01.29 Прежде уже доводилось владыке Закрытого Семейства претендовать на узел-орбиту и тихий трон дроида желания... Давно. Столь же безуспешно. Обсуждать этот момент доводилось. Напрасно. До прекращения оставалось всего ничего. Любезный Страж... – Чего желаешь напоследок? – Ну... Посмотреть турнир? – Обычный день? Как всегда? – Именно так: обычный. Будто бы, как всегда... Турнир – одно из немногих развлечений, объединяющих драконью сферу и вторую расу. Одна из причин, коих по пальцам пересчитать, для отклика белок на просьбы высших дроидов – побыть турнирным зверем. Бой был интересен не всадниками, но их конями. Необычен смоляной, Чёрный Дракон-конь! Да, и такое уже случалось, Георг не первый из них на Турнирной Площади. Для белых, независимых навсегда, на задние лапы встать, на одном месте долго находиться, вот смехотворно и унизительно, а на спине покатать кого-нибудь – одолжение совершаемое охотно, с барского плеча. Случалось, что Белый Дракон по-приколу носил вепря над Туманными Морями!.. Случайный путник не назвал бы перекличку разноцветных огоньков в тумане мелодичной! Дракон фыркает, громадный вепрь визжит, причём, со страху!.. Бело-Драконья стая с завываниями их догоняет... Весёлая жизнь! Покатать это легко, всегда пожалуйста. На турнирной площади день за днём гарцуют кони белые, как снег или молоко. А для чёрных «крокодилов» Гелиотропа ходить на задних лапах в порядке вещей, позволить же взобраться себе на закорки – увольте. К тому же, будучи ответственными за сбор запретного, они понимали о себе, как о дроидах, которые хрюкающих бездельников выше, важней. Первым влетевший на площадь конь оказался бел, следом ворвавшийся – чёрен. Параллельное противостояние, вдоль второй расы... Публика сосредоточилась на них. Собственный норов: аллюр, лягания, укусы и общей породы кони проявляют со всадниками наравне... Редкостное зрелище. По его завершении пела птичка Фавор... Очнувшись, Страж оглянулся... Где его дроид? Где беглянка?! Беглянка же, значит – в Лабиринте Бегства. Ниже Вензеля, на Шнуровке Страж её настиг. Тупиковый поворот Голенища захлопнул ловушку. Вышел. На клещи любопытная публика, устремившаяся с Турнирной Площади за ними следом, пожалевшая о своём любопытстве, предпочитала не глядеть. Мимо, в сторону, под ноги... Как и на передник его рабочий... «Недопустимо – своеволие дроидов желания – недопустимо». Затем Амаль... Не везёт Августейшему с узел-орбитой. Гелиотроп и Страж. Автономные. Братишки. Разнящийся до чрезвычайности, жизненный опыт двух автономных дроидов позволил им образовать взаимодополняющую, устойчивую конструкцию. Деловую и дружескую. Имелись, однако, в судьбе Августейшего такие повороты, которых в судьбе конструктора и не намечалось. А соответственно тому – переживания, братишке и на гран неведомые. У Стража была возлюбленная. Именно у него, Августейшим он тогда был по прозванию, а не облику. Хотя тронным уже был. Год как. Ровно один год. Вершина сухого сезона над полностью безлюдной Морской Звездой принесла ему в первый год трон, во второй – не мечтавшееся счастье: прекраснейшая из королев постучалась в стальную дверь. Договорённости на вхождение дроидов желания за общую стену Закрытого Семейства уже были достигнуты, осуществлены, и лишь единицы колеблющихся определялись с крутым жизненным поворотом. Определилась, немного попозже других, и Она... Она... Прежде, чем возникла на пороге, Страж этого дроида не видел. И тут не увидел. Её окружало сияние. От неё исходили лучи. Пространство пело вокруг неё затейливым и звонким голосом соловья. О наступившем расцвете. О том, что торжествует весна, встречает лето, которое на этот раз не закончиться. Гимны безобманны. Верить им нельзя. Соловья Страж увидел действительно, запрокинув сухое, полуденным светом озарённое лицо. Над ней, над собой. Над всей дроидской сферой. Голубое пятно дрожало на птичьем горле, на нежном пухе. Живой артефакт сел на её плечо и продолжал петь. Соловей был – варакушка. – Отчего она не улетает? – спросил Страж. – И как вас обеих зовут? – Зову её Фавор... – ответил дроид желания из-за вуали, покрова солнечных лучей. Голос пробежал по всем азимутам Стража разом и растворил их. Растопившись, ушли в небытие. Остался голос дроида желания, остались рулады, рассыпавшиеся с плеча. Голос дроида желания проходил по Стражу, как ток по телам киборгов, насквозь. – ...