежурит почет-ный эскорт иномарок. Однако ничто не вечно под луной. Прошел год, другой и вереница дорогих авто начала таять. Вслед за ними исчезли коррес-понденты с фото и кинокамерами, грызущие семечки у подъезда в ожидании выхода Ее Величества. Состоялись другие конкурсы, появились другие победительницы – тоже бело-зубые и длинноногие, только немножко моложе. Соседки торжествовали: слава Господу, кончился этот бедлам! Дворовые мужчины вос-приняли ситуацию позитивно и предприняли пару попыток сблизиться с недоступной гор-дячкой. Не вышло. Алла проходила по двору, глядя себе под ноги, на приветствия отвечала сухо, потенциаль-ных кавалеров отшивала. Между бровями у нее пролегла глубокая поперечная морщина, а бессознательная улыбка, прежде не сходившая с губ, исчезла. Ему очень хотелось поймать ее за руку, остановить и сказать: «Как я тебя понимаю!». Но он прекрасно понимал, что не имеет на это права. Он изгой, генетический уродец, природный казус, вынужденный пря-таться среди нормальных людей. Он знал, что всегда будет один, просто не знал, что это будет настолько трудно. Когда раздался громкий переливчатый звонок, Павел сначала удивился, а потом обра-довался. Меньше всего ему сейчас хотелось сидеть в пустой квартире и смаковать свои претензии к жизни. Аккуратно одетая подтянутая женщина, стоявшая перед дверью, показалась ему смутно знакомой. Он не сразу вспомнил, где ее видел. Зато существо, переминавшееся с ноги на ногу, Павел не видел никогда, подобные габариты, исключавшие понятие пола, забыть не-возможно. Судя по бесформенному балахону, которое язык не поворачивался назвать «платьем», это все-таки дама. - Добрый день, - смутно знакомая женщина смотрела на него выжидательно, с неким во-просительным знаком на лице. – Вы меня помните? Павел почесал пальцем висок, изобразив смущение. - Я – мать Олега Князева! – напомнила она. – Шестой «А»…вернее, уже седьмой. – На ее губах затрепетала неуверенная улыбка: - Можно войти? Извините, что без приглашения, но в школе сказали, что вас сегодня уже не будет… Она что-то говорила, но Павел уже не слушал. Его вдруг поразила мысль, что это первые человеческие голоса, которые прозвучат в квартире со дня смерти матери. Год молчания и безмолвия. Не считая, конечно, его бесед с виртуальной собеседницей….нет, не нужно об этом думать. Только не сейчас. Я подумаю об этом завтра. Павел широко распахнул дверь и отступил назад. - Прошу. Гостьи вошли в комнату, с неловкостью и любопытством озираясь вокруг. Павел пред-ложил им сесть. Князева выбрала кресло, толстуха осторожно примостилась на краешек дивана. Хлипкое прессованное дерево скрипнуло, но выдержало. - Снова Олег? – спросил Павел, когда гостьи устроились. – Мне казалось, что он… - Он в порядке, - перебила Ольга Князева и постучала по деревянному столику. Ее имя всплыло в памяти, как открывшийся компьютерный файл. – Не знаю, как вам это удалось, но раньше я отдыхала на работе, а теперь отдыхаю дома. – Они вежливо посмеялись. – Нет, правда. Его сейчас из спортзала не вытащишь. Друзья появились…нормальные, не то, что раньше. Я…я очень боялась за него. Случай Олега Князева выглядел хрестоматийным: бунтующий подросток с комплекса-ми по поводу родительского развода. В общем, ничего страшного, но попробуй, объясни это разгневанным папам-мамам, детишки которых регулярно являются домой с разбитой физиономией и вывернутыми наизнанку карманами. Или с карманами, из которых вывали-вается пачка сигарет. Доставалось и учителям. Воображение у пацана было небогатое, за-бавы ограничивались классикой школьного жанра. Ну, например, стулом, смазанным со-лидолом. Или клеем, разлитым под учительским столом. Хотя, конечно, и это неприятно. - Итак, чем могу помочь? Женщины переглянулись. «Скажи хоть слово», - потребовала мать проблемного ребенка. «Лучше ты», - ответила толстуха жалобным взглядом. Павел хорошо знал этот тип жен-щин. Пассивные жертвы обстоятельств, созидательницы собственных проблем. - Дело вот в чем, - начала Князева. – Это моя подруга, и у нее проблемы с лишним весом. – («Мягко говоря», подумал Павел.) – Я хочу, чтобы она вернула в норму свой вес и…свою жизнь. Не могли бы вы с ней поработать? Она излагала чужую проблему коротко, сухо, без деликатных оговорок, точно так же, как свою собственную. Князева приходила в школу редко. Решительная деловая женщина, вкалывала на двух работах, чтобы компенсировать финансовую никчемность мужа и дать сыну все самое лучшее. Множество заброшенных детей могли бы оспорить это распро-страненное родительское заблуждение, вымостившее дорожку в семейный ад. - А почему вы пришли ко мне? – Он знал ответ, просто тянул время прежде чем принять решение. И еще ему нравилось, как резонируют голоса, отталкиваясь от свежих обоев на стенах. - Если вы справились с Олегом, то справитесь, с кем угодно. - Может, лучше обратиться к диетологу? - Были! - отрезала Князева. - Четыре раза кодировали, все бестолку. Держится три дня, а потом срывается. Никакой силы воли. – Она с осуждением глянула на подругу. Может, ко-му-то этот дружеский союз и покажется странным, только не психологам: - Что ты мол-чишь, Марго? Давай, рассказывай! Толстуха жалобно засопела и, наконец, открыла рот. История Маргариты Грачевой была иллюстрацией вечной жизненной несправедливости. Она родила мужу четверых детей, ради них бросила институт и работу, но дети выросли и отвернулись от нее, и муж тоже отвернулся, завел себе другую женщину. Сначала она пы-талась бороться, потом смирилась, отупела и махнула на все рукой. Ее муж в свои пятьде-сят восемь был привлекательный мужчина, а она расползлась и превратилась в толстый символ несбывшихся женских надежд. Если до своего замужества Марго весила пятьде-сят пять килограммов, то сейчас дошла до ста сорока и продолжала набирать вес. Когда она опустила голову, чтобы достать из сумочки носовой платок, к ее трем подбородкам прибавилось столько же. Марго призналась, что мечтает коснуться подбородком ключиц, и глаза у нее стали восторженными как у ребенка перед новогодней елкой. Мечтать легко. Мечты у всех разные, а механизм для их реализации один – воля. У людей, которых общество называет «успешными», он работает исправно. Но иногда невидимый канал, соединяющий духовное «хочу» с материальным «могу», оказывается засыпан пес-ком, и тогда начинаются проблемы. Павел слушал, кивал и раздумывал: помочь или отказаться? Доводы «против» были куда весомее доводов «за», но он согласился. Хотелось верить, что главную роль в его решении сыграло сочувствие. Не последнюю – деньги. Но все это было вранье, игра в благородство. «ТЫ МОЖЕШЬ ВСЕ. ТЫ - БОГ». Он смотрел в блеклые глаза Марго Грачевой – зеркала ее испуганной, задавленной души. Может для кого-то они зеркала, а для него – тоннель, ведущий в главный, головной отсек тела. И картинки здесь нарисованы с такой сумасшедшей фантазией, какая не снилась ни одному художнику. Мозг Олега Князева, к примеру, напоминал стадион с разгромленными трибунами, пере-паханным полем и сломанными турниками. Картинка подсказала, что нужно делать: ровнять земляные ямы, выправлять искореженные спортивные снаряды, натягивать сетку на дырявые ворота и чинить трибуны. Пацан так и не понял, почему желание хорошо пробежать стометровку однажды пересилило желание выкурить сигаретку. Потом Павел немного потолковал с преподавателем физкультуры, и Олег попал в школьную баскетбольную команду. Вначале ни одна тренировка не обходи-лась без крика, скандалов и драк, но в конце учебного года команда выиграла школьный городской чемпионат. Олег оказался «нервом» коллектива; играл азартно, страстно, безог-лядно – будто на амбразуру падал. Физрук потряс Павлу руку и назвал «гением». В подростковой психологии Павел разбирался ничуть не лучше любого дипломированного специалиста. Олег и Марго, относились к одному психологическому типу разрушителей. То есть, к категории людей с выключенной волей, несущихся с горы, как автомобиль с со-рванными тормозами. Разница в том, что Олег несет хаос во внешний мир, а Марго унич-тожает мир внутренний. Изнутри мозг Марго Грачевой выглядел как торт со взбитыми сливками, сладкой сырковой массой и заварным кремом. Павел утопал по колено в сахарном облаке, а вокруг расстилалась бело-желтая масса, над которой вздымались жирные сливочные бугорки. Инопланетный ландшафт из фантастиче-ского фильма. Один узелок, покрытый густым слоем заварного крема, сокращался, словно живой. Павел осторожно тронул его пальцем. Бугорок едва заметно вздрогнул, а Марго взвизгнула: - Ой, щекотно! Павел быстро сказал: - Жиры и углеводы отменяются. Разрешаются кефир, вареная куриная грудка, диетические хлебцы, овощи, фрукты и минеральная вода. Бугорок снова шевельнулся. Усвоил. Когда он вернулся в реальность, рот Марго был широко открыт то ли от удивления, то ли от испуга. Павел вернул ей конвертик с гонораром и велел придти через неделю. Беспокой-ство смешалось с любопытством. Справился, или нет? Марго явилась в назначенный день не зная, пугаться ей, или радоваться. Она призна-лась, что у нее пропало желание беспрестанно отправлять в рот «что-то вкусненькое». Раньше холодильник был забит мисками и плошками с заварным кремом, жирной сырко-вой массой, сладкими полуфабрикатами, которые опустошались перед телевизором, а те-перь… Да нет, это чепуха какая-то! Но все же, она забыла об их существовании. За три дня она не ела ничего, кроме кефира, диетических хлебцев, овощей и вареной куриной грудки. Такое питание прописывал и диетолог, но у Марго никогда не хватало выдержки. Она точно зна-ет: стоит сесть на диету, и все мысли начинают крутиться вокруг еды. Раньше ее распирало от желания съесть запрещенный пончик, а сейчас она равнодушно проходит мимо витрины кондитерского магазина! Выпалив новости, Марго уставилась на Павла. Под испугом пряталась робкая надежда. - Может, я заболела? – спросила она Павел незаметно стиснул кулаки. - Глупости. Это результат нашего занятия. Продолжим? - Продолжим, - благоговейно выдохнула Марго. Прошел месяц. Марго сбросила пять килограммов, потом еще пять, потом десять…а потом лишний вес потек из нее сплошным потоком. Через полгода она все еще казалась толстой, но только тому, кто не видел ее раньше. Муж не верил своим глазам, тем более что все ее увлечения диетами до сих пор оставались пустой тратой времени. Он испугался, что у же-ны рак и погнал ее к врачу, потому что не понимал, как можно естественным образом по-худеть за шесть месяцев на пятьдесят килограмм. Марго показала Павлу свои пальцы, ис-колотые от непрерывного ушивания одежды, а потом заключила в объятия, чуть не сломав ему хребет, и всплакнула. Она худела каждую неделю на три килограмма, плюс-минус ки-лограмм, а дальше будет худеть по убывающей, пока не остановится на шестидесяти пяти, плюс-минус пять килограммов. И никаких последствий в виде бурной декомпрессии или устойчивого отвращения к еде. После Марго у него было еще несколько пациенток, погребенных под слоем собствен-ного жира. Их истории были одинаковыми, словно написанными под копирку. Мечты о счастье - раннее замужество - рождение детей - дом и хозяйство – муж ушел на сторону – дети живут своей жизнью – и, как апофеоз всех невзгод – лишние, очень лишние кило-граммы. Павлу нравилось возвращать отчаявшимся женщинам человеческий облик – это возвышало их в собственных глазах. - Вы просто чудо, вас надо объявить национальным достоянием! – воскликнула одна из пациенток, рассказывая о том, что отношения с детьми наладились, муж поглядывает на нее с интересом, а знакомые толстухи – с черной завистью. Павел не считал результаты выдающимися. Все эти женщины подспудно были готовы к тому, чтобы изменить свою жизнь, их нужно было только слегка подтолкнуть в нужном направлении. Сила, которую Павел держал взаперти, требовала экзамена посложнее. И то-гда в школьном коридоре его подкараулил славный мальчик Кирилл Супонев и с ужасаю-щим хладнокровием завел разговор о самоубийстве. А когда Павел вытащил мальчишку из наркотического болота, в его дверь позвонил Эрнест Петрович Юргенс. Москва, сентябрь 2005 года. Алла прибыла в Москву хорошо экипированной провинциальной штучкой. В чемодане помимо обычного бабьего барахла лежала шелковая перевязь с надписью «Мисс Сочи», корона со стразами, вечернее платье и туфельки с блесками. В бюстгальтер мама зашила три тысячи долларов – призовой фонд конкурса красоты. Обрывать на привокзальной остановке многочисленные объявления о сдаче квартир в цен-тре за полторы тысячи рублей она не стала, - знала, что в Москве полно мошенников. Ма-ма попросила свою московскую приятельницу временно приютить девочку. Приятельница собиралась провести бархатный сезон в Сочи, поэтому легко согласилась сделать любез-ность в ответ на ответную любезность. Едва успев распаковать чемоданы, Алла помчалась покупать газеты и журналы с предло-жениями работы. Их было множество, и все – заманчивые. Однако для начала требовалось сделать профессиональное портфолио. Алла обзвонила множество фотографов и нашла приемлемый ценовой вариант. Местом рандеву оказался подвал старого жилого дома. Вся обстановка состояла из по-трепанного задника и деревянного стула с облезлыми ножками. Прежде чем сесть, Алла незаметно вытерла сиденье носовым платком. Фотограф - неопрятный юноша с бегающи-ми острыми глазками, одетый в несвежую майку и мятые джинсы, - нацелился в нее объек-тивом. - Какого плана нужны снимки? - Как это? – не поняла Алла. – Обычное портфолио, я думала, вы лучше знаете, как это делается. Парень опустил фотоаппарат и царапнул клиентку быстрым взглядом. - Поня-я-ятно, - пробормотал он нараспев. - Новенькая – готовенькая, значит…Откуда приехала, красавица? - Из Сочи, - Алла достала из сумки шелковую перевязь с короной и смущенно спросила: - Как думаете, стоит надеть? Реквизиты конкурса красоты фотографа воодушевили: - Слушай, отличная идея! Знаешь, какую фотку мы сейчас сделаем? Все закачаются! Зна-чит так: раздеваешься до трусов, вешаешь эту хреновину через плечо, цепляешь корону и становишься на каблук. Поняла? – С этими словами парень выскочил из комнаты. Негром-ко звякнул стакан, и через минуту фотограф вернулся обратно. Его глаза ярко блестели, в воздухе плавал резкий запах спирта: - Еще не разделась? Чего стоим, кого ждем? Давай, давай, дорогуша, у меня полно работы! - Мне не нужны такие снимки! – отрезала Алла. Парень удивился. - А какие нужны? - Обыкновенные. В одежде. - Ты хоть понимаешь, куда приехала, кукла? – ухмыльнулся фотограф. - Кому тут нужна твоя скромность? Алла молча запихала в сумку свой бальный наряд, корону и перевязь. Дошла до автобус-ной остановки, упала на пустую деревянную скамейку и разревелась, хотя знала, что в этом городе слезам никто не верит. Ей потребовались целые сутки, чтобы хорошенько отмыться и взять себя в руки. Через сутки Алла снова рвалась в бой. На этот раз она не стала искать дешевые варианты и выбрала фотоателье, расположенное в центре города. Но прежде чем выйти из дома, во-ровато сунула в сумку свой парадный купальник. Гром с неба не грянул, молния не сверкнула, и Алла не поняла, что сделала первую неза-метную уступку. Фотоателье в центре произвело на Аллу приятное впечатление. Отличный ремонт, симпа-тичная девушка-администратор, большая студия, вежливый трезвый фотограф. Они дого-ворились буквально за пять минут: Алла предлагала, фотограф соглашался. Сеанс занял полчаса. Алла спросила, «если так быстро, почему так дорого?». Фотограф объяснил: ос-новная часть работы - это фотошоп. Снимки будут доводиться до ума с помощью компь-ютерной программы, а это дорогое удовольствие. Алла покивала, отдала двести долларов и покинула студию. Снимки и вправду получились красивые. Алла носилась с ними из одного агентства в другое, однако предложений о работе не получала. Однажды ей позвонили и предложили явиться на кастинг. Алла возликовала, но когда она пришла, оказалось, что одновременно с ней пришло еще пятьдесят девушек. - Что-то народу маловато, - сказала одна из девиц, окидывая взглядом толпу соискатель-ниц. – Наверное, мало платят, сволочи. Приунывшая Алла присела на скамеечку возле стены. Девицы не обращали на нее ни ма-лейшего внимания. Все они были высокими и такими худыми, что казались ходячими ске-летами. У одной барышни в открытой майке позвоночник на ходу извивался змеей. Алла смотрела на девицу, широко раскрыв глаза от жалости, остальные претендентки, изнемо-гая от зависти. Девицы звали друг друга по именам и целовались, - вернее, изображали по-целуй, касаясь щеками и причмокивая. Время от времени открывалась дверь с табличкой «кастинг», и секретарь выкрикивала фамилию. Когда очередь дошла до Аллы, ей уже было все равно, возьмут или нет. Она вошла в зал без настроения, как мокрая курица. За столом сидели трое: женщина и двое мужчин. «Заказчики», как говорили девушки. - Пройдитесь, - велела женщина, листая портфолио. Алла продефилировала из конца в конец комнаты, стараясь подражать походке манекенщиц на подиуме. – Любительница, - прокомментировала женщина и переглянулась с заказчиками: - Стоит продолжать? - Стоит, стоит, - благосклонно откликнулся один из гостей. Золотой зуб рядом с глаз-ным тускло сверкнул. Мужчина ощупал Аллу жадным взглядом и велел: - Снимите кофточку. - Зачем? Мужчины переглянулись и засмеялись. - Разве вам не объяснили, что мы выбираем девушку для рекламы нижнего белья? Нам нужно посмотреть, как вы выглядите в неглиже. Алла смутилась. - Простите, меня никто не предупредил. Я не захватила купальник. Мужчины снова переглянулись. - Ничего, сойдет и так, - сказал второй заказчик, высокий и костлявый. Костюм болтался на его плечах, как на вешалке, сквозь остатки волос просвечивал голый череп. Алла вспыхнула. - Без купальника раздеваться не буду! - Где вы ее взяли? – спросил мужчина с золотым зубом у своей соседки. Та пожала пле-чами и подтолкнула Алле ее снимки: - Забирай, деточка. Нам тут принцессы без надобности, мы в «миссках», как в сору ро-емся. Кстати, имей в виду, что твоим снимкам грош цена. Модель должна быть реально худой, без помощи компьютера. У тебя восемь кило лишних. Свободна. Алла вышла из зала с пылающим лицом, будто ей надавали пощечин. Плакать на этот раз не стала, просто достала свои замечательные снимки, разорвала их на восемь частей и бросила в урну. Сочи, апрель 2006 года Когда в квартире раздался звонок, Павел удивился. Он устроил себе выходной, и ни од-ному пациенту не могло прийти в голову явиться без приглашения. На диване лежал ворох выстиранного белья, разложенная гладильная доска с утюгом стояла в центре комнаты. Никого не пущу, решил он. Звонок повторился – упорный, переливчатый. Не уйдет, понял Павел и неохотно вышел в коридор. Перед дверью топтался незнакомый мужчина лет пятидесяти. Выпуклые линзы глазка карикатурно увеличили верхнюю часть лица, выпятив и без того крутой бульдожий лоб и крупный мясистый нос. Лицо было массивным и значительным, если бы они виделись раньше, Павел бы его не забыл. - Вы ко мне? Мужчина смотрел на него в упор, не мигая. Холеный, уверенный, властный человек, привыкший распоряжаться своей и чужими судьбами. На первый взгляд. На второй стано-вилось заметно, что под железной оболочкой тщательно спрятаны растерянность, беспо-мощность и что-то нехорошее, больное. Его костюм, скрывающий полноту, явно был сшит на заказ, а галстук ручной работы стоил дороже плазменного телевизора. За спиной незнакомца маячили три здоровенных лба в одинаковых костюмах с белыми рубашками. - К вам. - Голос у незнакомца был хриплым и ломался как у подростка. - Вас рекомен-довал мой партнер по бизнесу, Слава Супонев. - Мужчина протянул руку и представил-ся: - Юргенс, Эрнест Петрович. Можно войти? - Э-э-э…Вообще-то я никого не ждал…. - Ничего, я ненадолго. - Гость решительно оттеснил его от двери, бросив охране через плечо: - А вы тут подождите! И уверенно двинулся в комнату. Павел потащился следом как собачонка. Он презирал се-бя за мягкотелость. - Будьте как дома, - сказал он, мобилизовав всю отпущенную богом иронию. Гость, пре-бывающий в коконе собственных проблем, ее не заметил. Стоял посредине комнаты и о чем-то сосредоточенно размышлял, уставившись в точку на ковре. Павел быстро собрал разбросанное белье и отнес в спальню. Когда он вернулся, незна-комец выкладывал на гладильную доску банковские упаковки с пурпурно-багровыми банкнотами по пятьсот евро. Выложив на светлую ткань две денежные пачки, он сморщил лоб и зашарил во внутреннем кармане пиджака. Достал еще одну упаковку, положил ее ря-дом с остальными и подтолкнул к Павлу. Руки чуть-чуть дрожали. - Понимаете, это мой единственный ребенок. Жена умерла десять лет назад, я занимался делом, был очень занят… В общем, недоглядел. Вначале гость старался говорить спокойно, но скоро сорвался и слова потекли быстро, го-рячо, сбивчиво. Успешный деловой папаша, поздняя женитьба, азартная погоня за деньга-ми, «хочу, чтобы у моих детей было все самое лучшее», престижный колледж, красный «феррари», подаренный девочке на шестнадцатилетие и семь нянек, танцующих вокруг единственной наследницы. Результат как в поговорке. Четыре года назад Лидочка вписалась в фонарный столб, выгоняя машину со стоянки ночного клуба. Эрнест Петрович примчался в кабинет начальника райотдела милиции и шлепнул перед ним толстую пачку наличных. - Вы хоть шофера для нее наймите, - посоветовал страж порядка, сгребая банкноты в ящик стола. - Разобьется же на хрен «под кайфом»… - Что вы имеете в виду? - не понял Юргенс. Собеседник взглянул на него как на идиота и вывалил на стол содержимое хорошо знако-мой Юргенсу блестящей сумочки. Потрясенный отец медленно поворошил разноцветные аптечные упаковки. Он был в шоке. Последовал серьезный разговор. Лида обещала одуматься. Дальше, как обычно – лучшие клиники, лучшие специалисты, самые современные лекарства. Лида продержалась полго-да, и снова сорвалась. Юргенс отправил дочь в закрытую немецкую клинику. Выходить на улицу Лидочке разрешалось только в сопровождении пожилой дуэньи-воспитательницы и двух телохра-нителей, которых Юргенсу рекомендовали, как надежных ребят. Через полгода Лида едва не утонула, потеряв сознание в бассейне. Разъяренный Юргенс провел внутреннее расследование и выяснил, что Лида перешла с таблеток на героин, а снабжают ее наркотиками надежные ребята-охранники. Дежавю повторилось с пугающей точностью: клиники, лучшие специалисты, суперсовре-менные методики. Тогда и прозвучал диагноз: «хроническая наркомания». Слово «безна-дежно» не прозвучало, но оно пряталось в отведенных глазах врачей и сочувственных взглядах общих знакомых. Спрашивается, чего ей не хватает в реальном мире, где папа го-тов купить ей все, что она пожелает? - Вся надежда только на вас, - закончил Юргенс, глядя на Павла глазами угрюмого боль-ного бульдога. – Лидочка в гостинице, ждет. Поехали? Ниточка разматывалась быстро. Одно влекло за собой другое. Сказать «нет» он не мог, потому что помог в похожей ситуации славному мальчику Киру Супоневу. И еще потому, что люди, подобные Юргенсу, слова « нет» не понимают. - Поехали, но я ничего не обеща…- начал Павел. Юргенс, не дослушав, схватил его под локоть и потащил к двери. Когда они прибыли в гостиницу, оказалось, что ситуации только выглядят похожими. Детишек двух состоятельных людей подсадили на наркоту. Вернее, подсадили бумажники их папаш, дети расплачивались не деньгами. Разница была в том, что Кирилл хотел вы-браться из плена, или умереть, а Лидочка уже ничего не хотела. На кровати сидела…нет, «сидело» существо неопределенного пола в рваных джинсах и мятой майке. Давно не мытые волосы свалялись и падали на глаза, окруженные морщини-стой сеткой. Существо сидело, сложив на коленях руки-палки, и смотрело перед собой без-участным взглядом, в котором не было никаких чувств: ни боли, ни страха, ни удивления. - Сколько ей лет? - Двадцать, - прошелестел Юргенс. Павел присел на корточки и потряс вялую ладонь. - Лида! Существо не отреагировало. Павел перевернул руку и увидел огромный синяк на локтевом сгибе. - Вы, что, ее колете? - Конечно, - ответил Юргенс, не раздумывая. – Иначе она умрет! Со мной приехал врач Лидочки, он точно отмеряет дозу и старается… - Юргенс мучительно поискал слова, - старается ее не увеличивать. Старается не увеличивать, как же… В таком состоянии «не увеличивать» уже невозможно. Ситуация вышла из-под контроля. Автомобиль без тормозов несется с горы. Павел медленно встал, глядя на макушку со спутанными сальными волосами. - Я не смогу вам помочь, - сказал он хмуро. Эрнест Петрович закусил нижнюю губу. Павел испугался, что он сейчас заплачет, но вме-сто носового платка Юргенс достал из кармана кожаное портмоне, а из него - небольшую фотографию. - Это Лидочка пять лет назад. – Он протянул снимок Павлу. – Прошу вас, взгляните. Это был запрещенный прием, но он снова не смог отказаться. Рохля. Тряпка. Павел неохотно взял гладкий кусочек картона и взглянул на девочку, придерживающую одной рукой разлетевшиеся волосы. Ее улыбка Павлу понравилась: искренняя, широкая, дружелюбная. Девушку не заботило, как она выйдет на фотографии, поэтому вышла она очень даже здорово. С существом, сидевшим на кровати, девочка не имела ничего общего. - Поймите, если я потащу ее обратно, она может умереть! – сказал Павел, возвращая сни-мок отцу. - А вы думаете, что сейчас она живет? – отозвался Юргенс. Павел снова сел на корточки и попытался поймать взгляд существа. Бесполезно. Хоро-шенькая девушка с дружелюбной улыбкой утонула в грязном наркотическом болоте. Рискнуть, или нет? Павел почувствовал, как по рукам поползли ледяные мурашки. Ему было страшно, но одновременно с этим он испытывал чувство какого-то затаенного вос-торга. Нехорошее чувство. Почему-то оно его пугало. - Я попытаюсь, - сказал он коротко. И тут же повысил голос, пресекая вспышку роди-тельской надежды, обманчивой, как мираж в пустыне: - Пишите расписку, что берете все под свою ответственность! Может случиться все, что угодно, я вас предупредил! Юргенс подошел к столу и стремительно зачеркал ручкой. Через минуту он протянул Пав-лу листок бумаги с неровными строчками. Уголок его рта дергался. - Я на все согласен. Лучше смерть, чем такое… - Он не договорил и кивнул на сущест-во. А ВДРУГ И ВПРАВДУ УМРЕТ? Мысль пронеслась как-то вскользь, не оцарапав сознания. НЕ УМРЕТ. ТЫ - БОГ. ТЫ МОЖЕШЬ ВСЕ. Павел отогнал страх и начал распоряжаться. - Мы с врачом должны быть здесь постоянно. Если хотите, перебирайтесь к нам из сво-его номера. Предупреждаю: это очень больно и очень грязно, но обратного пути не бу-дет. Вы меня поняли? – Юргенс кивнул. - Скажите горничной, чтобы была наготове. Тряпки, тазы…я не знаю что еще, может, освежитель воздуха. Теперь вы. – Павел обернулся к врачу. – Сейчас мы распишем график и дозировку уколов, от которых вы не будете отклоняться, что бы ни произошло. От этого зависит…все зависит. Если Эр-нест Петрович попытается на вас надавить, дайте ему в челюсть, выставите в коридор и запритесь на ключ. Все ясно? Врач испуганно кивнул. Юргенс спросил: - Сколько это будет тянуться? - Сколько она выдержит, - сухо ответил Павел. - Не хочу вас пугать, но на всякий случай держите наготове койку в реанимации. - Когда вы начнете? - Немедленно, - ответил Павел. Хотя начать следовало год назад. Перед его приходом Лиде ввели наркотик. Прорваться сквозь него было невозможно, при-шлось дожидаться ломки. Боль просверлила лазейку в героиновых баррикадах, и он ри-нулся туда. А когда пробился, – испугался. Мозг Кира Супонева был здорово затянут облаками, но видимость еще сохранялась. Мозг Лиды был заключен в железный черный ящик без единой щели. Иногда вечную ночь оза-ряла беззвучная вспышка молнии, и на горизонте возникали зубцы призрачного замка. Вот, значит, что она видит в своем героиновом мире, вот к чему стремится, ради чего жи-вет. Павел звал ту, настоящую Лиду, но ответа не получал. Существу, обитавшему в гос-тиничном «люксе», было плевать и на Павла, и на девушку со снимка. Когда начиналась ломка, существо выло от боли, выкрикивало грязные ругательства, плакало, унижалось, умоляло об уколе, пыталось перегрызть себе вены на руках. Павла трясло и ломало вместе с ним. Он держал ее без дозы сколько мог, а когда Лида отключалась, - проваливался вме-сте с ней в черную бездну. И когда сил почти не осталось, Павел вдруг услышал одно сло-во: лялечка. Он не знал, откуда оно пришло, но понял, что это слово - важное. Павел вы-крикнул его в темноту, и до него донесся едва слышный ответ. Он пошел на голос и встре-тил посреди черного лабиринта хорошенькую девушку с фотографии пятилетней давно-сти. Как они выбирались – отдельная песня. Если бы Павел шел один, дойти бы не получилось. Но теперь они шли вдвоем, и когда он падал, девочка со снимка помогала ему подняться. Потом падала она, и Павел тянул ее к горизонту, на котором брезжила узенькая полоска света. Они ползли к ней из последних сил, как раненые бойцы к окопу. Молния больше не озаряла ночь, мрак незаметно рассеивался, очертания замка расплывались в уродливое бесформенное пятно. Когда они достигли пограничной полосы, вместо замка в сером небе распласталось лишь грязное дымное облако. А потом Павла проглотила другая темнота – не снаружи, а изнутри, холодная и пустая, как чернильное море. Первое, что он увидел, очнувшись – белый потолок. Кровать, на которой он лежал, оказалась тоже белая, с эмалированным изголовьем. Рядом с кроватью тумбочка и капель-ница с физраствором, от которой тянется проводок к его руке. Над головой попискивает экран, с бегущими по нему ломаными линиями, рядом с изголовьем - красная кнопка вызо-ва медсестры. Павел попытался поднять руку, и не смог. Она лежала под простыней, словно существова-ла отдельно от его тела, - неподвижная, сухая и подозрительно тонкая. Павел попытался пошевелить пальцами и понял, что ничего не чувствует. Паралич. От ужаса он заорал в полный голос. Получился жалкий писк, потому что горло пере-сохло, а язык распух и забивал ротовую полость как кляп. Однако его услышали. Дверь распахнулась, и в палату вошел молодой человек в круглых очках и белом халате. Судя по возрасту – ординатор. - Привет! – Врач дружелюбно ухмыльнулся и помахал рукой. – С возвращением! Если честно, то, учитывая обстоятельства, Павел предпочел бы менее жизнерадостного врача. Зубы клацали от страха, когда он задал самый главный вопрос: - Доктор, я парализован? Брови медика поползли вверх. - Господи! Да с чего вы взяли?! - У меня руки не шевелятся! Врач молча откинул простыню. Павел взглянул и онемел. Незнакомая грудная клетка напоминала жуткий магазинный продукт под названием «суповой набор». Скелет рисовался так отчетливо, хоть в анатомическом театре показы-вай. Высохшая кожа грязно-серого цвета шелушилась. Острые кости таза проступали под ней верхушками рифов, грозя разорвать кожу, как ветхую ткань. Судя по всему, зеркало сейчас лучше не просить. - Потому и не кусают, - резюмировал врач. Стер с губ неуместную ухмылку и поправил-ся: - То есть, не шевелятся. Организм в шоке от резкой потери веса. Сознание накатывало постепенно, словно прилив, выбрасывая на берег вопросы. Кто при-вез его в больницу? Впрочем, и так понятно. Сколько килограммов он потерял за прошед-шее время? Сколько прошло времени с тех пор, как он отключился? И, наконец, главный вопрос: что с Лидочкой? Удалось ли ей выбраться? Скорее всего, нет. Если здоровый му-жик выглядит как ходячий труп, во что должно было превратиться существо, наполовину стоящее в могиле? Павел хрипло спросил, с трудом шевеля опухшим языком. - Какое сегодня число? - Второе мая. А что? Павел произвел несложные арифметические вычисления. Прошло ровно три недели с того дня, как в его дверь позвонил Эрнест Петрович Юргенс. - Давно я у вас? - Второй день, - ответил врач, проверяя уровень физраствора в бутылочке. - Ни разу не видел такого сильного истощения. Хотя, вру. В реанимации лежит одна девица, кото-рую можно носить в целлофановом пакетике. Тридцать семь кило. Бр-р-р… - врач брезгливо передернул плечами: - Девочки говорят, без дрожи не взглянешь. Глаза пациента до краев наполнились слезной влагой. Ничего удивительного: солнце све-тит ярко, а жалюзи не опущены. Непорядок. Врач подошел к окну и затемнил комнату. - Как она? – спросил хриплый голос. - Выкарабкается, - равнодушно ответил врач. - У нее папаша крутой. Набил самолет мос-ковскими академиками и построил их в палате дочурки. Да вы лежите, не дергайтесь, все будет хорошо! Через пару дней перейдете на жидкий бульончик! А там, глядишь, отважимся на пару сухариков! Павел выписался из больницы через день, хотя неведомый благодетель оплатил отдель-ную палату со всеми удобствами и персональной сиделкой. Пожилой таксист отвез его домой и буквально на руках втащил на третий этаж. Павел запер дверь на все замки и сва-лился на диван. Он боялся оставаться в больнице, потому что не знал, как химия повлияет на «это». Может, лекарства избавят его от «этого» навсегда. Может, сделают «это» некон-тролируемым. Рисковать он не хотел. Юргенс нанес ему визит тем же вечером. Не тратя слов на благодарность, выложил пачку денежных упаковок и предложил Павлу должность вице-президента своей авиаком-пании. Если бы у него были силы, Павел бы засмеялся. - Шутить изволите? Эрнест Петрович, я ничего не понимаю в самолетах. Что мне там делать? Юргенс объяснил. Ответственность – это стресс. Когда у людей, имеющих дело с само-летами, сдают нервы, считается, что они должны идти к психологу. Павел разрешит их проблемы и, вернувшись на рабочее место, они не привернут винтик вместо шпунтика, са-молеты не будут разбиваться, а пассажиры будут спасены для демократии. Юргенс обещал Павлу зарплату в двадцать тысяч долларов и не считал это слишком большой ценой за душевное спокойствие персонала. Павел видел удачливого бизнесмена насквозь: в отсутствие надежных телохранителей он должен стать гарантией Лидочкиного воздержания. Потом мелькнуло подозрение, не желает ли Эрнест Петрович держать под рукой человека, способного управлять чужими мозгами? Он раздумывал неделю. Перспектива превратиться в придаток чужой жизни, - пускай даже хорошо оплаченный – не вдохновляла, но Павел боялся согласиться. Дело не в фанта-стической зарплате. Сильнее корысти было желание прощупать границы своей силы, по-нять, где кончаются его возможности. Что касается второй неприятной мысли, то Павел решил решать проблемы по мере их поступления. Сомнения разрешила Лидочка. Она пришла к Павлу вместе с отцом сразу после выпис-ки. Девочка выглядела страшненько, но, по крайней мере, это явно была девочка, а не бесполое существо с мертвыми глазами, которое Павлу представили в гостиничном «люк-се». Он вспомнил странное слово, которое не давало ему покоя, и спросил: - Что такое «лялечка»? Тебя кто-нибудь так называл? Лидочкино лицо помертвело. - Мама… много лет назад. Я совсем забыла. Они помолчали. Потом Юргенс спросил: - Вы будете на меня работать? - Буду. Он ответил мгновенно, не раздумывая, потому что загадал: если слово ему не примерещи-лось, если оно что-то значит, - он нашел свою дорогу. Юргенс не задал больше ни одного вопроса, только посмотрел…как-то странно. Это был момент, когда два человека точно знают: телепатия существует. Москва, январь 2007 года Алла была четвертой жилицей однокомнатной квартиры, работала в школе и давала част-ные уроки английского языка. Сорок пять тысяч кажутся бешеными деньгами, но только до тех пор, пока не посчи-таешь расходы. Восемь тысяч за квартиру, - это раз. Проблемы с участковым хозяйка квартиры решать отказалась, сказала, «разбирайтесь сами». Еще по две тысячи с носа, - это два. Отдав свою долю за жилье, Алла немедленно неслась на почту и посылала десять тысяч маме, - это три. Вообще-то, нужно посылать больше, маме требуются лекарства и хорошие продукты, но тогда на что жить целый месяц? Надо что-то есть и во что-то оде-ваться! А громадный обоз мелких трат, которые складываются во внушительную итоговую сумму: колготки, косметика, стиральный порошок, дезодорант, мыло, зубная паста, транс-портные расходы… Еще нужно отложить хотя бы две-три тысячи в «стабфонд» на непред-виденные обстоятельства. А деньги на отпуск и поездку домой? А скромные подарки? Слава богу, в школе учителей кормили обедом, поэтому тратиться приходилось только на завтраки. («Овсянка, миледи!» - как сказал бы дворецкий лорда Баскервиля). От ужина Ал-ла решила гордо отказаться, заменив его стаканом кефира. Очень полезно для фигуры и цвета лица. Полезно-то полезно, но есть хотелось ужасно. Особенно, когда Фарида начинала колдо-вать над плитой. Веселая толстая азербайджанка с полным ртом золотых зубов днем торго-вала на рынке, а вечером хорошенько отъедалась. Запах плова, доносившийся из кухни, вызывал желудочные спазмы. Алла затыкала нос ватными шариками, укладывалась на свою раскладушку и погружалась в роман о красивой жизни. Книгами ее снабжала третья жилица. Томка приехала из Пензы, провалила экзамены и теперь продавала потрепанные покетбуки возле метро «Университет». Это была жизнерадостная девица, еще не обломан-ная жесткой столичной жизнью. По выходным Томка подрабатывала на пригородных элек-тричках, таская по вагонам тележку с газетами и сигаретами. Первая жилица – красивая девушка по имени Жанна – вела ночной образ жизни. На что она жила Алла не знала, но догадывалась. Наверное, остальные женщины тоже. Во всяком случае, в ванной не переводились дезинфицирующие чистящие средства. Вот такая подобралась разношерстная компания. Жили не то, что бы дружно, но тихо – на ссоры не оставалось сил. Алла постоянно хотела спать, однако коловращение в квартире не прекращалось ни на минуту. Кто-то мылся, кто-то стирал, кто-то готовил, Фариде при-возили товар, Жанна уходила «на работу» поздно вечером, Томка в пять утра, дребезжал телефонный аппарат, бубнил старенький телевизор…. К хроническому недоеданию при-соединилось хроническое недосыпание. Терпение кончилось как-то сразу и незаметно. Однажды Алла вернулась домой, хро-мая, с каблуком в руке. Проклятый каблук отваливался уже дважды, и мастер предупредил, что третьей починки подошва не выдержит. Алла сидела на раскладушке, раскидывала так и сяк, но экономить больше не на чем. Придется покупать новую обувь. Алла завернула сапоги в газету и выбросила сверток в мусоропровод. Чтобы немного уте-шиться, решила выпить горячего чаю, хорошенько отмыться и спать, спать, спать! Поста-вив чайник на огонь, она вдруг обнаружила рядом с ним забытую сковородку и подняла крышку. Мясо было нарезано маленькими аппетитными кусочками, рис окрашен золотистым шаф-раном, нежная молодая морковь светилась изнутри как опал. Рот наполнился слюной. Ал-ла зачерпнула полную ложку и сунула в рот. Вторая ложка была съедена торопливее первой. Третья еще быстрее. А потом Алла начала давиться пловом, запихивая его за обе щеки, как хомяк. Жевать не успевала, – глотала так. И вдруг увидела Фариду. Азербайджанка стояла на пороге кухни и с жалостью наблюдала за Аллой. Ложка выпала из рук и шлепнулась на пол, рассыпав вокруг себя золотистый рисо-вый каскад. Фарида подошла к плите, погасила огонь под свистящим чайником и тихо сказала: - Давай я разогрею. Алла рухнула на стул и разрыдалась, давясь и стреляя комочками непрожеванного риса. Вот к чему привели полтора года столичной жизни, прошедшие под циничным лозунгом «выжить любой ценой!» Разве об этом мечтала глупая двадцатипятилетняя девочка, явившаяся сюда, чтобы всех поразить и очаровать? Алла рыдала весь вечер. Фарида утешала, наливала чай, подсовывала бутерброды и халву. Алла ни от чего не отказывалась, потому что гордость кончилась одновременно с терпени-ем. Вернулась Томка, сунула на кухню веселую голодную мордочку. Фарида усадила ее за стол, заставила поужинать остатками плова. Потом вернувшаяся Жанна поставила бутыл-ку виски, Томка достала из заначки хорошую коробку конфет, Фарида притащила какие-то восточные сладости, и покатило… Остаток ночи Алла провела в обнимку с унитазом, возвращая съеденное и выпитое. Утром она поехала в школу и написала заявление об уходе. Двадцать тысяч рублей момен-тально вылетели из бюджета, но Алла испытала такую радость, расставаясь с ненавистной работой, что ничуть не испугалась. Газета «Из рук в руки» разбухла от предложений частных репетиторов, но ей удалось набрать десяток учеников. Алла отрабатывала пять уроков в день и получала пятьдесят долларов. Сразу, наличными. А вечером приходила домой, объедалась недоступными пре-жде деликатесами, падала на раскладушку и засыпала. Через месяц сытая жизнь надоела и наскучила. Перебрав кучу рекламных объявлений, Алла отправилась в небольшой ресторан на Смоленском бульваре, где до тонкостей изучи-ла столовый этикет, узнала, как накрыть стол для приема, и научилась правильно подби-рать вино к рыбе, мясу и десертам. К новой специальности прилагался старый универси-тетский диплом, педагогический стаж, знание английского языка и представительская внешность. Осталось найти семью, способную оплатить такой шоколадный набор. В первом же агентстве оптимизм Аллы немного поугас. Полная женщина в деловом костюме и тапочках поинтересовалась, перебрав документы: - А где рекомендация прежних работодателей? - Какая рекомендация? – не поняла Алла. – Из школы, что ли? Вот трудовая книжка, там написано: «уволена по собственному желанию»… Женщина оборвала ее на полуслове. - Значит, вы никогда не работали в доме? Сердце упало. - Нет. Это плохо? Меня не возьмут? Женщина пожала плечами. - Даже не знаю. Хозяева предпочитают прислугу с рекомендацией. - У Аллы вытянулось лицо: - Ну, попытаемся. Оставьте контактный телефон и фотографию. Кто знает, мо-жет, найдется желающий. – Женщина пронзила посетительницу рентгеновским взгля-дом: - К одинокому мужчине работать пойдете? - А какая разни…- начала Алла, но тут же сообразила, где собака зарыта. – Пойду, если он будет парализован ниже пояса. - Понятно, - усмехнулась собеседница. – Ладно, попытаемся подыскать вам что-нибудь приличное, хотя контингент у нас непростой. Будет подходящий вариант – позвоню. Кстати, меня зовут Ада. Анкета Аллы пользовалась популярностью: как говорится, все на месте, и образование, и возраст, и внешность. Если первые два пункта безоговорочно говорили в ее пользу, с третьим возникали проблемы. Немолодые респектабельные клиентки, увидев фотографию Аллы, анкету немедленно отвергали. Клиентов-мужчин Ада делила на две категории: «шалуны» и «хулиганы». Разница ме-жду ними была существенная. «Шалуны» жили на деньги состоятельных жен, поэтому особой опасности не представля-ли. Максимум, на что осмелятся – ущипнуть в укромном уголке. Можно и потерпеть, если зарплата приличная. «Хулиганы» содержали семью, и это давало им свободу маневра. Как правило, у них име-лась холостая квартирка, о которой законная супруга не подозревала. Развлекаясь на сто-роне, «хулиганы» соблюдали внешние приличия и избегали скандалов. «Шалунам» Алла нравилась, их женам – нет. Пару раз наклевывался неплохой вариант, но после личного собеседования следовал вежливый отказ. «Хулиганов» побаивалась Алла. Несмотря на заверения Ады, что «этот, вроде, ничего», она, проворочавшись ночью без сна, так и не могла заставить себя дать согласие. - Имей в виду, это последний вариант, - предупредила Ада, позвонив однажды вечером. – Семья достойная, он – адвокат, она – домохозяйка. Платят неплохо, но есть одно неболь-шое условие… - Какое условие? - испугалась Алла. - Завтра узнаешь. Условие оказалось дурацким, но вполне приличным, и Алла с легким сердцем подписа-ла договор. Накрыла девочкам роскошный стол, собрала свои немногочисленные пожитки, и прости-лась с прошлым. «Я достойна самого лучшего», - вот лозунг дня сегодняшнего и всей ос-тавшейся жизни. Московская область, сентябрь 2007 года. День начался чудесно: субботняя трасса без пробок и относительно свежий загородный воздух. Старенький «опель» резво несся по гладкой дороге, одурев от солнца и запахов и возомнив себя новенькой иномаркой. Вокруг сверкало пышной зрелой прелестью уходя-щее бабье лето, «Авторадио» выдавало незабвенные хиты девяностых: - Бухгалтер, милый-милый мой, бухгалтер, Вот он, какой, совсем простой… С двух сторон волновалось зеленое кукурузное поле, теплый ветерок теребил высокие уз-кие стебли. Разогнавшись, Сергей чуть не пролетел мимо поворота с табличкой «Бисеров-ский рыбхоз», но вовремя тормознул и сбросил скорость. «Опель» обиженно чихнул и, кряхтя, начал переваливаться через грунтовые колдобины. Охранник выглядывал из будки у ворот, как сказочная царевна из заколдованного терема. Сергей сунул в окошечко дневную путевку и поинтересовался: - Народ собрался? - С шести часов на берегу сидят. - И как успехи? Охранник пожал массивными плечами. - Пока никто не жаловался. Дорого, но оно того стоит – таково было общее мнение. Объединенное рыболовное хо-зяйство включало в себя цепочку прудов, где разводили форель и карпов, несколько мага-зинов с рыболовными снастями и специальным кормом, а также небольшую лавку, в кото-рой продавалась свежая рыба. Карп в этих местах водился отличный – нежный, сладкий. Сюда приезжали семьями, чтобы перевести дух после городской суматохи, нажарить шаш-лыков, посидеть с бутылочкой холодного пива у воды под неторопливый разговор. Публи-ка собиралась приличная, пьяных и хулиганов не видно. Огромный пруд распластался под солнцем. Едва заметно шевелились камыши, окайм-лявшие берег, середину живой ниткой прошивала цепочка искусственных кормушек. По гладкой поверхности, покалывая глаза, бегали солнечные искры, и изредка раздавался громкий тяжелый плеск: играла глупая откормленная рыба. Сергей ехал вдоль берега, высматривая знакомые лица. Как говорится, «назвался «обнов-ленцем» - полюби рыбалку!» Им, благодаря Ермакову, достался не худший вариант по сравнению с большим теннисом под палящим солнцем, головоломным лыжным слаломом и сложной техникой восточных единоборств. Измученные жизнью коллеги из соседних ка-бинетов часто клянутся в курилках сменить ненавистную лыжную палку на мирную удоч-ку. Кряжистый крепкий мужчина, стоя по колено в воде, опускал в садок зеркального карпа. Любимые охотничьи сапоги генерала отлично сочетались со старой камуфляжной формой и надвинутой на глаза бейсболкой. Однопартийцы, соблюдая субординацию, облюбовали места неподалеку от босса. Сергей хлопнул дверцей и крикнул, сложив ладони рупором: - С почином, Иван Алексеевич! - Шутишь, что ли? – генерал с трудом вытянул из воды тяжелую сеть, набитую шеве-лившейся рыбой: - А?!… - Фантастика! Сами все поймали, или это наше общепартийное достижение? - Дурак, - сказал генерал негромко и выпустил сетку. Садок с шевелящимися хвостами ушел под воду. Заместитель умел отравить удовольствие одним словом, вот как сейчас. Мало того, что не явился на общий уикэнд, разлагает партийную дисциплину, еще нацепил эти проклятые очки с зеркальной тонировкой. Знает, что босс их просто ненавидит. Человек «без лица» напоминал ожившие рыцарские доспехи из старого голливудского «ужастика». Идешь себе спокойненько мимо, как вдруг заржавевший латник медленно поворачивает вслед голову с пышным плюмажем, лязгая щитом, сходит с постамента, поднимает меч и… Леска дернулась. Генерал азартно «подсек» добычу, но карп сорвался. Ермаков буркнул под нос что-то неразборчивое. - Между прочим, где ты шляешься? – крикнул он сердито, сматывая леску. - Сказано было: сбор ровно в шесть утра! Иди сюда, что я так и буду пупок надрывать? - Не до отдыха мне, Иван Алексеевич, – отозвался заместитель, осторожно спускаясь боком с холма. Начищенные туфли покрылись бурым налетом. - Вы не забыли, что через три месяца народ повалит к избирательным урнам? Надо бы напомнить избирате-лям название их любимой партии! Он протянул генералу толстую кожаную папку. Ермаков начал заряжать кормушку кашей с молотыми семечками. - Что ты приволок? - Тут расписаны маршруты поездок по провинции и тексты речей перед избирателями. Посмотрите, Иван Алексеевич, может, возникнут вопросы или замечания. Генерал бросил удочку и вытер руки об штаны. Сергей сел на теплую землю. Сорвал сте-белек и принялся гонять его между зубами, наблюдая за боссом. Ермаков читал, сморщив лоб и шевеля губами, как малограмотные крестьяне до рево-люции. Впрочем, все эти бумажки ничем не отличаются от текстов, написанных для пре-дыдущей избирательной компании. Так, подправил некоторые цифры, изменил некоторые фамилии. Старый хрыч ни хрена не помнит. Хорошая болезнь – склероз. Забываешь, что у тебя маразм. Осилив несколько страниц, Ермаков утомился. - Нормально. Я так мыслю: ты поедешь вперед и подготовишь почву к моему появлению. Чем скорее, тем лучше. Ферштее? - Найн, майн фюрер. Пускай техническими деталями займется кто-нибудь другой. - Это еще почему? - Потому, что без меня вы как без рук, атаман. Если я уеду, кто в лавке останется? Сами работать будете? - Доиграешься когда-нибудь со своими остротами, - предупредил Ермаков. – Мне не нравится, что наши рейтинги упали на два процента. Сообрази, почему? Ты же второе лицо в партии, давай, отрабатывай свой хлеб! Вот! С этого и следовало начинать! Он второе лицо в партии, именно поэтому их рейтинги упали не на два, а на два и восемь десятых процента! В нашей политической бухгалтерии очень развита система округления в ту или другую сторону. Все зависит от того, на чей стол ляжет бумажка. Партия «Обновленная Россия» возникла в середине девяностых на волне сочувствия к обиженным военным. Любит российский народ обиженных, что тут поделаешь? Генерал часто появлялся в кадре с бывшими фронтовиками и без устали напоминал о «наших по-бедах», - даром, что родился в сорок седьмом году. Времена были хреновые, хотелось по-слушать о чем-нибудь хорошем, трогательном. На этой ностальгической волне они и про-скочили, с ветерком, с азартом. Но нельзя же постоянно рассчитывать на выигрыш в лоте-рею, нужно и дело делать! Тем более что положение армии, как это ни печально, успело немного поправиться! Сергей нанял специалистов, те провели опросы и выдали портрет их среднестатического избирателя. Картинка получалась жутковатая. За партию «Обновленная Россия», голосо-вали люди, чей возраст приближался к шестидесяти годам, то есть, к той критической цифре, за которой начинается планка смертности. И что будет, когда их электорат перем-рет? Сергей честно попытался объяснить положение дел. Ермаков слушал и ухом не вел. Сначала Сергей решил, что босс безнадежно туп, а потом сообразил: да ведь он одного возраста со своими избирателями! Люди типа Ермакова либо ошибочно считают себя бес-смертными, либо придерживаются девиза одного французского короля: «После меня хоть потоп!» - Ну, что там с нашим козырным тузом? – брюзгливо спросил Ермаков. – Сознался, гад, или по-прежнему валяет дурака? Прежде чем ответить Сергей крепко прикусил стебелек передними зубами. Начиналась са-мая ответственная часть программы, и тут главное было правильно подбирать слова. - Работает в своей авиакомпании, вправляет мозги персоналу. Ни в чем интересном пока не замечен. - Ты не пробовал его прижать? - Каким образом? - Дурачком-то не прикидывайся. Запусти к нему домой двух-трех грамотных бойцов, он через два часа признание собственной кровью напишет. Или не выдержит и начнет со-противляться…своим способом. И все сразу станет ясно. - А вдруг у него что-нибудь сломается? Босс замер, переваривая фразу. Вечная беда старых вояк: им кажется, что они до сих пор в нерушимом Союзе. Если нельзя добиться своего по-хорошему, что ж, - высылаем десант с напалмом и ручными пулеметами, пускай прихлопнут сукиных детей, не желающих жить долго и счастливо. - И долго ты собираешься с ним возиться? - Не знаю. Сколько понадобится. - Что значит «сколько понадобится?!» – взревел генерал. Коллеги-однопартийцы беспо-койно завертели головами. – Обалдел, придурок?! До выборов три месяца! - Не улавливаю связи, - удивился Сергей. Генерал швырнул папку в сторону. - Издеваешься, что ли?! А зачем я почти год оплачиваю твое научное любопытство?! Мне нужно, чтобы этот сукин сын отработал вложенные в него средства! Сергей медленно поднялся и встал напротив генерала. - Как вы себе это представляете? – поинтересовался он. - Запихнёте его в телевизор и прикажете загипнотизировать избирателя? «Все голосуем за «Обновленную Россию»? Генерал отвел взгляд. Сергей похолодел. Шутки шутками, а ведь он попал в десятку! Ермаков собирался использовать шанс, ко-торый выпадает один раз на десять миллионов для того, чтобы забивать им гвозди! - Значит, так, - начал генерал. – Год назад ты явился с фантастической историей и уло-мал меня раскошелиться. Как – до сих пор понять не могу! Ладно, я подписался. А поче-му? Потому, что ты пообещал грандиозные перспективы! Сначала я оплатил поиски это-го сукиного сына, - генерал загнул толстый палец. – Раз. Теперь почти год оплачиваю твои шпионские игры и круглосуточное наблюдение за вице-президентом частной авиа-компании. Это два. Заместитель молчал, гоняя между зубами тонкий стебелек. Ненавистные зеркальные стек-лышки отражали багровую генеральскую физиономию. - А засранный пионерский лагерь? – снова возбудился Ермаков.- Блин, как ты меня уболтал его купить, до сих пор не понимаю! Столько денег вбухали в полуразрушенные стены! Потом тебе потребовалось оборудовать подвал по последнему слову техники. Это три. - Генерал потряс ладонью с тремя скрюченными пальцами, как пистолетом. - Ну, что ты молчишь?! Я потратил на твои шпионские игры почти пятьдесят тысяч долларов! Это не считая загородных руин, которые обошлись…А-а-а! – Ермаков не договорил и безна-дежно махнул рукой. – Сам виноват! И как вернуть потраченные деньги? Об этом ты по-думал, засранец? - Легко! – Сергея распирало от злости, но голос звучал весело: – Если наш козырной туз окажется джокером, мы его разберем на запчасти и продадим органы в трансплан-тационные клиники. За одну печенку получим больше, чем за ремонт. А потом откро-ем в руинах цех по производству паленой водки или начнем гнать «Виагру» из толче-ного мела. Или понавезем туда вьетнамцев и завалим толкучки одеждой от лучших за-падных производителей. А когда накопим денежек, дадим вьетнамцам под зад, подре-монтируем руины и устроим там шикарный бордель для партийной элиты. – Сергей выплюнул расплющенный стебелек: - Заметьте, босс, это только экспромт, а что бу-дет, если я немного подумаю? Ермаков задышал, как закипающий самовар. Он и сам гонял в голове нечто подобное, но сейчас, когда зам с этой своей кривой усмешкой озвучил его мысли, понял – бред! Снова выпендривается, гад, снова демонстрирует, какой он умный. Или еще хуже, демонстриру-ет, какой начальник дурак. Давно пора дать этому мерзавцу под зад…вот только кто рабо-тать будет? - Какого черта ты приперся? – угрюмо спросил генерал. – Уж, конечно, не для того, что-бы я прочитал твою пачкотню. Думаешь, я не замечаю, что ты четвертый год подсовыва-ешь мне одни и те же тексты? - Зачем же менять всенародно любимые хиты? - удивился Сергей. - Вы их давно вы-учили, а если я напишу новый – придется начинать сначала. Охота вам мучиться? - Замес-титель посерьезнел и сменил легкомысленный тон на деловой: - Иногда, атаман, вы бы-ваете удивительно прозорливы. Мне снова нужны деньги. Глупо тормозить за десять метров до финиша! Нужен хороший психолог, чтобы довести работу до конца. В конце концов, это в ваших интересах… Договорить не успел, потому что Ермаков сорвал с заместителя ненавистные очки и швырнул их в воду. Коллеги-однопартийцы превратились в статуи с удочками, замер ненавистный зам. Стоп-кадр. Только легкомысленный ветерок беззаботно шевелит прибрежные камыши. Прошла невыносимо долгая минута. А затем Сергей присел на корточки, нашел очки, поболтал их в мутной воде и тщательно вытер носовым платком. Нацепил на нос зеркаль-ные стеклышки и поинтересовался, глядя снизу вверх: - Значит, денег не дадите? Ермаков сгреб его за грудки и рывком поднял на ноги. На белой, идеально отглаженной рубашке, отпечатались грязные разводы. - Слушай сюда, - начал он, задыхаясь. - С меня хватит. Если через неделю не будет пол-ной ясности, я дам тебе… ногой под зад. Только сначала рассчитаешься с долгами. Прикинь на досуге, каким образом ты собираешься вернуть мне потраченные деньги. Сумма немаленькая, пятьдесят тысяч баксов. Все понял? Сергей по одному разогнул скрюченные мясистые пальцы, похожие на баварские колбаски. - Вы, атаман, умеете выражаться чрезвычайно доходчиво. За это избиратель вас и лю-бит. Я предлагаю расстаться по-хорошему. Сейчас я удалюсь, и больше вы меня нико-гда не увидите. Пускай вашими делишками займется кто-нибудь другой. - Размечтался! - перебил генерал. - Чтобы через неделю тебя в Москве не было! Отправ-ляйся заниматься своими прямыми обязанностями, а после выборов поговорим о твоих долгах. Все эти деньги я выкинул на твои безумные проекты, и ты мне их вернешь! И не вздумай слинять, иначе я тебя прикончу! - Интересно, как? – поинтересовался зам, отряхивая рубашку. - Заговорите до смерти? - Не забывайся! – предупредил генерал. - Я тебя вытащил с помойки, но в любой момент могу отправить обратно. И держись подальше от Юльки, понял, карьерист хренов? Моя дочь не для тебя. С этими словами генерал повернулся к собеседнику спиной. Поднял с земли заряженную удочку, размахнулся, сделал короткое точное движение рукой и плечом. Тяжелая кормуш-ка улетела на двадцать метров и шлепнулась в воду, разогнав концентрические круги. - Отличный бросок! – одобрил зам. – Что-что, а ловить рыбку в мутной воде вы умеете! - Пошел на…, придурок - ответил генерал, не поворачиваясь. Сергей засмеялся, поднял с земли папку и пошел к машине. По дороге он потрепал по плечу рыбака-однопартийца: - Не унывайте, коллега! Говорят, Костя Валуев зарегистрировал собственное политиче-ское объединение! Условия вступления жесткие: утренняя и вечерняя пробежка обяза-тельны, в выходные проводятся дружеские матчи с тяжеловесами из конкурирующих партий! Нам с вами достался не худший вариант! Коллега шарахнулся от него, как от прокаженного. Даже хуже, - как от политического тру-па. Сергей снова засмеялся, сел в машину и рывком взял с места. Московская область, сентябрь 2007 года. Алла вошла в комнату без стука. Первое, что бросилось ей в глаза - обширный хозяйский зад, торчавший из-за открытой створки гардероба. Зад вилял из стороны в сторону, словно его обладательница решила позаниматься гимнастикой. Инга Владимировна самозабвенно копалась в чужих вещах. Зад дернулся еще пару раз, из-за открытой створки гардероба показалась спина в жирную складочку. Инга Владимировна закрыла зеркальную дверцу и повернулась. Надо отдать должное, у хозяйки хватило совести покраснеть. - Я… э-э-э… где-то оставила кольцо с изумрудом. Никак не могу найти. Вы его не виде-ли? Алла покачала головой и отвела глаза. - Ну, ладно. Поищем в другом месте. Хлопнула дверь, зацокали каблуки на лестнице. Алла упала на круглый пуф возле туалет-ного столика. Оскорбленное самолюбие требовало реванша. Высказать хозяйке все, что накипело в душе за шесть месяцев, хлопнуть дверью и попробовать найти другую работу. Или вернуться назад, к маме. В конце концов, кое-какие деньги у нее есть. Три тысячи долларов – сумма относительная. Относительно Москвы невеликие деньги, а для провинции – ого, какой ка-питал! Они с мамой могли бы жить на них год, не меньше. Алла стянула с головы влажное полотенце и взглянула в глаза своему отражению. Возраст – двадцать семь лет. Семейное положение – не замужем. Место работы – прислуга по найму. Вообще-то, в контракте должность называлась «домоправительница», однако суть от этого не меняется. Нужно же ей было согласиться изображать английскую экономку в богатеньком доме! И имечко ей придумали дурацкое, «мисс Викерс». Алла предлагала хозяйке более благозвуч-ные псевдонимы, но Инга Владимировна уперлась. Чем госпоже Дубининой приглянулась фамилия «Викерс» Алла не знала, но догадывалась. Есть ассоциация с шоколадным батон-чиком, реклама которого постоянно долбит с экрана телевизора. Остальная прислуга так ее и называла, «мисс Сникерс». Алла терпела. Роль требовала держаться особняком, поэтому она даже поплакаться никому не могла. Сначала ее здорово подбадривала мысль о царской зарплате (три тысячи баксов в месяц!) затем ликование как-то незаметно усохло, а сумма стала казаться прожиточным миниму-мом. Еще неизвестно, получит ли она свои деньги. Зарплата перечисляется на особый счет в банке, и забрать ее Алла сможет только через год после заключения контракта. Осталось потерпеть шесть месяцев. Если она разорвет договор хотя бы на день раньше, деньги воз-вратятся хозяевам. - Мисс Викерс говорит по-русски? – спрашивали гости, разглядывая Аллу. - Говорит, говорит, и все понимает! - отвечала Инга Владимировна, не понижая голоса, словно Алла была комнатной болонкой. - Она уже три года работает в России. Гости завидовали. Англичанка-домоправительница - в этом что-то есть. Раньше, к приме-ру, в приличной дворянской семье обязательно жил француз-гувернер, или француженка-гувернантка. Обучали детишек иностранному языку и хорошим манерам, слегка за шало-сти бранили и в Летний сад гулять водили. Мисс Викерс была хороша собой, всегда под-тянута, холодна и прекрасно владела собой в щекотливых ситуациях. Когда подвыпивший гость начал подставлять ей ногу, она не смутилась. Посмотрела на шутника немигающим змеиным взглядом и вежливо заметила: - У моих туфель высокий каблук. Если я наступлю вам на ногу, будет очень больно. Шутник не нашел, что ответить и кое-как затолкал растопыренные ноги под стул. Мужчи-ны вообще как-то терялись в присутствии замороженной английской трески. Вроде краси-вая, стерва, а щупать ее почему-то не хочется. Все равно не взвизгнет, не ахнет, не покрас-неет, не захихикает, не обидится - словом, не доставит никакого удовольствия. Сверкнет холодными эмалевыми гляделками и проинформирует, что блузка выстирана с помощью отбеливателя, который вызывает у некоторых людей стойкую аллергическую реакцию. Англичанка говорила с приятным акцентом и строила русские предложения очень грамот-но. Обычно с такой стерильной чистотой разговаривают только на чужом языке. Гости не всегда могли ответить в духе учебника грамматики, поэтому предпочитали не связываться. Женщины, приезжавшие в гости к Дубининым, рассматривали Аллу как манекен на витрине. Отличные костюмы носит эта мисс! Где она отоварилась? Сколько гринов отва-лила? Какую зарплату получает за свой английский акцент и безукоризненные манеры? Алла отвечала пресным высушенным тоном: да, благодарю вас, костюм от хорошего про-изводителя, цена умеренная, сумма вознаграждения за работу вполне достаточная, прости-те, я не имею права ее разглашать. Звучало таинственно, даже интригующе. Вообще-то, костюмы Алла шила в обыкновенном московском ателье, и великолепной линией пиджаков и юбок была обязана скорее хорошей фигуре, чем мастерству закройщицы. С репликами по поводу зарплаты выступала Инга Владимировна. - Десять тысяч, - отвечала она со вздохом. - Фунтов?! – пугались дамы. - Да что вы! – в свою очередь изображал испуг хозяйка. – Откуда такие деньги?! Долла-ров, душечка, долларов! – Инга Владимировна разводила руками: - Тоже сумасшедшие деньги, но что делать? На меньшую сумму англичанка не подписывалась! Пришлось разориться, ведь она так украшает дом! Украшает, соглашались дамы, рассматривая невозмутимую мисс Викерс. Кое-кто из гостей просил «одолжить» англичанку на парадный прием, но Инга Владимировна качала голо-вой: мисс Викерс против. Капризная, кукла! Не соглашается работать ни на кого, кроме нынешних хозяев! Что с ней сделаешь? Попробуй, прикажи - сразу потребует консула и адвоката, зарубежная пресса поднимет вой… Это вам не наши провинциальные матреш-ки, англичанки свои права знают! Гости отводили мисс Викерс в сторону, шепотом интересовались, когда закончится ее контракт, обещали хорошие деньги – ведь англичанка так украшает дом! Алла отделыва-лась общими фразами, а по ночам ворочалась на кровати, подсчитывала иллюзорные бу-дущие прибыли. Десять тысяч долларов в месяц - это сто двадцать тысяч долларов за год. Можно купить квартиру, пускай скромную, но московскую, найти нормальную работу, за-брать маму к себе… Алла прикидывала, во сколько обойдется ремонт и новая мебель, хо-рошая посуда и постельное белье. И уже обставив квартиру, вспоминала, что десять тысяч долларов в месяц предлагают не самозванке из города Сочи, а рафинированной леди, знающей свои права и надежно защищенной английским законом. Алла чуть не сошла с ума, обдумывая, как обмануть будущих хозяев. Может, купить в мет-ро фальшивый английский паспорт? А что, это идея! Предъявит его будущим работодате-лям, - и спрячет подальше от посторонних глаз. Отмучается еще один годик, получит хо-рошие деньги, и забудет обо всем, как о кошмарном сне… Влажное полотенце соскользнуло с колен. Алла вздрогнула и очнулась. Прежде чем достать из аптечки снотворное, она взглянула в зеркало. С обратной стороны на нее смотрела худая женщина с жесткими подозрительными глазами и горьковатой складкой возле губ. Московская область, сентябрь 2007 года. От резкого удара по тормозам, старикан - «опель» подкинул задние колеса и чуть не ткнул-ся бампером в грунтовку. Укоризненно скрежетнул, - меня-то за что? – и замер на боковой полосе. - Потерпишь, - сквозь зубы бросил Сергей, вываливаясь на дорогу. Позади машины оседала взметнувшаяся пыль. Он слетел с обочины и рванулся вглубь ку-курузного поля, ожесточенно продираясь сквозь побеги. Узкие листья хлестали по лицу. Преодолев метров двадцать, он схватил тонкий жесткий стебель и с силой дернул на себя, представляя голову любимого начальника. Ермаков раз, Ермаков, два, Ермаков три… Он сдергивал голову с плеч, отшвыривал в сторону, одновременно вскрикивая под нос: - Сволочь! Сволочь! Ладони покрылись клейким соком. Он трудился до изнеможения, минут пятнадцать. Когда в душе образовалось чистое, хорошо проветренное пространство, Сергей остановился. Ярость немного улеглась. Он сел на утрамбованную землю, наплевав на новые джинсы. Дурак, что еще скажешь? Нельзя было затевать грандиозный проект, имея в качестве платформы под ногами гигантский плавающий буй. Генерал не склонен вкладывать день-ги в золотые россыпи. Пришлось целый месяц работать помпой, прежде чем Ермаков с кряхтением и жалобами развязал кубышку. И вот уже год достает нытьем: где результат, где результат… Босс не верит в перспективу, от верит только в то, что можно пересчитать, не отходя от кассы. Времени нет. Нужно срочно искать человека с деньгами и, что еще важнее, с воображени-ем, способного просчитать открывающиеся перспективы. Такой человек есть. Сейчас он находится в двухстах метрах от Сергея, не подозревая о своей удаче. И сообщить ему, что он стал избранным, не так-то просто. Сердито бибикнул автомобильный клаксон. Сергей насторожился. Поднялся на ноги, раздвинул высокие побеги и увидел сине-белую машину с мигалкой, караулившую бро-шенный «опель». Ну и денек, все одно к одному… Он отряхнул испачканные джинсы, на-цепил привычную улыбку и медленно двинулся к дороге. - В чем дело, лейтенант? – весело осведомился Сергей, выходя из зарослей и взбираясь на высокую обочину. - Я слишком низко летел? - Документики попрошу, - буркнул патрульный, не обременяясь представлением. Сергей порылся в бардачке и достал служебное удостоверение. При виде депутатской ко-рочки, лейтенант поскучнел. Окинул Сергея кислым взглядом и сравнил его с фотокарточ-кой. Сергей сочувственно улыбнулся работнику большой дороги. Облом вышел. - Почему бросили машину? – кисло спросил лейтенант. - Вам тут не стоянка! - Прошу прощения, производственная необходимость, - кротко ответил нарушитель. - Я неважно себя чувствую. Наверное, съел что-нибудь. Лейтенант захлопнул удостоверение и протянул Сергею. - Сильно не разгоняйтесь. На шестом километре установлена видеокамера. Можно было не уточнять. Трассу «Москва – Старая Купавна» Сергей знал лучше всех на свете. Знал, к примеру, что через двести метров у прямой дороги появится узкий правый рукав. Если свернуть на гладкую дорожку без надписей и указателей, и проехать еще сотню мет-ров – упрешься в высокий бетонный забор. Поверх него виднеются крыши домов, холодно поблескивают большие спутниковые тарелки. Закрытый поселок, закрытая жизнь, и все это принадлежит одному весьма закрытому че-ловеку. Они никогда не встречались, но Сергей каждой клеткой кожи ощущал неизбеж-ность знакомства. Имя Андрея Августова возникло в его жизни дважды, как фотовспышка. Первый раз Сергей услышал о таинственной личности семь лет назад, когда лепил шоко-ладные сенсации «на заказ». Глянцевые журналы плодились, как кролики, и все они тре-бовали жиденькой информационной кашки, посыпанной сахарной пудрой. Симпатичные старлетки передавали бойкого журналиста от одного состоятельного «папика» к другому. Платили неплохо, и Сергей трудился, как бобер на запруде – зарабатывал на квартиру. Как-то раз на него свалился большой заказ, и он предложил однокурснику, Жорику Ованесову, разделить труды и славу. А заодно и неплохой гонорар. Жорик отказался. - Наследство получил? – удивился Сергей. Жорик сообщил, что у него заказ покруче, а через неделю оказался в больнице. Слухи в журналистском мире распространяются быстро. Оказывается, Жорик пас самого Августова! Он умудрился пробраться на закрытую дачу августейшей особы, но там его за-секла охрана. У нарушителя сломали дорогую фотокамеру, слегка побили и выкинули за ворота. Оскорбленный Жорик объявил миллиардеру вендетту и написал о нем статью под названи-ем «С высоты своего положения». Сергей не понял юмора, но ему объяснили, что в тело-сложении Андрей Денисовича есть кое-какие дефекты, из-за которых он никогда не пока-зывается на публике. Ответной реакции не последовало. Жорика не пырнули ножом в подъезде, редактора жур-нала не расстреляли из автоматов, а офис не взорвали тротилом. Несколько желтых газеток воодушевились безнаказанностью и, в свою очередь, тявкнули на магната из подворотни. Через год история забылась. Жорик нырнул с аквалангом в Красное море и исчез на-всегда. После трехдневных поисков, спасатели обнаружили искореженный кислородный баллон, в котором не осталось воздуха. Официальный вердикт - «несчастный случай» – никого не удивил, ибо подобных случайностей с подвыпившими российскими туристами происходило немало. Далее Большие Неприятности перебрались в Москву и осадили журнал, опубликовавший оскорбительную статью. Внезапно, без предупреждения, взлетела арендная плата. Попыт-ки найти другое помещение наткнулись на полное непонимание арендодателей. Типогра-фия подняла расценки в три раза, распространители шарахались от свежих номеров как от чумных бацилл. Склад оказался забитым под завязку, транспортники объявили забастов-ку, профсоюзы потребовали повышения заработной платы, два судебных иска о защите чести и достоинства оказались проигранными, журнал обязали уплатить крупную мораль-ную компенсацию. Два события положили конец этому мучительному умиранию: журнал объявил себя бан-кротом, а главного редактора увезли в больницу с обширным инфарктом. Заинтересован-ные стороны проанализировали ситуацию, сделали нужные выводы и больше не тревожи-ли Августова упоминаниями всуе. Вторая фотовспышка пришлась на предвыборный 2002 год. Сергей сопровождал Ер-макова в поездке по Германии, где познакомился с обозревателем солидного немецкого журнала. Немец родился в ГДР, хорошо говорил по-русски и проявлял живой интерес к пе-рипетиям новейшей российской истории. Обмен информацией происходил в полупустом мюнхенском кафе, куда коллеги забежали переждать дождь. - Скажите, это правда, что Августов не спонсирует ваши политические объединения? – вдруг спросил немец. - Понятия не имею! – отозвался Сергей. – Андрей Денисович слывет большим оригина-лом, хотя о нем никто ничего не знает. А почему вы спросили? - Я собираю о нем материал больше тридцати лет. Сергей чуть не свалился со стула от удивления. Он был человеком не суеверным, но поче-му-то подумал, что такие совпадения случайными не бывают. - Тридцать лет?!