Нельзя жить в ссоре - Ну-ка, расскажи, Гриша, какая у тебя в интернате жизнь была? – попросил Евлог друга. - Да что там рассказывать? Отлично жили, - широко во всё лицо улыбнулся Гриша, собирая вместе еле тлеющие угольки затухшего костра. У Гриши ярко-рыжие волосы, лицо сплошь усыпано веснушками, он любит разводить костры, за это демьяновские ребята между собой даже прозвали костровым. Других ведь и палкой не заставишь нагнуться к земле и ковыряться в золе, дуть на горячие угли, приблизив к ним кусочек бересты, добывая таким образом огонь, может, оттого, что едкий дым, попадая в глаза вызывает слёзы. Но вот тонкая сухая береста от жара сморщилась, как старушечье лицо, от неё вверх потянулся белый дымок и, наконец, вспыхнуло робкое пламя. Гриша тыльной стороной ладони вытер выступившие из глаз слёзы, добавил к загоревшейся бересте тонкие сухие ветки с лишайниками, огонь, найдя новую пищу, тут же перескочил на них, повеселел, осмелел и заиграл. Теперь можно уже кидать в разгоревшийся костёр сучья потолще, пусть горят, дымом отгоняя надоедливых комаров. Самое любимое место для игр ребятни – Егоркин холм. Почему Егоркин? А потому, что здесь, на этом холме захоронен молодой парень Егор, который покончил с собой, застрелившись из ружья. Лес здесь молодой, растут редкие мелкие ёлочки. Несколько ложков делят холм на более мелкие холмики и играть тут в войнушку мальчикам очень интересно. Почва сухая, сплошь покрыта мохом, валяйся, сколько душе угодно, не боясь испачкаться. Расселись пацаны под елью на самодельных скамейках из чурок и досок вокруг костра. Одеты все в поношенную одежду, на коленях брюк и на локтях рубашек наложены заплатки, у мальчиков ведь именно эти места больше всего и страдают, на глазах рвутся и истираются. Гриша и Евлог среди них самые старшие, в этом году поедут учиться в Веждино вместе с Шуриком. Но Шурик с ними уже не играет, он перешёл в восьмой класс, поэтому считает себя взрослым и держится независимо, сторонится малышей. Остальные мелкота, они ещё в Демьяновке в начальной школе пусть поучатся, наберутся ума-разума. Евлог – командир. Он держит среди своих подчинённых военную дисциплину, без этого никак. У каждого под сердцем лежит военный билет, у некоторых кармашек даже булавкой приколот, чтобы во время игр случайно не выронить и не потерять. Это согнутый пополам кусочек картона, на обложке нарисована красная звезда, а чуть ниже чёрной тушью печатными буквами выведено: «Военный билет». Внутри фамилия, имя, отчество и воинское звание. Евлог – лейтенант, командир взвода, Гриша и Тарас – сержанты, остальные рядовые. Гриша – командир отделения, а Тарас – ординарец Евлога. Военный билет совсем как настоящий документ, только фотокарточек и печатей нет, да это и не важно, ведь все друг друга и так знают. Кроме этого у каждого воина есть тайная кличка и между собой они обращаются друг к другу только по кличкам. Евлог – д,Артаньян, Гриша – Атос, Тарас – Портос. Себе и друзьям эти имена Евлог одолжил у понравившихся ему мушкетёров. Четвёртый мушкетёр – Альберт, сын кузнеца, он живёт в соседней Кирде. Он – Арамис, командует своим отделением. Но во время каникул демьяновские видятся с ним редко. У каждого в кармане деревянный пистолет, какой же ты военный без оружия? При подходе к месту дислокации лагеря один отделяется от остальных, чтобы добежать первым и, стоя возле ели с автоматом, у каждого спрашивает пароль, проверяет документы. Если кто не знает пароля или забыл военный билет, то его не допускают к играм. Пароль каждый день обновляется, чтобы ни один шпион не смог проникнуть на их военную базу. А как же? Здесь всё по-настоящему, по-взрослому, тут не в бирюльки играют. Хоть ростом Евлог выше всех, но по возрасту Гриша старше, прошлой зимой полгода уже учился в Веждино в пятом классе, но заболел, целый месяц лежал в больнице, отстал от сверстников. Поэтому весной мать обратно привезла сына в Демьяновку и последние три месяца Гриша снова ходил в четвёртый класс, сидел с Евлогом за одной партой. В этом году и Евлогу придётся оставить родной дом, перейти учиться в Веждино, ведь в Демьяновке только начальная школа. Именно из-за этого мальчику и хочется узнать как можно больше про большой таинственный мир райцентра. - В интернате, конечно, неплохо, мощно можно жить, толпой весело. И никто там не ябедничает, как здесь, никто не плачется, что вот расскажет о твоих проделках родителям. Если бы ещё не было воспитателя и сторожа, то вообще бы отлично было. Они всю жизнь в интернате и портят. Воспитатель Алексей Иванович, но мы его зовём Дырявым Бубликом, или просто Бубликом. - Почему Дырявым Бубликом? – изумлённо взглянул Тарас на Гришу. Он, как и Гриша, тоже рыжий, но не такой яркий, волосы у него желтоватые. - В голове дыра у него, потому и Дырявый Бублик, - захихикал Гриша, откинувшись назад. – Во время войны осколок ему голову пробил да так и осталась дыра величиной с пятак. Кости там нет, только тоненькая кожа прикрывает мозг. А когда он рассердится, то в дыру видно, как мозг быстро-быстро пульсирует. Мы же специально стараемся его доводить до белого каления. Раньше он, говорят, работал завроно. - А что это такое, завроно? – заинтересовался Евлог неслыханным ранее словом. - А кто его знает? Вот тех, кто рубит лес, называют лесорубами, разносчиков писем и газет почтальонами, а завроно, может, двери открывал-закрывал перед начальством? Кто его знает? – снова во весь рот рассмеялся Гриша. – Утром придёт и в семь часов нас будит, за ноги трясёт. А мы будто никак не проснёмся, специально громко храпим, валяемся в кроватях. Потом, наконец, позёвывая и потягиваясь, вылезаем из-под одеял. Бублик видит, что мы встали, и выходит будить девочек. А мы тем временем снова быстро в постель залезем. Придёт от девочек и начинает орать: «Вы всё ещё не встали?! Давайте быстро поднимайтесь! В школу опоздаете!» Наконец нехотя встаём, умоемся и в школу бежим. Вечером же в шесть часов посадит нас всех за длинный стол, сам из кармана достанет газеты, очки нацепит на нос и читает. И целых три часа нас так держит, дурак! Мы же потихоньку между собой шепчемся, смеёмся. Бублик очки снимет, сидит, смотрит на нас некоторое время молча, потом как гаркнет: «Гриша, замолчи!» Успокоимся, посидим, потом снова шептаться начинаем. В девять часов только распускает нас, сам домой спать идёт. - Три часа держит?! Что, даже в туалет не выпускает?! – округлил глаза Тарас. - В туалет пускает. Встанешь из-за стола, к двери направишься, а Бублик на тебя зыркнет: «Гриша, ты куда?!» «В туалет». «Ну, ладно, сходи». А как Бублик домой уйдёт, то сторожиха останется старшей. Чуть-чуть громче если разговаривать, или смеяться будем, тут же придёт и принимается нас ругать: «Спать ложитесь! Нечего шуметь!» Да вдобавок лампочку с патрона выкрутит и унесёт, чтобы темно стало и мы спать улеглись. А в темноте громадные, как кошки, крысы вылезают из-за печки и по полу бегают, пищат. Весёлый концерт устраивают. Мощные крысы, а хвосты вот такие длинные, - развёл руками Гриша, показывая, какие у крыс хвосты. – Зимой же по утрам холодрыга, из тёплой постели вылезать неохота, пригрелся ведь за ночь под ватным одеялом. Лежишь и кричишь на дежурного, чтобы печку топил. А когда сам дежурный, то на тебя орут. Быстро-быстро встаёшь и бегом одеваешься, чтобы не успел остыть. Побежишь умываться, а в умывальнике вода замёзла. А, чёрт с ним, с умыванием, подумаешь, глаза кулаками потрёшь да так и в школу побежишь. Старшие ребята, конечно, подождут, когда вода в чайнике на плите прогреется, нальют в умывальник и умоются. Ничего, вот попадёшь в Веждино и сам всё увидишь. Тебя там всему научат, - Евлогу по спине покровительственно хлопнул ладонью Гриша. - Да, придётся уж познакомиться с тамошней жизнью, - согласился Евлог. – Даже как будто дрожь берёт, страшновато немного. - Зря боишься, - махнул рукой Гриша. – Привыкнешь и мощно будешь там жить, как дома. - А ты, случайно, не знаешь, в учебниках на обложке снизу пишут: «Учпедгиз», что это такое? - Точно не знаю. Но мы расшифровываем так: «Умер Чапаев, победа его, дети героев идут за него», - торжествующе продекламировал Гриша. - Здорово! – восхитился Евлог. – Сам придумал? - Нет, куда мне? Просто от друзей слышал. Да, много чего интересного узнал Гриша, оказывается, за полгода жизни в Веждино, многому научился. - А кино «Чапаев» ты много раз смотрел? – с интересом взглянул Евлог на Гришу. - Конечно! Уже несколько раз! Мощный фильм! - А я ни разу, - огорчённо вздохнул Евлог. - Не везёт мне. - Ничего, не расстраивайся, в Веждино посмотришь. Там же постоянно кино крутят, да ещё по нескольку раз в день. На некоторое время примолкли, только комары, пробивающиеся через отгоняющий их дым, пищали возле ушей да трещал костёр, жадно пожирающий сухой хворост. - А теперь угадайте, как будет в мужском роде стрекоза? – откинулся назад всем телом Гриша и задорно оглядел всех сидящих вокруг костра. Чуял ведь, что никто этого кроме него тут не знает. - Может, стрекоз?... – неуверенно произнёс Евлог. - Нет. Никто не знает? Стрекоза в мужском роде будет стрекозёл! Среди мальчиков раздался дружный хохот, шутку Гриши оценили положительно. - Ещё что-нибудь знаешь? – хотелось расширить кругозор Евлогу. - Много всяких присказок знал, но позабыл уже. Если что вспомню, то расскажу. Ветер повернул едкий дым сторону мальчиков, они как могли увёртывались от него, чтоб защитить глаза. - Вот в кино показывают таких сильных, смелых, отважных людей, надо бы и нам тренироваться. Чтобы потом никто уже на тебя не посмел с кулаками полезть, - взгрустнулось внезапно Грише. – А то в Веждино всякие люди встречаются. - Да где тут у нас тренироваться? – развёл руками Евлог. - В городе, говорят, всякие тренажёры придуманы, на самолётах можно крутиться, с вышек на парашюте прыгать. - В Веждино тоже есть спортивные секции, физруки проводят. Там можно заниматься, мышцы накачать. - Тогда давай так и сделаем, как только в Веждино прибудем, сразу запишемся в эту секцию, а после школы пойдём в Суворовское Училище, будем офицерами! Ладно? – Евлог хлопнул Грише по плечу. - А что? Можно попробовать, если примут. - Надо вообще-то тут поляну расширить, чтобы можно было в футбол играть. Если свалить вон те деревья, то уже вполне пригодное поле получится, - кивнул Евлог на растущие поблизости раскидистые сосны. - А что? Пару штук запросто можно свалить. Топор у нас есть, - согласился Гриша. – Если их убрать, то мощная площадка получится в футбол гонять. А у тех двух сосен высокие пни оставим и пусть стоят, как штанги ворот. - Ну, вот и хорошо. Давай сейчас и свалим, что время зря терять? – поднялся с места Евлог и взялся за топор. – Пойдём и срубим. Евлог широкими шагами подошёл к самой ближней сосне, плюнул на ладони, чтобы топорище не скользило и принялся за работу. Хоть с топором вроде с малолетства на ты, но всё-таки не получается, как у отца. Тот каждый раз попадает в одно место и рубка у него выходит гладкая, аккуратная, а у Евлога топор то чуть повыше ударит, то чуть пониже, будто не рубит, а грызёт ствол дерева. А спустя короткое время и вообще устал. - Давай я поработаю, - подошёл к товарищу Гриша. – Отдохни, вспотел, вон, весь. - Ладно. Хотя до сердцевины уже добрался. И в это время в голову Евлога пришла мысль: «А что, если на сосну забраться и свалиться вместе с ней? Чем не парашют? И никакой тебе вышки не надо!» - Погоди-ка рубить, остановил он Гришу. – Я сейчас поднимусь на дерево, вы срубите его, а я как на парашюте на землю спущусь. - А не расшибёшься? – с сомнением покачал головой Гриша. – Не боишься? - А чего тут бояться? – пожал плечами Евлог. Он схватился за нижние толстые ветки и легко забрался до середины ствола, гда сучья ещё толстые и удобно за них держаться. Сел на них ногами в ту сторону, куда должно упасть дерево, ствол зажал между ног и крикнул: - Рубите! Только толкайте вперёд, чтобы я на спину не грохнулся. Внизу мальчики, сменяя друг друга, дружно работали топором. Евлог же сидел на дереве и вся окрестность ему широко и красиво открылась. Но не слишком ли высоко он забрался? Хоть внизу перед пацанами и хорохорился, показывая, что всё ему нипочём, смелости ему не занимать, а тут наверху, где ветер так и гнёт, мотает верхушку сосны, в сердце невольно закрался страх, появилось опасение, что вдруг те, оставшиеся внизу, не сумеют правильно подрубить дерево и оно свалится совсем не туда, куда Евлог ожидает. Если шмякнешься на спину, то кто знает, как обернётся его показное геройство. И Евлог крепче схватился за смолистый ствол с рыжей корой. Но вздохнул глубоко и успокоил себя, что совсем нечего бояться, подрубят, как положено, работа для всех эта с детства привычная. А внизу работа идёт полным ходом, топором машет то один, то другой, щепки летят во все стороны, дерево сотрясается от ударов, сверху сыплются сухие сучки и шишки. - Падает, держись! – кричит Гриша. Но Евлог и сам всем телом почувствовал, что дерево сначала медленно-медленно, а потом всё быстрей и быстрей пошло крениться, и именно туда, куда направлены его ноги. Затем мальчик перестал ощущать свой собственный вес, он повис в воздухе, а руки судорожно держались за ствол, сосна неудержимо тянула вниз, сердце готово через рот выпрыгнуть из груди. Земля с бешеной скоростью приближается, верхушка сосны согнулась кверху от напора воздуха. Сосна грохнулась на землю, Евлог благополучно стал на ноги. Вот и всё, оказывается, а как же страшно было падать! Мальчика тут же окружили друзья: - Ну, как?! - Мощно спустился! – улыбается Гриша. – Молодец! - Во! – показал большой палец Евлог, лицо его хоть и бледное от пережитого страха, но улыбка до ушей. – Отлично! А падать страшновато! Кто-нибудь ещё попробует? Решились Гриша с Тарасом. Они тоже, как и Евлог, благополучно спустились с высоты на грешную землю. - Ну и хорош, устали, - Гриша вытер рукавом рубашки струвшиеся по лбу капельки пота и бросил топор на землю. Хватит, так хватит, - согласился Евлог, он тоже стоял весь разгоряченный и потный. – Эти деревья в другой день уберём, а пока давайте разделимся на команды и поиграем в войнушку. Я и Гриша – матки. Евлог с Гришей стали рядом, положили руки друг другу на плечи, а остальные подходили к ним парами и спрашивали: - Пушка или пулемёт? - Танк или самолёт? - Ёлка или сосна? И Евлог с Гришей по очереди выбирали себе в команду игроков. Подошли Тарас и Валерий: - Матки, матки, чей допрос? Капитан или матрос? Евлогу, конечно, было выгоднее, если к нему попадёт Тарас, он ведь старше Валерия и поэтому шустрее. Капитаном более подходит Тарас, но так уж слишком просто, они же, очевидно, схитрили. Валерий вряд ли бы согласился на матроса. - Матрос, - ответил Евлог после короткого раздумья и с лёгкой радостью увидел, что в его команду попал Тарас. После жребия все разошлись собирать шишки. Сосновые для игры не годились, они мелкие, лёгкие, их далеко не