1. Спора нет, жилось тогда не в пример веселей. Чтиво про горячие деньки Гендер Армс хорошо идёт в дороге. Скупость наукообразной, тенденциозной брошюры, стократ возмещалась полётом фантазии: как кого жарили, на чём погорели! Стократно подчищенная, тысячекратно приукрашенная хроника победы фемин, предназначенная для их учебных заведений, про Гендер Армс, войну полов, сокращает время пути лучше должностных инструкций. Но есть нюанс... У тебя встаёт с утра на всё, попадающее в поле зрения, на пустую обложку! Тебе двадцать пять, – будет, если к тому времени не сдрочишься нахрен, под корень, – из библиотеки ты честно и феерически недальновидно выбрал самое нейтральное, чтоб отвлечься в дороге, чтоб не вставал! А от зубрёжки уже тошнит, хуже учебки, чесслово. Утро, поезда, флора и фауна, всё как сговорилось. Ритмичный стук колёс, – где ваша монорельса на антигравитации, господин мэр? – кипарисы за окном фаллические, зонтики кафе округлые... Парами, вплотную поставленные... С круглой пимпочкой на верху, натурально – сосок. Из окна, кажется, подпрыгивают вверх-вниз, под ветром колышутся туда-сюда... «Морду опусти и читай! Что же там в книжке?..» А в книжке вот что, дивный канцелярит... «...Достопамятный день подписания полной и безоговорочной капитуляции корпуса Брутал, последней опоры маскулинных ретроградов, был омрачён похищением Марианн террористической ячейкой Шайтаны Сопротивления...» – Ох... Хе-хе!.. Именно это – именно сейчас – мне и должно было попасться на глаза! «...Группировка, практиковавшая чудовищный в своей грязной сути символический акт взятия и удержания заложниц, когда пленённая боец...» – Пленённая боец!.. Ааа-ахренительный оборот!.. «...будет орошаема благословением Главного Шайтана и нас, воинов его...» – Тоже не слабо, хорошенькое благословение! Между тем, несомненно присутствовавший в шайтанских формулировочках цинизм не перекрывал правду жизни. Дабы не перекрыть самой жизни шайтанов кислород! Местонахождение их жалкого, убогого штаба было феминам давным-давно известно. Но не по зубам, иначе как бомбами. Почему? А потому что – заложницы. Похищения стали для шайтанов основным промыслом. «Похищенная боец», обнажённая, на камеру, онлайн именно что – орошалась дикой оравой, истосковавшихся по живым телесам, грязных, придурковатых «шайтанов». Выбрасывались заложницы вполне живые и целые, в ярости, обтекающие, вонючие. Однако большего, чем поглядеть и потрогать пальчиком шайтаны позволить себе не могли, тут бы им и конец. Заложница, непременная, живая и невредимая – гарантировала отсрочку с бомбами, с отравляющими веществами. Если не знать деталей, брошюра воспринимается как помесь агитки с ребусом, но если знать... А Дрон неплохо знал историю Гендер Армс: освобождая Марианн, фемины шайтанам дадут жару!.. В обратку оросят!.. Замычал, треснул себя по лбу и отложил книжку. 2. На следующей остановке без привычного Дрону провинциального гогота-хохота, ввалилась большая часть его пятьдесят первого, экскорт-подразделения. Сопровождение, военное секьюрити. Держатся как порядочные, ехать далеко, рожки с мороженым на один укус зажаты между пальцами, кто сколько изловчился. Форма красивая, как у всех горных войск: серая под синеватым напылением, цвета пасмурного неба. Напыление защитное против жёстких лучей. Можно сказать, элита, натасканная как себя вести, но атмосфера обрела разом маскулинную, тревожную густоту. Как солёная вода Верхнего Озера держит пловца, так и Дрону стало в ней, неподходящей, неестественной для долгого пребывания, казарменной атмосфере легче. Жил Дрон отдельно. У них на девятнадцатом ярусе общага, а у него на нулевом, на земле, отдельный коттедж. Он сослуживцев немного старше. На вид заносится, в душе комплексует. Всё, что казалось естественным для этих, двадцати плюс-минус лет, для себя ему виделось унизительно непристойным. Когда речь про карьеру, начинаешь оглядываться на чужие погоны и года. Хотя есть Смайл... Ему вообще двадцать восемь, а он рядовой. Плохиш мэн, Смайл... Погоняло бдсмное: «СМ, садо-мазо», носит, не стесняется. И Дрон не стесняется, не стесняется изо всех сил! Чего? Общей проблемы, общей ненормальности положения? Выходит, что так. Большинство жителей Фактории, мужской планеты, в одном положении: кусок бабы не видели с яслей, и то был кусок пластмассовой бабы! А все эрзацы, всё, моносеансом происходящее ниже пояса, даёт разрядку члену, но не Дрону самому. Не рукам, ручищам его, лапам его не даёт, чего они хотят. А они хотят – обычных вещей! Не тех, что Смайл любит, без садизма, без антуража, да можно и без сюжета вообще! Сисек, да, задницы женской, мягкой, со всех сторон гладкой. Не хватает тепла женского тела, схватить, мять, держать, видеть. Гендер Армс закончилась, контрибуции выплачены, унизительные ограничения частично сняты, в лучшую сторону корректируются каждый год. Но возврата к довоенному прошлому не предвидится, не может быть. «Конечно, им там и без нас хорошо, сами при сиськах и вокруг сиськи!» Насквозь гетеросексуальный, непреклонный в отношении голубцов, Дрон умом начинал завидовать лазурным парням. Они имели волю, разнообразие, мегарегулярные потирки в голубых клабах, в Блю Риф... Но главное, они не сидели на обыденных мечтах, как на фетише, как на крючке! «Везёт же тем, кому и не надо! Кто приспособился! Бррр... Не я". – Ваш билетик... На толстом билетёре озабоченному Дрону, уплывшему за сочными грёзами, почудились, его грёзами вылепленные, в его морду упёршиеся, стоячие буфера! С этим надо что-то делать. Прозвище "Дрон" Мишель получил в учебке, запустив этот самый дрон с понятным орудием в качестве корпуса в экран, где шла прямая трансляция съезда фемин. Практически попал!.. Выходкой и объяснялось его пребывание в чине рядового, не по возрасту низком. 3. Перекличка. Летучка, инструктаж. «Визит генерала, ого». Поощрения. Выговоры, последние новости. Личная проблема Дрона имела неприятный общественный аспект, вплотную граничащий с противозаконным: он не жрал таблетки... Когда пересекался с генералом, что-то сжималось внутри, то ли совесть, то ли мнительность, что его насквозь видят... Жрать таблетки не обязательно, при условии, что ты проходишь тест-фильтр. Но Мишель на него тоже забил и не по своей вине. Он попал между вариантами: по возрасту не пошёл в гражданский, по службе в военный медкабинет. Ни оттуда, ни оттуда вызова не прислали. Он боялся, что фильтр покажет обязательные таблетки или уходи со службы. А Дрон хотел и сиськи и службу, но должен был признать, что с каждым днём совмещается всё хуже. «На этот год уже забил, чего дёргаться. Следующий настанет и пройду. Может, остыну к тому времени». Генеральские новости оказались выдающиеся... «...на конец года назначено открытие монумента в честь годовщины завершения Гендер Армс. Всем подразделениям быть в полной готовности. Понедельник, вторник – теоретическая подготовка отменяется, патрулирование верхнего яруса осуществляется в усиленном режиме..." Сколько слов, как град по шоссе: тыц-дыц-тыц... – Важности какие. Чего случиться, – шепнул Дрон Смайлу, – сопрут ихнюю статую? Прямо с орбиты спикируют что ли? Кому она нужна? Шайтаны не приближались лет сто как. Газетёнку на заброшенном спутнике издавали, без картинок, с проклятиями и выкладками научно-эволюционного бреда. Феминский бред перевирали ещё бредовей! Но в целом со времён Марианн они поумнели. И поскучнели. «...особое внимание требуется уделить пропускным пунктам с нулевого яруса. Символическое восхождение займёт, как ожидается, порядка восьми суток и завершится...» Стоп. Восхождение кого, статуи? Смайл фирменным манером поднял бровь: – Ты чо? – тихо присвистнул он. – Проспал чтоле? Послица с ослицами, со свитой, торжественно открывать восходят. Мир-дружба-бром, гы. «Женщины на Фактории...» Сердце Дрона упало в холодный пустой живот. В страшное-страшное-страшное, подспудное: «Теперь или никогда». Вот она – нечистая совесть. Он, Мишель, и есть нулевой ярус, он – тот, от кого не только "ослицы – послицу" а его же пятьдесят первое экскорт-подразделение назначено защищать. – Как её зовут? – без голоса, невпопад спросил он. Смайл гыкнул: – Харасмент! За решётку собрался? Вторжение в личную жизнь, их имена – их дело! А «послицы» всегда в звании «марианн», чтят они её, понимаешь, память! Так что – Марианн. – Марианн, – повторил Мишель. Сердце из живота подскочило обратно, ударилось об черепную коробку и гулко заколотилось в виски. 