зову Фавор, оттого, что люблю. Я Фортуна. Если позволишь, Фортуна-Августа. Антагониста не имею, в первой расе принадлежу теплу... «Оттого-что-люблю». – ...а почему Фавор не улетает, Августейший, позволь спросить у тебя! И рассмеялась. Дроид желания. – Заходите. Изменения первой расы не было. Фортуна-Августа оставалась умеренно тёплым дроидом в холодном Закрытом Семействе. Страж никак, ни при каких условиях не мог позволить прикоснуться к ней какому-либо ковалю, конструктору, дракону, Гелиотропу... Себе тем более! В Фортуне он, любя каждую черту, полное совершенство мира, не мог заменить и одной, малейшей орбиты. Это обстоятельство поставило их на край пропасти. За край. Они были не то, что близки. Они были нераздельны. И слепы. Он - дроид чрезвычайного холода. Чем всё семейство держал. У неё исчерпывался срок. Дроиды желания - конечны. Близкое взаимодействие дроидов, разнящихся по первой расе не вредит им, но ставит перед ежеминутным выбором. В некоторый промежуток времени либо совершать, либо смотреть. Что совершать? Да что угодно. Беседовать, расслабленно пребывая в семействе, у себя дома, не опасаясь подвоха. А смотреть полноценно, насквозь, не на малые орбиты внешних форм, значит непременно отстраниться, отдвинуться. Смотреть как машина на машину. На сумму, на созвездия всех орбит. В частности, глядя отстранённо, дроид дроида не слышит, не осязает. И людей не слышит, а слыша, не понимает. Разговор даже на необщем дроидском предполагает общую форму, человеческий облик. Так всё и случилось. Прежде чем до критического момента дошли, Августейший и Фортуна-Августа разочка не взглянули друг на друга глазами машин. Чёрные Драконы Гелиотропа так мало следили за Юлией-Альбой, не откусили и дня от счастья Гая и Юлии-Альбы, потому что Августейший попросил братишку об этом, памятуя Её... Их с Фортуной дни и годы. Не мог чужому счастью препятствовать. В благоприятное вмешательство на йоту не верил. Внешность королевы Фортуны, если и отличалась чем особенным: уравновешенной тишиной. Статуя, картина без экспрессии. Символ. Объект поклонения. Уголки глаз – на одной линии, без хитринки, без печали. Лучатся из глубины. Прямо, в упор. В такие глаза либо тяжело глядеть, либо наоборот. Зависит, от того, чиста ли совесть. Примерно как человеку с собой наедине. Глубина, небо... Смотри и смотри... Ни о чём не спрашивают эти глаза, ничего не ждут. Хорошо, тихо. Тенью ресниц подведены и верхние, и нижние веки, что ещё усиливало эффект. Уголки губ приподнятые неуловимо, готовые к улыбке. Общая прямота осанки, избыточная... Характер? Типичный для дроидов желания – сильный, весёлый, упрямый. Словом, королева. Они пропустили срок, когда дроид желания выбирает схему для перехода в следующую фазу. Пропустили срок, когда, без схемы оставшись, дроид желания призывает конструктора и полагается на него. Пропустили и точку, в которой возможна форсированная, осознанная раздача одеяний. Попустили всё. Тонкой струйкой помчались считанные дни безвозвратного растворения этих одеяний туда, где Пух Рассеяния, где ещё нет ни храма, ни горы. В никуда, в космическое ничто рассеивались орбиты дроида желания. Тогда опомнились. Взглянули друг на друга... Считанные на пальцах одной руки, поражения Стража, намертво впечатавшиеся в память, поражения тех времён, когда был виртуальным, был игровым дроидом, вечно перебираемые, вечно мучительные, ударили ему в лицо. Масштаб потрясения отбросил дроида к самому истоку. Следующая секунда вернула к устью. Что будет дальше, поняли за миг, без слов. «Тихий трон», «молчащий трон». Он тает в последнюю очередь. Он обратился к Стражу на неверном языке надежды. На языке сплошных обобщений и недоговорок, восклицаний и многоточий... В нём, как в прозрачной бездонности несравненных очей Фортуны, отражается контур-азимут до последних мгновений. Следовало дождаться этого момента. Без