Ох и красивая же была Василий Семёнович где только не был, куда только жизнь его не бросала. Рассказывать умеет, язык хорошо подвешен и смазан, молодёжь слушает его раскрыв рты. Вот, говорит, в юности довелось мне служить на немецкой земле. Была тогда у нас Группа Советских Войск в Германии, сокращённо – ГСВГ. Выходной день. Собираюсь в увольнение. Постригся, побрился, погладился, почистился и встал в строй на инструктаж. Всё досконально проверили, чтобы форма одежды в порядке была, затем дежурный офицер долго перед строем молитву читал о том, как следует вести себя среди немцев. Стою, в одно ухо залетает, через другое вылетает, ведь и так всё ясно. Ты, мол, лицо Советского Союза, на тебя вся западная Европа смотрит. Как будто очень нужно Европе на меня глазеть! Нельзя, мол, водку или пиво пить, плеваться на прохожих, громко разговаривать или петь, сморкаться, закрыв одну ноздрю пальцем, на это есть носовой платочек, отлить в подъезде, и то нельзя. Немножко надо уважать немецких камрадов, они тоже строят социализм. Как говорится, надо быть во всём примером, как юные пионеры. Ну, наконец, закончился инструктаж, с товарищем прошли через КПП и мы в городе. Гуляем, на немцев глазеем, а они, понятное дело, на нас. Хорошо, везде чисто, нигде мусор не валяется, как у нас. С молодыми немками гутэнтагами перекидываемся, солдат ведь – он всегда солдат. А они красивые все, в коротких юбочках, так и тянет посмотреть, что там они прячут под юбками. Возле реки парк. В выходной день много народу там прохаживается. Две молоденькие немки с колясками стоят, о чём-то между собой шпрехают. А коляски то туда, то сюда катают. И вдруг у одной из них коляска-то сорвалась и, конечное дело, покатилась по асфальту к реке. Бросилась вдогонку, да где там! Коляска скорость всё набирает и набирает. Никого по пути нет, кроме нас. Товарищ мой с раскрытым ртом так и замер на месте, а я, конечно, тогда ещё довольно ловким был, это ведь сейчас располнел да хожу, переваливаясь, как утка. Вот и бросился я наперерез коляске. Остановил уже возле самого берега, не дал упасть в реку, зато сам, не удержавшись, бултыхнулся, понятное дело, в воду. Плавать умел, поэтому не закричал, только вылезть не могу, берег бетонированный, гладкий. Но товарищ мой, наконец-то, очухался, и помог выбраться, спасибо хоть за это. И вот стою я там на бетонированном берегу, как Муму Герасима, а вода с меня ручьём течёт. А немка же схватила своего драгоценного малыша, обнимает и целует, на меня смотрит и восклицает по-своему: «Майн либе зон!» (Зон – по-немецки: сын). «Да, - отвечаю ей, - я коми зон». (Зон – по-коми: парень). А потом как ко мне бросится. «Русише зольдатэ, карашо!» - кричит. Но видит ведь, что я стою и начинаю замерзать, дрожу весь, как какая-то мелкая тварь, и зовёт меня куда-то. «Ком, ком», - приговаривает. Ну, я и пошёл с ней, раз приглашает, а товарищ мой остался. Совсем недалеко, оказывается, и живёт. Зашёл за ней в квартиру и сразу такое ощущение, как будто в рай попал. Шагу ступить не смею, такой порядок везде, всё блестит, нигде ни пылинки, ничего не валяется, как у нас дома. А хозяйка меня в ванную затащила, даже не обращает внимания на то, что с меня грязная вода стекает на чистый пол. Быстро-быстро у меня всю одежду стащила, я даже не успел опомниться, как оказался в одних трусах. Стою так, ну, болван болваном, никак не соображу, что же делать надо. А немка мне халат какой-то подала, и я в этот халатик завернулся. Мокрую форму в стиральную машину кинула, и та, слышу, уже загудела. Только успел сообразить, что документы надо вытащить, они у меня в полиэтиленовом пакетике были, поэтому не промокли. Мне как-то стыдно перед хозяйкой, только и думаю, как бы быстрее отсюда смыться, пока муж не вернулся и не застал чужого мужчину в таком довольно подозрительном виде. А она на кухню меня отвела, вытащила из холодильника бутылку вина, кое-какую непонятную для меня закуску. Рюмки поставила на стол такие малюсенькие, как напёрсток. Я же набрался наглости и указал на большой фужер, сюда, говорю, мне налей. У хозяйки глаза округлились от удивления, но всё-таки налила в этот указанный мной фужер и смотрит, как я опустошать буду его. Ну, я, конечно, не опозорился, не отрываясь приговорил эту посудину, тренировки ведь до армии уже были. У неё, понятное дело, глаза ещё больше стали. Головой от удивления качает и что-то по-своему лопочет про себя. Закусил, как сумел, и такое тепло по всему телу разлилось, сижу, блаженствую после купания в холодной воде. В это время ребёнок её захныкал в комнате. Мамаша забежала туда, что-то по-своему бормоча, своим милым голосом начала баюкать малыша. А в это время я, пользуясь отсутствием хозяйки, набрался смелости, налил и выпил ещё один бокальчик вина. Так сказать, для храбрости. Вернулась она уже переодетая в домашний халат, а сама такая красивая, что просто глаз отвести невозможно. Краем глаза увидел ещё, что, оказывается, под халатом то у неё ничего нет! Ну, абсолютно ничего! Василий Семёнович замолчал. Все притихли и ждали продолжения рассказа. А он, как назло, дальше не рассказывал. - А дальше-то, дальше что было? - Что, что? Проснулся от крика дневального: «Рота, подъём!» - Василий Семёнович тяжело вздохнул и добавил: - Ох, и красивая же была…! Иван Ногиев 2003 год