… Господи, тридцать лет назад он был мальчишкой! Чем же он вас за-интересовал? Журналист расплатился за свой кофе, дождался, когда Сергей сделает то же самое и привез его к себе домой. Там он разложил перед гостем целую коллекцию вырезок из старых со-ветских и немецких газет. Сергей быстро просмотрел оглавления: «Чудо-мальчик выигрывает международную мате-матическую олимпиаду», «Просто пионер», «Успех советского школьника», «Ломоносов-ский стипендиат», «Учиться, учиться и учиться», «Трудное детство»…. Статей было так много, что Сергей запутался в названиях. - Мне кажется, этот человек - авантюрист с размахом, - поделился немец своими сооб-ражениями. – Продюсер большой игры, вроде Джорджа Сороса. Только господин Сорос всегда выступает в главной роли, что бы он ни финансировал, государственный переворот или многоуровневую биржевую махинацию. Он, как это у вас говорят, «тащится от себя». А господин Августов наблюдает за спектаклем из темного зала. - Немец достал из шкафа толстую папку с надписью «Досье» и положил ее перед Сергеем. – Сможете прочесть сами, или перевести? - Переведите, - выдохнул Сергей. Биография будущего миллиардера вполне могла стать сценарием индийской мелодрамы. В четырнадцать лет гордость советской школы, чудо-мальчик, красавец и умница Андрю-ша Августов поймал редкий и малоизученный вирус Ольтена-Домбровского. Вирус никак не влиял на умственные способности, зато поражал костную систему и блокировал ее раз-витие. Кости сохраняли детскую хрупкость, навсегда прекращался рост. Конечный резуль-тат - голова взрослого мужчины, нелепо посаженная на узкий мальчишеский торс. Если бы Августов родился калекой, ему было бы легче. Но он родился здоровым красивым ребен-ком и привык к восхищению окружающих. Крушение его жизни совпало с крушением страны. Когда Августов окончил школу, в стране царил перестроечный разгул. Под откос полетело множество искореженных судеб, но некоторые люди разглядели в открывшихся амбразурах новые возможности. Тогда впервые проявились качества, которые впоследствии принесли Августову миллионы – ини-циативность и чувство перспективы. Семнадцатилетний парень выиграл конкурс, объяв-ленный американской ассоциацией «Студенты без границ», и отбыл в Нью-Йорк изучать новейшие компьютерные технологии. После окончания института Августов получил приглашение на работу от динамично раз-вивающейся компании «DELL». Его карьера в ней была быстрой и безупречной. Августов не состоял ни в одной партии, не был членом ни одной общественной организации, не по-сещал загородные клубы и, по-видимому, не нуждался в друзьях. Без жалоб подчинялся суровой дисциплине корпорации, не просил для себя поблажек и не давал пощады подчи-ненным. Его единственным зафиксированным выступлением было короткое высказыва-ние на совещании управленческого аппарата: «Мы сконструировали искусственный ин-теллект и научили людей им пользоваться. Давайте же научимся пользоваться собствен-ными мозгами». Ему было тридцать лет, когда он бросил службу у компьютерного гиганта. Руководители компании предлагали Августову контракт на его условиях – высшая форма корпоративно-го признания в Америке, - но он отказался. Следующий шаг выглядел безумным: после развала Советского Союза он вернулся в Москву. Андрей Августов холодным взглядом оценил непаханое российское поле. Основав компа-нию «Инфосервис», он мгновенно втиснулся в число участников тендера на автоматиза-цию банковских систем. Через полгода были подписаны два первых контракта с Коломен-ским и Мещанским отделениями Сбербанка. На столах сотрудников замерцали тяжелые мониторы. Вежливые молодые люди в костюмах и белых рубашках из компании Августова вели обучение персонала и обеспечивали информационную безопасность банка. В 1993 году компания «Инфосервис» стала мастером-дистрибьютером «DELL», полностью определяющей стратегию продвижения технологий фирмы на российский рынок. В том же году началось сотрудничество с нефтяными китами: стартовал крупный проект по созда-нию сетевой инфраструктуры АО «Лукойл-Колымнефтегаз». Ни одно нововведение на российском рынке не прошло мимо компании «Инфосервис». В 1995 году было подписано соглашение с Global Telecom - первым российским интернет-провайдером – о поставках программного обеспечения для доступа в Интернет. В 1997 го-ду компания провела автоматизацию фирменной сети British Petroleum в России, взяла под опеку крупнейшие московские супермаркеты «Балко», «Атланта», «Мега-Центр-Италия» а также Цум, Петровский Пассаж и «Детский Мир». В 1999 году заказчиком «Инфосервис» стало РАО РЖД. Через год компания победила в конкурсе Роскомзема и получила выгод-ный контракт на ведение Земельного кадастра. Августов укрупнял свое детище неторопливо, с какой-то холодной уверенностью. К этому времени на рынке компьютерных технологий появились другие фирмы, желавшие урвать кусочек информационного пирога. Августов расправлялся с ними быстро и беспощадно: выкупал активы, переманивал лучших работников и выбрасывал ненужный остаток. В двухтысячном году Августов вторгся в Европу, покупая акции и недвижимость, изы-скивая себе союзников и основывая новые отделения фирмы. Европейцы дрогнули под натиском этой неудержимой варварской силы. Компания была удостоена высшей награды европейского сообщества «Euromarket Award -2000» за вклад в развитие европейского бизнеса». С тех пор «Инфосервис» стал безусловным монополистом в области компьютерного обеспечения, компьютерной безопасности и высокопрофессио-нального аудита. Общий оборот компании превысил восемьдесят миллиардов евро, личное состояние Августова источники оценивали в сумму от десяти до пятнадцати миллиардов долларов. Частная жизнь миллиардера была скрыта железным занавесом. Он не занимался благотво-рительностью, никогда не появлялся на публике и отказывался давать интервью. Одни на-зывали его мерзавцем, другие - обиженным калекой, мстившим людям за несправедливость судьбы. Но абсолютно все склоняли головы перед веянием громадной силы, исходившей от этого человека. Пробиться через тройной кордон, ограждавший небожителя от смертных, почти невоз-можно. Но Сергей знал, что должен это сделать. У него в руках проект века, и единствен-ный человек, способный его оценить, обитает здесь, за высоким бетонным забором. Мо-жет, наплевать на самолюбие, выйти из машины и постучать в гулкие железные ворота? Ведь самое короткое расстояние между двумя точками - прямая! Сергей оглядел грязную рубашку, перепачканные землей джинсы и пыльные туфли. Со вздохом повернул ключ зажигания и пообещал вслух: - Я вернусь. Видеокамеры проводили объективами подозрительный автомобиль и примерно в сотый раз зафиксировали его номер. Московская область, сентябрь 2007 года - К игре все готово, - отчитался секретарь и положил перед Августовым список пригла-шенных. - Приедут все? Секретарь пренебрежительно хмыкнул. Это была своеобразная форма замаскированного комплимента, которую миллиардер не потерпел бы ни от кого другого. В переводе на нор-мальную фонетическую речь, звук означал: «Попробовали бы они»…. Лицо магната осталось бесстрастным. Он взял стопку счетов и начал просматривать смету месячных расходов. Секретарь покосился на руки, неторопливо перебиравшие бумажные страницы. Эти худые маленькие ручки с бледными пальцами никак не совмещались с обра-зом взрослого сорокашестилетнего мужчины. Они принадлежали мальчишке-подростку, не хватало лишь «цыпок» и царапин, обычных в этом возрасте. Августов расписался на каждой странице и отодвинул от себя бумаги. - Что еще? Секретарь молча положил перед ним лист со столбиком цифр. Повторяющиеся комбина-ции были обведены желтым фломастером. Магнат приподнял брови: - Снова он? Что ему нужно? - Он приезжает почти каждый день, - отчитался секретарь. – Останавливается недалеко от ворот, глушит мотор и часами сидит в машине. Просто сидит и смотрит. Может, вы-слать к нему охрану? Пускай объяснят, что здесь не автостоянка. - Напомните, кто он такой. Секретарь порылся в бумагах: - Бортников Сергей Сергеевич, год рождения семьдесят пятый, место рождения – Кисло-водск. В девяносто восьмом окончил журфак московского университета. Немножко по-гулял по разным изданиям, в конце концов, прибился к политикам. Работал секретарем генерала Ермакова из «Обновленной России», год назад стал его заместителем. Не-большое политическое объединение без особого влияния и особых денег. Приторговы-вают голосами по мелочевке, когда возникает необходимость. В общем, ничего серьез-ного. Секретарь захлопнул папку и уставился на хозяина. - Зачем он сюда ездит? - спросил Августов. - Просто сидит и смотрит, - повторил секретарь, пожимая плечами. - Не просто смотрит, а думает, - поправил хозяин. - Ощущаете разницу? Секретарь кивнул, пытаясь придать взгляду многозначительность. Августов отодвинул от себя лист с номерами машин. Бортников Сергей Сергеевич, семьдесят пятого года рождения, журфак МГУ. Бледные пальцы несколько раз стукнули по столу. - Он учился вместе с Георгием Ованесовым? - Они бывшие однокурсники. Лицо миллиардера не дрогнуло. Ночные кошмары босса не мучают, и мальчики кровавые перед глазами не стоят. - Пошлите ему приглашение на Игру, - внезапно сказал Августов. - Письменное приглашение вовремя не дойдет. Может, лучше позвонить? Хозяин не ответил, только молча глянул исподлобья. Секретарь начал торопливо собирать бумаги, проклиная себя за глупость. Всех нанимаемых работников предупреждали заранее: «Не важно, как вы сделаете свою работу, главное, чтобы она была сделана». Глава компа-нии никогда не вникал в подробности провалов, просто избавлялся от неудачников, как суеверные люди избавляются от треснувших чашек. - Я хочу, чтобы все уехали из поселка, - сказал Августов, не повышая голоса. – Кроме охраны, разумеется. Скажите им, что внутренний обход делать не нужно. Вернетесь завтра в восемь утра, как обычно. Секретарь почтительно поклонился. Августов дождался, когда дверь за ним закроется и нажал кнопку, спрятанную в подлокотнике кресла. Раздалось тихое шипение. Пневматика медленно опустила сиденье почти до пола. Странный человек с худым мальчишеским те-лом и непропорционально большой головой встал с кресла и перешел к окну. Присел на краешек низкого подоконника (все подоконники в поселке были очень низкие и широкие) и начал наблюдать за отъездом персонала. Москва, сентябрь 2007 года - Привет, принцесса! Сергей широко раскинул руки, но Юлька ворвалась в квартиру, не замечая раскрытых объ-ятий. Швырнула сумку на пол и повернула к нему пылающее гневом лицо: - Что у тебя с папой?! - А что у меня с папой? - удивился Сергей. – Наша любовь пока платоническая! Юлька тряхнула головой. Длинные рыжие волосы рассыпались по плечам, запахло шампу-нем и еще чем-то очень приятным, наверное, туалетной водой. - Не прикидывайся идиотом! Папа со вчерашнего дня успокоиться не может! Орет, что-бы я не смела с тобой встречаться, что ты последняя сволочь и должен ему кучу денег. Какие деньги?! - Спроси у папы. Юлька, брось эту хрень, я соскучился. Он попытался ее поцеловать, но она отпихнула его так, что Сергей чуть не свалился. - Ты можешь говорить серьезно?! Я думала у вас все в ажуре! В конце концов, год назад папа сделал тебя своим заместителем. Разве это не форма поощрения? - Просто папе очень трудно расставаться с наличными, - объяснил Сергей. – Он хотел грамоту выписать, но я отказался. Юль, пошли на кухню. Поговорим за чашкой кофе, так уютнее. Юлька поверила и пошла следом за ним. Дойдя до закрытой двери спальни, Сергей вдруг обернулся и схватил ее в объятия. - Попалась! - Скотина! Юлька замолотила кулачками по его плечам, но мысли уже путались от запаха знакомой туалетной воды, которую она подарила Сергею в день рождения, от его жадных и ловких рук, от ощущения упругих губ на своих губах… - Ты пил виски? – успела спросить она перед тем, как голову закрутило окончательно. До встречи с ним, Юлька считала себя довольно искушенной дамой. У нее было два-три парня, которыми она руководила в жизни и в постели, вернее «верховодила», как верно выразилась одна ее подружка. Юлька любила быть сверху по праву генеральской дочки. Она тщательно выбирала своих молодых людей, следила, чтобы это были парни ее уровня, не ниже, не выше. Нижестоящие вызывали у нее брезгливую судорогу: охотнички за при-даным! Вышестоящие – смутное опасение: ишь, какие мы гордые! Делить мужчин по та-кому принципу было легко и приятно, система сбоя не давала. Но четыре года назад отец велел ей собраться и топать на партийный банкет по поводу очередных перевыборов. - Зачем это? – возмутилась Юлька. Она целый месяц моталась с отцом по провинции, и считала, что дочерний долг исполнен полностью. - Затем, что моя дочь должна быть рядом со мной, - отрезал отец. – Оденься скромнень-ко, будет пресса. Едва они с отцом вошли в зал, их окружили репортеры. Генеральская дочь ответила на умные вопросы, мило отшутилась в ответ на глупые. Прошлась по залу, здороваясь с кол-легами - однопартийцами. Симпатичный незнакомый молодой человек, которого не порти-ли даже старомодные круглые очки подошел и представился сам: - Сергей. - А я думала Гарри Поттер. Что-то я вас раньше не видела. - Да и я вас не припомню среди наших фанатов, - отпарировал парень. Они рассмеялись и уже не расставались весь вечер. Все это время Юльку мучил один вопрос: знает, или нет? Она сознательно не стала назы-вать свою фамилию и избегала подходить к отцу. Если честно, она в этот вечер забыла и про отца, и про свои обязанности хозяйки банкета, и про коллег-однопартийцев и про лю-бопытных журналистов. Новый знакомый не просто понравился – он захватил ее целиком, как военную добычу. С ним было приятно разговаривать, интересно спорить, легко смеять-ся. Он был удобным, как домашние тапочки. Они перемыли кости главным партийным мумиям, перешли на «ты» и выпили немного больше, чем требовало благоразумие. В кон-це вечера Юлька не удержалась и кокетливо спросила: - Ты не устал со мной возиться? - Устал. Но меня об этом попросил твой папа. Откровенность чуть не сбила с ног. Никогда в жизни папина дочка не слышала ничего по-добного. Она медленно поставила на стол тарелку с закусками. - Значит, ты с самого начала знал, кто я? - Знал, - подтвердил Сергей невозмутимо. – Папа мне заранее объяснил, что приедет с дочкой, она страшно капризная и ее нужно развлекать. Ну а нам, секретарям, выбирать не приходится - кого дают, с тем и работаем. Чувствуя, как запылали щеки, генеральская дочь бросилась к выходу. Сидя в машине, она долго не могла решить, кого ненавидит больше: отца или его сек-ретаря. Утром Юлька сама накрыла стол к завтраку, чем вызвала живейшее беспокойство генерала: - Ты здорова? - Здорова, здорова! Пап, зачем ты приставил ко мне свою гориллу в очках? – Ермаков, не отвечая, развернул газету и углубился в чтение: - Папа! - А? - Генерал оторвался от передовицы и рассеяно посмотрел на дочь: - В чем дело? Ты же вечно жалуешься на скуку, я подумал, что с ровесником будет интересней. Он тебе не понравился? - Нет! Мерзкий тупой урод! Уволь его! Генерал нахмурился: - Запомни, что я скажу: только благодаря этому уроду, мы попали в обойму. – Юлька онемела. Она сроду не помнила, чтобы папа выпустил добычу из собственной пасти. Но генерал тут же предупредил: - Учти, я этого не говорил, а ты этого не слышала! И снова погрузился в газету. Так началось это знакомство, и генеральской дочери пришлось приложить массу вы-думки, чтобы оно продолжилось. Зачем? Затем, что оскорбленное самолюбие жаждало ре-ванша! В глубине души она не сомневалась, что Сергей ведет с ней тонкую игру. Нужно подвести его к заветной черте, за которой сбываются мечты, а потом красиво обломать. Это и будет ее месть за проклятый вечер. Юлька не выдержала и засмеялась. Какой же дурой она была, замышляя свой великий стратегический план! - Ты чего? - Так, вспомнила кое-что. - Юлька повернулась на бок и подперла голову рукой: - Серый, почему ты на мне не женишься? - Ты беременная? Юлька удивилась. - Нет. Разве обязательно идти в Загс беременной? - Не обязательно. Просто это единственная причина, по которой тебе могла прийти в голову подобная глупость. Как ты себе это представляешь? Будешь жить в моей кону-ре? Юлька обласкала взглядом маленькую спальню. Она готова перебраться сюда в любой мо-мент, но Сергею ни за что этого не скажет. Он не должен знать, что Юлька подсела на не-го, как на наркотик. Что она попала в зависимость от мужчины, который, как Колобок, и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от нее преспокойно уйдет, если понадобится. - А почему ты живешь в таких непрезентабельных условиях? - Потому что взяток не беру. - Это твое кредо? - Это мой критерий. Все, или ничего. – Сергей с хрустом потянулся, перекатился набок и поцеловал теплое Юлькино плечо: - А не прошвырнуться ли нам в город? - Легко сказать! Ты так меня отделал, что я шевельнуться не могу. Такое ощущение, что поссорился ты с папой, а отыгрался на мне! - Но тебе же это нравится. Она не спорила. Сергей при всей своей внешней открытости был человек в себе, человек-сейф, человек - несгораемый шкаф. Юлька никогда не могла угадать, в каком он настроении. Поссориться с ним было так же сложно, как обидеться на вулкан Везувий. Внешняя отвязность харак-тера переплеталась в этом человеке с глубоким внутренним консерватизмом. Откровен-ность Сергей позволял себе только в постели, поэтому Юлька относилась к процессу со священным трепетом. Сейчас, например, она знала, что мужчина ее мечты очень зол и не-много растерян. Но в любом настроении, он занимался любовью азартно и изобретатель-но, выкладывался с полной отдачей, был требователен и брал ее целиком, до последнего выдоха. Юльке нравилось все, кроме одного: она была в его власти, а Сергей всегда оста-вался свободным. - Ладно, поехали в город. Какая у нас программа? Сергей опрокинул ее на спину и поцеловал. Белки его глаз мягко мерцали на фоне задер-нутых штор. - Начнем с прогулки и обеда, а дальше видно будет. - Может, сходим в театр? – предложила Юлька и тут же спохватилась: - Ох, вечно забы-ваю, что ты его терпеть не можешь. Кстати, почему? - А что там интересного? Куча идиотов на сцене проговаривает написанные кем-то реп-лики, а куча идиотов в зале внимательно слушает, хотя прекрасно знает, чем все закончит-ся. Есть смысл деньги платить? Юлька растерялась. У Сергея был какой-то свой, особый взгляд на вещи, про который па-па говорил: «выпендривается». Ну, может, иногда так и было. Но сейчас она чувствовала – Сергей говорит то, что думает. - Наверное, есть, - сказала она осторожно, - Если театр существует, значит, публика в нем нуждается. Он пренебрежительно отмахнулся. - Ну, да, «если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно»…Публика! Умоляю тебя, не долби, как попугай! Сказку про голого короля читала? Публика восхищается об-щепринятыми вещами, а то, не дай бог, кто-то решит, что ты дурак и ничего не смыслишь в искусстве. – Он лег на спину. – Я бы сходил на импровизацию, если бы нашелся театр, способный рискнуть по-настоящему. - Как это? – не поняла Юлька. - Спектакль, без сценария, где реплики не пишутся заранее. Где каждый актер, как живой нерв, вступает в действие, интуитивно чувствуя, что нужно сказать. Где действие развива-ется абсолютно непредсказуемо, и никто не знает, какая будет концовка. Вот это было бы интересно. А так…. Спасибо, конечно, но меня Шекспир в университете достал! Сергей скатился с кровати и потянулся, хрустнув косточками. Худое тело с проступающей цепочкой позвонков, выглядело жилистым и сильным. - Пора, красавица, проснись! – позвал он, глядя на Юлькино отражение в зеркальной дверце. - Лично я голодный, как волк! - Надеюсь, у тебя хватит денег на хороший ресторан, - мстительно сказала она. - Ну вот! – огорчился Сергей. – А я надеялся, что ты захватила свою кредитку! Он ловко увернулся от брошенной подушки и скрылся в коридоре. Послышался мягкий шум включенного душа. Юлька сбросила простыню, подошла к большому шкафу и покрутилась перед зеркальной створкой. Что еще ему нужно?… Непонятно. Ну, в любом случае, Сергей ей необходим, значит, так и тому и быть. А папе придется скушать все, как миленькому. Москва, сентябрь 2007 года. Беспорядок в симпатичной женской головке царил ужасный: даже тараканы завелись. Па-вел боролся с ними второй месяц подряд, но тараканов меньше не становилось. Наоборот. Вместо мелких рыжих особей из углов стали выползать огромные черные твари, раскорм-ленные и наглые. Они неторопливо перемещались с места на место и ничего не боялись. Будто чувствовали, что давить их Павел не станет; побоится услышать омерзительный жирный хруст. - Как вы себя чувствуете? – спросил он. Сидевшая напротив Мальвина (как он называл ее про себя) похлопала черными наклад-ными ресницами. - Я чувствую себя так, словно меня помыли изнутри. - Она улыбнулась, оскалив мелкие ровные зубки. – Невероятное ощущение. Можно? И не успел он удивиться, как Мальвина (она же Сонечка Меньшова) легла на стол. Пид-жачные борта разошлись, и Павел увидел черный кружевной бюстгальтер. Рука с прямо-угольными ногтями, выкрашенными в черный цвет вопреки офисному уставу, тщательно расправила узел его галстука. - Так лучше, - сказала Мальвина. Она полежала на столе еще минутку, чтобы Павел по достоинству оценил гладкую кожу на шее, глубокую впадину между полными грудями, и вдохнул провоцирующий запах туа-летной воды. - Я могу идти? Нельзя сказать, чтобы подобные маленькие ухищрения Павла совсем не волновали. Трудно противостоять запаху молодого женского тела и призыву весенних голубых глаз. Все же он был нормальный здоровый мужчина. Искушение остановить Мальвину и запе-реть дверь было сильным, но в памяти всплыл громадный черный таракан, пытавшийся взобраться на ботинок. Желание скукожилось и пропало. - Да, конечно, можете. Мальвина пожала плечами. Этот жест он видел много раз и прекрасно понимал, что он оз-начает. «Девочки, он гомик!» «Не может быть!... Вообще-то, он странный. Да, похож на гомика. Чистенький, вежливый, всегда один»… «Интересно, что он про нас пишет в своих папках?» Появление нового вице-президента сотрудники восприняли настороженно, так ска-зать, поставив уши торчком. Если бы не письменный ультиматум Юргенса, обязавший к общению, Павлу пришлось бы целый день плевать в потолок пустого кабинета. Он загля-дывал в плотно набитые офисные головы и поражался, - сколько же там всяческого мусо-ра! С лиц сотрудников не сходили радостные улыбки, но в дамских сумочках и мужских пиджаках таились упаковки мощного антидепрессанта. Когда человек карабкается вверх по корпоративной лестнице, то стрессы, бессонница и тайный алкоголизм становятся его верными спутниками. Через три месяца зарплата в двадцать тысяч долларов перестала казаться сказкой, по-тому что он не знал, на что ее тратить. Ключи от большой трехкомнатной квартиры на Фрунзенской набережной Эрнест Петрович вручил ему со словами: - Если захочешь сменить мебель, или технику - не стесняйся. Фирма платит. Павел прошелся комнатам, откуда еще не выветрился запах ремонта, осмотрел новую ме-бель, встроенную бытовую технику, плазменный телевизор с комплектом домашнего ки-нотеатра, огромную ванну-джакузи. Экстаза роскошь не вызвала. Скорее вызвала нелов-кость и досаду. Словно ему без слов указали, в каком убожестве он обитал до сих пор. С точки зрения обывателя, все выглядело шоколадно. Солидная компания, фантастиче-ская зарплата, отличные бытовые условия. Ему даже машину покупать не нужно: вице-президенту по статусу полагался черный «Мерседес» с личным водителем. Да, ненормиро-ванный рабочий день. Да, испорченный полуфабрикатами желудок. Да, чувство внутренне-го опустошения после работы с истеричными офисными карьеристами. Да, полное душев-ное одиночество, - а чего ты хотел, дружок? Это Москва! Офисные красотки охотно строили ему глазки, но Павел скучал по другой женщине с не-брежно собранными пепельными волосами, спешащей к такси. Однажды он купил на Горбушке диск с фамилиями абонентов всех сотовых операто-ров. Женщина подходящего возраста с сочинской пропиской оказалась одна. Павел «за-бил» номер в записную книжку, выучил его наизусть, но так и не рискнул позвонить. Близкие люди – потенциальные заложники. Мать рассказывала, как это бывает. Если ты отказываешься подчиняться, перед тобой на стол ставят семейное фото. По ночам одиночество делалось невыносимым, царские хоромы превращались в тюрьму, а огромный город – в необитаемый остров. Павел лежал на кровати, смотрел в по-толок и тосковал. Алла была где-то рядом, может, в нескольких автобусных остановках, может, такая же одинокая и несчастная. Достаточно набрать номер – и страхи развеются. Вдвоем все переносится легче: даже тюремное заключение. Тут же, словно отвечая его мыслям, затрезвонил мобильник. Павел выудил из внутреннего кармана пиджака плоский телефонный аппарат и взглянул на определитель. Сумасшедшая надежда сменилась унынием. - Слушаю, Эрнест Петрович. - Ты где? – спросил босс. Он перешел на «ты» сразу после того, как Павел поставил подпись в конце контракта. Ма-ленькая, но характерная деталь. Павел стал как бы личной собственностью Юргенса. - У себя в кабинете. - А почему трубку не берешь? Звоню, звоню… - Я в комнате отдыха, наверное, поэтому и не расслышал звонок. - Ты там один? - игриво осведомился Эрнест Петрович. - Разумеется, - холодно отрезал Павел. - Ну-ну. - Юргенс подышал в трубку. – Знаешь, что? Зайди-ка ко мне. Давно мы с тобой не беседовали по душам. Зайдешь? Интересно, что будет, если он ответит «нет»? - Иду. В ухо полетели короткие гудки. Началось. Это была даже не мысль, а материализовав-шееся предчувствие. Москва, сентябрь 2007 года. Понедельник – день тяжелый. Сергей ехал на работу, терпеливо продираясь сквозь утренние пробки. Простаивал в вере-нице машин, постукивая пальцем по рулю, иногда начинал бессознательно подпевать хи-там «Авторадио». Внутреннее состояние можно было охарактеризовать как «готовность к прыжку», бодрое и настороженное. Чувство радовало, потому что было похоже на выздо-ровление после затянувшейся болезни. Почти два года он провел как змея в спячке, совер-шая только необходимые движения и начисто потеряв чувство перспективы. А может, это была вовсе не болезнь, может он копил силы для будущего прорыва? Сегодня он впервые почувствовал – время пришло. Доехав до старенькой девятиэтажки на окраине Москвы, Сергей припарковался на свобод-ном пятачке и пошел к подъезду. Окинул неодобрительным взглядом обшарпанные стены и облупившуюся краску на лестничных перилах. Мерзкое зрелище, о запахах лучше вооб-ще умолчать. Генерал выбрал это захолустье исключительно от скупости. Отсутствие ремонта Ер-маков считал наглядным доказательством того, что руководитель партии «Обновленная Россия» взяток не берет. А посетители считали, что руководитель зажал нетрудовые дохо-ды или пустил их на удовлетворение других потребностей. Застарелый ревматизм вынуж-дал Ивана Алексеевича Ермакова часто выезжать на Мальту, где у него имелась прелестная небольшая вилла. Подумаешь, вилла! Некоторые отцы-сенаторы прибывают на заседания Думы из собственных лос-анджелесских особняков и ничего, все сходит с рук! Сергей вошел в приемную с радостной улыбкой. Секретарша бросила на него холодный взгляд и снова уставилась в монитор. Когда он смотрел на нее, ему казалось, что она так и появилась на свет пятидесятилетней матроной, с аккуратной «дулей» на затылке, в кру-жевной кофточке с пышным «жабо». Такое чувство в детстве у него вызывали все школь-ные учителя…и вообще взрослые. - Отец народов у себя? - Иван Алексеевич ждет, - холодно отозвалась старая грымза, не отрывая взгляда от компьютера. Видно, его воскресная выходка не прошла даром. Анна Ильинична порхала над почтенным вдовцом Ермаковым пожилой сизокрылой голубкой. Генерал не скупился на знаки внимания; одаривал секретаршу коробочками конфет и качественным пойлом, которые в избытке тащили ходоки, преподносил на вось-мое марта букетик тюльпанов и букетик роз на день рождения. Секретарша млела и не об-ращала внимания на ненормированный рабочий день и очень даже нормированную зарпла-ту. Не сообщить ли, мимоходом, с какой симпатичной девочкой Ермаков ездит на Мальту? Сергей подумал и мудро решил не пылить раньше времени. - Как почивали, атаман? Каждый раз, входя в кабинет, он словно переносился в безвозвратное советское про-шлое. Негромко бормотало радио «Маяк», на журнальном столике стоял графин с кипяче-ной водой и пара граненых стаканов. На стене – несколько флажков и вымпелов, в углу, над сейфом – переходящее красное знамя. Ермаков, сидящий за столом в центре комнаты с развернутым выпуском «Известий» монументален, как председатель ЖЭКа, ведущий при-ем граждан. Услышав голос Сергея, генерал, не торопясь, сложил газету и отложил ее в сторону. Глаза с покрасневшими белками (неплохо погуляли, подумал Сергей) отметили безукоризненный внешний вид зама и широкую ухмылку на симпатичной физиономии. - Я смотрю, тебя ничего не берет. Что ни плевок, то божья роса. - А как иначе проработать с вами десять лет, и не свихнуться? – жизнерадостно отозвал-ся зам. - Сесть можно, или у нас новый партийный устав? Так сказать, в присутствии монарха…. Генерал молча махнул рукой на стул. Нельзя ссориться с этим гаденышем. Он должен со-вершить маленькое чудо и усадить Ермакова в привычное думское кресло. Слава богу, се-годня зам не нацепил на нос ненавистные очки с зеркальной тонировкой, обошелся про-зрачными стеклышками. И что Юлька нашла в этом хлюпике? - Тебе известно, что вчера моя дочь не ночевала дома? – осведомился Ермаков суровым тоном. - Теперь известно, - подтвердил зам. - Может, ты знаешь, где она была? - Может, проще спросить у нее? - Не играй с огнем! Я тебя уже предупреждал. А Юльку я в следующий раз просто-напросто выпорю! - Как угодно, как угодно. Может, сменим тему? Мне не хотелось бы критиковать ваши воспитательные методы. - Не твое дело, как я обращаюсь со своей дочерью! - То же самое говорю и я, мой генерал. Ермаков запальчиво раскрыл рот и щелкнул зубами. Взял и облил помоями, но так, что подкопаться невозможно. - Ладно, поговорим об этом в другой раз, сейчас есть проблемы поважнее. - Ермаков подвинул бывшему секретарю предвыборный текст и постучал пальцем по выделен-ному абзацу. – Зачем ты вычеркнул место про новый подход к социальным проблемам? Наш человек вечно недоволен, можно разводить и разводить тему до бесконечности! Может, лучше оставить? - Бог с ним, оставьте, если вам нравится! – легко согласился зам. Даже слишком легко, генерал привык к вечным спорам. - Хуже не станет. Ермаков насторожился. - Объясни, почему ты вычеркнул абзац. Сергей пожал плечами. - Честно, не помню. Какая разница? Генерал нахмурил широкие казачьи брови. С заместителем явно творилось что-то нелад-ное, и это накануне поездки по регионам! - Ну, хоть что-то ты помнишь? Например, наш субботний разговор? Солнечный луч высек искру в стеклах очков напротив. - Его-то я век не забуду. Напоминаете про включенный счетчик? Или хотите приписать нолик к моему долгу? - Наоборот, - выдавил генерал. Он проворочался всю ночь, пытаясь принять решение, и оно ему дорого стоило. Во всех смыслах. - Если мы проскочим, я спишу половину суммы. Будешь должен не пятьдесят, а двадцать пять тысяч. Вообще-то, двадцать пять тоже можно списать, но об этом поговорим после выборов: - Он достал из папки билет на поезд и положил его перед заместителем: - Выезжаешь в субботу, маршрут прежний. Заряжай газетчиков на местах, проконтролируй изготовление нужных плакатов и агит-брошюр. В общем, что тебя учить, ты человек опытный. Теперь о нашем козырном ту-зе… Бери его, - велел генерал. - Если парень и вправду что-то может, я хочу это знать до твоего отъезда. Если нет – дай ему по башке, вывези на природу и пускай он очуха-ется подальше от моего участка. Понял? - Конечно! - отозвался зам с той же подозрительной легкостью. - Сделаешь? - Даже не сомневайтесь. Сергей поднялся со стула и направился к двери. - Эй! – Зам остановился. – Ты ничего не забыл? - поинтересовался Ермаков, кивая на би-лет и документы. Он старался говорить язвительно, но в голосе прозвучало беспокойство. С обычно без-отказным автоматом по фамилии Бортников творилось что-то неладное, нехорошее, непо-нятное. Чинить такие поломки генерал не умел, поэтому занервничал. Сергей хлопнул себя по лбу и широко улыбнулся: - Пардон, майн фюрер. Совсем захлопотался. Он вернулся к столу, собрал документы в папку, сунул ее подмышку и отсалютовал гене-ралу широким жестом, выбросив вперед правую руку и щелкнув каблуками. - Ты поосторожнее, - начал генерал, но зам уже скрылся за хлипкой деревянной дверью. Секретарша встретила Сергея одним словом. - Выкинули? Он помахал папкой с документами. - Отвяжешься от вас, как же… В субботу выезжаю обрабатывать избирателей. Анна Ильинична уважительно цокнула языком. - Ну, ты даешь! А мы были уверены, что тебя выкинули за борт! Согласно уставу мор-ских похорон! Сергей рассмеялся. В приемной начали собираться посетители. Минут десять он бодро по-жимал руки, выслушивал челобитные, кивал, соглашался на встречу и отшучивался. Одна-ко когда он уселся в машину, беззаботная улыбка сползла с лица медленно, будто туск-неющая лампочка. Сергей лег на руль, обхватив его руками. Все. Сотрудничество с Ермаковым себя исчерпало. Можно, конечно, потянуть время, сунув генералу в нос былые заслуги, но какой в этом смысл? Подписывая трудовое согла-шение, он считал, что Ермаков вытянет его за собой, и что получилось? В роли электровоза десять дет подряд выступает Сергей, причем, запрягли его как-то глупо, вторым номером. Он вынужден толкать вперед бронепоезд под названием «Ермаков», да еще тащить целый состав под дурацким названием «Обновленная Россия». Денег за это получает мало, взяток не берет, а самое главное – перспектива и реальная власть не стали ближе ни на метр из-за несокрушимой генеральской упертости. Немного порадовала маленькая гадость, которую он подложил любимому шефу. Абзац про «новые подходы к решению социальных проблем» станет отличной миной-растяжкой на пути к сердцам избирателей. Чего больше всего боится затраханный жизнью российский гражданин накануне двойных перевыборов, думских и президентских? Того, что в руково-дящее кресло усядется еще один великий реформатор, бодрый, как конь, и с помощью «но-вых подходов» в очередной раз доведет страну до заикания. Ведь не советовал Сергей ис-пользовать в названии партии это дурацкое прилагательное «обновленная». Плохой вари-ант, однозначно плохой. Так сказать, косметический ремонт вместо капитального. И вооб-ще все эти танцы вокруг слова «Россия» выглядят неприлично. «Обновленная, единая, справедливая, демократическая»… Россия одна, и все ее имеют, как хотят. Вспыхнул дисплей мобильника, аппарат крутанулся на сиденье, исполнив энергичное начало пятой симфонии Бетховена. На определителе высветилось интригующее словосоче-тание: номера нет. Он не шевелился, глядя на светящийся экран. Внутри медленно разли-валось восхитительное предвкушение чего-то острого, пьянящего как весенний ветер. Как было сказано про эту музыку? «Так судьба стучится в дверь». Он взял маленький аппарат и медленно поднес его к уху. - Слушаю. - Сергей Сергеевич? – осведомился приятный мужской голос. – Вас беспокоит секретарь господина Августова. – Сергей выпрямился и рванул воротник. Верхняя пуговица отле-тела.– Андрей Денисович приглашает вас принять участие в завтрашней игре. Гости начнут собираться к девяти часам вечера, но вы можете приехать в любое удобное время. Сергей смотрел в заляпанное лобовое стекло, а в голове, как лампочка вспыхивало и пере-ливалось дурацкое слово «телепатия». - Сергей Сергеевич! Вы меня слышите? Под бархатными интонациями прорезался металлический скрежет. - Да, я слышу, - откликнулся Сергей, едва соображая. Светящееся слово разрослось до размеров рекламного плаката и мерцало поперек лобового стекла. - Передайте госпо-дину Августову благодарность за приглашение. Я обязательно приеду. Секретарь попрощался и дал отбой. Не расслабляйся, все только начинается. Тебя пригласили в дом, но это не значит, что ты увидишь хозяина. Кстати, почему тебя пригласили? Не такая уж ты знаменитость, чтобы Августов заметил твое существование! Он вдруг сообразил, что ему не назвали адрес. Выходит, все уже знают, что он почти ежедневно простаивает перед закрытыми воротами, словно влюбленный под балконом да-мы. Камеры давным-давно засветили номер машины, а определить, кому она принадлежит ничего не стоит. Миллиардер решил поближе взглянуть на обезьянку, которая откалывает такие забавные штуки. Плевать! Августов - это деньги, это сила, это реальная власть, а еще это неуемное творческое воображение. Нужно придумать, как прорваться на аудиенцию к волшебнику Гудвину Ве-ликому и Ужасному. Причем, придумать срочно, до завтрашнего вечера. Ну, а сегодня предстоит одно важное дело. Сергей взял трубку, набрал номер и сказал два слова: - Берите его. Дальнейших инструкций не требовалось. План операции «Сверхчеловек» давно был про-думан до мелочей. Москва, сентябрь 2007 года. Штаб компании занимал шесть этажей небоскреба из стекла, бетона и алюминия, по-строенного несколько лет назад. Гигантский вытянутый палец торчал над крышами старо-го города, надменно сверкая голубой тонировкой стекол. На внутреннюю отделку не пожа-лели гранита и мрамора, вверх и вниз бесшумно скользили прозрачные лифты, а из верх-них окон открывался вид на реку. Кассы авиакомпании удобно расположились на втором этаже. Светлые просторные залы, отделанные в фирменных изумрудно-серебряных цветах, длинные стойки с отполирован-ной поверхностью, симпатичные улыбающиеся девушки в белых блузках и бледно-зеленых галстучках. Здесь всегда было прохладно, спокойно и тихо. Когда Павлу хотелось отдох-нуть, он спускался в кассовый зал, садился на диван возле окна и дремал, откинув голову на спинку. Ему нравились негромкие голоса, постукивание каблучков по полу и приглу-шенное бормотание телевизора. Он устал от вечной домашней тишины. Сначала девицы встречали его кокетливыми улыбками, потом улыбки завяли, как осенние цветы. Симпа-тичный вице-президент в разговоры не вступал, от чая и кофе отказывался, а, главное, ни разу не сделал попытки «приударить». Непонятно, зачем ходит? Подземный паркинг был поделен на четыре сектора. Личная машина Юргенса, сереб-ряный «линкольн», имел наклейку «А-А» на стекле. Что означало: стоянка для важных персон. (Один заместитель Юргенса переводил аббревиатуру как «а-а-абалденный а-а-астолоп», а у второго две буквы рождали еще более интересную ассоциацию: «Тужься, тужься!». Об искрометном чувстве юмора своих сотрудников Эрнест Петрович не дога-дывался). Подземный переход и лифты соединяли стоянку для важных персон непосред-ственно с компьютерным центром и помещениями для экстренных совещаний, обширной библиотекой, залами для периодики и - с этого можно было начать – помпезной прием-ной, на центральной стене которой был хвастливо выставлен подлинник Гогена. Стоянка «В» - для служащих второго эшелона - была чуть подальше. Еще дальше находилась стоянка «С» - для секретарш, механиков, электриков - словом, для техниче-ского персонала. Стоянка «D» предназначалась для безликой массы - для тех, кто, как го-ворил Юргенс, на подхвате. Эта стоянка, с ее богатой и пестрой коллекцией развалин ино-странного происхождения, находилась на отшибе, далеко от кабинок лифта. «Вот где раз-вели бюрократию», - думал Павел, когда ему впервые объяснили, где ставить машину. Шестой этаж был целиком отдан в личное владение Юргенса. Каждый выходивший из лифта попадал в ласковые руки охранников, один из которых во-дил металлическим «щупом» по телу посетителя, а второй в это время пронзал его рентге-новским взглядом. Стойки металлоискателя выглядели интеллигентной альтернативой, но Юргенс считал их «неэстетичными» и отказывался «уродовать интерьер». Двери по обе стороны длинного коридора, делили зону обитания босса на личную и рабочую. В огромной приемной, где витал дух успеха и весьма навязчивой роскоши, по-сетителей встречала «герцогиня» среднего возраста ( Эрнест Петрович выбирал только не-молодых секретарш). Здесь посетителям, застрявшим в ожидании аудиенции (Юргенс лю-бил слегка помариновать ходоков), предлагался широкий прейскурант напитков – от кол-лекционного чая до демократичного пива. Пиво подавалось в бокалах богемского стекла с ажурной серебряной окантовкой, чай и кофе – в фарфоровых китайских чашечках трехсот-летней давности. Все это вкупе с «Таитянской пасторалью» Гогена и антикварной мебе-лью, заранее превращало посетителей в тушеных кроликов, которых легко перемалывали мощные челюсти босса. Юргенс встретил Павла у дверей. Крепко пожал руку, расспросил о делах, успехах, здоровье. Они встречались регулярно, раз в неделю иногда чаще. Обсуждали футбольные матчи, тухлое судейство, погоду, планы на выходные. Сегодняшняя церемония ничем не отличалась от предыдущих, но с каждой минутой Павел становился все напряженнее. Его здорово нервировала беспричинная улыбка, витавшая на губах босса. Сердечность Эрнеста Петровича сегодня выглядела ненатуральной и – да, пожалуй, можно употребить это слово - зловещей. Беседа началась, как обычно: заботливый отец расспросил о Лидочке. Девочка в полном порядке, отчитался Павел. Эрнест Петрович перекрестился слева направо, достал из-под ворота католический крестик и с чувством приложился к нему. - Слава Господу. А можно сделать так, чтобы она…э-э-э…никогда больше… - Юргенс замялся, подыскивая слова. – Ну, в общем, закодировать на всю жизнь. Этот вопрос Павел задавал себе давно. В мозгу человека глубоко заложены, точно мины, всевозможные страхи, комплексы, им-пульсы — суицидальные, шизофренические, параноидальные, даже мания убийства. По-сыл выполняет роль подсказки, и, если подсказка упадет в любую из этих темных шахт, может произойти взрыв. У одной домохозяйки, проходившей курс «Скинем лишний вес», появились тревожные признаки кататонии. Другой его подопечный, школьный охранник, признался в том, что его так и подмывает достать из сейфа пистолет и сыграть в русскую рулетку, причем это желание ассоциировалось у него с рассказом Эдгара По «Уильям Уил-сон», прочитанным еще в школе. В обоих случаях Павлу удалось остановить эхо, не дать ему, набрав скорость, превратиться в губительный рикошет. Что касается охранника, тут хватило легкого внушения, что он никогда не читал этого рассказа; ассоциация — какова она ни была — оказалась прерванной. - Я бы не рискнул, - сказал он, наконец. - Почему? - Потому что это похоже на зомбирование. Вы готовы превратить свою дочь в лабора-торную мышку? Юргенс отошел к огромному окну, из которого открывалась панорама на сумеречный ро-зовый город и вьющуюся ленту реки. - Ладно, оставим как есть, - решил он, наконец. - Лучшее - враг хорошего. Верно? - Верно. Девочка в полном порядке, так что волноваться не о чем. Юргенс кивнул, показывая, что тема закрыта. И после короткой паузы спросил совсем дру-гим, почти игривым тоном: - А как поживают мои сотрудники? - По-разному. Офис взорвать пока не планируют. - Ну, и слава богу. Первое время Эрнест Петрович без конца допытывался; о чем они думают, Паша? Интере-совали босса не рабочие моменты, - тут он держал руку на пульсе, - а информация лично-го характера: кто, с кем, когда и как. Ну и конечно то, как люди, которым он платит зар-плату, относятся к персоне номер один. Павел расставил все точки над «i», заявив с самого начала: чужая голова табу. Шпионить и доносить не буду. (Интересно, что сказал бы босс, если бы узнал, какое незначительное место занимает в списке насущных проблем подчи-ненных?). Поторговавшись, Эрнест Петрович вытащил из него обещание вылавливать «за-сланных казачков». Такое случилось дважды. Сообщать подробности Павел не стал, просто позвонил Юргенсу и сказал в трубку: увольте его. Первый раз босс даже переспрашивать не стал - видимо, и сам имел подозрения. Зато второй раз не удержался от тоскливого во-проса: - Ты уверен? - Абсолютно, - ответил Павел. Этот человек Юргенсу нравился. Он готовил ему повышение, о чем тот не догадывался, согласившись работать на конкурентов. Еще три менеджера уволились «по собственному желанию». После этого отношения Павла с коллегами замерзли окончательно. Пронесся шепоток, что новый зам «вводит в транс», а потом «стучит», хотя никто ничего не знал на-верняка. - Как тебе живется, Паша? – спросил Юргенс. – Привыкаешь к столичной жизни? - Спасибо, потихоньку привыкаю. - А девушка у тебя есть? - Нет, - ответил он сухо, прекрасно понимая, что босс в курсе его убогой личной жизни. - Что ж ты так? Хочешь, познакомлю с очень приличной…. - Спасибо, Эрнест Петрович, я как-нибудь сам. Юргенс покачивался на носках, не отрывая взгляда от окна. Ожидание длилось так дол-го, что у Павла вспотели ладони. Время давило как асфальтовый каток. С каждой минутой беспокойство становилось сильнее. Он чувствовал, что добром сегодняшний разговор не кончится. - Слушай, как ты это делаешь? – вдруг спросил Юргенс, поворачиваясь. Он по-прежнему улыбался, но глаза бегали по кабинету, стараясь не встречаться с глазами собеседника. - Я имею в виду это… - Он постучал пальцем по голове. Сгустившееся напряжение, наконец, разродилось молнией. Она ударила в сухое дерево, и оно запылало, грозя степным пожаром. Да, он представлял начало примерно так, когда прокручивал но ночам предстоящую бесе-ду. ( Почему-то, ночью он был уверен, что рано или поздно она состоится, а днем не при-давал этим мыслям никакого значения). Сначала ненавязчивые расспросы, типа « это» у вас от рождения, или появилось потом?» Общие рассуждения о том, что «не так уж «это» страшно», ну, а дальше рецепты, как приспособить «это» к реальной жизни с пользой для хозяина. - Эрнест Петрович, для меня «это» - все равно, что шестой палец. Люди не любят обсуж-дать собственное уродство. Отеческая улыбка Юргенса немного поблекла. - Понимаю. Извини, если обидел, но, как говорится, любопытство не порок. - Смотря, какое любопытство. Жесткий тон установил на дороге «кирпич». Как и предполагалось, Юргенс на него на-плевал. - Я же не просто любопытствую, я беспокоюсь. Давно хочу тебя спросить, Паша, а вот сюда ты не заглядывал? – Работодатель снова постучал пальцем по голове. Костяшки сжатых пальцев побелели – так сильно хотелось нырнуть в чужой мозг и прекра-тить разговор навсегда. - Если я скажу «нет», вы мне поверите? Юргенс скептически выпятил нижнюю губу. - Ну, не знаю… Я спрашивал у Лидочки, что она чувствовала, когда ты копался в ее моз-гах, но она ничего не помнит. Могу сказать, что этот вопрос меня определенно беспокоит. - Я не читаю чужих писем, Эрнест Петрович. - Никогда? - Никогда. Глупо, но он вдруг заметил, что все еще стоит возле двери. Не дожидаясь приглашения, подошел к дивану и сел на холодную кожаную поверхность. Юргенс присел напротив, на краешек огромного рабочего стола. Оба смотрели в разные стороны. Павел изучал слож-ный орнамент ковра, взгляд работодателя упирался в носки собственных туфель. - Ты – чертовски странный парень. Павел чуть не расхохотался. Правда, это был бы нервный смех, одно из проявлений чело-веческой неуравновешенности, от которой он призван избавлять подчиненных. - В самом деле? - В самом деле, - подтвердил Юргенс серьезно. – Я давно за тобой наблюдаю и никак не пойму: почему ты этим не пользуешься? Господи, если бы у меня была такая сила, я бы… я бы… Он потряс руками, озираясь вокруг. До чего примитивно мыслит большинство людей. «Мне бы такие деньги, мне бы такую внешность, мне бы такую силу»… Почему человек вечно дуется на фортуну, раздавшую подарки всем, кроме него? Ну, свалится на тебя сто миллиардов долларов, и что дальше? Чем блеснешь, чем удивишь человечество? (если это вообще возможно сделать с помощью денег). Без тренировок прыгнешь выше Исинбаевой? Споешь не хуже Паваротти? Напи-шешь мировой бестселлер? Снимешь классное кино? Как бы ни так! Пойдешь по дорож-ке, которую протоптали до тебя разные неизобретательные Фаусты: найдешь красивую телку, сделаешь пластику у дорогого хирурга, погарцуешь на каком-нибудь идиотском ток-шоу и начнешь скупать патентованное железо в виде автомобилей, яхт и личных само-летов. А потом угоришь с тоски и полезешь в петлю, убедившись, что пошлая поговорка «не в деньгах счастье» имеет к тебе самое прямое отношение. - Во-первых, у меня все есть, - сказал Павел скучным голосом. - А во-вторых, не хочу отвечать за ядерный чемоданчик. - Какой чемоданчик? – не понял Юргенс. - Ядерный, - напомнил Павел. – Использовать «это» вслепую, - он постучал пальцем по голове, копируя жест Юргенса, - примерно, то же самое, что нажать на ядерную кнопку. Дадите палец? Юргенс пересек комнату и уселся на диван. Не рядом с Павлом, а на противоположный ко-нец. - Я бы на твоем месте не удержался, - сказал он откровенно. – Сколько раз все это пред-ставлял – до одури. - И внезапно сорвался на крик: - Дурак, ты же можешь получить все безо всяких чемоданчиков! Мои деньги, мою фирму, мое место под солнцем – все! Никто даже не заметит! Неужели ты об этом не думал?! Щека запылала, словно ему влепили пощечину. Можно парировать сокрушительным уда-ром, типа, «мелковата рыбешка». Вопрос босса низвел его до уровня мелкого офисного интригана. Смешно рассказывать, что «это» не дар, а проклятие, и носить его так же удоб-но, как горбуну его спину. Павел встал. - Я могу считать себя уволенным? Кому сдать дела? Пауза повисла в воздухе как оголенный электрический провод. На губах босса снова про-резалась ничего не выражающая улыбка. - Извини, я погорячился. Присядь ненадолго. Павел колебался. Юргенс испугался, что тот разнесет кабинет к чертям собачьим, но не-сговорчивый визитер сел. Тюфяк. Юргенс поднялся с дивана и заходил по кабинету. Голова прояснялась, мысли выстраива-лись в четкое каре. Почему такая силища дана именно ему, глупому мальчишке, не умеющему ценить дар богов? Вопрос риторический. Господь не дает детей идеальным родителям, и посылает младенцев мамашам, которые оставляют их в картонных коробках возле мусорных баков. Дурацкое чувство юмора у Создателя, но если он что-то решит - с ним не поспоришь. Когда Павел вытащил дочь из наркотического тумана, Юргенс готов был пожизненно осыпать его лепестками роз. Чувство эйфории закончилось быстро. Бизнес уважает силу. Прикинув, насколько может быть полезен такой человек, Юргенс преисполнился к нему уважения. Правда, немного нервничал, ожидая от Павла любого подвоха: или на голову поставит, или заставит подписать вексель на миллион долларов, или отмочит еще какую-нибудь штуку. Когда понял, что этого не будет, уважение сменилось легким презрением. Чего желает нормальный человек больше всего на свете? Денег и еще раз денег. День-ги дают свободу, защищенность, власть, уважение, они решают все ( ну, почти все) про-блемы. Множество кладоискателей карабкаются по ветвистым склонам древа Удачи, обди-рая руки, колени, получая тяжелые травмы, или просто ломают шеи, рухнув с высоты в пя-ти сантиметрах от вершины. Этому глупцу выпал самый главный приз мировой лотереи – сила, с которой можно получить все и без усилий. А он считает ее уродством и стыдливо прячет от окружающих. Не увези его Юргенс в Москву, - до сих пор бы лечил толстух и вправлял мозги школьным хулиганам. Никаких амбиций, никакого честолюбия. Ури, Ури, где же у него кнопка? «Не дави, - сказал внутренний советчик. – Мотивируй и приводи доводы. Он должен ве-рить, что поступает правильно. Он должен захотеть тебе помочь». - У меня завтра встреча с одним человечком из министерства, - начал Юргенс. Он гово-рил осторожно, нащупывая каждое слово. - Очень важная встреча. От этого человечка за-висит, получит моя грузовая авиация государственные контракты, или они уйдут на сторо-ну. Понимаешь? - Я уверен, что вы договоритесь с кем угодно. Ледяной тон, застывший каменный профиль. Он уже принял решение. Этого Юргенс и бо-ялся. - Контракт достанется тому, кто больше отстегнет. – Он перестал расхаживать по кабине-ту и озабоченно оглянулся. – Ты понимаешь, о чем я говорю? - Не такой уж я блаженный, Эрнест Петрович. «Дурак ты, а не блаженный», - от всей души огрызнулся Юргенс и снова зашагал по ковру. - Раньше я бы не стал беспокоиться, но недавно у нас появились конкуренты. Молодые и голодные. – Юргенс подумал о слиянии двух чартерных компаний, которые по отдельно-сти не представляли для него угрозы. - Сейчас для них важна не прибыль, а место, с кото-рого они могут меня потеснить. Если они поднимут цену, контракт станет невыгодным. Мне придется либо работать в убыток, либо снять свою заявку. И то, и другое их устраива-ет. Понимаешь? - Понимаю и сочувствую. - Да! - не сдержался Юргенс. – Сочувствуй, черт бы тебя побрал! В каком-то смысле это и твои проблемы! Я тебе зарплату плачу! И еще тысяче человек! Неплохую зарплату, если ты не заметил! Лицо визитера стало растерянным. Он заморгал. Незапланированная вспышка пришлась кстати. - Я же не прошу ни о чем дурном, - быстро сказал Юргенс, стремясь закрепить впечатле-ние. – Пустить пулю в лоб или прыгнуть с балкона. Просто внуши этому человеку, что…взятки брать нехорошо. Или, что он должен «взять» только у меня. Определенную сумму, конечно, - уточнил он. Получить чиновничью подпись без «отката» - фокус, кото-рый не сможет провернуть даже сверхчеловек. - И тогда – контракт мой. Сотрудники полу-чают зарплату, северяне – продукты и медикаменты, все довольны и счастливы. Что ты думаешь по этому поводу? - Я думаю, что то же самое могут сказать ваши конкуренты. - Но работаешь ты у меня, - напомнил Юргенс. – Как у тебя с корпоративным чувством долга? Я прошу немного. - Вначале всегда просят немного. А что вы попросите потом? Босс остановился, изучая Павла прищуренными глазами. - Не пойму, ты блаженный, или идиот? – Юргенс пожал плечами – Ладно, будем считать, что у тебя есть принципы. Даю слово, что никогда не попрошу тебя ими поступиться. Ты нужен мне, Паша, но я тебе нужен не меньше. Почему? Ты получил огромный выигрыш в лотерею, и не знаешь, как им распорядиться. А я знаю и готов тебе помочь. Считай меня своим управляющим, ладно? Только уж будь добр, помоги и ты мне. Тогда все будет чест-но. - А если я скажу «нет»? Юргенс сел, сложил руки на коленях и подумал: ох, грехи мои тяжкие. Он очень не лю-бил угрожать. - Твоя зарплата перечисляется на счет в моем банке, - начал он тусклым монотонным го-лосом. – С этого дня ты будешь получать пятьсот долларов в месяц наличными. Твою кредитку заблокируют. Если ты попытаешься удрать, я сдам тебя другим людям. Они не будут обременять себя нравственными терзаниями. Ты можешь рассказать им и про ядер-ный чемоданчик, и про то, что каждый человек – вселенная. Понимаешь, Паша, есть слова, которые умиляют в книжках, но не работают в реальной жизни. Эти люди тебе ответят, что таких вселенных на Земле – шесть миллиардов, и если уничтожить десяток-другой, от них не убудет. Тем более, что ценность эти вселенные представляют только для себя, а не для окружающих. Ну, разве что гении… - Юргенс решительно тряхнул головой: - Да нет, глу-пости. Гении умирают ежедневно, но мир от этого не рухнул. Люди, которым я тебя отдам, выяснят опытным путем, насколько ценна для тебя собственная вселенная. То есть, твоя жизнь. Ты понял, Паша? Тот не ответил. - И еще, - продолжал Юргенс. – Если я вдруг начну вести себя… неадекватно, мой хоро-ший знакомый вскроет конверт, который я ему оставил. Тебя убьют, Паша, - в голосе Юр-генса прозвучала искренняя жалость. Не к человеку, а к огромной силе, которая могла про-пасть вместе с ним. – Прошу, не делай глупостей. Лучше подумай о том, что случайностей на свете не бывает. Если тебе дали винтовку, рано или поздно она выстрелит. Он откинулся на спинку дивана и договорил: - Выезжаем завтра в половине десятого. Не опаздывай. Не поворачивая головы, услышал, как хлопнула дверь. Сердце заколотилось быстро-быстро; получилось, или нет? Юргенс просеял в памяти приведенные аргументы, и решил, что они достаточно убедительные для разумного человека. Пускай подумает. Все решит завтрашний день, но проследить не мешает. Юргенс достал из кармана мобильник и нашел нужный номер. Дождавшись ответа, не-громко произнес: - Он сейчас выйдет. Глаз не спускать, вы поняли? До самого утра! Если он не поедет на работу – звоните мне. Что? – Брови Юргенса сдвинулись. - Об этом мы уже говорили. Да, вплоть до крайних мер. Действуйте. Московская область, сентябрь 2007 года. По поводу одежды решено было так: вечерний костюм и черный галстук-бабочка. Бе-лая рубашка от Армани, золотые запонки, лоснящиеся черные туфли. Вид надменно-презентабельный как у манекена на витрине - Прошу вас уделить мне полчаса, Андрей Денисович. Уверен, вас это заинтересует, - сказал манекен, потрясая толстой кожаной папкой. Сергей вздохнул и отошел от зеркала. Ох, неубедительно. Вряд ли на такую приманку клюют миллиардеры. Ладно, положимся на импровизацию. Этот жанр ему всегда удавался. Дорога до поселка заняла сорок минут. Над закрытыми воротами парило облачко све-та, и слышалась негромкая музыка. «Сезам, откройся!» - подумал он. По коже поползли медленные восторженные мурашки. Наверное, такое же чувство испытывали средневеко-вые рыцари, подъезжая к заколдованному замку в глухом лесу. Тяжелая металлическая створка поплыла в сторону. Из домика охраны вышел человек в черном костюме и белых перчатках, наклонился к окошку и вежливо поздоровался. Сергей протянул охраннику паспорт. Тот отрицательно качнул головой. - Не нужно. Гостей Андрея Денисовича мы знаем в лицо. Вам туда. - Охранник указал на здание с переливающейся неоновой вывеской. – Оставьте машину у входа, наш сотруд-ник отгонит ее на стоянку. Сергей кивнул и тронул педаль газа. Ехал медленно, внимательно осматриваясь по сторо-нам. Кто знает, когда удастся попасть сюда еще раз и вообще, удастся ли? Нарядное здание, выстроенное в модном авангардном ключе, выплыло из-за поворота: асимметричные полукружья, отсутствие острых углов, фонарики, встроенные в самых не-ожиданных местах. Слева от здания зеленеет искусственное поле для тенниса, справа мер-цает под куполом вода в большом бассейне. Стеклянный вестибюль здания ярко освещен, внутри расхаживают кукольные фигурки в вечерних костюмах и нарядных платьях. Сергей подъехал к нижней ступени лестницы, с ярко-красным языком ковровой дорожки. Остановил машину, но вдруг резко подал назад и газанул в сторону коттеджа, смутно вид-невшегося за бетонной оградой в глубине поселка. Дом выглядел слишком маленьким для офиса и слишком скромным для гостевого комплекса. Наверное, именно здесь обитает хо-зяин маленького королевства. Он не проехал и десяти метров, когда свет фар выхватил впереди человека в черном кос-тюме и белых перчатках. Двойник охранника встал посреди дороги и выставил перед собой черно-белую руку. Сергей с тихим ругательством ударил по тормозам. Привычный к тако-му обращению «опель» взбрыкнул багажником как лошадь и замер. Охранник неторопливо приблизился и нагнулся к окошку. - Вы ошиблись, Сергей Сергеевич. Казино позади вас. Услышав свое имя, Сергей ничуть не удивился. Странно было бы, если бы охрана до сих пор не выучила номер его машины. - Я знаю. Скажите, это дом Андрея Денисовича? Я бы хотел с ним встретиться - Пожалуйста, вернитесь в казино, - вежливо повторил охранник, не отвечая на вопрос. Минуту они смотрели друг другу в глаза, потом рука охранника в белой перчатке медленно потянулась к оттопыренному брючному карману. Сергей не стал дожидаться, что будет дальше и дал задний ход. Как поют в «Ленкоме»: «Авантюра не удалась, за попытку спаси-бо». Пятясь по узкой асфальтовой полосе, старенький «опель» дополз до широких мрамор-ных ступенек, накрытых ярко-красной ковровой дорожкой. Здесь его ждал четвертый ох-ранник. Впрочем, взглянув на его костюм, Сергей понял, что ошибся. Мужчина носил обычный темный галстук, а белых перчаток не носил вовсе. - Добрый вечер, Сергей Сергеевич, - приветствовал мужчина гостя, не подавая руки. Сергей мгновенно узнал бархатные интонации, услышанные по телефону. – Спасибо, что нашли время приехать, надеюсь, вечер будет приятным. Если вы хотите умыться или отдохнуть с дороги, я провожу вас в номер. У нас очень удобные гостевые комна-ты и есть все необходимое… - Спасибо, не нужно, - оборвал Сергей и поправил папку, которую перед выходом из ма-шины сунул подмышку. Секретарь склонил голову. - Как угодно. В таком случае, позвольте показать вам казино. Он пропустил гостя вперед, и пошел следом, направляя Сергея негромкими возгласами из-за плеча: «прямо, направо, еще раз направо». Они миновали просторный вестибюль с на-рядными парочками, спустились по ступенькам, покрытым ковром, и оказались в неболь-шом зале, отделанном с элегантной простотой. Настенные бра, стилизованные под «мо-дерн», рассеивали темноту, создавая приветливый уютный полумрак. Улыбчивый негр в белой рубашке наигрывал на