кинешь. Кидаться лучше всего еловыми шишками, причём прошлогодними, которые пролежали зиму во мху, смола вышла из них, к рукам не прилипают, и в достаточном количестве вобрали в себя воду, поэтому тяжёлые. Если такой шишкой бросаться, то она летит далеко и хорошо в цель попадает. Обе команды с полными шапками шишек разошлись в разные стороны, чтоб потом медленно осторожно сближаться. В кого попадут шишкой, считается убитым и выходит из игры. Выигрывает та команда, в которой останется хоть один живой. - Всем рассредоточиться, образовать цепь. Но далеко не расходиться, чтоб видеть своего соседа. Вы направо, вы налево, я же буду держать центр, - дал указания Евлог своим воинам. – Не торопитесь, будьте крайне осторожными и не отрывайтесь от цепи далеко вперёд, не заметишь, как убьют! Ну, пошли! Укрываясь за деревьями, осторожно, где на четвереньках, а где и ползком, стали медленно сближаться с противником. Впереди тишина, но она обманчива, лес полон врагов. Гриша навстречу им так же ведёт свой маленький отряд. У них тоже полные кепки боеприпасов, чуть зазеваешься, сразу получишь гостинец в грудь, в спину, а то и в лоб. А такого никому не хочется. Лёжа за густыми ветвями разлапистой ели Евлог внимательно следил за ходом событий. Справа виднелся Тарас, на левом фланге тоже есть прикрывающие. Впереди никого не видно и не слышно, можно сменить позицию. Евлог приподнялся, перебежал немного вперёд, упал за деревом и притаился, наблюдает дальше. Тут спешить нельзя, надо держаться очень осторожно, даже дыхание задерживать, чтобы стук сердца в груди не выдал тебя, только тогда есть возможность первым заметить противника. Справа и слева до Евлога доносятся шорохи, а иногда и треск сухих сучков. Бестолковые, так и не научились передвигаться осторожно, как настоящие разведчики. А, может, можно ещё чуть-чуть вперёд переползти и спрятаться вон за той ёлкой и там подождать? Нет! Излишняя спешка может привести к разгрому твоего отряда, пусть пока на полную мощность работают уши и глаза. Лежит Евлог, не шелохнётся, до звона в ушах прислушивается и до слёз напрягая глаза, наблюдает. И тут до ушей долетел какой-то посторонний звук, очень слабый, еле уловимый, но это не шум ветра наверху в ветвях деревьев, и не неосторожные шаги друзей-однополчан справа и слева, а именно спереди вроде бы хрустнула сухая ветка. Значит, к нему кто-то приближается. Мальчик всем телом вжался в сухой мох, если бы мог, то и в землю бы зарылся. До боли в глазах всматривается вперёд, стараясь первым заметить неприятеля. Но вот еле заметно дрогнула хвоя растущей спереди пихты, покачалась и затихла. Опять никого не видно. Показалось, что ли? И вдруг неожиданно оттуда высунулась красная, как солнце, рыжая голова Гриши. Он не видит Евлога, а как кошка за мышью, следит за попавшимся ему на глаза Тарасом. Тарас же опрометчиво слишком далеко вперёд выдвинулся, оторвался от общей цепи, поднимет голову, зыркнет туда-сюда и снова вперёд ползёт, а фланг-то открыт. Наверно, себя очень уж умным считает. «Дурак, оглянись налево!» - ругает Евлог в мыслях друга. Вот Гриша тихо-тихо обошёл пихту, укрылся от взора Тараса и так же осторожно поднялся на ноги, лёжа ведь стрелять неудобно. Стоит ещё полусогнувшись, в правой руке шишка приготовлена, вот-вот «убьёт» Тараса. Но при этом он сам подставился Евлогу. И Евлог упругой сжатой пружиной мгновенно выпрямляется, вскакивает на ноги, раз и другой успевает кинуть шишкой в Гришу. Тот от неожиданности вздрогнул, круто обернулся, понял, что его «убили», протяжно застонал и упал. Такая договорённость, что если тебя «убьют», надо громко стонать, упасть и некоторое время сучить ногами, а затем замереть, чтобы всё было по-настоящему, как в кино показывают. Оставшихся без командира остальных бойцов легко перебили и вот уже по лесу прокатилось раскатистое «Ура!» подразделения Евлога. - Сыграем ещё раз, теперь меняемся местами. Гриша со своими отошёл на запад, а счастливая в результате быстрой победы команда Евлога отбежала на восток. И снова Евлог со своими бойцами тихо-тихо от дерева к дереву приближаются к скрывшимся врагам. Но те тоже не спят, двигаются навстречу, стараются раньше обнаружить противника, чтобы поодиночке перещёлкать их. Вот справа шевельнулась ветка, другая. Значит, там кто-то есть. Сейчас Евлог аккуратно совершит фланговый манёвр, обойдёт противника с тыла и выбьет из игры. На это у него умения хватит. А, это Валерий! Уже хорошо видна его синяя в клетку рубашка. Евлог с улыбкой поднимается на ноги, поднимает руку с шишкой и в это время в него самого попадает шишка. Изумлённо оборачивается и видит Гришу, который с довольной ухмылкой глядит на него: «Падай, я тебя убил!» Евлогу стало до слёз обидно, так неохота было падать на землю, извиваться там от мнимой боли, показывая, как он страдает от страшной раны в спине, а затем затихнуть, дрыгнув перед этим несколько раз ногами. Да, хорошо было смотреть на такое представление, когда ты сам вышел победителем. А теперь уже над тобой, над лейтенантом, станут смеяться, указывать пальцем. И Евлог неожиданно вскипел, круто рассердился и изо всех сил шишкой, которую всё ещё держал в руке наготове, саданул Гришу по неприкрытой голове. Шишка с громким стуком шмякнула прямо по макушке. Гриша тоже рассердился от такой неожиданной запрещённой выходки Евлога и в ответ бросил шишкой в него. Но тот успел пригнуться и шишка пролетела мимо. Евлог выпрямился и снова бросил шишку в Гришу, и снова попал по голове. Гриша в ответ кинул в Евлога и опять промазал. Тогда Гриша прикусил губу, посмотрел на Евлога ненавидящим взглядом, высыпал из кепки весь боезапас, вытащил из кармана военный билет, порвал его на мелкие кусочки, бросил обрывки Евлогу в лицо, повернулся и быстрыми шагами направился домой. Евлог и собравшиеся вокруг него мальчики поняли, что с сегодняшнего дня дружбе с Гришей пришёл конец. Как же некрасиво получилось! И отчего так сильно вскипел Евлог? Не надо же было буквально из ничего рассердиться! И почему он не смог сдержаться? Привык, что постоянно остаётся в живых, а его команда выходит победителем, а сегодня вот получилось иначе. Его самого «убили». Но не всегда же ты одолеваешь врага, иногда и он может оказаться сверху. Надо уметь проигрывать, изо всех сил показывать, что ты не обиделся. Игра есть игра. Один выиграл, другой проиграл. И никогда заранее не знаешь, кто выйдет победителем. Что тут поделаешь? Для этого и играют. Так хорошо целое лето дружили мальчики, каждый день после работы в ближнем лесочке время весело вместе проводили. И вот сегодня Гриша рассердился на Евлога и порвал военный билет. А кто виноват? Конечно, сам Евлог в первую голову, кто же ещё?! Теперь бы Евлогу пойти к Грише и попросить прощения, вновь подружиться с ним, но Евлог ни за что не пойдёт на это, гордость не позволяет. И Гриша, конечно, к нему не придёт, он тут вообще ни в чём не виноват. Вот так дружба и погасла, и это в конце августа, когда пришла пора пойти учиться в Веждино, в большое чужое село, в незнакомую школу, где бы им стоять плечом к плечу, крепко держаться друг за друга. В коричневом вельветовом костюме, в обрызганных грязью резиновых сапогах, в чёрной кепке на голове, Евлог шагает рядом с сестрой Катей по улице райцентра. За спиной у него сшитый матерью из зелёной плотной материи рюкзак. Изредка мимо них то туда, то сюда проезжают грузовые машины, поднимающие тучи серой пыли. Она подолгу висит в воздухе, проникает в глаза, в нос, в рот, садится на одежду, пока еле заметный ветерок не отнесёт её в сторону. Живущим в домах прямо возле улицы из-за этого она доставляет большие неудобства. Даже в жаркую погоду нельзя открывать окна, в большинствах домой даже не сняты на лето двойные рамы. На стены домов, на листву редких берёз вдоль улицы пыль оседает толстым слоем. Из-за этого всё село кажется одинаково серым. И как тут люди живут? Ведь даже дышать нечем. Всё здесь удивляет Евлога. По мосткам, изготовленным из толстых плах, гоняют кое-как одетые мальчики на самодельных деревянных самокатах с железными колёсами из подшипников. Малышня катает с помощью палочек железные обручи от бочек, прибитые к длинным палкам консервные банки, колёса от детских велосипедов. Но нет-нет, да и встречаются такие, кто на всамделишных велосипедах катается, эти, видно, из богатых семей, малыши на трёхколёсных, а кто постарше, и на двухколёсных. Интересно, как они удерживаются, почему не падают? Ведь всего два колеса, странно! Кое у кого ноги ещё не достают до педалей, так они умудряются боком кататься, просунув одну ногу между рамой. Да, вот Евлогу бы такой велосипед! Да по Демьяновке проехаться с высоко поднятой головой, чтобы все, а особенно Гриша, завидовали ему. Да откуда ему… Взрослые парни модные, волосы у всех ёжиком вверх торчат, в поглаженных узких коротких брюках, снизу штанины у некоторых слегка распороты, чтобы свободнее можно было снимать и одевать их. Сами, наверно, воображают, что со стороны выглядят красиво. Конечно, у кого ноги полные, на них вроде такие брюки ладно сидят, а у кого тонкие, те вообще ходят как длинноногие журавли, смешно на таких глядеть. Не знал мальчик, что пройдёт совсем немного времени, и ему самому стыдно будет ходить в широких брюках и он с помощью сестры Кати ушьёт свои штаны. Девушки красивые, с короткими причёсками, некоторые вообще подстрижены под мальчишку, в коротких, выше колен, юбках, в туфлях на высоких каблуках так и цокают по тротуару, далеко разносится стук. Да, Веждино оказалось очень большим селом! Домов столько, что не сосчитать, да и стоят в несколько рядов от центральной улицы, с одной стороны до самой Вычегды, а с другой до полей. И построены не вразброс, как в их деревне, кто куда захотел, а строго по прямой линии, красиво. Но все дома деревянные, рубленные, только некоторые обшиты узенькими тёсом, который, как потом выяснил Евлог, называется вагонкой, и покрашены. На каждом доме прибит кусочек жести с номером. А рядом с номером нарисовано или ведро, или лопата, или багор. Это говорит о том, кому какой инструмент надо с собой брать при пожаре. Бежать сломя голову не с пустыми руками, а с нужными предметами. И новые дома есть, и старые, полуразрушенные. А на одной покрытой мхом крыше даже берёза растёт! Удивительно! Листья зелёные, не засохшие, хотя вряд ли кто-нибудь поливает её там наверху. Понятно, что дождь изредка всё-таки мочит. Внизу величественно раскинулась Вычегда, которая подходит к Веждино откуда-то с юга, затем круто поворачивает на запад. Она, наверно, раз в десять шире речки Вежа, возле которой стоит родная Демьяновка. По реке туда-сюда сновают лодки, изредка показываются даже и с надсадно ревущими моторами, те значительно быстрее простых весельных. Несколько лодок стоят на месте, видать, на якоре, на них сидят мальчики и удят рыбу. А возле противоположного берега раскинулся остров, весь заросший зелёным ивняком. Красиво! Если бы такой остров был возле Демьяновки, то Евлог со своими друзьями обязательно построил бы там штабик и они бы там интересно играли в войну. Как хорошо там в густых зарослях партизанить! А здесь справа возле дороги на одинаковом расстоянии друг от друга растут огромные и толстые деревья. Будто пять братьев рядом поднялись, наверно, кто-нибудь их там специально посадил. По виду осины, но это вряд ли осины, они такими большими не бывают. - Катя, это что за деревья? - Это тополя, - равнодушно отвечает сестра. – Это место так и называют: «Пять Тополей». Иди быстрее, не отставай! Да рот так широко не разевай, а то ворона ненароком залетит! Евлог догнал Катю, старается шагать рядом, не отставая. Но через какое-то время снова забывается. Стоя любуется на возвышающийся на горке красиво разукрашенный дом с широким балконом, который выглядит, как царский дворец. - Катя, а кто здесь живёт? - Большие начальники – работники райкома и райисполкома. - А-а, - кивает головой Евлог, как будто он что-то понял из объяснения сестры, вроде он и правда знает, что такое райком и райисполком, такие слова ведь он впервые слышит. Навстречу им шагает мужчина в хромовых сапогах, брюках галифе и синем кителе с погонами. - Солдат? - Какой солдат!? Милиционер! И правда, солдаты ведь в светло-зелёной форме ходят, и как это Евлог сразу не сообразил? - «Аптека», - читает мальчик вывеску над дверью с высоким крыльцом. – Что это? - Здесь лекарства и витамины продают. А вон внизу наша школа. Там мы с тобой будем учиться, - показывает Катя на большое двухэтажное здание возле самой реки. - Вот это да! – округлились глаза Евлога. – Такая большая?! - А что ты думаешь? Вот здесь Анна Васильевна живёт, - показывает Катя на большой двухэтажный дом справа. – Тоня, вон, как раз половики вытряхивает. - О-о! Демьяновские пришли! И всю дорогу пешком? – Тоня заметила устало бредущих по дороге брата с сестрой и радостно улыбнулась им. – Заходите отдохнуть. - Некогда, - так же с улыбкой ответила Катя. – Надо до интерната добраться, устроиться ведь ещё надо. - Катя, а ты волосы остригла? Хотела ведь… - Нет, отца боюсь. - А я постриглась, - гордо повела головой с коротко остриженными волосами Тоня. – Буду я ещё кого-то бояться! - Мощно выглядишь! – похвалила Катя. - А то! – гордо отозвалась Тоня, которой похвала явно понравилась. – Евлог, ты в пятый класс идёшь? - Да. - В наш класс иди, вместе учиться будем. Евлог только удивлённо пожал плечами. Если оба в пятом будут сидеть, то никак они не могут в разные классы попасть. Не знал ведь мальчик тогда, что пятых классов тут целых три! Дальше идут по длинной нескончаемой улице брат с сестрой. - Вот здесь хозмаг, всякую всячину, нужную для хозяйства, продают. Возле магазина большой щит, закрытый стеклянной рамой. Наверху надпись: «Лучшие люди района», но фотокарточек за стеклом нет. Возле щита стоят двое мужчин и женщина, одетая в грязную рваную одежду, на ногах кирзовые сапоги с загнутыми голенищами. Все трое пьяные. Но самое удивительное то, что женщина курит. До этого Евлог никогда раньше не видел курящих женщин и даже не подозревал, что женщины могут курить. В голове такое у него никак не укладывалось. И сама женщина страшная, волосы патлатые, давно не встречавшиеся с гребешком, лицо наподобие голенища кирзового сапога изборождено глубокими морщинами, в которых застоялась грязь, толстые губы при разговоре так и шлёпают друг о друга. И голос не похож на женский, певучий, а хриплый, какой обычно бывает у пьянчуг-мужиков. Евлог даже ничего не разобрал с того, о чём она по-русски базарит. Может, это и есть лучшие люди района? - Кать, кто это? – тихонько спросил у сестры, когда отошли чуть подальше от этой женщины. - А-а, ссыльная, - отмахнулась Катя. Из книги Якова Рочева «Два друга» Евлог уже знал, что до революции в Коми ссылали революционеров и поэтому думал, что ссыльные – хорошие люди, несущие с собой добро, грамоту и культуру для простых людей. А тут… Разве может