«Пошёл вон!» Троица в Кекуре самый главный церковный праздник, когда туда со всех окрестных сёл и деревень наезжают многочисленные гости. В этот день работать грех, народ гуляет. По улице не спеша вышагивают одетые в нарядные сарафаны улыбчивые бабули, причём некоторые из них даже обуты в новые, смазанные дёгтем, коты, под которыми во всей красе пестрят разноцветными узорами шерстяные чулки. Они собираются у одной из своих подруг, пьют из широких блюдец горячий чай, дегустируют хозяйкин сур и чуть-чуть, самую малость, в рюмочке самогон. После этого идут гурьбой на кладбище, поминать усопших. Люди среднего возраста ходят из дома в дом, везде их с распростёртыми объятиями ждут хозяева. Никого не обижают, никого не обделяют угощением, везде свои коми люди. Все друг другу – родня. А как же по-другому? Ведь в другой церковный праздник собираются в другом селе, где уже теперешние гости выступают в роли радушных хозяев. К Александру в дом Степан с Людмилой свалились неожиданно, прямо как заморозок в летнее утро. Сначала, увидев мужчину в военной форме с погонами старшины и красивую белокурую женщину, одетую по-городскому, хозяин даже оторопел. Но, приглядевшись получше, признал своего однополчанина и, широко улыбаясь, раскинув руки, пошёл навстречу: - О-о! Вот это гость, так гость! Никак не ожидал, что ты в наше захолустье залетишь! Крепко обнялись, долго хлопали друг друга по плечам, ведь столько лет уже не видались. - Знакомься – моя жена, - Степан подвёл поближе к Александру супругу. - Людмила, - протянула руку женщина. - Александр, - назвал себя хозяин. - Марья, иди, знакомься с гостями! Это мой однополчанин – Степан, я о нём тебе много рассказывал, а это его жена – Людмила. На середину комнаты вышла Марья, с румяным от жара топящейся печки круглым лицом, сама тоже вся такая округлая, пышущая здоровьем, поздоровалась с вошедшими. - Давайте раздевайтесь и проходите вперёд, что вы возле порога задержались? - растерявшись и не зная, что делать, переступал с ноги на ногу хозяин. – Ёк-марьёк! О таких гостях я и мечтать не мог! Вот уважили, так уважили! Подумать только, столько вёрст отмахали! Давайте, давайте, проходите к столу поближе. Чего там у порога застряли? Хозяйка, готовь на стол, люди ведь с дороги, усталые, голодные. - Погоди, не спеши, без тебя знаю, - отмахнулась Марья. – Сходи лучше в ледник да мяса занеси. - Да не суетитесь вы из-за нас как муравьи, не военное время, не голодные, - успокоил хозяев Степан и повернулся к жене. – Давай раздевайся, приведи себя в порядок. Людмила повесила на крючок плащ, присела на лавку возле окна, достала из сумочки помаду, пудру, маленькое круглое зеркальце и стала прихорашиваться. Марья смотрела на неё с явной укоризной, думая про себя: «И зачем такой красивой женщине мазаться, портить своё лицо?» Степан снял фуражку, китель, сапоги, достал из кармана небольшую белую расчёску и причесал густые чёрные волосы. Лишь после этого шагнул вперёд, ближе к столу. Поднял на лавку большую коричневую сумку, вытащил оттуда кулёчки со сладостями и круг колбасы. Среди прочего там оказались даже яблоки, которых в северных деревнях никогда ещё не видали. Тут же раздал гостинцы детям, чьи стриженые головы торчали с полатей, знал ведь, что крайне редко деревенским ребятам удаётся пробовать на зуб конфеты и печенье. - Ну, зачем надо было так тратиться? – укорил друга Александр, хотя самому не меньше детей было приятно, что тот приехал не с пустыми руками. - Усы-усы, не обманите, - подошла к столу сильно сгорбленная бабка Евдокия, взяла морщинистыми руками кулёк с конфетами и поводила им по воображаемым усам. Напоследок Степан достал бутылку водки и поставил на середину стола, закрыл сумку, задвинул её под лавку и занялся рассматриванием фотокарточек в большой раме на стене. Скоро нашёл и себя с Александром, где оба ещё такие молодые, снимались во время службы в армии. Вроде вчера всё это было, а сколько лет уже пролетело, сами как изменились, там ведь совсем ещё мальчишками были, а теперь взрослые мужики. Александр не терял времени даром, носился от стола к печке, спускался в подпол, помогал приносить супруге нехитрую крестьянскую снедь, заготовленную и сбережённую для особо торжественных случаев. - Не суетись, Сашок, пойдём лучше на улице посидим, покурим. Здесь женщины без