Ёс
Ёс
Тёплый осенний вечер. Тишина, только от реки изредка лёгкий ласковый ветерок долетит, но до того слабый, что чуть-чуть только может отклонить вертикально к небу поднимающийся столб дыма от костра. Из-за долгой суши Печора совсем обмелела, лениво несёт на север остатки вод, чтобы объединиться с многочисленными притоками и ручьями, а затем уже сдать их Ледовитому Океану. Ещё минута, и яркое солнце скроет своё вечно улыбчивое лицо за линией горизонта. Вот оно в последний раз плеснуло золотые лучи на землю и потухло до утра. А над зелёным лесом противоположного берега долго ещё полыхала кроваво-красная заря. Но в конце концов и она растеряла свои яркие краски и исчезла насовсем. И тут же ночь укрыла плотным голубым одеялом и лес, и реку. Одеяло постепенно темнело, из голубого стало совсем чёрным, и вдруг в нём появилась совсем маленькая дырочка, другая, третья, будто личинки моли, дурачась, начали прогрызать материал. Вскоре оно стало похоже на решето. Это в далёком, недосягаемом небосводе вспыхнули и разом засияли, как мелко разбитые стёклышки, миллионы и миллионы звёздочек. Ох, и хорошо же в эту пору возле реки! Над головами сидящих возле костра рыболовов о чём-то тихонько перешёптываются зелёные листья раскидистой кудрявой берёзы. От реки медленно, пока ещё боязливо поднялся холодный туман, который постепенно сгущался, наглел, захватил всё окрестное пространство, полностью заслонил ближние деревья. До этого хоть что-то да можно было ещё различить, а теперь и вообще всё окутала сплошная темень.
Евлог в который раз уже мысленно благодарил тестя – Ивана Терентьевича, который взял его с собой на рыбалку, да ещё с ночёвкой, а то чем бы он сейчас дома занимался? Опять до боли в глазах пялиться в опостылевший телевизор с его нескончаемыми однообразными сериалами и одними и теми же актёрами?
В первую же проверку оказалось, что в сеть попалась довольно приличная сёмга. Такую рыбину жители припечорья называют ёсом.
Иван Терентьевич сёмгу припрятал, а мелочь очистил и по своему одному ему известному рецепту с добавлением разных приправ сварил. Ох и вкусная же уха получилась! Евлог с детства к рыбным блюдам был равнодушен, но, попробовав деликатес тестя, не смог удержаться, всё ел, ел, и ел! И вроде бы давно уже сыт, живот раздулся, как барабан, а всё ещё хочется и хочется, никак оторваться не может!
- Да ты не бойся, никто не отнимет, отдохни, место освободится, и снова поешь, - смеётся тесть, видя мучение зятя. Он лежит на разостланном брезентовым плаще, голову положил на руку и мирно сосёт сигарету, струйками дыма отгоняя от себя надоедливых комаров. Пляшущие языки пламени костра освещают его морщинистое лицо и выбившиеся из-под шапки седые волосы. Сильный был мужик в молодости, да и теперь, в семидесятилетнем возрасте его нельзя отнести к слабакам.
Отправляясь на рыбалку, Евлог спросил тестя, не попадутся ли они сами в сети, не рыбаков, конечно, а рыбинспекции? Но тот только усмехнулся уголками губ и ответил: «Не попадёмся. Сегодня они всей шайкой вниз по Печоре отправились. Уж я-то знаю». И правда, во время рыбалки их никто не тревожил.
- Давно уже таких деликатесов не пробовал, - виновато улыбнулся Евлог, - поэтому и оторваться не могу.
Он отложил ложку, снял с пропотевших ног резиновые сапоги с высокими голенищами и тоже прилёг на куртку, протянув уставшие ноги поближе к костру.
В такую ночь, когда живот до упора раздут ни с чем не сравнимой вкусной ухой из свежей рыбы и несколькими кружками горячего сладкого чая, заваренного вместе со смородиновыми ветками, пропадает желание шевелиться, хочется просто полежать, не разговаривая, забыть на некоторое время о житейских невзгодах и просто подумать об окружающей тебя природе, о месте и роли человека на земле. Тишина, нигде никого, кроме вас, нет, никто не нарушит вашего покоя.
Смотрит Евлог на тестя и удивляется, до чего же он всё-таки весёлый человек! Такой характер редко у кого встретишь. Любого может разыграть. Вот, скажем, по улице идёт женщина. А он подкрадётся тихонько сзади, нагнётся, зарычит, как собака, и рукой цапнет женщину за ногу. Та с перепугу дёргает ногой, думает ведь, что это собака укусила её, повернётся, а сзади Иван Терентьевич ухмыляется. Но не держат зла односельчане, зная его весёлый нрав.