быть хорошим человеком пьющая и курящая баба? И что хорошего она может дать жителям Веждино? Да-а, как мало ещё, оказывается, он знает, как много ещё предстоит узнать! - А это что? – указал Евлог на большое кирпичное строение с железной крышей. - Здесь раньше церковь была, но её разрушили после революции. - А теперь там что? - В большом здании пекарня, там хлеб пекут, а в другом пожарка. Рассказывают, что там колокольня была, ещё выше, чем большая церковь. - «Берегись пожарного выезда!» - читает Евлог надпись на доске возле пожарки. – Понятно. - Опять магазин?! – удивляется он, увидев большой двухэтажный магазин, обитый вагонкой и покрашенный коричневой краской. - А как же! Село большое, народу много, не будут же все в один магазин бегать! Тут до ушей мальчика донёсся громкий протяжный звук мотора. Он покрутил головой туда-сюда, но ничего не увидел. - Что это? - Самолёт в аэропорту взлетает. - И так громко ревёт?! - Конечно, от земли же отрываться тяжело. Через несколько секунд на севере над крышами домов показался четырёхкрылый самолёт, сделал круг и скрылся за горизонтом. Не думал Евлог, что с таким шумом самолёты в небо взмывают. Умные же люди эти русские, чего только не придумают! Впереди глубокий и широкий овраг, через который протянулся длинный мост с перилами из бруса. Посередине машины ездят, а по краям тротуары для пешеходов. Надо бы как-нибудь по перилам через мост перейти попробовать, но это уже без Кати. Если грохнешься вниз, то точно костей не соберёшь, высоко! А ручей внизу мелкий, еле-еле виден сверху. Края оврага огорожены бревенчатой стеной, наверно, чтобы земля не осыпалась вниз. И в голове Евлога возникла мысль, что это самая настоящая крепостная стена вокруг древнего города, который когда-то обороняли одетые в кольчуги и шлёмы с острыми шишаками бесстрашные русские воины от наседавших на них бесчисленных орд монголо-татар. Вот здесь бы в войну играть! Разделиться на команды, одна будет обороняться, а другая штурмовать крепость. Но у здешних мальчишек, видать, головы работают в другом направлении, никто и внимания не обращает на построенную вроде бы специально для них крепостную стену, мимо проходят. - Это Церковный Ручей, - показала рукой вниз Катя. - А-а, понятно. Голова Евлога крутится во все стороны, как на хорошо смазанном шарнире, всё ему в райцентре интересно, всё видит впервые. - Вот мы и пришли! Это интернат наш, - радостно восклицает Катя и заходит через калитку во двор большого дома с многочисленными окнами, перед которым растут берёзы и черёмухи. Возле крыльца рядами стоят длинные поленницы дров. «Конечно, чтобы протопить зимой такую громадину, дров много уходит», - сообразил мальчик. Возле крыльца незнакомый черноволосый мужчина возится с бензопилой «Дружба». Возле него разложено большое количество разных ключей, отвёрток и других инструментов. Рукава мужчины закатаны, а руки до локтей чёрные от технической грязи. Он стоит на корточках возле пилы, что-то там открутил, снял, протёр тряпочкой, опять прикрутил, поднялся, подёргал за трос, попробовал завести, но мотор упорно молчит. Опять снял какую-то штуку, поставил вместо него другую, снова подёргал за трос, в сердцах матюгнулся. Рядом с ним присели на корточки Шурик с Гришей и внимательно наблюдают за колдовством мастера. Они пришли в Веждино ещё вчера и успели уже устроиться в интернате. Гриша на Евлога даже не взглянул, будто и не заметил его, такую умную рожу состроил, словно всю жизнь занимался бензопилами и лучше его никто в них не разбирается. Без него тут ну никак не обойдутся! - Ключ дай, - протянул мужчина грязную руку к Евлогу, который приостановился возле него, но мальчик никак не мог сообразить, какой же инструмент ему подать, поэтому не двинулся с места. - Ключ вай, - снова обратился к Евлогу чумазый мужчина. Евлог ошарашенно смотрел на целый набор раскиданных под его ногами ключей и не знал, какой из них нужен мастеру. - Ни по-коми, ни по-русски не соображает, - укоризненно поглядел на него мужчина. - На, дядя Саша, - Гриша вскочил с места, подал нужный ключ и кинул горделивый взгляд на Евлога. Мужчина снова нагнулся к пиле. - Идём, - подтолкнула в бок брата Катя. - Это дядя Саша, муж сторожихи, - уже в коридоре пояснила она. – А сторожиху тётей Наташей зовут. В коридоре четыре двери и лестница на чердак, на потолке лампочка горит, поэтому светло, хотя и окон нет. - Здесь слева столовая, вторая дверь в комнату сторожихи, прямо в комнату мальчиков, там ты будешь жить, а вот эта справа – к девочкам, - показала Катя брату и сама завела Евлога в половину мальчиков. Тут две комнаты, первая маленькая, а внутренняя в три раза больше. В обеих комнатах печки с плитами. Стены оклеены узорчатыми коричневыми обоями, пол совсем недавно ещё окрашен светлокоричневой краской, железные койки разобраны и сложены одна на другую в наружной комнате. Евлог уже раньше видел такие пружинные койки. Дома же у них самодельная деревянная кровать, на ней не покачаешься, ведь там настелены простые доски. Гриша, который зашёл вслед за ними в комнату, молча стоял в стороне и наблюдал. Он уже занял себе место у входа, койка его собрана и застелена. Евлог выбрал место в другом углу, чтобы быть подальше от Гриши. Угол слева занял Шурик. Это место считалось «блатным», предназначалось оно для старшеклассников, койка длинная и обычно там спал староста комнаты. Как только занесли сетку койки из внешней комнаты вовнутрь и поставили на пол, то Евлог не смог удержаться, чтобы попрыгать на пружине. Но сын сторожихи, наблюдавший за вновь прибывшими, начал своим тонким голосом что-то кричать, показывая при этом под ноги Евлогу. Чего он там пищит? Но потом всё же разобрал его слова: - На пол посмотри! На пол посмотри! Оказывается, пружина сетки, касаясь пола под сапогами Евлога, стёрла свежую краску и там остались следы пружины. Тут Евлог быстренько сошёл с сетки, остерегаясь, как бы этот пацан не наябедничал матери. Тогда ему несдобровать. Но всё сошло с рук, мальчик никому ничего не сказал. Ничего, успеет ещё покачаться на этой пружине за семь лет, пока школу не закончит. А пока прикрепили сетку к спинкам койки и всё стало на свои места. Впритык к койке поставили тумбочку. - Здесь будешь книги, тетради и еду держать. Потом всё сам увидишь, если что нужно будет, придёшь ко мне и спросишь. А я на свою половину пойду, - и Катя оставила брата одного. Зашла тётя Наташа, это была черноволосая женщина лет тридцати с худым лицом и подала Евлогу постельное бельё: - На, стели. Евлог принял поданное ему бельё и недоумённо повертел в руках. Полотенце повесил на спинку кровати у изголовья, как у Гриши и Шурика. Подушку впихнул в наволочку. А что делать с двумя простынями? Подумал и стал стелить белую простыню прямо на железную сетку, дома ведь без простыней спали. Там всё просто. На пол клали набитый сухим сеном длинный и широкий мешок, вот прямо на нём спали. В первую ночь такая постель пружинистая и мягкая, но уже через неделю сено уплотнялось, и набивной матрас оказывался тонким и жёстким. Получалось, что спали просто на полу. Поэтому периодически из матраса старое слежавшееся сено вываливали в хлев на подстилку и набивали новым. - Ты что делаешь? – прервала действия Евлога тётя Наташа. – Никогда постель не застилал, что ли? Отойди, покажу тебе, как надо это делать! Она на сетку положила матрас с белыми и синими продольными полосами, на него расстелила сначала одну простыню, края которой подогнула под матрас, и сверху накрыла второй простыней. А на неё положила согнутое пополам красное ватное одеяло. Свободные края верхней простыни красиво согнула поверх одеяла. Получилось наподобие конверта, в центре красного, а по краям белого. В изголовье постели водрузила подушку. Всё вышло ровно и красиво, без всяких складок. - Вот так и будешь сам заправлять. А спать надо между двумя простынями. Днём сидеть, а тем более лежать на постели нельзя, на это есть табуретка. Понял? - Да, - кивнул головой Евлог, который до этого и не подозревал, что стелить постель – это целая наука, и не каждому это по силам. Гриша стоял возле двери, скрестив руки на груди с видом Наполеона, довольно ухмылялся и испытывал при этом большое удовлетворение от того, что Евлог показал себя в глазах тёти Наташи таким неумелым. - А ты что, Гриша, не учишь друга? Ты ведь всё это уже знаешь. - Какой он мне друг?! - А кто же тогда? Враг, что ли? – удивлённо уставилась на Гришу тётя Наташа. – В одной же деревне живёте! Гриша ничего не ответил, только отвернулся в сторону. Тем временем подошли новые ученики с других деревень. Внутренняя комната заполнилась койками, их стало восемь. Ещё два мальчика поселились в наружнюю комнату. - Так, новые постояльцы у нас появились, - загудел вдруг мужской голос. Это, оказывается, в комнату вошёл никем не замеченный воспитатель. Вот Евлог своими глазами и увидел Алексея Ивановича, о котором так много слышал и кого дети между собой прозвали Тупым Бубликом. Как и говорил когда-то Гриша, это был круглолицый мужчина высокого роста, плотного телосложения. Одет в белую рубашку и чёрный костюм. Брюки широкие, носки ботинок полностью закрывают, не то, что у молодых – дудочкой. Тёмно-русые волосы зачёсаны вперёд, а надо лбом откинуты вверх и назад. Евлог специально, будто ему очень надо было, прошёл за спину Алексея Ивановича, чтоб увидеть, правду ли говорил Гриша о том, что в голове у воспитателя имеется дыра. Оказалось, Гриша не соврал, в затылочной части головы ближе к макушке оказалось углубление, ямочка шириной с пятак, и волосы в этом месте отсутствовали. У Евлога невольно возникло уважение к Алексею Ивановичу, ведь воевал человек за Родину, ранен был, чуть-чуть, каких-то миллиметров не хватило, и осколок вошёл бы в мозг и убил их воспитателя. Конечно, если подумать, то работа у него не особо пыльная, это тебе не в лесу брёвна ворочать. Летом три месяца отдыхает, вдобавок во время осенних, зимних и весенних каникул опять на работу ходить не надо. Утром пришёл в интернат, детей разбудил, дал указания, чтобы постели красиво заправили, убрали в комнатах, в школу отправил, и целый день свободен, можешь дома по хозяйству возиться. Вечером снова показался, посидел с детьми за столом, газеты почитал. Зарплата же круглый год идёт, так и сыплется в карман. Но зато воспитанники и за это короткое время доведут его до белого каления. - Так, с Александром, - почему-то воспитатель назвал Шурика Александром, - и Гришей уже знакомы. А вы кто будете? Алексей Иванович вытащил из кармана маленький блокнотик и авторучку с блестящим наконечником, сел за стол и записал у всех вновь прибывших фамилии и имена. - Лыюров, ты Катин брат? – взглянул на Евлога. - Да. - Хорошо хорошо. Ох, Александр, брюки испортил, - покачал головой Алексей Иванович, взглянув на брюки Шурика. - Почему испортил? Мощные брюки! – засмеялся тот и потопал обтянутыми в узкие штанины ногами. - Даже смотреть противно. Ну да ладно. Александр, ты в комнате самый старший, давно уже здесь живёшь, так что будешь старостой. Составь график дежурств, напиши на листке и повесь на стену, чтобы видно было, кому когда дежурить. Как будете дежурить, по алфавиту, или по койкам? - По койкам удобнее, - ответил Шурик, – и понятней. - Хорошо. Тогда кто сегодня дежурный? - Начнём с Гриши, его кровать самая первая. - Что я, рыжий, что ли? Постоянно меня во все дыры толкают, - сердито засопел Гриша, почесав рыжие волосы. - А если ты дежурный, то возьми в коридоре вёдра и принеси воды, - окончил разговор Алексей Иванович. Указание воспитателя страшно понравилось Евлогу. Пусть Гриша поработает, а то слишком высоко уже нос задрал, в прошлом году пожил в интернате, так будто теперь он всё тут знает, всё умеет. Многое удивляет Евлога. Вот на стене висит репродуктор и беспрерывно то говорит, то поёт. Причём силу звука можно регулировать, делать громче или тише, а если надоест, то и вообще выключить. И постоянно напоминает о времени, говорит, который же теперь час. И электричество есть, это вообще очень хорошо! Утром и вечером в комнате светло. В наружной комнате выключатель за дверью. Евлог сильнее открыл дверь, она стукнула по выключателю, свет включился, второй раз стукнул – выключился. Как удобно! Не надо даже рукой тянуться. Ещё раз так же стукнул Евлог дверью, но получилось слишком сильно и корпус выключателя раскололся пополам, осколки полетели на пол. У Евлога аж внутри похолодело. Вот ведь что он натворил! Шурик подошёл к нему, взглянул на выключатель: - Сломал, что ли? - Да, сильнее дверью хлопнул… и вот… - А зачем было баловаться? - Только никому не говорите, - с мольбой поднял глаза на Шурика. - Не бойся, мы не ябеды! – обнадёжил Шурик. Евлог поднял осколки корпуса выключателя с пола и попытался приладить их обратно на место, но ничего у него не вышло, не склеишь уже их теперь. Тогда он тайком вынес их и выбросил в дыру туалета. - Ты смотри! Уже выключатель успели разбить! – заметил вечером Алексей Иванович. - Кто это сделал? - А в нём уже с прошлого года трещина была, постепенно сама разошлась, - равнодушно заметил Шурик. - Да! Конечно! Вчера ещё целёхонький был! – недоверчиво посмотрел на него воспитатель. Евлог, наклонившись к тумбочке, усиленно делал вид, что он вообще не слышит их разговора, сам же прямо дрожал от страха, предполагая, что теперь каждого будут пытать, не он ли сломал выключатель. Знает ведь, что врать он совсем не умеет. Но на этом разговор о выключателе благополучно для Евлога завершился. На сердце мальчика вроде как кошки скребут, боится, что же принесёт ему грядущий день? Завтра ведь в первый раз пойдёт в Веждинскую школу, а это тебе не Демьяновская начальная, где в одной комнатке десять парт стоят на четыре класса. Хоть издалека, но видел ведь сегодня это огромное здание. Там одних учеников, может, больше тысячи?! И учителей сотня! В Демьяновке, конечно, был первым учеником, «троек» в табеле нет. А здесь ведь вдвое труднее будет. Катя, вон, в Демьяновке тоже лучшей была, а как поехала в Веждино, так сразу же скатилась в троечники. Но Евлог ведь совсем другое дело, он не Катя! Надо с первого же дня засучив рукава добросовестно взяться за учёбу, показать себя перед учителями хорошим учеником, поменьше баловаться. Стыдно ведь будет, если на каникулы тройки в табеле принесёшь. За это его дома не похвалят. Это будет отличным поводом Демьяновским бабам языки почесать, вот, мол, как только Евлог пошёл учиться в Веждинскую школу, сразу же скатился в «троечники», просто Василиса Николаевна его особо выделяла, в любимчиках ходил. Только улеглись спать и выключили свет, тут же за печью зушуршало, заскреблось. Евлог понял, что это пришло время крыс. Он поднял одеяло до подбородка, укрылся плотнее и тревожно вслушивался в этот непривычный ещё для его ушей шум. Крыса, слышно, выбежала из-за печи, стуча когтями об половицы пробежала вдоль стены под койками. Следом за ней