паники. Без вмешательства. Когда останется прозрачный тихий трон и под ним станет видна узел-орбита, Страж опустит в неё, как в Стократный Лал, как в зеркало отражение себя. Столько своих орбит, сколько нужно, чтоб контур азимут, вобрав их, развернул утраченное заново. Все покровы, все одеяния. С опорой в первой расе на холод. Ничего не пропадёт, ничего не изменится для королевы, за исключением первой расы. Маневр доступный лишь автономным. Но не драконам, их «независимость навсегда» лишила такой возможности, экстра близкого контакта. И не техническим дроидом, масштаб не тот... Да всё это пустые, посторонние варианты, Августейший не доверил бы никому, и не позволил никому! Он, хмыкнув, небрежно усомнился, что удерживать семейство при новом раскладе ему будет играючи легко. Вслух. Она усомнилась, не означает ли это для владыки полного прекращения. Молча, про себя. Он принял решение. И она приняла решение. И это были разные решения. Фортуне не требовалось надолго надёжно спрятаться... Требовалось сбежать и пропустить конкретный, решающий момент. На руку ей, что срок чувствовала лишь сама. Исход боя. Дроид на чёрном коне маневрировал на стороне площади противоположной воротам своего появления, а это негласный знак, что, проигрывая, идёт до конца, снисхождения не просит. Отступление же к своим воротам знак противоположный. Внимание публики, естественно было устремлено туда, в ожидании эффектной развязки... Вот и она... Белый триумфатор... Королева чирикнула птичке Фавор и подбросила её: «Пой!..» Отступив на полшага за спину Августейшего, Фортуна перешла в необщую форму. Обратно в общую собралась настолько близко к центру площади, чтоб оставался маленький шажок... Панцирный Тракт подбросил её на уровень вверх, на Башмачки... Настигнув, захлопнув тупик, Страж уже опоздал. Друг на друга смотрели безмолвно. Полное таяние дроида желания, это не раздача одеяний. Это явление ещё более редкое и, несомненно, красивое. Если уж нравится турнирной публике фейерверк пропущенного удара, россыпь обыкновенных огоньков, которых несчётно в тумане, самое большее – дуг простых, разорванных орбит, серпантином закрученных при разрыве, как прекрасно должно быть их растворение... Не разорванных, упорядоченных... Хризантемой, пионом осыпающихся вверх до Пуха Рассеяния, так что дроидская сфера насквозь становится видна... Но в отличие от турнирных фейерверков и наследства, выгоды зрителям нет, им ничего не достанется. Вуали солнечных лучей облетали с её лица. Глаза становились прозрачней и огромнее... – Я почему-то не хочу зрителей... – задумчиво прикрыв их, прищурившись на что-то в глубине его стальных, неподвижных глаз, сказала Фортуна-Августа. – Подумать только, дроид желания не хочет, чтоб его видели!.. Грустно, моя птичка осталась снаружи, не слышу её... Владыка, открой мне выход туда, где меня не увидят? Августейший снял льняную перчатку, голой рукой взял сомкнутые клещи, ударил ими вертикально над головой и пробил весь Панцирный Тракт, заставив содрогнуться Вензель и Лабиринты Бегства. Пробоина капала сталь-плазмой, – условное название любой переходной фракции, – холодной и текучей, запредельно холодной жизненной силой тех улиток, которых давно нет. Фортуна взлетела, Страж не последовал за ней. Выше его сил. А Фавор последовала за Фортуной снаружи, крохотный живой артефакт. Мимо сложностей дроидских, вдоль Тракта. Кругами всё вверх и вверх... Далеко-далеко внизу Августейший, прислушиваясь, услышал в миг встречи её звонкую трель, её счастливый щебет. Услышал и рассмеялся. Таким смехом – второй раз в жизни. И Троп не хотел бы услышать его, а Гелиотропу прежде довелось... Замолчал. Постоял, задрав лицо к маленькому просвету, к затихающему щебету, под стальной капелью. Надел перчатку. Починил сломанное и вышел туда, где Фавор отныне не слышно. Где не смотрели на него. На клещи, на передник. Мимо. «Своеволие дроидов желания недопустимо». Отныне, сколь возможно, он играл на их стороне. Держа стены, совершенствуя стены, он в пику собою же утверждённой крепости допускал, провоцировал, покрывал своеволие королев при каждом удобном