4. У подножия лето, посредине зима, на пике снова – космическое лето. Солнце разогревалось, Земля стала непригодной для жизни. Искусственная планетарно-спутниковая система, на которой обитало человечество, вращалась на отдалённой орбите и имела форму локатора, постоянно обращённого к светилу, источнику энергии. «Локатор» объединён сложной системой энергетических полей. От центра чаши к солнцу направлен Пик Факториал, взлётный, монументально величественный, гравитационный узел для всей планетарной системы. Он находится на планете Фактория, месте бессрочного заключения мужчин, проигравших Гендер Армс. Планета Фактория по сути и есть Пик Факториал, мир выстроенный по вертикали, земля на трёх китах. "Реал Фак!", ласково называли его обитатели. От фемин лишний сувенирчик: на громадный, квадратный в сечении фак их послали победительницы. Земля, как земля, плодородная. Горы, как горы. Только на самой верхотуре обнажены несущие конструкции. Полый куб вершины фактории был собственно не куб, а видимая часть пронзающей гору шахты, не поддавшейся коррозии, выветриванию. Будто вчера полированный куб, в грани смотреться можно. На нём водрузят стелу. Нижние уровни шахты засыпаны, дороги идут по поверхности земли, от поездов нулевого яруса, через подъёмники, канатные дороги, лифты, до аэродинамической трубы. Ей, оснащённой капсулами перемещения, заканчивается шахта. Пешком туда подниматься неполезно и тяжело, днём яростная жара, ночью дубак, да и делать там, в общем-то, нечего. Вогнутый диск планетарной системы – обитаемые планеты фемин, их личные космические станции, спутники. За её пределами – остатки космического хулиганья, вырвавшиеся из окружения Шайтаны Сопротивления. На Фактории вначале торговали, ещё при обитаемой Земле, затем воевали, затем превратили её в тюрьму для побеждённых. В основном из Брутал корпуса, кто не пожелал для себя участи трансвестита. Сила притяжения вокруг Фактории – тоже насмешка: «вы же сильные мужчины да? Прорвётесь?», она такова, что комические корабли не взлетят, если снаружи им не «протянут руку». Планеты фемин забирали девяносто девять процентов энергии солнца. Энергоснабжение Фактории таково, что нет возможности соорудить и обеспечить корабли межпланетного класса, как и оружие. Если отвлечься от изложенных выше унизительных моментов, Фактория очень красивая сельская планета. Ничего не напоминает об её рукотворном происхождении «Реал Фака». Планета-гора, разделённая на ярусы кварталов, отданная единственной страте, помимо земледельцев, военным. Осколок маскулинной армии. Паритет, их не трогали, мощного оружия они не имели, в политическую жизнь возвращались шажок за шажком. Обучение военных охватывало все предметы, иных учебных заведений для мальчиков попросту не существовало. Выучившись, идти им было некуда, дальше полей-огородов, либо тут же в преподавание, либо трансгендерами на волю. Ну, в спорт ещё. Население Фактории невелико: один мальчик из десяти, которого отцу позволялось забрать себе, о появлении которого на свет отца вообще уведомляли. Не все и хотели. Остальные мальчишки воспитывались на внутреннем планетарном круге, тоже низкоэнергетичном, либо переселявшимися туда на время матерями, либо в интернатах. Дальше на выбор: в трансы или на Факторию. Трансгендеры: ни рыба, ни мясо, это все знают. Трансы, это не про активность, в постели, в политике, однако же – про публичные дома. С прочим сексом вот как. Специфическая, для Мишеля тошнотная, фишка стала нормой, фемины правильно рассчитали фишку по старой песенке: жрать захочешь - придёшь... Припечёт и такое сгодиться. Расчётливость их конёк, куда удивительней, что в боевой упряжке, даровавшей феминам победу, нашлось место такому рысаку, как строжайшая дисциплина. Начинает и выигрывает армия боевых кошек? Страшное дело. Секс через дырку в стене давно и прочно стал единственно возможным сексом с женщиной. «Вам ведь только – это – и надо? Ага? Или вы вдобавок, как и раньше хотите нас лапать, обсуждать, принуждать, ага? А на Фак Реал отправится, вы не хотите? Хоть облизывайте друг друга там, хоть перегрызитесь! Зато для покладистых мальчиков, мы специальную планетку Красных Фонарей соорудим. Орбитальный паромчик до неё пустим по вторникам. Долетели? Отдохните с дорожки... Письки вымойте и жрите, чего дают!» Голый расчёт, феминам – семенной фонд и полная независимость. На планете Красные Фонари, называемой исключительно – «Красные Дырки», из клиентов женщин в глаза никто не видел. Они всегда за стенами, в сети параллельных, скрытых улиц. Характерный штришок. Внутри заведения, во время самого процесса, так сказать, дама за стеной исчезала в любой, угодный ей, момент. Беги, придерживая штаны, ищи другую не занятую дырку. Мишель Дрон бывал там, естественно, все бывали! Но совсем по молодости, брезговал неимоверно. Он скорей женился бы официально на флешке с раритетным порно. По чувству, по душе ему больше нравилось ретро вплоть до чёрно-белого. Но никак не подсвеченные красными светодиодами дырки в глянцевой стене. Нарочно: некоторые высоковато, другие слишком низко, нарочно! Один из ярусов Факториала отдан зоне отдыха. Там после утренней муштры, перед вечерней в шезлонге Дрон пытался прийти в себя. Отвергавший любого рода голубые домогательства, возле бассейна, притягивающего шалости, он бывал чаще, чем иные в кафе. Одежда у них не принята, на спортивных ярусах все, как древние греки, без потных тряпок занимались. Плавали само собой так же. Дрон остывал под теню арочного плюща, и наводило его плескание в лазурном, шикарном совершенно бассейне молодых парей вот на какие грёзы... Ведь там, у фемин, наверняка всё то же самое. К чему им одежда? Высокоэнергетичные планеты вечного лета. Ходят смуглые, целуются на каждом углу, лижутся, сколько хотят, сиськами трясут, плавают вот так же... «Вау?.. Буэ!.. Эдик, сучий хвост изобретательный!..» Плюх с бортика! Эдик-бородач, из поваров, носивший чёрную бороду, в косу заплетённую, до волосатого пупа, припёр силиконовые титьки десятого размера, нацепил их на свой голый зад и сорвал очередную минуту славы! Гей тусовки Эдик – яркая звезда. Не будь он таким лёгким и по жизни отличным парнем, Дрон бы взбесился от всего, что происходило дальше с этими, виляющими не на месте, сиськами и под ними. Чуть не сблевал. «Эксгибиционисты хреновы, хоть бы за пальму отошли!» 5. У Смайла рядовой чин, но единственная в своём роде должность... Выгодная, отпуск дольше. Малюта, Цепеш, как только его не чехвостили! Из судебной медицины Смайла занесло в медкабинет, и факультативно – в отдел, мягко называвшийся: «Изучение психофизических воздействий, перегрузок, моделирования и прогнозирования взаимодействий». В просторечье – «пыточная». Они реально ставили много экспериментов, на себе в том числе, но дурная слава пыточной закрепилась благодаря обязательным ежегодным испытаниям. Смесь детектора лжи с моделированием плена. Соглашайся либо вали со службы землю пахать. Помимо основной цели, выявления профпригодности, оно являлось негласным соревнованием и разрядкой в мужской среде. Как фельдшер Смайл принимал с пустяками, вывихами, царапинами в медкабинете, в пыточной обслуживал приборы, центрифуги, шокеры, камеры ограничители пространства, музыкальные шкатулки. Сортировал наркотические вещества, химичил над ними. И проводил фактические испытания. Уставной формы нет, но он предпочитал традиционный белый халат с закатанными рукавами. За манеру ласковой встречи к вечеру и назавтра, Смайл не раз получал в лоб. Предупреждали: «Заткнись... Смайл, заткнись и делай, что должен...» Но фирменное: "Зай-чо-но-чек! Ну, не бойся, иди ко мне! Дай-ка мне твои ушки под клипсы. Я не больно, я чуть-чуть, прибавим ещё чуть-чуть...» Сказать, бесило – ничего не сказать. Бесило. Может из-за того, что в