другая, третья. Они безбоязненно тут же затеяли весёлую возню, громко пищали и бегали по всему полу. Одна запрыгнула на постель Евлога и пробежала прямо по телу мальчика, съёжившегося от страха под одеялом. Тяжёлая ведь, сильно давит. Евлог резко махнул рукой под одеялом, мол, куда ты лезешь, кровать односпальная, крыса от неожиданности грмко запищала и шмякнулась обратно на пол. Тут уж Евлог укрылся с головой, края одеяла подоткнул под себя, чтобы никто из этих хвостатых тварей уже не смог забраться к нему под одеяло. Что же это такое? Неужели все спят и не слышат, как хозяйничают крысы? Можно ведь, наверно, переловить их капканами, или кошку завести? Но такие громадные ведь и кошку запросто слопают! Ну и жизнь здесь! А Гриша целое лето распинался, хвастался своей интернатской жизнью, говорил, как мощно тут жили. Вряд ли кому понравится, когда по тебе ночью крысы шныряют. Господи, как хорошо было в родной Демьяновке жить с матерью, отцом и бабушкой. И почему нельзя дома учиться дальше? Василиса Николаевна бы всему их сама обучила, она ведь толковая, умная, всё на свете знает. И так жалко стало себя Евлогу, что из глаз его потекли горькие слёзы, повсхлипывал под одеялом некоторое время и не заметил, как уснул. Умаялся всё-таки за день, ведь двадцать пять вёрст пешком грязь месил, да потом в интернате устраивался. Первый день сентября выдался солнечным, радостным. Евлог, как хвост, не отрывается от Кати. Возле новой школы бушующим морем плещется детский поток. Так много тут их собралось! Почему-то это сборище называют «линейкой», может, оттого, что учителя смогли кое-как ровно расставить классы буквой «П», в основании которой расположились директор школы и ещё какие-то другие люди, видно, большие и малые начальники. Каждый о чём-то говорил перед детьми, но Евлог так ничего и не понял. Ученики 11-го класса раздали первоклассникам живые цветы. Под конец один парень, высокий, уже с усами, встреть его Евлог случайно на улице, ни за что бы не подумал, что он школьник, посадил на плечо девочку с большим белым бантом на голове, а она в свою очередь держала в руке медный колокольчик с красной лентой. Так они вместе сделали круг внутри получившейся из классов буквы «П», а девочка с напряжённым лицом, видно, боялась, что вдруг да парень её не удержит и уронит, звенела колокольчиком. На этом линейка закончилась. Евлог ещё не знал, где находится его класс, поэтому вместе с Люсей стоял возле класса Кати. И Гриша к ним же бочком примазался. После линейки вместе спустились к старой школе на берегу Вычегды, где учатся дети младших классов. Возле дверей школы стояли две сердитые женщины в чёрных халатах, как потом узнал Евлог, это были уборщицы, и строго следили, чтобы никто не прошёл внутрь здания в грязной обуви. Они каждого направляли сначала к тазам с водой, где каждый мыл сапоги, и только потом, вытерев ноги о разостланные возле двери грязные мешки, проходил внутрь. Евлог по-быстрому вымыл сапоги, не выпуская из глаз сестру, чтобы, не дай Бог, не остаться одному в этом муравейнике, а то ведь один он куда сунется, когда ничего не знает? Катин шестой «б» оказался на первом этаже, как войдёшь, сразу первая же дверь налево. А рядом пятый «а» класс, вот туда Катя и завела Евлога с Люсей. Гриша следом за ними увязался, не хочется человеку отрываться от своих. - Вот здесь и будете учиться, рядом с нами, - напоследок сказала Катя и ушла. - В пятый «б» пойдём, в пятый «б»! – схватила за руку Евлога откуда-то возникшая Тоня и решительно потащила за собой. – Очень надо в задрыпанном пятом «а» сидеть! По длинной двойной лестнице поднялись на второй этаж. Почти по такой же лестнице Евлог поднимался в своё время на вышку. Но тут лестница широкая, ступени, изготовленные из толстых плах, уже порядком изношены детьми, снующими вверх-вниз. По одной поднимаешься, она ведёт вверх и на восток, затем площадка, с которой поднимаешься по другой лестнице вверх, но уже на запад. Вроде простая лестница, а интересная. Тоня завела демьяновских в угловой класс, над дверью которого висела фанерка с надписью: «5 б». Да, вот же какая огромная школа в Веждино! Двухэтажная, в классах большие широкие окна, двери, и то двойные, а школьников как муравьёв в муравейнике. Но даже не помещаются здесь, в одном здании, поэтому наверху в чистом поле построили новую школу, тоже двухэтажную. А кроме них есть ещё одна, чуть поменьше, но тоже двухэтажная, та восьмилетняя. А наша средняя, одиннадцатилетняя. Но и это ещё не всё. Имеются две небольшие начальные школы, там малышей учат, как в Демьяновке. Вот ведь какое большое село это Веждино, Демьяновка со своими пятнадцатью дворами ни в какое сравнение не идёт. И сюда довелось Евлогу попасть! В Демьяновской школе в доме Настасьи Пашковой было четыре класса в одной комнате всего с шестнадцатью учениками. А тут в одном только пятом «б» сорок один человек, да таких пятых классов целых три, два коми и один русский. Остаётся только глаза таращить от удивления. Гриша тоже не захотел остаться в пятом «а», увязался за Евлогом и Люсей. Евлогу и хотелось, и не хотелось, чтобы с сегодняшнего дня они оказались рядом и в интернате, и в школе. А тут как назло свободных мест для Гриши не оказалось, пришлось за одной партой разместиться. Сзади было ещё одно, но там прямо посередине парты расположился, как какой-то генерал, Роман Кердунов, с прошлого года Гриша его знает не с лучшей стороны. Кердунов тупой, как пробка, ничего не понимает, поэтому остался на второй год. Но ведь и Гриша, и Евлог всё-таки втайне надеялись, что их ссора в скором времени забудется, и они снова станут друзьями. Не будут же всю жизнь дуться друг на друга! Но сели за партой каждый ближе к своему краю, чтобы локтями не касаться. Впереди них оказались Тоня и Люся. Открылась дверь класса и с журналом в руке вошла учительница в очках. Все дружно поднялись со своих мест. Здесь парты, оказывается, немного другие, нежели в Демьяновке, их крышки закреплены петлями и открываются, когда надо встать. Хорошо придумали, удобно! - Здравствуйте, садитесь, - кивнула головой учительница. – Меня зовут Ирина Георгиевна, я ваш классный руководитель. Теперь познакомимся с вами. Евлога крайне удивило то, что учительница говорит по-русски, в Демьяновке ведь все занятия проводили по-коми. Только на уроке русского языка Василиса Николаевна разговаривала по-русски, да и то всё переводила на коми, ведь дети ничего не понимали, только удивлённо переглядывались, пожимали плечами и быстро-быстро хлопали глазами. А Ирина Георгиевна открыла журнал и начала читать по списку. Те, чью фамилию она называла, вставали, учительница оценивающе недолго глядела на него, видимо, стараясь запомнить, и кивала головой, разрешая садиться. Евлог сидел как на иголках, ждал, когда же назовут его фамилию. - Лыюров …, - дошло до его слуха. Уловив фамилию, он резко вскочил с места и только потом, уже стоя, понял, что имя не его, - … Александр. - Два Александра Лыюрова? – раздался удивлённый шёпот. Евлог моментально покраснел и, смутившись, быстренько сел. В Демьяновской школе Лыюров был один, а тут кроме него оказалось ещё четверо с такой фамилией. Удивительно! - Кого я не назвала? – обратилась к классу Ирина Георгиевна, закончив читать список. - Пашкова Люся, - поднялась с места Люся. - Ты откуда? - Из Демьяновки. - Пашков Гриша, - произнёс Гриша. - Откуда? - Из Демьяновки. - Лыюров Евлогий, - назвался Евлог. - Тоже из Демьяновки? - Да. Учительница записала их фамилии, после чего попросила передать ей табели за четвёртый класс, провела взглядом по отметкам и положила в журнал. И начался урок. Ученики достали ручки и чернильницы. Кое у кого показались даже авторучки. Только у Евлога ничего не было. В Демьяновке ведь и ручки, и чернильницы были в школе, в специально для этого изготовленном ящичке, никто из дома не приносил, поэтому он и не знал, что тут каждому надо иметь свою ручку. Удивительно, но даже Катя об этом не предупредила брата. Евлог решился и поднял руку: - А у меня ручки нет. Ирина Георгиевна посмотрела внутрь учительского стола: - Вот здесь чья-то ручка лежит, правда, без пера. На, держи. Может, у кого-то перо запасное есть? Сидевший за первой партой худенький мальчик в очках достал из сумки новое перо и подал Евлогу. Гриша подвинул свою чернильницу на середину парты: - На, макай. Как же не хотелось Евлогу пользоваться Гришиными чернилами, но ничего не поделаешь, надо ведь писать, просто так не будешь сидеть. На перемене в коридоре Кердунов взял Евлога за красный галстук и затянул, будто собирался удавить его: - Пионеры юные, головы чугунные! Потом попробовал бицепсы на руках Евлога и презрительно произнёс: - Кисель. У тебя, Лыюров, как и у твоей сестры, глаза, как у гадюки. Я тебя Гадюкиным буду звать, или, может, Гадёнышем. Ну, я ещё подумаю. Евлогу, естественно, ничуть не понравилось такое прозвище. Гадюкин! Или Гадёныш! И он брякнул в ответ: - А я тебя Пердуновым! Как ему такое пришло в голову, Евлог и сам не понял, а Кердунов прямо опешил и слова не может вымолвить, словно у него кость в горле застряла. Так и стоял с открытым ртом, хлопая выпученными глазами, удивлённо глядя на Евлога. Никак не мог он сообразить, как этот приехавший откуда-то из дальней глухой деревеньки худой, как скелет, мальчик мог придумать для него такую позорную кличку. Прозвенел звонок и Евлог юркнул от греха подальше в класс. Учителем коми языка оказался сам директор школы – Василий Николаевич, мужчина с рыжеватыми вьющимися волосами. Евлог предполагал, что директор – это угрюмый человек с хмурым взглядом, сядет за стол и станет сердито рявкать на детей. Но он ошибся. Василий Николаевич урок вёл свободно, улыбаясь, не сидел на месте, а быстро прохаживался перед партами. - Давайте, дети, сегодня мы повторим прошлогодний материал, посмотрим, всё ли вы успели забыть за лето, или кое-что всё-таки осталось у вас в головах? И начал задавать вопросы. Евлог же на память никогда не жаловался, на каждый вопрос поднимал руку и давал полный точный ответ. - Как тебя зовут? – спросил у Евлога Василий Николаевич. - Лыюров Евлогий. - Хорошо. А теперь следующий вопрос: какие предложения бывают? Класс притих. - Лыюров, - Василий Николаевич взмахом руки поднял с места Евлога. Евлог на этот раз тоже не знал, как ответить на данный вопрос, забыл, видно, но не будешь же стоять, как пень. - Дли-инные, - развёл он руки в стороны, - и короткие, - обратно сблизил их. Ученики засмеялись. Василий Николаевич тоже улыбнулся. - А если точнее? - Не знаю, - почесал мальчик голову, - забыл. - Ну, присядь пока, - и учитель сам начал отвечать. – Предложения бывают простые и … Евлог тут же вытянул руку вверх. - Лыюров. - Предложения бывают простые и сложные, - уверенно ответил Евлог. - Правильно, молодец! И Василий Николаевич сразу выделил Евлога из общей массы как сообразительного и умного ученика. На перемене Кердунов снова подошёл к Евлогу и, презрительно скривив губы, занудил: - К учителям подлизываешься! Руку тянешь! Что, умнее всех? – и, приподняв ладонь к голове, сделал вид, что хочет ударить мальчика. Евлог испуганно закрылся руками, лишь бы тот не стукнул его по лицу. От такого верзилы всего можно ожидать, запросто может и избить. Но Кердунов не ударил Евлога, а вывернув ему руку, заставил согнуться и стать на колени, потом и вовсе ничком уложил на пол. Сам же сел сверху, а обе руки Евлога соединил за спиной. - Вот так, Гадёныш! В дальнейшем руку особо не тяни, нечего выпендриваться! Тоже мне, грамотей нашёлся! Как же всё-таки здешняя учёба отличается от демьяновской. Руку на уроке поднимать, показывать, что ты знаешь правильный ответ на вопрос учителя, оказывается, нельзя. Это не нравится тем, у кого голова чугунная совсем не работает. Надо сидеть за партой как балбес, вроде бы ты ничего не знаешь, а отвечать только тогда, когда тебя вызовут. А руку не поднимай, нечего хвастать своими знаниями! В школе установлено дежурство. Неделю дежурит один класс, потом другой. На переменах всюду: на лестнице, в коридоре, в буфете стоят дежурные с красными повязками на руках, следят за порядком. Бегать запрещено, можно только не спеша прогуливаться. А кто начинает бегать, играть в салки, или ещё во что-нибудь, останавливают и записывают фамилию и класс. Если по лестнице поднимешься бегом, то суровые дежурные со строгими лицами встают на твоём пути и заставляют шагом спуститься и подняться снова, как положено. В понедельник перед началом уроков в коридоре нижнего этажа вся школа кроме начальных классов строится на линейку, вперёд выходит Иван Андрианович. Он бывший фронтовик, был ранен в ногу и поэтому прихрамывает, преподаёт физику и математику. Иван Андрианович командует: - Становись! Равняйсь! Смирно! Ответственный дежурный шестого «а» класса, сдать рапорт! Тут рядом с ним становится этот самый ответственный дежурный и рапортует: - Наш класс дежурил с первого сентября по шестое сентября. За время дежурства выявлены следующие нарушения, - и перечисляет нарушения и нарушителей. – Лучшим за неделю вышел третий «а» - семьдесят четыре балла, худший класс – пятый «а», пятьдесят шесть баллов. Иван Андрианович подытоживает: - Дежурство на следующую неделю передаётся шестому «б» классу. Вольно! Разойдись! После занятий Евлог зашёл в книжный магазин и купил жёлтую ручку за две копейки, два пера № 11 по пол-копейки и пухленький низкий пузырёк с чернилами за девять копеек. Ну, вот, теперь он ни от кого не будет зависеть, всё своё имеет. Зашёл для интереса в Раймаг, который стоит на верхней улице. Вдоль села идут три улицы: Центральная, Набережная и Советская. Но Набережную и Советскую люди называют проще: Нижняя и Верхняя. И вот Евлог в Раймаге. Магазин большой, длинный. Слева полки забиты тюками материи, в середине разные духи и одеколоны, но они мальчика не интересуют. А вот справа на витрине и на полках столько всякой всячины, каких угодно игрушек. Тут бы Евлог целыми днями стоял и любовался на них, в малолетстве ведь не удалось поиграть такими красивыми игрушками. Карандаши и ручки разные. Есть очень красивый набор в прозрачной коробочке: светло-зелёные авторучка и автокарандаш с блестящим колпачками. Такие Евлог видел на парте Кердунова. Но у этого симпатичного набора и цена тоже красивая – три рубля пятьдесят копеек. Есть и отдельно такая же авторучка по два рубля двадцать копеек. Жаль, что Евлог ничего тут купить не может, нет у него таких денег. Ведь на неделю ему родители дали только три рубля. Поэтому, чтобы не расстраиваться, мальчик отошёл от витрины, не стоять же тут до закрытия магазина и слюнки глотать. На афише возле магазина написано, что сегодня в клубе детское кино. В Демьяновке редко показывают кинофильмы, поэтому такой день для ребятни всегда был большим праздником, а в Веждино можешь каждый день смотреть. Хоть какое-то преимущество перед маленькой деревней здесь всё же имеется. Сеансы