темно-красном рояле что-то джазовое, необременительное. Девушка в открытом вечернем платье за его спиной, тихо подпевала пианисту. В креслах, напротив входа, потягивали коньяк двое мужчин. Стол с рулеткой, стояв-ший в центре зала, пока не включился в работу. Крупье терпеливо ждал игроков, его бес-страстное лицо казалось нарисованным мелом. Свет широкой подвесной лампы ложился пятном на зеленый бархат, расчерченный белыми квадратами. Теплый воздух ласкал ще-ки, пахло сигарами и хорошими духами. - Я слишком рано приехал? – спросил Сергей. - Ну что вы, сейчас половина десятого! Просто наши гости начинают играть несколько позже. Сначала они предпочитают отдохнуть в номерах или поужинать. У Андрея Де-нисовича божественный повар и великолепный выбор вин... - Кстати об Андрее Денисовиче, - перебил Сергей. - Я был бы благодарен господину Ав-густову за личную встречу. Можно это как-то устроить? Уверен, разговор его заинте-ресует. Секретарь сделал жест вежливого огорчения: - Мне очень жаль, но Андрей Денисович не принимает посетителей. Вы можете передать через меня все, что сочтете нужным. - Скажите ему, что это очень важно! – Сергей посмотрел в глаза собеседника и настой-чиво повторил: - Очень, очень важно! Андрей Денисович пожалеет, если информация уйдет на сторону! Многозначительный тон не произвел на секретаря никакого впечатления. - Я понимаю. - Удивительная способность, соблюдая все правила вежливости, дать че-ловеку понять, что он абсолютное ничтожество. Наверное, это непременное качество секретарей класса «люкс». - Давайте я объясню вам правила игры. Там располагается касса. - Секретарь кивнул на стойку красного дерева слева от входа: - Вы получите сто тысяч долларов, с которыми поступите, как сочтете нужным. Можете попытать счастья, можете увезти деньги с собой. После полуночи господин Августов обычно предлагает одному из гостей суперигру. Условия он определяет сам, поэтому я не могу объяснить их заранее. Вот, собственно, и все. - Я правильно понял, гости играют на деньги хозяина? - Совершенно верно. Андрей Денисович не может допустить, чтобы его гости несли ка-кие-то расходы. Наверное, у него было совсем глупое выражение лица, потому что секретарь смотрел на гостя с едва уловимой насмешкой. Сергей спохватился: - Андрей Денисович весьма гостеприимен. - Весьма, - подтвердил собеседник и огляделся. - Представить вас кому-нибудь? Впрочем, люди, которые приезжают на игру, в представлениях не нуждаются. Может, познакомить вас с дамами? - Спасибо, не нужно. Я подожду ответа. Сергей уселся на диван возле стены и прижал к груди заветную папку. Секретарь вышел из зала, быстро сбежал по лестнице. Открыл неприметную дверцу в тор-цевой части здания, поднялся на второй этаж и постучал. Щелкнул внутренний замок, дверь открылась. Всю стену комнаты занимали большие мониторы. Одни показывали игорный зал с разных точек, другие – ресторанный зал, но интереснее всего было изображение с камер, установ-ленных в гостевых номерах. Секретарь бросил вороватый взгляд на парочку, кувыркав-шуюся в постели. Интересно, догадываются ли гости о невинном хозяйском хобби? На-верняка. Секретарь подозревал, что некоторых гостей подсматривание вдохновляет. Странно, что хозяина интересует примитивная порнушка. Впрочем, он имеет право на ма-ленькие развлечения. За такие-то деньги. Августов сидел за пультом и смотрел на маленькую фигурку, прижимавшую к груди кожа-ную папку. Услышав шаги за спиной, спросил, не поворачиваясь: - Что он привез? - Не знаю, - отозвался секретарь. – Говорит, что ему нужно встретиться с вами лично. - Я слышал. Секретарь тайком взглянул на хозяина. Лицо задумчивое, а больше ничего не поймешь. Во всяком случае, не злится. Это странно. Обычно Андрей Денисович подозревает в просьбах об аудиенции вульгарное человеческое любопытство и отвечает на него хорошим ударом ниже пояса. - Откажи ему, - сказал Августов. Он переходил на «ты» только в редкие моменты. Сек-ретарь сказал бы «в моменты волнения», если бы верил, что хозяин может волноваться. – Вежливо откажи, как полагается. - Прямо сейчас? Миллиардер выдержал паузу. - После игры. Впрочем…- Хозяин прищурился, разглядывая гостя, - играть он не будет. Денег тоже не возьмет, не за тем явился. Я предложу ему суперигру, от этого он не отка-жется. Я хочу, чтобы он выиграл. – Августов взглянул на секретаря, тот кивнул. Разумеет-ся, хозяин не тот человек, чтобы полагаться на слепую удачу. Статисты в зале даже не по-дозревают, что роль каждого из них расписана заранее. - Когда он выиграет, то предложит выигрыш взамен аудиенции. Вот тогда ты ему и от-кажешь. Отпустив секретаря, миллиардер отыскал на пульте нужную кнопку. Лицо, наполовину скрытое очками, выплыло из полутьмы, увеличилось на весь экран. Однокурсник покойного Жорика Ованесова выглядел не очень солидно. Хотя, характери-зовали Сергея Сергеевича лестно: креативная голова, неглуп, хорошо ориентируется в за-кулисных делах. Один собеседник Андрея Денисовича уронил и вовсе фантастическое: «не берет». Любопытная личность, если так. Кто сейчас способен отказаться от денег? Идеалисты, романтики? Не похож Сергей Сергеевич на идеалиста, он человек циничный и целенаправленный. Кто еще? Философы, которым все на свете трын-трава? Однако фило-софы в политику не идут и встреч с владыками земными не ищут. А если владыки прихо-дят к ним сами, просят их не загораживать солнечный свет. К Бортникову подсела симпатичная девица. Миллиардер всегда приглашал на игру несколько известных красоток – четырех блондинок, четырех брюнеток и парочку краше-ных, то есть, рыжих. Сами по себе они его не интересовали, просто служили декоративным штрихом и развлекали гостей. Августов поднял уровень звука и с интересом прислушался к разговору. - Добрый вечер! Сергей повернулся и увидел рядом с собой яркую брюнетку в сверкающем алом платье. Лицо девушки показалось ему смутно знакомым… ах, да! Она же рекламирует в России внедорожники «Хаммер»! Сергей встал и поклонился: - Добрый вечер. Дама окинула собеседника быстрым внимательным взглядом, немного поколебалась и про-тянула ему худую надушенную руку. Сергей приложился к запястью роковой красотки, отметив длиннющие хищные ногти, выкрашенные, в тон платью, алым лаком. Мисс Хам-мер села на диванчик, скрестила ноги и грациозно сложила руки на коленях: - Вы здесь первый раз? - Первый, - ответил Сергей, усаживаясь рядом с дамой. - Я тоже, - призналась девица и стрельнула вокруг тревожно-любопытным взглядом. – Вам уже сказали про деньги? Сергей кивнул. Мисс Хаммер понизила голос до шепота: - Говорят, тут не ограниченные ставки. Можно выиграть миллион и даже больше. Я, правда, еще не решила, буду играть, или нет. Лучше сто тысяч в руках, чем миллион в небе. А вы как думаете? Сергей пожал плечами: - Мне, слава богу, выбирать не приходится, я в игре не участвую. - Как это?... – не поняла мисс Хаммер. - Кто же вы? - Секретарь! - коротко ответил Сергей и развел свободной рукой; дескать, что с меня взять? Мисс Хаммер олицетворяла идеал современной хищной красоты, который ему катего-рически не нравился: длинная, худая, с тщательно выпрямленными прядями волос, сви-сающими на глаза и плечи. Вместо груди - сплошные выпирающие кости, тонкие, как спа-гетти, ноги, чудом не заплетаются при ходьбе. Обычно барышню снимают в крутом ко-жаном жилете, надетом прямо на голое тело. Удручающее зрелище. Неаппетитному супо-вому набору костей Сергей предпочитал женщин-амазонок. Мисс Хаммер поперхнулась. - А…понятно. Встала и перешла к столу, за которым начали собираться игроки. Сергей беззвучно усмех-нулся и обвел взглядом наполняющийся зал. Народ подтягивался, то и дело появлялись знакомые лица. Вот обозначилась певица Гриппоза, светловолосая девушка с неприятным колючим взглядом трудного подростка. Барышня обладала на редкость противным голосом, который не могли скрыть никакие спецэффекты – будто в пустой таз писала. Сегодня Гриппоза осталась верна имиджу пло-хой девчонки, вырядившись в неописуемые сверкающие лохмотья. Вот появился известный телеведущий Алексей Гольдон. На тощей фигуре нелепо болтался элегантный пиджак, очки злобно сверкали, отражая свет многочисленных лампочек. Рядом с ведущим сутулится Арсений Двойкин – известный критик, развлекающийся отстрелом телеуродцев. В последнее время он исчез с экранов, и народ поговаривал, будто бы критик попал в больницу, отравившись собственной желчью. Приятно убедиться, что слухи оказа-лись мыльным пузырем, и рабочих запасов яда у Двойкина предостаточно как у паука ка-ракурта. Августов оттолкнулся от пульта и отъехал в кресле на несколько шагов. Закинул руки за голову, потянулся, скользя взглядом по мониторам. Пестрая, но знакомая компа-ния. Таков его принцип, собирать в своем зоопарке только известных представителей флоры и фауны. Под фауной миллиардер разумел мужчин, роль флоры исполняли женщи-ны, - хрупкие растения, ищущие, вокруг кого обвиться мертвой хваткой. Он никогда не предлагал женщинам участие в суперигре – они были ему неинтересны. Правда, большин-ство современных мужчин почти ничем не отличается от баб: слабые, жадные, подлые, способные на любое унижение ради щедрого куска, брошенного с хозяйского стола. Маг-нат даже подумывал о том, чтобы прекратить игру и перестал рассчитывать на появление «настоящего героя». Разве что чудо… Августов вернулся к пульту и увеличил изображение одинокого человека на диване с при-жатой к груди папкой. Вика Рябинкина, которую Сергей окрестил «мисс Хаммер», стояла возле игорного стола и наблюдала за вращением колеса фортуны. Если снова выпадет «красное», она по-ставит тысячу долларов на «черное». «Красное» выходило уже три раза, похоже, ветер должен смениться. Колесо вращалось все медленней. Шарик в последний раз стукнулся о металличе-скую подставку, вяло подпрыгнул, попытался перевалиться через преграду, не смог и ос-тался в красном секторе. Похожий на филина депутат, стоявший рядом с Викой, вскинул зажатые кулаки: - Покатило, покатило! Депутат ей не нравился: мешок, заросший густой черной шерстью, в котором поровну пе-ремешаны дерьмо и сало. Однако Вика одарила соседа ослепительной улыбкой. Она еще не заработала право вести себя, как хочется и говорить, что вздумается. Депутат сгреб выигранные жетоны, мимоходом погладил Вику по обнаженной спине. Его рука как бы случайно скользнула ниже и прошлась по упругим ягодицам. Вика кокет-ливо захихикала и локтем оттолкнула потную ладонь. - А вы не будете ставить? - Пожалуй, - согласилась Вика. – На «черное», тысячу. Будьте добры, я не дотянусь… Депутат любезно подтолкнул жетоны соседки к черному сектору и снова поставил на «красное». Вика встревожилась, засомневалась, не поменять ли ставку, но крупье объявил: - Ставки сделаны. Она вздохнула и сквозь прядь волос на глазах незаметно осмотрела людей за игорным сто-лом. Когда Вика получила приглашение на игру, то чуть с ума не сошла от радости. Дашка Калинина, звезда «Плейбоя», говорила, будто гости миллиардера играют на деньги хо-зяина. Вика слушала и не верила, думала, Дашка себе цену набивает, - вот, мол, в каком экзотическом месте ей случилось побывать! Однако оказалось, что подруга не соврала: сто тысяч долларов для начала, а дальше – как повезет. Шикарный мужик этот Августов, с та-ким стоит познакомиться. Дашка говорила, будто он карлик или лилипут. В чем именно разница между карликом и лилипутом Вика не знала, да ее это особенно не волновало. Ко-гда пробиваешься наверх, приходится под таких уродов подставляться!… И еще неиз-вестно, не даром ли подставилась, мужики пошли подлые, жадные, норовят получить все «на халяву» и быстренько слинять. - «Красное» выиграло, - объявил крупье. Депутат издал ликующий вопль и хотел снова погладить соседку по заднице, но Вика поспешно отстранилась. Проводила тоскливым взглядом стопку проигранных жетонов, отошла к стене и уселась в кресло. Все, игра окончена. Тысячу долларов как корова языком слизнула. Девяносто девять тысяч тоже сумма неплохая, только Вике она вряд ли достанется. Сорок тысяч придется отдать Валерику, а как иначе? Сутенер в модельном бизнесе называется «продюсером» или «личным агентом», только от перестановки букв смысл не меняется. Конечно, если судить по справедливости, Валерик имеет право на свою долю. Именно он вытащил Вику из ее Мухосранска, привез в Москву, заставил похудеть, отвел к хоро-шему стоматологу, одел, пристроил в модельное агентство. И условия выторговал непло-хие: все девки первый год работали бесплатно, а Вика какие-то деньги имела. Хватало, чтобы платить за скромную квартирку и питаться по урезанной модельной программе. Ос-тальным пришлось куда тяжелее. Агентство оплачивало для приезжих съемную хибару без ремонта – пять человек в одной комнате, - вот модельки и отрабатывали долги. Бегали по «языку», бесплатно снимались для рекламных буклетов, а еще агентство без зазрения со-вести подкладывало девчонок под разных влиятельных людей. Нужно утрясти с мэрией вопрос об аренде – девочки, вперед! Нужно получить субсидию на развитие бизнеса – де-вочки, вперед! Нужно задобрить хорошего человечка, - девочки, вперед! Вику не трогали, у нее была сильная волосатая лапа. Валерик в этой жизни не последний человек, держит под контролем пару рынков, вещевой и продуктовый. С Викой у них когда-то была лю-бовь, только очень уж быстро все закончилось. До чего же скотский мир устроили мужчины для бедных женщин! Все они козлы, ха-лявщики и брехуны, ни одного порядочного мужика на свете не осталось! Хотя, нет, кое-кто выжил, как динозавр. К примеру, Августов - чем не приличный мужик? Выдал девуш-ке сто тысяч баксов и ничего за это не попросил! Взгляд Вики остановился на странном парне с кожаной папкой, прижатой к груди. Сидит, бедолага, охраняет хозяйские секреты. Тоже приличный человек. Не стал морочить голову баснями о том, что он продюсер, сказал честно, «секретарь, мол, я». Редкое качество ны-нешних мужчин - честность и скромность. Стоило бы продолжить знакомство с хорошим парнем, но… увы! Не по карману Вике хороший парень! Она мельком взглянула на часики. Половина второго. Может, попытать счастья еще раз? Валерка так и так деньги отберет, уж лучше просадить их в свое удовольствие! Вика встала с кресла, но в этот момент крупье громко объявил: - Ставок больше нет, господа! Суперигра! Вика опустилась обратно в кресло. Ну, все, финита. Дашка говорила, что Августов никогда не выбирает женщин для участия в суперигре. То ли они ему неинтересны, то ли мужик предпочитает этюды в голубых тонах. Насчет этого Дашка ничего не сказала, не в курсе. А если Дашка не в курсе, то никто не в курсе. Дашкин спонсор издает парочку глянцевых журналов с сильным желтым уклоном, все московская грязь там фильтруется. А про ком-пьютерного магната никогда ни полслова. Интересно, почему? Додумать Вика не успела. Откуда-то сверху раздался низкий мужской голос, усиленный мощной акустической системой: - Добрый вечер, дамы и господа! Рад видеть вас у себя! Гости зааплодировали, высоко поднимая руки. Хозяин, поняла Вика. Сам к гостям не вы-ходит, остается невидимкой. Она почему-то вспомнила старый советский мультик «Алень-кий цветочек» про заколдованный дворец, в котором гостей кормили, поили, а также дела-ли им ценные подарки. И точно так же хозяин крался по темным закоулкам, чтобы не смущать гостей своим уродством. - По традиции мне хотелось бы предложить одному из вас сыграть со мной в суперигру, - продолжал голос. – Сергей Сергеевич, не окажете честь? Вика с любопытством огляделась. Кто это – Сергей Сергеевич? Должен быть известным человеком, других сюда не приглашают. Безымянный секретарь с хозяйской папкой поднялся с дивана. Вика удивленно задра-ла красиво подведенные брови: что это он забеспокоился? Решил поддержать хозяина мо-рально? Никому не известный секретарь уверенно подошел к столу, и именитые публич-ные люди расступились, давая ему дорогу. Из-за полированной стойки кассы вышла девушка в униформе казино: ярко-красная шел-ковая блузка, застегнутая до самого подбородка, и черная юбка европейской длины до ко-лена. На подносе, который девушка несла в руках, были аккуратно сложены зеленые де-нежные пачки. Вика нервно втянула носом воздух. Даже на расстоянии она чувствовала этот прекрасный, ни с чем несравнимый аромат новеньких, только что отпечатанных денег. Девушка подошла к столу и осторожно пристроила поднос на зеленом сукне. Пятно света осветило несимпатичное лицо президента Франклина, достоинство которого сограждане оценили в сто долларов. Секретарь равнодушно осмотрел горку денежных пачек и осве-домился у потолка: - Ваши условия? - Все очень просто, - откликнулся миллиардер. – Вы ставите сто тысяч долларов на «красное» или «черное», а я удесятеряю ваш выигрыш. Выбирайте, Сергей Сергеевич! Голос, мощно заполнивший зал, напомнил Вике об ухищрениях древнегреческих театраль-ных механиков. Кажется, они первыми придумали рупор, чтобы боги в спектаклях могли уложить зрителей на обе лопатки. Об этом Вика узнала, когда ездила в Грецию за шубой. Экскурсия по Афинам входила в стоимость путевки. Большинство девиц от удовольствия отказались, а Вика – нет. У большинства статуй не хватало то рук, то головы, зато теперь она может поддержать разговор об античном искусстве… Внезапно до Вики дошел смысл сказанного. Она невольно вскрикнула и зажала рукой рот, стреляя по сторонам испуганным взглядом. Миллион долларов! Августов ставит миллион против ста тысяч! А если секретарь выигра-ет, то получит все! Господи! Такие деньги просто так, «на халяву»! Дашка говорила, что Августов всегда дает проигравшему дополнительный шанс. Хиль-штейну, известному борцу с коррупцией, проигравшему суперигру, предложил поработать до конца вечера официантом. И что же? Подписался борец, как миленький! До самого ут-ра разносил по залу подносы со спиртным и собирал грязные тарелки! Зато утром увез в чемоданчике свой миллион. Неплохой гонорар за одну ночь, Вика бы тоже не отказалась. Ночь пройдет, унижение забудется, а деньги останутся. Безымянный секретарь (кстати, надо бы выяснить, кто он на самом деле) взял свою драгоценную папку подмышку и поправил очки. Его взгляд задумчиво переходил с одного игрового сектора на другой. Особого волнения Вика на его лице не заметила. Она торопли-во вскочила с кресла, подобралась к «секретарю» и шепнула сзади на ухо: - Ставьте на «черное», «красное» выпадало пять раз подряд! Вот он, ее шанс! Если хороший парень сорвет банк, знакомство с ним может оказаться вы-игрышным билетом! Мало того, что порядочный мужчина - а такие экземпляры в наше время стали выставочными, - так еще и с деньгами! Сергей оглянулся на советчицу и вдруг громко объявил. - Выбирайте первым, Андрей Денисович! Вика вздохнула и понурилась. Везет ей на дураков. Взял и лишил себя единственного шанса на выигрыш. Из динамиков, спрятанных за декоративной лепниной под потолком, донесся негромкий смешок. - Как угодно. – Маленькая пауза, и «голос с небес» оглушительно объявил: - Черное! «Все, - поняла Вика. – Проиграл». Крупье раскрутил колесо и ловко вбросил шарик поперек движения. Августов впился взглядом в лицо на мониторе, пытаясь отыскать привычные человеческие чувства – напря-жение и алчность, - но ничего подобного не нашел. Бортников с нетерпением барабанил пальцами по краю стола, словно не мог дождаться, когда окончится скучная преамбула. - «Красное» выиграло! – громко объявил крупье. Зал взорвался нестройными аплодисментами, а девица в алом платье с радостным визгом бросилась на шею удачливого игрока. Августов склонился над микрофоном. - Поздравляю вас. Бортников пожал плечами. Вышло неловко из-за девицы, вцепившейся в него мертвой хваткой. Но тут в зале появился секретарь, и Бортников одним движением стряхнул деви-цу с шеи. Не глядя, буркнул «прошу прощения» и устремился к новоприбывшему. - Поздравляю, - прошелестел секретарь. – Желаете, чтобы деньги упаковали, или хотите продолжить игру? Сергей подхватил его под руку и потащил в сторону. Рука гостя была сильной и очень го-рячей. - Мне не нужны эти деньги. - От волнения гость киксанул и тут же откашлялся. Продол-жал уже нормальным голосом. - Я готов отказаться от выигрыша, если Андрей Дени-сович уделит мне полчаса. - К сожалению, это невозможно, - ответил секретарь, поражаясь тому, как точно хозяин предсказал развитие событий. Именно в такие минуты он ощущал, что работает на весьма незаурядного человека. - Почему? - удивился Сергей. – По крайней мере, передайте господину Августову мое предложение! - Господин Августов его оценил. Я передаю вам ответ. - Подошел охранник с кейсом. Секретарь плавно повел рукой: - Ваш выигрыш, миллион сто тысяч долларов. Если вы не против, охрана проводит вас домой. Будете пересчитывать? Гость взглянул на закрытый кейс. Стекла очков мерцали, мешая разглядеть выражение глаз. Не поймешь, то ли заторможенный от природы, то ли одурел от счастья. - Откройте, - велел Бортников. Охранник набрал цифровую комбинацию и поднял крышку. На дне, как на подносе, лежа-ли ровные, плотно уложенные зеленые пачки в новеньких банковских упаковках. - Неплохо, - с кривой улыбкой сказал худой телеведущий. – Как говорится, везет дура-кам. Везунчик оглянулся. Прошелся по толпе внимательным взглядом, и вдруг изо всех сил ударил кулаком в днище. Охранник неуклюже дернулся, пытаясь поймать чемоданчик, но тот прошел мимо расставленных рук и с грохотом свалился на пол. Аккуратные денеж-ные пачки с нежным шелестом разлетелись по паркету. Гости мгновенно смолкли. На нарисованном мелом лице крупье проступили два алых пят-на. В тишине слышался стук скачущего шарика. - О, простите, я такой неловкий! - извинился Сергей. - Могу я перечислить свой выиг-рыш на благотворительность? - Д-да,…конечно! – Секретарь растерялся. Никто и никогда не позволял себе таких без-образных выходок в сказочных чертогах. Вызвать охрану? Нет, лучше сделать вид, что все произошло случайно. Пускай судьбу скандалиста решает хозяин. – Вам стоит ска-зать, куда вы хотите перечислить деньги, и мы это сделаем. Сергей глубоко вздохнул и задержал дыхание. Его несла на гребне мощная темная волна обманутых надежд и разочарования. - Перечислите их в фонд погибших журналистов! - сказал он звонким «пионерским» голосом, отчетливо скандируя. Именно так нужно говорить, чтобы каждое слово доле-тело до галерки. - Опасная профессия. Впрочем, не мне вам рассказывать, вы и сами знаете. Вика захлопала накладными ресницами, пытаясь сообразить, что происходит. То, что липовый секретарь отказался от выигрыша, ее не удивило; мальчик - явный лузер. Стран-но, что остальные гости мгновенно примолкли, и будто даже чего-то испугались. - Вот идиот, - вполголоса сказал депутат, забыв облапить Вику. Неизвестный счастливчик отвесил собравшимся издевательский поклон: - Всего доброго, господа. Ему никто не ответил. Сергей на негнущихся ногах вышел из зала. В ушах звенело от яро-сти, но настроение, пришибленное разочарованиями вечера, неожиданно подняло голову. Что ж, по крайней мере, он получил маленькое моральное удовлетворение. «Сатисфак-цию», - как сказали бы раньше, когда за оскорбления было принято платить кровью. Хо-рошее было время, жаль, что прошло. Машина ждала его у ступенек. Сергей плюхнулся за руль, бросил папку на сиденье и вытер об колено вспотевшую ладонь. К черту все, к черту. Подумаешь, не вышло с одним оли-гархом – найдем другого, мало ли в Бразилии Педров!... Главное – не раскисать! Возле самых ворот дорогу преградили двое охранников. Сергей затормозил, вглядываясь в непроницаемые лица. В чем дело? Неужели поступила команда вернуться? Или хозяин распорядился пристрелить наглеца на месте? А что, место удобное, лесочек рядом. - В чем дело? - спросил он, опустив стекло. Один охранник обошел машину сзади, второй остановился перед бампером, толкнул ногой переднее колесо и покачал головой. - Вы это видели? – спросил охранник, указывая куда-то вниз. - Что «это»? – не понял Сергей. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, куда ему указывают. Ничего не видно. Сергей вышел из машины, хлопнул дверцей и подошел к капоту. Вот только спущенного колеса ему сейчас не хватает. Запаски с собой все равно нет, придется добираться на по-путке, если они тут ходят. А если нет? Марафонская дистанция пешим ходом? Очарова-тельная перспектива! Он присел на корточки и постучал кулаком по крепкой шине. - В чем проблема? С колесом все нор…. Сзади повеяло ветерком. Он понял все за долю секунды, но обернуться уже не успел. Что-то врезалось в затылок, внутри головы бабахнул разноцветный фейерверк, и Сергей мед-ленно повалился боком на темный холодный асфальт. Москва, сентябрь 2007 года Высокий молодой мужчина несся по улице, задевая плечами прохожих. Его строгий деловой костюм странно выделялся в море джинсов, маек, свитеров и ветро-вок. Его обувь выглядела ослепительной, словно никогда не соприкасалась с землей. Его глаза были отчаянными и пустыми. - Смотри, куда прешь! - Эй, ты… - Молодой человек, проснитесь! - Дяденька, вы наступили на мою собачку… Было около семи вечера, и улица кишела народом. Два людских потока плыли в раз-ные стороны, разделенные пыльной автомобильной лентой. Не думая, не размышляя, он влился в толпу, и она вынесла его на противоположный тротуар. В десяти шагах от дороги влачил жалкое существование небольшой скверик с ярко-желтыми скамейками и чахлыми саженцами, не дававшими тени. Павел упал на скамейку и вытянул уставшие ноги. По-следние два часа он безостановочно мотался по городу, чувствуя затылком чужое дыха-ние. Дежавю. Все повторяется снова. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? От усталости и страха мысли путались. Время сжимается, как кольцо, а ответа на главный вопрос до сих пор нет. Ему хотелось сесть на тротуар, выплакать страх и отчаяние. Голова разболелась как перед приступом. Люди выглядели нереальными, цвета казались черес-чур яркими. Мимо прошла женщина на высоких каблуках, и каждый стук походил на звук захлопывающегося стального сейфа. На противоположной стороне остановилась зеленая «девятка». Из нее вылез плотный человек в джинсовом костюме и джинсовой кепке, глубоко надвинутой на лоб. Толстячок огляделся, поправил ремень, над которым висел объемный пивной животик и, не спеша, перешел дорогу. Купил газету с лотка, - причем, обошел скверик с другого конца, - и уселся напротив молодого человека, чуть наискосок. Один глаз уперся в текст, другой взял под прицел фигуру в темном костюме с белой рубашкой. Темно-зеленая «девятка» сделала круг, вынырнула из-за угла и припарковалась на этой стороне дороги. Звякнули об асфальт сброшенные рюкзачки. На соседнюю скамейку с разбегу упали дев-чонки-тинэйджеры с вафельными рожками мороженого. Сразу стало шумно. Унылый ландшафт оживился яркими маечками, разноцветными свитерами и жилетами - дутиками без рукавов. Девчонки хохотали, устроив на скамейке щенячью возню. Одна из них - с хвостиком, собранным сбоку зеленой резинкой, - подтолкнула подругу. Кивнула на моло-дого человека напротив, что-то зашептала, стреляя по сторонам узкими от смеха глазами. Обе негромко прыснули и закрылись ладошками. Симпатичный незнакомец отрешенно глянул на них и снова уставился себе под ноги. Час назад он сделал наивную попытку перехитрить Юргенса. Приехал в банк, по-просил распечатку счета, ткнул пальцем в цифру с пятью нулями. - Я бы хотел закрыть счет. - Это невозможно, - вежливо ответил молодой человек из-за прозрачного пуленепроби-ваемого стекла. Если Юргенс таким способом попытался отгородиться от…воздействия, то даром потра-тил деньги. Стекло не создавало помех – лишь немного размывало картинку. Павел «за-цепил» глаза юноши, влился в открывшийся туннель и увидел низкую гоночную машину. Красная хромированная капсула отмыта до блеска и переливается как игрушка, хоть бан-тиком перевязывай. Новенькая, мощная, безотказная. Со взломом до контактов не доб-раться – можно что-нибудь повредить. Нужен ключик…ключик… - Почему? – спросил Павел. Палец зацепил рычажок под рулем. Фары погасли не сразу, сначала как-то недоуменно моргнули. Кассир вдруг заговорил медленней, словно прислушиваясь к своим словам. - Потому что… вы открыли счет… с ограничением выдачи наличных… - Что это такое? Он в спешке переворачивал бардачок. Ключик, золотой ключик, где же ты? В бардачке пусто, в замке пусто, на сиденье пусто, под сиденьем…. - Согласно… договору… вы имеете… право снимать… не более пятисот долларов в ме-сяц в течение года. Слова начали замерзать, превращаясь в сосульки. Полная дама с высоким начесом вы-травленных перекисью волос, нетерпеливо закатила глаза и перешла к соседнему окошеч-ку. Павел наклонился над стойкой. - Год уже закончился, - сказал он шепотом. – Договор недействителен. Глаза парня вспыхнули и вернулись в реальность. - Разве? Когда закончился срок договора? Павел выругался. Под сиденьем ключа не было. Где еще он может его прятать? Щиток от солнца! Он рванул вниз прямоугольник, обтянутый кожей, и едва успел поймать выпав-ший брелок с двумя одинаковыми ключами. Интересно, кто владеет дубликатом? Мать? Друзья? Девушка?... - Точно вам говорю, договор недействителен! Проверьте дату! Он попал в замок не сразу, потому что дрожали руки. Ключ повернулся и тут же мягко зашумел, разогреваясь, мощный двигатель. Глаза юноши снова стали сонными. - Одну минуту. - Кассир наклонился над банковской книжкой, которую внимательно изучил пять минут назад. Павел перевел ручку переключателя скоростей в первую позицию и тронул носком педаль газа. Автомобиль пролетел несколько метров, словно шины не касались земли. - Вы совершенно правы. – Молодой человек выпрямился. – Срок договора, действитель-но, истек. Приношу вам свои извинения. Это ты меня извини, с раскаянием подумал Павел. Ох, и неприятности у тебя будут, па-рень! Он немного прибавил скорость и тут же налетел на невидимый барьер: - Вы сможете получить наличные через три дня. Павел стукнулся челюстью об руль. - Три дня?! Почему так долго?! - Такие крупные суммы мы заказываем заранее. Фары, идиот! Включи фары! Ты же не видишь, куда прешь! Он снова тронул пальцем рычажок под рулем. На темный асфальт упали два желтых пят-на, осветив «лежачего полицейского» поперек дороги. Павел завел машину и аккуратно переполз через препятствие. - Вы заказали, - сказал Павел, снова понизив голос. – Сегодня как раз четвертый день. Машина начала разгоняться. Два мощных световых луча плясали впереди. Препятствий не видно. Ну, давай, время дорого! Молодой человек уставился в невидимый монитор. - Да, действительно. Вот ваша заявка. Сейчас все оформлю. Он застучал по клавиатуре. Принтер застрекотал и зачмокал, выталкивая бумагу. Павел облегченно вздохнул. Дождавшись последнего листа, кассир поднялся со стула и напра-вился к двери в служебное помещение. Он шагал как механическая игрушка, приведенная в движение гигантским заводным ключом. Прошло пятнадцать минут. Павел начал подумывать о бегстве, но в этот момент дверь, ведущая в служебное помещение, распахнулась. Двигаясь как автомат, молодой человек зашагал к своему креслу. Следом за ним вышла женщина лет сорока. Она нахмурилась, пригнула голову и начала выискивать кого-то за стойкой. Все, понял Павел, фокус не получился. Банк слишком сложная и многоступенчатая маши-на, сюда без подготовки не сунешься. Тем более, если речь идет о сумме с пятью нулями в твердой валюте. - Это ваш договор? Женщина сунула в окошечко лист бумаги. Павел обреченно глянул на подпись. Против ожидания, она оказалась настоящей. Оформляясь на работу, он подписывал множество разных бумаг: открытие счета, кредитная карточка, аренда квартиры, медицинская стра-ховка, рабочий контракт… Сначала он внимательно читал каждую бумажку, потом начал подписывать почти не глядя. Особенно, если ему давали два одинаковых, как он считал, экземпляра. - Мой. - Что же вы нам голову морочите? – рассердилась женщина. Она повернулась к кассиру. – Юра, ты, что читать разучился? Зайди ко мне! Павел остановил машину и повернул ключ зажигания. Фары, мигнув, погасли. В воздухе пронесся легкий вздох, и молодой человек рухнул на пол. Взвизгнула девушка за сосед-ним окошком, женщина оторопело уставилась на распростертое тело. Павел быстро раз-вернулся и направился к выходу, стараясь не ускорять шаги. Это обморок, простой обморок. Все к лучшему. Мальчишку не накажут, решат, что он болен. Он выскочил на улицу, не обратив внимания на невысокого толстячка в джинсовой кепке, прилежно изучавшего рекламные листовки о банковских услугах за его спиной. Итак, насчет банка Юргенс не соврал. Подведем баланс: в бумажнике пять тысяч руб-лей, дома в тайнике – три тысячи долларов, кредитка заблокирована. Что делать? Перед глазами возникла ровная линия. В центре прямой маячила цифра ноль, справа от него на боку лежала восьмерка со знаком плюс, слева – со знаком минус. Так на школьной доске выглядела бесконечность. Он продвинулся вправо совсем немного, потому что боялся, что придется за это расплачи-ваться. Ему или клиенту…какая разница? На некоторое время они становятся одним це-лым! Теперь его заставят сделать шаг назад, с теплого «плюса» в сторону нейтрального нолика. Маленький, почти незаметный. Потом еще один шажок. Потом шажок побольше. А потом скажут: «Какого черта ты раньше не отказывался»? Подчиняться легко. Не нужно думать и принимать решения. Тебе говорят: «Если ты можешь избавить человека от наркозависимости, то, наверное, можешь к ней подтолк-нуть»? Логично, босс. Или: « Если ты можешь избавить человека от навязчивой идеи самоубийства, то, навер-ное, можешь сделать обратное?» Легче легкого, босс. Возьмем, к примеру, тинэйджеров, таких, как девчонки напротив. Процент самоубийств в этом возрасте высокий. Причины вполне тривиальные: наркотики, несчастная любовь, отчуждение родителей. Даже записку с объяснениями писать не нужно. А мозги…ну, какие у них мозги? Взгляд молодого человека скрестился со взглядом девчонки в оранжевом свитере и ярко-фиолетовом жилете. Она поднесла ко рту стаканчик с мороженым и вдруг застыла, изумленно вытаращив глаза. Угольную темноту слегка рассеивало угрюмое тлеющее пламя. Нет там никаких мозгов, просто вафельный стаканчик в пустоте, похожий на олимпийский факел. Она думает, что там лакомство, что его можно облизывать, закатывая глаза и хрюкая от удовольствия. А на самом деле там огонь. Он взрывается внезапно, с беспощадной силой… - Ай! Кроваво-клубничная масса фонтанчиком брызнула наружу. Девчонка вскрикнула, швырнула стаканчик на землю и начала дуть на покрасневшую ладонь. - Там огонь! Там был огонь! Темноволосый незнакомец сорвался со скамейки и побежал к дороге. Навстречу ему из зеленой девятки выскочили двое мужчин. Человек в кепке громко свистнул и замахал ру-ками, подзывая их к себе. Неуклюжей рысью подбежал к скамейке, на которой ошалев-шие девчонки пытались успокоить подругу, двумя пальцами поднял с асфальта обуглив-шийся рожок. - В чем дело? – Подбежавший коллега слегка запыхался. – Куда он рванул? - Возьмите у них адреса, - велел человек в джинсовой кепке, кивая на перепуганных девчонок. – Я за объектом. Как запишите – бегом за мной. Объект оглянулся. Увидев отчаянное лицо с побелевшими губами, человек в кепке не-вольно пробормотал: - Тихо, тихо, смотри на дорогу… Светофор мигнул зеленым глазом, автомобильный поток замер. Толстячок с облегчением выдохнул – фу-у-у, пронесло. Объект перебежал на другую сторону и бестолково запетлял по тротуару. Темноволосая голова плыла над тусклой человеческой массой. Опасная при-мета, дружок. Могут укоротить все, что не по размеру. Павел оглянулся. Возле злосчастной скамейки стояли двое мужчин. Девчонки размахива-ли руками, наперебой стараясь привлечь их внимание. Девчонка в фиолетовом «дутике» тихо плакала. Время от времени она дула на правую ладонь. Один мужчина достал блок-нот и быстро зачиркал ручкой, второй опустился на колено и начал упаковывать в пла-стиковый пакет остатки вафельного рожка. Его внутренний радар сработал два часа назад, в банке. Он не придал ему значения по-тому, что десять спокойных лет усыпили бдительность. И когда мать говорила, что оран-жевый уровень тревоги никто не отменял, считал…ладно, будем говорить откровен-но…считал это паранойей. Мать привыкла прятаться. Она привыкла бежать. А он отвык от съемных квартир, куда хозяева тащили ненужную рухлядь, выдавая ее за мебель, от-клеившихся обоев, раздолбанного унитаза и битой посуды. Он не хотел туда возвращать-ся. Нет государства, нет Конторы, нет специального досье. Он в безопасности, потому что прошлое умерло вместе с отцом. Так он предпочитал думать. Знакомая джинсовая кепка мелькнула в двадцати шагах от него. Павел метнулся за угол и, оглянувшись, увидел низенького плотно человека, активно работающего локтями. НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, ИДИ. Он ускорил шаг и нырнул в подворотню. Если двор не проходной, придется действовать силой. А если не получится? Эти люди наверняка прошли инструктаж. Вполне вероятно, что Юргенс не солгал насчет конверта, адресованного «хорошему знакомому». Чего они хотят? Затолкать его в машину и увезти, или просто убить? Лучше бы убили, подумал Павел. После того, что он только что сделал…невольно, не же-лая, но все-таки сделал! – смерть для него справедливое наказание. Вот оно, чувство ви-ны: вгрызается в кишки, как пила. Не спасала даже мысль, что он сам в безвыходном по-ложении. Ему удалось отыскать второй проход между домами. Павел нырнул в него, успев за-метить джинсовую кепку преследователя, вбежавшего во двор. К уху прижат мобиль-ник, толстячок что-то оживленно говорит, стреляя глазами по сторонам. Вызывает подмо-гу. Павел выскочил на улицу и побежал, куда глаза глядят. Преследователь вырвался из-за угла следом за ним. Рядом возле тротуара взвизгнула шинами темно-зеленая «девятка», из которой на ходу выпрыгнули двое мужчин. Молодые, сильные, с профессионально отра-ботанными движениями. Первый ловко сделал подсечку. Павел споткнулся и упал на колени. Второй подхватил его под локоть. В бок уперлось что-то твердое. - Садись в машину, - произнес чей-то голос прямо в ухо. Повеяло мятной жвачкой и одеколоном. - Помогите! – крикнул Павел. Несколько человек испуганно шарахнулись в стороны. Благообразный мужчина с зачесанной назад седой шевелюрой взглядом оценил об-становку. Пересчитал преследователей, отошел на безопасное расстояние и остановился, наблюдая. Прохожие торопливо текли мимо. Павлу вывернули руку и сунули в салон. Слева маячила знакомая джинсовая кепка. Тол-стячок смотрел прямо перед собой. Павел попытался поймать его взгляд и получил жест-кий удар в нос: - Отвернись, гад! Человек, державший его под локоть, уселся с другой стороны и захлопнул дверцу. - Поехали! – велел он. - Кто вы такие? Никто, естественно, не ответил. Горячая красная капля упала на белоснежную рубашку. Павел шмыгнул носом и запрокинул голову. - Слушай, по-моему, у него кровь, - сказал голос справа. - Ты не перестарался? Не дай бог, с ним что-то случится. - Вот и проверяй, если смелый, - огрызнулся голос слева. – Мне здоровье дороже. Что-то холодное и твердое коснулось запястья, раздался негромкий треск, и голова плен-ника конвульсивно откинулась на спинку сиденья. Глаза закрылись. - Готов, - сказал преследователь справа, убирая электрошокер. – Давай аптечку. Седовласый мужчина проводил взглядом отъехавшую зеленую «девятку». Пробормотал, «все не «слава богу», достал из кармана мобильный телефон и набрал нужный номер. Ус-лышав знакомый голос, он сказал: - Эрнест Петрович, у нас неприятности. Да, думаю, что серьезные. Это не телефонный разговор. Хорошо, сейчас приеду. Сложил аппарат и сунул его обратно в карман. Москва, сентябрь 2007 года. Мобильник на ночном столике заиграл что-то из Моцарта. Из-под стеганого одеяла вы-ползла мужская рука и захлопала по тумбочке. Нашарив аппарат, его обладатель взглянул на светящиеся электронные часы. Половина седьмого. Твою мать, кого несет в такую рань?! Мужчина близоруко прищу-рился. Увидев номер, он быстро откинул одеяло и сел: - Ну и ну! Вот это сюрприз! Не думал, не гадал! - Привет, Саша, - сказал спокойный знакомый голос. – Не разбудил? - Ну что ты! Очень рад тебя слышать! Как дела? - Спасибо, не жалуюсь. А у тебя? - Все нормально. - Ты не занят? - Да в общем-то нет… - Очень рад. Вот, решил пригласить тебя на встречу одноклассников. Как ты к этому от-носишься? Александр заморгал, пытаясь собраться с мыслями. После окончания школы они не собирались ни разу. Иногда перезванивались, но исключи-тельно по служебной надобности. Как говорится, ты - мне, я – тебе. Жизнь в сумасшедшем мегаполисе к сантиментам не располагает. Да и времени на них жаль. Однако такими при-глашениями не разбрасываются: - Хорошо отношусь. Когда собираемся? - Прямо сейчас. Бери машину и приезжай в школу. - Еду, - сказал Александр, так ничего и не поняв. Отложив мобильник, он встал и по привычке взглянул на тумбочку с противоположной стороны кровати. Когда-то там стояла фотография Лизы. Он всегда начинал день, желая ей доброго утра. Но год назад замкнуло старую проводку, и океан огня пожрал застывшие счастливые мгновения их недолгой семейной жизни. А также письма, записки и смешные подарки, которые жена делала ему на Новый год и в день рождения. Но не воспоминания. Они остались яркими, как детские сны. Александр набросил на себя халат и, хромая, пошел в ванную. Прежде чем открыть кран, взялся обеими руками за края раковины и наклонился к длинному прямоугольному зерка-лу. Поворачивая голову то вправо, то влево, вгляделся в отражение высокого худого муж-чины с резкими продольными складками возле рта, длинным прямым носом и треугольны-ми «мефистофельскими» залысинами по обе стороны лба. Время – несговорчивый стилист - действовало незаметно и неумолимо. Беспомощные близорукие глаза навыкате – вот и все, что осталось от мальчишки, которого он помнил. Станкевич достал из кармана халата очки в черной пластмассовой оправе и нацепил на нос. Мальчишка исчез. Лицо мгновенно преобразилось, словно закрылось щитом. Он открыл воду и начал чистить зубы. Во встречу одноклассников, он, разумеется, не поверил. Во внезапно вспыхнувшие дружеские чувства – тоже. У таких людей, как Авгу-стов, друзей не бывает. Он с детства жил в особом мире, куда обычным людям вход зака-зан. Все привыкли к тому, что посреди урока открывалась дверь, и директриса громким шепотом вызывала его в коридор. После этого Андрей пропадал на неделю-другую, а по-том они читали прикрепленные к информационной доске газетные вырезки об очередной победе одноклассника на олимпиаде в Болгарии, Германии, а как-то раз даже в экзотически невообразимой Мексике. Андрей редко рассказывал о своих поездках. Если спрашивали – отвечал коротко и ску-по, глядя поверх голов куда-то в пространство. Августов не был ни скромным, ни высоко-мерным. Он был особым и хорошо это понимал. Наверное, поэтому добился всего, о чем обычные люди могут только мечтать. Но и заплатил за это. Умывшись, Александр включил чайник и обозрел полупустой холодильник. Холодиль-ник был новым и дорогим, как и вся обстановка. Страховки хватило на приличный ремонт, но он по-прежнему не любил родительскую квартиру и редко здесь ночевал, предпочитая диванчик в рабочем кабинете. Если старые стены хранили слишком много воспоминаний, новые были лишены их напрочь. Неизвестно, что хуже, решил он и пошел одеваться. В прошлой жизни эта комната была кабинетом. Ни отца, ни деда, ни Александра – СТАНКЕВИЧЕЙ вообще. Семейный Пантеон со снимками предков, обитающих в сте-рильном мифологическом пространстве. Стоячих и сидячих. С одинаковыми интеллигент-ными бородками. В одинаковых интеллигентных пиджаках. С некрасивыми женами в на-глухо застегнутых платьях. Саша знал их всех, вплоть до прапрадеда, Всеволода Виталье-вича, основавшего юридическую кафедру в московском университете. Как говорится, со-ответствуй, или умри. Саша ненавидел эту комнату. Она инфицировала его ощущением собственной непол-ноценности. Папочка с мамочкой - молодцы. Внушить нравственный невроз абсолютно здоровому ребенку – за это можно антипремию выдать. Какую-нибудь родительскую «Зо-лотую клюкву» или «малину»… Его с утра до ночи долбили по голове авторитетом пред-ков. Ему запретили получать оценки ниже пятерки. Как-то раз, отвечая на географии, он забыл название трехсложной индейской реки и грохнулся в обморок, потому что на гори-зонте замаячила постыдная «четверка». Перепуганные учителя отвезли его в больницу и позвонили родителям. Главврач орал на них прямо в коридоре, а Саша, сидя на кровати, с наслаждением прислушивался к раскатам его голоса: - Вы, что, ненормальные?! У мальчишки колоссальный стресс на нервной почве! Вы его сознательно в психушку загоняете?! Господи, а еще интеллигентные люди! Саша готов был на него молиться. Невысокому упитанному дядьке в белом поварском колпаке удалось сделать невозможное: пошатнуть незыблемую скалу родительской само-уверенности. Он бы даже сказал, что они испугались – не за сына, за безукоризненную се-мейную репутацию. После возвращения из больницы родители обращались с сыном осто-рожно, как с бьющейся тарелкой, а потом и вовсе оставили в покое. К окончанию школы Саша окреп и пришел в себя настолько, что отказался идти по проторенной дорожке. Потрясенные родители отказывались верить в то, что они породили предателя. Долгие го-ды род Станкевичей плодотворно трудился на ниве российской юриспруденции, после чего последний отпрыск династии запятнал себя дезертирством. Попытки достучаться до гре-ховной души и пробудить в ней чувство долга были безуспешными. Единственный сын последовательно отверг адвокатуру, прокуратуру и преподавание римского права в уни-верситете. Он отказался быть похожим на людей с фотографий, которые никогда не стре-ляли из рогаток, не курили тайком от взрослых, не блевали в кустах, не прогуливали лек-ций, не пили дешевый портвейн, ну, а размножались, судя по виду, исключительно почко-ванием. Теперь, вместо фотографий всемогущих богов с остроконечными бородками, вдоль стен теснились шкафы с вешалками и тумбы с обувью. Это была смешная, детская месть, но, как известно, все неврозы и комплексы управляют людьми из этого возраста. Натянув джинсы и шерстяной кардиган поверх рубашки, Александр вернулся на кухню. Заварил чай, нарезал остатки лимона. Уселся за стол и начал осторожно прихлебывать го-рячую жидкость, не отрывая взгляда от темно-серого дождевого неба за окном. Обычный завтрак Лизы – чашка чая с «таком». Он злился и выговаривал жене, приводя какие-то идиотские дедовские поговорки, типа «завтрак съешь сам, обед раздели»…ну, и так далее. Александр ужасался, вспоминая количество банальностей, сказанных в браке. Он сам не понимал, откуда они брались. Зато хорошо помнил, как умирали их отношения, какими холодными и отчужденными становились глаза жены, когда он в очередной раз «заводил шарманку». Он лепил Лизу по образу и подобию своему, как лепили его родители в детстве. Он контролировал ее речи, мысли, косметику и цвет волос. Он составлял ее расписание, нахо-дил ей подруг и накладывал «вето» на планы и решения, принятые в соавторстве с другими людьми. Сначала она смеялась. Потом смех в доме стал таким же редким, как поводы для веселья. Попытки сопротивления выглядели смешно – Александр был профессиональным психологом, а жена всего лишь дилетантом. Однажды он учинил скандал по поводу длины ее юбки. Недостаточной длины, как ему ка-залось. Вернувшись в пустую квартиру, он нашел записку на столе кабинета и прочитал ее в окружения пантеона предков: «Верю в переселение душ. Прощай». Он перечитал записку три раза, потому что не сразу понял, - о чем это она? Развод его оглушил. Три прошедших года он непрерывно анатомировал свой развалив-шийся брак. Ужасно, что при этом он чувствовал себя патологом. Причина смерти опреде-лена, но воскресить ничего не удастся. Он не мог в это поверить, потому что любил жену. Даже в Загсе ему казалось, что не все потеряно. Пройдет время, Лиза одумается, вернется, и он ее простит. Вместо этого Лиза вышла замуж за очень состоятельного человека, а через год погибла, катаясь на снегоходе. Александр напился на поминках и пытался подраться с ее мужем, выкрикивая «убийца, убийца!». Когда его тащили к машине, чтобы отвезти до-мой, он плакал. Ему хотелось думать, что в происшедшем нет его вины. Что он не зани-мался душевной вивисекцией, как его родители. Что он действовал исключительно из люб-ви к жене, полируя ее достоинства и счищая недостатки. Такова сила внушенных в детстве комплексов; ты не можешь от них избавиться, даже зная их ядовитую суть. Спускаясь по лестнице, Александр думал о старых письмах, фотографиях, записках и смешных новогодних подарках, - о том, чего не оплачивают и никогда не оплатят страхо-вые деньги. Школа выглядела как в его воспоминаниях: каменное четырехэтажное здание, выкра-шенное в нейтральный серо-зеленый цвет. Александр не был здесь ни разу со дня выпуск-ного бала. Подъезжая, он испытал всплеск легкой ностальгии по детству, а следом за этим пришла мысль о том, что лучшие годы остались в прошлом, а сам он, как подержанный автомобиль начал спуск с холма, причем, чем дальше, тем быстрее. Нельзя возвращаться туда, где был счастлив. Интересно, чувствуют ли себя счастливыми современные дети, как они когда-то? Станкевич взялся за холодные прутья металлической ограды и постоял, разглядывая школьный двор. Раньше ограды не было, а по двору носились школьники. Сейчас вокруг было пусто, лишь три черные машины, сверкая хромированной сталью, стояли возле глав-ного входа. Распахнулась запертая калитка. На Александра выжидательно смотрел мужчина в черном вечернем костюме и белой рубашке. Рубашка выглядела помятой, как и ее хозяин, но спиртным от ее обладателя не пахло. Глаза с лопнувшими сосудиками, обшарили визите-ра с настороженной профессиональной цепкостью. - Моя фамилия Станкевич, - начала Александр. – Меня пригласили на встречу выпускни-ков… Охранник посторонился, шире распахнув калитку. - Вас ждут. Он перешагнул высокий металлический порог и тут же споткнулся. Охранник поймал его под локоть. - Будьте осторожны! - Постараюсь, - пробормотал Александр, направляясь к автомобилю, возле которого за-мер второй охранник. Волнения от предстоящей встречи с могущественным человеком он не испытывал – скорее, грызло неприятное чувство, будто его вызвали «на ковер». Охранник распахнул заднюю дверцу машины. Александр вытянул больную ногу и неук-люже плюхнулся рядом с пассажиром. - Привет, Андрей. Рад тебя видеть. - Здравствуй, Саша, - вежливо отозвался Августов. – Спасибо, что быстро приехал. - Нет проблем. Водитель равнодушно смотрел на слоняющегося по двору мужчину с небольшой видеока-мерой. Станкевич хотел спросить, что он собирается снимать, но тут ногу прошила судоро-га боли. Он невольно охнул. Собирается дождь, а в такие дни проклятая нога болит осо-бенно сильно. Таблетки почти не помогают, хотя в последнее время он глотает их горстя-ми. - Болит? Августов кивнул на ногу. - Болит, - признался Александр. Он терпеть не мог, когда знакомые задавали этот вопрос, но Андрей – другое дело. Боль-ная нога и хромота – его козырные карты. Станкевич подозревал, что именно физический изъян гарантировал ему доброе отношение одноклассника. Внезапно в памяти всплыл момент из далекого пионерского детства. Единственный раз, когда между ними мелькнула искра взаимного понимания и симпатии. Приближалось ро-дительское собрание. Андрей догнал его в коридоре и неожиданно спросил: - Твои придут? Саша кивнул. - Отец? - Не он, – качнул головой Саша. И язвительно добавил: - У «маман» новое платье. - У моей тоже, - сказал Андрей. Они посмотрели друг на друга. Больше не было сказано ни слова, да этого и не требова-лось. Несколько коротких предложений стоили развернутой семейной саги. Мать Андрея – потрясающе красивая женщина – умерла десять лет назад от передози-ровки героина. Ее нашли, плавающей в ванне с венком ромашек на распущенных волосах. Говорят, когда-то она великолепно играла Офелию. Похороны были шикарными, как со-общил ему кто-то из бывших одноклассников, отправившихся туда в надежде на встречу с Андреем. Но он не приехал – просто организовал церемонию и оплатил расходы. - Я слышал о твоей жене, - сказал Августов, каким-то десятым чувством уловив запах его мыслей. - Прими мои соболезнования. - Спасибо. – Голос сел и треснул. Станкевич откашлялся и повторил: - Спасибо. - В любом случае у тебя остается работа. - Да, это так. - Боюсь, что это самое большое утешение, которое дано людям, вроде нас с тобой. Станкевич искоса взглянул на бывшего одноклассника. Идеальный профиль казался высе-ченным из мрамора. Мелькнула глупая мысль: интересно, у него вообще была хоть одна женщина? Если нет, кем прикажете его считать? Блаженным, юродивым? Ох, это не про Августова… Как ни странно, в школе Андрей особым успехом у девчонок не пользовался. Им восхища-лись – но как-то отстраненно, не более чем популярным актером или модным певцом. Од-ним словом, чем-то недостижимым, заоблачным. Представить Андрея Августова, таскаю-щим чей-то портфель Станкевич не мог. Он вообще не мог представить ни одну женщину рядом с таким человеком. Разве что инопланетянку, посланницу высшей цивилизации... Ногу снова прошила судорога боли. Станкевич достал упаковку обезболивающего и кинул в рот сразу две таблетки. - Ты лечишься, или пустил все на самотек? Александр скривился. - Если бы ты знал, как мне осточертели больницы! Сказал – и испугался собственной бестактности. Андрей смотрел перед собой, его лицо было спокойным и доброжелательным. - Да, - сказал он ровным голосом. – Я знаю. Тебе нужен хороший специалист. Хочешь, порекомендую? Есть неплохая клиника в Швейцарии. - Спасибо, я предпочитаю что-нибудь поближе к дому. Андрей кивнул. С плеч свалилась гора. Промах прошел почти безболезненно. Продолжая массировать ногу, Александр с интересом оглядел пустой школьный двор. - Почему никого не видно? Вроде, сегодня будний день. - Занятия отменили. Кто-то позвонил директору и сказал, что в школе заложена бомба. Сам понимаешь, пришлось принять меры, вызвать кинологов и саперов, отменить за-нятия… - Августов исподлобья взглянул на одноклассника. – Пускай дети погуляют. Шикарная «отмазка», в наше время такой не было. Глаза у миллиардера были необычного серо-голубого цвета, и настолько светлые, что ра-дужная оболочка почти сливалась с белком, оставляя в середине глаза пульсирующий чер-ный зрачок. Несмотря на обогреватель, который гонял по салону кондиционированный теплый воздух, тело Августова прикрывал клетчатый шотландский плед. Поверх него лежал трогательный детский кулачок. Заметив взгляд одноклассника, Андрей нахмурился и сунул руку под шерстяную ткань. Неласково обошлась судьба со своим всегдашним любимчиком. - Саш, почему ты ни разу не попросил у меня денег? - Потому, что не дашь. Ведь, не дашь? Когда разбогатевший Андрей объявился в Москве, к нему мгновенно выстроились очере-ди просителей. Одноклассники, дворовые приятели, друзья знакомых и знакомые друзей. Счастливые детские воспоминания, превращенные в легкий рэкет. Правда, очереди быстро рассосались, потому что денег никто не получил, а кое-кто получил по башке. - Как знать, Саша, как знать. Раньше бы точно не дал, а сейчас ситуация изменилась. Может быть не только денег дам, но и кое-какой интересный материал подкину. - Ты серьезно? - Я сказал «может быть». - И от чего это зависит? - Точнее, «от кого», – поправил Августов. Бледный детский палец уперся в кнопку на ручке дверцы, тонированное стекло поплыло вниз. Андрей выглянул наружу и кивнул куда-то в небо: - Смотри, вот он, твой шанс. Александр послушно наклонился, глянул вверх и обомлел. По краю металлического ската осторожно двигалась маленькая фигурка. И не разберешь – взрослый, подросток… Скорее подросток, взрослый человек на такое безумство не спосо-бен. Подросток шел очень медленно, переставляя ступни классической балетной позицией: носок одной ноги упирается в пятку другой. Раскинутые в разные стороны руки едва за-метно покачивались. Кошмар. Дежавю. Это уже было. - Господи! Кто это? - Мой новый знакомый. - Зачем он туда забрался? - На спор, - объяснил Андрей. - Мы поспорили на «американку». Если он обойдет крышу по периметру, я выполню его желание. - Он без страховки? - Разумеется! Дождь прорвал серый заслон и закапал частыми мелкими каплями. Металлическая крыша школы быстро темнела от влаги. Большая часть пути осталась поза-ди, самоубийце осталось свернуть за угол - и он достигнет чердачного люка. Если, конеч-но, не поскользнется. Оператор с профессиональной камерой на плече присел на корточки, фиксируя каждое движение. - Он в кроссовках? – спросил Александр. - С чего ты взял? – удивился Августов. - Не видишь, человек в вечернем костюме, какие тут могут быть кроссовки! Дальше можно не спрашивать. Услужливое воображение дорисовало недостающие дета-ли. С вечерним костюмом Александр носит черные лакированные туфли на тоненькой гладкой подошве. Кстати, подошва у них такая скользкая, будто производители и на нее не пожалели лака. Резко захлопали птичьи крылья - из-под крыши порхнула стайка потревоженных голубей. Самоубийца отпрянул, изогнулся, часто-часто замахал руками, пытаясь поймать усколь-зающий центр тяжести… Александр зажмурился и уткнулся лбом в рукоятку трости. Все внутри тряслось. Сейчас он услышит, как с треском расколется большое твердое яйцо, выплеснув наружу кроваво-белую кашу. Прошла минута. Вокруг было тихо. Александр приоткрыл крепко зажмуренные веки и взглянул на Андрея. Одноклассник, не отрываясь, смотрел вверх. На бледных щеках пят-нами проступил румянец. Почему Андрей пропустил основную часть представления? Взглянув на шотландский плед, Александр сообразил: чтобы увидеть все от начала до кон-ца, Андрею пришлось бы выйти из машины, а это невозможно. У него останется запись, которую он просмотрит дома, в пустоте комнаты – спокойно и отстраненно, чем бы дело ни кончилось. - Не трусь, Сашка. Еще чуть-чуть, и он дойдет до чердачного люка. - А если не дойдет? - Оператор снимет падение, - «успокоил» его Августов. – У нас неприятностей не будет. Ладно, давай поговорим о деле. Он подал знак шоферу. Тот взял с переднего сиденья толстую кожаную папку и передал ее Александру. - Что это? - Посмотри сам. Материал по твоей части. Станкевич наугад достал несколько листов и быстро пробежал их глазами. Озадачился и начал читать снова, на этот раз гораздо внимательнее. Нахмурился, перебрал страницы и повернулся к однокласснику: - Это, что, розыгрыш? - Самому интересно, - отозвался Андрей, иронически поглядывая по сторонам. - Пред-ставь романтическую историю: повадился один человечек стоять у меня под воротами. Ез-дит и ездит, охрана начала нервничать. Ну, естественно, выяснили, что за парень, чем за-нимается. Оказалось, что он помощник руководителя одной смешной политической пар-тии. С политиками я дела не имею, вот и подумал; что пареньку от меня надобно? Взял и пригласил парня на игру. Станкевич бросил быстрый взгляд на крышу, но никого там не увидел. Несостоявшийся самоубийца благополучно обошел фасад здания и скрылся за поворотом. - Точно, он, - подтвердил одноклассник. - Явился вчера на игру с этой папкой и весь ве-чер просидел на диване как девица на смотринах. Денег не взял, играть не стал, попро-сил его принять. Сам знаешь, просителей я не люблю, поэтому отказал. Однако в ка-честве утешительного приза, решил сыграть с ним в суперигру. Выиграл он миллион сто тысяч долларов и тут же предложил обменять деньги на аудиенцию: - Андрей не-умело усмехнулся: - Мне понравилось. - Ты его принял? - Я снова отказал. Знаешь, мне стало интересно, найдет ли он еще один аргумент, чтобы меня убедить? Он его нашел. - Какой, если не секрет? - Он меня разозлил, - мягко ответил Августов. Темная точка, пульсирующая в глубине глаз, увеличилась и проглотила зрачок. Белые глаза внезапно превратились в черные. - Вот я и предложил парню пройтись на спор по крыше школы. Если не свалится - я вы-полню его желание. Однажды Ленчик Самойлов – вечный оппонент Андрея – облил стул учительского любим-чика кошачьими помоями. Или собачьими, черт его знает. Главное, что воняло ужасно. Собственно, никто не видел, что это сделал Ленчик, но больше было некому. Идиотская выходка последствий не имела: Андрей на опоганенный стул даже не присел, просто вынес его из класса и принес другой - новенький, чистый. Класс напрягся, ожидая ответного уда-ра: жаловаться побежит, или по морде даст? Андрей не сделал ни того, ни другого, даже посмеялся вместе со всеми. Многие одно-классники записали его в слабаки. Станкевич тоже. Ошибочка вышла. Через два месяца принципиальный противник подсказок Андрей Августов решил оба ва-рианта годовой контрольной по алгебре. Списали, естественно, все, в том числе и Ленчик. На следующий день школу сотрясало землетрясение: половина образцово-показательного седьмого «А» получила пару по важнейшему предмету! Их таскали по кабинетам директо-ра и завуча, уговаривали признаться, кто у кого списал. Они отмалчивались: кто поверит, что провальный вариант контрольной решил вундеркинд, победитель множества матема-тических Олимпиад, учительский божок Андрюша Августов? И даже если кто-то поверит, что ему за это будет? Списывать никто не заставлял – сами рвали друг у друга двойной листок в клеточку! Сашу Станкевича поразил не факт мести: его поразило то, что вместе с Ленчиком Андрей хладнокровно подставил под удар еще двадцать человек. С тех пор никто не осмеливался подставить Андрею подножку. Все запомнили, что злить этого человека опасно. Очень опасно. - И что он пожелал? - Ну, это пускай он скажет сам. Вот он идет, последний герой. - Псих, а не герой, - проворчал Александр с облегчением. И тут же привычно разложил чувство на части: облегчение он испытывает не потому, что незнакомец остался цел и невредим, а потому что нервная система Станкевича избавлена от тяжелого потрясения с утра пораньше. Несостоявшийся самоубийца приближался к машине развинченной подпрыгивающей по-ходкой, сунув руки в карманы. Круглые очки на носу победно сверкали. Сквозь размытое дождем лобовое стекло было видно, что вечерний костюм помялся и утратил лоск, рубаш-ка клочьями торчит из-за пояса, черный галстук-бабочка сбился набок. Псих открыл переднюю дверцу, скользнул на сиденье и обернулся к мужчинам. Александр невольно вытянул шею, пытаясь разглядеть обувь пришельца. Так и есть. Из-под брюк влажно сверкают носки лакированных вечерних туфель. - Обалдеть можно, - сказал самоубийца. Вытащил руки из карманов и вытянул их перед собой. Ладони сильно дрожали. Молодой человек отрывисто хохотнул: - Кайф. Никогда в жизни так не адреналинился. Спасибо, Андрей Денисович. - Познакомьтесь, господа, - сказал Августов так спокойно, словно они сидели в рестора-не. – Это Сергей Бортников. А это Александр Станкевич, мой одноклассник и профес-сиональный психолог. - Что, серьезно?! – Псих снял мокрые очки и уставился на Александра. Станкевич уви-дел громадные наркотические зрачки. – Вы даже не представляете, как мне нужен психолог! – Бортников протянул Александру узкую горячую ладонь: - А вы хороший профессионал или так, пардон, на любителя? - Э-э-э…- начал Станкевич, сбитый с толку бесцеремонностью нового знакомого. - Саша недавно получил грант ЮНЕСКО за работу с детьми-савантами, -проинформировал миллиардер. – Знаете, кто такие саванты? Самоубийца протер очки полой рубашки и снова нацепил их на нос. В очках он выглядел школьником, пытающимся прорваться на последний сеанс в кинотеатре. - Представьте, знаю. Это дети, отстающие в умственном развитии, но обладающие высо-кими способностями. - Аномально высокими способностями! – подчеркнул Августов. – Улавливаете, Сергей Сергеевич? - Улавливаю, - отозвался тот. Кивнул на открытую папку и спросил Станкевича: - Оз-накомились уже? - Только начал. Откуда это у вас? Бортников махнул рукой. - Долго рассказывать. Лучше скажите, можно ли составить психологическую характери-стику личности по этим данным? Станкевич быстро перелистал бумажную стопку. - Слушайте, вы меня совсем огорошили. Дайте с мыслями собраться… Материал об-ширный. Точно скажу, когда прочитаю все от корки до корки. Можно встретиться в понедельник… - Завтра! - перебил Сергей. - Отчет нужен завтра утром. Только не говорите, что это не-возможно! До вечера вы успеете все прочитать, а ночью составите характеристику личности. Хотя бы предварительную, в общих чертах. Договорились? - С условием, что вы дадите мне возможность поработать с этим человеком. - Станкевич кивнул на папку. - Договорились, - быстро согласился Сергей. Тут подал голос Августов: - Что ж, если мы все обсудили… - А деньги? - снова перебил Бортников. Станкевич поразился его бесцеремонности. И еще поразился тому, что Андрей это терпит. – Вы обещали финансировать проект! - Я передумал, - невозмутимо ответил миллиардер. – Обратитесь за поддержкой в Фонд погибших журналистов. Несостоявшийся самоубийца прикусил губу. Его глаза пытливо шарили по лицу собесед-ника. Доигрывалась дуэль, причину которой Станкевич не знал. - И что я должен сделать, чтобы вы снова передумали? – осведомился, наконец, Сергей. - Пройтись по крыше недостроенного небоскреба «Россия»? Вы только скажите, Андрей Денисович, я сделаю! Августов выдержал изматывающую паузу, в которой угадывалась тайная насмешка, а затем опустил стекло и сделал знак охраннику в соседней машине. Тот выскочил наружу с металлическим кейсом. - Сергей Сергеевич просил передать свой выигрыш в Фонд погибших журналистов, - объяснил Августов. – Но я подумал, что он тоже может передумать. Сергей Сергеевич, я ошибся? Бортников без слов выхватил у охранника кейс и перебросил его на ноги нового знакомо-го. Станкевич охнул и схватился за ушибленное колено. - Что это значит? - Это значит, что я передумал, - нетерпеливо объяснил Сергей. – Ладно, Саша, не делайте большие глаза! Здесь миллион сто тысяч долларов, вполне достаточная сумма, чтобы не поспать одну ночь. Заныкайте куда-нибудь, денежки нам пригодятся. Станкевич приоткрыл крышку и поворошил плотно уложенные пачки. Господи, ну и ут-ро! Он захлопнул кейс, щелкнул замком и откровенно сказал: - Знаете что, господа? Оба вы психи! - Я рад, что вы это поняли, - подтвердил Сергей. – Значит, до завтра? Станкевич кивнул. Сергей отсалютовал собеседникам поднятой рукой, выскочил из ма-шины и побежал к воротам, задрав воротник. Сверкающие вечерние туфли выбивали из лужиц каскады водяных брызг. Станкевич погладил кейс. - Никогда в жизни