Самолет совершал посадку сразу после полуночи. Он почти засыпал за рулем. Этого метронома мигающей искусственной желтизны и накрапывающего вполголоса джазового радио еще минут двадцать, и он будет на месте. Стоит только встать на ноги, и он взбодрится. Поверх паутины ярких дорог белая луна, неполная, протекала медленно, как минутная стрелка, возвращаясь через просветы облаков прямо из отстраненной пустоты, бывшей ей домом. Всегда, вечно и неизменно одна. Усталость порождала в нем чувство приятного небытия, и несколько раз он проваливался в резкий и яркий сон, словно вышагивал в иной свет и запах на отчетливую секунду, управляемую таймером. Таким же, как на его взрывателе рядом, на пассажирском сидении. Почти пассажир. Его психометрический консультант советовал в настоящий момент не подвергаться стрессовым упрощениям извне, а лучше всего где-нибудь в стороне, тихо и не торопясь, расположить события в правильной перспективе. На каких-нибудь совершенно бессмысленных островах с мелодрамой рекламного климата. Где угодно, как можно более на краю света, да, с пересадкой через Европу. Билет на рейс ему доставят в офис, курьером, незамедлительно. Какие-нибудь вещи? Да нет, все уже будет там, в номере. Разве что вот эту небольшую коробочку, в ней кое-какие лекарства, антидепрессанты и витамины, надо будет начать пить сразу после прилета, там ее и распакуете, нет, акклиматизации не потребуется. Напоследок он выкурил сигарету у распахнутого окна на сто восьмом этаже, щурясь, как престарелая птица на ветшающий лес небоскребов. Парковщик был новичком или просто дебилом, суетясь и театрально жестикулируя. Его спорт-купе Subaru произвел завихряющееся бурление по всей автостоянке, оттеснив Infiniti с господином в стиле Лукаса Кранаха Старшего, MINI Cooper c блондинкой и двумя терьерами и микроавтобус с хипстерами. Если бы не его особая миссия, он бы бросил машину прямо на подъездной дороге, съехав в изумрудно-черные травы, и будь что будет. Все-таки припарковавшись, он некоторое время уделил взрывателю. Внешне - обычный телефон, ничего особенного. Вот только в коммуникационную плату добавлен монокристалл с координирующей настройкой, ждущей своего часа, минуты и долей секунд. Подвешенный в режиме ожидания, как и все в этой жизни, на паутинной нити, в сумеречном краю бестолковых попыток начать все сначала или покончить с чем бы то ни было. Заставка на экране - улыбающийся андроид с листиками марихуаны в лапке - означала, что все в порядке. Как раз в таком, за который ему на карту уже перевели все восемь миллионов. Теперь надо выпить кофе, чтобы сделать кровь более осмысленной. И склонить циферблат жизни в сторону своего времени. Положив телефон во внутренний карман куртки, он вылез из машины и, оглядевшись, направился к кофейне. В час, когда цикады вспенили своим пением душный ночной воздух, словно декорация эпоса, над аэропортом наползла панорамной крышей и взорвалась шквалом черного тропического дождя широчайшая туча, так что Airbus заскользил колесами при посадке по ливневой пленке на полосе. Его начало заносить влево, и в салоне раздались крики. Четыре километра он дрожал в отчаянном усилии торможения, и люди вцепились в подлокотники, словно бы стараясь руками замедлить налетающую, дышащую им в лицо смерть. Прыгающую картинку за окном озаряли молнии. Сидевшим с левой стороны повезло чуть больше: они воочию наблюдали, как заградительные огни надвинулись, бешено заплясали и, наконец, замерли буквально в нескольких метрах от иллюминаторов. Его соседа рвало прямо на брюки. Плакали дети, и кто-то еще стонал, то ли от счастья, то ли от стыда. Как только он с большим стаканом кофе сел у окна, с неба обрушился водопад, и кафе показалось ему продолжением того сна - перфорированного на мгновения обморока - который он видел в машине. У сна был отчетливый вкус кофе Starbucks. И вот еще что странно: он почувствовал, что на самом деле всю жизнь ему снилась одна и та же короткая инсталляция, только каждый раз ее пересказывал ему новый голос. Новый свет падал на бесконечно древнюю и простую картину, от смысла которой ты просыпаешься прямо в смерть, потому что больше деваться некуда, и нет сил убегать от самого себя. И ты сворачиваешься в точку, поглощаясь самим собой и отпуская на свободу то, что иногда называют душой - усилие не иметь с этой жизнью ничего общего. Пора, сказал он почти вслух. Время пойти и сделать это.