для детей в три и пять часов, а для взрослых в семь и девять часов вечера. Дальше по Верхней улице шагает мальчик. Тут перед ним открывается широкий одноэтажный и поэтому кажущийся низким дом. Это клуб, который некоторые называют Домом Культуры. Перед крыльцом большой щит, на самом верху красуются большие буквы: «Кино», а ниже три больших окна, над которыми уже буквы помельче: «Сегодня», «Завтра», «Скоро». В эти рамы вставляют фанерные листы с названиями фильмов. В разделе «Сегодня» фигурными буквами по диагонали намалёвана надпись: «Деловые люди». А ниже мелко: «дет. 3, 5, взр. 7, 9». По названию можно догадаться, что картина не очень интересная, скорее всего о каких-то рабочих, занятых на стройке, или о колхозниках в поле. Но детей почему-то довольно много собралось. А вот в разделе «Завтра» надпись, заставляющая тревожно биться сердце: «Чапаев, взр. 5, 7, 9». Почему-то этот фильм для детей не показывают. Разве не понимают эти взрослые, что в жизни нет ничего интересней военных фильмов, их больше всего хочется посмотреть. На крыльце клуба стояли, бегали и смеялись те, у кого в карманах уже лежали приобретённые в кассе билеты. Коридор тоже полон детей. Вдоль стены растянулась, подобно хвосту выдры, длинная очередь, чем ближе к окошечку кассы, тем она толще. Евлог встал в самый конец хвоста и за ним ещё пристроились подошедшие позже. Порядка никакого в очереди не было, более сильные и нетерпеливые старались лезть без очереди, другим это не нравилось и они, как могли, выталкивали их обратно. Но те снова и снова атаковали кассу. Шум, гам, ругань. Вот и Кердунов показался в дверях, тоже не стал в очередь, а прямо через головы малышей просунул руку с деньгами в окошечко и билет у него уже в руках! Ни на кого не оглянувшись вышел на улицу. И почему кассирша даёт таким билеты? Да она в таком маленьком окошечке и не видит, наверно, ничего, кроме протянутой к ней руки с мелочью, возьмёт деньги, даст билет, и всё. Ну что за люди? Разве нельзя спокойно стоять и ждать своей очереди? Почему обязательно надо залезть впереди всех, толкаться!? Так вполне может случиться, что билеты скоро кончатся и Евлогу ничего и не достанется, не удастся ему сегодня кино посмотреть. Медный пятак в его кулаке взмок от пота. Измаявшееся сердце мальчика судорожно сжималось и разжималось в груди. Как же так? Пришёл в первый раз в клуб, чтоб посмотреть кино и неужели ему сразу же не повезёт, не удастся попасть в кинозал? Очередь замерла, почти не продвигается вперёд, на один малюсенький шаг только переместилась, а впереди здоровые бугаи лезут и лезут, безжалостно расшвыривая малышей. А так ведь хочется в кино! Ошибку совершил Евлог, что зашёл в раймаг и долго там разглядывал игрушки, столько времени на это зря потерял! Надо было сразу сюда бежать, тогда, может быть, и достался бы ему такой вожделённый синий билетик. Но всё же не таким уж несчастливым, оказывается, он был. Дошла очередь и до него, мокрый от пота медный пятак перекочевал к тётеньке в окошечке кассы, а в руках мальчика оказалась синеватая бумажка с нужными надписями, где отмечены сегодняшнее число, время сеанса, ряд и место, где он должен будет сидеть. Вот счастье-то! Время, наверно, до сеанса ещё есть, можно на улицу выйти. Сбоку от крыльца на истоптанной дочерна земле, где даже ни одной травинки нет, несколько мальчиков во что-то играли. Вокруг них собралась толпа любопытных, смотрят. Евлог не рискнул сойти с крыльца и приблизиться к ним, а вдруг да опоздает? Вытянул шею, но ничего не увидел. Тогда подтянулся на руках и сел на перила. И тут всё открылось перед его глазами. Оказывается, мальчики играют на деньги. Сложили монеты столбиком, один издалека кинул в него круглой, напоминающей небольшую шаньгу, свинчаткой, разбил. Подошёл и начал бить по рассыпавшимся монетам. Если монета перевернулась, то клал её в карман, а если нет, то свинчатка переходила к другому. Но вот, по-хозяйски расталкивая собравшихся поглазеть зрителей, внутрь круга зашёл Роман Кердунов. Он скрестил руки на груди, постоял, посмотрел, подождал, пока кон не закончится и тоже вошёл в игру. А играл он, ничего не скажешь, отменно. За короткое время вся мелочь, лежащая на земле, перешла к нему в карман. Вот, оказывается, откуда у него деньги, малышей обыгрывает! Вот и может он себе позволить покупать дорогие наборы красивых авторучек. Кердунов встал, тряхнул плечами, как будто ворона на заборе крыльями захлопала, и обошёл насмешливым взглядом окружившую его ребятню: - Ну что, может, кто-нибудь ещё желает сыграть? - а когда таковых не оказалось, то отошёл к стене клуба, сел на завалинку, вытащил из кармана пачку папирос и демонстративно закурил. Никого не боясь, средь бела дня! Евлог уже видел, что некоторые мальчики тут, в райцентре, балуются табаком, но те дымили тайком от взрослых, спрятавшись где-нибудь в укромном месте. А Кердунов прямо перед клубом в открытую, никого не стесняясь, сидит и пускает колечки дыма. Ну и человек! А с другой стороны, кого ему бояться? Отца нет, так что ремня не от кого получать, а мать – это тебе не отец! Зашёл Евлог в коридор и стал в другую очередь, где уже стояли и жались возле стены те, кому невтерпёж было попасть в кинозал, сесть на своё законное место, чтоб уже никто не смог их оттуда выгнать. Остальные шатались туда-сюда, толкались, ставили друг другу подножки, о чём-то между собой спорили. А в центре два мальчика не на шутку сцепились бороться по-настоящему, каждый старается сбить противника с ног. Окружающие обступили борцов и подначивают их: - Коля, не поддавайся! - Миша, давай, давай! - Поставь подножку и толкни! Посыпались комментарии: - Коля одолеет! - Ну да!? Миша ведь хоть и ниже ростом, но жилистый! Коля и Миша же пыхтели, пыхтели и оба повалились на грязный затоптанный пол, но и там они не прекратили борьбу, катаются по полу, причём, с переменным успехом, то один сверху окажется, то другой. Наконец, тот, которого звали Колей, одолел Мишу, обе его руки прижал к полу. - Сдаёшься? - Нет. Миша ещё несколько раз попытался освободиться, но так и не смог. - Сдаюсь. Оба поднялись, улыбаются. Коля радостно, а Миша смущённо, ведь его же смогли побороть. Но не плачет. А Евлог бы на его месте, пожалуй, не смог удержать слёз от обиды. А эти отряхнули испачканную одежду и снова уже рядом стоят, о чём-то со смехом судачат и не думают друг на друга сердиться. Не то что Евлог с Гришей. И вот, слышно, изнутри сняли длинный железный крючок, открылась входная дверь, ребятня радостной стаей ломанулась к ней. Пропускающая вовнутрь сердитая женщина строго кричала: - Не спешите, в очередь вставайте! Всем места хватит! Она быстро-быстро хватала из протянутых к ней рук билеты, отрывала кусочек с надписью «Контроль», а оставшийся билет давала обратно. Евлог зашёл в длинный коридор, откуда в зал ведут две двери, одна в задний конец зала, другая в передний, почти рядом с экраном. Оказалось, что есть ещё и балкон, к нему ведёт лестница, но дверь на балкон почему-то закрыта на замок, не пройдёшь туда. Наверно, та сердитая тётя, стоящая на проходе, закрыла. А как хотелось посмотреть кинофильм с балкона, да и на других детей, сидящих в зале, можно было бы полюбоваться с высоты. И дополнительно сколько бы мест ещё добавилось. А это ведь деньги! Не видят своей выгоды эти взрослые. И зачем пацаны куда-то торопились, лезли в кассу за билетами и при входе в зал без очереди? Оказывается, совсем ни к чему было тревожиться, что не хватит билетов и мест. Билетов, как и мест, хватило на всех, даже и незанятые сиденья здесь и там виднелись. Но почему же киномеханик время тянет? Давно пора начинать, а он там заснул, что ли? Будто что-нибудь изменится, если он на пару минут раньше включит аппарат! Дети все уже расселись по своим местам, от нечего делать играют на щелбаны по своим билетам. На каждом билете ведь номера напечатаны и у всех разные. Чей номер больше, тот и выигрывает, щелбаны в лоб проигравшим раздаёт. - А ну, посторонись! Чего колени расставили, пройти не даёте? – услышал Евлог за спиной противный кердуновский бас. И здесь рядом оказался! Мальчик съёжился, низко опустил голову, втянул в самые плечи, лишь бы не узнал его этот Кердунов. В школе проходу не даёт, вздохнуть свободно невозможно, в кино пойдёшь, и снова он тут же крутится, неужели специально его преследует? - А это кто такой? – наклонился Кердунов сзади к Евлогу. – О-о! Это, оказывается, Гадёныш тут окопался! В кино захотелось, дитятко? Не сидится в интернате? - Иди на моё место, - скинул с сиденья он малыша, сидевшего за спиной Евлога. – Мне здесь больше нравится. Тот послушно пересел. Кердунов же, широко раскинув руки по сторонам, как доисторический барин, уселся на освободившееся место, вытащил из кармана горсть семечек и начал шумно щёлкать их, а шелуху сплёвывать на Евлога. Евлог как можно выше натянул воротник куртки, лишь бы слюнявая шелуха не попадала за шиворот. И чего только не придётся терпеть в этом Веждино! А ещё Гриша хвастался летом, как хороша, мол, тутошняя жизнь, живи да радуйся! Вот какая она на самом деле оказалась! Какой-то второгодник с пустой головой издевается над ним как хочет. Ну что ему плохого Евлог сделал? За что он так люто ненавидит его? И некому тут даже пожаловаться, никто тут за тебя не заступится, все чужие, всем на тебя наплевать. Довольно долго ещё пришлось ждать, пока не выключили в зале свет и на экране показались кадры чужой заграничной жизни. Кино оказалось из трёх разных частей. Первые две не особо понравились, но зато третья под названием «Вождь краснокожих» затмила всё. Вот это фильм! Ужас как интересно! Ну и насмеялся же Евлог, даже челюсти заболели. Ну почему не все фильмы такие хорошие? Даже Кердунов позабыл на время про свои семечки и прекратил плеваться. Но зато после фильма прямо в лицо Евлогу кинул горсть шелухи: - Жри, Гадёныш! – и переваливаясь, как утка, по ходу отпихивая от себя малышей, вышел из зала. На другой день показывали «Чапаева». Детского сеанса не сделали, поэтому народу собралось очень мало. Удивительно, прямо удивительно, что на такой отличный фильм приходит всего несколько человек, возле окошечка кассы никакой очереди. Не толкаясь, спокойно Евлог купил взрослый билет за двадцать копеек, хоть и жалко было, ведь за такие деньги можно было четыре детских фильма посмотреть. Встал с другими мальчиками его же возраста возле входной двери и ждал, когда же будут пропускать вовнутрь. Но вот сняли, слышно, изнутри длинный железный крюк, запирающий дверь и она гулко распахнулась. Опять показалась вчерашняя сердитая женщина. - Дети, в сторону! – недовольно гаркнула она, увидев протянутые к ней тонкие руки ребятишек с билетиками. Пропустила взрослых, которые пришли кто вдвоём, кто втроём, они проходили не спеша, солидно, спокойно переговариваясь друг с другом, не толкаясь, как дети. Как только взрослых в коридоре не осталось, мальчики с большой надеждой на лицах приблизились к хмурому контролёру. - Тётенька, ну пустите нас, пожалуйста! Вот же билеты есть, мы купили! - Нет, нет! Сеанс взрослый, вам нельзя! Тут, расправив плечи, к двери подошли Кердунов и другой такой же рослый второгодник с пятого «а» класса, женщина их без расспросов пропустила. Евлог, заметив Кердунова, тут же пригнулся, спрятался за спинами кучки малышей. Но тот с высоко поднятой головой гордо прошёл мимо, даже не удостоил взглядом собравшихся перед контролёром мальчиков. Вот, мол, какие мы, не вам, шпингалетам, чета! - А почему их пустили? Они ведь тоже в пятом учатся! - А я откуда знаю?! – сердито развела руками женщина. – Лезут два таких дурака, - она подняла руку выше головы, - вот и пустила. А вы говорите, они в пятом сидят. - Почему тогда нас не пускаете? - Всё, всё! Нельзя! Сеанс взрослый, вы шуметь станете, мешать остальным зрителям. Вот будет детский сеанс, тогда приходите. - А когда будет? - Я почём знаю?! Тут женщина повернулась, зашла внутрь и закрыла за собой дверь изнутри. Всё! Хана! Не видать теперь Евлогу «Чапаева»! Вместо сердца у ней, видать, кусок железа. Зал почти пустой, мало взрослых пришло, а никого из детей не пропустила. И откуда такие бессердечные люди берутся? Как будто сама маленькой не была! И кто её принял на эту ответственнейшую работу, какой дурак? Сама, небось, целыми днями бесплатно кино смотрит! Вот если бы Евлог был большим и работал тут на контроле, потихоньку детей на взрослые фильмы пропускал, хотя бы после того, как в зале выключат свет. Как будто эти десять малышей, которых она смертельно обидела, очень уж сильно помешали остальным! И ничего тут не поделаешь! Надо бы посмотреть, нет ли какой-нибудь двери с другой стороны. Евлог обошёл клуб. Сбоку виднелась какая-то дверь. Интересно, куда она ведёт? Потихоньку зашёл, увидел длинный коридор. Справа дверь, над которой криво нацарапано: «Библиотека». Она Евлогу не нужна. Пошёл дальше. В конце коридора опять дверь, из-за которой слышатся винтовочные выстрелы, стрёкот пулемёта, взрывы гранат и громкий командирский голос, очевидно, Чапаева. Тут хоть в голос реви, ничего не поможет. Дверь закрыта, нигде даже щели малюсенькой нет. Хоть бы одним глазком посмотреть на героев Гражданской Войны! Но не суждено! Билет так и остался в кармане. Ну почему же тогда продают билеты, если в кино всё равно не пускают? Обман один. Так, не посмотрев «Чапаева», и пришлось к интернату направить свои стопы Евлогу. Что ни говори, а в Демьяновке у них по сравнению с райцентром хорошо. Какой фильм привезут, такой и посмотришь. Нет никаких разделений на взрослых и детских. Все сидят в одном зале и вместе смотрят. Взрослые по билету за двадцать копеек, а дети за пять. Что особенно обидно, ни разу ещё Евлогу не удавалось посмотреть этот фильм. Сегодня с такой надеждой шёл в клуб, сердце прямо пылало в груди, думал, повидается с легендарным комдивом Чапаевым, его ушлым ординарцем Петькой и бесстрашной пулемётчицей Анкой, о которых столько уже слышал от друзей, и опять облом. Ну почему он такой несчастный?! Почему так медленно ползёт время?! Когда уж он вырастет и на взрослые сеансы будет беспрепятственно, как Кердунов, заходить? В интернате в помещениях светло, всюду электричество. Евлог уже знает, что электростанция на берегу Вычегды, оттуда по проводам течёт ток. Но электричество поступает не постоянно, утром, когда ещё темно, с пяти до восьми часов, и вечером, как стемнеет и до полуночи. Перед тем, как выключиться, свет на короткое время слабеет, еле-еле только нить в лампочках видна, и снова включается на полную мощность. Это делается для того, чтобы люди приготовились ко сну, расправили постели и легли спать. Минут через пять свет гаснет совсем и наступает крысиный праздник. Как хорошо, когда есть электричество, щёлкнул выключателем и тут тебе светло, как днём. Хочешь - читай, хочешь - пиши. Красота! Надо бы до Демьяновки свет провести. Правда, от интерната далековато, придётся от того конца