нас лучше разберутся, - остановил Степан разошедшегося не на шутку и даже вспотевшего от излишнего усердия хозяина. - Ладно, давай и правда выйдем, покурим, - махнул тот рукой. Степан обошёл всё большое хозяйство Александра, отмечая добротность построек, аккуратность на грядках, где ничего не валяется, каждой вещи определено своё место, виден во всём установленный навсегда строгий порядок. - Ну, как живёте? Что нового в деревне? Есть ли перемены? - Сам видишь… В колхозе трудимся. Марья на ферме дояркой, а я – куда пошлют. Весной в поле, летом сенокос, осенью опять в поле. А зимой лес валим и вывозим, весной сплавляем. - А как с заработками? - Жди да радуйся! На голые трудодни, на палочки приходится пуп надрывать. На лесозаготовках более-менее получаем. Если бы не своё хозяйство да скотина, не знаю, как бы крутились. Но ничего, мы не хнычем! Не сегодня, так завтра жизнь всё равно установится. Разве после такой войны сразу рай может быть? Некоторое время дымили молча. - Детей, смотрю, целые полати настрогали… - Да, этого добра хватает, дурное дело нехитрое. К нам ведь лампочки Ильича ещё не дошли, ночи зимой длинные, тёмные… А у тебя сколько? - У меня пока ни одного нет, - вздохнул Степан, плюнул на папиросу и щелчком отправил окурок за изгородь. – Я очень хочу детей, а вот Людмила на дыбы встаёт, фигура, говорит, у неё испортится. Надо, мол, сначала для себя пожить, а потом уже о ребёнке думать. - Когда состаритесь? – ухмыльнулся Александр. – Тогда ведь с детьми возиться тяжело будет. - Я тоже так думаю, но… Навязал вот на свою шею учёную городскую жену и всю жизнь придётся подвывать под её песню. - Да-а. Я удивляюсь, как ты ещё её сюда смог выманить, в нашу угрюмую парму? - В прошлом году уже хотел приехать, да Людмилу тогда так и не смог переубедить. Ей ведь разные филармонии подавай, ладно, понимала бы что в этой музыке, а ей лишь бы покрутиться там в красивых платьях, народ удивить. А меня вот на родину тянет, хочется на рассвете послушать пение птиц, полюбоваться на восход солнца возле тихой лесной речушки с удочкой в руках. - А что, давай завтра рано утром махнём на рыбалку, а? Я тебе такие места покажу, что всю жизнь помнить будешь! - Я с радостью! Что мы в деревне целыми днями болтаться будем? – немедленно согласился Степан. - Мужики-и! Куда вы запропастились? Давайте быстро за стол! У гостей животы уже подвело, - раздался звонкий голос хозяйки с крыльца. Расселись за стол, который был приготовлен по-крестьянски, очень просто. В середине большая миска с горячим супом из баранины, горка крупно нарезанного чёрного хлеба, в мисках поменьше солёные грибы, квашеная капуста и другая немудрёная деревенская закусь. На предпечье гордо пыхтел и дышал паром блестящими боками самовар – гордость Александра и Марьи. Он был куплен совсем недавно, а до этого воду кипятили в чугунке. Хозяин, аккуратно постукивая ножом по сургучному горлышку бутылки с водкой – гостинец Степана, открыл её и разлил водку. Все чокнулись, мужчины дружно опрокинули свои стопки, крякнули и с аппетитом принялись за горячий суп. Марья только чуть-чуть пригубила, сморщилась, махнула рукой, побыстрее поставила стопку обратно на стол, схватила ложку и тоже начала хлебать суп, каждый раз подставляя кусочек хлеба под ложку. Людмила же только чокнулась, но даже ко рту не поднесла, поставила стопку на стол не тронутой. Немного поела супу. Ей было непривычно, как это люди могут есть из общей посуды, а не из отдельных тарелок, а вдруг кто-то из них болеет заразной болезнью? В душе злилась на мужа, который притащил её в эти дебри. Да и сам он, оказывается, такой же, как и все здешние жители. И как только раньше Людмила не замечала этого? Живут вот в одной комнате, куда и поставить-то нечего, там и готовят, и едят, и спят. Одна кровать вон только да шкаф. А где они со Степаном будут ночь коротать? Везде комары да оводы, никуда от них не спрячешься, постоянно кусаются. Всё тело уже чешется, какое тут может быть житьё? - Мыйла нö не кушаешь? Выпей стопочку да аппетит прийдёт, - обратилась к ней хозяйка. – Али брезгуешь? Сё очень скусно. - Не хочу ещё, я лучше так посижу, - преодолев отвращение к хозяйке, отозвалась Людмила. - Вино не кочешь, так сур выпей. Марья принесла гостье стакан суру, поставила перед ней на столе маленькую тарелку супу и