крахмальном белом халате ёрничая, Смайл оставался внутренне предельно серьёзным. До бледности светлокожий, круглоголовый, с холодными лягушачьими глазами, с пресловутой фишкой делать смайл... Улыбаясь, он тыркал указательные пальцы в уголки рта и растягивал их, чиииз, улыбочка. Мишель долго не мог сообразить, что с цивильным обликом в Смайле так диссонирует. И вдруг понял – волосатые руки. Гнали ежегодную эстафету. Дрон предпоследний – вплавь. Эстафету передал, а борта у бассейна высокие, к нему протянулось две руки, загорелая, гладкая как кофе с молоком, и рука Смайла. Инстинктивно Дрон схватился за левую, кофейную, подтянулся. Хлоп, и едва не уронил встречающего в воду! – Обессилел?! За бороду держись! Под общий хохот, Смайла не исключая. «Чёрт, Эдика выбрал!» – Не тушуйся, ихтиандр! Почему-то запал Дрону этот эпизод, как репейником цепляется к памяти всё слегка позорное. Он на Блю Риф не бывал. А Смайл как раз бывал. На бдсм-вечеринках. Зрителем. Не видали, чтоб прикоснулся к кому, но смотрел. Поодаль. Тогда ещё Дрон подумал, что вот Смайл ржёт, где надо, где все смеются, а вроде и не улыбается никогда, только – растягивая рот пальцами. И ещё чего подумал. По должности ни Смайл, ни тем более Эдик-повар не обязаны налегать на физподготовку. По возрасту тоже. А они налегали круче новоприбывших. И кроссы, и в гору, и в качалке. Эдик отчего такой смуглый? Он без формы, без одежды с защитным напылением, на верхний ярус Факториала пробежки делал. С недоизученными явлениями всегда так, найдётся, кто станет утверждать, что оно вовсе и не вредно для организма, а полезно! Эдик взялся на себе доказать. Пока у него получалось! Между собой эти двое парней, в одном подразделении находясь, практически не общались. Пятьдесят первое считалось чуть не сплошь голубым. Неправда, и трети не наберётся, но Дрону в нём неуютно, кроме Смайла, с кем и общаться, с малышнёй. 6. Мишель в раздевалке имел инцидент, бесконтактный, однако... Ничего особенного, но... Но про него-то все всё знают! Ясно позицию обозначил. Вот же блин. Короче, под новый год он находил в шкафчике мишек. Подарочек, презент. В первый раз – брелок с мишкой тедди. На следующий год шоколадного мишку гамми. Урна вот, но не выбросил, ни того, ни того! Последнего, воровски оглянувшись, сунул в рот и стал инвалидом за миг! Ввалились друганы с пробежки. Не попалиться, не жевать! Глухонемой Мишель вышел сквозь них, холл, лифт... Крытый вокзал. Забитый вагон. Бред... Шоколад таял, щекотал нёбо, тёк в горло, согревая, в нём оказался имбирь и перец. Дружбы и нежности на Фактории – радикальный дефицит. Сколь Дрон ни старался потом не смотреть в глаза, чтоб часом не угадать, кто, сколь ни злился, а приятно. Тедди поселился возле монитора, над иконкой для порно «эстетик». Коллекция! Что же в папке «эстетик» самое дорогое? Что-то не успевшее приесться? Отнюдь! Дрон собирал женские портреты тех веков, когда слово фемины в его настоящем значении не приснилось бы тогдашним феминам в страшном сне! С детства, с подросткового возраста собирал. Оцифрованные открытки тех времён, новогодние, пасхальные с девичьими лицами. Одна современная была, из мультика. Под радугой стоит кентавресса, пони. В мокрую гриву вплетены ромашки. Подростком, будь уличён в подобном, Дрон совершил бы сеппуку! Повзрослев, сделал пони заставкой на компе. Кто знает, что она со дня на день закончит манежный колледж и тогда они смогут пожениться? Кто знает, что кентаврессу зовут Джули? К военной службе Дрон имел личный интерес. Шайтаны. Однажды он увидел такое, что развидеть нет возможности. Вырвавшись из-под разгрома, шайтаны кочевали по заброшенным космическим станциями, чинили их, отгоняли куда-то, возвращались. Собачились и дрались между собой. Промышляли похищением людей. За выкуп и без возврата. Шайтаны могли быть истреблены феминами за несколько дней, но имелось препятствие. Тактика не изменилась, у них по-прежнему были заложники. Женщины. Или во что они там превратились. Женщины производили шайтанов и женщин производительниц шайтанов, и так до бесконечности... Фемины вели разведку, организовывали точечные акции, не решаясь покончить со злом одним ударом. Увидел это Мишель, опять-таки рыская в поисках клубнички посвежей и погорячей, ну и напоролся. Это давно было, стал внимательнее к тегам, ведь всё обозначено. Тогда не обратил внимания. Он тогда и не знал, что такое бывает. В кино да, в хентайках. Но наяву? В ролике открылось понятно что: много шайтанов, – какие же они низкорослые и шерстяные! Как обезьяны в камуфляже... – и фемина. Когда камера захватила лицо, Дрон увидел, что белый воротничок-галстук, единственное, что на ней осталось из одежды, не с формы чиновницы, а с формы колледжа, эмблема – радуга над птенцом. Ключевой эпизод пятиминутного видоса, ножом по рукоять воткнувшегося Мишелю под кадык, такой, что одному шайтану не хватило места в девичьем теле. Шайтан взял этот самый нож и проделал дополнительный вход на животе, под рёбра. Мишель оцепенел на миг и выключил сюжет кулаком. Монитор вырубился, звук остался. Пока за шнур, пока из стены розетку с мясом выдернул, пять минут истекли, наступила тишина. Огляделся. Комната... Ветка с птичьей кормушкой в окне. Всё такое ненужное, необязательное. Не имеющее отношения. В жизни, мальчишкой плакал считанные разы. Всяких там клятв Мишель себе не давал, он ни за что не уйдёт из армии Фактории. 7. С первого дня визита фемин дела Мишеля пошли скверно, как только могли. Накануне доросший до сержанта, он на время визита оставлен рядовым, в ряду и в сопровождении от второго яруса до торжественной части на Пике Факториала. Экскорт-подразделение вы, пятьдесят первые? Экскорт. Вот и сопровождайте. Хоть бы одно или другое! Отстранили совсем или вблизи посмотреть! Марианн... На посольские сиськи твои... Так нет же, нет, нет! Визит этот – ооочень плохая идея, притом, шаг неизбежный, нужный, правильный. Шаг, как говориться у политиков – к сближению. Сепарация, достигавшая по завершении Гендер Армс стерильности, в любом случае будет расшатываема. Надо смягчать. Смотреть друг на друга, налаживать контакты. Символические жесты, торговые послабления... Символики, да, выше крыши. Восхождение, а на верхнем ярусе, собственно, взлёт на Факториал... Как бы не случилось жёсткой посадки. Общий сбор. Актовый зал. Сюжет в новостях. Марианн, послица, за тройным рядом прилетевших с ней секьюрити. Их отряд – симметричное дронову экскорт-подразделение, «Фурии». – Как, как?! – взорвался гогочущий актовый зал. – Фури? У них хвостики? – А какие? – Как у козочек или у кошечек? – Помпоном лучше, будет живот щекотать! – Длинный лучше, удобно намотать на руку! Генеральский бас возвысился и пресёк непорядок: – Отставить, кобели на выселках! Из-за вашего гы-гы нам второй старый паром пришлют вместо подписания первого за сто лет соглашения на космические чартеры! Этого хотите?! Молчать и ни в коем, кобелячьем смысле, не высовываться! Ни к ним, ни журналюшкам в интервью! Ох, поналетит за ними следом трансов с микрофонами! Молчать! Кивать и хвалить политический жест доброй воли! Тут зал не затруднился эти жесты и показать, впрочем, по-дружески, генерала они уважали, понимающий, свой мужик. Правильно ухватили суть? Можно хвалить фемин на языке жестов? Дрону со всех сторон не смешно. Как профессионалу ему очевидно, фемины секьюрити великолепно вооружены, но их всего – три! десятка! – на планете сплошь заселённой мужчинами, которые, сто процентов из ста, увидят женщину наяву первый и последний раз в жизни. И Мишель, Мишель Дрон, один из них. Ни-ка-ко-го значения класс их вооружения и уровень владения не имеет. По большому счёту, исход визита решает организация армией Фактории череды публичных, – именно публичных, зачем и прилетели! – мероприятий. А пистолетики фурий страховка ради минут жизни на внутреннем кругу, против самого пятьдесят первого. Гостевой и принимающий ряды телохранителей будут, образно выражаясь, стоять лицом к лицу, а не плечом к плечу. С первого дня голова в горячем тумане. Все телодвижения на автомате. Пока Марианн встречали на нулевом ярусе, Дрона там не было, подразделению приказано оставаться в казармах. Его новообретённая сержантская комната имела из мебели матрас и телевизор, благо встроенный, средство внутреннего оповещения. В новостях – ничего, кроме Марианн. И он смотрел их всякую свободную минуту. Ночью, просыпаясь от звука заставки. Из горячего тумана головы. Не мигая, глаза, как песком засыпаны. 