Как-то возле будки, где он дежурил со своими сменщиками, вырыли глубокую траншею. А ночью пурга полностью замела её снегом, да так, что абсолютно ничего не заметно. Утром Иван Терентьевич вышел на улицу, на палку надел галошу и наделал следов на снегу на месте траншеи. Сменщик попался на эту удочку и бухнулся в снег на двухметровую глубину. А Иван Терентьевич прохаживается возле будки и вроде сам с собой озабоченно разговаривает:
- Что-то сегодня сменщик долго не идёт.
А из ямы напарник на него благим матом орёт:
- Если бы знал, что такое устроишь, точно вообще не пришёл!
Но не все его шутки были такими уж безобидными. Как-то им на участок привезли стекловату, белую, приятную на вид, совсем, как стерильная медицинская вата. Иван Терентьевич же положил её в туалете вместо бумаги. Сам сидит в конторе и тихонько наблюдает, что же будет. Все заняты, сопят, что-то высчитывают, на счётах щёлкают. Потом один отлучился, вышел в туалет, второй. И понеслось… Один за другим как начали бегать , не сидится же, зудит. На другой день чуть его сослуживцы не избили:
- Ты над нами вчера подшутил!?
- О чём это вы? Я ничего не знаю! – изображает на лице крайнее недоумение Иван Терентьевич.
- Давай-ка в избушку зайдём, прохладно становится, - нарушил тишину тесть. – Тут не заметишь, как и простудишься.
- И правда, зайдём, - согласился с ним Евлог. – Что-то в сон клонить начало.
Печку ещё днём протопили, воздух в избушке свежий, сырость и затхлость исчезли. Постелили на нарах фуфайки, улеглись и так хорошо заснули, что даже ничего не приснилось. Иван Терентьевич утром проснулся рано, привык ведь вместе с солнцем вставать и как только время наступит, больше не может заснуть, даже если очень хочется, приходится подниматься. Своим скрипом и кряхтеньем он разбудил и Евлога, который посмотрел на светлое от солнечных лучей окно, удивился, как быстро пролетела ночь, и тоже поднялся.
- Ты смотри, светло! А я тут храплю без задних ног, всю рыбу уже, наверно, проспал.
- Ничего, - улыбнулся Иван Терентьевич. – Пока молодой, хорошо спится. А у меня вот сон уже пропал куда-то. Прикорну чуть-чуть, и всё, баста! Потом всю ночь ворочаюсь. Нары, вон, даже заблестели.
Евлог оделся, вышел на улицу, от души вдохнул свежий утренний воздух, потянулся, взял чайник и побежал к реке. Умылся и зачерпнул в чайник воды. Солнце только-только выскочило из-за деревьев, его ласковые лучи ещё прохладные, совсем не греют. Из-за этого туман и не думает расходиться, в низинах стоит молочным киселем. Но мелкие пичужки уже почувствовали приближение дня, они давно чирикают в прибрежных кустах ивняка.
Евлог резво поднялся наверх к избушке и подсел к тестю, который подвесил над костром котелок со вчерашней ухой.
- Ох, и хорошо же здесь! И почему только люди стремятся в вонючие большие города? Не лучше ли поселиться здесь, построить себе дом, завести корову, ловить рыбу, охотиться?
- Почему, спрашиваешь, не селятся в таких живописных местах? Из-за лени! Только из-за лени. Ведь чтобы здесь жить, надо ежедневно с утра до ночи работать. Ни тебе выходных, ни тебе отпусков. И золотые пески морских пляжей даже во сне не увидишь, - задумчиво перечислял тесть. – А теперь люди уже привыкли к лёгкой жизни, чтобы весь день на работе за столом перед компьютером торчать, а вечером на диване возле телевизора отдыхать. Даже плетью на улицу не выгонишь, не говоря уж куда-нибудь подальше.
- Так-то оно так, - пришлось согласиться Евлогу. – Никуда не денешься, жизнь ведь не стоит на месте. Сколько институтов работает, чтобы людям жилось лучше, прогресс не остановить.
За разговором не заметили, как зашумел чайник. Зять с тестем не торопясь позавтракали.
- Ну, вот, туман разошёлся, можно сеть проверить, только вряд ли что-нибудь попало. Сегодня день впустую пропадёт, улова не будет, не для рыбалки такая погода, - вздохнул Иван Терентьевич.