села, откуда до Демьяновки ближе. Только где такой длинный провод найти? Да ведь не один нужен, а два! Если на деревья цеплять, то они будут под ветром качаться, провода рвать. А если на телеграфные столбы, то монтёры снимут, что это за новые провода, мол, кто-то развесил! Да, ничего не получится, так и придётся, видно, в Демьяновке всю жизнь с керосиновыми лампами маяться. Но электричество то есть, то его нет. Вот и сегодня, только-только Алексей Иванович рассадил воспитанников за длинным столом, свет погас. В комнате ни зги не видно, хоть глаз выколи. - О-о! Каюк! – воскликнул, слышно, Шурик. Взвизгнула какая-то девушка, видно, кто-то из старших мальчиков незаметно ущипнул её. - Тихо! – перекрыл детский гомон зычный голос воспитателя. Он включил карманный электрический фонарик. - Ну-ка, Пашков, ты выше всех, достань с гардероба лампы. Шурик поднялся на стул и подал стоящим внизу две керосиновые лампы. Чиркнула спичка и лампы осветили комнату тусклым дрожащим светом. Мальчики собрали свои тетради, книги и, освещая себе дорогу лампой, вышли в свою комнату. Поставили лампу на середину стола и расселись вокруг. Но почему-то всем расхотелось заниматься. - Я сейчас ракету сделаю, - сказал вдруг Шурик. Это интересно! И как это он ракету сделает, из чего? Евлог об этом ничего не знает. Шурик же взял спичку, тщательно обернул селитру кусочком фольги от конфетных обёрток и положил спичку на лампу сверху. Спичка лежала и медленно чернела от жара, исходящего от горящего фитиля. Что тут может быть? И вдруг из-под фольги прорвался наружу дымок, а сама спичка вместе с фольгой резко рванулась вперёд, полетела, снижаясь, и упала на пол. Про уроки тут же забыли, нашлась другая, более интересная забава. Все бросились по тумбочкам искать красивые блестящие фантики от конфет, которые, где только могли, собирали и складывали для себя. - Занимайтесь по своим комнатам, а я сегодня пораньше уйду. Только чтоб везде был порядок! – уже одетый зашёл к ним Алексей Иванович. – Договорились, Пашков? - Хорошо, - кивнул головой Шурик. – В темноте осталось только спать ложиться. – И уже после ухода воспитателя добавил: - Хоть совсем не приходи! Гриша вышел на улицу, а как зашёл, то сообщил, что света нет только в домах вокруг интерната. Все бросились к окнам. И правда, в окнах соседних домов чуть заметно освещены занавески светом керосиновых ламп, а окна подальше ярко светятся. - Наверно, это наш столб виноват, - озабоченно проговорил Шурик. – Видите, только в тех домах, куда идут провода от него, нет света. Давайте выйдем и посмотрим. Все быстро оделись и вышли. Вместе со всеми и Евлог, который хотя и не знал, что можно в этом случае сделать, но всё равно интересно же. Тихо шелестел мелкий, как пыль, дождь, темень. Всё кругом черно, только на фоне неба чуть-чуть выделяются контуры соседних домов. Открыли калитку за дровяником и зашли в огороженную часть территории интерната. Семья сторожа прильнула к окну, думают, наверно, куда пошли и что намерены делать эти пацаны? Шурик же, проходя мимо поленницы, взял две палки, остановился и кинул вверх, целя в нависшие над ним провода, но промахнулся. Бросил второй палкой. На этот раз попал. Раздался протяжный звук, будто ударили по струнам гитары, в интернате и соседних домах вспыхнул яркий электрический свет. - Вот так! – чрезвычайно довольные собой мальчики шумно вернулись в свою комнату. «Вот, оказывается, как надо поступать, когда внезапно погаснет свет, - зарубил себе на носу Евлог, - просто палкой кинуть по проводам, и всё». Теперь он уже учёный, сам в любое время сможет исправить повреждение. В интернате у детей положено не слушаться воспитателя. Если он даст кому-нибудь поручение, то надо обязательно всеми силами уклоняться от работы, сослаться на занятость, или на то, что ты не умеешь, пока лицо Алексея Ивановича от злости не покраснеет и он не закричит на тебя. Почему поступали так, неизвестно, наверно, для разнообразия, чтобы жить было веселее. Евлогу такое поведение старшеклассников казалось странным, ведь с малолетства родители его приучили к тому, чтобы беспрекословно слушаться старших, без малейшего промедления выполнять их указания. Вначале он придерживался своих традиционных норм поведения, выработанных дома, но заметил, что старшие на него косо поглядывают. А Гриша, глядя куда-то в сторону, бросал в его адрес обидные реплики: «Опять Евлог подлизывается к Бублику». И Евлог, чтобы не выглядеть белой вороной, тоже начал для приличия отлынивать от работы, которую постоянно находил Алексей Иванович. На уроке арифметики выполняли самостоятельную работу с вариантами. Евлог здесь в первый раз узнал, что такое вариант, ведь в Демьяновке такого никогда не было. Он быстро решил заданные примеры и теперь, сидя за партой, оглядывал класс. Сидевший сзади него Кердунов сильно ткнул ему кулаком в спину: - Змеёныш, дай тетрадь списать! Евлог, которого Василиса Николаевна приучила к тому, что каждый должен решать всё самостоятельно, а дать списать – это медвежья услуга, ведь тогда списывающий так и не научится думать своей головой, никак на это не отреагировал. Кердунов ещё несколько раз толкнул его в спину, а затем зло прошептал: - Ну, Змеёныш, берегись! На перемене ты от меня за это получишь! И как только прозвенел звонок, он подошёл к Евлогу и схватил его за грудки. - Ты почему, Змеёныш, мне тетрадку не показал? А? И изо всех сил ударил кулаком в живот под основание грудной клетки. У Евлога, не ожидавшего такого удара, от острой боли потемнело в глазах, дыхание остановилось. Несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, Евлог широко раскрытым ртом безуспешно пытался вдохнуть, а как только дыхание восстановилось, он тяжело в голос зарыдал. Так с мальчиком было только один раз, когда он неожиданно пошатнулся и упал на спину с подмостков амбара. Тогда тоже дыхание останавливалось. Люся повернулась на плач Евлога и ткнула в бок Тоню. Тоня, которая по характеру была очень боевой девочкой, тут же спросила Евлога: - Кто тебя обидел? - Этот, - кивнул головой в сторону Кердунова мальчик. - Ты что маленьких обижаешь?! И не стыдно?! Второгодник! – накинулась на Романа Тоня. И, уже обратившись к Евлогу: - Куда ударил? - В живот. - Ничего, мы тебя когда-нибудь сами тоже отбуцкаем, - пригрозила Кердунову Тоня. – Тогда посмотрим, кто громче плакать будет. Начался урок, в класс вошла учительница. Все встали за партами. Евлог предполагал, что, как только она увидит его заплаканное лицо, тут же выяснит, в чём дело, и тогда Кердунову не поздоровится. Но его ожидания оказались напрасными, учительница начала урок, как будто ничего и не было, будто не видит с большой надеждой на неё направленных глаз Евлога. Да! В Демьяновке Василиса Николаевна бы этого так не оставила. Она виновного поставит за партой и отчехвостит, как следует, а потом вдобавок родителям сообщит. А те, в свою очередь, дома добавят, а отец спустит сыну штаны и проучит хорошенько ремнём, чтоб знал, как драться! Поэтому в Демьяновке драк, как таковых, между пацанами не было. Ну, конечно, бывает, что-то не поделят, встанут друг против друга, схватятся за грудки и стремятся опрокинуть противника на землю. Кто сверху окажется, тот и победил, тем всё и кончалось. А чтобы бить по лицу или по другим частям тела, такого не было никогда, об этом даже ни у кого и в мыслях не возникало. А тут, в Веждино, оказывается, совсем другие нравы. - Домой никто не уходит! – оповестила учительница в конце урока. – Сейчас состоится пионерский сбор. Тут кое-кто из мальчиков, с ними и Кердунов, схватив сумки, устремились к выходу, но возле обеих дверей коридора стояли учителя, собой закрывая им путь. Что, и Кердунов тоже пионер?! Евлога это крайне удивило. Разве такое может быть, чтоб второгодник, и пионер! Зачем таких принимают? Ну ладно, скажем, протиснулся в их ряды в третьем классе, дал торжественное обещание стать верным ленинцем, но потом ведь видят же, что не держит человек данного слова, алого галстука не носит, дисциплину нарушает, из рук вон плохо учится, никого не уважает, значит, надо исключить его из пионеров! Зачем такого держать, для количества, что ли? Василиса Николаевна бы такого быстро на место поставила, он бы у неё особо не прыгал. Из классов в коридор вынесли парты, конечно, не все, а примерно половину, расселись тесно, за одной партой по трое-четверо. Вперёд вышла коротко остриженная девушка в белой кофте с красным галстуком на шее. Это старшая пионервожатая Мария Фёдоровна. Она громко скомандовала: - Встать! Дружина, равняйсь! Под знамя смирно! – Все шумно поднялись. – Знамя внести! Затрубил горн, застучал барабан, со стороны учительской, где стояли учителя, показалось красное знамя, окаймлённое жёлтой бахромой, со знакомым обликом юного Ленина в центре, вокруг которого золотыми нитками вышиты слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Знамя несла красивая девочка со светлыми волосами. Рядом с ней по бокам шагали два мальчика, один дул в горн, другой стучал в барабан. Все трое одеты в ослепительно белые рубашки, на рукавах красуются большие пионерские значки, на груди горят выглаженные алые галстуки, а от правого плеча к левому поясу спускаются широкие красные ленты. Знаменосцы вышли на середину коридора, повернулись к затихшим детям и остановились, барабан и горн замолкли. Мария Фёдоровна скомандовала: - Дружина, вольно! Садитесь. Стуча крышками парт, дети дружно расселись. Евлог обвёл глазами сидящих пионеров. Все одеты кое-как, ни у кого нет такой красивой одежды, как у знаменосцев. Галстуки у пионеров смятые, у большинства концы оборваны, а кое-кто, особенно мальчики, вообще без галстуков. Евлог замечал, что некоторые во время решения задач от волнения и напряженной работы мысли грызут или ручку, или концы галстука. Сам же он так никогда не делал. Мария Фёдоровна долго говорила о пионерской дружбе, об уважении друг к другу, приводила примеры, как за границей в капиталистических странах живут полуголодные дети, не имеющие возможности учиться. Чтобы как-то выжить, они вынуждены за кусок хлеба с малолетства гнуть спину на буржуев-капиталистов. Там царят волчьи законы, каждому приходится, ни на кого не надеясь, защищать себя самому. В Америке негров вообще за людей не считают, в автобусах, столовых висят надписи: «Только для белых!» Туда чернокожим людям путь заказан, если кто осмелится войти, то его изобьют и вышвырнут вон. После Марии Фёдоровны выступили ещё несколько учительниц и девочек-старшеклассниц. Евлог внимательно слушал их речи и в его сердце родилась, расширялась и крепла огромная радость. Как всё-таки здорово, что он родился и живёт в первом в мире социалистическом государстве, где созданные великим Лениным Коммунистическая Партия и Центральный Комитет ночи напролёт не спят, заботятся о подрастающем поколении, лишь бы Евлог ни в чём не нуждался, хорошо учился и вырос достойным гражданином, настоящим строителем коммунизма. Странно, почему за границей рабочие и крестьяне до сих пор не догадались совершить революцию? Ведь это же так просто! Вот наши деды в 1917 году скинули царя, прогнали всех капиталистов и помещиков, буржуев всяких разных, и теперь мы – их внуки живём припеваючи в свободной стране, горя не знаем. Под конец сбора старшая пионервожатая скомандовала: - Дружина, встать! Смирно! Юные пионеры, к борьбе за дело Ленина и Коммунистической Партии будьте готовы! – и подняла правую руку выше головы в пионерском приветствии. И весь зал, как один человек, дружно ответил: - Всегда готовы! - Под знамя смирно! Знамя вынести! – опять скомандовала Мария Фёдоровна. И снова под звуки барабана и горна красивое знамя проплыло перед замершими школьниками и скрылось в учительской. Да, какое счастье выпало знаменосцам! Это, наверно, отличники, простых троечников вряд ли допустят прикоснуться к такой святыне, как знамя. Интересно, когда-нибудь Евлогу доведётся так же, как они, празднично одетым гордо прошествовать перед остальными пионерами? А одежда эта у них своя? Или только на сборы выдают? Надо будет об этом разузнать. У Евлога на сердце праздник, дышится легко, полной грудью. Вот ведь какое чудесное детство в нашем рабоче-крестьянском государстве! Мальчик ощущал себя пусть хоть очень маленьким, но уже на деле строителем коммунизма. Надо бы в Демьяновке тоже завести знамя и так же, как здесь, перед каждой игрой выносить его торжественно под бой барабана и звуки горна. Да, красиво бы было! Жаль, что такого, конечно, никогда не будет. Евлог твёрдыми уверенными шагами, как те знаменосцы, вышел из школы, а тут неожиданно рядом с ним оказался Кердунов и мальчик с лазурных небес грохнулся на грязную землю. Кердунов шагал рядом с ним, не отставая и не опережая, только сверху вниз презрительно взглядывал на Евлога. Так они вместе поднялись по деревянному тротуару к аптеке, где надо сворачивать в сторону интерната. Со стороны можно подумать, что это идут два закадычных друга. Выходя на Центральную улицу, Кердунов плечом отпихнул Евлога вбок и прижал к забору. - Ты, Гадёныш, почему мне тетрадку не показал?! А? Теперь из-за тебя мне снова двойку поставят! «Да, из-за меня! Из-за твоей огромной лени!» - подумал Евлог, но сказать ничего не сказал, только боязливо смотрел на высокого и сильного Кердунова. Что тут сделаешь? Скажешь что-нибудь не так, что не понравится этому верзиле и снова ударит тебя кулаком под дых. С него станется. И некому тут заступиться за тебя, всем всё равно. Тут не дома, не в родной деревне, где взрослые сразу приструнят хулигана. Вон сколько народу проходит мимо и только мельком скосят глаза на них, а сами шагают дальше, будто не видят, как здоровый верзила обижает маленького мальчика. Какие же тут равнодушные люди живут! Правую руку Евлог держал ближе к лицу, а левой старался прикрыть живот, тут ведь не знаешь, куда этот амбал тебя стукнет. А он стоит, ощерившись, как злая собака, и только кулаки то сжимает, то разжимает. Ноздри длинного, как у Буратино, носа, с шумом раздуваются. Земля возле забора полностью заросла лопухом, его шишки так и прилипают к одежде. В Демьяновке такого растения днём с огнём не сыщешь, там хорошие травы растут. Кердунов опять толкнул Евлога, который на этот раз не удержался и упал на спину, раздавив ранец. Может, и пузырёк с чернилами разбился и чернила книги с тетрадями залили. Евлог всё ещё надеялся, что теперь-то уж Кердунов оставит его в покое, одолел ведь, повалил на землю, показал, что он сильнее, лежачего не бьют. Но Кердунов не такой, он коленом придавил Евлога к земле и дальше повёл свой допрос: - Ты почему мне тетрадку не показал? А, Змеёныш? Вот сейчас за это рожу тебе набью, тогда будешь знать, как друзей подставлять! Друзей?! Какой он Евлогу друг?! Тяжело дышать, Кердунов всем своим весом давит на грудь Евлога, который обеими руками заслонил себе лицо, только в просветы между пальцами наблюдает за своим