8. Символика символикой, а бабы вообще дико практичны, расчётливы. На «Реал Фак» в качестве, – шутили, не сговариваясь, гандона, – будет водружён «зонт дружбы», гы-гы, обелиск какой-то, раскрывающий сложную систему лазерного зонта, щита, который отфильтрует и отклонит часть солнечного излучения на планеты фемин, как дополнительную энергию, а часть рассеет на поля Фактории. Тем достигается повышение их урожайности, сам же верхний ярус Факториала становиться защищён от солнца, можно осваивать делать обитаемым. Теленовости... Зонтичный щит так и сяк... Вот его схема, вот его принцип, вот стела и её конструкция. Изобрела такая-то, такая-то гравировала высоскохудожественную мутотень на хрустале. Тёток покажете ли как?! Вот Марианн за трибуной... Дрон сорвался с места и прилип к экрану. Фурии – каре перед ней. Эти в камуфляже. На самой никакого официоза, галстука, пиджака. Блузочка светлая, верхняя пуговица расстёгнута, ключицы видны. Лицо не рассмотрел, ярко-ярко красные в помаде губы. Камера вернулась на фурий секьюрити, покатилась вдоль их стройного ряда, Дрон пошарил возле матраса и поднял упавшую челюсть. «Сексодром... Тугие, крутые буфера, эх, в камуфляже, под мордашками вздымались единой волной! Как их отбирают? По размеру сисек?! Эй, оператор, сучий хрен, давай-ка обратно на Марианн! Пониже, ещё пониже...» Красные губы шевелились, Дрон не слышал. Общий план послицы зрителям был пожертвован трёхсекундной картинкой, когда фемина уходила с трибуны по ступенькам. Сколько парней, в скольки казармах взвыли с Дроном в один голос!.. Пять шажочков, пять прибойных волн под углами отложного воротника, у Марианн дыньки сочней, чем у её фурий! Она была повсюду, в каждом часе, на каждом канале, в каждых новостях. Поездки, повторы, официальные встречи, отрепетированные общения с народом, гомеопатические дозы спонтанных. Едва отбой, в казармах воцарялась тишина. Телевизоры плавились и дымились. На ярусе, где лето равнин переходит в горную прохладу, подразделение Смайла должно встречать делегацию. В тот день похолодало. Мишель, струной вытянулся во втором ряду. Он видел кусок плеча, светлую прядку волос... Бас генеральский: – А тут у нас стадион... А вот информационный стенд... Немногим больше вкусного принесли завтрашнее, послезавтрашнее восхождения. Шагаешь и шагай, изнутри... Дрон чувствовал себя зверем, взявшим след, уверенно идущим по следу. А вершина это тупик. 9. Построение. Марш. Тесно сбитая группа фурий, вокруг них шастают офицерские, командирские акульи плавники. Пыль от трейлера с монументом. «По воздуху летит платформа, а пылит хуже карьерного самосвала!» Горная лесная дорога. Горный лесной посёлок. Пересменка, отбой. Встреча с жителями, – «хуторянами, бгг!» – осмотр пасеки. Настороженность фурий, часть из них постоянно мониторит небо. Рации, микрофоны возле ушей. Жужжание пчёл, бормотание переводчика, редкий, негромкий смех. Сигнал на сборы. Построение. Марш. И так далее, и так далее, вторник, среда... Палатки в круг, караул, звёзды, отбой. Дрон не сознавал, что практически без сна проводит ночи. Фигурка вдалеке, выхваченный сквозь толпу фурий локоть, ореол светлых волос, памятные на экране красные губы не отличались во сне и наяву. Марианн оказалась фигуристой, но миниатюрной, ростом Дрону по плечо. В четверг увольнение на три часа. Бегом в шахту. Скоростными лифтами вниз, помыться и кой чего захватить генералу из почты, невиртуальным путём. Дико усталый, не от дороги, а от себя в основном, Дрон перепсиховал, что за время его отсутствия случиться что-то непоправимое, без него, не с ним. – Гоу, Гоу!.. – «заходи, заходи», приветствовал входящего секретарский попугай какаду. Ох, не на новом месте службы выучил он это слово, с Блю Риф притащил, налёт цивильности в попугайской лексике случаен. – Салют, Гоу. Прохладный, просторный холл. Генеральский секретарь встретил чисто вымытого, на ходу спящего Дрона сочувственной улыбкой. Заглянул в бессмысленные глаза, оценил в пятибалльной шкале на шестёрку лихорадочный, тускнеющий блеск и пошёл делать фреш со льдом. Ещё полчаса до возвращения. Дрон уронил голову на грудь. Высокий, запотевший стакан разбудил его запахом лайма. И чего-то помимо... – Капелька тоника не повредит, – кивнул секретарь, потягивая Дрону папку с корреспонденцией, сопровождая знакомой шуткой. – На сургуч не дышать, при угрозе попадания в плен – съесть! «Хороший... А мы-то по молодости... Скоты». Генеральский секретарь был со своим боссом, грузным, сердитым, всякий новый год грозящимся уйти на покой, неформальным президентом, львом Фактории, настолько давно, что успел постареть, выйти за рамки недоумений и подколов. Милашка в юности, блондин, носивший серьги и деревянные бусы по шее. Смеялись, что домогается, задом выслужиться хочет, раз не идёт на повышение, что до денег жадный, не до званий, что... Много чего. А он всё оставался за тем же столом, при том же окладе и должности. Вертикальные морщинки обозначились на тонком лице, фриковая сине-зелёная помада уступила место коралловой, печатка на пальце осталась одна, напоминающая широкое кольцо, точка. Перестали подкалывать и смеяться, не доверять перестали. Такая вот, на долгие годы сложившаяся пара: генерал, не пропускающий ни одного парома в квартал «Красных Дырок», и блондин с танцпола Блю Риф. «Хороший. Бесплатная адвокатура, хоть потрепаться, хоть пожаловаться. Хоть бы и совета попросить...» – Спсб, – вставая, поблагодарил Дрон и кашлянул со льда. – Привет от Гоу передавай, – с чисто женской, неприкрыто грустной улыбкой, напутствовал секретарь. Дрон протянул картофельный чипс кланяющемуся, перетаптывающемуся по жёрдочке, какаду. – Непременно, – сколько мог, сердечно откликнулся Дрон и пожал тонкую руку. Шахта, вырубленная грубо, двери гармошкой, древние. Лифт с воем ухнул вертикально в скальный зенит. Голова загудела, жар вернулся. 10. Шли. Лето похолодало до ледникового пояса, до горной зимы. Шли. Зима пропускала гостью, оказавшуюся куда выносливей в деле, чем на вид. Шли. Зима отступала, звёзды видны на дневном небе искусственного, космического лета. Вечного лета. Бесплодного, притягательного в своём постоянстве. Костяк Факториала всё меньше скрыт снегами и грунтом. Проступает, блестят зигзагами ступени. Песок, приварившийся к рукотворной скальной породе, пыль космическая, осевшая на неё. Пустующие укреплённые точки. В них всё готово к делу слежения и обороны, но караул несёт лишь автоматика, держать людей не выгодно, нужны спецкостюмы, регулярная подача воды. Шли, встреч с населением нет, за отсутствием населения. Осмотра достопримечательностей нет, за отсутствием таковых. Шли, жарко. Как-то фурии на привале решили высвободиться из брони. Эпик фейл! Не по сиськам их отбирали, это всего лишь корсеты! – Униформа, – Смайл цыкнул зубом, сплюнул, – а у Марианн-то настоящие... Может свет сойтись клином на ком то? А тогда на чём именно? Ведь клин, это клин, одна точка. Пуговица, например, под воротником, стягивающая то двойное, двуединое, что распирает блузку изнутри. Дрон спал и видел, бодрствовал и видел, хлеб откусывал, слюни вытирал и видел, как Марианн приближается к стеле, чтобы сдёрнуть покрывало. А оно тонкое, оно - вуаль. Приближается и сквозь ткань, в полированной грани куба отражаясь, увеличиваются её блузкой обтянутые, складками подхваченные прелести. Вокруг никого... Дрон подходит со спины, не торопясь и не медля... Секунда в секунду, когда обеими руками, потянувшись, вытянувшись, куб высокий в его мечтах, Марианн сдёргивает ткань... Дрон обхватывает её сзади: правой рукой левую грудь, левой правую, приподнимая, разводит… Пуговички – «хлоп-хлоп-хлоп» – выпускают из шёлка молочно-белых сестричек, удвоенных отражением. Горячая грудь, холодные соски ложатся в середину ладоней... Наоборот, горячие… А мягкость прохладна, гуляет под рукой, тяжёлая, но стоячая… «…и тогда Марианн, покраснев, с нежной улыбкой...» Идиот, короче. 