- Это почему же? – удивился Евлог и осмотрелся вокруг. – Такое хорошее тихое утро, и не для рыбалки?!
- Да бесполезная трата времени, - стоял на своём тесть. – Я нутром чую, а объяснить не могу. Вот доживёшь до моих лет, и тоже чувствовать будешь.
Их неторопливый разговор прервал быстро приближающийся шум мотора. Скоро из-за поворота реки показалась лодка.
- С «Вихрем» кто-то режет, уж не Плаксин ли, случайно? – приподняв руку надо лбом, закрываясь ею от ярких лучей солнца, вглядывался в приближающуюся лодку Иван Терентьевич. – Точно! Он! Рано встал что-то сегодня, всю рыбу, видно, хапнуть думает. А второго, кто с ним сидит, не знаю, незнакомый кто-то.
В быстро приближающейся «Казанке» сидели двое. Пожилой мужчина, одетый поверх фуфайки в брезентовый плащ, в зимней шапке, держась за ручку мотора, управлял лодкой. Другой помоложе, лет тридцати. Он сидел спереди, и от нечего делать внимательно осматривал окружающий его пейзаж. Заметив стоящих на берегу Евлога и Ивана Терентьевича, лодка сбавила газ, повернулась к ним и уже с выключенным мотором мягко ткнулась в прибрежную глину.
- Здорово живёте, зять с тестем! – бодро поздоровался Плаксин, выходя с лодки на берег. – Можно к вам присоединиться?
- Отчего же нет? Пожалуйста, Алексей Семёнович. Место тут нами не куплено, - приветливо ответил Иван Терентьевич. – На рыбалку?
- Да, решили вот проветриться. Зять в гости приехал, - указав глазами на сходящего с лодки спутника, вёл разговор Плаксин. – Может, на уху наловим…
- Очень может быть, а вот сидя безвылазно дома навряд ли что-нибудь попадётся.
Поздоровались за руку.
- Давно здесь? – поинтересовался Алексей Семёнович.
- Со вчерашнего вечера.
- И что-то уже есть?
- Один ёс, - безразлично махнул рукой Иван Терентьевич.
- Ну-ка, покажи.
- Пойдём, посмотрим, если так уж интересно, - и повёл гостей к кусту ивы, где в вырытой ямке лежала пойманная накануне сёмга, укрытая свежей травой.
- Да, довольно приличная, - сглотнув слюну, проговорил Алексей Семёнович, увидев рыбину длиной с обеденный стол. – Вы не будете против, если мы остановимся тут рядом?
- Какой вопрос, река ведь общая. Мы всё равно сегодня отсюда уйти собираемся, - махнул рукой в сторону посёлка Иван Терентьевич.
Плаксин с зятем перенесли свои пожитки к избушке, а затем вышли на реку и поставили сети. Евлог с тестем тоже сели в лодку, чтоб проверить поставленную вчера сетку.
- Такой ведь этот Плаксин жадный, всего ему больше нужно, чем у других. Когда я возвращаюсь с охоты или с рыбалки, постоянно с веранды в бинокль наблюдает, следит, много ли я поймал. А я это знаю, поэтому специально делаю вид, будто очень тяжёлый рюкзак за спине несу, пригибаюсь чуть ли не до земли, еле ноги передвигаю. Как-то капканы зимой проверил, никого не поймал, один заяц попался, да и тот только ногу оставил, ушёл. Так я набил рюкзак пихтовой хвоей, иногда со старухой паримся пихтовыми вениками, помогает, когда спина болит, а ногу заячью сверху засунул, пусть торчит. Плаксин, конечно, не оставил такой факт без внимания, каждому встречному рассказывал, что Иван, мол, опять полный мешок зайцев приволок.
Не спеша проверили сеть и спокойно поднялись к избушке. Плаксин с зятем уже их поджидают.
- Ну, что-нибудь есть?
- Да ерунда, один ёс только случайно попался, - со значением кашлянул в кулак Иван Терентьевич.
- Ну-ка, посмотрим, - прямо ёрзает на месте Алексей Семёнович. Так ему хочется увидеть сёмгу.
- Да что там смотреть, ёс – он ёс и есть. Ну, ладно, посмотри, - и нарочно безразлично развернул кусок брезента, куда была завёрнута рыбина.
- У-ух, ты! – даже дух перехватило у Плаксина, а глаза у него так и загорелись. – Смотри, как людям везёт, может, и нам попадётся, - это он уже к своему зятю обратился.