не держал в руках таких денег. - Приятное чувство? - В общем, да, хотя немного страшно. А ему, - он кивнул на удаляющуюся фигуру, - по-моему, все по фигу. Надо же: взять и отдать миллион незнакомому человеку! Я бы так не смог. - Просто ему нужно гораздо больше, чем деньги, - сухо обронил Августов. – И давай до-говоримся: первым отчет получу я. Сколько времени тебе потребуется на хорошую, вдум-чивую работу? Станкевич перебрал листы. Голова тормозила, но это была нормальная реакция на ураган, без всяких прогнозов ворвавшийся в его упорядоченную разграфленную жизнь. - Думаю, не меньше трех дней. Августов кивнул. - Увидимся в четверг у меня в поселке. Я пришлю машину. - А что мне сказать ему завтра? – спросил Станкевич, кивая на затуманенное стекло, за которым быстро уменьшалась фигурка в черном костюме. - Скажи все, что считаешь нужным. Кроме главного. - Я понял, кого он мне напоминает, - вдруг сказал Александр. - Подвезти тебя на работу? – спросил Августов, словно ничего не слышал. Александр кивнул. Конечно, Андрей заметил это сходство гораздо раньше. Тридцать шесть лет назад Саша Станкевич с двумя одноклассниками стоял на радиаторе в школьном туалете и смотрел, как Андрюха Августов на спор огибает школьную крышу. Во дворе, задрав головы, застыли учителя и школьники. Физрук, поглядывая на крышу, лихорадочно обматывал веревку вокруг пояса. Директриса вышла во двор и взглянула на-верх, прикрывая глаза ладонью. Ее губы мгновенно высохли и покрылись белым диабети-ческим налетом. Толпа застыла, время остановилось. В тишине витало мучительное ожидание: дойдет, или не дойдет? Андрей дошел. Московская область, сентябрь 2007 года Двадцать четвертого сентября, в свой день рождения, Андрей Августов сидел за рабо-чим столом, чувствуя, как в нем нарастает непонятное беспокойство. Он не отмечал этот день с тех пор, как внутри завелся червяк, превративший красивого умного мальчика в огрызок мужчины. Созывать гостей на такое зрелище – все равно, что устраивать пред-ставление в ярмарочном балагане. Он старался не замечать этот проклятый день еще потому, что приглашать было некого, а пить в одиночку - глупо. Одиночество Августов принимал как друга, но в глазах окру-жающих оно было доказательством его ущербности, неравенства с остальным «нормаль-ным» миром. Чтобы исключить сочувствие, охи-вздохи, а также затаенное злорадство, Августов, как мог «закодировал» дату рождения. В Интернете назывались четыре разных дня и года, и ни один из них не совпадал с действительным. Ветер швырял в стекла холодные капли дождя. По кабинету, такому светлому и уют-ному летом, разгуливали зловещие тени. Прошедшая зима состарила миллиардера. Он уже не тот бодрячок, что крепко и властно взял в руки весь высокотехнологичный бизнес страны. На его лице, еще недавно почти гладком, залегли глубокие борозды. Появились болячки, о которых Августов не сообщал врачам. Он докатился до того, что, оставаясь один, стал носить очки - «совсем как старик», и первые полтора месяца у него кружилась голова, пока он к ним не привык. Это были мелочи, внешняя, так сказать, символика, лишь подтверждавшая, что все пошло кувырком. Он растравлял себя из-за этих пустяков, хотя воспитание и профессиональная подготовка приучили его не изводиться. Его мучила бессонница – в голову приходили вопросы, которые он никогда не задавал себе при свете дня. (Августов даже стал подозревать, что люди женятся для того, чтобы не оставаться в одиночестве по ночам). Этим летом умерла от рака единственная женщина, к которой он был по-настоящему привязан, - его бывшая секретарша Рэйчел. Он предлагал ей уехать с ним в Россию, и од-но время она всерьез собиралась принять это предложение. Ей помешал не страх очу-титься в неуправляемой дикой стране, - он был в этом уверен, - а глубокая привязанность к родителям. Все эти годы они «перестукивались» по компьютеру, сообщая друг другу что «все путем». Рэйчел по-настоящему радовалась его успехам, а он даже не подозревал, что операция на груди, сделанная за четырнадцать месяцев до смерти, лишь приостановила развитие болезни. Она не сообщила ему диагноз. Ему припомнилось (задним числом все-гда видны наши непростительные промахи), сколько он отпустил шуточек по поводу ее худобы и как она их парировала. Все, что у него теперь осталось, это работа - надолго ли? Скрытый недуг, своего рода раковая болезнь, поразил самого Августова. Как его назвать? Рак самоуверенности? Что-то в этом роде. Он утратил четкую видимость цели, словно наводил на нее бракованный оптический прицел. Когда подобная болезнь заражает высокопоставленных чиновников и диктаторов, исход обычно бывает фатальным. Никсон, Саддам, Каддафи… все жертвы рака, поразившего их самоуверенность. Когда он поражает очень богатых людей, послед-ствия не так заметны, но не менее разрушительны. Глупо разрушать то, на что ты ухлопал полжизни. Нужно идти вперед, пока хватит сил. Если не можешь – падай и не расходуй понапрасну дефицитный озон. Августов опустил кресло и подошел к окну. Лужайка была пуста. Ветер рвал с оль-хи желто-зеленые листья, далекое зеркало пруда покрывали оспины дождевых брызг. Дел, и весьма важных, в эти дни хватало - так сказать, разнообразное меню, можно было бы устроить хороший шведский стол. Да, он создал вокруг себя прекрасно организованное пространство, в котором каждое колесико, каждый винтик занимали нужное место. Он гордился тем, что в его мире гораздо больше справедливости и порядка, чем в мире коро-лей и президентов. Но с недавних пор его начал одолевать вопрос; зачем тебе все это нуж-но? На фига безногому кроссовки? На что ты их натянешь, Андрюха? Проклятый во-прос подвергал сомнению все, на чем держалось его настоящее, подвергал сомнению прошлое, на фундаменте которого он медленно и трудолюбиво выстраивал идеальные ма-кеты будущего. Августов вернулся к столу, открыл папку и переложил несколько страниц, не читая. Если то, что здесь написано - правда, - Рэйчел могла бы жить. Он почувствовал нена-висть к человеку, которого никогда не видел, словно тот был виноват в терзающем милли-ардера чувстве потери. То, что Павла удалось запихнуть в подвал, можно считать чудом. Приходится при-знать; они относились к операции с удручающим детским легкомыслием – разве можно бояться человека, воспитанного по принципу: «Тебе наступили на ногу? Немедленно из-винись!» Это был серьезный просчет, из-за которого какой-то детский психолог, даже в армии-то не служивший, чуть не ушел из-под носа у трех профессионалов, причем один до сих пор заикается, а второй двое суток пролежал без сознания. Проку от него уже ни-какого: достаточно ему услышать «спи!», как он валится трупом и может продрыхнуть часа четыре, а то и весь день. Глупо до смешного. Августов снова уселся в кресло и закутался в плед. Болезнь точила тело медленно, не-заметно, неумолимо. Бетонный занавес между ним и остальным миром воздвигло вовсе не больное самолюбие, (хотя оно тоже было действующим лицом в этом спектакле), а ужас перед караулящей его беспомощностью. Кости истончаются. Стоит упасть, зацепившись ногой за угол ковра, и от него мокрого места не останется. Жизненное пространство, ко-торое миллиардер обозначил «зоной «Я», обезвредили с тотальной тщательностью, можно сказать, провели зачистку. По дому Августов передвигался в специальном кресле-каталке с амортизатором. Ступени лестницы были покрыты толстым ковром, но он предпочитал подниматься и спускаться на специальном механизме, представлявшим собой ровную площадку с единственным креслом, похожим на трон. Землю на лужайке, где он иногда гуляет, просеивали буквально через сито: ни одного камешка, ни одного торчащего из земли корня. Но судьба изобретательна, и он жил в постоянном страхе перед ее непредви-денной подножкой. Августов нажал кнопку переговорного устройства. - Да, Андрей Денисович? – немедленно отозвался секретарь. - Где они? – нетерпеливо спросил Августов. – Машина выехала час назад! - Сейчас узнаю. - Взгляд упал на светящееся электронное табло: до назначенной встречи остается почти десять минут. Он беззвучно выругался. - Они подъезжают, - отрапортовал секретарь. – Была пробка на мосту…. - Хорошо, - буркнул Августов, не дослушав. Отключил аппарат и уперся локтями в стол, обхватив лицо холодными ладонями. Если сидеть тихо и не рыпаться, можно продержаться на плаву лет двадцать; так пере-водились на нормальный человеческий язык врачебные мантры. Но сейчас, с папкой в ру-ках, он мог хорошо окопаться и дать им бой. Внутри колыхнулось волнение. Он обрадовался этому чувству как другу, хотя оно похо-дило на воскресшего покойника. Он бы обрадовался и Рэйчел, явись ее призрак; не так уж много у него друзей…было. Зазвонил селектор. Августов нажал клавишу громкой связи: - Пускай входит, я жду. Бывший одноклассник вошел в комнату, опираясь на палку. Свет из окна скользнул по его очкам в черной оправе и мутно отразился в них. Подмышкой зажата папка, на губах неуверенная улыбка. Секретарь приподнялся на цыпочки, выглядывая из-за плеча гостя. Августов кивнул, - ничего не нужно, - и он ушел, тихо затворив дверь. - Привет. - Привет. - Поздравляю с днем рождения. Руку одноклассник не протянул, ограничился дружеским кивком. Августов мысленно до-бавил к его счету еще один бонус – за выдержку и такт. Взял со стола ручку и начал щел-кать кнопкой, выпуская и убирая стержень. - Спасибо. Тронут, что помнишь. - Да, я помню. Извини, что без подарка. Как-то не придумал, чем тебя порадовать. Последний подарок Августов получил в школе. Он притащил в класс огромный торт, ко-торый испекла соседка «на заказ». Мать, не любившая готовить, заплатила за него два-дцать рублей – большие деньги. Они пировали весь урок вместе с молоденькой ботанич-кой, а перед звонком она подарила Андрею собственный дефицитный набор фломастеров – можно сказать, от сердца оторвала. С тех пор он подарков не получал. Действительно, что можно подарить человеку, у которого есть абсолютно бесполезное «все»? - А это? - Августов кивнул на папку. - Ничего радостного не расскажешь? - Его нужно отпустить. Или уничтожить. Ручка упала на пол с негромким стуком. Августов не изменился в лице не потому, что блестяще владел собой, а потому что со временем забыл, как двигаются лицевые мускулы. - Ты соображаешь, что говоришь? - Вполне. Я просидел над этим, - Станкевич постучал пальцем по папке, - три дня. У нас серьезные проблемы, Андрей. Станкевич осмотрелся, подтащил кресло поближе к столу и уселся напротив однокласс-ника. Достал из папки листы с какими-то закорючками и диаграммами. - Если позволишь, начну с предыстории. Как тебе известно, объект получил наследст-венный х-фактор. Его отец был чрезвычайно биологически активен. Мать никогда не чис-лилась в подопечных Конторы, но подозреваю, что кое-какие способности у нее были. - Почему ты так думаешь? - Потому, что ей удавались странные вещи. Представь: одинокая женщина с ребенком десять лет колесит по стране, и в каждом городе находит работу и крышу над головой. Заметь, действие происходит во времена всеобщего развала и хаоса, когда без работы си-дели даже высококлассные специалисты! Женщина с ребенком умудрилась три раза вый-ти замуж, причем при разводе не требовала раздела имущества. Ей нужна была смена фа-милии, и она ее получила. Три раза подряд. Так что – да, я думаю, она обладала кое-каким даром, но насколько сильным – не берусь утверждать. Факт, что ребенок с детства стал проявлять признаки наследственных способностей. - Откуда ты знаешь? Может, х - фактор проявился позднее, - возразил Августов. - О нет! – уверенно ответил Станкевич. – В этом случае мать не пустилась бы в бега на десять лет! Сама она интереса для Конторы не представляла. Ребенок – мог представлять, судя по тому, как быстро они унесли ноги. Взрослый человек способен скрывать то, что хочет. Но ребенок… Когда он был совсем маленьким, то вовсе не мог контролировать эти… эти таланты - не найду лучшего слова. - Маленький ребенок не в состоянии контролировать собственный мочевой пузырь. Но когда ребенок вырастает… Станкевич кивнул. - Да, я знаком с подобной аналогией. Но и став взрослым человек не всегда может кон-тролировать свои движения и поступки. Тем более, неосознанные. Вспомни, что про-изошло с той девочкой в сквере. Она, что называется, подвернулась под руку. Оказалась в ненужном месте в ненужный час. Объект был зол, испуган, растерян. Он не смог прокон-тролировать выброс энергии, и в результате человек, не сделавший ему ничего плохого, - Станкевич многозначительно задрал сухой указательный палец, подчеркивая эти слова, - получил сильный ожог. Я считаю, что она дешево отделалась. Если учесть, что произошло позже. Августов сказал: - Мы собираемся держать его в комнате с огнеупорными стенами. - В камере, - уточнил Станкевич. Миллиардер пожал плечами. - Если это тебе больше нравится. - Именно это мне не нравится, - ответил Станкевич. - Но это неважно. Важно, что это не нравится ему. Я изучил собранный материал и предлагаю такой вывод: объект не любит пользоваться своей способностью. Он боится, и этот страх был внушен ему вполне созна-тельно. Родители отучали его от скверных привычек, как от игры со спичками. Дети лю-бят играть с огнем. Зажигать, а потом гасить. «Здорово, здорово!» - говорят они. Чтобы напугать ребенка, нужно выработать у него стереотип поведения. Сказать, что головки спичек из серы и от них его зубы сгниют и выпадут. Что смотреть на горящие спички нельзя - можно ослепнуть. Что они могут одновременно вспыхнуть в руке, и тогда ты окажешься в больнице, замотанный бинтами. - Возможно, проще было бы убрать спички от детей. - А ты можешь убрать от объекта его спички? - спросил Станкевич. Августов медленно откинулся на спинку кресла: - В этом есть какой-то резон, но… - Спроси себя, как трудно приходилось его родителям, когда ребенок был маленьким? Когда ему было четыре года, пять лет?... В этом возрасте дети только-только начинают усваивать слово «нет». Что происходило, когда ему хотелось получить игрушку, которой обладал другой ребенок? Или когда его обижал приятель по песочнице? Когда он сердил-ся на родителей, за то, что они запихивают ему в рот ложку с манной кашей? Тут, - Стан-кевич постучал по папке, - этого нет, но если расспросить бывших соседей, выяснится не-мало интересных подробностей, я уверен! - Да, - сказал Августов. – Понимаю. Это, должно быть, заставляло его родителей чертов-ски нервничать. Станкевич кивнул. - Поэтому они выработали у него стереотип поведения. Что такое учить проситься на горшок? Выработать привычку - просто и ясно. Обучить личному туалету - значит обра-тить внимание ребенка на его собственные отправления таким образом, чтобы он увидел, сравнивая с поведением других, что именно плохо в его поступке. Я высоко оцениваю его родителей, - продолжал Станкевич. – Насколько я понимаю, им пришлось начинать вос-питание задолго до того, как родители обычно начинают обучение личной гигиене. Они боялись, что способности ребенка заметят чужие, и сделали все, чтобы внушить ему ком-плекс и чувство ужаса перед тем, что отличает его от…нормальных людей. Но последние события показали, что он преодолевает свой комплекс. Комплекс еще не затвердел как цемент. – Станкевич снял очки и начал протирать их краем свитера. Как у большинства близоруких людей, лицо без очков выглядело голым и беззащитным. - Когда комплексы исчезают, они исчезают подобно плотинам, прорвавшимся после тропического ливня. Сначала появляется одна-другая трещина, маленькие незаметные струйки. А затем плоти-на внезапно рушится, выплескивая миллионы галлонов воды, уничтожая все на своем пу-ти, топя всех встречных-поперечных, навсегда изменяя ландшафт! И без того высокий голос Станкевича поднялся от обычного негромкого говора до хриплого крика. - Послушай меня! Не верь тому, кто убеждает тебя, что этот человек безвреден и его можно безнаказанно использовать! На свете нет ничего безвредного! Даже витамин С в некоторых случаях может стать смертельным ядом! Сам по себе этот человек не опасен. Он пользуется сотой …тысячной долей своей силы. Он не заработал с ее помощью мил-лион долларов. Он не правит странами и народами. Он использовал ее, помогая толстухам похудеть, а школьным хулиганам обрести безобидное хобби. Он не хочет пользоваться своей способностью с пользой для себя. Стереотип поведения, заложенный родителями, мешает ему. Но сейчас ситуация изменилась. Он напуган, что делает его опасным. Не са-мого по себе, а потому что мы заставили его изменить привычный стереотип поведения. Мы заставили его заново оценить ту силу, которой он обладает, заставили использовать эту силу! Доигрывая сценарий - конец уже был виден, - Августов спокойно спросил: - Значит, единственный выход – отпустить его на свободу и распрощаться со всеми на-шими планами? Станкевич кивнул. - Отпустить или уничтожить, больше ничего. У него в памяти остался пример отца! По-нимаешь ли ты значение этого простого факта? Для пятилетнего ребенка отец как Мои-сей; законы - это его законы, которые он должен выполнять, хотя и не знает, откуда они взялись. Отец показал ему один путь к свободе, мать – другой. И до некоторого времени он считал их единственно правильными. Но произошло нечто – не могу сказать точно, что именно, - что заставило его вступить в конфликт с родительским «табу» и спровоцирова-ло способность к сопротивлению. - И тогда он чуть не сжег девчонке руки, - договорил Августов. - Да. Но это не столь важно. Важно, что он ПОВТОРИЛ то же самое буквально через час! - На теле охранника нет ни одного ожога… - начал Августов. - Но он до сих пор кричит от боли! Понимаешь? – Станкевич наклонился и впился в ли-цо одноклассника напряженным взглядом: - Объект показал высокую обучаемость не только потому, что мгновенно применил новый прием! Он доказал, что способен причи-нить человеку боль, если его к этому вынудят! Он доказал, что в критической ситуации его возможности кратно возрастают…и никакие моральные принципы его не сдерживают! Ты можешь представить человека, способного взорвать чужой мозг усилием воли? Я – запросто! - Бред какой-то, - сказал Августов, но не очень уверенно. - Да? Тогда позволь ознакомить тебя с выводами моего компьютера. – Станкевич быстро перебрал листы. – Я заложил в него данные, собранные нашим общим другом до позав-черашнего дня. Так вот, машина показала, что еще год назад склонность к самоубийству у объекта была довольно высокой; двадцать процентов. Способность к сопротивлению ком-пьютер оценил в пятнадцать процентов, вероятность бегства – в сорок пять. Но когда я добавил к заложенным данным события третьего дня, машина резко изменила процент вероятности. Готовность к самоубийству снизилась на семнадцать процентов, вероятность бегства упала до пяти процентов, а способность к сопротивлению подскочила до шестиде-сяти пяти! Понимаешь, Андрей? Он принял решение и будет драться! Он захочет узнать, кто посягнул на его свободу! И, знаешь, что? Я готов поручиться, что он это узнает. Ты можешь сказать, что произойдет, когда он… до нас доберется? Августов задумчиво смотрел на желтый листик, прилипший к мокрому стеклу – жал-кий, продрогший, трепещущий. Тени расчертили лицо миллиардера, утопив глаза в глу-боких черных ямах. Когда Станкевич проработал шесть месяцев в тюрьме, собирая ма-териал для диссертации, ему доводилось видеть подобное выражение лица у людей, от-мотавших приличные сроки. - Может быть, легкая шокотерапия? – предложил миллиардер. - В конце концов, у нас есть козырь – телефон этой девицы. Возможно, она значит для него гораздо больше, чем он думает. Станкевич прочитал эту фразу в отчетах двух врачей - одним из них было светило оте-чественной психиатрии, получившее допуск к программе «Сверхчеловек». Он составил медицинское заключение, написанное на таком дремучем жаргоне, что, казалось, имеешь дело с иностранным языком. После перевода отчетливо проступала тактика выкручива-ния рук: объект сломается, если увидит, как мучают близкого человека. Станкевич считал иначе: если Павел увидит, как любимая девушка под током танцует польку, и волосы у нее дыбом, он, не моргнув глазом, вернется к себе, разобьет стакан и проглотит осколки. Неожиданно ему вспомнилась история о двух горе-взломщиках, которую он слышал от одного криминального аса. В прошлом его, наверное, назвали бы медвежатником – разни-ца в том, что ас вскрывал любую электронную систему защиты так же легко, как его име-нитые предшественники орудовали сверлом и дрелью. Он был в колонии на особом поло-жении – можно сказать, занимал привилегированную должность программиста-консультанта и пользовался уважением в антагонистических лагерях сокамерников и тю-ремного начальства. У него была своеобразная философия, полностью построенная на профессиональных ана-логиях и суховатое чувство юмора. Ну, например: «С женщинами – как с сейфом, нужно время и подходящий инструмент». Впрочем, к женщинам этот странный одиночка был равнодушен. Он возбуждался, когда начальство предлагало ему головоломную задачку по тестированию какой-нибудь крутой компьютерной программки. Станкевич хорошо пом-нил высокую, прямую как щепка фигуру с длинными руками и сухими чуткими пальцами и странный механический тембр голоса, который никогда не повышался даже в самых эмоциональных местах рассказа. История была следующая. Пронюхав, что из-за снежных заносов инкассаторская машина не смогла забрать недель-ную выручку, два взломщика проникли в супермаркет и утащили большой допотопный сейф. Замок у сейфа оказался цилиндровым. Они попытались рассверлить цифровой ци-ферблат — не удалось. Попытались снять слой за слоем заднюю стенку, но и уголка не сумели отогнуть. Кончилось тем, что они взорвали сейф. Результат превзошел все ожидания. Сейф открылся… даже больше, чем нужно. От денег остались только обгорелые клочки, какие можно увидеть на прилавке среди нумиз-матических раритетов. - Все дело в том, — закончил ас сухим свистящим голосом, — что эти придурки не по-бедили сейф. Победить его — значит унести содержимое в целости и сохранности, улови-ли суть? Они переложили начинки, и плакали денежки. Они сваляли дурака, и сейф побе-дил их. Все это Станкевич попытался втолковать однокласснику, каждой клеткой ощущая исходящее сопротивление. «Плакали денежки» - не тот аргумент, который может убедить владельца компании, накрывающей тенью половину страны. Тут придется оплакать нечто более весомое: надежду на возвращение к нормальной жизни, которую, - будь у Станке-вича склонность к мелодраме, - он, не колеблясь, окрестил бы последней. Он с треском захлопнул папку. Минуту оба молчали, переваривая услышанное и ска-занное. - Если ты прав, то все это очень печально. - Да, - согласился Станкевич. – Это очень печально. Прости, Андрей, я понимаю, что ты… возлагал на него надежды. – Глаза миллиардера прищурились, не отрываясь от стек-ла, размытого извилистыми струйками. - Но ты не сможешь заставить его действовать. Никто не сможет. Я должен был тебе это сказать. - Возможно, ты прав, - медленно произнес Августов. – Знаешь, что? Оставь мне свои бумажки, я хочу их посмотреть. - Пожалуйста… Станкевич положил перед одноклассником тонкую пластиковую папку. Августов нетер-пеливо зашуршал листами. - Что мне сказать Сергею? Что ты решил? - А?... - Августов поднял голову и снова уткнулся в отчет. – Ничего не говори. С ним я побеседую сам. Станкевич пожал плечами и, негромко постукивая палкой, вышел из кабинета. Московская область, октябрь 2007 года Комната охраны выглядела так: к стене прикреплены несколько плоских мониторов, кото-рые передают вид камеры с разных точек: кухня, санузел, диван. Вдоль стены - длинный пульт, переходящий в письменный стол. За пультом – два удобных кресла для охранников. Дежурили всегда по двое: один наблюдал за объектом, второй дремал. У противополож-ной стены стоит еще один стол и несколько стульев. Вот и вся обстановка. Ни компьютера, ни телевизора, ни магнитофона, только телефон с подсоединенным к нему факсом. Комна-та выглядит пустенько, но в этом есть резон: нечего отвлекаться от основного занятия. Александр сидел за столом позади охранников и смотрел на монитор. Перед ним лежа-ла ручка и чистый бумажный лист. Правда, фиксировать пока нечего. «Гость» целыми днями лежит на диване, закрыв глаза, или смотрит телевизор. Обычный парень, похожий на рекламного телегероя, умирающего от счастья над беспроводным интернетом или но-вым крутым мобильником. Открылась дверь, в комнату вошел Сергей с легкой спортивной сумкой, перекинутой через плечо. Охранники вскочили. - Погуляйте пока, - велел Сергей. Сбросил сумку прямо на грязный пол, взял стул и пристроился рядом с Александром. Стеклышки очков поблескивали. - Привет, компаньон. - Привет, - отозвался Станкевич, стараясь скрыть смущение. – Я так и думал, что ты за-глянешь перед отъездом. Они перешли на «ты» вчерашним вечером. Сергей появился в центре психофизиологии с литровой бутылкой водки и объявил, что желает выпить на брудершафт. Клятвенно по-обещал не целоваться и как-то незаметно втянул психолога в разгул. Утром, когда изрядно помятый Станкевич проснулся в собственном кабинете, оказалось, что большая часть вче-рашнего вечера выпала из памяти. Его не покидало противное ощущение, что Сергей зате-ял всю эту пьянку, чтобы хорошенько «пощупать» компаньона. Александр не мог вспом-нить, что наговорил, и от этого чувствовал себя неуютно. Однако Сергей в упор не заме-чал его смущения и вел себя по-прежнему раскованно и дружелюбно. - Лежит? – спросил он, кивая на монитор. - Угу, - откликнулся Александр и покосился на несостоявшегося самоубийцу. Глаза Сергея светились восторгом и нетерпением. Так смотрит высококлассный пилот на новый мощный истребитель, который ему не терпится опробовать в деле, пускай даже для этого придется затеять небольшую победоносную войну. Где-то вдали громыхнул сильный удар по железу. «Гость» подскочил на диване и сел, при-слушиваясь к звуку. - Прямо как лягушка под гальваническим током, - заметил Александр. - Снаружи ни-чего не слышно? Сергей покачал головой. - Здесь полная звукоизоляция. - Предусмотрительно. - Я хорошо подготовился, - согласился Сергей. Минуту они молчали, глядя на мониторы со статичной картинкой, а потом Сергей вдруг наклонился к компаньону и тихо спро-сил, мерцая веселыми шальными глазами за прозрачными стеклами очков: - Слушай, Саша, ты хоть понимаешь, во что вляпался? Ну, мы-то с Августовым сумасшедшие, это как дважды два, а как ты оказался в нашей компании? Ведь ты – человек практичный, знаешь, что научного доклада тут не слепишь! В чем твой интерес, Саш? Ответить сразу Станкевич не смог. Слишком многое перемешалось в его отношении к про-исходящему: профессиональное любопытство, восторг от перспективы – весьма туманной, впрочем, как и все грандиозное. Ну и, конечно, тоненькая дымная струйка страха, которая только усиливает все остальные ощущения. Говорят, что хотя бы раз в жизни каждый человек сталкивается с чем-то необъясни-мым. Чаще всего необъяснимое вызывает ужас, но психика мгновенно блокирует шок и сводит его к нулю понятными рациональными объяснениями. «Галлюцинация, мираж, тебе примерещилось, меньше надо пить». Примерно по тому же принципу устроена современная наука. Она отвергает все, что не может объяснить. Любое чудо нужно пощупать, взвесить, сфотографировать, убить, ана-томировать, заспиртовать в банке и наклеить ярлычок. Если этого сделать нельзя – зна-чит, чуда не существует. Ученые долгое время не воспринимали всерьез странную науку «психофизиологию», возникшую на стыке двух дисциплин: психологии и физиологии. В самом деле, что за странная идея, обнаружить с помощью приборов наличие разумной ду-ши? Александр не видел в этой идее ничего странного. Что такое душа? С точки зрения мате-риалиста, это разумная энергия, которая оживляет человеческое тело, так же, как электри-ческий ток приводит в движение приборы и механизмы. Как известно, энергия никуда не исчезает, она переходит из одного вида в другой. Покидая человеческое тело, энергия, ко-торую называют «душой» устремляется в космос. Что происходит с ней дальше, можно только гадать. Возможно, именно из этой разумной энергии образуются планетные систе-мы, ведь не может материя появиться из абсолютной пустоты? Некоторые души, сливаясь, образуют ярчайшие солнца, некоторые - смертельные космические ловушки, «черные ды-ры», а некоторые пустоту. Абсолютная пустота – она тоже из чего-то состоит. Красивая идея, можно сказать, поэтическая. Смотришь, к примеру, на человека, и пони-маешь: метеорит. Бездумно несется он в пустом пространстве, сталкивается с другими «бродячими» телами, шарахается из стороны в сторону. Ни цели, ни идеи, ни свободной воли, так, вечный странник, раб случая. Эта порода самая распространенная, из таких ме-теоритов формируются народы. А иногда смотришь на человека, и чувствуешь, как по рукам ползут мурашки: ого, это же черный карлик! Небольшая планетка, слепленная из сверхплотного вещества, «затаившая-ся» посреди космической дороги. Даже свет не в состоянии вырваться из мощного поля притяжения, оттого и называются эти звезды «черными». И нельзя эту ловушку ни обойти, ни перепрыгнуть – маленький жадный карлик мгновенно втягивает добычу, подминает ее под себя, и снова прячется в тишине, ждет новую жертву. Часто встречаются люди-астероиды. Они могут существовать, лишь вращаясь вокруг более крупного и мощного космического тела, вот и странствуют по космосу в поисках достойного хозяина. Однако, в отличие от метеоритов, астероиды – создания опасные. Мо-гут покорно вращаться вокруг властителя, а могут протаранить его насквозь. Взять, к при-меру, несостоявшегося самоубийцу, Сергея Бортникова. Повращался немного вокруг пла-неты под названием «Ермаков», но что-то там не сошлось, и астероид «Бортников» отпра-вился в дальнейшее странствие, не задумываясь, что станет с бывшей «хозяйской» плане-той, какие катаклизмы могут вызвать оборванные нити закона притяжения. Нашел новое крупное тело под названием «Андрей Августов» и сейчас приноравливается к его орбите, ищет, с какой стороны лучше пристроиться. Совсем другое дело - «кометы». К ним Александр причислял личности творческие и та-лантливые, тех, за кем постоянно несется яркий шлейф поклонников, слухов, сплетен, ин-триг, любви, измен, удач, находок и потерь. Они прочерчивают в космической пустоте но-вые дороги, освещают путь себе и другим, щедро растрачивают энергию и быстро гаснут. Вроде бы, красивые создания, но не все так просто. Появление кометы на небосклоне счи-талось зловещим знаком почти у всех древних народов. Было замечено, что сразу после этого начиналось множество волнений в природе и людских делах. Моря выходили из бе-регов, спящие вулканы просыпались и выбрасывали наружу смертоносные газы и потоки огня, тряслась земля, эпидемии и войны опустошали целые страны… Опасная вещь – творческая энергия. Может осветить путь человечества, а может с такой же легкостью вы-звать стихийное бедствие, чтобы его погубить. Есть люди, которым дана власть над космической неразберихой. Они способны управ-лять хаотичным движением метеоритов, жонглировать кометами, как шариками, останав-ливать астероиды и легко проходить мимо «черных звезд». Живые боги. Много лет назад Александр попал в компанию старшекурсников, отмечавших сдачу госэкзамена. Банкетное меню не блистало разнообразием: несколько бутылок портвейна, ящик пива, дешевая колбаса, плавленые сырки, бычки в томате и бородинский хлеб. Алек-сандр выпил немного, но этого хватило, чтобы «поехать». Он в одиночестве сидел за раз-громленным столом, курил дефицитные болгарские сигареты «БТ» и икал: мутило от портвейна, смешанного с пивом. Он вынул изо рта недокуренную сигарету, поискал глаза-ми, куда ее пристроить. Тут все и произошло. Звякнули потревоженные граненые стаканы, и к Александру лихо подкатила закопченная металлическая пепельница. «Вжикнув», прочертила на деревянной столешнице длинную царапину, растолкала тарелки с бутербродами и замерла. Тлеющий окурок вывалился на потертый коврик. Александр мгновенно протрезвел. Можно сказать, что он перепугался насмерть. Тут же включился антишок и смягчил удар: «Тебе примерещилось». Саша поднял с коври-ка окурок, загасил его и коснулся свежей царапины. Она была самая настоящая, осязаемая, шершавая, длинная. Александр Станкевич оказался лицом к лицу с силой, которую нельзя измерить, нельзя обуздать, невозможно подчинить существующим законам и загнать в же-сткие рамки. Ужас. Он так и не догадался, кто из старшекурсников «подвинул» ему пепельницу. Двоих ребят Саша знал по именам, остальные были просто хорошие парни, свои в доску, без имен и фамилий. Обычные люди, среди которых прятался живой бог. Найти живого бога Александр даже не мечтал, ограничил круг своих исследований «савантами». Дети обладали удивительными способностями, и в этом тоже было нечто необъяснимое. Взять, к примеру, сына их благодетеля, благодаря которому центр психо-физиологии переехал из сырого подвала в современное комфортабельное здание. Болезнь дауна не мешала мальчику иметь абсолютный слух. Услышав музыку, он садится за рояль, и точно воспроизводит мелодию и гармоническое сопровождение. Особенно вдохновляет парня джаз. Чем изощреннее модуляции и сложнее синкопы, тем с большим удовольстви-ем этот странный ребенок повторяет их на рояле. Никто не учил его музыкальной грамоте, мальчик в этом не нуждается. Саванты воспринимают реальность не сознанием, как все нормальные люди, а подсознанием, которое гораздо ближе к животным инстинктам, чем к разуму. Ограниченность?… Может и так, только эта ограниченность позволяет савантам добиваться результатов, которые даже не снятся нормальным детям. Возьмем, к примеру, мальчишку, рисующего дома с точным количеством этажей. По-чему это удивительно? Потому что мальчик не умеет считать! Или близнецы, которых Станкевич нашел в детском доме под Ярославлем. Двое се-милетних пацанов мгновенно умножают в уме четырех и пятизначные цифры, а также мо-гут, не задумываясь, сказать, на какой день недели придется Новый год через сорок тысяч лет. Они не умеют считать, просто видят ответ – вот и все. Помимо гениальности, савантам присуща необъяснимая взрывная агрессия. В одном из приступов ярости юный музыкант буквально искромсал зубами левую икру Станкевича. Зубки у чудо-ребенка были как у нильского аллигатора, а челюсти как у бультерьера; кол-леги бились почти полчаса, пытаясь их разжать. В результате сухожилие порвано к черту, диагноз - неизлечимая хромота. После этого прецедента денежный папа развязал мошну и отстегнул центру солидную сумму. Почему мальчишка вцепился именно в его ногу? Коллеги долго искали разумное объяснение, а оно лежало на поверхности: мальчик, как любое животное, почувствовал за-пах страха. Александр боялся больных детей, обладающих огромными возможностями, как боялся всего необъяснимого в мире ясных логичных вещей. Он мечтал разложить «необъ-яснимое» на атомы, чтобы найти способ им управлять. Получается, что в основе его инте-реса лежит обычный человеческий страх. - Такая сумасшедшая сила…- задумчиво сказал Сергей. - Откуда она берется? Станкевич пожал плечами. - Ну, этого никто не знает. Может, по наследству? Не забывай, что его отец обладал сверхспособностями. - Не юли. Откуда они вообще берутся, эти «сверхспособности»? Я понимаю, что точного ответа не знает никто, но должна же быть какая-то теория! - Теория есть, доказательств нет. Существует предположение, что сверхспособности за-ложены в «спящих» клетках головного мозга. Обычный человек использует примерно три-четыре процента активных мозговых клеток, гении – процентов пятнадцать. Ос-тальные клетки пребывают в анабиозе. Что в них скрыто – никто не знает. Запас проч-ности? Смешно. Это все равно, что купить автомобиль, а в придачу к нему получить запчасти, из которых можно собрать девять таких же машин. Это глупо, а природа глу-постей не делает. Иногда человек получает «дар» по наследству, иногда «спящие» клетки оживают после катастрофы. Вспомни Вангу. Ее мозг «проснулся» после того, как девочку закрутил смерч. Она ослепла, зато обрела знание будущего… - Александр дернул щекой, имитируя улыбку: - Забавное чувство юмора у того, кто все это устро-ил, не находишь? Вдаваться в философию Сергей не стал. Его интересовал другой, практический аспект про-блемы: - Послушай, а нельзя разбудить «спящие» клетки? Ну, я не знаю… Электроды, химия… - Опыты по искусственной стимуляции мозга проводили фашистские врачи. Результаты засекречены, но я не думаю, что они добились внятных результатов. Работа мозга слишком сложна, чтобы управлять ею извне. - Он может это делать, - сказал Сергей, кивая на монитор. - Может, - согласился Станкевич. - Однако химия и электроды тут совершено не при чем. Насколько я разобрался в твоих записях, Павел обладает высокой способностью к внушению. Он знает, на какие кнопки в мозгу следует нажать, чтобы человек захотел поступить так или иначе. Объяснить этого я не могу, и никто не может. Остается толь-ко наблюдать. - И использовать, - договорил Сергей. Александр ничего не ответил, но чисто выбритая щека снова иронично дернулись. - Ты, Саша, был теоретиком и навсегда им останешь-ся, - укорил Сергей. - А я был и буду практиком. Почему ты думаешь, что это орешек нам не по зубам? - Потому, что он сильнее нас. Ты башковитый парень, Сережа, но ты всего лишь чело-век. А он - бог. - Только наполовину. Вторая половина у него – человеческая. А это значит, что его можно перехитрить, растрогать, подчинить, обмануть, наконец!…Сам же написал в психологическом портрете: «Уязвимое место – человеколюбие»! - Сергей подумал и с интересом переспросил: - Говоришь, бог-отец передал свои способности богу-сыну? Значит, сверхспособности передаются по наследству? - Я ничего не утверждаю, а только предполагаю. Никто пока не вычислил прямой связи между талантливыми детьми и их родителями. Леопольд Моцарт был крепким профес-сионалом, но его способности даже отдаленно несопоставимы с гениальностью сына. А Бах вообще происходил из семьи потомственных мясников. Правда, дедушка гения любил поигрывать на флейте, а папа иногда пел в церковном хоре, вот и вся любовь. - Александр сцепил пальцы вокруг колена: - Лет восемь назад американские генетики за-ложили в сверхмощный компьютер подробнейшие биографии двухсот гениев, чтобы отыскать между ними какую-то общность. Машина покряхтела, покряхтела и выдала ответ: большинство гениев были поздними детьми. Логично. Дети «на старте» получа-ли богатый генетический материал и опережали сверстников. Однако поздних детей не так уж мало, а гениев среди них не так уж много. То, что Павел унаследовал дар отца с точки зрения статистики чистая случайность. Хочешь, приведу массу примеров, когда природа от души отдохнула на поздних детишках? - Спасибо, у меня к природе претензий нет. Значит, если у Павла будут дети, то совсем не факт, что они унаследуют его способности? - Не факт. - А если оба родителя будут обладать сверхспособностями? Александр пожал плечами: - Кто знает? Такие эксперименты никогда не проводились! - Почему? Александр воззрился на компаньона широко раскрытыми глазами. - Ты серьезно? Эксперимент?!… На людях?!… - Ну, да! Саша, почему у тебя такие большие глазки? Разве то, что ты делаешь в своем центре, не называется «экспериментами»? - Сергей, это эксперименты «с участием детей», а не эксперименты «над детьми!» - Социализация, - презрительно обронил Сергей. Станкевич утерся, потому что крыть, как говорится, было нечем. Сам провел компаньона по центру, сам объяснил что это за словечко, да что под ним скрывается. Попытки «социализировать» детей-савантов всегда упираются в эффект бумеранга. Бы-ла в центре чудная девочка – Настя Вершинина. В пять лет она великолепно рисовала ло-шадей. Рисунки выглядели совершенными, иначе не скажешь: безукоризненное чувство перспективы, идеальные пропорции и светотень. Они бились два года, чтобы научить девочку говорить. К семи годам речь Насти стала разборчивой, а рисунки превратились в детсадовские каракули. Гениальность меркнет, ко-гда детей насильно затаскивают в «реальность большинства». У гениального ребенка об-рубают все «лишнее» и получают топорно сделанную копию «нормального» человека. Вместо великолепных рисунков и идеального музыкального слуха – способность наклеи-вать марки. Пятьдесят рублей в день вместо состояния. Вот что такое «социализация» и «реальность большинства», если уж называть вещи своими именами. И кто сказал, что жующе-пьюще-матерящееся стадо – это норма, а гениальные малолетние художники, ма-тематики и музыканты – уродцы, выбраковка природы? Кто сказал, что «реальность боль-шинства» с умирающей экологией, войнами и борьбой корпораций за потребителя, ком-фортнее загадочного мира савантов, которого мы почти не знаем? В сущности, эти мысли приходили Станкевичу в голову давно, но он как страус прятал голову в песок. Кто он та-кой, чтобы идти в бой с копьем против ветряных мельниц, то бишь, признанных авторите-тов? Можно, конечно, прославиться, а можно и шею свернуть. - А как называется тестирование новых лекарств на больных людях? – спросил Сергей. -«Эксперимент с участием биологического подвида «человек разумный»? - Люди добровольно дают согласие. Обычно в тестировании новых лекарств участвуют смертельно больные пациенты, которым уже нечего терять. - То есть, так и так пойдут в расход, почему бы ни использовать их с выгодой для произ-водителей таблеток? - перевел Сергей. – Читал я в инете что-то подобное. Один японец предлагает приспособить обитателей третьего мира в качестве доноров для граждан цивилизованных стран: - Сергей приложил ладонь к груди: - Клянусь, так и сказано, «цивилизованных»! И обоснование вполне убедительное; они в своей Африке все равно с голоду мрут, а мы им денежку заплатим, дадим возможность помереть на сытый же-лудок. Конечно, с полного их согласия, как же иначе? Мы же цивилизованные люди! - Бред. - Да? Тогда разреши мне от бреда перейти к полному безумию, Другой изобретатель - американец предложил запретить разбазаривание трупов. Предположим, мозг умер, но тело все еще подключено к машинам, которые искусственно поддерживают в нем… видимость жизни. Родные после долгих рыданий позволяют вырубить ток и торжест-венно закапывают драгоценные во всех смыслах останки. Американец предлагает при-нять закон, сохраняющий мертвые тела для дальнейшего медицинского использования и пересадки донорских органов. – Сергей плавно повел правой рукой, как бы открывая что-то для обозрения; - Вот он, мир будущего - длинный-предлинный инкубатор, и кровати с неразлагающимися трупами! Здорово, правда? Александр рывком ослабил узел галстука. Хоть бы он заткнулся, оратор… Еще немного - и его стошнит. Перебрали вчера. - Эти безумные идеи никогда не будут приняты обществом. - Разве? – удивился Сергей. – А, по-моему, это очень практичные идеи, и их принятие всего лишь вопрос времени. Общество изображает благородное негодование в силу предубеждений, которые называются «этикой и моралью». Но если обществу прижмет хвост, оно поведет себя как нормальный живой организм: отшвырнет ненужную де-таль. И узаконит все, что угодно, уверяю тебя. А ты занимаешься словесной эквилибри-стикой: «эксперименты с участием людей», «эксперименты над людьми»… Да какая разница, если суть от этого не меняется? - Сергей пожал плечами: - Я же не предлагаю насильственно скрещивать нужных людей, это выглядит как-то не эстетично. Можно, к примеру, создать ситуацию, при которой все произойдет…хм…с полного согласия сто-рон. И никакой аморалки, - возможно, это будет настоящая любовь. - Знаешь, Сережа, у меня такое чувство, что ты мочишься ледяной водой! - не удержался Александр. Сергей похлопал компаньона по плечу. - Иногда кровью, мой друг, иногда кровью. Ну-ну, не надо дергаться, я рассуждаю умо-зрительно. Но если допустить, что такое возможно, как думаешь, есть шанс вывести поро-ду «сверхчеловек разумный»? - Что ж, дай нам еще пять тысяч лет эволюции, и мы попробуем начать все сначала. Сергей развел руками. - Рад бы, да не могу! Время поджимает! Кстати о времени… – Он взглянул на часы и за-торопился: - Все, Саша, мне пора на вокзал. Значит, перевозите его, как договорились, в час ночи. Все готово? – Александр кивнул. – Будь осторожен с дозой. Все же человек пять дней ничего не ел. Он протянул компаньону руку, и тот после короткого колебания ее пожал. Московская область, октябрь 2007 года. Павел сидел на ковре с пультом в руках и смотрел в мерцающий экран. Кажется, это свадебное ток - шоу начинается в семь вечера, но иногда ему казалось, что передачу транслируют круглосуточно. Возможно, по телевизору гоняют запись, чтобы он утратил нормальное восприятие времени. Если ориентироваться на сон, он находится здесь пять-шесть дней. Срок небольшой, люди сидят в тюрьмах годами и десятилетиями. Но, во-первых, они точно знают, сколько будут пребывать в неволе, а во-вторых, знают, за что их заперли. Определенность - амор-тизатор человеческой психики. Пять дней, проведенные в тюрьме без объяснений, спо-собны вызвать истерику и психоз. Этот метод разработали отцы-инквизиторы чтобы сло-мить у узников волю к сопротивлению. Если не считать неизвестности, жил он вполне прилично - насколько приличной может быть жизнь в тюрьме. За ним числилась большая комната с ванной, в его распоряжении был цветной телевизор, у него не отобрали брючный ремень и не заставили есть пласт-массовой ложкой. Люди, которые сооружали и обставляли бункер ( о том, что они нахо-дятся под землей, говорило отсутствие окон), понимали, что, вздумай он покончить с со-бой, его не остановишь. Ему достаточно перенапрячь свой мозг, чтобы тот взорвался, как перекачанная шина. К его услугам были все удобства, вплоть до высокочастотной духовки в кухоньке. На стенах ярких тонов висели неплохие эстампы, на полу лежал мохнатый ковер. Но с таким же успехом покрытую глазурью коровью лепешку можно выдавать за свадебный торт; достаточно сказать, что все двери в этой очаровательной квартирке без ручек. Зато двер-ных глазков было в избытке. Даже в ванной комнате. Павел знал, что каждый его шаг здесь не просто прослеживается, но и просматривается на мониторе. Его позабавила таб-личка, положенная чьей-то заботливой рукой на сливной бачок: «Видеонаблюдение ве-дется в целях вашей безопасности». Веселые ребята. Гулкий звук удара завибрировал в коридоре. Павел вскочил с дивана, подбежал к двери и прислушался. Тишина. Он изо всех сил шарахнул плечом железную створку и тут же ойк-нул, морщась и массируя больное место. Получается, он не единственный узник замка Иф, здесь есть и другой пленник. Или пленники? Он упал на диван и закрыл глаза. Ясно, что убивать его пока не собираются. Холодильник набит битком, из-под крана идет горячая и холодная вода, работает кондиционер. За про-шедшие дни в камеру дважды входил охранник, толкая перед собой тележку с продукта-ми. Второй охранник в это время целился в него ружьем со снотворной ампулой. Каждый раз Павла предупреждали по громкой связи: «Отвернуться к стене, в глаза не смотреть!» Он мог бы попытаться, несмотря на предупреждение, но они это знали и наверняка при-няли меры. Действовать через видеокамеру бесполезно: Павел потратил уйму времени, посылая объ-ективу мысленный приказ: «Отопри!». Никакой реакции. С таким же успехом можно по-желать, чтобы все офисные служащие поверили в себя, и чтобы все толстухи похудели. Оставался один способ сопротивления: голодовка. Работать на Юргенса он не станет. При одной мысли об этом, его «я» - подлинное «я» - вдруг запротестовало, не захотело следовать по пути наименьшего сопротивления, подчиняться любому приказу. Возможно, его внутреннее «я» решило не сдаваться без боя. Начнется все с невинной просьбы, а закончится приказом на убийство. Отец мог бы рас-сказать об этом более подробно. Павел достал из холодильника пакет сока, налил полный стакан. Медленно выпил. Почему ему так страшно хочется спать? Потому, что истощенный организм пытается восстано-виться любыми способами. Павел поставил пустой стакан на стол и вернулся обратно. Лег, закрыл глаза, ощущая, как вокруг него кружится комната. Что происходит? Он не мог так обессилеть всего за пять суток! Время провалилось в темноту. Павел почувствовал, как кто-то берет его за плечи и поднимает с дивана. Он заставил себя разлепить тяжелые веки. Двое амбалов в форме ча-стной охраны волокли его по длинному коридору. Подвесные лампы раздваивались, пока-чиваясь под потолком, тускло мерцали неяркие лампочки. Внезапно навстречу хлынул поток воздуха. Он упал на колени, закашлявшись от не-ожиданности. Вот, оказывается, чем отличается настоящий воздух от кондиционированной подделки! Настоящий воздух пахнет жизнью, а искусственный – разложением и смертью. Охранник подхватил пленника, рывком поднял на ноги. Обвил руку вокруг своей массивной шеи и потащил во двор. Павел попробовал обернуться, чтобы увидеть свою тюрьму, но его грубо встряхнули и швырнули в темноту открытого кузова «Газели». Лязг-нули металлические створки. Падая, Павел сильно ударился локтем, и боль заставила его окончательно очнуться. - … твою мать, - пробормотал он сквозь зубы. Сел, потер ноющий локоть и огляделся. Глаза, приноровившиеся к темноте, уловили в дальнем углу кузова очертания челове-ческой фигуры. Павел подполз к человеку, лежавшему на спине, и потряс его за плечо. - Эй! Ты кто? Человек не шевельнулся. Павел приложил руку к шее. Есть пульс. Тоненькая, слабая ниточка, но все же есть. «Газель» тронулась с места. Кузов тряхнуло, голова незнакомца глухо стукнулась об пол, - раз, другой... Павел пристроил чужую голову себе на колени, покачиваясь в такт движе-нию. Куда их везут? «В лесок, тут недалеко», - откликнулся тоненький голосок. Павел стиснул зубы и тряхнул головой. Вот только паники ему сейчас не хватало! Хотели бы убить, убили бы давно! Скорее всего, их перевозят в новую тюрьму. Машина перестала переваливаться с боку на бок, и пошла ровно, плавно, почти без толчков. Скорость резко увеличилась. Выбрались на трассу, - механически отметил мозг. - А быстро едем потому, что ночь, и дорога свободная. Машина летела по пустому шоссе, увеличивая скорость. Павел почувствовал, как холодок начал подбираться к съежившемуся сердцу. Беспокойство или предчувствие нарисовало в темноте кирпичную стену с облупившейся штукатуркой. Два круглых желтых пятна света таращились на него, как глаза доисторического хищника. Пятна мигнули, дрогнули и вдруг начали медленно уменьшаться в размерах, словно хищ-ник отполз назад, готовясь к прыжку. Во рту мгновенно стало сухо. - Не надо, - прошептал Павел, но детский кошмар не растаял. Пятна снова дрогнули и заметались по стене, стремительно вырастая, складываясь в ог-ромный желтый прожектор. - Не надо! Стена неслась на Павла, размазанные пятна света выхватывали бурые кирпичные пятна под облупившейся штукатуркой. Еще мгновение - и его тоже размажет бурым пятном по грязно-белому огромному экрану. - А-а-а-а!…. Стена налетела, и он пронесся сквозь нее как призрак, закрывая руками голову. Его швырнуло…вверх, вниз, в сторону… В этом сумасшедшем вертящемся мире не существо-вало системы координат. Павел упал на бок, что-то тяжелое придавило его ногу, что-то мягко стукнуло в живот. Он инстинктивно свернулся клубком, и вдруг понял, что все кон-чилось. Машина больше не двигалась, она стояла…или лежала? Павел немного отдышался, сбро-сил с ноги тяжелый предмет ( это оказался молоток), и пополз к дверце. Ладонь зашарила по железу. Линия, где сходятся двойные створки, сейчас проходит не вертикально, как должна, а горизонтально. Выходит, «Газель» лежит на боку. Он ударил ногой в железную перегородку. Гулко завибрировал металл, но снаружи никто не откликнулся. - Эй! – заорал Павел. – Вы меня слышите? Есть, кто живой? Тишина. Он снова пополз по перевернутому кузову. Ощупью нашел отброшенный молоток и изо всей силы шарахнул покосившуюся дверцу. Звук был ужасающий: словно снаряд взорвался. Павел стиснул зубы и заколотил по двер-це, как дятел. Гулкое колокольное эхо моталось по опрокинутому кузову. Скорее, скорее, времени нет! Он почти оглох от шума, когда нижняя створка сорвалась с петель и с гром-ким скрежетом обрушилась на асфальт. Кромешную тьму кузова рассеял тусклый звездный свет. Павел высунул голову наружу. Их занесло на повороте пустынной загородной трассы. «Газель» лежала на правом боку, словно раненое животное, вращая в воздухе двумя колесами. Справа и слева темнело размытое пятно леса, прохладный вечерний воздух пропитался запахом влажной земли и керосина. Когда он сполз на землю, то тут же упал – не держали онемевшие «засиженные» ноги. Переждав колючий всплеск застоявшейся крови, Павел поднялся и обошел машину. Под ногами хрустели и крошились осколки стекла, на асфальте растеклась темная пахучая лу-жа. Он заглянул в кабину. Где-то внизу смутно угадывался бесформенный куль человече-ского тела. Павел открыл дверцу, нырнул в нее рукой, как в люк, попытался ухватить води-теля за руку, за ногу…за что-нибудь! Нет, не достать, не зацепиться. Что же делать? Он огляделся и внезапно вспомнил о незнакомце, оставшемся в кузове. Идиот, вот ко-го нужно было спасать в первую очередь! Павел вернулся обратно, заполз под нависшую створку двери и ухватил незнакомца за руку. Вытащить его было нелегко: худосочный паренек оказался довольно тяжелым. Уложив незнакомца на траву, подальше от машины, он приподнял закрытые веки. Присвистнул и быстро закатал рукава клетчатой байковой рубахи. Так и есть. Справа на локте один сплошной синяк. Похоже, парня систематически кололи чем-то нехорошим. Павел вернулся назад, «ласточкой» нырнул в кабину и ухватил вялую безвольную руку водителя. Спасательная операция заняла десять драгоценных минут, но другого выхо-да не было. Не мог же Павел оставить человека на дне консервной железной банки, вокруг которой уже разлилась смертоносная бензиновая лужа! Когда он, пыхтя от напряжения, вывалил тяжелое тело на асфальт, выяснилось, что человек в форме охранника мертв. Серьезных ран не видно, только мелкие порезы на лице и руках. Возможно, ударился виском, возможно, какое-то внутреннее повреждение. В лю-бом случае, нужно вызвать «Скорую». Интересно, как ее вызывать, если неизвестно, где они находятся? Придется дожидаться встречную машину. «Ага, жди, когда тебя заберут», - издевательски поддакнул внутренний голос. Павел рас-терялся. Действительно, как он не сообразил? За ними могут выслать погоню! Что же де-лать? Бросить все, как есть, и уходить вдоль трассы? Одному, бросив товарища по несча-стью? Павел присел на корточки рядом с незнакомцем. Похлопал его по щекам, осторожно встряхнул за плечи. Никакого ответа. Он встал, виновато глядя на мальчишеское лицо с закрытыми глазами. - Прости, друг, ничем не могу тебе помочь. Нырнуть в заросли у дороги было делом одной минуты, но вдогонку полетел едва слыш-ный стон. Павел споткнулся. Остановился, подумал - черт, почему я такой невезучий?! - и медленно побрел обратно. Широко открытые голубые глаза смотрели в темно-сливовое небо. Павел помахал перед ними ладонью - никакой реакции. Он подхватил незнакомца подмышки и потащил в кус-ты, приговаривая: - Потерпи, дружок. Сейчас я тебя спрячу, и подумаю, что делать дальше. Ты только по-молчи, не выдавай нас, ладно? Парень не издал ни звука, словно понял, о чем просят. А может и вправду понял. Павел уложил незнакомца в уютной ложбинке за кустами. Сел рядом, обхватил руками голову. Что дальше? Уйти одному? Это невозможно. Тащить его на собственном хребте тоже невозможно, потому что сил не осталось никаких. Голова кружится, перед глазами пляшут черные пятна… Идиот, нашел время голодать! Придется ждать попутку. Если повезет, им встретится обычный водитель. А если нет? Если их уже ищут? Если сюда прибудет отряд охранников? Тогда шансов мало. Все зави-сит от того, сколько человек пошлют на поиски. Если не больше двух, Павел справится. Быстренько влезет в головы, что-нибудь там повернет… несильно, пустяково повернет. Например, сделает так, что охранникам захочется поискать грибочки. Пошляются немного по лесу, подышат воздухом, а к утру желание пропадет. Да, с двумя он справится. С тремя – вряд ли. - Где я? Вопрос, заданный едва слышным голосом, заставил Павла вздрогнуть. Он склонился над незнакомцем, тронул ладонью горячий лоб. - Оклемался? Идти сможешь? Парень зашевелился. Павел подхватил его под руку, помог подняться. Незнакомец сде-лал пару шагов и снова рухнул на траву. Павел вздохнул. - Что, плохо тебе? Потерпи, дружок, я сейчас не могу помочь. - Уходи отсюда, - с трудом прошептал парень. – Брось меня и уходи. Может, тебе пове-зет. Они будут нас искать. Беги. Спасайся. - Не разговаривай, силы еще понадобятся. Как тебя зовут, мистер Икс? - Кузя, - едва слышно прошелестело в ответ. - Вот только Кузи мне сейчас и не хватало. - Что? - Ничего. Отдыхай, гусар, нас ждут великие дела. Сказал – как накаркал. Сквозь кусты и листву мягко замерцали фары, послышался шелест шин. Павел встал и сделал несколько глубоких вдохов, как перед прыжком в воду. Не ограничивай себя. Ты поступишь, как будет нужно. Сделаешь, как сумеешь. И это все, за что ты можешь ручаться. Одно из любимых занятий господа бога - заставлять дей-ствовать тех, кто говорит «никогда». Совершать поступки. Павел вышел на дорогу и замахал высоко поднятыми руками. Московская область, октябрь 2007 года. - Который час? Этот вопрос Инга Владимировна задавала уже четвертый раз. Алла взглянула на запястье: - Половина второго. - Где его черти носят? – пробормотала Дубинина. Алла сделала вид, что не расслышала. - Я могу идти к себе? - Можете. Оставшись одна, Инга Владимировна немного побродила по комнате, останавливаясь возле окон. Достала мобильник, в десятый раз набрала номер мужа. - Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия… Дубинина отшвырнула аппарат, упала в кресло и постаралась взять себя в руки, как учил психолог. Во дворе послышался приглушенный шелест шин, по потолку проехал отсвет включенных фар. Инга Владимировна вскочила с кресла и побежала к двери. - Андрей! Почему так поздно, я вся извелась! – начала она с порога. Муж бросил портфель на пол. - Меня задержали. - Я звонила в суд! Заседание кончилось в девять! Андрей, не отвечая, пошел на кухню. Открыл холодильник и принялся выгружать на стол замороженные полуфабрикаты, свежие овощи и фрукты, консервы, сыр, ветчину… Инга Владимировна следила за ним широко открытыми глазами: - Зачем так много? – наконец, не выдержала она. - Отнесу в гостевой домик, - объяснил муж. Так назывался небольшой флигель, постро-енный недалеко от хозяйского особняка. - Разве там кто-то есть? – поразилась Инга. Муж не говорил, что ждет гостей. Андрей кивнул. – Кто? - Клиенты, - коротко ответил муж. – Им пока нельзя светиться в городе, так что они по-живут у нас. Предупреди прислугу, чтобы не шлялась во флигель. Еду буду относить сам. Инга Владимировна медленно опустилась на стул, наблюдая за мужем, упаковывающим продукты в большую хозяйственную сумку. - Андрей! Ты связался с бандитами? Муж взглянул на нее так спокойно, что она поразилась. Обычно он терпеть не мог вмеша-тельства в свои адвокатские дела и грубо сажал жену на место. - С чего ты взяла? Как раз наоборот, эти люди прячутся от бандитов. - А мы? – встревожилась Инга Владимировна. – Что будет с нами, если бандиты узнают, где они? - А ты держи язык за зубами и никто ничего не узнает, - ответил муж. Закрыл сумку, снял ее со стола и невольно охнул: тяжеленькая. - Давай открою дверь, - засуетилась Инга Владимировна, подбегая к черному ходу. Рас-пахнула дверь и проводила мужа тревожным взглядом. Андрей подошел к закрытой двери флигеля и поставил сумку перед входом. Вернулся к машине, открыл заднюю дверцу и помог выбраться наружу худенькому пареньку в пере-пачканных джинсах и рваной рубашке. Паренек покачнулся, и муж обхватил его за пояс. Инга Владимировна прикрыла губы ладонью. Раненый! Господи, а что будет, если он ум-рет? Что за напасть обрушилась на их респектабельный благополучный дом? Что происхо-дит с Андреем – всегда таким осторожным и благоразумным? Подобные приключения со-вершенно не в его духе! Снова хлопнула дверца, и с другой стороны машины наружу выбрался мужчина лет три-дцати, такой же перепачканный и взъерошенный как паренек, которого тащил Андрей. Ин-га Владимировна съежилась, словно он мог ее увидеть, и плотнее прикрыла дверь, оставив для наблюдения узенькую щель. - Я могу чем-нибудь помочь? Инга Владимировна поспешно отпрянула назад. За спиной стояла мисс Викерс. Вот толь-ко ее сейчас не хватало! - Я вас, кажется, отпустила, - начала Инга Владимировна, стараясь, чтобы голос не дро-жал. - Я увидела, что приехали гости, и вернулась, - объяснила домоправительница, отбрасывая ненужный акцент. – Кажется, один из них слегка навеселе. Инга Владимировна ухватилась за спасительную подсказку. - Вот именно. И вряд ли ему будет приятно, если завтра об этом будет знать весь дом. Вы меня понимаете? – Домоправительница кивнула, не спуская с хозяйки проницательных глаз. – К флигелю не подходите и прислугу не подпускайте. Гости не хотят никого видеть. - А продукты и уборка? - Сами разберутся, - коротко ответил хозяйка. – Идите спать. Алла покинула кухню. Ее точило смутное ощущение чего-то необычного. В том, что хозяйка подслушивает и подглядывает, ничего необычного нет. Но почему она так нервни-чает? Потому, что гость Андрея Константиновича не держится на ногах? И откуда такая таинственность: явились среди ночи, видеть никого не хотят… Странно все это. Алла выключила свет в своей комнате и подошла к окну. Напротив нее в двадцати шагах мерцали окна гостевого домика. Алле показалось, что двое людей тащат третьего, находя-щегося посередине. Через минуту зажегся свет в спальне, кто-то подошел к окну и припод-нял жалюзи. Алла отпрянула, хотя прекрасно знала, что разглядеть ее в темной комнате невозможно. Обругала себя за мнительность и снова осторожно выглянула наружу. Окно спальни светилось приглушенным ровным светом. Жалюзи были опущены. Павел отогнул пальцем тонкую металлическую планку и взглянул на ярко освещенный хозяй-ский дом. Судьба послала ему слабака (не в обиду ему будь сказано). Андрей был из тех, кого, лег-ко подталкивать по нужной дорожке; белый (азиаты по какой-то причине самые непод-дающиеся), достаточно молодой (старые почти невосприимчивы) и среднего умственного уровня (умным давать мысленный посыл легче всего, глупым - труднее, а умственно от-сталым - невозможно). - Вам нужно что-нибудь еще? – спросил хозяин дома у Павла. Он покачал головой. - Только отдых. Спасибо, Андрей. Новый знакомый бросил встревоженный взгляд на Кузю. - Мне не нравится, что он такой бледный. Может, все-таки вызовем врача? У меня есть хороший знакомый… Павел сконцентрировался и снова заставил себя прорваться в стерильный мозг хозяина дома. Здесь царил образцовый порядок, как в каталоге большой публичной библиотеки. Все разложено по ящичкам и полочкам, очень чисто и аккуратно, никакого беспорядка. Павел побродил между стеллажами, нашел полочку с буквой «В», вытащил карточку со словом «врач» и написал: «Отменить». - Так я пошел, - сказал хозяин дома, забыв, о чем говорил минуту назад. - Спокойной но-чи. - Спокойной ночи, - откликнулся Павел. Провожать хозяина не стал. Упал на широкую кровать рядом с Кузей и мгновенно заснул. Москва, октябрь 2007 года. Понедельник начался хреново: домработница спалила любимую генеральскую рубаш-ку и вовремя не накрыла на стол. Ермаков поворчав, отправился в офис и обнаружил, что там его ждет настоящий завал. В компьютере скопилась уйма корреспонденции, а в прием-ной дожидалась масса народу. Генерал сердечно пожал всем руки, мысленно отмечая, что большинство посетителей ему незнакомо. Естественно. Всеми делами занимался Бортников, от генерала обычно требовалась только подпись в конце грамотно составленного документа. В суть проблем генерал тоже особо не вникал, поэтому не понимал, о чем толкуют посетители. Пришлось делать умное лицо и время от времени вставлять что-нибудь нейтральное, типа «да-да, я помню», «ко-нечно, понимаю». Кое-как выпроводив посетителей, генерал начал работать с корреспонденцией. Перечитал электронную почту, опять-таки почти ничего не понял и отложил это занятие. Побарабанил по столу мясистыми пальцами и подумал: « А незаменимые-то, оказывается, есть. Может вправду… того…согласиться на неравный брак?» Юлька благословения просить не будет: не те времена. Раньше Ермаков держал дочь в ежовых рукавицах с помощью материальных стимулов. Сейчас Юльке на деньги плевать, ей нужна эта балаболка с языком, похожим на крупную терку. Ладно, с языком можно примириться. В конце концов, у парня есть креативная голова и умение убеждать. Лучше Ермакова об этом никто не знает. Год назад Сергей притащил в генеральский кабинет оборванную спившуюся лич-ность, которую представил как бывшего офицера Конторы, служившего в секретном отде-ле. От секретного агента так несло перегаром, что генералу пришлось пересесть поближе к открытому окну. Одет бывший офицер был в жеваные лохмотья, под глазом желтел синяк, давно немытые руки пестрели ссадинами и царапинами. Живописная личность. Ермаков хотел сразу выставить визитера за дверь, но тот вдруг порылся во внутреннем кармане то-го, что когда-то было пиджаком, и достал красную корочку с потускневшим золотым тис-нением. Вообще-то такие корочки можно купить в любом подземном переходе, но генерал сразу понял: это не липа! Корочка была бережно упакована в прозрачный целлофановый пакетик и выглядела не пример лучше своего обладателя. Разворот чистый, странички не захватаны грязными пальцами. Видно, что документ хранили любовно и бережно, как вос-поминание о невозвратном прекрасном прошлом. Генерал сравнил фотографию подтянутого, чисто выбритого мужика с тем, что от него осталось. Кое-какое сходство просматривается. Ермаков переписал фамилию и номер удо-стоверения и вернул корочку обладателю. Тот трясущимися руками упаковал документ в трогательный целлофановый пакетик и снова сунул его за пазуху. - Чем могу служить, коллега? - осведомился Ермаков. Он был зол. Какого черта секретарь притащил к нему это чучело – на опохмелку не хватило, что ли? Глупости, благотворительностью Бортников не занимается и человеколюбием не стра-дает. Если терпит этот кошмарный букет перегара и немытого тела, значит, чует и другой аромат: добычи. Бортников усадил чучело в кресло, щедро плеснул в стакан