11. В руках у Смайла жалобно попискивал миниатюрный игровой бокс, практически, брелок. Горизонтальное поле экрана, кнопка-джойстик под большой палец с каждой стороны. Дрон заглянул через плечо... «Ишь, какое острое у него зрение», Условные человечки с булавочную голову. Слева ведут бой, бумц-бабах, стрелы втыкаются, головы отлетают. Справа заполняется подземелье. Площадь эшафоты, плахи с топорами, кнуты вьются, умножая количество красного в фоне... Антикварная игрушка, сцену приблизить, рассмотреть в деталях нет возможности. «Походу, фишка – брать количеством, напихать персонажей до предела. Воображение рулит». – Ты потом в отпуск и на повышение? – Мобыть... Мобыть, что и в увольнение... Глаза закатил к небу и пальцами растянул «смайл». «Куда? Не первый раз про отставку заговаривает. Надоели вы мне все, охота у меня к перемене мест. Ну-ну... Пустая болтовня. В трансы что ли? Ну, разве...» Что-то типа морской болезни от игрушки, от взгляда вовнутрь копошащейся истребляющей себя массы произошло. Дрон отвернулся. Время разворачивать штаб на предпоследнем ярусе. Генеральская палатка со шпилем и флагом. Посты... Кухня первой, специями уже потянуло. Серебряную коническую палатку фемины ставили сами отдельно. И там посты. Ночь он не спал. Игруха смайлова мельтешила перед глазами. Отрубленные головы в полудрёме обретали черты, более живые, чем у живых. Подмигивали ему, знали, о чём думает. И его план был как отрубленная голова, на один шаг вперёд, дальше непроглядная тьма. В технике Дрон шарит вполне, схема энергообеспечения, как на ладони. Аэродинамическая труба – колодец широкий. Поток воздуха, завихрение носит капсулы вверх-вниз парой, по принципу качелей. Одноместные... капсулы. Одно-местные… «И так, что у нас с символикой? Стела отправлена вчера. Кто первый поднимется? Охрана? Генерал? Или Марианн, так?» Акт вредительства Дрон совершил удалённо. Труба запрограммирована им дать один взлёт, второй через большую паузу. Ночь. Дрон пешком отправляется наверх... На уровне следующего щита подпортил уже энергоснабжение, перестраховался. Капсула взлетит от аккумулятора, основная сеть срезана. Если в ней окажется генерал, что ж... Пусть пристрелит его на месте. Каждый следующий зигзаг лестницы круче предыдущего, последний перед плато. «Где утро? Куда оно подевалось?» Такой красный грязно-бурый свет бывает от дымного огня. Тянет палёным. «Горит изоляция? Перестарался с вредительством? Странные какие-то звуки...» – Добро пожаловать, брат по разуму, на шашлычок... Невыразительный, негромкий голос Смайла. Круглая стриженная голова наклонена к плечу. Пальцами растянутый рот: улыбнись. «Всё обманчиво! Всё всегда в нём было нарочито!» Да, от обыденной сдержанности начиная, неестественно тесной для молодого человека. Звуковой фон, недопонятый Мишелем, разделился на вскрики и глухой вой между ними. Это было явно разумное, но не человеческое существо. Или в нечеловеческом состоянии. Мишель вертел головой, дым щипал глаза и не рассеивался. – Добро пожаловать в наш клуб. Я знал, ты такой, видел... Голодный, да? Но мы не пойдём к ним перебивать аппетит. Не спеши. Начни карьеру с... – где мы? – с самого пика! С вершины, не торопясь... Плавный взлёт и жёсткая посадка. Я научу тебя, как. Вначале ты просто смотришь... Смайл говорил, подшёптывая, посмеиваясь, трогая его, шепча в ухо, а Мишель стоял на краю своего затянувшегося детства и пятки свешивались над пропастью. Никогда Мишель не отчуждался от стаи. Хулиганил, дрался-мирился, подобно всякому в глубине души считал себя недопонятым, недооценённым, лучшим, вот-вот наследующим трон. На самом деле – одним из, в тёплом, сплочённом ряду. Уютно, безлично, неопределённо на службе. Узковато в плечах. И вдруг поступает личное предложение: ты такой же, как я... Смайл шокировал его куда сильней, ранил гораздо глубже, чем рассчитывал. Не мальчика видел пред собой. Всё-таки атлетическое сложение, морда кирпичом и гонор. Имидж кое-чего стоит. Мишель нервно сглотнул и улыбнулся в ответ. Впоследствии он проклял себя за минутное колебание, хотя стоило вручить золотую медаль. На горизонте, как гигантский комар на тощих, ломаных ногах из дыма проступил корабль шайтанов. Костёр, разожжённый перед ним. Запах палёной плоти, редкий, странный земледельческой планете, и особенный цвет открытого к космосу неба с пробитой защитой. Вкуси адской еды и взойди на борт, навстречу дикой, звериной свободе. – Марианн? – глухо спросил он. Смайла разобрал долгий, плотоядный смех. – Ни сном, ни духом пока... В кубе, дверка прикрыта. Хочешь в щёлку посмотреть? «Щолку...» С интонацией произнёс, через «о». – А чо, давай, – развязно сфальшивил Дрон. Переключился тумблер в мозгах, всё, чему его учили, начало складываться в план действий. «И так, Марианн действительно первой зашла в капсулу аэродинамической трубы и теперь заперта... В двух шагах он нас, но заперта... Это отсрочка». 12. Шайтан прыгнул со скалы и приземлился как лягушка. Нижняя челюсть выходит дальше приплюснутого носа. Мишель разглядывал из таких на видео, в атласах, в движении и в разрезе, и всё равно оказался не готов. Шайтан не ассоциировался с человеком. Вообще. Одежда казалась цирковым костюмчиком на звере. Пружинная походка, бег, словно без малейшего усилия, как у кошки. Эмоции очень живые, гипертрофированные, небанальные. Смайл изъяснялся с шайтанами смесью жестов и слов. Выставленная ладонь, рубленое: – Жди. Ждать! Позже. На зверском полулице-полуморде скроилась гримаса не вообразимая миг назад, сложная человеческая эмоция: похотливое, намекающее приглашение. Смайл колебался. – Свернём что ли... Над костром вертелы в ряд, один занят, соседний уже обглодан. Там видны рёбра. «Они не люди, – сказал себе Дрон, – не психуй, для них это еда. В первую очередь – еда». Не-а, для них еда-секс очень сближены, эволюционный откат, последствия мутаций. На втором вертеле было нечто... Кричать оно прекратило совсем недавно, извиваться ещё не перестало. Лапы или руки непонятно, растянуты вдоль вертела, они голые, палёные. Дрон не смог заставить себя вглядываться. Сидевшие в кругу шайтаны тыркали тело наконечниками копий. Вид крови, алой, живой как сама жизнь, приводил их в исступление. Короткие припадки. Вой, прыжки, топот. Раз и всё стихло. «Почему так резко тихо?» У туши была только лицевая часть головы с пустыми глазницами и крови почти не осталось. Сидят, принюхиваются, один крутит вертел. Готовит еду... Затем кто-то ударяет копьём, стая взрывается снова. Один из шайтанов встал, сдвинул вертел к себе. Проделал новую дырку, выпустив тычком фонтан тёмной крови со сгустками, спровоцировав залп оглушительного рёва, и совершил половой акт, рискуя обжечься. Шайтаны аккомпанировали краткому, зверски энергичному соитию с полусырым трупом ритмичными аплодисментами... Самоуверенность это или что, но Смайл, шедший впереди, не интересовался пушкой на поясе Дрона, демонстрируя полное доверие. Сработало. Дрон мог пристрелить его без проблем вообще, не пристрелил. Он кое-что вспомнил. Как занесло его к Смайлу в медкабинет. Не в том районе прогуляться решил. Население Фактории делилось на людей, признававших армию реальной опорой жалких остатков независимости, надеждой и так далее... И людей, считавших милитаристов дармоедами. Среди них-то Мишелю и взбрело на ум ноги размять, в родной провинции. «Точно, когда я припёрся с асфальтовой болезнью, задрых, и уделал всю кушетку кровью!.. О, чёртова кукла, да ведь он звал меня тогда отпуск вместе провести, увидел юшку и вмиг передумал!» Ещё доказательство... На его памяти Смайл однажды порезался. Глупо, листом бумаги, распаковывая каталог медтехники. Чик – и нить красного цвета через все пальцы. Реакция Смайла была просто невообразима... И скорость. Это была скорость шайтана, он выбросился из кресла, словно оснащённого катапультой, и анти-ожоговое, кровоостанавливающее полотно целиком намотал на руку... Как они ржали! – Эй, Малюта из пыточной, ты что, боишься крови?! Гы-гы!.. Аха-ха-ха! «Нет, – подумал Дрон, – он вовсе не боится вида чужой крови. Так вот где ты проводишь свои длинные отпуска, Смайл». 