обидчиком. - Что затих? Боишься? Слезу вон пустил, рот скривился у бедного, ну, поплачь, поплачь. Да отведи руки, не закрывайся. Заявился тут с какой-то глухомани и выкаблучивается перед учителями! Руку тянет, к доске просится! Что, много знаешь? Хочешь сказать: самый умный! У-у, Змеёныш! Кердунов взялся за тонкие Евлоговы руки и отвёл их вниз, к груди, придавил коленом. Затем кулаком правой руки сверху вниз сильно ударил Евлога в нос, как об столешницу. Рот мальчика тут же наполнился солоноватой кровью, и носом по лицу струйкой потекла. - Я тебя предупреждал, что надо во всём слушаться меня, Змеёныш?! Почему решения не показал? Вот теперь за это возьми сдачу! Понял? На тебе! – и смачно плюнул мальчику в лицо. – Утрись галстуком, пионер, на красном крови не видно. И только после этого оставил плачущего мальчика с испачканным кровью и грязью лицом лежать на земле, отряхнул кое-где испачканный костюм, сорвал прилипшие шишки лопуха со штанов и кинул в Евлога. Забросил полевую сумку за плечо и с гордо поднятой головой не спеша удалился, на ходу насвистывая какой-то модный мотивчик. Господи, ушёл же, наконец, этот противный Пердунов! Но Евлог поднялся не сразу, полежал некоторое время на спине, подождал, пока из носа не перестанет течь кровь, поплакал ещё втихаря не столько от боли, сколько от обиды. Вот ведь как мог этот громила-второгодник, злодей, ничего из себя не представляющий человек унизить его. И ничего не сделаешь, если ты слабее, не очень-то попрыгаешь. Мог бы, конечно, в ответ стукнуть Кердунова куда-нибудь, но тот ведь в семь раз больше тогда отмерит. Потрогал пальцем под носом. Кровь засохла, в носу образовалась пробка, вроде больше не течёт. Евлог поднялся, встал с земли, как смог отряхнул испачканную одежду и спустился вниз к реке, чтоб умыться. Не будешь же по селу идти с таким лицом. Холодная вода приятно освежила лицо, успокоила мальчика и хоть немного, но легче стало на сердце. Евлог не стал подниматься на центральную дорогу, а прямо по берегу пошёл в сторону интерната. А вдруг этот верзила Кердунов опять там встретит его, лучше уж стороной обойти. Если бы знать заранее, что так получится, после уроков потихоньку через чёрный ход бы спустился мимо бюста Сталина и вышел, чтобы Кердунов его не видел. На переменах там дежурные стоят, не разрешают ходить, только учителя поднимаются и спускаются. А после уроков никто тебя не задержит. - О-о! Сегодня Евлогу, видать, крепко досталось! – Шурик со смехом встретил мальчика в интернате. – Ничего, до свадьбы заживёт. А Алексей Иванович, внимательно посмотрев на побитое лицо Евлога, произнёс: - Подрался, что ли? Не надо ведь на старших лезть, они быстро тебя поставят на место. Будто с этим дураком Кердуновым Евлог сам в драку полез! Не такой уж глупый, чтоб на такого амбала нападать! Пришёл в интернат, думал, что пожалеют его, успокоят, а тут получается наоборот, на смех подняли. Все, вон, ухмыляются, рады, что Евлога побили. Только Катя пожалела брата, погладила по голове и сказала: - Ничего, всё обойдётся. Мало ли чего ведь в жизни не бывает. На другой день Евлог дежурил по классу. Здесь в школе заведён такой порядок, что во время перерыва всем ученикам надо выйти из класса в коридор, а дежурный открывает форточки, чтобы углекислый газ, образующийся от дыхания большого числа людей, вышел на улицу, а в класс поступал свежий воздух, богатый кислородом. В результате этого у учеников лучше работает голова. Вот, оказывается, зачем весь этот сыр-бор. Теперь и Евлог об этом знает. Ученики дежурного класса с красными повязками на рукавах обходят все кабинеты, проверяя, как выполняются правила внутреннего распорядка школы, и за это ставят отметку. Евлог остался в классе один, открыл форточки, забравшись на стул вытер доску мокрой тряпкой и, довольный, прошёлся между партами. На парте Кердунова он увидел красивую зелёную авторучку с блестящим железным колпачком. Самому Роману очень нравилась эта ручка, во время урока он неоднократно вытаскивал её на божий свет, откручивал наконечник, поднимал повыше, будто проверяя уровень чернил, опять закручивал и клал ручку в специальную канавку на парте. Чтобы похвастаться, вытаскивал и такого же цвета, но гораздо меньшего размера автокарандаш, грифель которого выдвигался и вдвигался при вращении колпачка. В раймаге, видно, купил. Евлог уже видел там такой набор на витрине. Евлогу, конечно, тоже очень хочется иметь подобный набор, но уж больно дорогой. Купишь такой, а потом на что будешь жить? Ничего, когда-нибудь накопит денег и тоже приобретёт набор, не одному же Кердунову таким пользоваться. И тут Евлогу в голову пришла дурная мысль: украсть красивую авторучку у Кердунова и пусть хоть так, но отомстить ему за постоянные обиды. Конечно, самому писать ею будет нельзя, ведь Роман сразу узнает свою ручку и Евлогу уж тогда точно не поздоровится. Да плюс к тому в классе он прослывёт вором, и отношение к нему со стороны остальных одноклассников будет крайне отрицательным. Мальчик проворно схватил ручку с парты, быстро подошёл к окну, забрался на парту и вышвырнул её через форточку. Прозвенел звонок, в класс гуськом зашли ученики. Евлог закрыл форточки и сел за свою парту. Последним уроком было рисование, поэтому Кердунов не заметил пропажи ручки, так и ушёл домой. После уроков Гриша не спеша шёл под окнами школы домой. Настроение его было хуже некуда. Вот второй год, считай, сидит в пятом классе, а толку нет, по арифметике вообще ничего понимает. И почему у него голова совсем не варит? Кругом плохо, когда-нибудь хоть улыбнётся ли ему счастье? Возле стены в крапиве что-то блеснуло на солнце. «Что там может быть?» - приостановился Гриша и улыбка озарила его только что хмурое лицо. В крапиве лежала красивая зелёная авторучка с блестящим железным колпачком. Точно такую Гриша видел у Кердунова. Оглянувшись по сторонам, не видит ли кто, Гриша быстро наклонился, поднял ручку и положил себе в полевую сумку. В интернате потом внимательнее рассмотрит, когда никто не будет мешать. Как хорошо! Теперь у него своя авторучка будет! Главное, бесплатно! Не надо в магазин деньги платить. И чернильницу таскать с собой в школу ни к чему, а то когда бегаешь и с пацанами борешься, постоянно чернила книги и тетради пачкают, хотя и называют её чернильницей-непроливайкой. Вот счастье посетило и Гришу. Только-только на сердце кошки скребли, а сейчас уже праздник на душе, хоть пляши. И нечего горевать, всё будет отлично! Главное, как у Евлога лицо вытянется, когда Гриша свою новую ручку вытащит. Пусть теперь завидует. Евлог по дороге домой зашёл в книжный магазин, увидел на витрине дешёвую, всего за тридцать копеек, авторучку. Постоял, подумал, хватит ли ему денег до конца недели, и сделал вывод, что хватит. Поэтому купил ручку. Конечно, дешёвая она дешёвая и есть. Ручка тоненькая, длинная, видно, сделана специально для детких рук. Довольный своей покупкой он вернулся в интернат. При этом заглянул сначала в комнату девочек к Кате, чтобы похвастаться своим приобретением. Сестра похвалила его, тем более, что ручка недорогая, если аккуратно пользоваться, то она долго прослужит. И мальчики оценили ручку, крутили и так, и этак, и высказались: - Мощная ручка. Только Шурик сказал: - Выкинь подальше! Он, конечно, пошутил, но Евлог поначалу даже удивился. Но когда вечером сели заниматься за длинный стол и Гриша вытащил из полевой сумки свой трофей, то лица у всех вытянулись от удивления. - Откуда у тебя такая ручка?! – расширил глаза Шурик. - Возле школы нашёл, кто-то, видимо, обронил. Ручка переходила из рук в руки, все рассматривали и в один голос хвалили Гришину находку. - Да, отличная ручка, новая ещё, - заключил Шурик. – А тут какие-то буквы нацарапаны. - Где? – вытянул шею Гриша. - Вот, смотри: «К.Р.И.» - А, это, видно, инициалы прежнего хозяина, - отмахнулся Гриша. – Какой-нибудь Карманов или Касев. Евлог еле смог сдержать свою растерянность. Он сразу понял, что Гриша как нарочно набрёл на выброшенную им авторучку Кердунова Романа. Что же теперь завтра будет?! Ведь Кердунов обязательно узнает свою утерянную ручку, отберёт её у Гриши и вдобавок обвинит того в воровстве. А ведь Гриша к этой краже непричастен! Гриша только нашёл ручку, которая валялась под окном школы, и взял её себе. Да любой на его месте не прошёл бы мимо, когда такая мощная вещь валяется под ногами. Евлог ничего не сказал Грише, только угрюмо сопел в своём углу и молчал. И почему именно Гриша нашёл эту злосчастную ручку, а не кто-нибудь другой? Теперь остаётся только надеяться, что всё обойдётся. В столовой за столом сидит Алексей Иванович и пишет - делает отчёт. Тётя Наташа возится у плиты, что-то готовит. Евлог увидел в руках воспитателя красивую зелёную ручку с блестящим колпачком, и тут ему в голову пришла замечательная мысль – обменяться с Алексеем Ивановичем ручками, чтобы вечером, когда Гриша куда-нибудь выйдет, тайком подменить наконечник с нацарапанными буквами на другой, без всякой надписи. Тогда Кердунов ни за что не сможет доказать, что это его ручка. Цвет ведь одинаковый. И Евлог обратился к воспитателю: - Алексей Иванович, давайте поменяемся ручками. Тот удивлённо взглянул на мальчика: - А у тебя какая ручка? - Сейчас принесу. Мигом слетал в комнату и принёс свою новую ручку. - Вот, - и положил на стол перед Алексеем Ивановичем. - Хорошая ручка, - Алексей Иванович взял ручку, повертел в руках, попробовал, как она пишет, и обратно протянул Евлогу: - и перо не царапает. На, пользуйся. - Ну, Алексей Иванович, обменяемся, - не унимался мальчик. – Смотрите, какая хорошая, новая, сегодня только купил. - Зачем же тогда меняться? У меня ведь это старая ручка, ей сто лет от роду, а у тебя совсем новая. Или думаешь, что если будешь моей ручкой писать, то лучше станешь учиться? Дело не в ручке, всё дело в голове! - Алексей Иванович, махнёмся. Видите, какую хорошую ручку я вам предлагаю, а вы упираетесь. Так хорошо ею вам будет отчёты составлять, - не отставал Евлог, ведь ему страшно хотелось оградить Гришу от ненавистного Кердунова. - Нет! Отойди. Не мешай мне отчёт делать! Тётя Наташа возле плиты с улыбкой слушала их разговор. - Ну, Алексей Иванович, сменяемся, - никак не хотелось Евлогу отказаться от своей задумки. – Поменяемся, а? - Я уже сказал – нет! – жёстко оборвал его воспитатель. – Не мешай мне! - Алексей Иванович, сменяемся… Алексей Иванович молча писал. - Алексей Иванович, махнёмся… - не унимался Евлог. Наконец воспитателю надоело, видимо, слушать нытьё мальчика, он взял ручку Евлога и подал свою. - На, и катись отсюда! Евлог выхватил из рук Алексея Ивановича поданную им ручку и, широко во весь рот улыбаясь, вышел в свою комнату. Сел возле тумбочки, чтобы втайне от остальных рассмотреть ручку. Но как только снял колпачок, сердце его чуть не разорвалось: наконечник ручки был не зелёный, а коричневый. Теперь Гришин наконечник уже невозможно будет подменить, всё, не сможет он оградить друга. Рот мальчика скривился, вот-вот заплачет. - А ну-ка, что ты там прячешь? – Шурик заметил в руках Евлога блеснувший колпачок ручки. - Да вот, - показал Евлог ручку. – С воспитателем махнулись. - Да? – подошли и другие мальчики. – А ну, покажи. - Э-э! Дерьмовая ручка, - скривился Шурик. – Одна ручка из трёх старых собрана. Вот же жмот! – это он Алексея Ивановича имел в виду. – На новую деньги жалеет. И правда, ручка старая, чернила через трещины выступают, пачкают пальцы. Да и сам блестящий колпачок, который так и притягивал взоры, оказался тоже от другой ручки, прилегал неплотно, болтался. Евлогу стало не по себе. Что же он наделал? И Грише не помог, и свою новую ручку потерял. Прибежала Катя, уже и ей успели шепнуть. - Ты что, с Бубликом ручками сменялся? - Да. - Дурак, что ли? Новую ручку на такое дерьмо ведь не сменишь же?! Иди и поменяйся обратно! - А вдруг он не согласится? - Ну, не знаю! Надо было сперва хорошенько подумать, прежде чем меняться! Иди и попроси обратно свою ручку! Евлог взял ручку и вышел на кухню. Алексей Иванович и тётя Наташа всё ещё были там, каждый занимался своим делом. Воспитатель даже не заметил мальчика, что-то вполголоса бормоча писал на разложенном листе бумаги. - Алексей Иванович, давайте обратно сменимся ручками, - несмело произнёс Евлог и положил зелёную ручку на стол перед воспитателем. Но тот не видел и не слышал его, а продолжал дальше писать новой Евлоговой ручкой. Евлог подождал, думал, что Алексей Иванович вот сейчас, наконец-то, заметит его, но всё было напрасно. Поэтому он обратился уже громче: - Алексей Иванович, махнёмся ручками обратно. - А-а, это ты, Евлогий, - обратил внимание на мальчика воспитатель. - Давайте обратно сменяемся ручками, Алексей Иванович. Ваша мне не понравилась, старая. - Опять меняться?! – удивился Алексей Иванович и снял очки с носа. – Зачем? - Ваша, говорю, плохой оказалась. - Ну и что? - Я же думал, что ваша лучше, поэтому сменился. - Но я же тебя предупреждал, что у меня старая ручка, - вроде даже сердито проговорил Алексей Иванович. - Да, поэтому и хочу обратно поменяться. - Нет, я не хочу. Зачем мне меняться? - У меня же новая, совсем новая ручка, сегодня только купил, а вашей уже сто лет… - Но я же и предупредил тебя, что моя старая. Сам же настоял на обмене. - А теперь обратно хочу смениться. - Я не хочу меняться. Твоя ручка мне сильно понравилась, очень удобная, как раз мне ею отчёты писать. Вначале Евлог думал, что воспитатель шутит, но у того на лице не было и тени улыбки. Это уже окончательно расстроило мальчика и он заплакал. - Алексей Иванович, поменяемся, ладно? - Ни за что! Сам же ты пристал ко мне: махнёмся да махнёмся! Я же не хотел, ты сам настоял! Так было, или не так? Я не один был тут, не насильно заставлял тебя меняться. Вон и Наталья Васильевна рядом стояла, всё видела и слышала. - Да, - отозвалась тётя Наташа. – Сам же до боли в ушах целый вечер тут надоедал Алексею Ивановичу, а как поменялся он с тобой и ручка не понравилась, то теперь обратно меняться желаешь. И сторожиха такая же! Ну что за люди тут собрались? - Поменяемся обратно! – не отставал мальчик, размазывая слёзы по щекам. - Нет, нет и нет! Отойди от меня, не мешай мне отчёт делать! Господи! Ну что же это такое? Почему его ручку не хочет вернут? Она же его! Сегодня куплена! Воткнуть бы ручку в его дырявую голову, тогда, может, поймёт этот куль с салом, что раз вещь чужая, то её просто необходимо вернуть. - Верните мою ручку! Она моя! - Нет, не верну! Мне именно такая и нужна была, она тонкая, удобно в руках держать, пальцы не устают. - Алексей Иванович, верните мою ручку, пожалуйста! - Не буду я с тобой снова меняться! Я как раз хотел себе новую хорошую ручку выбрать, а тут ты мне подарок преподнёс, теперь не надо уж в магазин тащиться за такой мелочью. У Евлога слёзы в два ручья, вот ведь как дело обернулось! Хотел Кердунову насолить, попал в Гришу. Вознамерился на Гришиной дороге грязную лужу песком засыпать, сам в ней по шею увяз. Но пришёл конец всё-таки и этой нескончаемой пытке. Наиздевавшись вдоволь над пацаном, Алексей Иванович вернул Евлогу ручку. - Евлогий, не нужна мне твоя ручка, держи. Если я захочу, могу хоть двадцать себе купить. Просто я хотел тебя проучить, чтобы ты ни с кем больше ничем не менялся. Люди ведь разные, попадёшь на какого-нибудь мошенника и можешь лишиться самого нужного. Понял? Евлог кивнул головой, говорить он не мог из-за душивших его слёз. - Ладно, иди, а то из-за тебя никак отчёт свой закончить не могу. На первом же уроке Кердунов, который сегодня из портфеля вытащил старую коричневую ручку, заметил у Гриши свою. Да и как не заметить, когда Гриша прямо впереди него сидит. - Ты, Пашков, мою ручку украл?! – озлобленно ткнул он Гришу в спину. - Иди ты! Твою ручку! Будто только у тебя такая ручка! Пол-Веждино такими ручками пишет! - Кердунов! Пашков! Что там не поделили? Если так хочется поговорить, на это есть перемена, - предупредила их учительница. Кердунов сидел словно на иголках, никак не мог дождаться, когда же кончится этот длиннющий урок. - Посмотрите, этот Пашков мою ручку стыбзил! – крикнул он сразу же после звонка. На крик тут же отозвались все мальчики и окружили Гришу и Романа, все ведь видели и знали, какой ручкой писал Кердунов. Девочки наблюдали издали. - А ну-ка, расскажи, откуда у тебя эта ручка? Вчера ведь ещё простой перьевой ручкой царапал, - Кердунов с выпученными глазами так и наседал на Гришу. - Откуда?! Нашёл! Вот откуда! – зло ответствовал Гриша. - На моей парте нашёл?! Да?! На моей парте?! - Почему на твоей парте? Под окном школы нашёл, - кивнул Гриша на окно. – Шёл вдоль стены, смотрю, а в траве ручка валяется, я и поднял. А ты бы не взял? - Да! Конечно! Такие классные ручки в траве валяются, так тебе кто-то туда и положил! Не сочиняй лучше! Моя это ручка, весь класс знает. Вот хоть у Змеёныша спросим, - Кердунов кивнул на Евлога. – Скажи, моя ведь ручка? Да? - Откуда я знаю, - пробормотал Евлог, который лучше всех знал, чья ручка. – Таких ручек ведь много. - А докажи, что это твоя ручка, докажи! – не очень и боялся Гриша. - И докажу! На моей ручке иголкой были нацарапаны мои инициалы: «К.