коллекционный «Мартель» и поднес дорогому гостю. Тот опрокинул коньяк в нечищеную пасть, вытер ладонью губы и поведал генералу потрясающую историю. Секретный отдел, в котором служил спившийся мужик, занимался изучением ано-мальных человеческих способностей. Официально таких людей в природе не существова-ло, но в картотеке отдела за десять лет работы накопились досье на двадцать человек. Это были люди с несомненным проверенным даром. Кто-то обладал способностью к телекине-зу, кто-то читал мысли, кто-то лечил болезни прикосновением рук. Задача перед отделом стояла понятная: люди со сверхспособностями должны служить государству. Телепата, к примеру, планировалось внедрить в состав переговорной делегации – пускай пошарит в иностранных головах, выяснит, о чем они думают на самом деле. Идея практичная, но на пути воплощения возникли трудности: телепат не знал иностранных языков. Ни одного. Чтобы обучить его английскому и немецкому нужно было время, а руководство требовало немедленных результатов. Они тоже люди подотчетные. Внешне «сверхлюди» ничем не отличались от обычных. Выглядели по-разному: кто-то мо-ложе, кто-то старше, кто-то симпатичный, кто-то не очень. Так же как обычные люди, они иногда болели, влюблялись, ссорились, хандрили, капризничали. Все «сверхлюди» имели агентурные клички и «легенду», то есть, работали в обычных советских конторах. Привле-кать к себе внимание им было строжайше запрещено. Но поскольку «человеческий фак-тор» - вещь непредсказуемая, к каждому «сверхчеловеку» был приставлен «опекун». В его задачу входило следить за поведением и настроением подопечного, разрешать мелкие бытовые проблемы. Чучело, которое в советской жизни носило имя «Игорь Сергеевич», надзирало за сверхчеловеком по прозвищу «Зигфрид». Прозвище дали не просто так, а со смыслом. Легендарный немецкий герой, выкупав-шись в крови дракона, обрел дубовую шкуру, которую не брали ни меч, ни копье. Его со-временный тезка также обладал потрясающей пуленепробиваемостью. В него стреляли из разного оружия – от пистолета Макарова до автомата Калашникова, - но пули плавились в воздухе и падали на пол бесформенными свинцовыми плевочками. А еще «Зигфрид» умел останавливать разные механизмы. К примеру, взял и приостановил куранты на Спасской башне, чуть не вызвав всесоюзный катаклизм – по этим часам сверялась вся страна! Вы-ключал пылесосы, двигатели автомобилей, авиамоторы, дизели, и все на расстоянии, не прикасаясь ни к одной кнопке! Занятный был мужик. Сначала Игорь подопечного побаивался, а потом стал презирать. Та-кая сила, – а сам тихий, как мышь. Ходит возле стеночки, опустив голову, чуть ли не на цыпочках, разговаривая, не смотрит в глаза – все время куда-то в сторону. И ужасно боит-ся насекомых. Чтобы довести его до нервного припадка, достаточно показать безобидного маленького паука. Опекуны обязаны знать слабости подопечных, и Игорь добросовестно зафиксировал в досье эту фобию. Хотя главным уязвимым местом сверхлюдей были их близкие. Одинокие «сверхлюди» считались крепкими орешками. Надавить на них было сложно. Игорю повезло. «Зигфрид», так непохожий на легендарного немецкого богатыря, имел же-ну и до смерти обожал малолетнего сыночка. Вообще-то, дети сверхлюдей тоже попадали под прицел: не исключено, что такие способности передаются по наследству. Сынок «Зиг-фрида» в этом смысле пока никак не проявился: может, природа решила отдохнуть, а мо-жет, был слишком маленький. Подопечный Игоря не считался обладателем первостепенного таланта, как, например, те-лепат. Каким образом он может послужить государству? Разве что, устраивая мелкие ди-версии против недружественных стран, регулярно останавливая их главные часы. Однако руководство рассудило иначе. Однажды в отделе появилась громадная живая свинья. Игорь не понял, зачем ее притащили. «Зигфрид» поначалу тоже. А потом начальство вы-звало Игоря к себе и приказало провести эксперимент: остановить свиное сердце. Сердце, ведь, тоже механизм. Вот тут тишайший «Зигфрид» показал характер. Поднял обычно опущенную голову и спросил непривычно резко: - Зачем это нужно? - Затем, - коротко ответил Игорь. Он не задавался подобными вопросами, поступал, как человек военный: приказано – вы-полняй! Хотя в глубине души мелькнула неприятная смутная догадка: свиное сердце очень похоже на человеческое. Некоторые врачи даже предлагают использовать его в качестве имплантата. «Зигфрид» взглянул на свинью. Она стояла в углу большой подвальной камеры, где обычно проводились опасные эксперименты, и жевала картофельные очистки из столовой. Свинья была огромная, неопрятная с мутными маленькими глазками и влажным пятни-стым пятачком. - Я не буду этого делать, - сказал вдруг «Зигфрид». Игорь с изумлением воззрился на не-го. - Что значит «не буду»? Это приказ! - Не буду, и все! - уперся «Зигфрид». Потребовался целый час уговоров, лести и скрытых угроз. Чтобы обломать подопечно-го, пришлось поставить на стол семейное фото, на котором счастливый малыш обнимал за шею мамочку и папочку. Вслух не было произнесено ни слова. «Зигфрид» побледнел и медленно кивнул. К делу приступали несколько раз. «Зигфрид» сильно закусывал нижнюю губу и приклеи-вался к свинье пристальным взглядом. Потом вдруг со стоном ронял голову на руки и ше-потом бормотал «не могу, не могу, это же убийство»… Игорь сочувственно трепал его по плечу, уговаривал не волноваться. «Зигфрид» поднимал голову и снова прицеливался взглядом в жующую свинью. Так повторялось раз пять безо всякого видимого эффекта. А на шестой свинья вдруг пере-стала жевать, хрюкнула и свалилась набок. Судорожно дернула короткими ногами с раз-двоенными копытцами и затихла. Игорь схватил «Зигфрида» за руку: - Молодчина! Поздравляю! «Зигфрид» выдернул ладонь и встал со стула. - Я хочу уйти. Игорь поразился тому, как твердо звучит его голос. Давить на подопечных без нужды стро-го запрещалось, поэтому он проводил «Зигфрида» к выходу, снова попытался пожать ему руку и снова получил отказ. Глаза «Зигфрида» упорно смотрели в сторону. Игорю каза-лось, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать. Вот, дурак! Они, можно ска-зать, вытянули козырной туз! Больше всего Игорь боялся, как бы после успешного эксперимента у него не отобрали перспективного подопечного. Не отобрали. Наоборот, повысили Игорю зарплату до трех-сот шестидесяти рублей, а подопечного перевели из категории «Б» в категорию «А». Это означало множество приятных бытовых льгот: от хорошего денежного поощрения до пере-езда в новую квартиру. Льготы «Зигфрида» не радовали. Похоже, открытие новых способностей подопечного про-сто раздавило. Он как-то разом сдал, начал болеть, на вызовы являлся неохотно, экспери-менты со свиньями повторял после колоссального давления и вообще отбился от рук. Од-нако результаты выдавал потрясающие. Мог остановить свиное сердце, как в первый раз, а мог разорвать его пополам. Начальство пребывало в эйфории, Игорь, наоборот, из этого состояния выходил. Настроение подопечного ему категорически не нравилось. Кризис обозначился после того, как подопечного вывезли на первое большое задание. Игорю подробности не сообщали, но он был не дурак, догадался, что происходит. В одной из африканских стран с богатыми запасами нефти, неожиданно произошел мирный захват власти. Недружественный диктатор скончался от разрыва сердца, а на его место уселся человек, проходивший обучение в Советском Союзе. Началась раздача слонов и подписа-ние выгодных межгосударственных контрактов. Подопечный вернулся из «командировки» постаревший, больной и совершенно седой. Игорь его поначалу не узнал. Когда узнал, постарался успокоить и подбодрить – в конце концов, не на себя работал, на страну! Защищал государственные интересы! «Зигфрид» взглянул ему в лицо больными тусклыми глазами. - Игорь, что ты чувствовал, когда в меня стрелял? Он чуть не подавился от неожиданности. Во-первых, подопечный первый раз назвал его по имени и на «ты». Во-вторых, откуда он мог знать, что экспериментальную стрельбу из укрытия вел именно Игорь, а не какой-нибудь дуболом-охранник? Неужели он еще и телепат? А в-третьих, подопечный задел за живое. Стрелять в него Игорю было очень не-просто, даже страшно. Однако деваться некуда: приказ. Привязываться к «подопечному» опекун не имел права, потому что в случае неповиновения обязан его ликвидировать. - Я же знал, что ты не погибнешь, - ответил он полуправдой. Он действительно знал, что человек, стоявший у противоположной стены подвала, «за-говорен», однако нажимать на курок легче не стало. Всю ночь после «расстрела» Игорь проворочался без сна, раздумывая, как чувствуют себя «палачи» в тюрьмах. Привыкают, наверное. Работа такая. - А если бы знал, что погибну? На этот вопрос Игорь не смог ответить даже самому себе. Поэтому посоветовал подопеч-ному не засорять голову, пойти и напиться. - Рад бы не просыхать, да не могу. У меня больной желудок, - ответил «Зигфрид» совер-шенно серьезно. Игорь поразмыслил и отправился к начальству. Доложил о критическом настроении «по-допечного», выпросил для него отпуск. Семью отправили в Гагры, отдохнуть и подлечить-ся. А когда «Зигфрид» вернулся, его ожидало новое задание – гораздо ответственнее пер-вого. Игоря точили нехорошие предчувствия. Начальство в такие штучки не верило и посовето-вало Игорю не распускать сопли. - Но он на грани срыва! – не удержался Игорь. - Не застрелится! - ответило начальство. Игорь шутку оценил. Действительно, разве может покончить с собой человек, которого не берут ни нож, ни пули? Оказалось, еще как может. «Зигфрид» разогнался на своем ста-реньком «Москвиче» и вписался в кирпичную стену дома, идущего под снос. То, что оста-лось от «сверхчеловека», соскребали со сплющенной приборной доски. Игорь прирос к стулу, составляя бесконечные рапорты, объяснительные записки и другие оправдательные документы. Ничего не помогло: он умер вместе со своим подопечным. Из отдела его уво-лили (нашли стрелочника), а позже уволили из органов. К тому времени Игорь уже крепко выпивал…в общем, катился с горы. Ну, а потом подоспели лихие девяностые, и все стало казаться сном: «сверхлюди» на службе могучей империи, зарплата в триста шестьдесят рублей, ореол силы и власти, который источала потускневшая красная корочка… Тут чучело остановилось, махнуло рукой, и генерал увидел в красных воспаленных гла-зах мутную влагу. Почему-то в этот момент Ермаков почувствовал невыносимый стыд. А почему - сам не понял. Чучелу выдали материальную помощь в размере десяти тысяч рублей и отправили на опо-хмелку. Получив деньги, посетитель мгновенно расцвел радостной чернозубой улыбкой, отдал генералу честь и шмыгнул за дверь. Бортников шире распахнул окно. - Где ты его откопал? - поинтересовался генерал после короткого молчания. - В пивнушке напротив. - И ты ему веришь? - Конечно. Генерал пожал плечами. - Ну, ладно, считай, я тоже поверил. Нам-то он зачем? - У «Зигфрида» был сын, - напомнил секретарь. - И что с того? Бортников с удивлением глянул на генерала. - А вы не понимаете? Наследственность, атаман, наследственность! - Но он сказал, что ребенок никаких способностей не проявлял! - Родители могли научить его скрывать такие вещи! Зам доставал его целый месяц. В итоге Ермаков подписался на поиски неизвестного маль-чишки…то есть, теперь уже взрослого парня. Сергей нашел его в славном городе Сочи и заставил генерала оплатить круглосуточное наблюдение. Ермакову казалось, что все это весьма смахивает на игру в «индейцев», однако Сергей обещал громадные перспективы. Интересно, что может быть перспективного в обычном школьном психологе, в свободное время кодирующем дам от ожирения? Нужно было бросить эту затею, но он снова поддал-ся на уговоры и купил большой загородный участок земли с полуразвалившимся пионер-ским лагерем. Вбухал кучу денег в спецоборудование, и что в итоге? Дырка от бублика! Зазвонил телефон. Генерал снял трубку, сказал усталым тоном: - Слушаю, Анна Ильинична. - К вам юрист господина Августова, - невозмутимо доложила секретарша. Ей эта фами-лия ничего не говорила. У генерала мгновенно пересохло в горле. - Проси, - сказал он, лихорадочно соображая, что от него могло потребоваться такому че-ловеку. Встал навстречу дорогому гостю, обеими руками потряс протянутую руку. Предложил чай, кофе, что-нибудь покрепче. Гость от угощения отказался, разложил перед генералом какие-то бумажки и приступил к делу. - Андрей Денисович хотел бы выкупить ваш загородный участок на Рижском шоссе. Вот рыночная оценка земли, проведенная тремя компаниями. А вот предложение господина Августова. Гость оторвал блокнотный лист и написал на нем цифру с пятью нулями. Подумал и по-ставил рядом перечеркнутую латинскую букву S. Генерал проглотил слюну. - Там есть кое-какая недвижимость, - начал он осторожно. - Вы имеете в виду развалившийся пионерский лагерь? - Я начал делать ремонт… Договорить генерал не успел. Юрист достал из папки копии его соглашений с компа-ниями, делавшими ремонт в подвале, и выложил их на стол. Генерал молча просмотрел каждый лист. Все верно. Ничего не упущено. - Откуда это у вас? - Компьютеры владеют информацией, а мы владеем компьютерами. Мы знаем, что вы за-купили кое-какую профессиональную технику. - Юрист порылся в папке и положил перед генералом еще один лист. - Господин Августов хочет, чтобы все осталось на прежнем мес-те и предлагает вам… Тут юрист замолчал и нарисовал под первой цифрой с пятью нулями еще одну. Достал калькулятор, потыкал пальцем в маленькие кнопочки, складывая цифры, показал итог и замер, выжидательно глядя на генерала. Ермаков перебрал листы, разложенные перед ним. Бросил взгляд на мобильник, ле-жавший на столе. Позвонить бы Сергею, посоветоваться… Он уже доехал, должен быть на связи. - Я хотел бы немного подумать, - сказал он. Юрист сделал жест вежливого огорчения. - Сожалею. Господин Августов ждет немедленного ответа. Если вы откажетесь, он вло-жит деньги в другую недвижимость. Генерал еще раз покосился на телефон. - Вообще-то я не собирался ничего продавать. Сами знаете, земля растет в цене…- Он от-чаянно махнул рукой. – А, ладно! Если Андрею Денисовичу приглянулся этот пейзаж – так тому и быть! На лице собеседника не отразилось никаких чувств: ни удовольствия, ни торжества. Не зря говорят, что в компании миллиардера работают не люди, а андроиды. Юрист достал из папки бланк договора и положил его перед Ермаковым. Генерал нацепил на нос очки. Черт знает, как отреагирует Сергей на продажу «дачи», но ему на это плевать. Во-первых, он сможет вернуть потраченные деньги с процентами, а во-вторых…Августову не отказывают. Ермаков дочитал договор до конца, достал из-за пазухи ручку и поставил внизу аккурат-ную четкую подпись. Московская область, октябрь 2007 года. Алла проверила, как прислуга накрыла стол к обеду и вышла из дома. Прошлась по двору, бросая короткие взгляды на гостевой домик, склонилась над кустами роз, понюхала рас-пустившиеся алые бутоны. Она изнывала от любопытства. Два дня с хозяевами творится что-то неладное. Инга Владимировна внезапно утратила вкус к подслушиванию и подглядыванию, подскакивала от звука хлопнувшей двери и бледнела от любого телефонного звонка. В воскресенье у них не было ни одного гостя, за-то Андрей Константинович провел выходной дома. Такое случилось впервые за те полгода, которые Алла проработала у Дубининых. Утром и вечером хозяин наведывался в гостевой домик с плотно набитыми сумками. Вчера Алла, проходя мимо сумки, быстро ощупала ее бок. Внутри лежало что-то мягкое, наверное, одежда. Выходит, гости прибыли без смены нижнего белья. Очень интересно. Если бы Алла не знала хозяина, то могла бы предположить, что он вписался во что-то незаконное. Но Андрей Константинович был конформист до мозга костей, типичный пред-ставитель городской цивилизации начала двадцать первого века. Он был из тех людей, ко-торые верят в компетенцию специалистов, в здравый смысл и посредничество и в то, что любой вопрос можно разрешить на уровне рациональных аргументов. Ситуацию, в которой мужчина действует на свой страх и риск он готов был допустить…в фильме с участием Сильвестра Сталлоне. Тем не менее, факты упрямая вещь. Хозяин привез ночью двух мужчин, один из которых был то ли пьян, то ли ранен (Алла склонялась ко второму варианту, после того, как увидела в ванной опустошенную аптечку), носил им продукты и одежду и не подпускал к гостям прислугу. Она вышла на дорожку, выложенную крупными гладкими камнями, и пошла по ней, размахивая сорванным листиком. Стоял прекрасный солнечный день уходящего бабьего лета, и Алла нацепила на нос непроницаемые черные очки. Под этим прикрытием было удобно разглядывать флигель. Окно спальни на втором этаже было открыто. Жалюзи, как всегда плотно опущены, но Ал-ле показалось, что между тонкими горизонтальными пластинами возник небольшой про-свет: словно кто-то с обратной стороны наблюдал за ней. Она остановилась и поправила манжету белой рубашки. Подходить к домику опасно: во-первых, хозяева запретили, а во-вторых, кто знает, что за люди там скрываются? Она вы-бросила листик, который держала в руке и повернулась, собираясь вернуться в особняк. - Алла! Сначала она не отреагировала. Кличка «мисс Викерс», плотно прилипшая за полгода, за-ставила ее забыть собственное имя. - Алла! – повторил мужской голос чуть громче и настойчивее. Тут Алла вспомнила, как ее зовут, и страшно перепугалась. Быстро огляделась вокруг, проверяя, не ли поблизости прислуги, и только убедившись, что все чисто, повернулась на голос. Какой-то парень лет тридцати делал ей знаки из окна спальни гостевого домика. Алла сня-ла очки и прищурилась. Яркий солнечный свет слепил глаза, но лицо парня ей показалось знакомым. Правда, откуда она его знает, Алла так и не вспомнила. Она снова оглянулась и быстрым шагом пошла по дорожке, ведущей к гостевому домику. Кто бы ни был этот парень, он должен усвоить одну важную вещь: женщины по имени «Алла» здесь не существует. Она обогнула флигель, взялась за ручку двери и вошла в пустую прихожую. Сверху за-скрипели ступеньки: парень бегом спускался вниз. Сначала Алла увидела замшевые мока-сины, которые Андрей Константинович привез из Праги. Потом нарисовались любимые хозяйские джинсы, купленные на отдыхе в Испании. Над ними - темно-серый пуловер с декоративными замшевыми заплатами на локтях. Незнакомец спустился ниже, и Алла уви-дела симпатичное лицо с темно-карими глазами и обаятельной белозубой улыбкой. - Привет! Алла прикусила дужку очков, озадаченно разглядывая хозяйского гостя. Она его знает – это несомненно, - только откуда? - Мы знакомы? – спросила Алла высушенным тоном мисс Викерс. Улыбка на лице парня медленно погасла. - Ты меня не узнаешь? - Я вас где-то видела, - подтвердила Алла, делая упор на местоимении «вас». – Простите, не могу припомнить, где. Парень погладил отполированные деревянные перила. Его глаза стали печальными. - В городе Сочи, где темные ночи, - сказал он, не глядя на Аллу. - Вообще-то мы жили в одном доме. Ты…то есть, вы во втором подъезде, а я в третьем, угловом. Забыли? Алла тихо ахнула и тут же прикрыла рот рукой. Ну, конечно! Это же сосед, который под-карауливал ее во дворе, чтобы поздороваться! Мама вечно подшучивала над ее робким ухажером! Воспоминания о доме нахлынули неудержимой ностальгической волной. Алла стреми-тельно шагнула к парню, имени которого не помнила, обняла за шею и поцеловала. - Господи, надо же, встретились! В Москве встретились! Парень вдруг отчаянно по-мальчишески покраснел. «А он все еще в меня влюблен», - мелькнула быстрая самодовольная мысль. Алла отодвинулась от бывшего соседа. Его руки, обхватившие ее талию, нехотя разжались. - Ну, рассказывай, - затормошила его Алла. Как бы потактичнее узнать имя ново-го…вернее, старого знакомого? - Давно ты уехал? Что дома делается? Маму видел? Она здорова? Чем ты тут занимаешься? - Уехал…давно, - ответил парень после короткого молчания. – Маму видел, она здорова. А дома все по-старому. Алла мысленно отметила, что один вопрос остался без ответа. Не хочет мальчик рассказы-вать, чем занимается в столице нашей родины. Застенчивый бандит? Очень интересно. - Почему сразу мне не позвонил? – укорила она дружески. – Встретились бы, поговорили. Парень снова покраснел. - Я хотел. Даже телефон твой узнал. - А ну-ка? – не поверила Алла. Парень без запинки отчеканил номер ее мобильника - Ну, надо же! – поразилась Алла. – Наизусть выучил! Так почему не позвонил? Парень пожал плечами. - Да как-то неудобно было. Что бы я тебе сказал? «Здрасти, это Паша». А ты в ответ: «А это кто»? «Паша, - мысленно отметил Алла. - Слава богу, хоть имя узнала». - Ну и спросила бы, - сказала она избалованным тоном победительницы конкурса красо-ты. – А ты бы объяснил, небось, язык бы не отвалился… Она не договорила. Со второго этажа, где находилась спальня, донесся слабый больной го-лос: - Паша… Сосед оглянулся и прикусил губу. - Ты сможешь придти вечером? – спросил он тихо. Алла придвинулась ближе и тоже понизила голос. - Он ранен, да? - Хуже, - отозвался Павел. - Так ты сможешь придти? Нам нужно поговорить. Она взглянула на ручные часики. Обед заканчивается через десять минут, значит, пора возвращаться. Хозяева не любят, когда прислуга шляется без дела. - Андрей Константинович запретил нам подходить к флигелю. - А это кто? Алла широко раскрыла глаза. - Ты серьезно? Хозяин дома, кто же еще! - Ах, да, - спохватился Павел. Алле показалось, что он испугался. – Я не знал, что он Кон-стантинович, поэтому не понял. Не беспокойся, сегодня вечером он сам отправит тебя сю-да. - Шутишь? – не поверила Алла. - Ничуть. Так ты придешь? Хвастун. Алла пожала плечами и поправила прическу. Мелькнула рассеянная мысль: хо-рошо, что она сегодня вымыла голову. - Если хозяин отправит – приду. Если нет, извини. Сказала и впилась глазами в симпатичное лицо напротив: смутится или расстроится? Сосед обрадовался. - Здорово! Во сколько тебе удобно? Алла решила, что пришла пора расставить точки над i. - Видишь ли, Паша, я в этом доме не отпуск провожу. У меня ненормированный рабочий день: с восьми утра и до последнего гостя. Пока все не уйдут – ложиться не имею права. Отлучаться тоже. Поэтому если сегодня кто-нибудь явится, то неизвестно, когда я освобо-жусь. Ну вот, главные слова сказаны. И как отреагирует бывший сосед, узнав, что титулован-ная сочинская красавица перешла в разряд прислуги? Осмелеет и начнет распускать руки? Потеряет к ней интерес? Однако не произошло ни того ни другого. Павел выслушал ее, сдвинув брови, с каким-то напряженным вниманием, а потом похлопал ресницами и спросил: - Значит, ты не высыпаешься? - Мне пора, - сказала Алла, отворачиваясь. Ей стало так жалко себя, что она чуть не разревелась. Черт знает, что с ней происходит. Явился старый безымянный поклонник и разбередил душу нежданной нежностью. Алла взялась за ручку двери, но вдруг остановилась. Две теплые руки неуверенно легли на ее плечи. Алла закрыла глаза и перестала дышать. Только бы не вспугнуть! Павел уткнулся в теплые волосы и поворошил их носом. Так пахнуть может только люби-мая женщина. Об этом смелом поступке он мечтал каждый вечер, ложась в кровать. Закры-вал глаза и рисовал упоительную картину: он обнимает Аллу за плечи, она прижимается щекой к его плечу. Наивная глянцевая литография на стене его снов. Он думал, что мечты останутся мечтами. А они, оказываются, иногда сбываются. - Теперь ты будешь хорошо высыпаться, - пообещал он. - Теперь все будет по-другому. Алла прикусила губу, рванула на себя ручку и выскочила из флигеля. Быстрым шагом преодолела короткую дорожку между двумя домами, остановилась и вытерла мокрые ще-ки. Кашлянула, входя в образ респектабельной англичанки, нацепила на лицо привычную маску и вошла в дом. Московская область, октябрь 2007 года. По лестнице Павел поднимался медленно. Требовалось совершить нечто большее, чем пе-реход из одной точки в другую: стереть с губ идиотскую счастливую ухмылку, погасить блеск в глазах и затолкать поглубже душевную эйфорию. Со внешними признаками сча-стья справился быстро, а вот прихлопнуть душевное ликование не получилось. Поэтому вопрос прозвучал неприлично радостно: - Как ты себя чувствуешь? Кузя приподнялся на локте. Павел сунул ему под голову две подушки, помог лечь удобно. Кузя закрыл глаза, задышал тяжело и часто, как собака в жаркую погоду. Павел покачал головой, взял с тумбочки чистую салфетку и промокнул мокрый горячий лоб. - Мне не нравится твое состояние. Это было мягко сказано. Кузя третий день почти ничего не ел, его непрерывно тошнило. И без того худенькое тело превратилось в мешок с костями. Похоже, у парня сильная инток-сикация. - Мне самому не нравится, - пробормотал Кузя. Он открыл глаза и взглянул на Павла. – Кто-то приходил, или мне померещилось? Павел почувствовал, что краснеет. И когда он избавится от этой глупой мальчишеской привычки? - Я встретил свою знакомую. Мы были соседями в Сочи. - Знакомую? – Кузя снова приподнял голову, но Павел насильно уложил его обратно. – Это ее дом? Мы поэтому здесь оказались, да? Павел встал с кровати и подошел к окну. Раздвинул тонкие металлические жалюзи и попы-тался разглядеть, что происходит в хозяйском особняке. - Почему ты молчишь? – Голос Кузи стал тревожным. – Паш, что ты от меня скрываешь? Где мы? У кого? Павел присел на подоконник. Отсюда ввалившиеся Кузины глаза казались темными, хотя на самом деле были голубыми. - По-моему нам пора поговорить откровенно, - сказал Павел. Кузя нервно шевельнулся. – Беглые узники должны друг другу доверять. А мы живем под одной крышей уже три дня, и до сих пор ничего друг о друге не знаем. Это была чистая правда. За прошедшие дни Кузя несколько раз приставал к Павлу с раз-ными вопросами, типа, где мы оказались, да как мы тут оказались. Павел отвечал уклончи-во, потому что не знал, с кем имеет дело. И еще потому, что товарищ по несчастью откро-венничать не спешил. Конечно, он был болен и слаб, но все-таки осторожность не помеша-ет. Поговорить откровенно следовало еще и потому, что Павел не знал, как долго они смогут пользоваться вынужденным гостеприимством. Здесь, конечно, удобно и комфортно, но ра-но или поздно из дома придется убраться. Куда? - Как ты попал в подвал? – спросил Павел напрямик. Лицо Кузи мгновенно стало замкнутым. - Не помню. Павел разозлился. - Не веришь мне, да? А кто тебя, засранца, вытащил из перевернутой машины? Может, надо было оставить тебя там, где лежал? Почему тебя кололи наркотой? Почему посадили в подвал? Отвечай! Кузя втянул голову в плечи, сверкая затравленным взглядом. - Ничего не знаю. Забыл. Павел стремительно пересек небольшую комнату. Уселся на кровать, наклонился и спро-сил, глядя в испуганные голубые глаза: - Хочешь, напомню? Я могу! Он ворвался в чужой разум как завоеватель в дымящийся город. Кузя слабо вскрикнул, вы-рвал руку и спрятал лицо ладонями. Павел опомнился и остановил вторжение, чувствуя себя последним мерзавцем. Мальчишка и так напуган до смерти – натерпелся, бедняга. Не-удивительно, что он никому не верит. Павел взялся за тонкие кисти с хрупкой выпирающей косточкой и оторвал их от лица. - Ладно, успокойся, не буду, - сказал он, засовывая холодные руки под одеяло. – Ты пой-ми, дурак, мы в одной лодке. Если не договоримся – разойдемся в разные стороны. Угова-ривать тебя мне некогда. Ну, говори правду: у тебя есть…странные способности, да? Кузя задышал часто-часто, глядя в сторону. Теперь и он боится смотреть мне в глаза, по-думал Павел. - Были, - прошелестел Кузя так тихо, что Павел не расслышал. - Что? Он наклонился ближе. - Были, - повторил Кузя шепотом. Одно-единственное слово разбило пуленепробиваемую стену недоверия, и слова пока-тились из него нарастающим снежным комом. Странная судьба выпала мальчику из актерской семьи. Кто, кроме провинциальной ак-трисы, даст своему сыну имечко, похожее на собачью кличку? Конечно, существовало оп-равдание в виде героического исторического персонажа – Кузьмы Минина, - но ребенку-то от этого не легче. Смешным именем Кузю начали дразнить с первого класса, он терпел, по-тому что не мог дать сдачи. В театре к имени относились с умилением, как к возрождению чего-то исконно-посконного. Дело благородное, только Кузя не понимал, почему он дол-жен за него страдать? Театральные дамы называли его не Кузьмой, а «кузнечиком» из-за щуплой конституции. Мать таскала сына на все вечерние спектакли, потому что оставить было не с кем: папаша-актер давно сделал ноги в другой город, где театр был лучше, и зарплата выше. Неизбалованные дети рано становятся самостоятельными. Кузя отчетливо помнил себя с четырех лет: вот он, чихая, слоняется между картонными и гипсовыми декорациями, вот спит на диванчике в маминой гримерке, вот трясется в стареньком театральном автобусе, который везет галдящую компанию «на халтурку». Так назывались спектакли в районных центрах и сельских клубах. Халтурка ему нравилась, потому что благодарные сельские зрители заваливали актеров цветами и вкусно кормили после представления. Но самым благодарным зрителем был, конечно, Кузя. Каждый спектакль он смотрел столько раз, что выучил наизусть реплики всех персонажей и суфлировал с любого места. Он верил в под-линность происходящего так сильно, что всегда поражался, когда убитые герои вставали и выходили на поклон. В трогательных местах Кузя заливался слезами, в смешных – умирал от хохота. Смеяться приходилось чаще, чем плакать: мама исполняла роли характерных героинь (ударение в слове почему-то ставилось на второй слог). Именно она открыла сыну жестокую суть театрального искусства. Как-то раз посреди очень смешной сцены, когда Кузя чуть животик не надорвал, мама подошла к задней кулисе. Едва она повернулась спи-ной к зрителям, ее пластилиновое лицо мгновенно стало сердитым, и мама сказала ровным злым голосом: - Скажите Аньке, что туфли мне малы! Если не найдет другие – на сцену не выйду! После чего тут же повернулась к зрителям с прежней наивной миной и ответила партнеру убийственно смешной репликой. Зал захохотал, а Кузя остолбенел от свалившегося на него открытия. Он вдруг понял: театр - это сплошное притворство. Вообще-то об этом можно было бы догадаться и раньше. Мама, вечером всегда веселая и смешная, утром становилась похожей на Бабу-Ягу. Слонялась по грязной квартире, - нече-саная, неумытая, злая, - и все время искала, к чему бы придраться. Если Кузя долго разма-зывал кашу по тарелке, мама обычно спрашивала: - Сам доешь, или с репрессиями? Кузя торопливо начинал запихивать в рот полные ложки. Он знал, что такое «есть с ре-прессиями». Мама зажимала ему нос двумя пальцами, как прищепкой, а другой рукой держала наготове ложку с кашей. Кузя терпел, сколько мог, но воздух в легких заканчивал-ся, и приходилось открывать рот. Мама тут же запихивала туда ложку, больно стуча по зу-бам. Иногда он давился, и мама сердито хлопала сына по спине: вот неуклюжий поросе-нок! Так что кушать самостоятельно Кузя начал с четырех лет. Репрессии? «Нет уж, благо-дарю покорно», - как отвечали персонажи в пьесах Чехова. Летом у театра начинался гастрольный сезон. Время, когда нормальные дети бегают во дворе, играют в футбол или купаются в море, Кузя проводил в поездах дальнего следова-ния. Ездили в плацкарте – на купейные места у администрации не было денег. В вагоне невыносимо воняло туалетом, мимо все время сновали какие-то люди с огромными сумка-ми, полки были узкие и твердые, а проводники общались с пассажирами исключительно лаем. Потом были ночи в «клоповниках», то есть в самых дешевых городских гостиницах, где вместо стенок - фанерные перегородки, вода идет по прихоти судьбы, а просыпаться ночью приходится потому, что в номер ломятся пьяные мужики. Тогда Кузя понял, как сильно он ненавидит театр и все, что с ним связано. И еще понял, что думать о будущем придется самостоятельно, надежда на маму плохая. Она тяжело и некрасиво старела, и от этого становилась еще злее, чем раньше. Он добросовестно и хорошо учился. Учителя в глаза Кузю хвалили, за глаза поража-лись – и как мальчику удается выжить в таком бардаке? Жалостливое отношение Кузю раздражало, и он отвечал на него единственно возможным способом: всегда являлся в школу чистым и отутюженным, а четверки перестал получать с третьего класса. Его по-прежнему дразнили за дурацкое имя и за отличные оценки, и Кузя начал понимать: в этой жизни нужно уметь давать сдачи. Он пробовал записаться в школьную секцию самбо, но тренер, ощупав руки с хрупкой костью, сочувственно похлопал Кузю по спине и отправил домой. Тогда он первый раз плакал ночью, зажимая рот подушкой, - печальный признак взросления. Он еще не знал, что шутники-боги, посоветовавшись, решили сделать трина-дцатилетнему пацану неожиданный подарок. Все произошло в период, который называется «половым созреванием». Жуткое время, о котором Кузя не мог вспоминать без отвращения. Во-первых, он неожиданно начал мо-читься ночью в постель – безобразие, которое Кузя не позволял себе с двухлетнего возрас-та. Во-вторых, на лице появились жуткие прыщи. В-третьих, настроение начало скакать, как у мамы: вечером одно, утром другое, днем – третье. Ему беспричинно хотелось плакать или смеяться, сны напоминали яркие тревожные галлюцинации, а однажды утром Кузя об-наружил на простыне странное пятно, непохожее на мочу. Он содрал простыню с матраса и принюхался: пятно пахло хлоркой. Кузя подумал, что это симптом какой-то неизвестной науке болезни и ужасно перепугался. Он бросился к маме с простыней в протянутых руках, потому что больше бежать было не к кому. Мама еще спала. Кузя растолкал ее и, рыдая, объяснил, что умирает. Мама слушала, хлопая красными глазами с расплывшейся тушью: она редко умывалась на ночь. А когда Кузя сунул ей под нос простыню с засохшим пят-ном, мама вдруг разозлилась и отшвырнула его от себя. - Не смей совать мне в лицо всякую гадость! - крикнула она. Брезгливо скривила лицо и неожиданно добавила: - Папочкин сын. Кузя сидел на полу и хлопал глазами. Как ни странно, мамина реакция его успокоила. Если она смотрит на него с таким отвращением и не тащит к врачу, значит, знает, - ничего страшного не произошло. Объяснить сыну, что с ним происходит, мать не потрудилась. Отвернулась лицом к стене и велела: - Убирайся в школу. Кузя поднялся с пола, взял скомканную простыню с таинственным пятном и тихонько вы-шел из комнаты. Неделя ушла на то, чтобы окольными путями разобраться, что к чему. Кузя ловил раз-говоры старшеклассников в школьных коридорах и записался в библиотеку, где читал ис-ключительно медицинские журналы. Когда разобрался, жутко разозлился на мать за чувст-во стыда и вины, которое она в нем поселила. Он считал себя каким-то прокаженным, а дело оказывается, совершенно естественное, все мальчишки через это проходят. Он шел из библиотеки домой, опустив голову, и раздумывал, что будет делать после шко-лы. Не сегодня, а вообще. Куда лучше поступить, чтобы обрести надежную профессию, которая будет его кормить, и не будет зависеть от прихотей судьбы. Стоял теплый весен-ний день, улица была полна гуляющих людей. Здоровенный башенный кран за забором крутил длинной железной пастью, в которой был зажат стальной трос с подвешенными бетонными блоками. Кузя остановился посмотреть. Здесь всегда кипела жизнь, а работа была интересной и разнообразной. Хочешь - води экскаватор, хочешь – озирай город из маленькой кабинки башенного крана, хочешь – ровно укладывай кирпичи, смазывая их це-ментом, как гигантские зубодробильные бутерброды. Кузя отодвинул доску в заборе и нырнул в образовавшуюся дырку. Уселся на пригорок неподалеку от суетящихся людей и принялся наблюдать за бодрой возней. На него никто не обращал внимания. Строители торопились сдать объект, поэтому работа-ли ударными темпами. Кран вертел башкой, как заведенный, перенося с места на место тя-желые бетонные блоки, сложенные стопкой. Прочные металлические тросы скрипели от напряжения. Вдруг строитель, стоявший неподалеку от Кузи, задрал голову и шарахнулся в сторону с громким воплем: - Атас, братва! Трос лопнул! Кузя вскочил и заметался, пытаясь увильнуть от неведомой опасности. Тяжелая бетонная плита рухнула на землю в десяти шагах от него. Люди носились по стройке, как угорелые, поэтому Кузя не увидел, что произошло. И лишь когда услышал страшный нечеловеческий крик, понял: кому-то сегодня не повезло. Он бегом кинулся к плите, лежавшей на земле с проросшей молодой травой. Только сейчас трава почему-то стала красной. Кузя обошел плиту и увидел человека, прижатого к земле чудовищным весом. Он упал в яму, выкопанную накануне, и это спасло ему жизнь. Однако плита с трещиной посередине проседала все сильнее, вдавливая несчастного в землю. Пе-рекошенное морщинистое лицо мужчины багровело на глазах: - Помогите, - прохрипел строитель. Его каска валялась в нескольких шагах от плиты, се-дые волосы трепал ветер. Чья-то рука отбросила Кузю в сторону. Строители собрались вокруг треснувшей плиты и взялись за края: - Три, четыре, взяли! Спина ближайшего мужчины буквально затрещала, однако поднять тяжелый блок не вы-шло. Строители выпрямились. - Нужно обвязать ее тросом и поднять краном. - Он задохнется, пока мы будем возиться. Придавленный испустил душераздирающий вопль, который заставил всех вздрогнуть: - Братцы, не оставьте! Давит! А-а-а!.... Кузя зажал уши, краем глаза наблюдая за тщетными попытками мужчин поднять прокля-тую плиту. Седой строитель вопил так, что через забор начали заглядывать любопытные. Кто-то кричал, что нужно вызвать милицию, кто-то про «Скорую помощь», рыдали жен-щины и, перекрывая весь этот гвалт, несся душераздирающий человеческий вопль: - Помогите, задыхаюсь! А-а-а!... В этот момент все и произошло. «Я хочу, чтобы этот человек освободился», - подумал Кузя. Вообще-то это была не про-сто мысль. Это было бешеное сумасшедшее желание, которое зажгло внутри костер. Из груди вылетел громадный огненный шар, похожий на протуберанец, и с размаху ударил в плиту. Она встала на дыбы, как конь, перевернулась и упала на землю, но уже с другой стороны ямы. Земля гулко завибрировала. Освобожденный строитель уронил седую голо-ву на ярко-алую траву и зарыдал. Его правая рука превратилась в фарш, смешанный с ос-колками кости. Кузя не стал дожидаться, что будет дальше. Примчался домой, бросил портфель в прихо-жей и закрылся в своей комнате. Его трясло от возбуждения и восторга: «Неужели это сде-лал я?» Когда он немного успокоился, в душу закралось сомнение. Сотворил ли он чудо, или про-сто стал его свидетелем, вот в чем вопрос. Требовалось во всем убедиться еще раз. Кузя нацелился взглядом в старую стеклянную вазу, стоявшую на шкафу: «Разбейся!» - приказал он, чувствуя, как в груди закипает лава. Раздался оглушительный треск, будто взорвалась небольшая стеклянная бомба, стекло мелкими брызгами разлете-лось по комнате, а один зловредный осколок оцарапал его щеку. Дверь тут же распахнулась, в комнату ворвалась мама. Одним взглядом оценила обстанов-ку и дала сыну смачную оплеуху. - Наказание, а не ребенок! Слон в посудной лавке! Ты и до люстры дотянешься, если при-спичит! Кузя не успел себя сдержать. Неведомая сила рванулась наружу, мама взлетела над полом и унеслась в прихожую спиной вперед, как снаряд из катапульты. Стукнулась о стенку и свалилась на пол. Кузя выскочил следом. Его трясло от страха и ощущения вины. Мама сидела на полу возле стены, раскинув ноги в разные стороны. Одна тапка каким-то чудом держалась на ноге, вторая слетела по дороге. Кузя присел рядом, спросил дрожащим голосом. - Ты сильно ударилась? Мама потрясла головой, как лошадь. Ее глаза стали изумленными. - Что это было? Кузя рассказал все с самого начала. Мама слушала про лопнувший трос очень вниматель-но, не перебивая, не поправляя задравшуюся полу халата. Кузя говорил, стараясь не смот-реть на оголившиеся до трусов ноги в рваных чулках Когда он закончил, мама тяжело под-нялась и ушла в свою комнату. Вернулась через десять минут, причесанная, прилично оде-тая, взяла сумочку и сказала: - Схожу, проверю. Если соврал – берегись. Неделю будешь пол языком мыть. Хлопнула дверь. Кузя посидел на корточках еще немного, а потом пошел на кухню взял веник с совком и начал собирать осколки в своей комнате. Мама вернулась через час с полной сумкой. Выложила на кухонный стол коробку торта, достала бутылку портвейна и позвала сына: - Иди обедать! Кузя опасливо присел на краешек стула. Что означает этот неожиданный поворот в мами-ном настроении, он не знал. Так они и пообедали: Кузя чаем с тортом, мама портвейном с тортом. Допив бутылку, мама поставила ее под раковину и произнесла загадочную фразу: - Вот и на нашей улице праздник. Кузя ничего не понял. День был обычный, будний, и вообще в ближайшее время никаких красных дат в календаре не намечалось. Мама ничего объяснять не стала, прижгла сыну царапину на щеке (невиданная забота!), и отправилась спать, велев Кузе сделать уроки и разбудить ее в семь часов. Проснувшись вечером, мама принарядилась и велела Кузе собираться: они идут гулять. Кузя остолбенел. Когда у мамы нет спектаклей, она уходит по вечерам одна и возвращает-ся очень поздно, когда он уже спит. - Долго мне ждать! – прикрикнула мама, и вдруг испуганно осеклась. - Прости, пожалуй-ста,- сказала она тоном пай-девочки из какого-то спектакля. - Я хотела сказать, поторопись, а то опоздаем. В этот момент Кузя понял, какой подарок сделали ему боги. Он больше не беззащитный слепой котенок, которого может пнуть любой желающий. Он – сила, с которой придется считаться. Кузя неторопливо облачился в отглаженную рубашку с выходными брюками и вышел в коридор. Мама ждала его у дверей. Пропустила вперед и пошла следом за сыном на улицу. По дороге Кузю точило любопытство: куда они идут? В кафе? В кино? А, может, в парк с аттракционами? Оказалось, что идут они в ювелирный магазин. Мама подвела его к улич-ной витрине, где за пуленепробиваемым стеклом переливались сверкающие кольца, цепоч-ки и броши, и спросила: - Нравится? В ее голосе звучал самый настоящий не театральный восторг. Кузя бросил на маму корот-кий взгляд и нахмурился. Он был неглупый мальчик и догадался, что последует дальше. - Почему другим можно носить такую красоту, а мне нельзя? И снова Кузя поразился страстной искренней интонации, с которой это было сказано. Он не нашелся, что ответить. Больше они об этом не говорили, но Кузя почему-то часто слонялся рядом с ювелирным магазином. Осматривался, прикидывал, сколько времени у него останется после того, как сработает сигнализация. Он не признавался самому себе, что уже все решил. Почему? По-тому, что хотел, чтобы мама его любила. Ну и конечно потому, что не терпелось испытать силу, таящуюся внутри. Как все произошло, он помнил плохо. Может потому, что было темно, может, потому, что было страшно. Мощный огненный снаряд разнес толстое стекло как фарфоровую чашку, и почти тут же раздался оглушительный дребезжащий перезвон. Кузя дрожащими руками выгреб с черного бархата сверкающие безделушки, перебежал через дорогу и забрался в давно облюбованное убежище: бочку с цементом, забытую строителями после ремонтных работ на перекрестке. Цемента в бочке уже не было, поэтому Кузя прихватил с собой кусок мятой серой ткани. В темноте она смотрелась так, как нужно. Милицейский наряд приехал очень быстро, это Кузя увидел в маленькую дырочку, кото-рую сам прокрутил накануне. До него донесся вой милицейской сирены, смешанный с дре-безжанием сигнализации, потом все стихло. Слышны были только возбужденные челове-ческие голоса и басистый собачий лай. Кузя напрягся. Про собаку он подумал заранее, по-этому хорошенько смазал подошвы черным перцем. Кузя прочитал в одном детективе, что запах перца отбивает у собак нюх. Он сидел в бочке, не смея шевельнуться. Собака – здоровенная черно-серая овчарка, - по-петляла, попетляла вокруг магазина, а потом уселась на асфальт, коротко чихнула и по-терла лапой влажный черный нос. Кузя тихонько усмехнулся: оказывается, в детективах пишут правду! Тело затекло, скрюченные ноги болели, но он терпел до самого утра, пока не стало светло, а улицу не заполнили люди, идущие на работу. Только тогда он выпрыг-нул из бочки и сразу упал на колено: правая нога совершенно утратила чувствительность. Пришлось сесть на тротуар и помассировать икру, а заодно хорошенько осмотреться. Милицейское оцепление вокруг разгромленной витрины не сняли, но теперь здесь дежури-ли не оперативники с собаками, а обычные постовые. Люди замедляли шаг, с любопытст-вом разглядывая то, что осталось от несокрушимого стекла, шептались об ограблении года. Кузя услышал версий шесть, одну фантастичнее другой. Он держал руку за пазухой, ощу-щая успокоительный холод золота и драгоценных камней, и думал: «Я могу все». Когда он пришел домой, мама еще спала. Кузя разложил на постели сверкающие безде-лушки, вернулся к себе, упал на кровать и заснул. Проснулся он от непривычного ощуще-ния: будто кто-то поцеловал его в щеку. Кузя приоткрыл глаза и увидел, как мама на цы-почках выходит из комнаты. Он перевернулся на другой бок и уснул крепче прежнего. Мамин поцелуй подтвердил: он все сделал правильно. Счастье длилось целую неделю. Торты и мороженое появлялись на столе ежедневно, день-ги на карманные расходы выдавались по первому требованию, а самое главное, мама пере-стала ругаться, помолодела и расцвела. Вечером она надевала на себя все украденные дра-гоценности, включала телевизор, и они с Кузей умирали от хохота, слушая, как оправды-ваются немолодые дяденьки в погонах. Через неделю у них кончились деньги. Из театра мама уволилась, а сбережений на книжке было не так уж много. Мама взяла золотой браслетик, покрытый сверкающими камешками, сказала «скоро вернусь», и ушла навсегда. Ее арестовали прямо на рынке, где она пыталась продать браслет хорошо одетой даме – загримированной оперативнице. Кузю несколько дней таскали на допросы. Расспрашивали, что за мужчины приходили в дом, сможет ли он их описать. Он честно ответил, что мужчин в доме не видел, магазин ограбил сам, без посторонней помощи. Следователь переглянулся с мужиками за соседни-ми столами и предложил Кузе рассказать, как он это сделал. Кузя рассказал. Мужики, си-девшие в кабинете, оглушительно расхохотались, а следователь потрепал его по щеке: - Фантазия у тебя, братан… Прям как из вулкана прет. - Он протянул Кузе конфету. – А вообще ты молодец, что мать выгораживаешь. Только она уже во всем призналась. Кузя хотел расколотить стеклянный графин на подоконнике, но вовремя опомнился и по-просился на свидание с матерью. Они увиделись в небольшой комнате, где стоял стол и два стула, маленькое окно был забрано решеткой, а за дверью расхаживал охранник с автома-том наперевес. - Молчи, понял? – сказала мать. – И не светись понапрасну. Много мне не дадут, скоро вернусь обратно. Зато и заживем же мы с тобой!... Мать закатила глаза под лоб и улыбнулась. Такой Кузя ее и запомнил. Опека определила его в интернат. Жизнь в детской общаге была не сахар, но Кузя быстро научил себя уважать. Он помнил, что мама велела не светиться, поэтому действовал испод-тишка. Очень скоро дети и воспитатели заметили: стоит обидеть Кузю, как неизбежно на-ступает расплата. На одного пацана свалился стеклянный плафон люстры, на другого оп-рокинулась тарелка с горячим супом, а еще один интернатский бандит вообще угодил в больницу. Когда он умывался, зеркало над раковиной вдруг треснуло и выстрелило в него бесчисленными колючими осколками. Лицо превратилось в сплошную кровавую рану, оказался поврежденным правый глаз. После этого случая с Кузей предпочитали не связы-ваться. Через год Кузю вызвала заведующая и, пряча глаза, тихим соболезнующим голосом сооб-щила о смерти матери. Кузя остолбенел. Мама не могла так поступить! Она обещала вер-нуться! Но он стал скрытным мальчиком и ничем не выдал своих чувств. - Как это произошло? - Туберкулез, - ответила заведующая. – Знаешь, что это такое? Кузя промолчал, перебирая пальцами край рубашки. Он все еще пребывал в шоке, и не хо-тел, чтобы его слабость заметили. - Зато у меня есть еще одна новость, хорошая, - продолжала заведующая. - Тебя разыски-вает твой дядя. Он очень богатый и добрый. У него нет детей, и он хочет забрать тебя к се-бе. Кузя поднял опущенную голову. - Дядя? – переспросил он с недоумением. - Дядя, - подтвердила заведующая. – У твоего папы был брат, они поссорились, и много лет не общались. Мы разыскали твоего дядю и рассказали, что произошло. Он очень хочет с тобой увидеться. – Заведующая помолчала и спросила: - А ты хочешь? Кузя пожал плечами. Теперь ему было все равно. Чтобы познакомиться с дядей, пришлось ехать в Москву. Дядя оказался хилый, болезнен-ный и к передвижениям неспособный. Тем не менее, они быстро нашли общий язык и под-ружились. Дядя был мужик спокойный, понимающий, и не разводил соплей на ровном месте. Племяннику сказал сразу: сюсюкать не буду, папу с мамой никто не заменит. Но ес-ли тебе нужен друг – вот он я. Дядя дал племяннику хорошее образование, а после окончания университета пристроил юристом в собственный банк. Кузя раздумывал: рассказать дяде о странном даре, который ему преподнесла судьба, или лучше не будить лихо? Сначала решил не светиться, как при-казывала мама, а потом не выдержал и все рассказал. Дядя отнесся к рассказу разумно. Охать-ахать не стал, демонстрации силы не потребовал - поверил на слово. Одобрил ма-мин совет, объяснил, что спокойная обеспеченная жизнь гораздо приятнее чаепития на склоне вулкана. Кузя согласился. Конечно, все эти годы он тайком испытывал силу, си-девшую внутри, но делал это очень осторожно. Кто и каким образом догадался о его даре – понятия не имеет. Все произошло в день его рождения. Двадцатипятилетие – маленький юбилей, и дядя закатил банкет в ресторане. Собрались работники банка и немногие друзья дома. Когда Кузя вышел в туалет, его вы-рубили электрошокером. Очнулся уже в подвале. Стекол нет, стены толстенные, дверь – как на атомной подлодке. Он бы справился и с такой дверью, но его постоянно кололи чем-то отвратительным, лишающим силы. В комнату не заходили, стреляли из укрытия шпри-цами со снотворными. Кузя мгновенно вырубался, а когда приходил в себя – обнаруживал на руке еще один укол. Пробовал атаковать дверь огненными шарами, но от истощения сразу изнемогал и впадал в прострацию. В общем, почти ничего не помнит до того момен-та, когда Павел вытащил его из перевернутой машины. Вот и вся лайф стори. Кузя закрыл глаза и откинулся на подушку. Его лицо было мокрым. Теперь Павел точно знал, кто был вторым узником замка Иф. Московская область, октябрь 2007 года. Обед прошел как обычно в последнее время. Инга Владимировна почти ничего не ела, зато с удвоенным усердием налегала на сухое кипрское вино. Андрей Константинович держался с невозмутимым спокойствием, которое поражало Аллу гораздо сильнее, чем нервная взвинченность его жены. С хозяином творилось что-то странное, непонятное, подозритель-ное. Человек, помешанный на собственном благополучии, не может пребывать в несокру-шимом душевном спокойствии, вписавшись в неприятную историю! А то, что история не-приятная, сомнений нет – откуда, иначе, у гостей такая власть над хозяевами? Об этом на-чала догадываться остальная прислуга. Шептались, перемигивались, кивая на флигель, приближаться к которому запрещено под страхом немедленного увольнения. С появлением мисс Викерс разговоры немедленно смолкали. Алла вела себя как обычно: требовательно и строго, пересудов не замечала. Но терзалась любопытством не меньше, а даже больше, чем прежде. Особенно после того, как Андрей Константинович, вернувшись из флигеля, вызвал Аллу в гостиную и объявил: - На сегодня вы свободны. Алла взглянула на часы. Половина седьмого. Через полчаса стол начнут накрывать к ужи-ну. - А ужин? - Сами справятся. Кстати, мисс Викерс, я бы просил заглянуть вас к нашим гостям. Про-следите, чтобы у них было все необходимое, и вообще возьмите их под свою опеку. Хо-рошо? - Конечно, - изумленно откликнулась Алла. Павел-то оказался не пустым болтуном, коих в большом городе – сотни тысяч! – Я могу идти? - Идите, - отпустил Андрей Константинович. Распахнув дверь гостиной, она чуть не съездила по ушам Инги Владимировны. Хозяйка мгновенно разогнулась. Смущенной она не выглядела. Скорее, испуганной. - Аллочка, умоляю вас, ни слова остальным, - зашептала она, схватив Аллу за руку. Алла снова чуть не упала от удивления: первый раз за полгода хозяйка назвала ее настоящим именем, а не унизительной псевдоанглийской кличкой! - Дорогая, посмотрите, что это за люди. Может, как-нибудь намекнуть им, что пора и честь знать? Я уже вторую ночь спать не могу! - Я посмотрю, что можно сделать, - пообещала Алла. Она набросила на плечи легкую ангоровую шаль, посмотрела в зеркало, поправила прическу и вышла из дома. На сад уже упала предвечерняя тень, прохладный воздух осту-дил горячие щеки. Алла прошлась по дорожке взад-вперед, скользя вокруг взглядом из-под черных очков: не прилип ли кто-нибудь к окнам, отслеживая передвижения занудной мисс? Прислуга была занята ужином. Прежде чем отправиться к гостевому флигелю, Алла присела на качающийся диванчик под тентом и попыталась выстроить разворошенные мысли. Итак, рядом появился человек из милой сердцу прошлой сочинской жизни. Причем, не просто «человек», а влюбленный мужчина. Оказавшись в Москве, он каким-то образом разузнал номер ее мобильника, но позвонить так и не осмелился. О чем это говорит? О застенчивости, странной в зрелом возрасте. А застенчивость, как известно, одно из кос-венных доказательств влюбленности. Она ждала встречных вопросов, вытягивания под-робностей, осуждения, а вместо этого встретила понимание и молчаливое участие. Отсюда возникает другой вопрос: как Алла относится к такому повороту событий? «Хорошо отношусь», - ответила она, не раздумывая. Два года шоколадной столичной жиз-ни заставили ее так изголодаться по нормальному человеческому теплу, - не говоря уж о надежном мужском плече, которое давно стало атрибутикой дамских романов, - что и ска-зать невозможно. Странно, что раньше Алла не обращала на него внимания. Дура она была раньше, вот что. Нельзя сказать, что за прошедшие два года Алла была обделена мужским внимани-ем. Пара школьных коллег строила ей глазки, однако один коллега был прочно и безна-дежно женат (трое детей!), а второй производил неприятное впечатление из-за обильного количества масла в глазах. Алла сунулась, было, в пару брачных агентств, но быстро поня-ла: конторы - сплошное кидалово. Где-то клиенток доили, обещая в ближайшем будущем неземную любовь и законный брак с состоятельным иностранцем, где-то предлагали под-работать на ниве эскорт услуг. Встречались ей откровенные мужчины, которые предлагали приятно скоротать вечерок, но Аллу от таких предложений мутило. Ей хотелось того же, чего хочется большинству женщин: романтики, надежности, тепла, ощущения бережной силы, исходящей от самого слова – «мужчина», а не тупого скотского «перепихона» в съемной халупе с тараканами. Кстати о силе. Павел явно имеет какое-то влияние на Андрея Константиновича. Сказал, что хозяин отправит ее вечером во флигель – и не соврал. Сказал, что Алла начнет нор-мально высыпаться – и снова попал в точку. Чтобы хозяева отпустили высокооплачивае-мую домработницу в половине седьмого вечера!... Ничего подобного Алла вспомнить не могла. Обычно она ложилась часа в два, а в восемь снова была на ногах: контролировала, как прислуга накрывает стол для хозяина. Андрей Константинович в отличие от жены вставал очень рано, но и ложился не позже десяти. Извинялся перед гостями, говорил, «дела», и уходил в свою комнату. Алла себе такой роскоши позволить не могла и страшно завидовала. Даже научилась спать, сидя на стуле в ожидании, когда разъедутся пьяные без-дельники, и заспанная уборщица наведет в комнатах внешний лоск. Алла поежилась и взглянула на часы. Надо же, как незаметно летит время, когда заду-маешься о чем-то важном, - почти половина восьмого! Осеннее солнце медленно сползало с небес, сад накрыла полупрозрачная сиреневая дымка. В прихожей флигеля зажегся свет, еще ненужный в это время. Алла восприняла это как призыв, поднялась со скамейки и на-правилась к гостевому домику. Она тихонько постучала в дверь. С обратной стороны донеслись торопливые шаги. Не идет, а бежит, поняла Алла, и эта мысль снова согрела душу. Павел распахнул дверь и отступил в глубину прихожей. Не обнимет, поняла Алла, испы-тывая странную смесь сожаления и облегчения. Быстрое сближение не входило в ее планы. Хотелось потянуть время и насладиться самым приятным периодом в отношениях мужчи-ны и женщины: конфетно-букетным. Флигель хозяева выстроили недавно, полтора года назад, специально для визитов род-ственников из провинции. Домик был небольшой, наверху две спальни и ванная, внизу – прихожая, гостиная, небольшая кухонька и совмещенный санузел. Скромные размеры фли-геля диктовали цены на «золотую» московскую землю. Весь дом с обстановкой, к примеру, обошелся хозяевам вдвое дешевле, чем земля под ним. - Так и будем тут стоять? – спросила Алла. Она начала ощущать неловкость под настой-чивым взглядом сочинского соседа. Павел смутился и переступил с ноги на ногу. - Ты еще не ужинала? – спросил он, разглядывая замшевые мокасины Андрея Констан-тиновича. Алла вдруг поняла, что ужасно голодна. - И не обедала, - сказала она честно. Павел поднял голову и улыбнулся. Улыбка разрядила напряжение. - Хочешь, накормлю? - Хочу, - ответила Алла, все больше располагаясь к Павлу. Улыбка у него просто чудная: искренняя и немного неуверенная, словно боится, что от-толкнут. Никакой он не бандит. Бандиты так не улыбаются. Павел помог гостье снять ангоровую шаль и усадил ее на высокий табурет с низень-кой спинкой. Открыв холодильник, он достал оттуда сырые отбивные, овощи и зелень, вытащил из морозилки цветную капусту в сухарях. - Тебе помочь? – спросила Алла скорее из любопытства, чем из вежливости. - Сам справлюсь. – Павел разогрел оливковое масло, ловко обвалял отбивные в сухарях и бросил их на сковородку. – Лучше рассказывай, как ты тут жила все это время. Я ведь о тебе ничего не знаю. - Он подумал и поправился: - Почти ничего. «А он совсем неизбалован женским вниманием», - подумала Алла, наблюдая, как ловко Павел режет помидоры, крошит зелень, очищает репчатый лук, поставив перед собой со-лонку, чтобы не слезились глаза. Эта мысль тоже была приятной. - Ничего интересного в моей жизни не происходит, - сказала она. – Работаю, как видишь. Павел сунул замороженную капусту в разогретую духовку, перевернул отбивные и сел на-против нее. Подпер щеку ладонью и снова принялся разглядывать Аллу. Обычно она зли-лась, когда на нее смотрели вот так, в упор, но это был удивительно приятный взгляд: жад-ный и бессознательно нежный. - А ты изменился, - сказала она просто, чтобы что-то сказать. Можно подумать, она пом-нит, как он выглядел два года назад. «Господи, я волнуюсь, как девчонка!» - подумала Алла. - Ты тоже. - Постарела? – спросила она с горечью. Павел удивился. - Кто тебе сказал? Просто ты стала очень…- он поискал слова, разглядывая ее лицо -… очень стильной. - А это? – спросила Алла, проводя двумя пальцами по наметившейся носогубной складке. Павел наклонился. Алла почувствовала слабый запах туалетной воды. Приятный. - Что там такое? – спросил он после минутного молчания. – Ничего не вижу! Не врет! Она быстро поцеловала настоящего джентльмена в гладкую щеку. И тут же спо-хватилась: - Горят, горят! Павел бросился к плите. Приподнял крышку сковородки, заглянул в духовку. Вообще-то никакого запаха гари Алла не ощущала, просто ей не хотелось, чтобы этот поцелуй – вто-рой за день, - был неправильно понят. Павел понял правильно, потому что больше не сму-щал ее пристальными взглядами. Он быстро накрыл на стол, достал из холодильника бу-тылку красного вина, протер полотенцем хрустальные бокалы. Алла снова предложила свою помощь, но он покачал головой. - Ты моя гостья. Отдыхай. Ели неторопливо, изредка обмениваясь воспоминаниями о соседях. Тихонько бубнил маленький кухонный телевизор, но они не обращали на него внимания. Главную прелесть ужина составляли маленькие волнующие детали, которые трудно описать словами: взгляды исподлобья, быстро отводящиеся в сторону, легкая бессознательная полуулыбка, поспеш-ные извинения, если пальцы одновременно прикоснутся к солонке или салатнице, корот-кое неловкое молчание…. В общем, все восхитительные мелочи, которые выдают по-настоящему влюбленного мужчину с головой. - Ты женат? Павел остановил вилку с кусочком мяса на полпути ко рту. - Нет, - удивился он. – С чего ты взяла? Алла успокоилась: она терпеть не могла браконьерствовать в чужих угодьях. Взяла запо-тевший от холода бокал, отпила глоток темно-бордового вина. Ее взгляд, бесцельно блуж-давший по кухне, упал на экран телевизора. Алла вскрикнула и выронила бокал. Он разле-телся с печальным звоном, по плиточному полу растеклась кровавая лужица. Павел обернулся. Экран заполнила его фотография. - Просим всех, кто знает о местонахождении этого человека сообщить по следующим те-лефонам, - продолжал диктор свою речь, начало которой они пропустили. Под фотографией нарисовались столбики цифр. Три номера Павлу были незнакомы, а один он знал очень хорошо: это был номер личной приемной Юргенса. - За любые сведения, способные помочь найти этого человека, будет выплачено возна-граждение размером в пятьдесят тысяч долларов… Павел отобрал у Аллы пульт и выключил телевизор. Алла смотрела на Павла широко раскрытыми глазами. Пятьдесят тысяч долларов! Господи, что же нужно натворить, чтобы за твою голову объявили такую награду! Она вспомнила недавнее ограбление инкассаторской машины и тихо спросила: - Паш, во что ты вляпался? - Я не сделал ничего плохого, - сказал Павел, глядя ей прямо в глаза. - Объяснять ничего не буду. Если ты мне не веришь… Он не договорил, просто коротко кивнул в сторону двери. Алла немножко помолчала, раз-глядывая его хмурое потемневшее лицо, а потом сползла со стула, достала из-под ракови-ны веник и начала собирать осколки. Убирая, она искоса поглядывала на мужчину за сто-лом. Павел сидел, не шевелясь, только его пальцы непрерывно сворачивали и разворачи-вали бумажную салфетку. Он о чем-то думал, и эти мысли, судя по глубокой горькой складке поперек бровей, радости не приносили. Алла вытерла пол, убрала со стола и вымыла руки. Включила электрочайник, достала из подвесного шкафчика посуду и сахарницу. - Какой заварить: черный чай или зеленый? - Я ничего не хочу. - Павел взглянул на Аллу холодными чужими глазами. – Знаешь, тебе лучше отсюда уйти. Алла замерла с сахарницей в руках. - Как это, «уйти»? – не поняла она. - Ножками, - грубо ответил он. Ей показалось, что грубость была намеренной, но это уже не имело никакого значения. Ал-ла с размаху швырнула сахарницу на пол, и она раскололась пополам. Сахарные крупинки рассыпались горкой, образовав невысокий сладкий муравейник. - Я тебе что, девочка по вызову? – закричала Алла так громко, что сама испугалась. – За-хотел, позвал, расхотелось – выставил? Да ты понимаешь, скотина, что я целый день о тебе думала? Радовалась, как дура: наконец-то появилась родная душа! Да разве ты знаешь, как я жила? Ты хоть примерно представляешь, через что мне тут пришлось пройти? А этот проклятый дом, где я даже поговорить ни с кем не могу… – Она остановилась и безнадеж-но махнула рукой. – Да нет, бесполезно. Нафантазировала себе, идиотка… Делай, что хо-чешь. Она перепрыгнула через осколки и стремительно понеслась к выходу. Павел догнал ее в прихожей. Алла знала, что догонит, но все равно вырвала руку из его пальцев: - Не трогай меня! Он обхватил ее за шею и прижал голову к своему плечу крепко-крепко. Ей стало так хоро-шо, что даже брыкаться расхотелось. Алла сделала еще пару попыток освободиться, но мужские руки, слава богу, были по-настоящему мужскими. Она замерла и закрыла глаза, согревая его плечо своим дыханием. Вот так бы стояла и стояла, а все неприятности пускай идут мимо… - Отпусти меня, - сказала она, молясь, чтобы не отпускал. Они постояли, обнявшись, еще немного – грустно, без страсти, как могли бы обняться двое выживших в кораблекрушении. Потом Павел ослабил объятия и начал вынимать заколки из ее прически. Бросил их на пол и поворошил рукой рассыпавшиеся волосы. Стянутая онемевшая кожа откликнулась облегченным вздохом. - Господи, как приятно, - пробормотала Алла. Подняла голову и взглянула ему в глаза. Павел, не отводя взгляда, начал массировать ей голову. Стало так невозможно хорошо, что ноги вдруг подогнулись. – Я сейчас упаду, – предупредила она, едва шевеля неповиную-щимся расслабленным языком. Павел подхватил ее на руки и понес в гостиную. Алла плыла по воздуху, как во сне. Ее вдруг охватило блаженное безразличие. Она чувствовала, как теплые пальцы расстегивают пуговицы на блузке и не протестовала. Странно, что она не испытывала возбуждения, только умиротворенное расслабленное чувство. Лежала и ждала, что будет дальше. Теплые пальцы трепетно пробежали по ложбинке между грудью. Невероятно приятное ощущение. «Погладь еще», - попросила она мысленно, и пальцы сразу вернулись обратно. Ласка повторилась именно там и именно так, как ей хотелось. Алла закрыла глаза: хорошо-то как. А теперь расстегни лифчик. Пальцы исполнили просьбу. Алла порадовалась, что застежка у этого бюста спереди, не нужно приподниматься с дивана. А он не так уж и невинен, подумала она. Мысль была расслабленная и вялая, как и все предыдущие. Что ж, по крайней мере, умеет обращаться с женским бельем. Его губы накрыли ее рот. Алла разрешила поцелуй, поражаясь собственной сговорчивости. Кажется, она не собиралась сдаваться так быстро, но какая, в сущности, разница – сегодня, завтра? Поцелуй был долгим и каким-то странным. Он ее совершенно не возбуждал, хотя и не был неприятен… Не успела она додумать, как чужое тело, становившееся все тяжелее, вдруг куда-то исчез-ло. Стало легко, неприятно и холодно. Алла открыла глаза. Ей показалось, что она очну-лась от обморока. Приподняв голову, она увидела, что лежит на диване в жутком виде: блузка расстегнута, чашечки бюста разошлись в разные стороны. Юбка, слава богу, на месте, только помята и перекручена. Она поспешно застегнула бюстгальтер и начала приводить себя в порядок. Павел сидел на полу, обхватив колени двумя руками. Алла взглянула на него краем глаза: ей было стыдно. Застегнулась на все пуговицы до самого горла, встала и заправила блузку. Тщательно обеими руками разгладила помятую юбку, ожидая хотя бы одного слова. Объ-яснения, утешения – чего угодно. Но Павел так и не обернулся. Молчал, сгорбившись и глядя себе под ноги. - Извини меня, - сказала Алла, когда молчание стало невыносимым. – Я все испортила, да? Я не хотела…так быстро. Ей хотелось только одного: плакать. Она испортила отношения, которые так чудесно начи-нались! Теперь Павел будет считать ее доступной дешевкой, которую достаточно немного напоить – и дело в шляпе! Он даже не захотел доводить дело до конца, просто бросил ее на середине пути, как ненужное тряпье. Какого черта она пила это проклятое вино, да еще на голодный желудок? И что теперь делать? Как вернуть все обратно? Молчание стало невыносимым. Алла проглотила комок в горле и сказала, стараясь, чтобы голос звучал спокойно: - Я пойду? Никакого ответа. Она развернулась и на негнущихся ногах направилась в прихожую. Сзади послышался шлепок - словно упало что-то тяжелое и мягкое. Алла обернулась и увидела, что Павел лежит на полу, обеими руками зажимая рот. Он очень старался, чтобы ни один звук не вырвался наружу. Сначала Алла не поняла, что происходит, а когда увидела тря-сущиеся, как у мальчишки плечи, вдруг поняла: да он же плачет! Нет, не плачет, - рыдает! Сердце защемило от жалости. Она быстро вернулась обратно, села на корточки рядом с Павлом и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул и сделал попытку отодвинуться, словно был прокаженным, недостойным прикосновения человеческой руки. - А ну-ка иди сюда, - сказала Алла ласково-строгим материнским голосом. Павел приподнялся. Она увидела его лицо, совершенно мокрое от слез, такое виноватое и напуганное, что сама перепугалась. - Что с тобой? – спросила она шепотом, гладя его по голове. Павел уткнулся ей в колени. - Прости меня! – попросил он отчаянно. – Я последняя тварь! Я не смог себя сдержать! Алла заставила его сесть рядом с ней. Прижала голову Павла к своему плечу и легко поце-ловала в висок. С души свалился огромный камень. Он считает виноватым себя, а не ее! Значит, не все потеряно! - Это я не сдержалась. Наверное, последний бокал вина был лишний. Не вини себя, я сама этого захотела. - Ты совсем этого не хотела! – начал Павел, но тут же оборвал себя стоном и уткнулся ей в плечо. Она гладила его волосы, ощущая, как затихает плач и реже вздрагивают плечи. Алла прислушалась к себе. Странное ощущение, как будто в голове кто-то копался. В чем это выражается трудно сказать. Иногда Алла заходила в свою комнату и находила ве-щи, лежащими не на своих местах. Инга Владимировна покопалась, - понимала она сразу. Примерно такое же ощущение она испытывала и сейчас. Словно ее мысли (неясно, какие) переложили с места на место. - Я как-то странно себя чувствую, - сказала она, продолжая гладить волосы Павла. Он оторвался от ее плеча, вытер лицо ладонями и прислонился спиной к дивану. Между ними образовалось холодное непроницаемое поле – как между двумя магнитами. - Голова болит? - Не болит, но…- Алла безрезультатно поискала слова. - Но такое ощущение, будто в ней кто-то покопался, да? Она с испугом уставилась на него. В зале сгущался сумрак, и Алла видела только смутно нарисованный профиль. - Откуда ты знаешь? Павел молчал. Теперь молчание стало казаться ей зловещим. Алла схватила его за плечо и повернула к себе: - Я задала тебе вопрос! Он глянул исподлобья. Белки глаз замерцали в полумраке. Алла разжала пальцы и отодви-нулась, потому что вдруг обо всем догадалась. Догадка была совершенно сумасшедшая, но она почему-то сразу поверила – это правда! - Вот-вот, - прокомментировал Павел с усмешкой. – Нормальная реакция нормального че-ловека. «Убить этого монстра недоделанного». – Он вздохнул и сжал голову обеими рука-ми. – А, может, так и надо, - пробормотал он вполголоса. Встал с пола и протянул Алле руку. Она ее не приняла, поднялась без посторонней помо-щи. Никогда в жизни Алла не испытывала такого страха. Она бы убежала, но ноги парали-зовало от ужаса, как во сне. - Ты не бойся, - сказал человек (?), стоявший рядом. – Больше это не повторится. Я не хо-тел тебя принуждать, просто не сдержался. Я думал, что влюблен, а оказалось, что люблю. - И все равно ты смог… - Смог, - подтвердил человек(?), которого она совсем недавно называла Павлом.