13. Подошли, сели. Внимание круга сомкнулось на Дроне как удавка, облепило, как рой пчёл. С одним шайтаном Смайл приобнялся, похлопались по плечу. Чем ближе их облик к человеческому, тем большее содрогание внушали эти твари. Те, которые разговаривали, употребляли сплошной жаргон, не позволявший следить за разговором. Один был на цепи, на шипованном ошейнике, он подвывал и нюхал-нюхал... Дрон опустил взгляд на руки Смайла, держащие кусок мяса с кровью. Неотличимы от шайтаньих, следствие пребывания на незащищённых космических объектах. В правой нож, кушает с ножа, не те челюсти, зубы не те. Но эти руки... «Как бы судили тебя, Смайл? Как бы ты смотрел из-за пуленепробиваемого стекла на присяжных, на меня?.. Какими змеиными глазами?» Понимание относительности, понимание суда, как разговора, разговора, как преображающего огня, единственной в мире алхимической трансмутации, чуждо детям. Для них – чистое к чистому, грязное за порог. Мир ночного коридора с призраками и дневного, с суперменом на самокате – не пересекающиеся миры. Мишель долгом счёл не выпускать – это – обратно в мир. Фельдшер Смайл приснился медкабинету Фактории, солнечной комнатке возле бассейна. К текущему моменту Дрон уже интуитивно прикинул свои шансы. Знал куда откатится, зафигачив газовую шашку в костёр, на сколько сможет задержать дыхание, какое число шайтанов останутся на земле в судорогах до комы, какое добежит к кораблю. Огнестрельного оружия при них Дрон насчитал мало. Шайтанов Дрон недооценил, причём и выносливость и разумность, но эти качества взаимно нейтрализовались, так что не суть важно, что недооценил. Нервы сдавали, Дрон засмеялся: пуговка на груди Марианн не расстегнётся под его руками. Дрочка до конца! Его, его собственная куртка расстегнётся! Пуговицы на форме винтовые, одна сорвана. Штырёк колется, заменить не успел, не до того было. – Жарковато у вашего костерка... «Этого ты боялся, Смайл? До сумасшествия, верно?» Дрон потянулся, провёл ладонью, расстёгивая воротник, распарывая ладонь, и мазанул Смайла кровью по круглому, жирному от мяса лицу... Его взгляд. Был ещё хуже его рук. Шайтаны вдохнули все разом. Слышно, как приплюснутые рыла со свистом втянули воздух, а выдохнули с урчанием. Глубоко посаженные глаза засветились. Свёрла. 14. Если бы Дрон знал физиологию шайтанов, испорченную мутациями, вернувшуюся кое в чём к истокам… В мире, где всё опасно, всё стремительно. Шайтаны, их члены реагировали на цвет и запах крови, как ветка ивы, прижатая к земле и отпущенная внезапно. У самих свёртываемость другая, да и цвет крови другой, более тёмный, алая – у мутировавших самок шайтанов в конкретные периоды. Как же попал, не целясь! Морда измазанная кровью – прямой сигнал: бери! Швыряя газовую шашку, толкая в спину ренегата, откатываясь, перетягивая руку сорванной курткой, Дрон видел, как Смайл исчезает в месиве лохмотьев, дыма, газа, воя и розово-алых обезьяньей длины членов, выскочивших из косматой шайтаньей шерсти. Они прямо сияли по контрасту. Заглушаемый воем, хрипом, звуками рвоты, всхрапыванием, Смайл не кричал. Он истерически визжал, захлёбываясь на секунду, исходя на жуткий, пронзительный визг, словно не имел нужды вдыхать... Дрон вдавился в землю за кубом. «Ишь, нарыхлили фемины, каменная ведь была земля». Больно в груди. Страшно и мерзко до такой степени, которая останавливает мысль. Он вскрыл зубами пакет с одноразовым респиратором и возблагодарил судьбу, умирать так – не хотелось. К счастью, Дрон не знал, насколько хитры эти твари, звери только на вид, насколько мним воцарившийся хаос. Шайтаны задерживали дыхание куда лучше Дрона. Они успели занести на корабль – всех! Корабельная вахта не побоялась сделать вылазку. Умные, о мести задумались не раньше, чем оторвались от земли. Прежде чем кануть в небо, корабли прочесали очередями плато и Дрон палил в них без зазрения совести, это оказалось гораздо проще, чем в сослуживца и даже в шайтанов в упор, кричал на Марианн: «Не высовывайся!» Выпустил пар. Баста. 15. Тишина наступила внезапно, сразу не разберёшь, от выстрелов заложило уши или всё кончилось. – Почему?! – спросила Марианн, переведя взгляд с ясного утреннего неба на Дрона. Мишель прочитал по губам. Все её слова походили на команды! То есть, не к служебной собаке, а к машине. К навигатору, справочнику, автопилоту! – Я выполняю свой долг, – без паузы ответил он. – Долг, как мужчины. Марианн рассмеялась. Нет, не так... Не расхохоталась, не заржала. Вульгарной оценочной степени нельзя применить к её взрывному смеху. Так, к примеру, бог-разрушитель танцует на руинах и телах. Запрокинув голову, гостья смеялась над Факторией, на самом пике Факториала Раньше, чем Дрон отреагировал как бы то ни было, она взмахнула руками с очередным приказом: – Стой, не двигайся! Сейчас... Стой, я сейчас! Упав на одно колено, быстро-быстро набрала что-то на планшете и вслух вызвала конект: – Один-пять, два-два-два, четыре-амазония-шесть! Ага!.. – гостья вскочила на ноги и простёрла руку в сторону Дрона. Над ними раскрылся проекционный экран. В отливающую небесной синью, глубокую линзу, как в глаз ненавистного полифема, Марианн выругалась ярко и зло. До последнего звука теми же словами, что обменивались в казарме за секунду до драки! Руки в боки, звонко добавила: – Приём, Амазония! Хорошо ли вам было видно? А, мадам, ты слышала его?.. Съела, сука?! Съела?! И не тыркайте больше нам в нос вашу заплесневелую чернуху! Жрите сами, живите прошлым! Наше будущее – вот! Монумент солдату экскорт-подразделения номер пятьдесят один безмолвствовал широким жестом Марианн, указующим в светлое будущее, на него. Линза проекционного экрана дрогнула, уплощилась и показала нестарое, но постарше Марианн, лицо, кривой улыбкой выражавшее скорей сарказм, чем ответный гнев. – Дура, – сказало лицо. – Совпадение обстоятельств. Убирайся оттуда, дура малолетняя, пока жива. Вот с этим монумент согласился до глубины души. – Учи свою дырку гимн насвистывать! Сраный ваш! – огрызнулась Марианн и, топнув по планшету, вырубила связь. – Они всё равно наблюдают, – пробурчала она. – Так хоть заткнулись. – Дааа... – протянул Мишель. – Субординация у вас на высоте... – засмеялся, представив. – У нас бы от генерала ты словила леща, несмотря что сам и покруче закладывает! – Чего?! С кем?! С этой мегерой что ли? Послушай меня, я из Чертовок Легалайза! Понял? Мы против правительства, и уж конечно, против, Амазонии! Дебилки, параноики, кровожадней шайтанов! Сепарации – нет! Я сама решу за себя, ага? С чего вдруг они решают за меня?.. – ...где жить, как жить... С кем... – наивно подхватил Дрон. – Вот-вот! – горячо согласилась Марианн. – Именно! У меня от прабабки, может быть, остался прииск да энергетическая сеть на пяти спутниках, и что? Какая-то нищебродка в пиджаке решает, могу ли – я! – на моём! – спутнике держать гарем?! В сто, да хоть в тысячу голов! Какое её дело? Да легко! И прокормлю, и такую надёжную ограду поставлю, что они ещё для президентского дворца попросят моточек сигнального провода! Я у них пропуск на Факторию должна спрашивать? Билет в заповедник, чтобы кого-нибудь подобрать себе? Такой закон пропихнуть хотят для начала. Фиг! Нафиг! Легалайз, никаких пропусков! – Чего-чего содержать, Марианн? – Джули! Гарем!!! Мы против сепарации! Мужчины и женщины должны жить свободно вместе, как было всегда! – Как свободно-всегда?.. Дрон не нашёлся... Он просто не нашёлся... Целина. Чертовка Легалайза даже не предполагала, что с другой «легализуемой» стороны тоже обитают какие-то мысли, чувства. «Джули... Восхитительная дурочка, о-йе...». Громадная, неучтённая либо не учитываемая в должной мере, разница между шайтанами и населением Фактории состояла в доступности шайтанам межпланетных летательных аппаратов. Какова бы ни была их рухлядь, космос открыт! Сколько и каких именно кораблей устремились на маяк Факториала можно только гадать. На что они готовы в погоне за реваншем, за следующей «марианн»? Совсем плохо то, что вероятный скоординированный удар шайтанов, рискует стать лишь заголовком плохих новостей. Запалом. Как сдетонирует военизированная планета, до предела накачанная за годы и годы унизительными ограничениями, юным и зрелым мужским либидо. Достаточен сам знак от шайтанов, подспудно ожидаемый всем несвободными социумами, формулируемый издревле страшным, уточнений не требующим словом: началось... Отбив атаку шайтанов и заполучив их корабли, армия и запасники Фактории мигом, парой резких движений поставят себя в положение стократ хуже вчерашнего. И это не считая моральных издержек, того, от чего не отмыться каждому, сорвавшему пломбу. Не бывают столицы конечным пунктом экспромтов. Попросту не докатывается волна. Бордельная планетка Красных Фонарей, защищённая ого как, станет тем местом, где захлебнётся грязный, бессмысленный бунт. Где лицо худших в очередной раз станет лицом всех. Где самовольщиков будут расстреливать на бульварах Красных Дырок, онлайн перенося тупой позор в наглядные пособия и агитационные материалы крайне правых и экстремистских амазонок: глядите, каковы объекты вашей заботы, кому больше прав надо дать. Ещё вопросы? Дрон не думал ни о будущем, ни о политике. Он думал о радуге под зонтичным щитом, над Марианн-Джули, сидящей по-турецки, уткнувшейся опять в планшет... Самое время запостить селфи: я за минуту до... «Дура! Ещё как амазонка права! Кому ты сейчас пишешь, на кого ты дуешься?! Удивительное дело, женщина: то козочка на вид, то хомяк...» Думал о числе патронов, о щите с неба, аннулировал его зонтик или усилил. Об энергоснабжении шахт, как скоро восстановят? Сколько выдержат блокировки дверей? И что происходит там, внизу, что лучше, чтоб выдержали или нет? 16. Комическое лето блестело на голом торсе Эдика каплями и струйками пота, он взбежал пешком на третий уровень и бросился в тень обелиска. – Вода есть? Дрон кинул фляжку уксуса. – Уфф... Передатчик живой? Джули откликнулась: – Да. А мои фурии? – Если их не завалило дохлыми шайтанами. Стреляете вы хорошо. – Плохо, – не согласилась Джули, – плохо, что хорошо. Я должна бы вступить в переговоры... Да я подумать не могла, что так скоро представится такая замечательная возможность... – Замечательная?! Переговоры с кем, – не выдержал Дрон, – с волосатыми девиантами?! – Зря ты так... Общественный строй, сформировавшийся... – ...ясно. Подведём итог. Когда у нас, мужчин, будет избирательное право, я отдам свой голос партии амазонок. – Если они пройдут в парламент, до избирательного права ты не доживёшь. Эта пикировка, последний лучик в надвигающейся тьме, угасла внезапно, как началась. С шахты доносились выстрелы... – У них нет никакой информации... Худший расклад, когда нет информации, худший, – бормотал Эдик, всё это время лихорадочно ищущий на шакале портативного передатчика волну общей трансляции. – Нет оповещения, нет обратной связи... Худший вариант... На генерала он давно вышел теперь время от времени подтверждал связь. Основную волну, нарочно ли случайно, обрубили шайтаны, осталась резервная... Есть! – Позируй! – бросил Эдик Джули. Они понимали друг друга с полуслова. Оправив блузку, всунувшись в ненавистные каблуки, Джули-Марианн лёгким шагом направилась к стеле, не забыв помахать в виртуальную камеру. Шоу. Она обходила стелу, произнося вслух, – отличная память! – взмахивая символическим пером, включала гравировку слова «дружба» на современных и умерших языках. Эдик вёл репортаж. Его вдохновенная улыбка естественностью не отличалась, напоминая оскал. Он даже сбил немного фокус камеры, на всякий случай. За голографической трибуной, не тащить же фанерную в гору, оглаживая чёрную бороду, запрокидывая лицо в осиянную радугой зонтика высь... Шутя и срываясь на пафос... О, как солнечно он лгал! Какой полёт артистизма! В одиночку от имени Фактории повар изображал триумфальное завершение исторического визита!.. Только пальцы, своей жизнью живущие в лихорадочной переписке со штабом, дрожали. Читал, набирал... Язык работал отдельно! Они там внизу, должны думать, что всё пучком, всё по плану. И даже свои должны решить, что всё под контролем. Атака отбита, корабль шайтанов догорает, рухнувший на первой линии защиты. – Друзья мои, выйдите на крыльцо! Окиньте взглядом свои поля. Новый свет, свет будущего дня с вершины Факториала, с монумента дружбы и примирения льётся на них, преумножая... Дрон как распластался с теневой стороны обелиска, так и не выходил. Прислушивался к звукам в шахте. «Стрельба ненашенская, фурии... Эта – нашенская». Пытался соотнести, куда направлены пушки? До сих пор в одну сторону, против шайтанов, или уже... Друзья. Ведь они его друзья. Когда механический клин со скрипом вырвет петли шахты, он – что? Он будет стрелять в своих друзей? И верная присяге часть Фактории будет расстреливать с вертолётов, пытающиеся взлететь, корабли с обезумевшей частью? Братьев, отцов, друзей? Лишь бы пресечь раньше, чем пресекут, снаружи всех, правых и виноватых не разбирая? Что Эдик читает под трибуной, на своём планшете? Его лицо исступлённо вдохновенно, плечи расправлены, руки дрожат всё сильней, оттого что – глубокий выдох... Оттого, вот он взмахнул рукой и крикнул: – Мишель, нажми там запаску! Не без труда поднявшись на ноги, Мишель провёл вдоль ручки лифтовой двери, забыл, где дублирующая кнопка. Эдик вещал на последнем дыхании: – Поприветствуем девушек, которые совершили весь этот путь вместе с уважаемой Марианн... Долго было тихо. Одна за другой, в аккуратной форме, но с распущенными волосами фурии сопровождения и пятьдесят первые вышли, став торжественно в линейку.. Эдик нашёл своё место и возвратился в строй. «Трибунал и расстрел. По-справедливости». Слова прощания. Из центра управления открыли небо... Красивый межпланетный лайнер фемин показался в радужном ореоле зонтичного щита и начал снижение кругами. 17. Произошла заминка с проводами фемин и образовалась пауза. Фотографироваться с ними на память Эдик решительно не захотел, спрятавшись рядом в тень. Мишель с комом в горле вдруг подумал, что и допрашивать его не станут, и на последнем слове ему нечего сказать, даже если дадут... Ну, в самом деле, что? Про сиськи, раскрывающиеся у него в руках, которые по локоть в сперме, то есть, не побывавшие в этих руках? Пока его будут фоткать на суде и в карикатурах рисовать косматым шайтаном, по заслугам! – Они спасли мою душу! – вдруг выпалил Дрон. – Эти волосатые девианты. Если бы не они... Какое одолжение они мне сделали. Эдик покачал головой: – Медвежью услугу. Год за годом каяться, в чём не виновен, уродом себя считать, зверем, которому случайно повезло, это услуга? – Так и есть!.. Навыки, навык сыграл!.. Год за годом? Шутишь, сколько там разбираются дела по закону военного времени? – У нас не война. У нас мир и удачно прошедшая коммуникация... Миш-миш, ты чего, серьёзно? Да никто на Фактории... К феминам транслировалась заварушка, это да, а на Фактории ни генерал, никто в штабе твой закидон не видел! Помехи в эфире, атака, шайтаны, всё! Ты герой! Обещаю тебе... Эдик клятвенно сжал его руки и – всё совпало. Радуга на груди, отражение гравированных дружб... Усталостью не побеждённые глаза... Не случайное появление здесь... Как не случайны и сиськи на заду... Тёплый, этот самый взгляд из-за бортика бассейна... Когда со спины толкалась похотливая очередь, а перед ним злился и отворачивался, в газету уткнувшийся, Мишель. Перед ним – Мишель. Смотрит он только на Мишеля. Не смеётся, не подмигивает… Зачем в сотый раз, если зря?.. Просто смотрит на Мишеля, пока его трахают другие, просто смотрит... И компот! Всегда остающийся до вечера по средам, когда после тренажёрки Дрон заходит в столовую! – Это были твои мишки... Я дебил. Я ни с какой стороны, Эдик, ты знаешь. Ну, ты видишь! – Хорошая девушка, Мишель, яркая! Ты ещё доживёшь до полного легалайза. Вы поженитесь и вернётесь на Факторию по доброй воле! Домик, садик, куча детишек, все дела! Я свидетельствую, что при нападении шайтанов ты... – Эдик, я расскажу в штабе чистую правду. – В самоубийстве это тебе не поможет. Мишель, если ты решил