ласково погладила по плечу. - Ты такой красивый! Кушай, кушай. Людмила попробовала суру, а сур варить Марья была большая мастерица, вроде и не хочешь, а он сам в рот просится, тягучий, сладкий. Даже и не заметила, как стакан опорожнила и принялась за суп. У мужиков бутылка водки довольно быстро кончилась, развязались языки, начались воспоминания о совместной службе. Марья принесла в большой бутылке с узким горлышком мутный самогон, с виду напоминавший разбавленное водой молоко. Один за другим в дом входили соседи. Всем хотелось посмотреть на бравого старшину, полюбоваться на его красавицу жену. Ведь деревню мигом облетела весть о прибывших издалека гостях. В то время в коми деревнях все были своими людьми и не требовалось никого приглашать, каждый, кто ни зайдёт, всегда желанный гость. Кто-то раньше знал Степана, кто-то знаком с его родителями. Через некоторое время дом уже бурлил, как горная речка после ливня. Мужики всё больше интересовались международным положением, какова жизнь по всей России, что ожидается в ближайшем будущем, сильно ли досаждают шпионы и разные там диверсанты на границе? Степан обстоятельно и доходчиво отвечал на каждый поставленный вопрос, а он, естественно, знал гораздо больше, чем все собравшиеся в доме Александра. Рассказывал о службе на границе, о случаях из своей пограничной практики, разъяснял и политику Советского государства на международной арене. Мужики внимательно слушали и согласно кивали головами. Захмелевший Александр сидел рядом со Степаном такой радостный, такой весёлый, счастливый до невозможности. Ведь вот, приехал его армейский друг, с которым из одного котелка хлебали, одной шинелью укрывались, а вот гляди ж ты, как он возмужал, как изменился, как расширился его кругозор! На любой, самый каверзный вопрос у него готов обстоятельный ответ, практически всё знает, вот какой молодец его друг! И держится со всеми на равных, не ставит себя выше других, не то, что некоторые, съездят в Россию, поживут там пару лет, возвращаются и разговаривают только по-русски, будто родной коми язык напрочь забыли. А вот жена Степана Александру почему-то не понравилась. С виду вроде красивая, статная, на артистку похожа, но есть в ней что-то отталкивающее. Посидели, потолковали, а затем сосед Александра – Андрей Николаевич, предложил погостить у него, хватит, мол, в одном доме сидеть, надо уважить и его. Мужчины весёлой гурьбой вышли. Андрей просил и жену Степана пойти со всеми вместе, но та наотрез отказалась, поэтому сильно настаивать не стал. И без неё скука не одолеет. Марья приготовила для дорогих гостей в сарае на самодельной деревянной кровати под пологом постель. Набила свежего сена в большой наматрасник, чтобы было мягче, да и приятно пахло, показала Людмиле, где они будут отдыхать. Затем вышла с серпом в огород, хотела нарезать свежего пырея для бычка. В этом году лето наступило рано, и трава уже успела вытянуться. Но вскоре, охая и хромая, зашла обратно. - Котела закоди-трава покосить, да северный ветер ногу тянет, да совсем не могу, - села на скамью и стала усиленно растирать ногу обеими руками. – А ты кушай, кушай. На меня не смотри. Час сука тшай заварита (густо чай заварю) да выпьем. Людмилу аж покоробило, и так уже скучно, выйти некуда, поговорить не с кем, все незнакомые, электричества нет, да вдобавок вон хозяйка оскорбила её – сукой обозвала. В деревне то тут, то там наяривали гармони, люди празднуют, а у неё совсем не праздничное настроение. Чтобы как-то отвлечься, выпила один за другим два стакана крепкого Марьиного сура. В голове приятно зашумело, комната медленно поплыла перед глазами. Чтобы немного освежиться, вышла на улицу. Ступить-то даже некуда, везде грязь, коровьи лепёшки тут и там раскиданы, овечьи горошки. Господи, и зачем она согласилась приехать со Степаном в этот Кекур? Зачем?! Невольно на глаза навернулись слёзы. Но тут навстречу ей попался какой-то странный молодой мужчина. Одет во всякое рваньё, а на ногах и вовсе ничего нет. Длинные, никогда не чёсаные чёрные волосы спадали грязными патлами на плечи. Глаза широкие неопределённого цвета, белки кроваво-красные. Он шёл навстречу Людмиле, в грязных руках держал горбушку хлеба, периодически откусывал от неё большие куски и торопливо жевал, словно боялся, что кто-нибудь отнимет еду. Это был Öлек