Р.И.» - Кердунов Роман Иванович. Так не видно, но если возле окна на свет посмотреть, то можно прочесть. Пойдёмте к окну, там увидим, чья ручка и кто тут вор. Мальчики гурьбой перешли к окну. И правда, на наконечнике ручки отчётливо виднелись три буквы: «К.Р.И.» - Вот видите! – торжествующе окинул взглядом окруживших его мальчиколв Кердунов. - Да, правда, так и нацарапано, - оживились те. – Твоя это ручка, твоя. А какой, оказывается, нечистый на руку этот демьяновский! – уже на Гришу попёрли. – Да не испугался, на следующий же день не постеснялся с краденой ручкой в школу придти! - Не крал я, возде школы нашёл! – заплакал от обиды Гриша. - Сказки рассказывай кому-нибудь другому, а не мне! – размахнулся для удара Кердунов, но в это время с журналом в руках в класс вошла учительница, и он отошёл от Гриши. - Ну, берегись теперь, после уроков я тебя научу, как воровать, рожу твою бесстыжую расквашу! Так и знай! – уже стоя за партой Кердунов пригрозил Грише. Гриша же сидел на уроках как в воду опущенный, сердце его прямо горело. Вот как обернулась вчерашняя радость, если бы знал, что так выйдет, то ни за что не стал бы поднимать лежавшую в крапиве ручку, пусть бы кто-нибудь другой взял и тогда бы не его, а того, другого подозревали в воровстве. А теперь, может, сколько придётся ему ходить с низко опущенной головой, чувствуя себя без вины виноватым. Да к тому же Кердунов это дело так не оставит, сегодня же может Грише так лицо разукрасить, что мало не покажется. Что-то слишком уж неудачно начинается этот учебный год. И как будто специально разлад у них с Евлогом произошёл. Если бы не это, то дружно, сплочённо и смогли бы противостоять верзиле Кенрдунову, а одному с ним не справиться. Как только прозвенел звонок, Кердунов тут же рванулся на улицу, стоял возле калитки, опершись на забор, и кровожадно ждал. Ждал Гришу. Вот в дверях показался Евлог, заметив Романа, он бочком-бочком, пугливо косясь на него, прошёл мимо и почти бегом поднялся по тротуару наверх. - Куда спешишь, Змеёныш? Подожди! Вместе пойдём, в обнимочку, ха-ха-ха! - Кердунов проводил Евлога презрительным взглядом, но остался стоять на месте, он сегодня ждал не Евлога, а Гришу. Гриша же не спешил выходить из школы. Уже никого не осталось во дворе, последние спешили разойтись по домам, а Пашков так и не вышел. Уже в животе Романа заурчало, желудок торопил домой, напоминал, что пора обедать, а Гриши так и не было. Куда этот рыжий подевался? Кердунов зло скрипнул зубами, бросил опираться на забор и побежал обратно в школу, поднялся на второй этаж, огляделся, в коридоре пусто. Только вспотевшие уборщицы стараются, большими мокрыми тряпками трут испачканные школьниками полы. Вошёл в класс – там тоже никого. Что такое?! Как удалось этому воришке Пашкову сбежать от него? Ведь в числе первых Кердунов вышел из школы, дежурил у калитки и не пропустил бы Гришу, если он прошёл мимо. Евлога видел, а Гриши не было. Обратно вышел в широкий коридор, взглянул в сторону учительской и хлопнул себя ладонью по лбу, понял, что Гриша вышел через чёрный ход, где заносят дрова, чтобы топить печи. Ведь после уроков там никто не стоит, никакой дежурный тебя не остановит. «И как это я про чёрный ход не подумал?! Но ничего, пусть сегодня Пашков меня обвёл вокруг пальца, но завтра уже это ему не удастся, понюхает он запах моих крепких кулаков, учебный год только начинается», - успокоил себя Кердунов. А Гриша, насвистывая себе под нос, не спеша шагал по нижней улице мимо длинных складов сельпо и время от времени бросал в воду плоские камешки – «кушал блины». Они же, подпрыгнув несколько раз на поверхности воды, в конце концов бесследно исчезали. Сегодня Гриша сумел обмануть Кердунова, а завтра снова что-нибудь придумает. Очень уж не хочется на узкой тропинке встретиться с этим волчарой, который только и ищет, как бы обидеть кого-нибудь, кто слабее его. Думал, что больше их пути больше не сойдутся, но вот ручка подставила ножку. Сам, наверно, бегая вокруг школы во время перерыва, уронил авторучку, а Гриша, как нарочно, нашёл её. И снова вышел на Кердунова. И чего бы кому-нибудь другому потерять ручку? В прошлом году в одном классе сидели, сколько раз тогда обижал, и в этом снова встретились. Правду говорят, что от дьявола не уйдёшь! Зря он тогда послушался Тоню, надо было остаться в пятом «а». А теперь совсем не ясно, когда разойдутся их пути, когда вздохнёт Гриша свободно? Да, жизнь в Веждино оказалась совсем другой, не похожей на домашнюю. В Демьяновке Евлог сам командир, никого не боится, все пацаны его слушаются, даже Гриша, несмотря на то, что на два года старше. Наверно, потому, что у Евлога голова лучше работает. В Демьяновке Евлог считается самым смелым, и это действительно так. Весной, когда они втроём вместе с Гришей и Тарасом ходили ко вновь воздвигнутой вышке возле пожегодской дороги, кто самым первым поднялся на самый верх, где сооружен небольшой столик? Евлог. Затем Тарас, а уже после них тихонько, с периодическими остановками Гриша. А когда деревья валили возле их штаба, кто первым спустился на подрубленной сосне, как на парашюте, на землю? Опять же Евлог. А здесь почему-то боится дать сдачу какому-то зарвавшемуся Кердунову! На каждый удар следует ответить ударом. Несомненно, и самому тогда достанется по первое число, здоровый всё-таки этот бугай. Ну и пусть. Зато Кердунов поймёт, что надо прекратить обижать маленьких, когда сам синяки потаскает под глазами. Гриша сегодня в интернат вернулся довольный, значит, каким-то образом он сумел объегорить Кердунова, ожидающего его возле школьной калитки. А что будет завтра? Может, тоже окажется весь избитый? Нет, что ни говори, а Евлогу завтра надо будет проследить за Гришей и Кердуновым, а если понадобится, то вступиться за Гришу, помочь ему. Один он тоже вряд ли сможет противостоять Роману. Кердунов кражу ручки так не оставит, будет, как хвост, преследовать Гришу всюду, чтобы потом прижать где-нибудь в безлюдном месте, как Евлога. На другой день Кердунов назойливой мухой ходил за Гришей, во время урока острым концом ручки больно тыркал по спине: - Значит, Пашков, вчера сбежал от меня? Ничего, сегодня я тебя так не отпущу, руки твои длинные укорочу, научу, как воровать! Вор! Грише же до слёз обидно от таких слов Романа, он сидел опустив низко голову, а на парту из его глаз изредка падали солёные капли, которые он тут же вытирал рукавом серого пиджака, чтобы никто не заметил, что он плачет. Евлог, конечно же, всё это видел и сердце его, подобно птичке, попавшей в клетку, трепетало и ныло в груди. Ведь это он виноват в том, что Гришу в классе теперь считают вором и презрительно к нему относятся. Что делать? Выйти во время перерыва перед классом и признаться, что виноват во всём он – Евлог, а вовсе не Гриша. Гриша честный человек, он правду говорит, что нашёл выброшенную Евлогом ручку в крапиве возле стены школы и присвоил её. Но тогда и представить невозможно, что с ним сделает Кердунов! И так проходу не даёт, то кулаком в бок ткнёт, то руку за спину завернёт. Ведь только-только начали сходить синяки под глазами, желтизной отливают. И не к кому тут за помощью обратиться, совсем один остался. А один в поле, говорят, не воин. Зря всё-таки с Гришей они поссорились, ох, зря! Сейчас бы помириться с ним, но сделать самому первый шаг стыдно, гордость не позволяет. Да и если сейчас признается Грише, что это он виноват, то Гриша ещё больше рассердится и их дружба может закончиться навсегда. Ведь столько обидных слов пришлось Грише молча выслушать, глотая слёзы, от Кердунова и от одноклассников, которые подчёркнуто холодно держатся с ним. А если признаться, то уже всё их презрение переметнётся на Евлога. Что делать? Вот и ломай себе голову! Жизнь задаёт тебе вопросы сложнее, чем задачи по арифметике, ни под какие правила не подведёшь. Наверно, надо обождать, посмотреть, что будет дальше, может, всё и так обойдётся само собой? Сегодня Кердунов уже не вышел заранее к калитке возле школы, чтобы там ждать Гришу, а постоянно преследовал его по пятам. Гриша же задумал было повторить свой вчерашний манёвр через чёрный ход, но не тут-то было. Пришлось выйти из школы вместе с ненавистным Кердуновым. Евлог, сохраняя дистанцию, последовал за ними, не упуская из виду. Вот они уже поднимаются по тротуару к Центральной улице, позади осталась школьная мастерская и на углу забора возле здания КБО Кердунов точно так же, как совсем недавно Евлога, внезапным ударом плеча отпихнул Гришу в сторону. Забор проходит вдоль дороги, но значительно ниже. С верхней стороны улицы, где проложены мостки и ходят люди, не видно, что делается в низине. Кердунов это очень хорошо знает, Евлогу уже не раз тут попадало от него. Кердунов схватил за грудки и прижал Гришу к штакетникам. Сейчас он измордует Пашкова за то, что он якобы украл его ручку, хотя на самом деле это не так, но никто Грише не верит. Гриша стоял с побледневшим лицом и дрожащими губами повторял одно и то же: - Не брал я твою ручку, под окном нашёл. Евлог укрылся за забором и исподтишка наблюдал, как будут развиваться события дальше. А вдруг да Кердунов и не тронет Гришу, так разойдутся, только поговорят. А, может, Гриша и не поддастся Роману, он ведь по возрасту старше Евлога, хотя ростом и уступает. Кердунов долго что-то разъяснял Грише, водя перед его носом указательным пальцем. Гриша же молча слушал, только изредка робко вставлял пару слов, отрицательно мотая головой. Наконец, Кердунову, видно, надоело воспитывать Пашкова словами, он размахнулся и коротко ударил Гришу под дых, а как только тот согнулся от боли, другой рукой снизу добавил по лицу. Гриша опустился на землю. Увидев это, Евлог схватил валявшуюся под ногами штакетину, подбежал к ним и, держа штакетину за концы, изо всех сил толкнул Кердунова в спину. Ударить Романа по голове всё-таки не смог заставить себя, хотя очень хотелось: - На тебе! Кердунов от неожиданности рыбкой нырнул вперёд и распластался на земле. Евлог же сверху оседлал Романа и, схватив его за волосы, несколько раз приложил лицом о подножную грязь, приговаривая при этом: - Вот тебе! Вот тебе! Будешь ещё демьяновских обижать? Будешь? Один Евлог на такое бы никогда не решился, Кердунов тогда легко скинул бы его с себя и точно смешал с грязью. Но, увидев неожиданную подмогу, Гриша тоже набросился на своего обидчика. И тут второгодник Кердунов, этот широкоплечий верзила с налитыми свинцовыми мускулами, наводивший ужас на Евлога, вдруг обмяк, рот его скривился, из глаз потекли слёзы и он громко заплакал. Евлог с Гришей оставили вмиг раскисшего Кердунова и, всё ещё тяжело дыша, отошли в сторону. - Да-а, - протянул Гриша и взглянул Евлогу в глаза. – Молодец, помог. Евлог же на это только пожал плечами и улыбнулся через слёзы, его глаза почему-то тоже дали течь. Ладонью вытер лицо и сказал: - Повернись, спину хоть отряхну, - и хорошенько отхлопал ладонью по гришиному пиджаку, сбивая приставший мусор, снял и отбросил в сторону шишки лопуха. Кердунов, всхлипывая, поднялся, отряхнулся, при этом заметил, что его модные узкие брюки порвались, обнажив колени с кровоточащими ссадинами. Из-за этого он ещё громче заплакал. - Новый костюм испортили, бандиты демьяновские! Что я теперь дома скажу? - А ты солги, что собака на тебя по пути набросилась, - со смехом бросил ему Гриша и повернулся к Евлогу: - Идём. И друзья с лёгким сердцем зашагали к интернату. Теперь они никого не боялись. Теперь их уже ничто не сможет разлучить, мощно, душа в душу станут жить! Заключение Евлог долго ещё не смел открыться Грише, что это он свистнул ручку Кердунова, всё боялся, что тот обидится и их дружеские отношения вновь разладятся. Но как-то раз, когда настроение Гриши было удивительно приподнятое, всё же признался во всём и повинился. Гриша в ответ надулся на короткое время, но быстро отошёл и друзья договорились, что теперь уж больше никогда об этом случае не будут вспоминать. Гриша снова остался в пятом классе, уже во второй раз, и на следующий год мать его отправила учиться и жить у тётки в Пасаёле. Кердунов после этого случая больше не обижал Евлога, проучился с ним аж до восьмого класса. После ухода из школы пьянствовал, хулиганил, несколько раз сидел, затем совсем спился. Так и не женился, не создал себе семью. Кто же выйдет замуж за пьяницу? Наконец водка окончательно сгубила его. Похороны Романа организовал сельсовет, так как мать скончалась ещё раньше, а других родных никого не осталось. После похорон в его полуразвалившемся доме собрались соседские старухи со своей стряпнёй, помянули Романа, так и не научившегося жить по-человечески, попили чайку и разошлись. Иван Ногиев 2010 год