наказать себя за то, чего не сделал! За невинную дрочку, за пустые мечты! – Я нарушил присягу. – Не поверишь, именно сейчас идут дебаты о навязанной меньшинством фемин поправке во внутренний документ самоуправляемой институции. Результат имею основания предвидеть, и докатится он до Фактории сразу, как будут приняты поправки. Суть такая, обратной силы не имеет, знаю, но для Фактории они и не были законны. Генерал... Ай, да не важно! Не ты первый, не ты последний… – Откуда ты, Эдик? Ты рос на Фактории? – Нет. Я рос на Ганимеде. Повзрослел и ударился в бега. Я рано повзрослел! Соображать начал рано, к чему дело идёт, и долго, успешно скрывался среди трансов, не будучи им! Хорошо погулял! Поймали. Но дали выбор, могли не давать... На Фактории оказалась такая лафа! Чего я сразу не улетел сюда? Кроме шуток... Мишель, я не только дырки с сиськами посещал на свободной стороне. Легальная и подпольная оппозиция там очень сильны. И ты получаешься не преступник, ты – бунтарь, авангард перемен! Как повернуть, с какой стороны посмотреть! – С любой. Я шайтан, ты... – ... как и ты, честный факторианец! Я засланный казачок от Чертовок Легалайза, держу с ними связь. Я тоже хочу свободы для всех. – А я нет! Ты другой, вы другие! Блю Риф пусть получает независимость отдельным клубом, и гуляйте! А мы – шайтаны и относиться к нам следует, как к шайтанам! – Ты перегрелся. Всё будет хорошо. 18. В камере мигал и рябил старый телевизор. «С ног на голову! Как же мне не везёт!..» Дурацкий озабоченный оператор метался от сисек к крутым бёдрам спорщиц, Дрон ловил секунды, когда в кадре мелькнёт личико Джули. «У них помада вырви глаз, похоже, выполняет функцию боевой раскраски!» Курносый профиль, подбородок задираемый надо и не надо. «Как бросается в бой! Ресницы… Ночь под ресницами. Глаза серьёзные, что не могу!.. Лошадка, по белой круглой звёздочке в каждом зрачке. Опять блузка… В ложбинку пролез уже! Выйду, оператору морду набью!» Дрон слушал краем уха. Фемины на документы ссылаются. Амазонки на прецедент... Чертовки на здравый смысл. Вызывают свидетеля. Вызывают эксперта. Ещё кого-то... – Мои глаза! На трибуне стоял и ждал, пока затихнут крики гнева и аплодисменты, типичный, настоящий шайтан. Длинные волосатые руки. Покатый лоб, мощные челюсти. Недобрый взгляд из-под бровей. Его речь оказалась грамотной, эмоциональной речью не чуждого самообразованию, немало размышлявшего молодого человека. Отрывистой. Волнение и горечь. – Я родился там. На заброшенной станции, как и мои друзья, которые смотрят сейчас на меня из тюрем и карантинной зоны, со станций и челноков. Мы не выбирали родиться – там! Мы не начинали и не выбирали войну! Фемины, что нам делать, тем, которые не поддерживают войну своего племени? Как нам быть? Дрон сидел к экрану вплотную и заворожённо слушал. Шайтан говорил, что знает всё про себя, гадать не надо. Его есть, за что судить и за что казнить. Но благодаря тому, что на кочевых, бивуачных станциях они вели свободную жизнь без физических и, увы, моральных, границ, без норм, которые вырабатываются за веком век, он успел кое-что понять. – Я знаю, что такое самки, я не знаю, что такое женщины. Не знаю, как вы мыслите и чувствуете. Не знаю, равны ли мы? Заслужено ваше господство или оно – роковая ошибка. Но я знаю, что такое мужчина. И я скажу вам, чтобы вы тоже знали. Мужчина, это самоконтроль. К чему применяет – его личное дело. Возможно, мы звери, возможно и вы звери другого порядка, термиты, муравьи... Свист в зале. – ...не хотел грубить. Другой вид социальных животных, но... Но расстреляв нас, вы так и не узнаете, что кибитки шайтанов к вожжам, на облучок допускали тех именно, кто в самоконтроле был хоть на ступеньку, а выше! Правду сказать? Они ненавидят вас! Те, что рулят моим племенем, люто ненавидят вас! Даже звери, которых мы истребляем в своей среде по мере возможности, глядя на которых, вы судите обо всех нас, они ненавидят меньше! Они вас ловят и где-то любят иногда! Сохраняют вам жизнь! Свист, гневные крики. – Но нам нужно что-то делать с собой, с этими миром без мира, с войной без конца... Нам нужно что-то решать вместе. Свист, аплодисменты. Краска бросилась Дрону в лицо. «Убогий, молодой, звероподобный... Достойный президент следующего века». Пока Дрон мечтал о белых, сдобных сиськах, неподалёку происходила взрослая жизнь. 19. Напротив камеры витражная стена храма. Отличная идея для брутальной планеты. Мужикам лень договариваться по существу вопроса, молчаливый же компромисс способен длиться годы и годы. Каким богам посвящать общественное культовое сооружение? Как распределять дни, если оно будет многим конфессиям принадлежать? Архитектор оказался гений. Не внутренне убранство, а внутреннее пространство отсутствовало как таковое! Зато главное на месте – красотень витражных окон. Высокая стена, округло сходящая на купол, давала тень в жару сидящим надзирателям и заключённым на прогулке. А кто встал поодаль, возносись взором в сквозное окно и воображай за ним божество, какое твоей душе угодно, бликам разноцветным подставляй небритую морду, как благодати. Разноцветные солнечные зайчики переполняли камеру, казалось, им тесно в ней... Чем ниже опускалось солнце, тем ярче и теплей они светились. Завтра и Дрона ждёт допрос. Как порядочного, как политика, не в клетке, а на трибуне. Так что, беря заполненные на него бумаги, Дрон удивился только, почему их принёс генеральский секретарь. Перед главным боссом не повинившись, не повидав его, Дрон имел оттого нудящее беспокойство. Просить снисхождения, намерения нет. Минуту бы, сказать, что дурак, а не подлец, осознал, понимает. Кивая на строчки с галочками, – «тут, тут распишись, это тебе оставляю, здесь распишешься, когда прочтёшь...» – Дрон вспомнил про пакетик с орешками. На пакетике – весёлый какаду с банкой пива в лапе. – Передай от меня Гоу? Из карцера с приветом. Секретарь понимающе улыбнулся и заторопился: – За тобой пришли. – Как? Вертолёт не на утро разве? Но в дверях стояла уже другая личность и помахивала пропуском, да, на утро. Джули закрыла за собой дверь и сформулировала чётко: – Поправки вступили в силу. Мной получен патент на временное пользование. С возможностью пролонгирования вида на жительство в поясе Эн-два уровня планетарной системы, не считая моих личных спутников. – Чего?.. – У меня патент. – На что? – На одного мужчину с Фактории. На тебя, когда отсидишь. А пока право на свидания. – Вы распродаёте мужчин Фактории? Про гарем это была не шутка?! – Что значит распродаём? Не поняла. Брачный патент недействителен без твоей подписи. Разумеется, всякий потенциальный резидент гарема вправе отказаться... Ты отказываешься? – Я согласен! – Хорошо. – По-деловому кивнула Джули. – От-тут чиркни... Завтра тебе сменят статус в паспорте, кода прилетишь показания давать. Ну, а раз так, чтоб амазонки не заспорили формальность процедуры... А они могут! Ещё те крючкотворки! Сутяжницы! Позавидуют, и оспорят в суде. Есть чему завидовать, я – историческая личность! Я первая от начала Гендер Армс беру мужчину с Фактории! Чтоб не оспорили, надёжней вступить во владение прямо сейчас, чтоб не де-юре, а де-факто... Вот, что значит молодой, амбициозный политик! «Сбыча мечт!» Вступить во владение Мишель был более чем готов! Ряд медных пуговок на блузке Джули горел под солнцем и плавился под его взглядом... «Всякая тварь для пользы рождена. Амазонки вот, например, что хорошего сделали: уничтожили моду на бельё. В непристойность возвели ношение белья, как патриархальный пережиток! Сердечное им за это мужское спасибо!.. Э... Дай я сам... Притормози... О, нет-нет же!.. Поздно...» Пряжка щёлкнула, юбка упала, блузка через голову полетела к ней. «Не-ус-пел!» Мишель пасть захлопнул и заскулил, вдруг разразившись гомерическим хохотом отмщения за тот, на Пике Факториала: – Ты-ты-ты! Чертовка, ты всё испортила! Витражная радуга на тюремной двери, под ней – обнажённая, сливочно-белокожая пуся, с недоумением в плечиках: – Всё-всё-всё? – передразнила Джули. – Мне очень жаль... А что именно? В солнечных зайчиках с ног до головы, натурально, маленький оленёнок.