Мишка, с малолетства не дружащий с головой. Он только в самые сильные трескучие морозы надевал какую-никакую шубейку и латаные перелатаные валенки, а так ходил в основном босиком и в одной рубашке. Вообще-то он был безобидный, никого не трогал. Мужики в праздники иногда даже поили Мишку вином, чтобы впоследствии посмеяться над дурачком. Вот и сегодня ему, видимо, где-то уже удача улыбнулась и он, несказанно счастливый, шагает посередине улицы и довольно мычит: «Гызы-гызы». Кроме этих нечленораздельных слогов он ничего говорить не умел. И тут вдруг Мишка увидел незнакомую и очень симпатичную женщину, одетую, как магазинная кукла. От неожиданности он так и застыл на месте с раскрытым ртом, откуда даже вывалился кусок неразжёванного ещё хлеба. Постоял, посмотрел на Людмилу, как на невиданное чудо, широко улыбнулся, обнажив редкие чёрные зубы, и протянул руку к женщине: «Гызы-гызы». Людмила смертельно перепугалась, повернулась и бросилась обратно к дому. Вбежала, глаза круглые, так и сверкают, рукой показывает на улицу: «Там, там!...» А Марья уже и сама увидела Мишку, который хотел ещё раз посмотреть на такую красивую женщину, похожую на богиню, и последовал в дом следом за Людмилой. Хозяйка как могла успокоила гостью: «Не бойся, он короший. На, Миша, кушай шаньгу». Мишка, очень довольный, улыбаясь, набил рот ещё горячей свежеиспечённой шаньгой, а сам во все глаза глядел на женщину с красивыми кудрявыми волосами. Да, такой он ещё ни разу не видел. Людмиле же до слёз противно смотреть на этого оборванца, похожего больше на огородное пугало, чем на человека. И опять про себя уже в который раз мысленно успокоила себя, что никогда больше ноги её здесь не будет. Мишка же доел шаньгу, громко срыгнул и, улыбаясь во весь беззубый рот, потянулся перемазанной маслом рукой к Людмиле. - Пошёл вон! – крикнула та и со всей силы оттолкнула Мишку от себя. Тот же, как и все дураки, был себе на уме, опять осклабился, мотнул головой, вроде соглашаясь с Людмилой, и вышел. Солнце клонилось к горизонту, приближался тёплый летний вечер, а Степана всё нет. «И где его, паразита, черти носят? – думает Людмила. – Привёз сюда и бросил!» Дальше ждать у неё уже не было сил. Чтобы как-то успокоить себя, выпила ещё два стакана сура, вышла в тёмный сарай, при этом от выпитого сура её слегка пошатывало, подошла к приготовленному для них пологу, разделась, бросила платье на палки, которыми крепился полог и легла. Удивилась, что муж уже лежал в постели. С закрытыми глазами пробормотала пару «ласковых» слов, повернулась к супругу спиной и тут же провалилась в какую-то пропасть. Крепкий Марьин сур своё дело сделал. Людмила проснулась, когда проникшие через дыры в сарае лучи утреннего солнца мягко осветили внутренность полога. Она ласково обняла мужа, ещё не открыв глаза, и произнесла: «Ты меня сегодня любил, как дикий зверь. Мне так понравилось. Это была незабываемая ночь». И тут же рванулась из тёплой постели наружу, будто порывом ураганного ветра смело её оттуда, как только услышала в ответ: «Гызы-гызы». На глазах Александра и Марьи гости разыграли бесплатный спектакль с продолжением. Степан вернулся поздно, был невыспавшийся, угрюмый. Уже потом узнали, что он накануне встретил свою доармейскую любовь, с которой и провёл бурную ночь. У Людмилы всё внутри кипело, она прямо-таки озверела при виде Степана и накинулась на него со всей яростью. Если бы Степан поддался, точно бы изувечила его, такая ненависть вспыхнула в такой вроде бы тихой женщине. Она некоторое время ревела в коридоре, затем быстро собрала вещи и увезла мужа назад. На этом бы и завершилась эта история, но вскоре Степан приехал обратно. Он, оказывается, незамедлительно развёлся с красавицей женой и уволился со службы. Тут он женился и остался навеки жить в Кекуре. Мишка дурачок же ко всеобщему удивлению с этого дня заговорил по-русски. Увидит красивую девушку, подойдёт к ней и кричит: «Похол вон!» Но парни тут же быстро усмиряли его, отогнав с места происшествия: «Иди-ка ты, Мишка, сам отсюда подальше!» И никто не мог понять, почему он не любит красивых девушек. А на самом деле он их любит и зовёт их в вон, ведь так по-коми называется полог от комаров. Именно туда когда-то позвала его красивая городская женщина, а за это он подарил ей незабываемую ночь. Иван Ногиев 2002 год