- А еще я смог остановиться. Вспоминай об этом, когда будешь меня проклинать. Он отошел к окну и сунул руки в карманы. - Передай своей хозяйке, что долго мы тут не задержимся. - Голос был спокойным и ров-ным, словно Павел пять минут назад не лежал на полу, содрогаясь от рыданий. – Уйдем, как только моему другу станет лучше. - А он тоже…. Алла снова не договорила. - Он тоже, - подтвердил Павел. - Его посадили в подвал и накачали какой-то дрянью, что-бы не мог сопротивляться. Он никому не сделал ничего плохого. Да и я не сделал. Никто не виноват, видно, судьба такая. – Он помолчал и добавил пустым невыразительным голо-сом: - Провожать не буду. Просто захлопни за собой дверь. Алла оглянулась назад, туда, где заманчиво рисовался выход. Ничто не мешало ей уйти, но почему-то она не сделала шага в нужном направлении. Павел стоял у окна, не шевелясь, не оборачиваясь, опустив голову. Наверное, так стоят приговоренные у стены, ожидая пули в затылок. Она подошла ближе и тихонько спросила: - Андрея Константиновича ты тоже… Алла заметила, что упорно не дотягивает фразу до конца. Во-первых, она не знала, как это называется, а во-вторых, называть вещи своими именами было жутковато. - Тоже, - подтвердил Павел. - Мне пришлось воспользоваться…его гостеприимством. Нам было некуда деваться. Алла сделала маленький шажок вперед. Умом она все еще побаивалась странного человека (?), абрис которого рисовался на фоне темнеющего окна, но сердцем уже понимала: он не причинит ей зла. - Расскажи мне все, - попросила она робко. - Зачем? - Надо же кому-то выговориться, - ответила Алла по-женски мудро. – А кроме меня тебе довериться некому. Павел поднял голову и взглянул ей в глаза. Она сделала над собой героическое усилие и не отвела взгляд. - А тебе я могу доверять? - Решай сам. Павел опустил голову и задумался. В комнате стало очень тихо. Алла ждала его решения, как приговора. Она загадала: если он ей доверится, у них есть шанс. Если нет – она уйдет и больше сюда не вернется. Павел пошел к дивану. Сел и сказал: - Ты присаживайся, рассказ будет долгий. Он рассказал ей все. С самого начала. С детства. Москва, октябрь 2007 года. - Что вы сказали? Голос Сергея звучал раздраженно. Ермаков мысленно чертыхнулся: так и знал, что замес-титель будет недоволен. Да пошел он!... - Я продал «дачу»! - повторил он громче. Связь работала отвратительно. – Со всеми по-трохами! - Кому? Генерал прошелся взглядом по потолку, обдумывая, стоит ли называть такую фамилию. Вздохнул и ответил: - Человеку, которому не отказывают. - Президенту, что ли? Ермаков вытянулся во фрунт и втянул живот. Тут же тихонько выругался и расслабил ле-вое колено. Вольно. - Думай, придурок, что по телефону говоришь! - А что я такого сказал? - удивился Сергей. - Просто вспомнил, кто у нас Верховный глав-нокомандующий… - Августову продал, Андрею Августову, - перебил генерал торопливо. – Не поминай пер-вые лица всуе, понял? - Понял. Надеюсь, не продешевили? Генерал снова обмозговал ответ, прежде чем его озвучить. Ответил сдержанно: - Свое вернул. - Значит, я вам ничего не должен? - Не говори глупости. Занимайся делом, за которое деньги получаешь. Кстати, как обстоят дела на месте? Нашел помещение для штаба? - А как же! – Голос зама звучал бодро. - Думаю, открыть представительство партии во всех городских больницах. - Как это? – растерялся Ермаков. – Почему в больницах? - Во-первых, там сейчас находится три четверти нашего электората, а во-вторых, удобно оказывать первую помощь оставшейся четверти, приковылявшей к нам на собственных ногах. - Чтоб отсох твой гнусный язык! - от всей души пожелал генерал. Вырубил связь, бросил мобильник на диван и прошелся по узкой прямоугольной комнате, чтобы немного успоко-иться. В чем-то языкастый зам был, конечно, прав. Голосовали за партию в основном лю-ди…старшего возраста. Генерал остановился перед стеклянной дверцей шкафа и полюбо-вался своей дородной фигурой. Может их избиратель за долгую нервную жизнь и приоб-рел парочку-другую хронических болячек, но это еще не повод бросать бешеные бабки для привлечения молодежи. Старики – народ надежный. Приковыляют к избирательным урнам, как положено, на костылях или без них. А молодняк на участок, осененный россий-ским триколором, автоматом не загонишь. Сидят, уткнувшись целый день в свои компью-теры, «кликают» и «чатятся»… Генерал выразительно сплюнул в сторону. Непривычные слова вызывали у него раздражение. Он остановился перед стеллажом из «Икеи», поскреб крепким ногтем деревянную поверх-ность. Опилки, вот что это такое. Интересно, почему Сергей не купил себе приличную ме-бель из деревянного массива? Неужели и вправду денег нет? Выпендривается, гад, демон-стрирует, какой он честный. Генерал приступил к обыску. По очереди открыл все дверцы, перебрал папки с доку-ментами. Все они были ему знакомы. Ермаков и не рассчитывал, что Сергей хранит дома компромат, просто поддался искушению лично проверить зама. Стоп! А это что такое? Генерал присел на корточки перед открытой нижней дверцей шкафа. Прозрачная папка с газетными вырезками выглядела изрядно потрепанной. Ермаков отряхнул пальцы, испач-канные пылью, и вытащил папку наружу. Перебрал газетно-журнальные статьи разной давности, посвященные одному человеку, и задумался. Августов. Снова Августов. В последнее время тень компьютерного магната буквально переплелась с его собственной. Кто пожелал выкупить участок на Рижской трассе? Августов. Кто пригласил Бортникова на Большую Игру и позволил ему выиграть суперприз? Августов. Об этом генерал узнал от одного хорошего знакомого, присутствовавшего на игре. Еще генерал узнал, что Сергей нахамил хозяину, не к ночи помянув Фонд погибших журналистов. Подобная непринуж-денность в общении с Андреем Денисовичем обычно стоила героям либо жизни, либо здо-ровья, однако Сергей по-прежнему свеж и бодр. Странно все это, очень странно. А теперь еще эти вырезки. И как все это понимать? Можно объяснить так: Сергей планирует привлечь миллиардера к политической дея-тельности. Мысль дельная, о таком спонсоре можно только мечтать. Но, во-первых, все знают, что Андрей Денисович политикой не интересуется, а во-вторых, если заинтересует-ся, к его услугам партии посолиднее «Обновленной России». Настоящая власть сейчас со-средоточена в одних цепких неуступчивых ручках. Всем остальным раздали утешительные призы в виде особняков, машин, доходных мест и приказали сидеть тихо. Августов на роль без слов не подпишется. Спрашивается, с какого боку у Сергея проснулся интерес к этой закрытой личности? - Папа? – Генерал вскочил на ноги с молодой прытью. Юлька стояла в дверях комнаты. Плащ нараспашку, в руках знакомая коричневая сумочка. – Как ты сюда попал? - Мимо проходил. А тебя каким ветром занесло? Юлька продемонстрировала ключи с брелоком, надетые на палец: - Сережа просил цветы поливать. Пап, как ты открыл дверь? - Много будешь знать, скоро состаришься. Генерал присел, собрал газетно-журнальные вырезки в папку и сунул ее на место. Юлька следила за отцом темнеющими от гнева глазами. - Приперся шмон навести? - Следи за языком! - вскипел генерал. Юлька швырнула сумку на пол, не разуваясь, подошла к дивану, плюхнулась на мягкое си-денье и сложила руки на груди. «Я буду сидеть тут, столько понадобится», - говорила ее поза. Генерал вздохнул. Ну вот, дожил. Его застукала собственная дочь. Оправдываться как-то не к лицу, но он не может допустить, чтобы родительский авторитет, и так изрядно пошат-нувшийся за последнее время, обвалился, как рубль в девяносто восьмом. - Я ищу кое-какие документы. Сергей забыл привезти их в офис, пришлось приехать са-мому. - А ключики от квартиры он тебе оставить не забыл? – поинтересовалась Юлька. - Ладно. – Она нагнулась, достала из сумочки мобильник и с невинным видом потыкала в кнопоч-ки: - Сейчас позвоним Сереже, спросим, где они лежат, эти документы. Генерал шагнул к дивану и вырвал у дочери телефон. Бросил его на стеклянный журналь-ный стол и отвернулся, чувствуя, что краснеет. - Поня-я-ятно, - протянула Юлька. – И тебе не стыдно? - Нет, - ответил Ермаков, не оборачиваясь. – Мне не стыдно. Я, видишь ли, хочу узнать хоть что-то о человеке, с которым моя дочь не сегодня-завтра пойдет к венцу. – Генерал повернулся и с удовольствием нанес ответный удар: - Если он пригласит, конечно. Сказал – и тут же пожалел. Он-то думал, что Юлька, как обычно, разорется, топнет ногой, закатит сцену в духе Сары Бернар… А вышло совсем по-другому. Подбородок дочери за-дрожал, лицо стало беззащитным, как у девочки, которую генерал обожал качать на колен-ке. Юлька закрылась ладонями и согнулась пополам. - А-а-а…. Генерал так растерялся, что едва не расплакался сам. - Ну, ну, - начал он, сев рядом с Юлькой. Притянул ее к себе, обнял за плечи, как ребенка. – Ну, прости старика. Вырвалось. – Юлька всхлипнула, и родительское сердце облилось кровью. – Юль, ну на фига он тебе сдался? Ведь ничего в нем нет, кроме языка и головы! О таком ли муже я для тебя мечтал? - Я его люблю, - прошептала Юлька тихо-тихо, словно ей было стыдно в этом признавать-ся. Отеческое ухо безошибочно уловило подтекст. - А он тебя? Юлька пожала плечами и снова всхлипнула. - Не знаю. Он…странный. Иногда мне кажется, что я его знаю, как облупленного, а ино-гда – что это совсем чужой человек. – Генерал протянул дочери платок. Юлька вытерла глаза и посмотрела на отца. – Тушь размазалась? - Размазалась, - ответил генерал и схватил дочь за руку. – Подожди, потом умоешься. Ты хоть что-то знаешь о его семье? Ну, кто у него папа-мама, где они живут? - Нет, - удивилась Юлька. – Я как-то не спрашивала. - «Не спрашивала!» - раздраженно передразнил генерал. - Вот она, молодежь, сплошной сквозняк в голове! Немаловажная, знаешь ли, вещь! Я тут осмотрелся, и что-то не заметил ни одной семейной фотографии! Про альбом уже не говорю! - Я думала, потом спрошу, - оправдывалась Юлька. – Когда он предложение сделает. - А он еще не сделал? Дочь не ответила. Сложила руки на коленях и уставилась перед собой заплаканными гла-зами. Генерал почувствовал, как в груди закипает законная отцовская ярость. - Значит, спать с тобой он всегда готов. А замуж – извини-подвинься? - Пап, не надо, - попросила Юлька, но генерала уже понесло. - Да кто он такой?! Господи, видела бы ты его, когда он ко мне явился! Ни одного при-личного костюма! Да и сейчас посмотри сама: - Генерал обвел рукой скромную обстанов-ку. – Другой бы на его месте уже особняк выстроил, а этот придурок щеголяет дырявым карманом! Юль, ну как ты будешь с ним жить? Он даже на косметику не зарабатывает! - Значит, перестану краситься. Голос дочери звучал твердо, как приговор. Ермаков вздохнул и сгорбился. - Юль, я же не для себя стараюсь, - сказал он глухо. – Все, все для тебя. Думаешь, мне нравится в грязи возиться? Я чтобы ты не пачкалась…- Дочь стремительно обхватила его за шею и поцеловала. Генерал снова вздохнул. – Ну, как знаешь. Потом не жалуйся. - Значит, ты не против? – не поверила Юлька. - Можно подумать от меня что-то зависит, - ворчливо заметил генерал. Юлька чмокнула его в щеку размашисто и смачно, как в детстве. - Можно я скажу Сергею? - Можно, - разрешил Ермаков. – Только что это изменит? Думаешь, он не делает тебе предложение из-за меня? – Он усмехнулся. – Ты же не дура, дочь. То есть, конечно, дура, когда речь заходит о твоем ненаглядном, но во всем остальном…- Ермаков пожал плечами. – Поверь мне, это человек не с двойным, а с тройным дном. Он опасен, Юль. Даже я не знаю, что у него там, внизу. Он встал с дивана и пошел к двери. - Пап! - Ермаков оглянулся. Юлька смотрела на него виновато и нежно, как в детстве. - Не приходи сюда…тайком. Ладно? Генерал вздохнул и махнул рукой. Московская область, октябрь 2007 года. - Не получается? Кузя не ответил и накрыл ладонью спичечный коробок, стоявший на кухонном столе. Вернее, на барной стойке, которая заменяла стол. Павел поставил перед приятелем тарелку со спагетти. Кузя медленно шел на поправку. Его, наконец, перестало рвать желчью, появился нормальный аппетит. Он целыми днями ел и спал, набирал вес, постепенно превращаясь в симпатичного парня нормальной конститу-ции. Это хорошо. Скоро они смогут отсюда уйти. Только куда? Павел накрутил на вилку длинные макаронные нити и обмакнул их в кетчуп. Ел нетороп-ливо, поглядывая исподлобья на хмурого приятеля. Кузя расправился со своей порцией очень быстро, от добавки отказался. Налил в стакан крепкого чаю и снова вернулся за стол. Павел спросил, стараясь, чтобы голос звучал радостно: - Чем занимался утром? - Наблюдал тут возню, - сказал Кузя. - Кто-то приехал, кто-то уехал, привезли продукты, увезли мусор. … Что еще делать, как не бить баклуши? - Не пойму, чем ты вечно не доволен? Слава богу, жив-здоров, из тюряги выбрался, жи-вешь в комфорте… Что будет дальше я пока не знаю, но, по-моему, надо радоваться тому, что мы имеем. - Вот и радуйся, - отозвался Кузя. – К тебе для этого девушка приходит. Павел схватил руку приятеля, перевернул и осмотрел локтевой сгиб, где недавно красова-лось огромное черное пятно. Сейчас оно пожелтело и стало почти незаметным. - Ты что, решил, что я потихоньку колюсь? – сообразил Кузя. Павел выпустил чужую руку и вернулся к своим макаронам. Была у него такая мысль. В последние несколько дней ему сильно не нравились перепады Кузиного настроения. Кузя снова поставил перед собой пустой спичечный коробок и напрягся. Жилы на шее вздулись толстыми канатами. - Брось, - посоветовал Павел. – Тебя сильно отравили, поэтому ничего не получается. Смирись с тем, что ты ничего не можешь. Временно, конечно. - А почему ты можешь? Павел встал, отнес тарелку в мойку и налил себе чай. Он только сейчас сообразил, что его ничем не пичкали и ничем не кололи. Почему? - Мне что-то подмешали в сок перед тем, как нас перевезли, - сказала он. – До этого нар-котиком не травили. Прозвучало так, будто он в чем-то оправдывался. Кузя хмыкнул и снова приварился глаза-ми к пустому спичечному коробку. Сморщился от напряжения, напрягся, тихо застонал. Все напрасно: коробок даже не шевельнулся. Павел почувствовал жалость – таким несча-стным выглядел приятель. - А вдруг он не вернется? – спросил Кузя, не глядя на Павла. - Кто? - Дар. Павел поднес чашку к губам и снова опустил, не сделав ни одного глотка. Об этом он не задумывался. - Значит, будешь жить без дара, - сказал он неуверенно. – Как нормальный человек. Так даже лучше: не придется прятаться. - Ты только послушай, как это звучит, - перебил Кузя. - «Без дара». Бездарем значит, да? - У тебя есть специальность… - Плевал я на специальность! Таких дипломов - пруд пруди! Что же я теперь – один из многих? Павел удивился. Взглянуть на проблему под таким углом ему в голову не приходило. Он попытался представить, что почувствует, если станет обычным нормальным челове-ком. Хм, «нормальным»… Слово-то какое двусмысленное. И где критерий этой самой нормальности? Спроси любого придурка, нормален ли он, и что услышишь в ответ? В том-то и дело. Повышенные претензии предъявляют к себе только люди умные и незаурядные, в отличие от особей, которые используют голову, чтобы ею кушать. «Нормальный чело-век»… Может, нормальное состояние человека – гениальность? Нет, совершенно непонят-но, что такое «нормальность», да в каких единицах ее измерять. - Представил? – поинтересовался Кузя. – Ну и как тебе в шкуре обычного гомо сапиенса? Павел покачал головой. - Я думал о другом. - Ах, о другом, - протянул Кузя. – Ну да, у тебя же ноу проблем. Дар при тебе, девушка рядом... Павел перегнулся через стол, схватил Кузю за воротник рубашки и приподнял над стулом. - Еще раз девушку помянешь – придушу. Уголки Кузиных губ насмешливо скривились, страха в глазах не было. - Я бы тебе ответил месяцем раньше, - сказал он, не пытаясь сопротивляться. – А сейчас можешь придушить. Безопасность гарантирована. Павел разжал пальцы, и Кузя мешком свалился на стул. Он снова почувствовал себя нелов-ко, словно поднял руку на ребенка. Все-таки у Кузи удивительная способность выворачи-вать любую ситуация наизнанку. Можно подумать, это Павел вот уже несколько дней ха-мит приятелю и куксится. - Вымоешь посуду и уберешь со стола, - сказал Павел и пошел наверх. Упал на кровать в своей спальне, закинул руки за голову. Внутри зашевелилось чувство, которое он старался держать связанным и под замком. ТЫ - БОГ. ТЫ ВСЕ МОЖЕШЬ. Кузя несколькими точно сформулированными предложениями разворошил душу. До сегодняшнего дня Павел считал свой дар чем-то вроде уродства, шестого пальца, третьего глаза, которые нужно скрывать от нормальных людей, а Кузя взял и перевернул все с ног на голову. Он вдруг понял, что где-то очень глубоко, на самом дне души, прячется нехо-рошая вещь – сознание собственного превосходства над «нормальными» людьми. А это чувство, расставаться с которым люди очень не любят. - Можно? - Кузя появился на пороге спальни как тень в рубашке и джинсах на два размера больше нужных. Павел ответил коротким кивком. Он не хотел ссориться, хотя общаться с бывшим узником замка Иф с каждым днем становится труднее. Раньше Павла это раздражало, а сейчас он вдруг от всей души посочувствовал человеку, который лишился единственного знака отли-чия. Оказывается, это больно. Кузя уселся на подоконник: - Прости. Я не хотел тебя обидеть. Сам ненавижу, когда хамят. - Забыли. Я понимаю, что тебе несладко. - Как у тебя это началось? Неожиданный вопрос окатил его как ведро холодной воды. Иногда он и сам хотел вспомнить, как? Ощущения стерлись – хоть убей, осталась толь-ко сюжетная линия, окантовка, так сказать. Смутно вспоминается темная комната. Дверь приоткрыта, в нее падает полоска света из коридора. Слышится приглушенный голос со-седки: - Понимаете, это подарок дедушки, он страшно обидится, если…. Мать что-то отвечает, слова трудно разобрать. Они шепчутся еще немного, но он уже зна-ет, о чем. Крепче сжимает маленькую серебряную машинку и прячет руку под одеяло. Мать входит в комнату и зажигает лампу над его кроваткой. - Где она? Ему обидно, оттого, что мама, всегда справедливая и добрая, не смотрит ему в глаза. Она бы увидела, что он напуган, но…не виноват! - Мне ее подарили! - Где она? – повторяет мать. Он сам выдает себя, нырнув с головой под одеяло. Одеяло слетает на пол, мать вытаскива-ет из его руки крепко зажатую машинку. Плач слышен даже в коридоре, потому что сосед-ка считает необходимым оправдаться: - Конечно, это несправедливо, мы купим ему что-нибудь другое… - Нет-нет, - перебивает мать. – Пожалуйста, никаких подарков! Я объясню ему все сама! Павел сел на кровати и нахмурился. Это было его первое сознательное воспоминание, так сказать, реликт на обломках детства. Странно, что оно до сих пор причиняет боль. - Я не люблю об этом вспоминать. - Думаешь, я люблю? – вспыхнул Кузя. – Ты спросил – я рассказал. Теперь твоя очередь. - Мне было пять лет. Я увидел отсвет автомобильных фар на облупившейся кирпичной стене. Машина отъехала, будто разгон набирала, а потом понеслась прямо на стену. Этот кошмар прилип к нему как лейкопластырь, сопровождая по жизни и предупреждая об опасности. В ту ночь, когда их с Кузей перевозили из одной тюрьмы в другую, Павел снова увидел стену с желтыми пятнами автомобильных фар. Он бы отдал что угодно, что-бы видение больше не повторялось, но что значили его желания, для того, кто написал весь этот бредовый сценарий? - И что? - Ничего, - сухо ответил Павел. – В машине сидел мой отец. Той ночью он разогнался до упора и вписался в стену дома. А я все видел, будто стоял рядом. - Зачем он это сделал? Его снова окатила волна возмущения. Вот именно – зачем? Отец не должен был умирать, он имел право сопротивляться…любым способом. Павел пестовал и баюкал это чувство, потому что оно давало ему надежду выбраться из передряги. Неважно, какой ценой. - Его вынудили, - сказал он коротко. - Наша сила – это наша слабость, Кузя. Мы не всегда можем сопротивляться. - Я всегда мог, - возразил Кузя. - Да? А когда твоя мать привела тебя к ювелирному магазину, ты сопротивлялся? - Кузя глянул на него потемневшими глазами. Павлу стало неловко. - Извини. Мы должны знать правду, иначе не выжить. Иногда нас используют близкие, иногда нас шантажируют близкими… В общем, заковыристая головоломка. А я не хочу ломать голову. Я хочу про-сто жить и испытывать обычные человеческие страхи. Ну, что зарплату задержат, или квартплата поднимется. Понимаешь? - Понимаю, - отозвался Кузя. И добавил после короткой паузы. – Господи, противно-то как… Трус ты, Паша. Серый заурядный человечек, которому по прихоти богов достался священный огонь. Какого черта? Ты же его совершенно не стоишь! - Кузя спрыгнул с по-доконника, подошел к кровати и уперся руками в бедра. - Квартплата его волнует! А что творится вот тут, - Кузя постучал пальцем по голове, - его, видите ли, не волнует. Идиот, там же спрятано все! Возможность летать, читать мысли, мгновенно передвигаться в про-странстве, зажигать взглядом огонь, лечить болезни, - все, все! Отвечай честно: ты сейчас умеешь больше, чем раньше, да? – Павел молчал. – Конечно, - перевел Кузя. – Иначе и быть не может, клетки-то просыпаются. Я сначала только и умел плеваться шаровыми молниями, а потом…- Он вдруг схватил Павла за плечи. - Умоляю, помоги мне! - С ума сошел? - Павел с трудом отодрал цепкие пальцы. Странно, что в кузнечике таится такая сила. – Как я могу тебе помочь? - Включи его! – Кузя сполз на колени. В его глазах беспомощно задрожала влага. – Верни его обратно, Паш! Верни мой дар! Я для тебя…- Кузя беспомощно огляделся: - Все, что хочешь! Душу продам! Паша! Он схватил его за руку и попытался ее поцеловать. Павел вырвал ладонь. - Да не могу я, дурак! Ты представляешь, что будет, если я нажму не на ту клавишу? А если ты превратишься в дебила? Будешь пускать слюни всю оставшуюся жизнь? - Пусть! - заклинал Кузя, ползая на коленках. – Лучше быть дебилом, по крайней мере, не понимаешь, чего лишился. Паша, спаси меня! Иначе я за себя не ручаюсь, клянусь! Я…я с крыши прыгну! ТЫ – МОЖЕШЬ ВСЕ. МОЗГ — ЭТО ТА СИЛА, КОТОРАЯ МОЖЕТ СДВИНУТЬ МИР. - Отвяжись от меня! – Павел оттолкнул Кузю. Искушение высасывало внутренности.– Поднимись немедленно! Распустил сопли… Ничего я тебе не должен! Кузя упал на пол. Отдышался и снова сел. Не спеша отряхнул рубашку, сказал спокойным ровным голосом: - Фауст недоделанный. Выродок. Амеба среди ангелов. И тут Павел не выдержал. Он вскочил с кровати, подхватил Кузю подмышки и бросил на покрывало. Кузя упал на-взничь, закрываясь руками. Павел уселся ему на ноги и склонился над перепуганным блед-ным лицом, как вампир над жертвой. Процесс чем-то напоминал изнасилование, но сейчас он об этом не думал. Вспомнился старый советский фильм «Земля Санникова». Не мозги, а долина гейзеров; сплошные дымящиеся ямы и струйки, взлетающие над землей. Талант-ливый парень. Вон, сколько ему дано. Правда, почти все в зачаточном состоянии, но разви-тие – вопрос времени. Он лег и прижался ухом к горячей колеблющейся земле. Внизу клокотало грозно и гул-ко. Вокруг то и дело разбрызгивались горячие фонтанчики, но Павел не обращал на них внимания. Он искал источник мощного звука, пока подземная вибрация ни привела его к подножию высокого холма…или сопки, черт знает, в чем разница. Вот он, источник. Павел задрал голову, обозревая вершину. Не Эверест, конечно, но тоже довольно высоко. Не успел он об этом подумать, как ноги оторвались от земли. А ведь мы и вправду умеем летать. Мозг фантазировать не способен, он, как сейф, хранит то, что в него положили. И если человек испытывает ощущение полета во сне, значит, его далекие предки испытывали его наяву. Какие предки? Ангелы? Сопка была прямо под ним – черная, обожженная огнем. Павел увидел глубокий кра-тер, внутри которого переливался огонь, прекрасный, как червонное золото. Он повис над вершиной. В лицо ударил сухой раскаленный воздух. - Давай! - подтолкнул мысленно Павел. – Поднимайся! Огонь откликнулся переливающимся всплеском. Горячий пар вырвался наружу, царапнул щеки и снова ушел в кипящую глубину. Гул стал чуть громче, земля затряслась и завибри-ровала. - Давай, Кузя! – закричал Павел вслух. – Помогай мне, твою мать!... Он услышал где-то рядом громкий стон. Удивительные механизмы пришли в движение, и вся бесконечная Вселенная сошлась в одной точке, расположенной на вершине обугленной выжженной пирамиды. - Помогай мне, дурак! – вопил Павел. Тело трясло и колотило от напряжения. – Давай, двигайся! Огонь клокотал и плескался в каменной чаше, как вино в бокале древних богов. Сопка дышала зноем, кратер злобно плевался крошечными тлеющими камешками. Долина, по-крытая парами, заколебалась, новые струйки и фонтанчики то и дело взмывали высоко вверх. Наверное, так выглядела земля до сотворения человека. И сейчас Павлу, как Творцу, предстоит высший акт – создание человека разумного. Не «нормального», а именно «ра-зумного». Боже, Боже, как это невыносимо трудно! Как же я тебя понимаю! Никогда больше не повторю этого, господи, прости меня, прости… НИКОГДА ТАК НЕ ГОВОРИ. БОГ ЛЮБИТ, КОГДА ЧЕЛОВЕК НАРУШАЕТ КЛЯТВУ. ОН СРАЗУ СТАВИТ ЕГО НА МЕСТО И ПОКАЗЫВАЕТ, ЧЕГО ОН СТОИТ. - Кузя, я больше не могу! – крикнул он. Крупный тлеющий камень пронесся в сантиметре от лица. Павел едва успел отпрянуть в сторону. - Еще немного! – отчаянно отозвался знакомый голос. – Не оставляй меня, Пашка, я не справлюсь! Павел издал отчаянный надсадный крик, как борец, пытающийся вскинуть над головой штангу с многочисленными кольцами. В животе натянулась и лопнула скрипичная струна. Павел закричал снова – еще громче. Он чувствовал, что сила покидает его. Крик эхом ра-зошелся над долиной. Земля стонала и корчилась, словно женщина в родовых муках. Из кратера вырвался громадный столб дыма и тараном ударил в серое небо, отбросив Павла в сторону. Он юлой завертелся в воздухе, и уже падая, увидел, как вершину сопки накрыло море живого дышащего огня. Удар. Он последний раз ощутил, как содрогнулась горячая земля под животом, и провалился в темноту. Если у тебя есть винтовка, рано или поздно ты из нее выстрелишь. Бог любит, когда человек нарушает клятву. Московская область, октябрь 2007 года. - Аллочка, вы сегодня пойдете туда? Хозяйка бровями указала в сторону домика для гостей. - Позже, - тихо ответила Алла. – Андрей Константинович просил кое-что им передать. Инга Владимировна придвинулась ближе. Алла с удивлением почувствовала, что у хозяйки несвежая кофта. Да и сама она выглядит не лучшим образом: помятая, без макияжа, с се-дыми корнями, пробившимися в стильной стрижке. - Что передать? – спросила хозяйка шепотом. Ответ напрашивался сам собой: явки, адреса, пароли. За прошедшую неделю Инга Влади-мировна так привыкла к режиму строгой секретности, что приняла бы эту чушь, не морг-нув. Однако Алла посмотрела в лицо, на котором морщин стало в два раза больше, чем раньше, и решила не добивать несчастную женщину. - Деньги, - ответила она честно. - Гости нас покидают. Инга Владимировна расправила плечи и размашисто перекрестилась. - Уберег-таки, - пробормотала она себе под нос. Взглянула на Аллу и жадно поинтересова-лась: - А когда они уберу…то есть, уедут? Алле стало смешно. Прошла всего неделя с той памятной ночи, когда в доме появились гости, а хозяйку будто подменили. Прежняя Инга Владимировна прежде всего вынюхала бы размер суммы, которую муж отстегнул совершенно незнакомым людям. Потом устрои-ла бы небольшую семейную разборку, после которой они с Андреем Константиновичем общались бы только в присутствии гостей. Потом выцарапала бы для себя моральную ком-пенсацию в удвоенном, а то и утроенном размере. А сейчас – посмотрите на нее! Видимо кто-то наверху решил вправить мозги избалованной бабе, чтобы она на собственной шкуре прочувствовала правильность поговорки: «Не в деньгах счастье!» - Они уедут скоро, - ответила Алла. – Как только один из гостей окончательно поправит-ся. - Он ранен, да? – зашептала Инга Владимировна, шаря по лицу домоправительницы испу-ганным взглядом. – Господи, как же я боялась, что с ним что-нибудь произойдет, а разби-раться придется нам! Аллочка, как он сейчас? Может, нужны какие-то лекарства? - Он не ранен, - успокоила Алла. – Просто сильное отравление. Сейчас он почти в полном порядке. Еще немного – и вы о них забудете. Инга Владимировна вздохнула и направилась к лестнице. Но ее плечи уже не казались придавленными невидимым тяжелым грузом, а глаза - затравленными, как у зайца. Алла проверила, как прислуга убрала со стола, пошла на кухню и дала каждому задание, чтобы не шныряли по дому. Горничной приказала вычистить столовое серебро. Та скриви-лась, но мисс Викерс едва заметно приподняла брови, и недовольное выражение улетучи-лось. Повариха занялась составлением списка покупок, которые нужно сделать в ближай-шем супермаркете, уборщица начала разбирать содержимое многочисленных кухонных шкафов и шкафчиков. Убедившись, что все заняты делом, Алла неторопливо нацепила на нос черные очки и вы-шла в сад. Это время было ее законным перерывом: прислуга обедала после хозяев. Так было заведено в доме с самого начала. Есть ей не хотелось, поэтому Алла решила просто прогуляться по саду и проветрить голову. А заодно и поразмыслить, как жить дальше. Алла дошла до любимого полосатого диванчика, качающегося под навесом, и села на удобную мягкую подушку. Конец сентября баловал теплыми сухими днями, лишь под ве-чер воздух становился холодным, напоминая, что лето давно закончилось. Все когда-нибудь заканчивается: и хорошее и плохое. Похожее выражение было выгравировано на кольце одного иудейского царя, кажется, Давида: «Все проходит, и это пройдет». Говорят, царь смотрел на кольцо, когда сильно радовался, чтобы охладить голову, и когда печалился – чтобы поднять настроение. Что будет, когда Павел уедет? Этот вопрос терзал ее днем и ночью. Безукоризненная мисс Викерс передвигалась по дому, натыкаясь на двери, вызывая изумление и перешептывание прислуги. Сам Павел об отъезде говорил, как о деле решенном: перепуганная Инга Влади-мировна становилась непредсказуемой. Алла предложила немного покопаться в ее голове, Павел категорически отказался. «Только необходимое воздействие», - так он, кажется, вы-разился. И сразу отвел глаза, стыдясь воспоминаний о вечере, когда он чуть не сдержался. Алла давно перестала на него сердиться. За прошедшую неделю она испытала такую бога-тую гамму чувств, словно прожила полную насыщенную жизнь. Поначалу она, конечно, страшно перепугалась. Знать, что рядом стоит человек (Алла по-прежнему ставила рядом с этим словом вопросительный знак), способный запрограм-мировать тебя как машину… Бр-р-р! Жутко! С другой стороны, чем больше она узнавала Павла, тем лучше понимала: никто не тяготит-ся этим странным даром больше, чем он. Павел таскал его за плечами, как горбун таскает уродливый нарост, от которого и рад бы избавиться – да не выходит. Потом Алла как-то свыклась с мыслью о странном подарке богов. Даже стала думать, что это своеобразный талант – почему нет? Павел выглядел и вел себя, как самый обычный че-ловек…нет, как хороший, ответственный человек. Другой бы на его месте банк ограбил без единого выстрела, а он даже вещи чужие носить стыдится. Деньги, которые Андрей Кон-стантинович дал им на «первое время» считает долгом. Нет, он совсем не монстр и не чу-довище. Просто человек, с которым боги сыграли непонятную шутку. Несчастный в сущ-ности человек. Пожалеть его надо. Так-то оно так, только в последнее время Аллу все чаще посещала нехорошая ползучая мысль: сила-то какая! Ведь это власть! Могущество! Деньги! Независимость! Слава! И все это сосредоточено в мужчине, который в нее влюблен! Покажите женщину, которой не по-нравится такой свадебный подарок! Правда, в последнее время Павел ведет себя странно. Он будто отодвигается от нее, не фи-зически, - эмоционально. Парнем правит дикий комплекс, заложенный с детства: все близ-кие могут стать заложниками. Вот он и боится, как бы ни втянуть Аллу в смертельный во-доворот. Она гадала: позовет с собой, или не позовет? Даже готова была наплевать на гордость и объясниться начистоту: «Ты мне нужен». Открывала рот, чтобы произнести заветную фра-зу, натыкалась на взгляд исподлобья и давилась непроизнесенными словами. Она понима-ла, что глубоко в его душе сидит недоверие: «Ей нужен я, или моя сила?» Алла часто задавала себе этот вопрос, но однозначного ответа не получала. «Какого мужа хотите, умного или богатого?» Ей хотелось и того и другого. Может эгоистично, зато чест-но. Иногда, лежа в постели, она закрывала глаза и мечтала: мне бы такую силу! Да я бы!... Я бы!... Соблазнов и искушений было столько, что Алла не могла выбрать мечту поярче. Пред-ставляла, как придет в Сбербанк и внушит кассиру выдать ей миллион долларов. Или два миллиона. Купит дом за городом, машину, заведет собственную прислугу, начнет флани-ровать по бутикам, косметологам и массажистам. Нет, Павла она, конечно, не бросит, он ее греет изнутри, как печка. Она бы пристроила его в какую-нибудь неплохую компанию, «Газпром», например. Кем? Пресс-секретарем. Или личным психологом господина Милле-ра. А что? Непыльная работенка! В общем, разобралась бы, что делать, имея такой пода-рок природы! Ирония заключалась в том, что сила была не у нее, а у человека, который ничего этого не желал. Ни силы, ни миллиона долларов, ни доходного места, ни могущества, ни власти. Господи, ну почему жизнь такая несправедливая?! Алла глубоко вздохнула. Ей показалось, что откуда-то потянуло запахом гари. Она обернулась и окинула взглядом пышные цветочные клумбы: может, садовник решил спалить сухие листья? Вряд ли, Инга Владимировна не переносит этот запах. Листву обычно собирают в пакеты и вывозят на мусорную свалку. Алла снова втянула носом воздух. Ей не кажется, что-то горит. Она вскочила с раскачи-вающегося диванчика и пошла на серую дымную струйку, витавшую в ясном осеннем воз-духе. Струйка привела ее к гостевому флигелю. Алла взбежала на крыльцо и подняла голову. Легкий ветерок заколыхал воздух, и из окна спальни, в которой ночевал Павел, вырвался клубок ядовитого темно-серого дыма. Алла ахнула и ударилась плечом в закрытую дверь. Бесполезно. Она сбросила туфли на высоком каблуке и прямо в чулках ринулась к хозяйскому дому. Влетела на кухню – растрепанная, босая, с диким блуждающим взглядом, - крикнула, за-быв сымитировать акцент: - Где ключи от гостевого домика? Прислуга застыла, разглядывая обезумевшую англичанку. - Что молчите, придурки? – крикнула она еще пронзительнее. – Там пожар! Тут они, наконец, заколыхались. Горничная вскрикнула и выронила серебряный нож, уборщица расколотила чашку из парадного кофейного сервиза, только повариха – толстая, невозмутимая, - оказалась на высоте. Рванула со стены запасные ключи и протянула Алле. - Беги. А я мужчин позову. Алла схватила связку и побежала обратно. Ей всегда казалось, что дорожка, ведущая к флигелю, выложена ровными гладкими камнями. Заблуждение. Камни были преострые, они рвали чулки и ранили ноги. К дому Алла добежала, оставляя за собой кровавые следы, как жертва в фильме ужасов. Дым из открытого окна валил столбом. Алла отперла дверь и бросилась наверх, громко вы-кликая: - Паша, где ты? Второй этаж был сильно задымлен. Алла рванула тонкую шифоновую блузку, прикрыла нос белоснежной полой и вбежала в горящую спальню. Павел лежал на кровати ничком, скорчившись, Кузя – лицом вверх, раскинув руки. Вокруг все горело и пылало. Алла схватила Павла подмышки, стащила с кровати и поволокла в со-седнюю комнату, где еще можно было дышать. Он оказался тяжелым, гораздо тяжелее, чем она думала. Дотащив Павла, она несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула воздух и бросилась обратно – за Кузей. Снаружи уже слышались громкие мужские голоса и истери-ческие женские крики. Кузя оказался почти таким же тяжелым, как Павел. Отъелся, гад, подумала Алла со зло-стью, волоча его по полу. Сильные мужские руки перехватили тело на полпути и она, ша-таясь, прислонилась к стене. Тут же закашлялась и кинулась во вторую спальню, к Павлу. Его в комнате уже не было. Алла сбежала вниз по лестнице, выскочила из дома и увидела тело в знакомом сером свитере, лежащее на земле. Перед домом метались перепуганные женщины, Инга Владимировна кричала что-то в телефонную трубку. Алла ползком подоб-ралась к Павлу, положила голову ему на грудь и уловила слабые ритмичные толчки. Слава тебе, Господи, жив. Из дома вышел шофер с Кузей на руках и начал озираться, прикидывая, куда его положить. - Неси сюда! – крикнула Алла хриплым сорванным голосом. Шофер послушался, подошел к ней, аккуратно опустил Кузю на землю. - Живой? – спросила Алла. - Да куда он денется. Алла обеими руками вытерла лицо. Едкий дым вызвал обильные слезы, наверняка тушь расплылась, а косметика «поехала». Тут она увидела болтающуюся в воздухе шифоновую полу и торопливо запахнулась, нащупывая пуговицы. Нащупала всего одну, под самым подбородком. Ну и ладно, решила Алла и завязала блузку на животе узлом. Подлетела Инга Владимировна, с размаху пнула ногой Кузю в бок: - Сволочь! Дрянь! Поганка! Алла поднялась и отпихнула хозяйку. - Вы что, с ума сошли? - Они нам дом спалили! – заорала Инга Владимировна. Ее полное тело тряслось, как желе. – Кто компенсирует убытки? Там мебели на двадцать тысяч долларов! Там ремонт! Кто все это оплатит?! - Успокойтесь! Алла сначала не поняла, что это произнес Кузя. А когда поняла, быстро присела на корточ-ки и схватила его за плечо. - Оклемался? Кузя сморщился и попытался сесть. Алла помогла. Инга Владимировна смотрела на них брезгливо, как на бомжей. - Все вам оплатят, - сказал Кузя, не повышая голоса. – И незачем так орать, у меня уже пе-репонки лопаются. – Он наклонился к Павлу и потрепал его по щеке. Павел всхлипнул и повернул голову набок. - Порядок, - констатировал Кузя. - Я хочу, чтобы вы убрались, - заявила хозяйка. – Немедленно. - Чего хочет женщина, того хочет Бог. Машину дадите? - С радостью! Еще через полтора часа картина выглядела так: огонь в спальне погасили, убытки подсчи-тали. Выяснилось, что сгорели занавески, кровать и пол вокруг нее. Все остальное оста-лось в целости и сохранности – даже зеркальная дверца гардероба не пострадала, только немного закоптилась. Инга Владимировна рыдала и причитала, но уже скорее по необходимости, чем от души. Приехала «Скорая помощь». Врач вколола хозяйке успокоительное и осмотрела остальных героев битвы с огнем. Все целы и невредимы. Ни сильных ожогов, ни отравления угарным дымом. Больше всех пострадала Алла: ее ступни, изрезанные острыми камнями, преврати-лись в сплошную кровоточащую рану. Врач посочувствовала, покачала головой и вколола Алле противостолбнячную сыворотку. Получила пять тысяч рублей, и бригада уехала об-ратно. Алла сидела за столом на кухне, чувствуя себя разбитой и беспомощной. Повариха Надя поставила перед ней чашку крепкого чаю и коротко велела: - Пей! Алла подняла на нее больные глаза. Она не знала, что делать дальше. Хозяйка велела гос-тям немедленно убираться из дома, даже машину выделила для этой благородной цели. Воспрепятствовать отъезду мог только Андрей Константинович. Алла все телефоны обор-вала, пытаясь до него дозвониться, но в офисе хозяина не было, а мобильник отвечал ме-таллическим женским голосом: - Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. - Тебя как зовут? – спросила вдруг повариха. Алла вздрогнула от неожиданности. - Алла, - ответила она честно. - Хорошее имя. А то все «мисс Сникерс», да «мисс Сникерс»… Самой-то не надоело? - Надоело, - тихо ответила Алла. - Если бы ты только знала, как мне все это надоело! – Она взялась ладонью за лоб и посмотрела на Надю. – А остальные знают? Повариха пожала плечами. - До сегодняшнего дня вряд ли знали. А когда ты заорала про придурков, наверное, дога-дались. Да ты пей, пей! Может, перекусишь? - Не хочу, - пробормотала Алла. Ее душили слезы. Вот и кончилась история респектабельной английской мисс, из дома придется убираться. Денег она не получит, это ясно. А, ладно. У нее еще остались три ты-сячи долларов, как-нибудь продержится первое время. Что потом? Снова съемная одно-комнатная хибара с четырьмя соседками? Уроки английского за десять долларов в час? Раскладушка, с валяющимся на ней дамским романом о красивой жизни? Алла уронила голову на стол и разрыдалась. - Не могу, я больше не могу! – причитала она, катаясь лбом по гладкой деревянной по-верхности. Волосы растрепались и падали на плечи тусклыми спутанными прядями Повариха погладила ее по голове. - У тебя мама есть? – Алла кивнула, содрогаясь от плача и стыда. Она уже забыла, когда звонила ей в последний раз. – Вот и поезжай к ней, - посоветовала повариха. – Отдохни, отлежись, приди в себя. Потом подумаешь, что дальше делать. Алла попыталась встать из-за стола, и тут же схватила повариху за могучие плечи. Изра-ненные ступни болели так сильно, что передвигаться можно было, только поставив их «ребром». - Спасибо тебе, - сказала Алла и поцеловала повариху в горячую толстую щеку. - За что? За чай? - И за чай тоже. Алла окинула кухню прощальным взглядом и заковыляла к дверям на вывернутых ступнях. Порванная блузка болталась на ней, обнажая лифчик, но Алле было на все наплевать. Оказавшись в своей комнате, она вымылась, переоделась и собрала вещи. Их оказалось не-много – всего одна сумка на колесиках. С чем прибыла в Москву, с тем и отбывает. Алла сунула перевязанные ноги в мягкие замшевые сапожки с декоративными дырочками. Не по сезону обувка, но делать нечего. Она схватила сумку за прочную прямоугольную ручку и поволокла ее вниз по лестнице. Колесики громко отбивали каждую ступеньку, однако Инга Владимировна из комнаты не выглянула. Все эти расчеты и разговоры о деньгах – это так скучно! Что ж, удалимся по-английски, не прощаясь. Алла протащила сумку через большую гостиную, заставленную цветами. Заглянула на кухню, попрощалась с остальной прислугой по-человечески, без осточертевшего англий-ского акцента. Как ни странно, ей ответили тоже по-человечески, а повариха еще раз поце-ловала «на дорожку». Алла не стала спрашивать, уехали гости, или нет. Дело было не в гордости: ее вдруг охва-тила душевная апатия. Если Павлу она не нужна, пусть едет, куда глаза глядят. Захочет по-звонить – позвонит, не захочет – не надо. Сколько можно проявлять инициативу? Пускай мужчина решает самостоятельно, что ему делать. Вытащив сумку во двор, Алла нацепила на нос черные очки и подумала, что нужно вызвать такси. Рядом мягко затормозила черная хозяйская машина, задняя дверца распахнулась, и Кузя сердито сказал: - Быстрее собраться не могла? Мы уже заждались! Шофер подхватил ее чемодан и сунул в багажник. Алла без слов уселась на заднее сиде-нье. Кузя, сидевший рядом с шофером, обернулся: - Как настроение? Алла показала ему большой палец, и почувствовала, как ее талию обняла теплая мужская рука. - Куда мы едем? – спросила она. - А тебе не все равно? Алла прислонилась головой к плечу Павла и закрыла глаза. Теперь все равно. Москва, начало ноября 2007 года. -…Мы выяснили номер машины, в которой его увезли, - продолжал детектив. Юргенс слушал внимательно, наклонив голову. – Он липовый. То есть, «девятки» с этим номерным знаком в Москве не существует. Его сняли со старого «фольксвагена» и прикрутили на уг-нанную машину. Юргенс спросил сварливо: - А почему так долго искали? - Эрнест Петрович, побойтесь Бога! – детектив укоризненно склонил к плечу седовласую голову. – Мы перерыли все автосвалки Москвы и Подмосковья, прежде чем нам подверну-лось это обугленное железо! Хозяин третий месяц на заработках, северная вахта, так что он до сих пор не в курсе. - Я так и не понял: объект удрал, или его все-таки похитили? Детектив вздохнул. Он очень не любил половинчатую работу, но наниматель словно свих-нулся, названивая каждые полчаса с требованием определенности. - Точно сказать не могу. Я нашел только двух исполнителей, но с ними особенно не раз-говоришься. Дайте еще недельку. - Недельку! Знаете, Эдуард, не жирновато ли будет? Почему нельзя поговорить с теми, кого вы нашли? Я не знаю, дайте им денег, что ли… - Не в деньгах дело. – Детектив вздохнул. – Просто они сейчас…как бы сказать…не очень разговорчивые. У одного болевой шок; ему кажется, будто у него сильные ожоги. - Кажется? – перепросил сиплый голос. - Кажется, - подтвердил детектив. – Мужик так зациклен на болевых ощущениях, что приходится его непрерывно колоть. А на теле, между прочим, ни одной царапинки. Попы-тался с ним поговорить - бесполезно, он ничего не помнит. Глазища круглые, детские… И заикается. Эдуард вспомнил взгляд бывшего коллеги — блуждающий, бессмысленный — который странным образом напоминал выражение глаз сослуживцев по Афгану, одуревших от за-тяжных боев. Выражение, которое его собратья по оружию удачно окрестили «заворот мозгов». - Что со вторым? Детектив усмехнулся. - Там еще интереснее. Представьте, стоит парню услышать слово - «спи!» - и он выруба-ется. Молодой тридцатилетний мужчина, здоровый, работал частным охранником. Теперь ходит к психологу как на работу, каждый день. Пока результатов нет. При любом напоми-нании о происшедшем – немедленно засыпает. Так что, беседовать с ним тоже бесполезно. - А третий? Детектив развел руками. - Водителя я пока не нашел. Может, поворошить фотографии сотрудников всех частных охранных агентств… Юргенс перебил, махнув рукой. - Не стоит. Телефон «сони» на прослушку, - распорядился Юргенс. – Распечатки разгово-ров мне на стол. Ежедневно. Детектив наклонил голову. - Слушаюсь. - Идите. Оставшись один, Юргенс встал из-за огромного, как палуба авианосца, стола, прошелся по кабинету и остановился у окна. Сунул руки в карманы и застыл, разглядывая тусклую лен-ту реки. Настроение было – паршивее некуда. Этот проклятый чернокнижник словно навел на него порчу. Нет, контракт он все-таки получил, но, как и опасался, овчинка оказалась такой куцей, что выделки почти не стоила. Он просто отстоял свое место под солнцем, с которого его, старого волка, упорно теснили молодые члены стаи. Ну, хорошо, в этот раз удалось, а что будет дальше? «Акела промахнулся»? Плохой сезон нынче выдался, просто отвратительный. Бензин дорожает, парочку чартеров пришлось временно отменить. Комиссия поставила на вид несоблюдение правил безопас-ности, пришлось откупиться «штрафом». Ну, и что, что в самолете больше мест, чем ука-зано в тарификации? Подумаешь, на табуретках пассажиры сидят! Между прочим, пасса-жиры за эти табуретки еще и дерутся – они в два раза дешевле, чем кресла, а рисковать приходится одинаково. Самолеты старые, поскрипывают в воздухе. Технику давно пора менять, но он все откладывал, все подсчитывал будущие прибыли. Вот и досчитался. Еще пара таких сезонов – и чистой выручке можно сказать «гуд бай!» Юргенс вернулся за стол и попытался сосредоточиться на текущих делах. Перелистал и отодвинул несколько папок. Поставил локти на стол, уперся кулаками в лоб. Не это глав-ное, не это его гнетет по ночам, когда он, сунув руку под подушку, смотрит в темноту. Кто-то раскрыл тайну, хранителем которой Юргенс считал себя одного. И теперь в неизвестных руках убойное оружие. Сначала он решил, что Павлом заинтересовалась реанимированная Контора. Если так – дело безнадежное, отвоевать чернокнижника у государства нереально. Контора размени-ваться не станет; ее представитель просто обронит на закрытом заседании Думы одно из самых зловещих и загадочных выражений бюрократического лексикона: долгосрочные ас-сигнования. И хотя ничего не будет произнесено вслух, все присутствующие отлично пой-мут, что в подтексте — вопрос евгеники. В пользу «государственной» теории говорило то, что частный детектив узнал в одном из похитителей бывшего коллегу ( Эдуард после Афгана тридцать лет отрубил в органах и был там на хорошем счету). Но, узнав, что второй член компании работал частным охран-ником, Юргенс от этой теории отказался. Конторе частные охранники без надобности, они любителей в свои дела не посвящают. Выходит, Павел попал в руки неизвестного человека. Частное лицо. Этого Юргенс опасался больше всего. Похититель должен быть богат, влиятелен, и обла-дать хорошими источниками информации. Кто в Москве может знать о выдающихся способностях чернокнижника? Сотрудники, коллеги? Вряд ли. Для них бывший вице-президент - талантливый психолог, владеющий гипнозом. Друзья, знакомые? Нет у него ни тех, ни других. Прошедшие полгода Павел вел смехотворный образ жизни, самой разгульной частью которой было катание на речном трамвайчике. Ни баб, ни друзей, ни ночных клубов, - ничего! Странный он какой-то. А если не было никакого похищения? Если это была инсценировка? Нанял людей и разыграл постановку на глазах у наблюдателя? Нет, не срастается. О наблюдателе Павел ничего не знал, но, даже если допустить, что Эдуард элементарно «засветился», попытка опустошить банковский счет выглядела спонтанной, непродуман-ной. Несчастный мальчишка до сих пор видит во сне «Формулу-1», а почему – объяснить не может. Каждую ночь несется по трассе на красной гоночной машине без тормозов, про-сыпаясь от собственного крика. Кассир со сдвигом, девчонка в сквере с обожженной рукой, двое в больнице и третий участник событий, который, возможно, вообще пропал без вести. Ах, Паша, Паша, стало быть, поступился принципами, когда хвост прижало! Вот тебе и ядерный чемоданчик! Зазвонил телефон. Эрнест Петрович опустил руки и уставился на мигающую зеленую лампочку. Вначале хотел проигнорировать звонок, но передумал и заставил себя нажать кнопку. - Кто там еще? - буркнул он недовольно. - На проводе Андрей Денисович Августов, - доложила сиятельная матрона, которую Эр-нест Петрович в глубине души побаивался – уж очень хорошо воспитана. Он чуть не вскрикнул: «Как?... Снова?... Сердце заколотилось, предвкушая неприятности. - Соединяйте. Заиграла нежная скрипичная мелодия. Каденция оборвалась, и знакомый спокойный голос произнес: - Эрнест Петрович, приветствую вас. Юргенс проглотил слюну. С бывшим партнером они расстались несколько лет назад, но воспоминания все еще болели и кровоточили, как рана, присыпанная солью. - Здравствуйте, Андрей Денисович. - Я не помешал? - Ну что вы! Всегда…э-э-э… рад вас слышать…. Трубка едва слышно хмыкнула. Компьютерный магнат не стал терять время на ответные реверансы (тем более, что они вряд ли могли кого-то обмануть), и сразу перешел к делу: - Слышал, вы получили выгодный заказ от министерства. Юргенс быстро прикинул: с авиацией Августов никак не связан, значит, пересечься их до-роги не могли. Разве что, случайно. - Вы стали интересоваться грузовыми перевозками? – спросил он осторожно. Видит Бог, получение этого заказа стоило ему столько, что о прибыли можно забыть. - Нет, я просто хотел вас поздравить. - Благодарю. - И пригласить в гости. Юргенс так и сел (фигурально, конечно, потому что и так сидел). В голове загудела пожар-ная сигнализация. - Эрнест Петрович! Вы меня слышите? - Да-да, - откликнулся Юргенс и пошелестел какой-то бумажкой. – Вот, смотрю, когда я смогу вырваться. - Хорошо, если бы вы вырвались прямо сейчас, - так же вежливо произнес собеседник. – Это в наших общих интересах, уверяю вас. Юргенс взялся свободной рукой за лоб. Если он откажется – приглашать второй раз мил-лиардер не станет. Он повторных предложений никому не делает. - Хорошо, - сдался Юргенс. – Еду. Адрес тот же? Помимо желания в голосе прозвучали не то горькие, не то язвительные нотки. - Тот же, - невозмутимо подтвердил Августов. В ухо полетели короткие гудки. Несколько минут Эрнест Петрович сидел, сгорбившись, глядя в точку на столе. Затем со вздохом поднялся и пошел в гардеробную. Перебрал многочисленные вешалки с одеждой. Остановился на демократичном варианте: серый костюм с белой рубашкой, но без галсту-ка. Застегивая пуговицы, гадал, не слишком ли нарядно выглядит, не оскорбит ли своим цветущим видом больного человека? Начальник охраны, одноклассник Юра, ждал его в машине. Юргенс сел на заднее сиденье, коротко объяснил ситуацию. Юра неприятно удивился: - Снова он? Что ему нужно? - Понятия не имею, - честно ответил Эрнест Петрович. - Даже предположить не могу. Машина выползла из подземного гаража и влилась в сверкающую автомобильную реку. Вокруг гудела, толкалась, материлась, дышала выхлопными газами вечерняя Москва, но Эрнест Петрович ничего не замечал. Он смотрел в окно и вспоминал. Их сотрудничество началось в девяносто седьмом году. Юргенс заключил с компанией «Инфосервис» два договора: первый – на автоматизацию и обслуживание программ пасса-жирских авиарейсов, второй – на автоматизацию банковских услуг. Три года они прорабо-тали душа в душу: никаких сбоев, никаких взаимных претензий. Перед новогодними кани-кулами Эрнест Петрович пригласил партнера в гости, но получил неожиданно сухой от-каз. Тогда же в кулуарах ему объяснили, что подобное поведение Андрей Денисович счи-тает фамильярным, и может за это наказать. Наказание последовало мгновенно: цены на компьютерные услуги в новом договоре взле-тели на пятнадцать процентов. Озадаченный Юргенс попытался протестовать, но к его виску вежливо приставили пистолет: либо подписывай, либо мы уходим и забираем свой продукт. Остаться без компьютерного обеспечения в разгар сезона было деловым само-убийством. Эрнест Петрович скрипнул зубами и подписал. Дальше началась заварушка из-за участка земли неподалеку от Старой Купавны. Див-ное место. Воздух, природа, лес, пруд…. Юргенс давно мечтал построить там дачку, а тут и случай выдался. Большой участок земли в разгар дефолта шел с торгов буквально за гроши. И что же? На тот же участок положил глаз Андрей Августов! У Эрнеста Петровича было три солидных козыря: подписанный договор с подмосковной администрацией, внесение залоговой суммы, оформленной надлежащим образом, и покро-вительство одного немаленького чиновника. Юргенс считал, что право первой брачной но-чи у него в кармане. Судиться умный человек в такой ситуации не станет: себе дороже выйдет. Компьютерный магнат судиться не стал. В дождливый день к Эрнесту Петровичу явился человек из компании «Инфосервис». Разложил перед Юргенсом копии данных о некоторых кредитных операциях его банка и под монотонный стук дождя объяснил, что они вступают в противоречие с действующим российским законодательством. Компания «Инфосервис», как законопослушный налогоплательщик (посетитель выговорил это слово-сочетание без запинки), стоит перед моральной дилеммой: защищать интересы заказчика, или верно служить государству? Руководство будет думать до завтрашнего утра, сообщил посетитель и покинул кабинет. Юргенс провел бессонную ночь. Утром вызвал к себе юриста, посоветовался с ним. Юрист сочувственно цокнул языком. - Да отдайте вы ему половину участка, Эрнест Петрович! - Понимаешь, Леша, половину он не возьмет, - ответил Юргенс и отказался от сделки. Тогда же он начал искать другую компьютерную компанию, способную заменить «Инфо-сервис» на земле и в воздухе. Найти оказалось не так-то просто; от Юргенса испуганно шарахались владельцы мелких фирм, подбиравшие остатки добычи монополиста. При-шлось создавать собственный компьютерный цех, затратив уйму нервов, времени и денег. Миллиардер позволил бывшему партнеру уйти, но урок Юргенс запомнил. Машина остановилась перед высоким бетонным забором. Створка ворот плавно поеха-ла в сторону. Юргенс уставился в серое ковровое покрытие под ногами. Он испытывал унизительное чувство, потому что это был украденный у него участок. Увидев скромный двухэтажный особнячок, Эрнест Петрович удивился: он представлял жилище такого человека похожим на Тадж-Махал. Хотя это, кажется, не жилище, а усы-пальница. Самое место для Андрея Августова. Как сказал их общий знакомый, «похоже, что этот человек спит в гробу». Секретарь компьютерного магната приветствовал гостя у входа. Юргенс ответил сухим кивком и вошел в дом, с любопытством озираясь вокруг. Блестел отполированный паркетный пол. В глубине холла лестница, сделав два изящ-ных витка, уходила наверх. Застекленные двустворчатые двери слева приглашали на зали-тую солнцем террасу, за которой виднелась ровно подстриженная лужайка с дальним зер-калом пруда. Воздух был наполнен горьковато-острым запахом жженых листьев. Юргенс сам не знал, что ожидал увидеть: роскошь, ореол грандиозности, массу всего дорогого, изысканного, бьющего в нос. Однако, проходя по дому, он удивлялся, как нико-гда в жизни. Обстановка оказалась прекрасной, но свободно прекрасной, лишенной холод-ного дизайнерского расчета, строгой и успокаивающей одновременно. Августов был хоро-шим коллекционером. Он выбирал картины и размещал их так, что никто не мог сказать: на стенах развешены деньги со следами крови. Эрнест Петрович не понимал, как человек такой холодный и зловещий, умудрился создать вокруг себя атмосферу спокойствия и ую-та. Его внимание привлекла картина, висевшая на центральной площадке второго этажа. В живописи Юргенс разбирался плохо, но слово «пуантилизм» было ему знакомо. Нарисо-ванное точками полотно изображало поляну, окаймленную высокими деревьями с пыш-ной кроной. В отдалении виднелись небольшие домики с черепичными крышами. По по-лотну скользнула тень, и Юргенсу показалось, что ветка дерева на переднем плане качну-лась. - Сезанн, «Вечер в предместье», - прошелестел голос сзади. Юргенс обернулся. За вежливой улыбкой проводника скрывалось самодовольство. Есть люди, которые гордятся отсветом сияния хозяев. Из таких получаются идеальные секрета ри и телохранители. - Вижу, Андрей Денисович любит импрессионистов. - Андрей Денисович любит хорошую живопись, - поправил секретарь. Юргенс двинулся дальше. Стены широкого коридора украшало множество картин. Ника-ких «Снятий с креста», никаких батальных сцен, ни одного портрета - пейзажи, разве-шанные по стенам, казались окнами в другой мир, нереально прекрасный, как затаенная мечта. Картины излучали яркую теплую ауру, которую должен хорошо ощущать человек, замуровавший себя в четырех стенах. Миллиардера знали на всех мировых аукционных площадках – от Лондона до Нью-Йорка. Подобно людям, лишенным органа чувств, Августов обрел высокую восприимчи-вость к энергетике искусства. Он не любил торговаться. Обычно его представитель назы-вал цену, в два-три раза превышающую заявленную, и сразу отсекал конкурентов. Береж-ливые обитатели «цивилизованного мира» усматривали в этом денежную браваду, отсут-ствие культуры, заставлявшее их брезгливо сторониться богатых русских выскочек. На са-мом деле, деньги были своеобразной формой комплимента художникам, большинство ко-торых при жизни существовали впроголодь (что еще раз говорило о ненормальности так называемого «нормального» мира). А также эквивалентом душевного трепета, который вы-зывала у миллиардера способность создавать миры, гораздо прекраснее настоящего. Секретарь привел гостя к темно-коричневой двери, отделанной резными панелями, и постучал. Юргенс ощутил, как по коже пробежали щекотные мурашки. Нечто подобное он испытал в одиннадцать лет, разглядывая мумию под стеклом в Мавзолее. Жутко и ин-тригующе. Уже став взрослым, он осознал, как недостойно болезненное любопытство, с которым люди созерцают несчастного высохшего покойника. Миллиардер сидел за письменным столом напротив входа. Шагнув в комнату, Юргенс увидел очень светлые глаза – не то серые, не то голубые, - и красивое лицо с классически правильными чертами. На плечи Августова был наброшен клетчатый шерстяной плед, полностью скрывавший тело. - Вот мы и встретились, Эрнест Петрович. В хозяйском голосе прозвучала нотка скрытой иронии. Юргенс закряхтел, чувствуя, что его загнали в угол. Что на это ответить? «Рад вас видеть?» «Прекрасно выглядите?» Лю-бые вежливые шаблоны после фразы хозяина выглядели нехорошим намеком на давнее происшествие. Он переступил с ноги на ногу и выдавил: - Да-а-а…. - Вижу, вас удивил мой дом? – продолжал Августов, словно не замечая его смущения. - Очаровал, Андрей Денисович. - Я слышал, вы тоже увлекаетесь живописью? – Юргенс быстро глянул на него. Августова позабавил испуг в его взгляде: – «Таитянские пасторали» по-своему прелестны, но они не в моем вкусе. Несколько перегружены цветом и чувственностью, хотя выглядят эффектно. Как вы считаете? - Я…согласен. - Коллекционирование может быть манией. Но истинное искусство - наслаждение выбо-ром. Однако я разговорился. Прошу вас, присаживайтесь. В большом окне за спиной Августова открывался чудесный вид на зеленую лужайку и далекий пруд с оранжевым причалом. Прямо под окном возле дома стоял раскладной дере-вянный столик и кресло, с накинутым на спинку пледом. Ветер трепал страницы открытой книги на столе. Человек в униформе бродил по лужайке с мини-газонокосилкой в руках, медленно водя ею из стороны в сторону. Звук не проникал сквозь двойную деревянную раму, и от этого окно казалось гигантским телевизионным экраном с выключенным дина-миком. - Спасибо, что нашли время вырваться. - Голос у компьютерного магната был вырази-тельный, низкий, с богатыми модуляциями хорошо образованного человека. – Постараюсь не задерживать вас дольше необходимого. Августов кивнул секретарю, и тот включил большой плазменный телевизор. На экране возникла фотография Павла, диктор прочитал текст, написанный Эрнестом Петровичем. Экран погас. - Я обратился к руководству канал и мне записали этот сюжет, - объяснил хозяин дома. Плечи Юргенса опустились. За это короткое время он понял все: и кто похитил Павла, и зачем он понадобился такому …странному человеку, как Августов. Понял и то, что с чес-толюбивыми планами можно распрощаться. Поэтому вопрос прозвучал устало, просто ра-ди проформы: - Чем же он вас так заинтересовал? - Я знаю, где находится этот человек. - И что? Вы хотите получить пятьдесят тысяч долларов? Августов проигнорировал сарказм. - Совсем наоборот. Я хочу предложить вам отступные. Эрнест Петрович откинулся на спинку стула. На этот раз его удивление было непритвор-ным. - То есть?... - Я заплачу вам за то, чтобы вы отказались от попыток разыскать этого человека и всту-пить с ним в контакт. Упущенная выгода будет компенсирована. Юргенс оглянулся. Секретарь сидел на стуле за его спиной и смотрел в окно. - Вы можете говорить совершенно свободно, - заверил Августов. - И… как вы себе это представляете? – поинтересовался Юргенс. Августов пожал плечами и поправил сползающий плед. Мелькнула и скрылась под шер-стяной тканью худая подростковая ручка. - Обыкновенно. Мы