Сели возле костра, с хорошим настроением чаю попили, нарассказывали друг другу рыбацких баек. А Иван Терентьевич опять на своего любимого конька сел:
- В прошлом году столько куропаток на клюкву наловил, - многозначительно протянул он, лениво потягивая цигарку.
- Как на клюкву!? – дёрнулся, чуть было не опрокинул кружку с чаем Алексей Семёнович.
- А так, беру около литра клюквы, бутылку с горячим чаем, и иду в лес. Поставлю бутылку на снег, получится ямка, на дно кину несколько ягод клюквы. Она ярко-красная, далеко видать. Сделаю по лесу круг, везде такие ловушки наделаю. А сзади меня уже куропатки, стараясь достать из ямок ягоды, лезут туда вниз головой, а обратно вылезти не могут, стенки ведь гладкие, ледяные. Возвращаюсь в начало круга, и знай себе, собираю куропаток, полный мешок наберу, и домой.
- Ха-ха-ха! – раскатился по реке громкий смех рыбаков, а эхо через некоторое время повторило его.
- А иногда лень становится по лесу кружить, так я клюкву прямо на снег высыплю на видном месте, а сам за кустик спрячусь. Куропатка прилетит, попробует ягоду, и от кислоты глаза зажмурит, голову запрокинет, я тогда уже не зеваю, за горло её, и в мешок. Так и сижу, пока полный мешок не наберу.
Весело возле костра! Разговоры, шутки, не заметили, как час прошёл.
- Пойдём, зять, проверим сетку, может, поднять даже не сможем, столько застряло там, - Плаксину не терпится, так и тянет на реку.
Евлог и Иван Терентьевич после них тоже спустились к лодке.
Проверив сети, все четверо опять сошлись возле избушки. Плаксин с зятем поднялись пустыми, а Иван Терентьевич и Евлог тяжело тащат большущую сёмгу.
Алексей Семёнович от зависти уже не знает, что делать. Если до этого они сетку ставили выше по течению, то теперь переставили ниже, а вдруг рыба идёт снизу, а Иван Терентьевич своей сеткой ей путь перекрывает. Но у них снова сетка пустая, а Иван Терентьевич как назло здоровенную сёмгу вытащил. Что же это делается на свете!? Чуть не плачет мужик от обиды, а ведь так хотелось перед зятем похвастаться, показать, какой он везучий и умелый рыбак.
Подошёл к Ивану Терентьевичу:
- У тебя какой длины сетка?
- Пятнадцать метров, - будто совсем ничего не понимает, спокойно отвечает тот. – А что?
- У меня вон двадцать метров, длиннее твоей, а постоянно пустышки вытаскиваем. А вы с зятем ёс за ёсом, одну за другой поднимаете. А ячейки широкие?
- Такие же, как у тебя, ты же видел.
- Вот, чёрт! У меня сетка и длиннее, и дороже, японская, а никакого толку! Вы долго ещё пробудете тут?
- А всё, в последний раз поднимем, и тронемся.
- Тогда я ваше место займу, может, что-нибудь хоть наловлю…
- Твоё дело, мы вон немножко для себя поймали.
- Ничего себе, немножко!?
Евлог и Иван Терентьевич, подождав, пока Плаксин с зятем на реке проверяли сетку, не торопясь, погрузили в лодку своё хозяйство, не забыли и того вчерашнего единственного ёса, которого они семь раз тайком от соседа, завернув брезентом, спускали в лодку, а потом уже открыто поднимали обратно. Сели сами и с лёгким сердцем отчалили от гостеприимного берега.
Алексей Семёнович с зятем тут же заняли освободившееся после них место, втайне надеясь, что и им теперь повезёт.
Но самое интересное случилось вечером, когда жена Ивана Терентьевича вернулась из магазина. Она, как только переступила порог, тут же шваркнула мужа тяжёлой авоськой, набитой хлебом, по голове. В сетке лежали три буханки, причём каждая весила полтора килограмма. От такой любви со стороны жены у Ивана Терентьевича сразу же с носа сорвались две большие капли, промёрз же на реке.
- Ну-ка, признавайся, - тут она обозвала ещё мужа нехорошим словом, - кого ты сёмгой кормишь?!
- Никого не кормлю, что с тобой? – тут уж взаправду удивился муж.
- В магазине Плаксин рассказывал, что ты восемь ёсов поймал. А я ответила, что ты только одного затасканного домой принёс. Куда остальные семь штук девал?!
Иван Ногиев
2006 год