с вами подпишем контракт, где будут оговорены все интересующие пункты. Из-за плеча Юргенса вынырнул отпечатанный бланк. Эрнест Петрович изучил его на рас-стоянии вытянутой руки: действительно, обыкновенный договор. Только субъект договора выглядит странно – существо одушевленного рода. Он еще раз перечитал короткий ясный текст. Не искать, не вступать в контакт, не помогать в случае обращения… Юргенс постучал пальцем по последнему пункту: - Почему не оговорены штрафные санкции? Августов улыбнулся. Это была на удивление неумелая улыбка, словно нарисованная пло-хим художником. - Ну, Эрнест Петрович, вы же не ребенок. Сами понимаете, такие вещи на бумаге не фик-сируют. Юргенс мысленно чертыхнулся. - А сумма? – поинтересовался он. Из-за плеча снова вынырнула рука секретаря и положила на стол квадратный блокнотный лист. Юргенс бросил на него пренебрежительный взгляд и побледнел. - Вы…серьезно? - Дорогой Эрнест Петрович! - терпеливо ответил миллиардер. - Когда я хочу что-то иметь, я за это плачу. По-моему, все честно. Юргенс заколебался. Может поторговаться? Нет, это как-то несолидно. Во-первых, пред-ложенная сумма превосходит все его ожидания, а во-вторых, он себя уже выдал. - Хотите посоветоваться с вашим юристом? – вежливо спросил Августов. Юргенс покосился на собеседника. Оказывается, вопреки бытующему мнению, Андрею Денисовичу не чуждо чувство юмора. Висельного юмора, прошу заметить. - Я что-нибудь должен сделать кроме этого? – угрюмо спросил он, кивая на документ. - Рад, что вы спросили. В качестве личного одолжения я просил бы вас вернуть все доку-менты…э-э-э… пропавшего, а также перевести его деньги на счет в банке, который укажет мой секретарь. - Это незаконно, - пробормотал Юргенс. - Поэтому я и сказал: личное одолжение. Юргенс вздохнул и обласкал взглядом цифру с шестью нулями. Может, и вправду удовле-твориться синицей в руке? Да нет, какая тут синица, тут целый африканский страус! Вот и компенсация за «потопленный» контракт. Он сдался. - Согласен. - Это очень мило с вашей стороны, – отозвался миллиардер без тени насмешки, словно у гостя был выбор. Секретарь подал Юргенсу ручку, и тот поставил в конце документа длинную заковыри-стую подпись. Московская область, ноябрь 2007 года. Проснувшись, Алла потянулась за маленькими ручными часиками, лежавшими на прикро-ватной тумбочке. Поднесла их к глазам, прищурилась. Что?!... Половина девятого?!... Кошмар, она проспала и не проконтролировала, как накрыли стол к завтраку! Алла рывком выдернула себя из теплой постели. Сунула ноги в тапочки, собираясь бежать в ванную, и вдруг опомнилась: какой завтрак? Все это в прошлом: недосыпания, недоеда-ния, Инга Владимировна с привычкой подслушивать - подглядывать, глупый английский акцент и фамилия с обертки шоколадного батончика. Как славно жить на свете! Алла потянулась, сбросила тапки и снова забралась под одеяло. Натянула его до подбород-ка, свернулась в клубочек и прошлась взглядом по плотно задвинутым шторам. Кажется, на улице пасмурно и ветрено. Ветви дерева качаются за занавеской, как декорация в япон-ском театре теней. Хорошо в такую погоду лежать в теплой постели и смаковать приятные неторопливые мысли. Прошел месяц с того дня, как они покинули гостеприимный дом господ Дубининых. Алла думала, что это конец ее московской жизни, а оказалось – только начало. Нормальной, че-ловеческой жизни, нужно уточнить. Кузя привез их в дом своего дядюшки: сказал, это самое безопасное место на свете. Судя по количеству охраны – не соврал. Самого старика Алла так ни разу и не увидела: стесня-ется, болен, немощен. Может и немощен, зато влияния у него – хоть отбавляй. Взять хотя бы историю с ее зарплатой. В контракте сказано ясно: деньги выплачиваются ровно через год после подписания документа. Если договор расторгается хотя бы на день раньше, сумма целиком возвращается работодателям. В общем, после своего отъезда Алла на эти деньги не рассчитывала. Но в один поистине прекрасный день Андрей Константинович явился с объемным свертком, вручил его Алле и попросил пересчитать. Она развернула бумагу, ничего не понимая, и увидела толстенькую пачку долларов, перетянутую резинкой. - Что это? – спросила она. - Ваша зарплата за шесть месяцев, - ответил Андрей Константинович: - Пересчитайте, пожалуйста. Аллу не покидало чувство, что ее разыгрывают. Но Андрей Константинович уехал, а день-ги остались. Восемнадцать тысяч долларов плюс три накопленных раньше. Теперь она об-ладательница совершенно фантастической суммы и имеет полное право плевать в потолок. У нее заслуженные каникулы. Сначала Алла подумала, что денежный фейерверк организовал Павел. С его-то способно-стями это – раз плюнуть. Растрогалась, поблагодарила, но он искренне изумился - какие деньги? Алла приставила Кузе нож к горлу: говори, чья работа? Тот юлил, юлил, потом признался: дядюшкина. Он терпеть не может, когда обсчитывают женщин. Алла выразила желание лично поблагодарить славного старика, но получила прежний отказ: стесняется, болен, немощен. Ну и ладно. Алла велела Кузе поцеловать дядюшку вместо нее, раз ему так приятнее. Обидно, что стесняется дядюшка только Аллу. Кузя с Павлом в его комнатах (дядюшка за-нимает весь третий этаж) торчат по целым дням. - Что вы там делаете? – поинтересовалась Алла как-то раз. - Совещаемся, - ответил Кузя. А Павел промолчал, он врать не умеет. Ох уж эти смешные мужские секреты! Павел с Кузей непрерывно шушукаются. О чем идет речь Алла ни разу не уловила. Только однажды зашла на кухню и увидела странную кар-тину: на краю стола стоит спичечный коробок, а Кузя таращится на него выпученными глазами. Коробок вдруг покачнулся и свалился на пол. Кузя засмеялся и захлопал в ладо-ши. Павел, которого она вначале не заметила, тоже засмеялся. - Что тут происходит? – спросила Алла. Они одновременно обернулись и перестали смеяться. - Сквозняк, - сказал Кузя, указывая на валяющийся коробок. - Идиоты, - обиделась Алла и вышла из кухни. Она испытывала законное негодование женщины, перед которой мужчина стесняется раздеться, хотя она сто раз видела его в тру-сах. Можно подумать, она не знает, с кем живет под одной крышей! Думать об этом было одновременно жутко и приятно, - все равно, что крутить любовь с инопланетянином. Алле как-то раз приснилась игривая сценка, будто она занимается лю-бовью с красивым краснокожим парнем на огромной небесной платформе. Неловко гово-рить, но тогда она испытала оргазм. Проснулась и подумала: к чему бы это? Любая жен-щина ответила бы с циничной простотой: нужен мужчина. Но Алле нужен не просто муж-чина. Ей нужен Павел. За прошедший месяц они друг друга почти не видели. Расставшись с ненавистной ролью домоправительницы, Алла только и делала, что ела и спала, спала и ела. Когда пришла в себя, ей захотелось осмотреться. Дом был большой и бестолковый: куча комнат, обстав-ленных разнокалиберной мебелью, плохо сочетающейся со шторами и цветом обоев. Алла ходила и поражалась – так ли живут российские банкиры? Правда, она не видела царства дядюшки, может там царит торжество гармонии и хорошего вкуса. Кузю, судя по всему, обстановка нисколько не смущала. Он вообще не производит впечатления избалованного мальчика: ест, что дают, носит, что постирают. Обязанности домохозяйки исполняет старая грымза с неприятным колючим взглядом. Она единственная женщина, которую охранники пускают на третий этаж. Повар в доме неплохой, но не высший класс. У Дубининых, к примеру, Надя готовила гораздо изобретательнее. И вообще во всем тут чувствовалось от-сутствие женской руки. Дядюшка женат не был ни разу: стесняется, болен, немощен. Кузю еще не успела охомутать какая-нибудь предприимчивая девица. Видимо этим и объясня-ется отсутствие семейных фотографий. Когда Алла рискнула задать Кузе этот вопрос ( раз-говаривать с Кузей было не в пример легче, чем с Павлом), тот ответил со спокойной пря-мотой: - Аля, я же детдомовский пацан. Пахан слинял, когда я пешком под стол ходил, мама умерла в тюрьме. Фотографий не осталось. Алла подавилась, забормотала извинения, но Кузя махнул рукой. Все в порядке, не обре-меняйся. Павел весь прошедший месяц торчал в комнатах хозяина. Спускался с третьего этажа вече-ром – бледный, замученный, даже похудевший. А один раз его тащили под руки два ох-ранника: Павел падал на то на правое, то на левое колено. Охранники довели его до комна-ты и вышли, закрыв дверь. Алла заглянула через десять минут. Павел лежал поперек кро-вати с закрытыми глазами и тяжело дышал. Досовещался, подумала она. Эти глупости Кузя мог рассказывать кому угодно, только не ей. Ежу понятно: в хоромах на запертом этаже происходит процесс лечения. Даже нет, не лечения, - так можно сказать про любую процедуру в задрипанной российской клинике. Там идет мистический, нереальный процесс исцеления, похожий на библейские притчи. Алла отдала бы полжизни, чтобы присутствовать на сеансах, но понимала, что никто ее не пустит. Дядюшка стесняется, болен, немощен. - Тебе бы понравилось, если бы кто-то начал обсуждать твои болезни? – огрызнулся Па-вел, в ответ на вопрос о диагнозе милого старикана. Пришлось пустить в ход природную наблюдательность. Когда старая грымза собирала поднос с едой, чтобы отнести его на третий этаж, там всегда были продукты с повышенным содержанием кальция: сыр, творог. Еще пару раз Алла уви-дела название лекарств, которые грымза клала на поднос с краю. Запомнила, зашла в ин-тернет и выяснила: средства дорогие, современные, предназначенные для укрепления хрупких костных тканей. Обычно рекомендуются детям с нехваткой кальция и взрослым для сращивания переломов. Очень интересно. В том же интернете Алла нашла с десяток болезней, при которых больные нуждаются в подобных средствах. Оказывается, есть люди, которые даже передвигаться безопасно не могут: стоит сломать руку или и ногу – и все. Кости не срастаются, конечность приходить-ся удалять. Алла передернула плечами: фу, ужас какой! Возможно дядюшка, запертый в хоромах на третьем этаже, как раз из их числа. Что поделаешь, возраст! Вообще-то Алла не знала, сколько ему лет, а Кузя распространяться не стал. Маленькое вчерашнее происшествие слегка поколебало ход дедуктивных рассуждений. Павел с Кузей притащили из города здоровенный аппарат, похожий на шкалу измерения роста. Такой измеритель стоял у них школе. Однако аппарат оказался не простой, а гово-рящий. Через десять минут после того, как приятели скрылись в царстве дядюшки, веселый женский голос в отдалении произнес, делая паузы между словами: - Ваш… вес…идеально…пропорционален…вашему… росту. И сразу вслед за этим раздался громкий мальчишеский хохот. Алла напряглась, пытаясь различить среди двух знакомых голосов третий, ни разу не слышанный, но так и не смогла. То ли дядюшка смеялся бесшумно, то ли разучился смеяться за сто лет одиночества. Алла хотела послушать еще, но тут с площадки третьего этажа на нее глянул охранник - здоро-венный, как горилла, с оттопыренными ушами и маленькими глазками-изюминками, вдав-ленными в рыхлое тестообразное лицо. Пришлось покинуть наблюдательный пост. Интересно, почему богатый влиятельный человек ни разу не был женат? Неужели не скуч-но одному? Присмотрел бы себе куколку, вроде Анны - Николь Смит, и развлекался на до-суге! Хотя, если у него хрупкие кости, такие развлечения опасны для жизни. Ну, ничего, теперь он свое наверстает. Когда Алла вышла из комнаты, на часах было около двенадцати. Не жизнь, а сплошной праздник. Не нужно носить строгие костюмы с обязательным высоким каблуком. Теперь она щеголяет по дому в потертых джинсах и маечках с глубоким декольте. Хороша и но-вая прическа: волосы в свободном падении. Раньше роль требовала стягивать их в тугой узел на затылке, чтобы не выбивалась ни единая прядь. К вечеру кожа немела и теряла чув-ствительность. Сейчас волосы поздоровели, отросли, стали гладкими и расходились по плечам как шелковая ткань. Алла прошлась по дому, выискивая хоть одно знакомое лицо. Никого нет. Ладно, маль-чишки, а грымза-то где? Время идет к обеду, старикана кормить надо! Она прошлась по дому, громко выкликая: «Кузя, Павел!»… Не получила ответа и отпра-вилась на кухню, завтракать. В одиночестве была своя тихая прелесть: вся просторная кухня в твоем распоряжении, как и огромный современный холодильник. Когда они завтракали вместе с мальчишками, Алла держала марку: заваривала в стакане овсянку без сахара и соли, и давилась здоровым ла-комством. А сама с тихой завистью поглядывала на вредные для здоровья бутерброды с ветчиной. В отсутствие свидетелей травиться никто не мешал. Алла включила электрочайник, доста-ла из холодильника кусок копченой грудинки с прослойкой жира, и, напевая под нос, при-нялась нарезать тоненькие прозрачные ломти. Чайник отключился с тихим деликатным щелчком. По-прежнему, напевая себе под нос, Алла достала из висячего шкафчика чашку и бросила в него пакетик. Грымза заваривала только высококачественный «Липтон» из желтой жестяной банки, но Алле было не до це-ремоний. Она взяла в одну руку чашку с болтающимся ярлычком, в другую – тарелку с любовно нарезанными бутербродами и повернулась к столу. Хорошо, что она не налила в чашку кипяток, иначе ожога было бы не миновать. С другой стороны стола стоял незнакомый мужчина. Алла коротко ахнула от неожиданно-сти. Выпавшая из рук чашка прокатилась под столом и остановилась, слегка покачиваясь. - Простите, если напугал. – Голос у мужчины был низкий и неторопливый. - Меня зовут Андрей Денисович. Сначала Алла не поняла, кто это, а потом ее словно током ударило: Господи, Боже! Это и есть дядюшка! Милый старикан! - Вы хозяин этого дома? – спросила она, не очень соображая, что говорит. В голове кру-тился бешеный вихрь. Ай, да Кузя! «Стесняется, болен, немощен»!... Мужчина утвердительно наклонил голову, не сводя с нее удивительно светлых глаз. - Я вижу, вы собирались завтракать. Пожалуйста, не стесняйтесь. - Да, - пролепетала Алла и поставила на стол тарелку с бутербродами. – Извините, я позд-но встала. И тут же подумала: «Дура! Зачем я извиняюсь?» - Вы можете спать, сколько захотите, и делать все, что вам угодно. Дом в вашем распоря-жении. Благодарить Алла не стала, потому что поняла: сказанное не дежурный комплимент и не формальная вежливость. Констатация факта, не более того. - Может, присоединитесь? – предложила Алла. - Благодарю, я уже позавтракал. Хозяин дома еще минуту изучал ее спокойным холодным взглядом, а потом повернулся и бесшумно сгинул в полутьме коридора. Она рухнула на стул, погребенная под камнепадом мыслей. «Старикан»! Господи, да ему не больше сорока с хвостиком! «Старый и немощный»! Пре-красно выглядящий подтянутый мужчина! Не очень высокий, но вполне нормальный рост – где-то метр семьдесят пять – семьдесят семь! А глаза! А волосы! А кожа! Внизу послышались голоса. Алла бросилась на лестничную клетку и перехватила у Кузи пакет с продуктами: - Где вы пропадаете?! - Не бери, он тяжелый. - Кузя отобрал у нее плотно набитую холщовую сумку. – Возьми этот, только осторожно, тут вискарь. Грымза, шагавшая следом, стрельнула в Аллу подозрительным взглядом, но поздоровалась вежливо. Алла дотащила до кухонного стола пакет с виски и соком, еле дождалась, когда Кузя разгрузит многочисленные сумки с продуктами и схватила его под руку. Поволокла вниз, в библиотеку, усадила на диван. - Я тебя сейчас убью! - Да не виноватый я! Это Пашка не велел тебя будить! Сказал, ты только-только высы-паться начала. Тема увела в сторону. Алла замолчала, смакуя приятные ощущения. Значит, он о ней все же думает. Ладно, это после. - Я сегодня познакомилась с твоим немощным дядюшкой, - сказала она, израсходовав весь сарказм отпущенный природой. Удивительно, но Кузя не испугался, не удивился и не смутился. - С дядюшкой? И как тебе мой старикан? Он не сильно разговорчивый, но ты не обращай внима… - Какой он тебе старикан?! – закричала Алла. Тут же спохватилась, стрельнула взглядом в закрытую дверь и перешла на сердитый шепот: - Мерзавец ты, вот кто! Убедил меня, что он одной ногой в могиле! - А то? – изумился Кузя.- Сорок шесть зим мужику! Он, можно сказать, уже наполовину за бортом! Алла несколько раз открыла и закрыла рот. Она вдруг осознала, что Кузя иначе восприни-мает мир, чем взрослая умудренная опытом женщина двадцати семи лет от роду. Забавный народ мужики. По паспорту она старше Кузи на два года, а мозгами – на сорок два. - Дурак ты, - сказала она, но уже беззлобно. – Никакой он не старикан, а мужчина в самом расцвете сил. - Как Карлсон, что ли? Я передам! - Только посмей! – пригрозила Алла: - Где Пашка? - Поехал за своим гардеробом. - Кузя спохватился и, не дожидаясь вопроса, уточнил: - На бывшую квартиру за шмотками. Алла кивнула: давно пора. Все это время Пашка ходит в одежде Андрея Константиновича. Кузя предлагал ему воспользоваться собственным гардеробом, только у них несовпадение размеров. У Пашки пятидесятый, у Кузи - сорок шестой. К тому же в последнее время вет-реный племянник снова начал худеть. Почему - совершенно неясно. Ест Кузя четыре раза в день за троих. - Алька, объясни, что между вами происходит? Вопрос захватил врасплох. Алла задрала брови и смерила Кузю холодным удивленным взглядом. - Я тебя не пони… - Да брось ты! – наплевал наглый мальчишка на дамские ухищрения. - Отвечай по-человечески, почему вы до сих пор спите в разных комнатах? Алла растерялась, потому что не знала, что ей делать: оскорбиться, или засмеяться? Навер-ное, поэтому ответила честно: - Понятия не имею. Паша не обращает на меня внимания. Он как замороженный кусок мяса: не разрежешь, не отобьешь. - Вы же обнимались, когда мы уезжали от твоих гостеприимных хозяев. Куда подевалась страсть? - Это была благодарность за спасение, - объяснила Алла. Говорить об этом было неприятно, даже унизительно. Она-то понадеялась, что все барьеры остались позади. Оказалось – ничего подобного. Обосновавшись на новом месте, Пашка немедленно возвел между ними новую пуленепробиваемую стену приличий. - Ты - большая девочка, знаешь слова и мотив. Давай, спой ему песенку. - Он не слушает, - ответила Алла с той же горькой прямотой. Нельзя сказать, что она не пыталась. Сделала все, что может позволить себе женщина, не рискуя выглядеть навязчивой: и маечки выбирала соблазнительные и джинсы в облипочку. Пашка не велся. Смотрел прямо в лицо, игнорируя декольте, красивые волосы, восхити-тельную фигуру, и не понимал намеков. Отчаявшись, она оставила дверь в спальню слегка приоткрытой, - типа, забыла. Ничего, Паша прикрыл. Тихонько, чтобы не разбудить. Хо-роший парень, порядочный. Убить его мало. Кузя ненадолго задумался. - Может, его напоить? - Что? - растерялась Алла. За всю жизнь ей не делали таких гнусных, унизительных предложений! Напоить мужчину, чтобы он согласился с ней переспать! Ее ли уши это слышали?! - Да не насмерть! – Кузя лукаво по-птичьи склонил голову к плечу и покрутил кистью правой руки. – Так, слегка, чтобы у него мозги на место встали. Какого черта, блин?!... Ря-дом красивая женщина, он ее хочет, она его хочет, а они все еще на «вы». Это я фигураль-но выражаюсь, - объяснил Кузя. – Согласись, оговорка по Фрейду. В доме растет электро-статическое напряжение. Не знаю, как ты, а я уже спать не могу. - Я тоже, - краснея, призналась Алла. - Так бери его на здоровье! Он только об этом и мечтает! Пашка помешан на джентль-менских комплексах, как любой мужик, уклоняющийся от ответственности! Изнасилуй его! Он тебе спасибо скажет! Алла фыркнула. Все-таки разговаривать с Кузей необыкновенно легко и приятно. У нее никогда не было подруги, с которой она могла откровенничать так же цинично и прямо. - Я попробую. - И не теряй времени, - подтолкнул Кузя. – Зря я, что ли, вискаря накупил? Посидим ве-черком, поокаем…а там и за дело. Он поднялся с кресла и пошел к двери. - Кузя! – Он оглянулся, весело приподняв брови. – А вдруг у меня ничего не получится? Бесцеремонный раздевающий взгляд прошелся по стройной фигуре с длинными ногами, оценил волосы, распущенные по плечам и провалился в заманчивую глубину декольте. Ку-зя цокнул языком, его взгляд стал плотоядным. Алла схватила подушку и изо всей силы запустила в подлеца. Подушка пролетела полметра, стукнулась об невидимую стенку и свалилась на пол. - Вот так-то, - сказал Кузя и вышел из комнаты. Остаток дня прошел в тревожном и приподнятом состоянии. Алла готовилась к жертвоприношению трепетно, как весталка. Приняла ванну с ароматны-ми маслами, вымыла голову, брызнула на влажные волосы белый «Пуазон». Провоцирую-щий сексуальный запах. Дальше – как полагается: крем для ног, крем для тела, крем для груди и шеи. Кожа мгновенно стала нежной, как у ребенка. Алла взбила волосы в наме-ренном легком беспорядке, сделала легкий, почти незаметный макияж. Тушь суперстойкая, которая не осыплется в самый ответственный момент, тональный крем точно в тон кожи, чтобы между лицом и шеей не было неприятной глазу границы. Теперь нужно надеть то, что можно красиво снять. Когда Алла уезжала из Сочи, на дне ее чемодана таился комплект фирменного белья «на экстренный случай». Можно посмеяться, а можно и поплакать: за два года такого случая не представилось ни разу. Нельзя сказать, что она вела в Москве совсем уж монашеский образ жизни, но мужчины, достойного итальянского кружевного великолепия, она так и не встретила. Алла примерила лифчик. Чуть великоват, но это пустяки. Умницы-итальянцы пришили внутри чашечки маленькие набивные подушечки. Надо думать, как раз на такой случай. Пошли дальше. Само собой чулки на широкой кружевной резинке. Туфельки на каблучке, легкая шелковая блузка и прямая юбка чуть ниже колена. Сначала Алла выбрала юбку с поясом, но вовремя одумалась: пояс оставляет на коже неэстетичный широкий отпечаток. Раздеваться нужно так, чтобы мужчина глаз не мог оторвать. Алла покрутилась перед зеркалом. Требовалось одобрение. Она вышла из комнаты и на-правилась на кухню. Кузя, как обычно наворачивал на кухне двойную порцию спагетти с сыром. Алла распах-нула дверь и застыла на пороге. - Что скажешь? Кузя глянул исподлобья и сделал вилкой круговое движение: - А поворотись-ка, дочурка. Алла повернулась, чувствуя его взгляд на красивой округлой попке. Вот ведь охламон, по-думала она беззлобно. Сердиться на Кузю было невозможно. Она постояла еще немного и снова повернулась лицом к собеседнику. - Собери волосы, - посоветовал Кузя. - Как это? – не поняла Алла. - Элементарно. Ты продаешь сразу все: и декольте, и красивые ноги, и распущенные во-лосы. Оставь хоть что-нибудь для интриги. А он не так уж неопытен, подумала Алла. Вернее, очень даже опытен. Интересно, сколько девочек успел охмурить этот десятиклассник? Она вернулась в свою комнату, села за туалетный столик и начала прикидывать, как лучше собрать волосы. Сделать прическу «а-ля мисс Викерс»? Да ни за что на свете! Нужно как-то по-другому, легко, небрежно, чтобы мужчина смог быстро разобрать конструкцию на голове. Она промучилась минут десять, прежде чем в спальню постучал Кузя. - Ну, как? Алла с раздражением обернулась к нему. - Не получается. - Давай помогу. Кузя подошел к ней, уставился в зеркало сосредоточенным взглядом Влада Лисовца и од-ним движением поднял волосы на макушку. Получилось небрежно и мило, словно Алла на ходу прихватила мешающие пряди. Закрепил волосы простенькой заколкой, вместо тяже-лой, со стразами, которую протягивала Алла, полюбовался: - По-моему, годится. Обернувшись, она поймала его улыбку; на мгновение ее рука, поправлявшая волосы, по-висла в воздухе. Что-то ей не понравилось в этой улыбке, а уж, кажется, в Кузе ей нрави-лось решительно все. Она воспринимала людей интуитивно, не задумываясь: для нее это свойство было столь же неотъемлемым, как голубые глаза и пять пальцев на руке. И от-ношения у нее складывались на основе первоначального ощущения. К Кузе она привязалась сознательно — он столько для нее сделал, он такой добрый, к то-му же так натерпелся из-за своего «уродства!» Случайно подсмотренная улыбка озада-чила, даже обеспокоила ее, и впервые Алла задала себе вопрос: о чем он думает? - Хорошо. - Она внимательно посмотрела на него. - Глаз у тебя смешной. - Да? – Кузя наклонился к зеркалу. Добродушное выражение на лице растаяло. Правый зрачок – цвета океана в весенний день. Левый тоже серо-голубой, но белок по-крыт кровяными прожилками, а зрачок кажется меньше правого. Веко сильно нависло, чего раньше она не замечала. За этой мыслью возник образ воздушного шара, взлетающе-го все выше… и выше… и выше… и — бах — шар взорвался. - Фигня, - сказал он небрежно. – К вечеру пройдет. Поторопись, я позвонил Пашке, он уже подъезжает к дому. Кузя вышел из комнаты, а Алла закрыла глаза и произнесла коротенькую молитву. Ну, или пан, или пропал. Пашка приехал через десять минут. Алла из комнаты не вышла: стояла у двери и слушала оживленные голоса на лестнице. Голоса то удалялись на улицу, то приближались к ее ком-нате: видимо, мальчишки перетаскивали сумки с вещами. Через пять минут Кузя ворвался к ней без стука и шепнул: - Поторопись, подруга. Если он наестся, то захочет спать. Я ему подсунул виски в стакане с соком. - Где он? – так же шепотом спросила Алла. - У себя в комнате, вещи разбирает. Иди, помоги. Я обещал позвать, когда обед будет го-тов. - Даже не суйся! - Я надеюсь, - отозвался Кузя не очень понятно и тут же потряс зажатыми кулаками: - На удачу, подруга. Все же он милый, подумала Алла. Так переживать за постороннего человека… Она вышла из комнаты, перешла на другую сторону коридора и постучала в закрытую дверь. - Иду! – откликнулся Павел. Голос нетерпеливый, видно, здорово проголодался. Ничего, подождет. Заниматься любовью на полный желудок вредно. Алла открыла дверь и столкнулась с ним нос к носу. Вышло очень удачно: во-первых, Пашка схватил ее за плечи, чтобы она не упала, а во-вторых, почувствовал обволакиваю-щий запах духов. И как всегда тут же отвел глаза в сторону. - Извини. Я думал, это Кузя. - Ничего. Кузя просил передать, что обед будет готов через полчаса. Лицо Павла вытянулось. - Так до-о-олго? Я с голоду помру. Алла протянула ему яблоко. Плод мифологический, библейский и со смыслом. - Хочешь? Судя по разочарованному вздоху, подтекста он не понял. Взял яблоко, откусил большой кусок, оглядывая комнату. Алла заметила на журнальном столике перед окном запотевший бокал с темно-оранжевым соком. - Можно глоток? - Ради бога. Она взяла бокал и слегка омочила губы. Так и есть: Кузя плеснул в грейпфрутовый сок из-рядную порцию вискаря. - Вкусно. Алла повернулась к Павлу и улыбнулась. Он торопливо стрельнул глазами в сторону, но она успела заметить жадное восхищение в его взгляде. Подлый лицемер! - Давай пока вещи разберем, - предложила она, кивая на сумки. – Вон их сколько. Сумок и вправду было больше, чем она могла представить. Алла вытащила из ближайшей светло-коричневый джемпер с лейблом хорошей фирмы. Приложила свитер к плечам Пав-ла, оценивающе прищурилась. - Твой цвет. Он не ответил, просто сильно напрягся. Трудно иметь дело с двумя категориями мужчин: закомплексованными придурками и истинными джентльменами. Ну а когда эти категории смешиваются в одном флаконе, лучше сразу уходить в монастырь. С такими мужчинами можно вести приятные застольные беседы, шутить, обсуждать текущую политическую си-туацию… и все. Дальше у них в голове «кирпич». Она бросила свитер на кровать, сделала глоток из бокала и протянула его Павлу. Он дотро-нулся губами там, где остался теплый след ее дыхания. Горячо, горячо! Не такой уж он не-прошибаемый. Виски подействует минут через пять. Надо немного потянуть время. Алла достала из сумки еще какую-то тряпку, тоже дорогую и качественную. Помнится, она даже немного удивилась: откуда у Павла такие шмотки? Хотела снова приложить к его плечам, но он отодвинулся. Алла разозлился. - Ты что, меня боишься? - Да, - ответил он честно. - Боюсь. Сама знаешь. Это была неожиданная брешь в баррикаде. Алла обеими руками взялась за его щеки и за-ставила посмотреть себе в глаза. Больше всего ей хотелось надавать ему пощечин, швыр-нуть на постель и изнасиловать, как это делают мужчины. Но она была женщина, к тому же, умная женщина, поэтому ничего такого себе не позволила. - Поцелуй меня, - попросила она нежно. Павел хрипло вздохнул. - Алена, ты же знаешь, я не имею права… - Да плевать мне на все, - перебила она, чувствуя, что еще немного – и она его вправду из-насилует. – Поцелуй меня. Пожалуйста. Павел коротко выдохнул воздух. Она почувствовала запах виски, смешанный с запахом соком, а потом его руки обхватили ее так крепко, так отчаянно, что Алла задохнулась. Ощутила пьяный вкус его губ и подумала: «Благослови господи Кузю»… Это была ее последняя внятная мысль. Москва, конец ноября 2007 года. Третий день подряд все телефоны Сергея были заблокированы. Юлька звонила днем и но-чью, беспрерывно, даже поставила один мобильник на автодозвон, однако результат был прежний: - Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети. Отчего-то ухо резануло слово «недоступен». Недоступен, это точно. Только не временно, как утешает женщина с металлическим неживым голосом, а постоянно. Пока Сергей нахо-дился рядом, Юлька могла закрывать на это глаза. А сейчас, когда единственной связую-щей нитью между ними оказался телефонный аппарат, она вдруг с ужасом поняла: все, ко-нец связи! Открылась дверь и в комнату вошел генерал. Юлька хотела незаметно сгрести телефоны со стола, но взглянула на отца и обо всем забыла. С отцом было что-то не так. Его взгляд -блуждающий, бессмысленный -напомнил выражение, которое употребляли психиатры, говоря о безнадежных пациентах: «заворот мозгов». - Что-то с Сережей? Ермаков кивнул на мобильники, аккуратно разложенные на столе: - Когда ты с ним говорила? Юлька хотела соврать, мол, только что, но взглянула на отца и ответила неожиданно чест-но: - Три дня назад. А ты давно с ним общался? Пап, ты здоров? Ермаков сел на диван напротив дочери. Он выглядел так, словно его убили в тот момент, когда генерал глубоко задумался. Мертвое зеленое лицо со следами задумчивой грусти. - Здоров, - ответил он на последний вопрос. Глубоко вздохнул, обвел взглядом просто-рную уютную комнаты с разными девичьими финтифлюшками и пробормотал: - Вот и все. Юльке стало страшно. Она села рядом с отцом и взяла его за руку. Первым делом пощупа-ла пульс: вялый, но не слишком. Давление немного понижено, но это неудивительно, пого-да такая. - Пап, что происходит? Ермаков повернул голову и уставился на нее пустым взглядом: - Он никуда не ездил. - Не поняла, - сказала Юлька, хотя поняла все и прекрасно. - Он не появился ни в одном городе из запланированного списка. Брошюр и плакатов нет, агитации ноль. Позавчера мне позвонил глава регионального отдела, спросил, почему мы не идем на выборы. Я, конечно, удивился. Стал расспрашивать что, да как, и выяснилось, что Бортников канул в неизвестном направлении. На вокзал-то он прибыл, Анна Ильинич-на его проводила. Дальше – черная дыра. До пункта назначения не доехал, на обязанности наплевал. Целый месяц звонил мне и врал: я там-то, я сям-то, дела идут отлично. – Генерал перечислял список прегрешений зама совершенно безучастно, словно говорил о низком уровне жизни африканских аборигенов. – Так-то, дочка. Юлька прикусила губу. Она почувствовала неладное задолго до него. У женщин на такие вещи «нюх». Однако она не удовлетворилась голословной интуицией и провела небольшое дополнительное расследование. Например, иногда расспрашивала Сергея о местных досто-примечательностях, и он отделывался шутками: типа, некогда мне по дискотекам ходить. Вывод – Бортников понятия не имеет о городе, в котором по идее должен находиться. Один раз Юлька поступила еще круче: позвонила сотовому оператору. Устроила скандал, накричала, что ее обсчитали, и получила справочку с тарифом состоявшегося разговора. Судя по нему, Сергей находился в ближайшем Подмосковье, а вовсе не в Перми и не Ом-ске. Открытие было мучительным. Не потому, что Юлька ревновала – она была уверена, что женщины тут не при чем! Она мучилась оттого, что Сергей не доверил ей правду. - Ты это знала? - Я…чувствовала, - ответила Юлька. Посмотрела на застывший генеральский профиль и осторожно спросила: - Пап, может, еще не поздно? Давай начнем кампанию прямо сейчас. Хочешь, я помогу? Ермаков повернул голову. Сначала его глаза оставались тусклыми, как у рыбы, потом смягчились. Генерал поднял руку и погладил дочь по голове. - Спасибо, дочка. Хорошо, что ты у меня есть. Он встал с дивана. У Юльки задрожал подбородок. - Пап, не уходи. Объясни, что происходит? Я ничего не понимаю! - А что тут понимать? – Генерал говорил спокойно и равнодушно. – Он нашел себе нового хозяина, я ему больше не нужен. Поэтому плевать он хотел и на мою предвыборную кам-панию, и на мои интересы. - Но это же глупо! – закричала Юлька. – Он же понимает, что ты с ним сделаешь, когда он вернется! Ермаков посмотрел на дочь бесконечно усталым взглядом: - Он не вернется, милая. Готовься к худшему. И вышел из комнаты, по-стариковски шаркая ногами. Юлька сложила руки на коленях. Не вернется. И от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от папы ушел…. Неужели и от нее ушел? Она схватила мобильник, поставленный на автодозвон, в сотый раз выслушала осточер-тевшую фразу про недоступность абонента. Бессильно уронила руку, но тут у нее мелькну-ла мысль, за которую цепляются все женщины, пытаясь оправдать своих мужчин: вдруг с Сергеем что-то случилось? Юлька бросилась на поиски генерала. Домработница сказала, что Иван Алексеевич только что надел любимую стеганую куртку, всю в пятнах от солярки и вышел на улицу. Ясно. Либо отец гуляет по двору, либо занимается психотерапией в гараже. Юлька давно замети-ла: когда у отца плохое настроение он с удовольствием копается в моторе старого японско-го мотоцикла, который купил очень давно, на «честно заработанные». Может поэтому он так сильно привязан к этому драндулету? Генерал в гараж не пошел. Сидел в беседке и смотрел перед собой странным взглядом, в котором сочетались пустота и сосредоточенность. Мелкая ноябрьская изморось висела над садом туманной сеткой. - Пап, у Сергея были с собой деньги? Генерал не сразу очнулся от завораживающей внутренней картинки. Медленно поднял го-лову, снял с себя стеганую куртку и набросил на плечи дочери. - Были, конечно, на накладные расходы. Немного, тысяч пятьдесят. - Господи! – пронзительно закричала Юлька. – Когда ты научишься реально смотреть на вещи? Это для нас с тобой немного! Для обычных людей – это состояние! Его же запро-сто могли укокошить за пятьсот долларов! Лицо генерала не изменилось. - Юль, я разговаривал с ним неделю назад. Он сказал, что находится в Перми, хотя ноги его там не было. Что непонятного? Юлька поперхнулась. Она не могла объяснить Сережкино вранье без ущерба для любимого мужчины, поэтому снова ринулась в атаку. - Ты хочешь сказать, что Сергей сбежал с твоими деньгами?! - Шла бы ты домой, - непоследовательно ответил генерал. – Ноябрь на дворе, а ты в тапоч-ках… - Он вздохнул. - Нет, Юль, конечно, я так не думаю. Это было бы слишком хорошо и слишком просто. Деньги для этого человека – пыль, мусор. Ради них он пачкаться не ста-нет. Им двигает идея. Какая? О!...- Генерал поднял толстый короткий палец. – Вот в чем вопрос, как говаривал этот недобиток у Шекспира. Это я и пытаюсь понять, особенно по ночам, когда не спится. Иногда мне кажется – вот, подобрался к ответу, и тогда я сразу зажмуриваюсь. - Ермаков покосился на Юльку. - Страшно мне, дочь. Глупости какие-то мерещатся. Не хочу я знать, что за идея им двигает. Стар я для таких игр. Юлька с трудом дослушала этот бредовый монолог. - В общем, думай, что хочешь, - начала она срывающимся голосом, - а я еду на телевиде-ние. Я уверена, что Сережка лежит где-то с проломленным черепом и просто не может об этом сообщить. И я его найду, живого или мертвого, нравится тебе это, или нет. - И вранье простишь? - И вранье прощу. - И назад примешь? - С радостью! Генерал кивнул. Не глядя на дочь, безучастно разрешил: - Делай, как знаешь. Юлька сбросила куртку на колени отца, обхватила себя руками и, тихо плача, побежала сквозь слякотную ноябрьскую изморось к распахнутой двери. Где ты, Сережа?... Сквозь воду просвечивало матовое стекло кабинки, а за ней – другое стекло, толстое, пуле-непробиваемое, заменившее прежнее, которое он разнес в ходе эксперимента. За стеклом маячили две тени. Он поймал их мысли как волну радиоприемника. Одна тень размышляла о покупке новой аппаратуры и деньгах, оставшихся от миллиона долларов. Вторая тень мысли прятала. Но обе тени были напуганы. Сильно. Часы на светящемся электронном табло показывали, что он находится под водой больше двух часов. Рядом прикреплена кислородная маска - на всякий случай, как сказал Станке-вич с извиняющейся улыбкой. Он коснулся ее длинным лоснящимся пальцем и усмехнул-ся. Булькнули и пронеслись мимо лица пузырьки воздуха. Он мог находиться под водой сколько угодно – как и в огне. Но огонь он любил, а воду – боялся. Он сам не понимал, почему. Просто чувствовал: вода – его враг. Воду нужно избе-гать. Станкевич и Августов стояли перед огромным наблюдательным окном. Вместе с ними в окошко смотрел объектив камеры. Почти беззвучно работал видеомагнитофон. Стекло бы-ло поляроидное, из-за чего все предметы в лаборатории делались голубоватыми — вроде пейзажа «грейхаундл». - Сколько он там находится? - Больше двух часов. - А почему вода сливается? Воздух кончился? - Не нужен ему воздух, Андрей. Ему просто надоела эта игрушка. Прозрачная камера медленно вращалась. Уровень воды понижался, обнажая человеческое тело, опутанное проводами и датчиками. Из головы человека торчали вживленные элек-троды, похожие на тоненькие металлические рожки. Многочисленные мониторы за спиной наблюдателей сверкали разноцветным калейдоско-пом линий, кривых и цифр. На самом большом, центральном, виднелся человеческий че-реп, раскрашенный в синий и красный цвет. Череп казался нарисованным, но если пригля-деться, можно было заметить, что красных клеток внутри него становится больше с каждой минутой. Стеклянная камера остановилась. Распахнулась матовая дверца, наружу выплеснулось об-лако горячего пара. Августов нахмурился. - Бог ты мой! Мы снимаем кино про концлагерь? Три дня назад он выглядел гораздо луч-ше! Ты, что, его не кормишь? - Восемь тысяч калорий в день, - коротко ответил Станкевич. Круглая металлическая дверь медленно распахнулась. В лабораторию вошел ассистент в специальной резиновой уни-форме. – А нужно – тридцать тысяч. Минимум. - Так дай ему тридцать! - У него желудок лопнет, - отозвался Станкевич. Ассистент начал снимать с обнаженного тела прикрепленные датчики. Даже издалека было заметно, как дрожат у него руки. Августов повернулся и посмотрел на монитор. Красная зона внутри человеческого черепа увеличивалась. - Что происходит, Саша? Станкевич пожал плечами. - Непрерывно оживают «спящие клетки». Это чудовищный расход энергии, который ор-ганизм не в силах восполнить. Поэтому он так исхудал. - Почему с Павлом не происходит ничего подобного? - Потому что ему дали альтернативный источник энергии. - Какой? - Спроси у него! - Станкевич ткнул пальцем в потолок. Они помолчали, глядя сквозь стекло, отмытое до полной хрустальной прозрачности. Мо-нитор, на котором виднелся человеческий череп «в разрезе» наливался угрожающим крас-ным цветом. - И что будет дальше? – помолчав, спросил Августов. - Я вижу две опасности. Первая: быстрое истощение. Если он перейдет грань, за которой поддерживается жизнь….- Станкевич развел руками. – Черт знает, что случится! Может, он переместится в разряд чистой энергии! Может, при стопроцентной работе мозга тело не требуется! - А вторая опасность? - Тепловой перегрев. Сам чувствуешь: находиться с ним в одном помещении почти не-возможно. Тепло накапливается внутри черепной коробки, а при какой температуре мозг начнет плавиться – я не знаю. По-моему, это становится опасно для жизни. - Для чьей жизни? Вопрос отнюдь не праздный. Бортников – парень себе на уме. Станкевич давно вывел его из разряда астероидов, а в другой разряд не записал – не нашел подходящего. Это какое-то неизвестное науке ино-планетное тело, может, даже, антиматерия. Надо же придумать такую комбинацию: влезть Павлу в душу, чтобы тот разбудил «спящие» клетки в мозгу! Мелькнула параллельная мысль: как, оказывается, легко одурачить человека, сыграть на чувстве одиночества, на страстном желании иметь друга, которому можно довериться, — и обратить это в свою пользу. И вот вам, пожалуйста! Появилось…существо( в последнее время Станкевичу все труднее было называть его «человеком»), которое использует свой мозг не на пять и не на двадцать пять, а почти на семьдесят процентов! Энергия при этом выделяется чудовищная. Стоит новому сверхчеловеку разозлиться, и все стекла в радиусе ста метров с треском вылетают наружу. Сергею пришлось перебраться из наспех куплен-ного дома в подземный бункер, где когда-то держали Павла. Отопления в подвале нет, но зачем оно существу, способному взорвать взглядом Эйфелеву башню? А новые возможности, приводящие в трепет? Способность левитировать, к примеру? Ее Сергей обнаружил однажды утром, проснувшись в полуметре над собственной кроватью. Они с Андреем надеялись, что спящий дар, который Павел вытолкнул наружу, будет на-ращивать формы постепенно. Ну, что-то вроде бодибилдинга: вчера объем мускулов на предплечье составлял сорок сантиметров, сегодня – пятьдесят и так далее. Но все пошло совсем не по плану. - Ты уверен, что держишь его под контролем? На такой вопрос Андрей раньше мог обидеться. Но с тех пор, как болезнь Ольтена-Домбровского стала частью медицинских справочников, а не проблемой одной частной жизни, миллиардер сильно изменился. Поэтому ответил совершенно спокойно, словно од-ноклассник не усомнился в его могуществе. - Саш, ты читал «Человека-невидимку»? Конечно, читал. Помнишь, что Невидимке было необходимо больше всего? - Еда? Вода? Тетради? Августов покачал головой. - Тело, Саша. Обычное человеческое тело. Посуди сам: разве он, - миллиардер кивнул на стеклянную перегородку, за которой двигалось обнаженное лоснящееся существо, - может существовать в реальном мире? Ему надо где-то жить и что-то есть. В общем, нужно при-крытие: человек с деньгами. - Августов помолчал и добавил: - То есть, я. Конечно, он мо-жет взять все, что захочет, и без меня, но привлекать внимание не в его интересах. По крайней мере, пока. Станкевич кивнул. Андрей говорил логично, но… Неконтролируемая сила, которую наращивает Бортников, пугает окружающих. Кажется, она пугает его самого. Сергей раз-дражен и агрессивен. Не зря охранники каждую неделю пишут работы об увольнении! Пару раз Августов погасил недовольство самым простым способом: увеличил жалование. Месяц все шло более-менее гладко, а потом охранники отказались от повышенной зарпла-ты и снова подали рапорты об увольнении. (Кажется, это случилось после того, как Сер-гей снес полуразрушенный сарай во дворе). Станкевич изложил Андрею проблему и спро-сил, стоит ли снова увеличивать оклады. Августов сказал, не стоит. Приехал его секре-тарь, собрал обслуживающий персонал и мягко объяснил, что уволиться они могут только с переводом на кладбище. Рапортов больше не подавали. Станкевич спросил: - Я понял, для чего ему нужен ты. А он тебе зачем? Ради научного любопытства? Августов кашлянул и произнес самую длинную и самую убедительную речь из всех, какие Александру доводилось слышать. Он даже подумал, что под этой программой подписа-лось бы девяносто процентов населения Земли. Наверное, Андрей обдумывал ее давно, еще во время болезни. В речи слышались отголоски прежнего человеконенавистничества, но они были сдобрены холодным прагматизмом, как речи Гитлера, - только гораздо менее пафосным и более глубоким. - Ты знаешь, Саша, я никогда не занимался политикой, потому что не могу допустить, чтобы кто-то дергал меня за ниточки, указывая, какое решение нужно принять. Мне уда-лось навести порядок в собственном мире, потому, что я действую согласно главному закону мироустройства: сильный подминает под себя слабого, умный берет верх над ду-раком. Я не верю в Бога, поскольку вижу, что мироздание основано на разрушительной борьбе за существование. Человечество пережило две мировые войны, сейчас переживает третью. И каждый раз верит, что эта бойня была или будет последней и после нее на Зем-ле настанет царство разума и справедливости. Но рано или поздно находятся бойкие ребя-та, которые соображают, что торговать просроченными консервами гораздо выгодней, чем узнавать Божью волю. Если господа в дорогих костюмах рассуждают с экрана о «прием-лемом уровне насилия», а журналисты гоняются за убийцами тысяч людей, чтобы взять у них интервью, о каком царстве Божьем может идти речь? Я знаю, что любого человека можно купить, а если кто-то умирает добродетельным, то лишь потому, что ему никто ни-чего не предлагал. Однако чтобы жизнь была хотя бы наполовину переносимой, необходим порядок. Челове-чество примитивно, поэтому поддерживать порядок можно только с помощью силы. Вот он, фундамент будущего, которое я предлагаю человечеству: - Миллиардер кивнул на го-лого человека в стеклянной кабинке. – Сверхмощный очиститель, который приведет в порядок обезумевший, загаженный, оплеванный мир. От этих людей нельзя спрятаться. Их невозможно обмануть. Их невозможно запугать какими-то, мать их, ракетами, потому что они будут управлять теми, кто держит палец на кнопке. Сейчас они объявлены вне закона и вынуждены прятаться, но что будет, если собрать их в единый кулак? Если ска-зать: придите ко мне, вы нужны, чтобы навести порядок в этом обезумевшем мире? При-дите, и судите его по тем же законам, по которым судили вас? Установите свои правила, и заставьте уважать их, ибо ваша сила безгранична? Если дать им главное, без чего чело-век просто мертвая пешка – идею? Как ты думаешь, что произойдет? Может, первый опыт не удастся, а может, нам за него поставят памятник. Главный не тот, кто платит за музыку, главный тот, кто ее сочиняет. Если я смогу обеспечить людям то, о чем они мечтают: спо-койную, сытую и безопасную жизнь, то им будет глубоко наплевать, копыта у меня вме-сто ног, или нимб вокруг головы! Августов говорил, не повышая голоса. Черная точка в глубине его зрачка непрерывно пульсировала и расширялась. Открывались и другие горизонты. О них миллиардер умолчал, ибо есть тайны, слиш-ком взрывоопасные даже для грифа «совершенно секретно». Возникал интересный, чре-ватый любыми неожиданностями вопрос, связанный с евгеникой,… а попутно с нациз-мом и теорией высших рас — короче, с тем, против чего страна воевала во вторую миро-вую войну. Но одно дело пробурить философскую скважину, из которой фонтанирует всякая муть («вы хотите узурпировать божественную власть!»), и другое — получить ла-бораторные доказательства, что искусственно созданные «сверхлюди» могут стать жи-выми факелами, левитаторами, телепатами и еще бог знает кем. Чего стоят идеалы, когда появляются вполне земные контрдоводы! Допустим, таковые нашлись, что тогда? Фермы по разведению новых видов? На пер-вый взгляд — безумие, но магнат не считал это столь уж невероятным. Тут ключ ко всему. И к всеобщему миру и к мировому господству — а в чем, собственно, разница, если уб-рать кривые зеркала риторики? В сравнении с этим жизни какого-то беглого школьного психолога и амбициозного журналюги — все равно, что пыль на ветру. Осталось убедить обоих подопытных делать то, что от них требуется, а они крепкие орешки – каждый на свой лад. - Мне кажется, он опасен, - вырвалось у Александра. - Конечно, опасен! А ты как думал? Если бы я увлекался пасторалями, то разводил бы овечек, а не создавал сверхлюдей! Они замолчали, потому что открылась дверь, и в бывшую комнату охраны вошло сущест-во, недавно бывшее Сергеем Бортниковым. Наброшенный халат не скрывал изменений, которые Станкевич считал обратной эволюцией – превращением человека в земноводное на заре времен. Мгновенно повеяло жаром, словно присутствующие перенеслись в раска-ленную саванну. - Как ты себя чувствуешь? – спросил Станкевич. Сергей вопрос проигнорировал. Взял расческу, забытую на столе кем-то из охранников, и провел ею по голове. Движение было рефлекторным, полузабытым. - Привезите учебники по физике и высшей математике. Попробую разобраться, что к че-му. Романы осточертели. Он вздохнул. Станкевич чувствовал, что сверхчеловек раздражен и напуган. - Скучно мне, - сказал Бортников, не глядя на собеседников. - Сколько можно взаперти сидеть! Пашка с девкой увеличивает поголовье вашей армии, Сашка с коллегами совеща-ется, а мне чем прикажете заняться? Козла с охранниками забивать? Я на волю хочу! - Потерпи немного, - сказал Августов успокаивающим тоном, как говорят взрослые с ка-призным ребенком. – Все будет: и дело, и девушки, если они тебе нужны. - Если будут нужны, без вас обойдусь, - буркнул Сергей. Положил расческу обратно на стол и вышел из комнаты. Сразу стало легче дышать. - Он становится неуправляем, - шепотом сказал Станкевич, будто таким образом мог со-хранить секретность. Августов задумчиво смотрел на расческу. Между тонкими частыми зубьями осталась прядь светлых волос. Почти последняя прядь на сверкающем оголенном черепе. Московская область, декабрь 2007 года. Он шел по каменным плитам, висящими между облаками. Вокруг – безграничная небес-ная синева, разлитая как акварельная краска на бумаге. Холод, простор и нежилая косми-ческая тишина. Сначала идти было легко. Павел перелетал с одной каменной плиты на другую, не заме-чая провала под ногами, пока не споткнулся о странный предмет, забытый кем-то(?) на прямоугольной небесной ступени. Предмет был тяжелым и твердым. Павел нагнулся и увидел гигантскую металлическую кувалду. Зачем он ее взял – и сам не понял. Наверное, для того, чтобы не споткнулся кто-то, иду-щий следом. Перелетать с одной каменной ступени на другую с тяжеленной кувалдой ста-ло трудно, но девать ее было некуда: вокруг небо, внизу – люди. Полы балахона, в кото-рый он был одет, путались между ногами. Каменные плиты уходили в бесконечность. Па-вел не понимал, зачем выбрал этот путь. Идти земными дорогами короче и проще. Правда, и грязи там гораздо больше. Узкая изломанная молния ударила возле ноги. Павел споткнулся и чуть не выронил ку-валду. Вскрикнул… и тут же проснулся. Он сел на кровати. За плотно задернутыми шторами качали ветвями деревья, по подокон-нику барабанили крупные капли дождя. Алла шевельнулась, спросила сонным голосом: - Который час? Он взял с тумбочки часы и прищурился. Половина одиннадцатого. - Девять, - соврал Павел. – Спи, я пока завтрак приготовлю. Ты голодная? - Угу, - ответила она и перевернулась на другой бок. Павел поцеловал ее в теплое голое плечо, надел халат и отправился на кухню. Домработница сегодня выходная, так что справляться с хозяйством придется самим. Штрих, который Павла озадачивал: удивительно плохо налаженный быт в доме банкира. Домработница приходит через день, уборщица и горничная два раза в неделю, график по-вара вообще непонятен. Иногда он готовит три раза в день, а иногда они неделю заказы-вают еду в каком-то придорожном ресторане. Алена готовить не любит, но иногда обще-пит так «достает», что она берется за сковородку. Вчера, к примеру, на ужин были дивные отбивные с золотистым жареным луком. Павел ел и нахваливал, Андрей Денисович ел, и помалкивал. Странный он человек. И мозг у него странный, какой-то нежилой. Мозг недавнего пациента представлял собой громадный шар, лишенный атмосферы. Метеориты таранили его из космоса, оставляя на беззащитной поверхности глубокие ямы и кратеры. Один гигантский камушек пробил громадный кратер, уходящий чуть ли ни в центр планеты. Чтобы его засыпать, понадобился целый месяц. Павел едва не надорвался, однако результат налицо: через несколько дней пациент прибавил четыре сантиметра. Так начался процесс превращения лилипута в Гулливера. Павел «пахал» на чужой безжизненной планете, как проклятый, засыпая рвы и выравнивая провалы. Его беспокоило отсутствие «защитной подушки», которой является атмосфера для всего живого. Ну, хорошо, разровняет он поверхность, а завтра на нее снова обрушит-ся космический камнепад. Что произойдет в этом случае? Откуда берется защитная воз-душная оболочка? Как и из чего нарастить ее вокруг пустого безжизненного пространства, под названием «мозг Андрея Денисовича»? И почему он такой безжизненный? Не надо об этом думать, быстро одернул себя Павел. Мозг человека неприкосновенен, как его интимная жизнь. Нельзя обсуждать, а тем более, осуждать его устройство. И все равно жить на такой планете как-то…неуютно. Странный он человек, ужасно холодный изнут-ри. Может, поэтому и лишен защитной оболочки? Может, атмосфера, защищающая мозг – это умение чувствовать и любить? Павел достал из холодильника пакет творога и решил приготовить сырники. Это было од-но из немногих блюд, которые ему удавались. Если добавить к сырникам баночку йогурта, джем, крекеры и крепко заваренный «липтон», получится вполне сносный завтрак. И вкусный и полезный. Павел разбил яйцо над миской с творогом и включил телевизор. В последнее время они с Аленой так мало интересовались происходящим, будто находились на необитаемом ост-рове. В каком-то смысле, так и есть. Андрей Денисович бывает дома редко, Кузя уехал инспектировать филиалы банка. А в стране двойные выборы, между прочим. Нужно про-явить интерес. Предвыборные страсти начались с утра пораньше. Павел «полистал» каналы, но везде бы-ла одна и та же картинка: благообразные дяденьки «при галстуках», сидящие вокруг сто-ла, ведущий, старательно изображающий интерес, и монологи, от которых у избирателей сводит челюсти. Через двадцать минут терпение кончилось. Павел взял пульт и снова принялся «бегать» по каналам. Наткнулся на передачу «Внима-ние, розыск», и увеличил звук. Выяснилось, что и здесь бушуют политические страсти. Партия обиженного меньшинства под названием «Обновленная Россия» не досчиталась второго человека в своем списке. Ведущий криминальной хроники с азартом перечислял заслуги пропавшего: подставил помощника руководителя конкурирующей партии на прошлых выборах, придумал неза-тасканный сценарный план, благодаря которому «Обновленная Россия» преодолела завет-ный пятипроцентный барьер, основал множество региональных отделений, вел активную работу с электоратом, разрабатывал новую программу по привлечению молодежи. - Пятнадцатого сентября Сергей Бортников отправился в поездку по регионам. Это был последний день, когда его видели коллеги. Некоторое время Бортников поддерживал с ними телефонную связь, но при этом никто не знал, где он находится. У коллег сложилось впечатление, что Сергей Сергеевич не мог общаться свободно. Не исключено, что он стал жертвой похищения – увы, не первого политического похищения в нашей предвыборной практике. Изображение студии сменилось кадрами партийной хроники. Статный дородный человек в форме с генеральскими погонами вручает партийным активистам почетные грамоты. За его спиной маячит невысокий худой парень в очках. Кадр остановился, лицо парня обри-совали кругом. - Сергей Сергеевич не любил появляться на публике, - продолжал ведущий. – Это един-ственный телесюжет с его участием, который нам удалось обнаружить. Вглядитесь в это лицо! Изображение медленно увеличилось. Павел выронил ложку и зажмурился. В темноте от-четливо проступили очертания ненавистной кирпичной стены с двумя желтыми пятнами автомобильных фар. Машина, в которой сидел отец, отъехала, начиная разгон. - А-а-а-а!... Услышав крик, Алла вскочила с кровати и бросилась на кухню. Паша стоял возле стола, пряча в ладонях лицо. - А-а-а-а!... Он кричал, как ребенок, увидевший в кладовке Буку. Алла подлетела к нему и затормо-шила за плечи: - Смотри мне в глаза! Слышишь, Паша? Я тут, перед тобой! В глаза смотри! Этому трюку ее научил Кузя, рассказывая о савантах и аутистах. Когда у больных детей начинаются приступы неконтролируемой паники, нужно заставить их на чем-то сосредо-точиться. Лучше всего сделать это взглядом. Глаза человека обладают сильной гипноти-ческой силой. - Смотри на меня, - настойчиво повторила Алла. Руки опустились, глаза Павла замета-лись по ее лицу. - В глаза смотри. Зрачки дрогнули и сфокусировались. Лицо Павла стало осмысленным. Алла поцеловала его в щеку и прижала голову к своему плечу. - Что случилось? – тихонько спросила она. – Чего ты испугался? Что-то увидел, да? Павел оторвал голову от ее плеча. Открыл холодную воду, тщательно умылся и велел: - Иди, собирай вещи. - Какие вещи? Зачем? – не поняла Алла. Павел глянул на нее так, что она попятилась. Перед ней стоял совершенно незнакомый чужой человек с ввалившимися щеками и мертвым заострившимся носом. - Не задавай вопросов, просто делай, что тебе говорят. И вышел из кухни. Алла нагнулась, подняла с пола ложку, испачканную творожной массой. Выключила буб-нящий телевизор, навела на кухне видимость порядка и отправилась в спальню. Павел стоял у окна, выходящего во двор, и застегивал ремень на джинсах. - Ты мне ничего не объяснишь? – спросила Алла. - Нет. Если хочешь мне помочь – делай, что я говорю. Алла открыла гардероб и начала бросать на кровать вешалки с одеждой. Стоит ее жизни немного наладиться, как немедленно происходит какая-то катастрофа. Невезучая она, на-верное. Обидно, что ей никто ничего не объясняет, просто гонят с места на место, как ов-цу. А она подчиняется. Алла выдернула из гардероба последнюю вешалку со своими блузками и повернулась к Павлу. - Твои вещи собирать? - Только самое необходимое, - ответил он, не поднимая глаз. - Одну спортивную сумку. - Мы уезжаем вместе? – не удержалась Алла от главного вопроса. Павел поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза стали несчастными, но только на одно мгновенье. - Вряд ли. Ты полетишь в маме, в Сочи, а я… Павел не договорил. Ни о чем больше спрашивать Алла не стала. Слезы застряли в горле комом, но она не расплакалась. Двигаясь, как автомат, она собрала свою сумку, с которой прибыла в Москву. Отдельно уложила вещи Павла, бросила спортивную сумку возле кресла, в котором он си-дел. Павел не поблагодарил, даже не заметил. Он о чем-то напряженно раздумывал, глядя внутрь себя изменившимися ледяными глазами. Пару раз коротко рассмеялся неведомым мыслям, которыми не собирался делиться. Если честно, ей не хотелось знать, над чем можно смеяться таким смехом. - Охрана в доме? – спросил он. - Кажется, нет. Ты же знаешь, они уезжают с хозяином. - Значит, мы одни? - Одни, - горько подтвердила Алла. Раньше он задавал этот вопрос совсем другим тоном. - Хорошо, - произнес незнакомец. – Запрись в комнате и никуда не выходи. Я позову, ко-гда будет нужно. Алла присела на разворошенную неубранную кровать. - Мне страшно, Паша, - вырвалось у нее. - Мне тоже. – Его глаза снова стали несчастными, а потом в них появилась злость. – Кре-тин недоделанный. Творцом себя вообразил…Натворил дел, паскуда. - Ты про кого? - Неважно. - Павел прислушался. С улицы донесся автомобильный сигнал. Он вскочил с кресла, приоткрыл занавеску и выглянул наружу. – А вот и Андрей Денисович. На ловца и зверь бежит! Алла обхватила руками голые плечи. Коротенькая шелковая ночная рубашка едва дохо-дила до колен, и сейчас ей смертельно хотелось одного: прикрыться. Не одеться, а именно прикрыть свое тело от человека, закрывшего свою душу. Павел подошел к ней, взял за щеки и заглянул в глаза. Она поискала в них отражение мужчины, с которым мечтала засыпать и просыпаться всю оставшуюся жизнь, но никого похожего не нашла. На нее смотрел человек с осколком льда вместо сердца. - Это все? – спросила Алла так спокойно, что сама удивилась. Какая-то тень мелькнула в глубине темных глаз. Незнакомец поцеловал ее в губы и вы-шел из комнаты. Алла инстинктивно вытерла ладонью рот. Она сама испугалась этого жеста. Московская область, декабрь 2007 года. Августов поднимался по лестнице, не прикасаясь к безвкусным деревянным перилам. Все раздражало его в этом доме, купленном и обставленном наспех. А жить здесь придется еще долго. До тех пор, пока сверхчеловек не дозреет до сотрудничества. … «Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать», - отсчитывал он мысленно, постепенно успо-каиваясь. Ходить по ступенькам он начал недавно – как и вообще «ходить», - и надо сказать, что процесс ему нравился. Он мог точно назвать количество ступеней, которые преодолевал ежедневно. В этом… курятнике (иначе назвать хибару не поворачивался язык), их было тридцать четыре, в доме миллиардера лестница насчитывала двадцать шесть ступенек, а недавно он установил маленький личный рекорд, преодолев шестьдесят пять гранитных планок, ведущих в зал заседаний на четвертом этаже. Провести Большой Совет в офисе он решил спонтанно, не позволяя себе обдумать реше-ние – иначе не хватило бы смелости. Головной отсек компании – так сказать, «мозговой центр» - располагался на территории поселка, неподалеку от его дома, но даже это не-большое расстояние Августов преодолевал с холодным потом на лбу, переставляя ноги усилием воли. Когда он вошел в вестибюль, внутренности тряслись как желе – слава богу, лицо, отвыкшее двигаться, его не выдало. Надо отдать должное: он умеет выбирать людей. Это было первое, о чем он подумал, ко-гда немного успокоился, - на тридцать седьмой ступени лестницы, которую вполне можно назвать «иерархической» (на нижних этажах обитали менеджеры среднего звена, кабине-ты глав компании и дочерних структур располагались на верхушке здания). Конечно, никто не дернулся поздравлять его с выздоровлением, изображая радостный ис-пуг в сочетании с восторгом. Кто-кто, а эти люди хорошо понимали: двинешь бровью – окажешься на улице. В коридорах и на лестничных площадках с боссом здоровались, как с обычным посетителем, если бы посетителей, как девочку Элли каким-то фантастическим ураганом занесло в запертое наглухо королевство. Однако болезненно развитым шестым чувством (а может, седьмым или десятым – черт знает, сколько их на самом деле!) Авгу-стов ощущал за спиной нарастающее напряжение, обычно выплескивающееся наружу па-ническим криком: «Пожар! Пожар!» Августов не сомневался, что сотрудникам известен его диагноз…и все, что с этим свя-зано. Откуда? Черт возьми, а откуда они всегда все знают?! Кто с кем спит, кто, чем боле-ет… кто, как выглядит? На последнем этаже ощущение огня за спиной исчезло – его сменил освежающий арк-тический бриз, дующий не только из кондиционеров. Заседание провели за натертым до блеска столом орехового дерева, в котором отражались лица собравшихся – привычно спокойные и бесстрастные. Ни одного переспрошенного вопроса, ни одного вопроса, ос-тавшегося без ответа – все шло гладко, по накатанному, будто босс принимал подчинен-ных у себя в кабинете, в клетчатой римской тоге от подбородка до ступней. Люди, кото-рым он доверил самое дорогое, что имел – свою империю – хранили эмоции на леднике в морозильной камере. Августов ими почти гордился. Он поднялся на лестничную площадку и отпер дверь, ведущую в отдельный коридор. Третий этаж перестраивался так быстро, что все здесь было сшито на «живую нитку». И гипсовые перекрытия между комнатами, и подвесной потолок, с неработающими светиль-никами, и неровно уложенный паркет. Большая неуклюжая декорация. Миллиардер вошел в комнату, которую с натяжкой можно было назвать «кабинетом» и бросил ключ на стол. Следом бесшумно втиснулся охранник - огромное гориллоподобное существо с маленькими, глубоко сидящими глазками. - Андрей Денисович, он хочет с вами поговорить. - У «него» имя есть. Охранник переступил с ноги на ногу. - Павел Борисович, я хотел сказать. - Зови, - коротко отозвался Августов. Форма обращения была вещью священной. Он на-зывал Павла по имени и на «ты», но никому из охраны и прислуги этого делать не позво-лял. - Стой! - Охранник замер, взявшись за ручку. Миллиардер шевельнул бровями в сто-рону гипсовой лепнины на потолке: - Камера включена? - Так точно. - Следите внимательно. Августов сел за письменный стол, прямо напротив замаскированного объектива. Стол прикрывал его спереди, стена – сзади, рождая иллюзию безопасности. Это были остаточ-ные явления болезни, можно сказать, «пережитки прошлого». Магнат избавлялся от них неторопливо, в щадящем режиме, ибо чего-чего, а времени впереди теперь было предоста-точно. Он много гулял, готовясь к возвращению в «нормальный» мир. Как бы Августов не относился к этому словечку, он был достаточно умен, чтобы не устраивать революций и не плевать против ветра. Выйти за ворота он пока не отваживался, как домашний кот со стажем – измерял шагами территорию поселка, методично здороваясь с охранниками, са-довниками и уборщиками, которые раньше и глаз-то на хозяина поднять не смели. Испу-ганно-изумленные лица Августова больше не раздражали. Миллиардер потихоньку при-выкал к внешнему миру, ну, а мир потихоньку привыкал к нему, меняя испуганную гри-масу на робкую улыбку. Протаптывая тропинку через ровное зеленое поле к ярко – оранжевому причалу, Авгу-стов ощущал абсолютно иррациональное приподнятое чувство, не имеющее под собой ос-нования - словно весеннее наваждение, принесенное ветром. Сидя на деревянных досках и болтая ногами, как мальчишка, он думал – и как же хорошо, как гладко текли мысли над беззвучными холмиками волн! Мысли были приятными. «Нормальный» человек назвал бы их «мечтами», но в том-то и разница между ним и основателем компьютерной сверхдержавы, который никогда не тра-тил время на бесплотный трепет. В мире Августова воздушные замки назывались «маке-тами», дороги, ведущие к нему через заколдованные леса, – «стратегическим вектором движения», а возведение башен и стен укладывалось в смету, строго выверенную аудито-ром. Макет идеального будущего в масштабе два к миллиону (этим числом Августов ог-раничивал свою будущую армию) создавался по привычному, никогда не подводившему трафарету: Цель – Пути Достижения – Затратные Средства – Полученная Выгода. Мил-лиардер проводил на причале целые дни, занимаясь работой, которую в «нормальном» мире считали «дележкой шкуры неубитого медведя». «Как стать миллиардером?» - вопрос, который ему задавали часто, вызывал такое же отвращение, как у пишущего человека вопрос: «Где вы берете свои сюжеты (идеи, образы, героев?) Яркая демонстрация человеческой тупости. Августов никогда не мечтал о деньгах – не настолько он ограниченный человек. Он вообще никогда не мечтал – просто наводил порядок вокруг себя, постепенно, шаг за ша-гом расширяя пространство. К деньгам, как к эквиваленту правильно проделанной рабо-ты, миллиардер относился с уважением. Хотя чем богаче становился, тем лучше понимал: никаких денег не хватит, чтобы границы царства разума протянулись от горизонта до го-ризонта. Мир серьезно болен, а деньги в этом смысле лекарство слабенькое. Его разум ус-тоял, столкнувшись с явлением, которое «нормальный» мир считал мистическим и запре-дельным, а Августов - средством решения космической сверхзадачи. Именно этим он за-нимался, исписывая переносной блокнот на ярко-оранжевом причале: создавал будущее. Сначала на бумаге, потом в трехмерном компьютерном пространстве, потом с помощью макета, ну, а потом - …ух, от этого «потом» миллиардера даже пот прошибал. В дверь постучали. - Входи, Паша, - откликнулся Августов. Дружелюбная улыбка гостя миллиардеру не понравилась. Чего-то в ней не хватало. Павел подошел ближе, и тут выяснилось, что исчезли мелкие симпатичные морщинки в уголках глаз. Гость уселся напротив Августова, не здороваясь, не дожидаясь приглашения. Совершенно нехарактерный для него поступок. Палец миллиардера лег на кнопку тревоги, вмонтиро-ванную в подлокотник кресла, но руки ему больше не подчинялись. Глаза Павла приклеились к его лицу. Августов почувствовал, что его затягивает мутный черный водоворот. Он успел подумать, «доигрался», и голова отключилась, как электро-чайник. Сколько времени он пробыл в мутной черной трясине, миллиардер не знал. Такое уже было, когда он отдавал свой мозг во временное владение другому человеку. Павел преду-преждал: «Вы почувствуете то-то и то-то, бояться не надо». Августов все равно боялся, потому что не мог думать, реагировать и принимать собственные решения. - Человеколюбие! Альтруизм! – Сергей стучал пальцем по листу с психологическим портретом личности. - Вот главная черта его характера! И вы боитесь такого тюфяка? Или не доверяете квалификации собственного психолога? Бывшему однокласснику Августов доверял в той мере, в какой он умел доверять. Он де-лил людей на два разряда: те, кто ошибаются, и те, кто сознательно лгут. Саша относился к первой категории, Сергей ко второй. - Хочешь знать, что я сделал? Это была первая осмысленная фраза, которую воспринял освободившийся мозг. Павел задал вопрос, не глядя на собеседника. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и играл ручкой. Камера, нацеленная на них, транслирует невинную картинку: гость говорит, хозя-ин слушает. Ах, как неудачно они расположили эту камеру! И как неудачно, что они не успели подсоединить к ней микрофон! Августов снова погладил кнопку тревоги, но интуиция предостерегла: «Подожди! По крайней мере, узнай, чего хочет твой враг»! А в том, что напротив враг, сомнений не бы-ло. Никогда раньше Павел не обращался к нему на «ты». Миллиардер никому такого не позволял, даже Бортникову. Хотя скоро Сергею будет на это наплевать. Справиться с ним в одиночку Андрей Денисович не может, вся надежда на сверхчеловека. Неужели он по-терян? Августов сказал спокойно, тщательно подбирая слова. - По-моему, ты без разрешения вошел на частную территорию. - По-моему, ты совершенно прав. - И что тебе там понадобилось? Прежде чем ответить, Павел обвел потолок внимательным взглядом. - Камера там? – спросил он, указывая большим пальцем через плечо. - Там, - подтвердил Августов, не колеблясь. - Звук?... - Отключен. - Микрофоны, прослушка?... - В этой комнате нет. Кровь бросилась Павлу в лицо. Он понял. - Гнида, - сказал он с бессильной ненавистью. Августов сморгнул и промолчал. - Кто придумал сценарий? Сергей? Августов кивнул. Удивление было коротким и мимолетным. Главное, что Павел уже знает правду, а откуда он ее узнал – это вопрос второй, если не десятый. Первый вопрос совсем в другом. Что сделал с ним этот человек с незнакомыми холодными глазами, про которого и в шутку не скажешь «альтруист»? - Где он сейчас? – спросил Павел. - Рижское шоссе, сороковой километр. Бывший пионерский лагерь «Зарница». - Меня держали там? Августов снова кивнул, чувствуя, что начинает потеть. Он ненавидел это липкое больное ощущение, которое успел позабыть. - Откуда Сергей узнал обо мне? - Он нашел человека, который…работал с твоим отцом в Конторе. - Он жив? - Спился и умер. - Кто-нибудь еще знает? - Только Юргенс. Но он тебя не тронет. Я ему заплатил. - А ты хорошо соображаешь, - заметил Павел. – Понял, что врать - себе дороже выйдет. Кто ты на самом деле? - Я - владелец компьютерной компании «Инфосервис». Несмотря на страх, признание звучало гордо. Павел нахмурился. - Никогда не слышал. Чем она занимается? - Это крупнейшая компания в области информационных услуг! – Смешно, но миллиар-дер обиделся. – У нас нет конкурентов в России! Павел равнодушно пожал плечами. - Естественно, к другому человеку Сергей обратиться не мог. Долго меня пасли? - Долго. – Августов достал носовой платок и промокнул потную полоску над верхней гу-бой. - Паша, я тебе все расскажу, только ответь: что ты со мной сделал? - А ты еще не догадался? Запустил процесс в обратном направлении! Возрадуйся, отрок! Через месяц ты обретешь прежний рост и прежний вес! Лицо собеседника не изменилось, только губы стали синими, как у покойника. - Что я должен сделать, чтобы этого не произошло? Павел смотрел мимо него в окно. Молчание было убийственно долгим. «Да говори ты, сукин сын»! – готов был заорать миллиардер. Скрюченные пальцы царапали кожаный подлокотник. - Тебе повезло, - наконец, сказал Павел. Августов незаметно выдохнул скопившийся в легких воздух. – Есть человек, в неприкосновенности которого я хочу быть уверен. - Она будет в безопасности. Это все? Губы Павла растянулись в неприятной резиновой усмешке. - Струсил? Не хочешь измерить рост? Может, процесс идет быстрее, чем я думаю? - Скажи, что я должен сделать, - повторил Августов. Он не отреагировал на оскорбление и сам этому поразился. Страх оказался самым сильным чувством, которое он когда-либо испытывал. - Где мои документы? Бывший пациент выдвинул ящик стола и положил перед Павлом аккуратную пластиковую папку. Паспорт, диплом, трудовая книжка, банковская книжка. Павел посмотрел свой баланс. Почти сто десять тысяч долларов. Неплохо. - Наличные, - сказал он коротко, тыча пальцем в строку. - Сюда, на стол, немедленно. - Конечно! – Услышав привычное слово, Августов мгновенно оживился. Кто знает, мо-жет еще не все потеряно. - Сколько ты хочешь? - Сколько написано! - отрезал Павел. Слегка замаскированная попытка подкупа вызвала острое неприязненное чувство. - Я могу позвонить? Павел развел руками: - Вы здесь хозяин, Андрей Денисович! Августов не отреагировал на издевательский тон. Дурак был Верхувен, назвав свою порнушку «Основной инстинкт». Главный инстинкт человека – чувство самосохранения. Во всяком случае, разумного человека, а не гигантского кролика. Сейчас он не думал ни о чем – ни о компьютерной сверхдержаве, ни о прекрасном будущем, которого, по всей ви-димости, лишалось человечество. Он готов был сделать что угодно, чтобы сохранить способность совершать прогулки от порога к оранжевому причалу. Ножками. Коротко переговорив по телефону, Августов положил трубку и сплел перед собой паль-цы. Они едва заметно вздрагивали. - Деньги привезут через сорок минут. - Хорошо. Звони охране, пускай узнают расписание авиарейсов в Сочи. Через десять минут на столе перед Павлом лежала распечатка из Интернета. Он просмот-рел список. Если все будет хорошо, Алла успеет на трехчасовой рейс. - Что дальше, Паша? Руки дрожали сильнее. Августов спрятал их под столом. Его начал бить озноб. Так было раньше, когда хрупкое тело плохо снабжалось кровью. - Не трусь. Привезут деньги, тогда поговорим. - А поздно не будет? - А ты поторопись! Они сидели друг против друга и молчали. Вот и все, думал Августов. Рушится макет в масштабе два к миллиону. Чем хороши маке-ты: во-первых, их не жалко, а во-вторых, они наглядно демонстрируют уязвимые места проекта. С тем, что колесико может выйти из повиновения и отказаться занять отведен-ное ему место, Августов сталкивался раньше. Обычные колесики легко заменить другими - послушными и исполнительными. Сейчас против него сработал главный закон разумно-го мира – сильный подминает слабого. Колесико отказывалось подчиняться, а он ничего не мог с этим поделать. Может ли колесико стать сильнее своего создателя? И если «да», что с этим делать? Глаза миллиардера не отрывались от электронного табло на телефоне. Павел вспоминал планету, похожую на темную сторону Луны, которую снова увидел десять минут назад. Что-то в ней изменилось. Откуда, к примеру, взялись строения, похожие на гладкие ан-тичные колоны, которых не было в первый раз? Для чего они предназначены? Трудно строить догадки, когда сталкиваешься с иной формой разума. А у этого создания разум явно другой, непохожий на человеческий. - Кто придумал втянуть в это Аллу? Августов с трудом оторвался от электронных часов и взглянул на Павла. Заколебался, не соврать ли. Уж больно цинично выглядела часть плана, названная Сергеем «Любовь-морковь». Но взглянув на человека напротив, понял, что лучше этого не делать. – Ее участие было заложено заранее. Сергей узнал, где она работает, а я устроил так, чтобы первой на дороге, где перевернулась ваша «Газель», оказалась машина Дубинина. - Павел закусил нижнюю губу. - Ты пойми, Паш, мы же хотели как лучше. Мы знали, что она давно тебе нравится… - Как вы вообще про нее узнали? - У тебя в записной книжке был записан ее телефон. Единственный женский телефон. Остальное выяснил Сергей. Павел рывком выдернул себя из кресла и отошел к окну. - У тебя родители были? – спросил Павел, не оборачиваясь. - Естественно. - Ты их любил? - Их не за что было любить, - сухо ответил магнат. – Я всю жизнь боялся стать похожим на них. - А у Кузи? Черт, прилипло имечко… Откуда оно взялось, кстати? - Из театрального закулисья, - ответил Августов. – Актрисы называли его кузнечиком за деликатную конституцию. - Значит, хоть что-то в этой истории было правдой? - Да, - подтвердил магнат. – Сергей, как умный человек, врал только там, где это было необходимо. Остальное рассказывал честно. Он из театральной семьи, отца почти не пом-нит, мать потихоньку спилась и умерла десять лет назад. Театр он ненавидит с детства. - Жаль. У него явный актерский талант. Августов промолчал. Его знобило так сильно, что пришлось завернуться в старый диван-ный плед, как в напоминание о прошлой болезни. - Ты твердо решил от меня уйти? Павел удивленно оглянулся. - А ты как думал? - Я думал, мы можем договориться. - И подписать договор кровью. Миллиардер плотнее запахнулся в плед. - Не шути, Паша. Мы можем быть полезны друг другу. - Можешь не продолжать, этот разговор давно описан поэтом Гете. - Ты плохо знаешь легенду, - живо возразил Августов. Он понимал, что рано или поздно этот разговор состоится и заранее обдумал некоторые аргументы. Сыроваты, конечно, но стоит попытаться. – У Гете Фауст ведет себя как тупой обыватель: дайте ему денег, бабу и вечную молодость. В легенде все по-другому. Мефистофель показал доктору, как уст-роена Вселенная, и тот продал ему душу. За знание, Паша, не за бабло и не за девок! А разве тебе не хочется знать, что происходит там? – Магнат постучал пальцем по голове. – Не говори, что ты решил помочь Кузе из чистого альтруизма. Да и со мной ты возился не только из жалости. Я же видел твои глаза, когда ты входил в комнату. Я, конечно, не теле-пат, но готов поклясться: ты наслаждался своим могуществом. По-моему, ничего плохого в этом нет. Разве гениальный музыкант не наслаждается своим даром? А гениальный ху-дожник – своим? - Августов незаметно взглянул на часы. – Я – хороший организатор. В этом есть что-то преступное? Почему я не имею права наслаждаться тем, что мне дано природой… или Богом, уж, не знаю, во что ты веришь? МОЖЕТ ОН И ВРЕТ, НО ЧТО-ТО В ЭТОМ ЕСТЬ. ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? ВСЕМ ЛЮДЯМ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ОНИ ХОРОШО УМЕЮТ. МАМА ЛЮБИЛА РЕШАТЬ КРОССВОРДЫ, А УЧИЛКА ЛИТЕРАТУРЫ В ШКОЛЕ ЛЮБИЛА ПЕЧЬ ХЛЕБ. КАЖДОМУ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ОН ХОРОШО УМЕЕТ… - Мы получили свои дары из одного источника; ты - свой, я – свой, - продолжал Авгу-стов, ободренный молчанием собеседника и новым выражением его глаз. Это были глаза человека, внезапно ощутившего, что привычной опоры под ногами больше нет, и пытаю-щегося сообразить, что же ему теперь делать? - Этот факт не сможет отрицать ни один ра-зумный человек. Спроси, зачем нам все это дали? Спроси хотя бы самого себя, и, если будешь честным, ответишь: чтобы мы это использовали. Осторожно и осмотрительно, на пользу себе и другим. Паша…- Августов склонился над столом, стараясь поймать его взгляд. – Может ты рано записал меня в отряд плохих парней? Что плохого, если мы объ-единимся? Если я смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься, а ты мне то, в чем нуждаюсь я? - А в чем ты нуждаешься? - Мне нужна твоя сила, - быстро ответил Августов. – Мне нужны люди, похожие на те-бя. Ангелы. Только не смейся, я же серьезно говорю! - И где ты их найдешь? Дашь объявление в газете? Собеседник смотрел исподлобья. Оба молчали до тех пор, пока до Павла не дошло. - Я?... – Он так растерялся, что даже злость пропала. - Ты хочешь, чтобы я плодил для тебя монстров?! - Сверхлюдей, Паша, – возразил Августов. - Почему ты стыдишься своего дара? Ты взял человека, и заставил его мозг пробудиться. Если ты это сделал с одним человеком, значит, можешь сделать с другим! – Миллиардер по-прежнему дрожал, но уже не от хо-лода, а от возбуждения. – Когда я смотрю на тебя, то готов поверить в Бога. И я буду по-клоняться тебе так, как ты этого потребуешь. Хочешь – выстрою храмы, хочешь – буду курить фимиам. Знаю, на деньги тебе наплевать. Но знания, Паша?... Я дам тебе лаборато-рии, ученых, возможность проводить любые эксперименты – все, все, что ты захочешь! Сейчас ты изгой и вынужден прятаться среди людей, а что будет, если таких, как ты ста-нет много? - Августов нагнулся над столом, завораживая собеседника пульсирующим зрачком, и шепотом договорил. - Если вас будет большинство? От этого ошеломительного предположения по спине побежали мурашки. Не так уж плох дар, который может спасти несчастную Марго Грачеву, славного мальчика Кирилла Су-понева и хорошую девочку Лиду. Он один может заменить целую наркологическую кли-нику. А если таких, как он будет много, можно спасти всех наркоманов мира. Ничего се-бе размах, а? В дверь осторожно постучали. - Кого там черт несет? – яростно крикнул миллиардер. Тоненькая сладковатая ниточка вытекающего газа растворилась в воздухе, словно пере-крыли кран. Висок сильно кольнуло. Чтобы описать свои ощущения, Павел употребил бы затертое выражение «очнулся от обморока». Балом правит не тот, кто заказывает музыку, а тот, кто ее сочиняет. Мысль пришла в голову внезапно, как озарение. Снова вспомнились гладкие строения на темной стороне Луны, а вместе с ними почему-то руины старинного дворца на острове Крит. Руины вы-глядели живописно – разноцветные, яркие, старательно отреставрированные. Между ста-ринными развалинами и недостроенными лунными колоннами было одно-единственное сходство – отсутствие жизни, а музыка, которая сопровождала эту картинку весьма похо-дила на похоронный марш. Открылась дверь, в комнату скользнул запыхавшийся секретарь с чемоданчиком в руках. - Прошу прощения, я немного опоздал. Августов стиснул зубы. Взгляд на Павла - и дыхание выровнялось, а лицо компьютерного магната стало бесстрастным. Он был слишком хорошим игроком, чтобы не признавать очевидного: момент упущен. Секретарь положил чемоданчик на стол, ловко щелкнул замками и откинул крышку. - Будешь пересчитывать? – спросил Августов. Павел захлопнул крышку и снял телефонную трубку. Набрал внутренний номер, дождал-ся когда знакомый голос резанет по сердцу. - Алена, поднимись, пожалуйста, на третий этаж. Скажи охране, что Андрей Денисович хочет тебя видеть. Он положил трубку. - Не жалко девушку? – осведомился магнат. - Если ты скажешь о девушке хоть одно слово, я оставлю все, как есть. Алла вошла в комнату через несколько минут одетая в джинсы, свитер и теплую курт-ку. Сердце Павла кольнула горькая отравленная игла. Все оказалось растоптанным и оп-леванным в этом безжалостном циничном сценарии, даже их любовь, такая внезапная и такая недолгая. Больше всего он боялся смотреть ей в глаза. Боялся, что она проскользнет в его мозг и уз-нает правду о двух смешных лабораторных мышках. Мышках, которые ели, спали и со-вокуплялись под неусыпным экспериментальным оком. - Ты летишь в Сочи, к маме, - сказал Павел, глядя себе под ноги. - Сейчас тебя отвезут в аэропорт и посадят в самолет. Возьми это. Он снял со стола чемоданчик и сунул ей в руку. Алла приняла, не спросив, что там лежит. Ее ладонь была холодной и чуть влажной. Павел поискал еще какие-нибудь слова, которые можно произнести удобным деловым то-ном. Не нашел. Замшевые сапожки, опушенные мехом, на которые он упорно таращился, развернулись и направились к двери. Он смотрел на них, пока они не переступили порог и не оказались в коридоре. А потом дверь захлопнулась и отрезала половину его сердца. Павел повернулся к миллиардеру. Августов невольно пригнул голову, ожидая удара. - Зови свою макаку. Пускай Алену отвезут в аэропорт и проведут через контроль со все-ми деньгами. Я проверю. Следующие два часа они провели, сидя за столом друг против друга, словно друзья или деловые партнеры. В комнате поочередно являлись то секретарь, то начальник охраны. Павел наблюдал происходящее с другой стороны бытия, где нет никого, кроме него. Од-ного. Августов попробовал повторить попытку обольщения, но второй раз она выглядела смешной и жалкой. Телефонный звонок пролился дождем на измученную душу миллиардера. - Все в порядке, - сказал бархатный голос секретаря. – Мы провели Аллу Леонидовну че-рез контроль (надо же, оказывается она Леонидовна! – удивился Павел). Будете с ней го-ворить? - Буду. Передайте трубку. Послышался отдаленный шорох и голос Аллы, чужой и отстраненный сказал: - Я слушаю. - Тебя провели через зону досмотра? Деньги с тобой? Подожди, не отвечай, - перебил Павел сам себя. - Если что-то не так, постучи пальцем по трубке. Она ответила тем же чужим отстраненным голосом. - У меня все в порядке. - Хорошо, - пробормотал Павел. Никогда в жизни ему не хотелось плакать так сильно, как сейчас. - Я люблю тебя. Слышишь? Вместо ответа в ухо полетели короткие гудки. Павел встал, резкими движениями размял затекшие плечи и пошел к двери: - А я?!... Павел с удивлением оглянулся на фигурку, съежившуюся в кресле, и вдруг рассмеял-ся. Сначала он смеялся тихо, потом все громче и громче, вытирая слезы, катящиеся из глаз. А под конец – просто хохотал, сгибаясь и хлопая себя по коленкам. Вот тебе и Маке-донский номер два, предводитель сверхлюдей! Миллиардер смотрел снизу вверх черны-ми от ненависти глазами. Он все понял. Угроза была блефом. А он поверил и испачкал пе-ленки, как младенец. - Живи пока, - сказал Павел. - Учти, если попытаешься тронуть меня или Алену – в го-лове сработает мина-растяжка. Я ее установил. Веришь? И направился к двери, не дожидаясь ответа. - Паша! – Павел остановился, взявшись за ручку. - Будь осторожен, - сказал бывший па-циент. – Сергей…он…он уже не совсем человек. - Почему ты меня предупреждаешь? А-а-а!... - Павел постучал пальцем по голове: - Вдруг там что-нибудь сломается. А починить некому. Боишься? Августов споткнулся взглядом о собственные ноги на темно-коричневом ковре. - Боюсь. - Правильно делаешь. Помни, что я сказал. Дверь открылась и снова закрылась. Миллиардер остался один в доме, который он так ненавидел. Московская область, декабрь 2007 года. Входить в лабораторию охране строжайше запрещено, но момент выдался удачный. На-чальство в разъездах, монстр отдыхает в своем логове. Если поторопиться, можно глянуть хоть одним глазком. Ребята на входе обещали просигналить, если что. Понимают, что но-венькому любопытно. Он нажал кнопку в стене, и огромная круглая дверь, похожая на люк космического кораб-ля медленно поплыла внутрь. Тугоплавкая сталь толщиной пятьдесят сантиметров весит полтонны и выдерживает давление в тысячу атмосфер. Но когда монстр выкидывает свои коленца, плотно запертый люк раскаляется как сковородка и гудит от напряжения. Страшно. Дверь давно пора менять, а смысл? Может, подошла бы космическая сталь, только где ж ее купишь… В центре комнаты тускло светилось матовыми стенками непонятное сооружение, похожее на душевую кабинку. Охранник, на груди которого болтался бейджик «Дима» обошел его со всех сторон и подергал дверцу. Не открывается. Проклятая хреновина жутко умная. В подземную лабораторию Дима попал два месяца назад; польстился на деньги. Когда ус-лышал, сколько платят, не поверил, даже засмеялся. Когда оказалось, что это правда, оша-лел от радости. Размечтался насчет капитального евроремонта, новой мебели и подержан-ной, но приличной иномарки. На дежурствах не спал, подсчитывал, сколько потребуется времени, чтобы купить все, что хочется. Выходило, что не меньше полугода. Сначала по-казалось – пустяк. Работа – не бей лежачего, кормят вкусно, ребята отличные, опасности никакой. Так Дима думал, пока не столкнулся с монстром. Говорят, в прежней жизни монстр был человеком и носил имя «Сергей». Он и сейчас на него откликается, только мало с кем разговаривает. Ну, Станкевич. Ну, хозяин и врачи. Их монстр кое-как терпит, а когда в комнату входят охранники, выражает недовольство. Может, к примеру, выкинуть обратно в коридор одним взглядом. Сенька Шувалов здоро-во шарахнулся затылком об стену и сейчас отдыхает в больнице. Ребята ему завидуют: выбрался из дома ужасов. Все они готовы бежать без оглядки, побросав табельное ору-жие, только кто же их отпустит? Секретарь шефа выразился ясно: самоубийцы – шаг впе-ред. Идиотов не нашлось. Вот и сидят они в этом бомбоубежище, охраняют неизвестно кого, неизвестно от кого. Можно подумать, монстр, живущий в хорошо укрепленной камере, нуждается в защите. Попробуй, зайди в его логово. Мало того, что невыносимо жарко, так еще и влажность такая, что воздухом не дышишь, а захлебываешься. Ихтиандр, человек-амфибия. И как он таким стал? Новенькие говорят, «врачи наколдовали». Старая гвардия, которая помнит монстра еще человеком, качает головой: врачи появились после того, как симпатичный парень Сергей стал напоминать чудовище из греческих мифов. Вот и думай, что хочешь. Думать можно, делиться мыслями с окружающими – нет. Секретарь зарядил на послушание магической фразой: «Андрей Денисович не рекомендует распространяться». Дима насторожился. По коридору кто-то шел. Снаружи двойной пост, врачи давно уе-хали. Остается один вариант: монстр вышел прогуляться по своим владениям. Дима заметался по лаборатории, лихорадочно озираясь. Спасительным пятном мелькнула белая дверь кладовки, где хранились какие-то колбочки и пузыречки с химическими реа-гентами. Кладовка была ужасно тесная, пришлось сложиться втрое, чтобы поместиться под полками. Он втиснулся в узкое пространство между стенкой и дверью, перевел дух и одним глазом выглянул наружу. Смотреть на монстра ужасно страшно. И в прямом и в переносном смысле. Был у них в бригаде мужик по кличке Сержант. Хороший мужик, спокойный, душевный. Столкнулись они как-то раз с монстром в узком коридоре, монстр заглянул ему в глаза и равнодушно проронил: - Нефрит. Месяц, не больше. Сначала Дима не понял, о чем речь. Ну, нефрит. Если такой камень - красивый, зеленова-тый. Но Сержант отчего-то побледнел и медленно сполз по стенке как расстрелянный. Остаток дня Сержант провел с бутылкой. Где взял водяру – тайна, покрытая мраком. Три пузыря приговорил, сумасшедший. Утром отвезли в больницу, а оттуда Сержант уже не вышел. Оказывается, у него была застарелая почечная болезнь. Нефрит, называется. Врачи сказали, что от нее Сержант и помер ровно через месяц. Но Дима был уверен: Сержант умер от страха. С тех пор, едва в конце коридора показывалась фигура с лоснящейся кожей и голым чере-пом, все охранники, как по команде, прижимались лицом к стене и зажмуривались. Мимо проплывало раскаленное облако, насыщенное дождевой влагой. Или проходил дракон, залитый залпами брандспойта, – выбирай, что больше нравится. Когда жара спадала, а воздух переставал быть жидким, глаза можно было открыть. Очень медленно и осторож-но, ибо монстр любил пошутить. Шутки были специфические и односторонние. Монстр смеялся, остальные зализывали раны. Дверь открылась. Дима по привычке зажмурился, открыл глаза, и тут же потянулся к пистолету. Посреди лаборатории стоял чужой. Этого парня он никогда не видел: темноволосый, симпатичный. Пришелец оглядывался вокруг с брезгливостью и любопытством. Подошел к кабинке, подергал неподдающуюся прозрачную дверцу, постучал пальцем в стеклянный бок и отошел, качая головой. - Солидно тут у вас, - сказал он вслух, ни к кому, собственно, не обращаясь. Инструкция требовала немедленно явиться перед незваным гостем, и произнести завет-ную фразу: «А ты кто такой?». Но не успел Дима выкатиться из тесной кладовки, как в голову пришла другая мысль: «Господи, откуда он про меня знает? Он такой же…такой же, как монстр?» - Входи, я же знаю, что ты здесь. Голос звучал нетерпеливо, а шутить с монстрами – себе дороже выйдет. Дима выдохнул воздух, собираясь выползти из укрытия, как вдруг услышал громкое шипение. Повеяло паром; словно по влажной простыне проехался громадный раскаленный утюг. Медленно отворилась круглая дверь. В комнату вплыло туманное облако, а посреди него - на раскаленной воздушной подушке - голый торс с обезьяньими руками до колен. Незна-комец сделал шаг вперед. Его глаза широко раскрылись. - Боже мой! Рука, покрытая ртутными серебряными капельками, взметнулась в приветствии. - Здорово, Пашка! Рад тебя видеть, хотя не люблю чувства без взаимности. Я знал, что ты сегодня придешь. Я давно тебя ждал. - На кого ты похож?! Монстр поморщился. - Да ладно, не впадай в истерику! Что такое идеал красоты? Всего лишь привычное глазу сочетание цветов, форм и размеров! Сейчас ты кривишься, а через пятьдесят лет парня, вроде меня, возможно, выберут «мистером Вселенная»! И самые красивые девушки пла-неты будут драться за один его взгляд! Незнакомец передернул плечами и обеими ладонями растер лицо, словно отгонял наваж-дение. - Ну, что, довольно об относительности наших эстетических запросов? Поговорим о бо-лее важных вещах? – Монстр сделал маленький шажок вперед. – Я ужасно рад, что ты пришел. Правда. - Поэтому охрану удвоил? Монстр засмеялся. - А ты думал, что я тебе ковровую дорожку постелю? Паш, я же не дурак, понимаю, что ты чувствуешь. Явился по мою душу? Навести, так сказать, историческую справедли-вость? – Монстр перестал смеяться и спросил заискивающе: - Сердишься? - Думаешь, это подходящее слово? - Ну, злишься…- Монстр поморщился. – Слушай, держи себя в руках. Я понимаю, что они у тебя чешутся, но, может, сначала поговорим? Тем более что убивать меня бесполез-но – я, знаешь ли, практически бессмертен. Проверено опытным путем. - Серьезно? А глядя на тебя, этого не скажешь. - Ты об этом? – Монстр погладил гладкий череп и махнул рукой. – Ай, не обращай вни-мания! Я просто отказываюсь от всего лишнего. В этом есть свои преимущества, уверяю тебя. К примеру, больше не нужно бриться. Отвратительная процедура, у меня вечно кожа раздражалась. А теперь – никаких проблем! - Врешь! – сказал незнакомец убежденно. Дима напрягся, ожидая, что монстр дыхнет огнем, превращая нахала в хрустящий хлебец. Но монстр отъехал назад, будто сам испугался. - Все решаемо, - сказал он. Прозвучало неуверенно. Дима так и не понял, о чем они гово-рят – неужели о проблемной коже? Тогда, почему лица у обоих как у шахматистов, раз-глядывающих с двух сторон фигурки на доске? Незнакомец засмеялся. Нехороший это был смех, шершавый, как наждачка. - Да? Значит, сам справишься со своими проблемами? А что, если я сейчас повернусь и уйду? Как ты на это смотришь, а, Кузя? Какой еще Кузя? – удивился Дима. Монстр дернулся, как больной зуб. - И даже не попытаешься меня убить? Прежде чем ответить, странный гость прикусил губу. Ответил тихо, убежденно, вклады-вая в слова всю душу. - Ты, Кузя, редкостная сволочь, предатель, и убить тебя мало. Люди для тебя – пыль, грязь, собачьи фекалии. Все, без исключения. Отчищать не станешь – швырнешь обувь на свалку и другую купишь… - Алена от тебя ушла? – перебил монстр. Руки гостя сжались в кулаки. - Если ты еще раз назовешь ее имя, я не сдержусь. - А как мне ее называть? – удивился монстр. – Впрочем, и так вижу: не ушла, ты ее вы-гнал. Бедный Йорик! Одолели старые комплексы? Снова приносим себя в жертву велико-му предназначению? Огромный монитор сорвался со стола и полетел в монстра. Тот взмахнул ладонью - корот-ко, небрежно, - и монитор, наткнувшись на невидимую преграду, рассыпался грудой тем-ных осколков. - Ну, вот, - сказал монстр. – Обделался ты, а отвечать буду я. Нечестно, Паша. Он, между прочим, больших денег стоит. С громким трескучим звуком начали разлетаться мониторы на других столах. Дима сжал-ся в комок. Так он и думал. Монстров в комнате двое, неизвестно, кто из них страшнее. - Успокоился? – спросил монстр терпеливым родительским тоном, когда мониторов больше не осталось. - Заткнись! – закричал незнакомец. – Держи язык за зубами, иначе я… я… - Убьешь меня, что ли? – подсказал монстр. И тут же вкрадчиво спросил: – За что, Паша? Ты хотя бы раз обдумал ситуацию до конца? Что плохого я тебе сделал? По комнате пронесся холодный ветер. Стеклянные стенки кабинки покрылись морозным узором, а облако пара вокруг монстра рассеялось. Теперь Дима видел его отчетливо: хо-дячий скелет, обтянутый скользкой кожей, с большой головой и неприятно поблескиваю-щими голубыми глазами. Гуманоид. - Эффектно! - одобрил каркас Терминатора. – Я смотрю, ты времени даром не терял. Может, сначала поговорим? Я знаю, Августов пытался тебя убедить, позволь попытаться и мне. Незнакомец сделал короткое движение головой. Дима принял его за отрицательный жест, но стол с обломками монитора вдруг сорвался с места и, как взбесившийся конь, по-несся прямо на монстра. Монстр закрыл глаза. Стол ударился о невидимую стену, облом-ки посыпались на идеально чистый пол. - Паша, не злись, - сказал монстр терпеливо. - Я не хочу с тобой воевать. Пойми, ведь ты мой создатель. - Ты обманул меня, сволочь, - отозвался незнакомец хриплым голосом. - Спектакль ра-зыграл, Арлекин хренов. Монстр нетерпеливо передернул плечами. - Разве я врал? Брось! Это ты обманывал себя всю жизнь, а я заставил тебя стать тем, кто ты есть! Ты притворялся обычным человеком, вздыхал, как печальный Пьеро и боялся подойти к девушке своей мечты. Если бы не я, ты бы до сих пор возился с толстыми ба-бами и убеждал себя, что твой жребий – полное одиночество. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что последний месяц не был самым счастливым в твоей жизни! - Заткнись! – бросил незнакомец не очень уверенно. Монстр подплыл ближе, словно почувствовал слабину. - Я врал, потому что хотел тебя спасти, дурак. Ты же отказался участвовать в игре. Как, по-твоему, чем бы все кончилось? Думаешь, они бросились бы извиняться: «Ах, это недо-разумение»… и выпустили тебя на волю? Что делают с уравнением, если оно не имеет решения? Стирают с доски! Ты же видел их в деле, Паша! Видел, как они пришили води-теля этой долбанной «Газели», только для того, чтобы мы с тобой оказались на дороге в нужный час… - Это придумал ты! - закричал незнакомец. - А сделали - они! - отрезал монстр. - Они бы уничтожили тебя, если бы не я! Скажи мне спасибо! Я сдвинул тебя с мертвой точки. Я заставил всех плясать вокруг тебя. Ты дума-ешь, я старался, потому что это моя работа? Плевать я хотел на мою работу! И на всех этих станкевичей-августовых-ермаковых… Все они дерьмо. Они хотят разобрать нас на части и посмотреть, что нами движет, посмотреть, нельзя ли нас использовать, заставить делать разные штуки. Ну что же, давай делать! Вставим им горящие фитили в задницы! Полюбуемся, как они взлетят под небеса! Не хочешь? Двигаясь вперед, монстр остановился в нескольких шагах от незнакомца. Дима видел его голую спину с выпирающим костлявым позвоночником. - Но все это дело десятое, - продолжал монстр. - Все, кроме нас с тобой. Между нами должна быть ясность. Полная ясность. Больше ничего. Если мы будем вместе, то сможем жонглировать этой планетой как шариком. Мы не позволим кучке богатых задниц навя-зывать нам свои лицемерные правила, которые сами они в грош не ставят. Мы напишем свои законы и заставим их ходить на задних лапах с палкой в зубах. Хочешь – поделим этот мир пополам? Ты будешь править на небесах, ну, а я, - монстр топнул ногой, - удов-летворюсь теплым местечком. - Я не хочу спорить, - ответил незнакомец. – Я хочу вернуть все на свое место. - Он по-думал и поправился: - Я должен вернуть все на свое место. - Кому должен? – спросил монстр. Ткнул пальцем куда-то в потолок. – Ему, что ли? Это все сны Пашка. Брось эту проклятую кувалду, пилигрим ты мой несчастный, ну зачем она тебе? Знаю, знаю! – монстр нетерпеливо взмахнул ладонью. - Я теперь все знаю: и твои сны, и твои страхи. Кувалда, Паша, это гипертрофированное чувство ответственности, ко-торое ты таскаешь на горбу, как старьевщик копеечное барахло. Можешь тащить дальше, а можешь бросить, выпрямиться и начать создавать ангелов. - Это ты-то ангел?! По лицу монстра прокатилась болезненная гримаса. - Ну, пускай не ангел, пускай демон, - согласился он покорно. - Я - твой неудачный опыт, Паша, как первый человек у Бога. Не бросай меня. - Монстр сгорбился и стал похож на чудище из старого мультфильма. - Я совсем один, Пашка. Ты тоже был один, должен по-нимать, что это такое. Будь моим братом. Хочешь – в радости, хочешь – по несчастью. Только будь со мной. Не уходи. Незнакомец несколько раз хлопнул в ладоши. - Какой актер умирает! Смерти ты боишься, а не одиночества! Да, с каждым днем ты умеешь делать больше фокусов, только тебя это давно не радует. Да, ты можешь запалить такой фейерверк, что мало не покажется, и что в итоге? Он тебя высушит и высосет, как колодец! И если я сейчас повернусь и уйду, через полгода ты сдохнешь, потому что тас-кать ворованное тяжко, а бросить жалко. Да и не можешь ты это бросить, правда? Навер-няка пытался! – Монстр не возразил. Стоял и посверкивал глубоко запавшими глазами. - Предлагаю мирный вариант: ты добровольно пускаешь меня туда, - незнакомец коснулся рукой лба, - и я прекращаю извержение. Дара ты лишишься, зато будешь жить. Соглашай-ся, пока я добрый. Монстр приподнял голову. Голубые глаза блеснули. - У меня недавно открылся дар ясновидения, Паша. Я знаю, когда и как ты умрешь. Хо-чешь, расскажу? - Прибереги для сцены, - посоветовал незнакомец. - Жаль. – Монстр вздохнул и пожаловался: - Ну почему, почему все так нелепо устрое-но? Я не хочу тебя убивать, и знаю, что придется. Паша, давай изменим будущее. В оди-ночку я не могу, а вместе с тобой – запросто! Всего одно маленькое усилие – и мы с то-бой помчимся совсем в другую сторону! Переломи ты себя хоть раз в жизни, идеалист несчастный, посмотри на мир сверху! Оттуда вид лучше! - Это значит, «нет»? – уточнил незнакомец. Монстр молчал. Его тело снова начало оку-тывать облако горячего пара. - Это значит «нет», - тихо ответил незнакомец на свой соб-ственный вопрос. И добавил: - Прощай, Кузя. Планета кипела и бурлила огнем. Над ней висело не рассеивающееся облако пара. Иногда оно проливалось коротким бешеным ливнем, но огонь сразу уничтожал воду, высасывая из внутренностей планеты жизненные соки. Воды оставалось немного. Это было плохо. Это была опасность. Некоторые моря уже высохли, их дно потре-скалось и стало напоминать сморщенную старческую кожу. Скелеты больших и ма-лых обитателей морского дна либо крошились и сохли, либо превращались в камень. Чем больше пылал огонь, тем сильнее он становился, и одновременно с этим быстрее приближалась катастрофа. Без воды планета жить не будет. Но сейчас это неважно. Главное - отстоять себя в борьбе с противником. Не пус-тить его сквозь плотные облачные заслоны, спалить огнем, засыпать пеплом и раз-веять останки по горячему больному воздуху. Громадный вулкан бушевал в ожидании атаки. Столб дыма бил в небо из кратера, подземные печи работали как исполинские мехи, беспрерывно раздувая огонь. Где противник? Почему его не видно? Тяжелое облако, повисшее над сопкой, разразилось проливным дождем. Вода с оглу-шительным шипением заполнила кратер и высохла, на ее место пришла новая вода. Огонь пылает неугасимо, однако подземные печи работают на пределе своих возмож-ностей. Долго он не выдержит. - Покажись! – крикнул он. Облако, выплакавшись дождем, исчезло, сквозь рваную се-рую пелену проглянул уголок голубого неба. Надо же, он и забыл, что небо голубое. - Покажись мне, слышишь? В небе появилась быстро нарастающая черная точка. Он напрягся, пытаясь разгля-деть, что это. Точка приближалась, росла, увеличивалась в размерах, неслась прямо на сопку, оставляя в небе ослепительный яркий хвост. Комета, вестница несчастья. Он предвидел ее приближение. Когда гигантский шлейф закрыл половину неба, вулкан выстрелил в него мощным каменным зарядом. Потом еще одним. И еще одним. По-следний бросок взметнулся высоко в атмосферу, ударил комету прямо в «голову» и сделал то, что нужно: отклонил ее движение. Гигантский осколок льда, смешанный с пеплом, камнем и вулканическими породами, прочертил по небу кривую, упал и взорвался. Планета содрогнулась. Над ней бесшумно вырос гриб атомного взрыва. «Неужели, убил?» - подумал он, боясь поверить в удачу. Видения, которые преследо-вали его последнюю неделю, заканчивались падением кометы. Он истолковал его как смерть Павла. Но тут, затмевая горизонт, поднялась исполинская стена и понеслась к вулкану. Она двигалась в полном беззвучии – тускло посверкивающая бутылочным стеклом убийственная волна-цунами. Только теперь он понял, почему в новом мире Павел не имел обличия. Потому что он и был этим миром. Солнцем. Небом. Воздухом. Морем. Огнем. Кометой. Цунами. Всем. Это конец. Разве можно воевать, если против тебя Вселенная? Тысячи тонн воды обрушились в кратер, заливая огонь. Он услышал крик, но не по-нял, кто кричит: противник, или он сам. Шипящее облако пара взметнулось в космос, и долина с вулканом утонула в грохоте волн. Дима воспринимал происходящее с купюрами – наверное, терял сознание от страха и не-выносимой жары. Бои Терминаторов в знаменитом фильме Риддли Скотта выглядели компьютерной игрушкой по сравнению с тем, что творилось в подземном бункере с круг-лой металлической дверью. Двое монстров друг к другу не подходили. Они висели в воздухе с закрытыми глазами, медленно вращаясь вокруг собственной оси. Каждый поворот приносил новую беду. Сначала с оглушительным треском взорвалось толстенное пуленепробиваемое стекло, от-делявшее лабораторию от комнаты охраны. Потом невидимый горячий снаряд вдребезги разнес стеклянную кабину, напичканную приборами и датчиками. Следом за ней начали оседать столы на расплавленных металлических ножках, расползаясь жидкой алюминие-вой лужей с неприятным едким запахом. Стальная обшивка стен пошла радужными разводами, Краска задымилась, вздулась пузы-рями, вспыхнула. Пламя взметнулось вверх и словно сграбастало потолок двумя руками. Со скоростью стрелы, выпущенной из арбалета, пронесся и скрылся из виду стул с бешено крутящимся сиденьем. По лаборатории с воем гулял горячий ветер. Дима захлопнул дверцу кладовки, но порыв раскаленного воздуха сорвал ее с петель и обрушил полки с реагентами. Спасла любо-пытного охранника невероятная реакция: он как Колобок перекатился через голову и на четвереньках отполз в угол комнаты. Вжался в стену, натянул на голову рваную формен-ную куртку и начал вспоминать слова молитвы. Выйти живым он не надеялся. Вокруг все гудело, стреляло и взрывалось, как в зале кино-театра, когда показывают фильм про войну. Раскаленный воздух сжигал кожу, облака го-рячего пара проливались горячим дождем. Иногда он думал, что умрет от удушья, иногда – что сгорит, как труп в крематории. Мгновение, когда настала тишина, Дима воспринял как приход собственной смерти. Прошла секунда, другая, а он все еще был жив. Барабанные перепонки вибрировали от напряжения: тишина звучала оглушительнее любых взрывов. Он стянул с головы обрывки куртки, и медленно огляделся. Противники по-прежнему висели в воздухе. Вращение тел замедлялось, пока не прекрати-лось совсем. А потом монстр, похожий на каркас Терминатора, рухнул на пол, усеянный осколками. Следом за ним плавно опустился второй, темноволосый. Лаборатория искри-лась и сверкала битым стеклом, два тела лежали на нем как на толстом ледяном крошеве. Ступая на цыпочках, Дима приблизился к поверженным противникам. Монстр с голым черепом лежал ничком, уткнувшись лицом в битое стекло. Влажная кожа лоснилась, как у рептилии. Прикоснуться к нему охранник не посмел, просто наклонился и присмотрелся: пульсирует жилка на шее? Выпрямился и вздохнул с облегчением. По-хоже, одним монстром на свете стало меньше. Сзади послышался колючий хруст. Дима обернулся и захлопал трясущимися руками по горячей кобуре с пистолетом. Темноволосый незнакомец пытался встать. Приподнимался, упираясь руками в пол, и снова падал. Осколки под его ладонями окрасились в алый цвет. Живой. Дима выхватил пистолет и выставил его перед собой. Ладонь, сжимавшая горячую руко-ятку, ходила ходуном. Что говорят таким людям? «Руки вверх»? Незнакомец смотрел ему в глаза угрюмо и безнадежно как загнанный лось. Дима хорошо помнил это взгляд. Стоял конец зимы, сохатый исхудал и обессилел. Лось был старый и хорошо знал, что оз-начает длинная железная палка в руках у людей. Поэтому стоял, опустив голову с беспо-лезными рогами, и ждал выстрела. Смертная тоска в его глазах была такой человеческой, что Дима не смог спустить курок. Опустил ружье и попятился, не поворачиваясь спиной к великану с костлявыми боками. Тогда он понял: убить не так-то просто. Пистолет жег ладонь и пальцы. Дима бросил оружие на кучу битого стекла, подошел к не-знакомцу и подхватил его под руку. - Вставай, нужно уходить. Рывком поднял тяжелое тело. На ощупь незнакомец казался нормальным человеком, только сильно побитым и измученным. Они кое-как дохромали до выхода, не встретив по пути ни одной живой души. Дима усадил незнакомца на заднее сиденье своего «Жигу-ленка» и спросил: - Где ребята? Незнакомец кивнул на «Газель» с тонированными окнами. Дежурная машина, на которой обычно привозят и увозят врачей. Дима открыл дверцу и сосчитал спящих пассажиров. Все пятеро налицо. - Долго спать будут? - До утра, - ответил незнакомец хриплым шепотом. Дима прикинул: одеты ребята тепло, до утра не замерзнут. Можно вернуться пораньше и развести их по домам. Но это потом. Сейчас решим главную проблему. - В больницу тебе надо, - сказал он, рассматривая бледное лицо незнакомца и окровав-ленные рукава его рубашки. Тот покачал головой. - Не надо. Только отлежаться где-нибудь. И снова Дима вспомнил старого сохатого, на которого он так легкомысленно отправился охотиться. Но теперь уже по другому поводу. - У меня дядька лесник, - сказал он. - Сторожка в лесу, место тихое, безлюдное. Отсюда километров восемьдесят. Старик живет один, гостю обрадуется. Только удобства во дво-ре. Как, переживешь? - Переживу, - прошептал незнакомец. - Спасибо. Дима сел за руль, повернул ключ зажигания и тронул «Жигуленок» с места. Уже выезжая на трассу, вспомнил, что бросил пистолет в пустой неохраняемой комнате, но возвращать-ся не стал. Только рукой махнул. Пропади он пропадом. Сочи, апрель 2008 года. Алла присела на скамеечку под деревом, прислонилась головой к толстому шероховатому стволу и закрыла глаза. Дорога от поликлиники до дома недолгая, но она теперь быстро уставала. Двор выглядел соблазнительно безлюдным, день был теплым и солнечным. Ид-ти домой не хотелось. Хотелось сидеть под деревом, ощущая, как по лицу бегают солнеч-ные зайчики, и ни о чем не думать. - Добрый день! Алла открыла глаза. Рядом стояла тетка из третьего подъезда и с любопытством разгляды-вала соседку. - Здравствуйте, - тихо ответила Алла, молясь про себя: уйди! Тетка не ушла. Села на скамейку и приступила к допросу. - Ну, как здоровье? - Все хорошо. - Проблем никаких? - Пока нет. - Ну, дай бог, дай бог, - пропела тетка, жадно разглядывая Аллу. - Назад-то в Москву не собираешься? Алла встала и пошла к подъезду, не ответив на вопрос. Тетка фыркнула вслед: ишь, какие мы гордые! Уехала девка порожняком, а вернулась с прибылью! И чего она ото всех нос воротит? Поплакалась бы, рассказала, как все вышло, соседи бы ее пожалели. Нет, ходит по двору как раньше, задрав нос, королева шантеклера. И от матери ни слова не добьешь-ся. Окольных расспросов в упор не понимает, на прямые отвечает также прямо: не ваше дело. Нехорошо это, не по-соседски. Алла поднялась на третий этаж, цепляясь за перила. Вытерла пот над верхней губой, от-дышалась и позвонила. Мать распахнула дверь. Увидев ее лицо, Алла испугалась: - Что случилось? - Мать молча втянула ее в коридор и набросила на себя пуховой платок. – Мам, ты куда? - Тебя ждут, - шепнула мама и стрельнула выразительным взглядом в сторону гостиной. – Иди скорей. Я в магазин. И выскочила за дверь прямо в тапочках. Алла постояла в коридоре, пытаясь загнать надежду обратно в клетку, откуда та выбра-лась без спроса. «Это невозможно», - повторила она про себя несколько раз. Глубоко вздохнула, собралась с силами и направилась к открытой двери, перед которой лежало прямоугольное пятно света. Вошла и заморгала, ослепленная. - Кто здесь? Солнце било в глаза из окна, всегда прикрытого занавеской. Во всех комнатах квартиры царили сумерки, эту нехорошую привычку Алла завела, вернувшись из Москвы. Она не хотела пускать солнечный свет в свою жизнь потому, что больше в него не верила. Взвизгнули кольца, на пол легла тень. Алла опустила руку, которой прикрывала глаза, и всмотрелась в лицо гостя. Она молчала очень долго, потому что боялась сказать что-то глупое. Или ненужное. Или обидное. В общем, просто не знала, что сказать. Гость подошел и взял ее лицо в ладони. Алла зажмурилась. Она не хотела видеть мертвые ледяные глаза, иногда снившиеся ей по ночам. - Алена, посмотри на меня, - попросил знакомый голос. Тут она не выдержала и разрыдалась громко, в полный голос. Заколотила кулаками по те-плому плечу, закричала: - Почему так долго? Почему так долго? Она плакала с наслаждением, чувствуя, как слезы оживляют мертвую пустоту души, как не плакала ни разу со дня своего возвращения. Мама иногда просила, заглядывая ей в гла-за: - Аллочка, поплачь. - Беременным нельзя, - бодро отвечала Алла. Мама вздыхала и отходила. Плакать хотелось, но она не могла. Что-то заклинило в серединке сердца, и небольшой, но важный механизм, облегчавший боль, перестал работать. Яд и грязь скапливались внутри, отравляя и ее, и детей, а она ничего не могла поделать. Даже сырой лук нюхала. Слезы проступали, но никакого облегчения не приносили. То ли дело сейчас. Алла рыдала взах-леб, самозабвенно и радостно, как девочка в конце фильма с заслуженным хэппи-эндом. Павел ворошил носом ее волосы. Не уговаривал успокоиться, не предлагал сесть, не бежал на кухню за валерьянкой. Слава богу, ему не нужно ничего объяснять. Он понимает, что ей нужно хорошенько поплакать, цепляясь за него двумя руками. - Почему ты так долго не приходил? - Я не мог раньше. Прости. - Ты больше не уйдешь? - Ни за что. Она смотрела на него красными от слез глазами. Слабая улыбка исчезла, как неяркое солнце в тучах, но Павел обрадовался и тому, что она вообще появилась. Ее лицо было лицом человека, чудом оставшегося в живых, потрясенное, ошеломленное. Она шмыгнула носом и потерлась о его ладонь, как кошка. Увидела множество мелких шрамов на запя-стье и всполошилась: - Что это? Откуда? Павел быстро одернул рукав свитера. - Ерунда. Неудачно упал. Алла погладила его по виску. Ее рука замерла. - Пашка! Да ты седой! – тут ее поразила еще одна мысль. – Господи, а я такая толстая! Я такая корова! - Ты самая красивая беременная женщина на свете. – Его ладони осторожно легли на ее живот. – Кто у нас, уже знаешь? - Двойня! - ответила Алла, плача от радости. – Пашка, не бросай меня, я не нарочно. Он засмеялся. - Дурочка! Двойняшки – это же здорово! Давай сразу мальчика и девочку! - Заказ принят. А ты нас прокормишь? - Прокормлю, - пообещал Павел. – Я теперь все могу, так что не ограничивай себя в де-тях. Чем больше, тем лучше. - Пашка, ты больной! - Был больной. А теперь выздоровел. – Он радостно и удивленно оглядел небольшую комнату. - Странно все это. Такой круг сделали, и обратно вернулись. – Павел помолчал и непонятно добавил: - Два пилигрима. - Пилигрим? Это странствующий монах? Павел поцеловал ее в нос. - Не монах, а рыцарь. - Рыцарь? – Алла снова уткнулась в его плечо. После слез на нее навалилась блаженная теплая усталость. - И зачем он странствовал? - Грааль искал. - Нашел? - Нашел. Павел усадил ее на диван и принялся снимать туфли. - Только ты не уходи! – всполошилась Алла. - Не уйду. Ты спи, я рядом посижу. Она вцепилась в его руку и пообещала: - Я немножко посплю, и все. – Закрыла глаза, подышала глубоко и медленно, как учила врач, и вдруг приподнялась. – Паш, а они больше не вернутся? - Никто не вернется и никто нас не тронет, - ответил он уверенно. Наверное, они уже по-нимают друг друга телепатически. - Ложись и спи. Алла послушалась. Улеглась на подушку, закрыла глаза и тут же снова спросила: - Паш, ты на мне женишься? Она глянула на него сквозь сомкнутые ресницы, и увидела, что он улыбается. - Женюсь. Когда захочешь. - Завтра хочу. Понимаешь, у детей должна быть нормальная метрика, - объяснила Алла высушенным тоном мисс Викерс. - Поэтому, чем скорее мы распишемся… - Алена, не ври! – перебил Павел. Она не выдержала и засмеялась, закрывая лицо руками. - При чем тут дети? Ты же до смерти хочешь за меня замуж! - Хочу, - призналась она. - Вот влипла, да? - Спи, неугомонная! Она заснула и проспала до самого вечера. Когда Алла открыла глаза, за окном царил по-лумрак. Светилась настольная лампа, накрытая платком, дверь в комнату была закрыта. Сначала она испугалась, что ей все приснилось, но тут же увидела знакомый коричневый свитер, брошенный на спинку кресла. Алла встала, аккуратно расправила свитер и отпра-вилась туда, откуда доносились голоса и веяли аппетитные запахи: на кухню. Павел с мамой сидели за столом, смотрели маленький телевизор и пили чай. - Привет, - сказала Алла. – А я выспалась. Они обернулись и одновременно заулыбались в ответ. - Садись ужинать, - сказала мама. - Сейчас, только умоюсь. Алла вошла в ванную и щелкнула выключателем над зеркалом. Располневшая тетка с гла-зами больной собаки бесследно исчезла, а вместо нее появилась девушка со слегка округ-лившимися формами, сияющими глазами и отличным цветом лица. - Вот что значит хорошенько выспаться, - сказала Алла своему отражению. Тут же не-громко прыснула, глянула в сторону кухни и шепотом добавила, копируя знакомую инто-нацию: - «Алена, не ври!» Эпилог Московская область, сентябрь 2008 года. - Ты уверен, что все в порядке? Вопрос был задан третий раз. Станкевич ответил, стараясь не раздражаться: - Андрей, я же не врач, а психолог. У тебя в руках результаты анализов, которые делали классные специалисты. Ты совершенно здоров. В чем дело? - Он сказал, что установил у меня в голове мину-растяжку. - Бывший одноклассник не-ожиданно разозлился. – Я что, миллион раз должен это повторять?! Думаешь, мне прият-но об этом вспоминать?! «Думаешь, мне приятно все это слушать?!» - чуть не сорвался в ответ Станкевич. В отпуск, пора в отпуск. - Может, попросить его приехать? – спросил он. – Поговорите по человечески, разреши-те ваши проблемы. Он сейчас счастливый отец, может, на радостях и тебя осчастливит? Одноклассник покачал головой. - Я не могу к нему обращаться. - Почему? - Потому. Он сказал, что это активизируется, - Андрей постучал пальцем по лбу, - если я попытаюсь приблизиться к нему или к его родным. - Может, снова блефовал? Августов сверкнул глазами. - Вот ты и проверь. На собственной шкуре. - Он рывком поднялся со стула и отошел к окну. Остановился, разглядывая руины пионерского лагеря, которым хорошие дизайнеры придали вид декораций из фильма ужасов. Пощелкал пальцами, заложенными за спиной, спросил, не оборачиваясь: – Как он там? - У него родились близнецы. Августов живо повернулся. - Мальчики? - Девочки. – Августов вздохнул и снова отвернулся к окну. Станкевич продолжал. – Он открыл свой кабинет, лечит дам от ожирения. Говорят, от пациенток отбоя нет. Дамы его обожают. - Какой дурак! – пробормотал Андрей еле слышно. Вздохнул и растер ладонями щеки. Сказал с ожесточением: – Все. История окончена. Ничего не хочу о нем знать. Давай до-кументацию по центру. Он уселся за стол и мгновенно превратился в того, кем был: великолепно отлаженную ра-циональную машину. Станкевич положил перед ним расходную книгу. Цифры с бесстра-стной объективностью подтверждали деловую гениальность Андрея Денисовича. Участок с развалинами пионерского лагеря они пытались продать полгода, пока не по-няли: ничего не выйдет. Никто не знал, что произошло в подвальной лаборатории, но ис-тория обросла такими слухами и такими подробностями, - Голливуд отдыхает! Желтые газетки взахлеб «пиарили» фотографии пионерских развалин, перемежая их заманчивыми заголовками: «Битва гуманоидов за власть над планетой!» «Столкновение с параллель-ным миром: ложь или реальность?» «Пришельцы среди нас!» Самой изобретательной оказалась газетка, напечатавшая хладнокровный наглый ужастик под названием «Инкубатор инопланетян». Тут перемешались и девушки, пропавшие в Перми три года назад, и секретные опыты по скрещиванию человека с низкорослым гума-ноидом, и таинственные звуки, раздающиеся из канализационных стоков, и участившиеся появления НЛО в небе над столицей… В общем, любопытствующих на заборах висла тьма, но избавиться от развалин Августов не мог. Тут и проявился финансовый гений Ан-дрея Денисовича. Пресекать слухи Августов не стал. Наоборот. Вызвал декораторов и приказал придать развалинам еще более жуткий вид изнутри и снаружи. А когда работа была закончена, вы-строил рядом небольшой частный санаторий для Сумасшедших Шляпников. Так Станке-вич именовал эту странную категорию людей. Августов годами вел дела с десятком энтузиастов, занимавшихся оккультизмом не от слу-чая к случаю, а регулярно, на полном серьезе. Сумасшедшие Шляпники записывали на дорогой аудиотехнике тишину пустых комнат, потому что хотели доказать существование Другого Мира, или вступить в контакт с «ушедшими» друзьями и родственниками. «Уш-ли» - они всегда говорили именно так. У Сумасшедших Шляпников не было друзей и род-ных настолько банальных, чтобы просто умереть. Сумасшедшие Шляпники были людьми богатыми, замкнутыми, и прямо-таки умоляющи-ми, чтобы их надули. Стоило потратить пятнадцать минут, кивая и соглашаясь, что они могут отличить настоящего медиума от шарлатана, послушать искаженные звуки, запи-санные на магнитофон с испуганно-благоговейным выражением лица – и дело в Шляпе. Вы могли загнать им за тысячу долларов стул, подобранный на помойке, сказав, что один человек увидел на нем силуэт своей покойной матери. Сумасшедшие Шляпники не имели национальности. Сейчас в санатории отдыхало не-сколько дорогих россиян, парочка очень дорогих американок (нефтяные скважины в Те-хасе), абсолютно свихнувшийся австралиец и старикан-ирландец, живой и бойкий, как стручок жгучего перца. Стоит ли говорить, что их привела сюда «аура» (еще одно слово из лексикона Сумасшедших Шляпников), окружающая это место? Шляпники устраивали в разгромленной лаборатории спиритические сеансы группами и поодиночке. Иногда кое-кто из Шляпников запирался в комнате с железной дверью, что-бы хорошенько прочувствовать «энергетику» и зарядиться. Полчаса, проведенные в бывшей лаборатории, стоили две тысячи долларов, и Станкевич серьезно подумывал, не поднять ли цену. Старикан-ирландец сообщил, что после нескольких сеансов у него пол-ностью восстановилась потенция, что и подтвердил на деле, заказав в службе эскорта двух девиц. Станкевич поинтересовался у Андрея, не входит ли разгул в противоречие с имид-жем заведения, но тот ответил, что ему на это глубочайше наплевать. Сумасшедшие Шляпники могут делать что угодно, в том числе, лететь на Луну и трахаться в невесомо-сти, если они готовы оплатить этот потрясающий научный эксперимент. Транспорт он организует. Сейчас в лаборатории заперлись двойняшки Диас из штата Техас. Сестрам перевалило за семьдесят, но выглядели они старше Стоунхенджа. Одна беспрерывно курила сигареты «Кэмел» с семнадцати лет, и никогда не кашляла, о чем была рада сообщить всем желаю-щим. Вторая развлекалась тем, что в свободное от спиритических сеансов время занима-лась медитацией под кустами. Никто никогда не видел, чтобы это удивительное создание разговаривало. Их отец в стремлении объединить набожность с эрудицией назвал доче-рей в честь святых…мужского пола. Сестры ужасно гордились своими именами, и если вы хотели иметь их в качестве постоянных клиенток, следовало потратить уйму времени на зубрежку. Создание с сигаретой в зубах звали Эльюзиппус, а медитирующее растение - Мельюзиппус. Никаких элли-мелли. Аминь. - Они что, заказали комнату на целую ночь? – спросил Андрей. Станкевич кивнул. Сестрички Диас обожали ночные бдения. Будучи созданиями довольно прижимистыми, на изучение Другого Мира они выбрасывали бешеные суммы. Правда, как-то раз случился неприятный инцидент. Дурочка, убиравшая ночью подзем-ный бункер, столкнулась в темном коридоре с забальзамированной мумией, которой кто-то шутки ради сунул в рот тлеющую сигарету. Мумия была одета в синее платье, остатки ее волос были выкрашены в тот же цвет. Дурочка завопила и грохнулась в обморок. Станкевичу пришлось приложить массу вы-думки, чтобы убедить Эльюзиппус, будто девушка увидела за ее спиной тень без тела, медленно ползущую по стене. Старая кошелка оттаяла и даже выразила желание лично расспросить свидетеля, но девица и ее вещи уже находились в пути на малую Родину. Пришлось снова врать, типа, девица временно невменяема. Одним словом, возни с Сумасшедшими Шляпниками было предостаточно. К ним вы-строилась длинная интернациональная очередь, и Андрей подумывал, не расширить ли основной корпус. Станкевич возражал. Это влекло массу дополнительных затрат: млад-шему Шляпнику давно перевалило за шестьдесят, и все они имели в послужном списке хотя бы один инфаркт. Андрей отодвинул расходную книгу и встал из-за стола. - Неплохо, - сказал он. – Я доволен. - Тогда дай мне отпуск! - попросил Станкевич. – Если я срочно не покину это место, то сам поверю в существование Другого Мира и тени, ползущие по стене! Зарплата управляющего санаторием была очень, очень солидной, но психолог тосковал. Полгода назад он оставил детский центр, как ему казалось, навсегда, а сейчас с удивлени-ем понял, что хочет вернуться. По крайней мере, это была настоящая работа, а не полу-ночные пляски на лужайке в компании старых маразматиков. Существовала еще одна причина, по которой Станкевич не имел права покидать пост. Но если дожидаться разрешения той ситуации, вполне возможно, что отпуска он не увидит никогда. - Проводи меня к нему, - сказал вдруг Андрей, словно угадав мысли одноклассника. Они вышли из кабинета. Длинный белый коридор освещался ярким светом подвесных ламп. Этот больничный этаж был отделен от основного корпуса таким количеством две-рей и засовов, словно здесь хранилось тело гуманоида, описанного в желтых газетках. Что же, в каком-то смысле так оно и было. Коридор закончился стеклянной дверью. Увидев входящих мужчин, охранник вскочил со стула и торопливо зашарил по пульту. Раздался негромкий чмокающий звук, который из-дают крышки, герметично закупоривающие банку, и дверь открылась. Квадратный холл выглядел пустым: диванчик между окнами, завешенными белыми пор-тьерами, большой фикус в кадке, журнальный столик с кипой старых газет - и все. Стан-кевич пропустил Андрея и негромко спросил у охранника: - Она там? - Так точно, - откликнулся охранник. - С утра сидит. Станкевич взглянул на часы. Половина третьего. Ничего себе. Небольшая комната со стеклянными стенами ломилась от современного медицинского оборудования. По темному экрану над изголовьем кровати пунктиром бежала ровная ли-ния с редкими холмиками. Тонкие провода тянулись от прибора к руке, лежащей на про-стыне. Лицо пациента заслоняла рыжеволосая девушка, сидевшая возле кровати и громко читавшая газету. Мужчины остановились, наблюдая за происходящим. - Что она делает? – спросил Андрей после недолгого молчания. - Ты же видишь, читает ему последние новости. - Зачем? Он же в коме! Станкевич пожал плечами. - Она думает, что он услышит ее голос и найдет дорогу обратно. Поэтому сидит и чита-ет до хрипоты. Парочку рассказов Зощенко я уже наизусть выучил. Юля говорит, Сергей их особенно любил. – Он усмехнулся: - Наш циничный друг назвал бы это «любовь-морковь». - Есть какие-то сдвиги? - У него начали отрастать волосы на голове. Андрей, неужели ты хочешь, чтобы он вер-нулся? - А ты? - Не знаю. Он сейчас в плену у ангелов, им и решать. Но даже если его амнистируют, ты же не думаешь, что он сохранит свои способности? И тут миллиардер произнес слово, которого раньше не было его лексиконе: - А вдруг?... Он передернул плечами, развернулся и пошел к выходу. Станкевич хромая, поспешил за ним. Одноклассник ждал его у машины. Коротко, по-деловому отстучал: - Отпуск не дам. Маразматиков оставить не на кого. Жди. - Метнул короткий взгляд на окна с плотно закрытыми жалюзи и договорил: - В случае чего – сообщить немедленно. Днем или ночью. Охранник захлопнул дверцу, и бронированный «Мерседес» пополз по отутюженной ас-фальтовой дорожке. Станкевич скинул легкие туфли и босиком побрел к зеленой лужайке, покрытой дерном. Ощущать теплую землю, было приятно. Он часто выходил сюда по вечерам, сидел на по-стриженной траве, смотрел в темнеющее небо, и ни о чем не думал. Здание санатория было спроектировано в духе иллюстрации готических романов. Снимки призраков, добытые постояльцами, буквально облепляли стены. Станкевич знал их все до одного, потому что время от времени ему приходилось проводить то, что постояльцы с милым простодушием называли «экскурсией». На каминной полке в холле стояла лучшая фотография, подаренная санаторию сестрами Диас. Здесь был изображен труп, поднимающийся из катафалка на глазах у полусотни шокированных участников похоронной процессии. Даже восьмилетний ребенок понял бы, что это подделка. По сравнению с ней фотографии танцующих эльфов, околдовавшие бедного Артура Конан-Дойля в конце его жизни, казались совершенством. Глядя на нее, становилось ясно, почему многие исследователи Другого Мира на склоне лет учились плести корзины в закрытых психбольницах для неслыханно богатых людей. Под кустом белой сирени он заметил высохшее костлявое существо с синими волосами, одетое в хламиду. Эльюзиппус или Мельюзиппус? Александр прищурился. Сигарета изо рта не торчит, значит, вариант второй. На всякий случай помахал рукой, но ответа не по-лучил. Сестричка пребывает в Другом Мире. Александр опустился на чуть влажную траву и подставил лицо остывающему осеннему солнцу. Ирландцы говорят: «Когда Бог создавал время, он создал его достаточно». Можно убить полчаса, ловя темные пятнышки, плавающие между закрытыми веками. Можно убить ме-сяцы, читая человеку, находящемуся в коме, его любимые смешные рассказы. Можно убить много лет, исполняя интеллектуальный стриптиз перед свихнувшимися маразмати-ками. Можно убить жизнь в погоне за призраками. В сущности, вся разница между людь-ми сводится к одному простому вопросу: как мы убивали время до того, как время убило нас? Иногда Станкевич пытался представить: как отреагировали бы Сумасшедшие Шляпники, узнав о Другом Мире столько, сколько знали он? Сестрички Диас, скорее всего, рассказу не поверили бы. И как истинные эксперты Другого Мира нашли бы в нем кучу несуразно-стей и противоречий. Старикан-ирландец – другое дело. Тот вдохновился бы перспекти-вой излечиться от парочки хронических недугов, а заодно попытался бы научиться летать. Пожалуй, неугомонный старикан был единственным Сумасшедшим Шляпником, который вызывал у Александра какую-то острую насмешливую симпатию. Австралийцу он вы-кладывать правду поостерегся бы, особенно после того, как ознакомился с его историей болезни. Окончательное перемещение в Другой Мир с уроками плетения корзин для него и так неизбежно. «А ты? – спросил внутренний голос. – Что чувствуешь ты теперь, оставшись не у дел?» Когда Александр увидел разгромленную лабораторию и неподвижную фигуру, лежащую на полу, то испытал смесь двух несовместимых чувств: облегчения и сожаления. А когда узнал, что Сергей жив, то испытал еще и страх. Но опять-таки страх с примесью востор-женной надежды. Главный вывод, который Станкевич сделал сейчас, по окончании работы, выглядел нена-учно. Теперь он точно знает, почему ангелы держат человечество в плену, не давая своим одичавшим потомкам приобщиться к тайнам, спрятанным глубоко в извилистых шахтах мозга. По той же причине, по которой мать отбирает у маленького ребенка маникюрные ножницы. Не доросли еще. Смириться мешала тоска. Очень трудно смотреть на отражение радуги после того, как озирал мир с ее семицветной верхушки. Сумасшедшие Шляпники были карикатурой на истинное чудо, один осколок которого сейчас смотрит неведомые сны в больничной палате, а второй – лечит дам от ожирения. В нагрудном кармане завибрировал мобильник. Александр вздрогнул от неожиданности, выудил аппарат и прищурился, пытаясь разглядеть имя абонента. Но глаза слепило яркое солнце, и он поднес мобильник к уху, не узнав, кто звонит. - Слушаю. - Он вернулся! - Женский голос ударил в барабанную перепонку. - Он открыл глаза! Он вернулся, слышите? Женщина зарыдала. Станкевич приподнялся на одно колено - Юля?... Юля это ты? То, что он открыл глаза, еще ни о чем не говорит. Это может быть сокращение лицевых мускулов. Чисто рефлекторное движение, я же тебя предупре-ждал. Ты вызвала врача? Она зарыдала еще громче. Станкевич торопливо обулся и, опираясь на палку, зашагал к больничному входу. Пропал мой отпуск, мелькнула тревожная и одновременно сладкая мысль. Он отогнал ее, вошел в прохладный затемненный вестибюль, по которому метались врачи и медсестры, и начал подниматься по лестнице. Продолжение следует