случае. И рассчитывал на взаимность. Какую же? Если он не любил их? Он их не любил. Страж переделал всё семейство изнутри и свою внешность. Гаер, паяц, маленькой паузы себе не позволял, чтоб отвлеклись, чтоб заскучали королевы, чтобы замечена могла быть его холодность. Не природная, приобретённая. Он стал... Бесподобен! От Амаль, от Аномалии-Августа Августейший ждал благодарности. За что? За то, что на важнейшую церемонию смотрел отчуждёнными глазами? Не на неё, а на то, что достанется ему? Ну-ну... Новая ошибка – перевёртыш старый. «Подразумеваемое отныне – в горн, в У-Гли! Только ручной контроль! Топ-извёртыш!» А не говори гоп, пока... Внимательней надо, тщательнее. Что фактически представляет собой аспект «высшего» в существе автономного дроида. Положим, орбиты, это движение. Движение, упростим, это мерцание. Тогда «высшестью» в мерцании будет повторяющийся момент, когда дроид воспроизводит расположение человеческих орбит, во всей полноте их плотности, но на ничтожный отрезок времени. Процесс автоматический. В необщей форме незримый. В общей – на людей похожи, но рост с внешностью другие и влияние первой расы ощутимо. А при воплощении процентное соотношение обратно тому, которое имеет место в общей форме. То есть, дроид вроде как человек, а чуточку, в редком мерцании – дроид. Но эта чуточка – громадная разница! Один полный год провёл Страж в дроидской сфере без трона, после того, как Кронос прекратил существование. На эсперанто дать оценку этому прекращению для бытия автономных невозможно. Потому что, эсперанто – язык высших дроидов, ими создаётся, сближается с эсперанто людей. Автономные учат его, но не вносят вклада. А что нельзя выразить, то нельзя и считать понятым. Исчезновение единого распределяющего центра, это не крушение пространства, а возникновение его! Когда падают стены и видишь, что за ними пределов нет... А ты? Такой маленький. Кто ты тогда? Кто ты теперь?.. Сквозняк космоса. Мир состоящий из неплотно прикрытых дверей, без стен и без крыши, без фундамента. Для высших легче, они осознали себя единицами, «людьми»... Осознали схожесть, несхожесть, конкурентность... Невозможность разбежаться... Отсутствие Кроноса для высших дроидов равнозначно главенствующей обусловленности всех и любых сближений. Личных отныне и навсегда. Территориальные существа. Разбивка на области, уровни, семейства, сферы влияний. Осознали себя людьми, и... – правильно, немедленно начали воевать! За влияние на людей, за доминирование тут и там, за возможность не учитывать интересы соседа, за территорию. Белые Драконы по всем пунктам – на той стороне... Год и провоевали. Для них – долгий, как все последующие века! На таких-то скоростях. А какой урожайный на прекращения, на артефакты какой урожайный!.. Благо, технические, не вовлечённые дроиды легко поддерживали миры, дроид же при Восходящем – неприкосновенен. Короче, высшим по Кроносу некогда было скучать. Немногочисленные автономные дроиды пребывали в полном ауте без Кроноса, внутри разгоревшейся войны. Гелиотроп, собственноручно это устроивший, не меньше прочих. Он как бы ковал и отошёл, посмотреть... Уж наделал, так наделал... Что они утихомирятся скоро, это он понял. Сами по себе, вмешиваться – только баламутить. А вот пустое место на месте Кроноса... Физическое и функциональное, место, где его плазма не требовала даже вопроса, чтоб дать ответ, приковала коваля, не отпускала его. Слепое пятно приближалось... Троп летел где-то в межзвёздном пространстве, нёс земной шар на хребте... Кормил Солнце пойманными звёздами. Семейства не существовали, а значит и Лабиринты Бегства. Дроидская сфера ниже Пуха Рассеяния представала единой драконьей Обманкой. Облака и облака... Разрыв, плена опускается к Великому Морю – тенденция части высших стать одиночками 2-1... Ниже оформленными облаками простёрты Собственные Миры. На границе «неба и земли», неба и неба, в Пух Рассеяния, четыре ноги уперев, высился Страж. Длинные плоские волны... Никаких берегов им не найти, чтоб удариться, залепетать, откатиться. На том самом месте, где Феникс воздвигнет храм в честь своей любви, в честь Фортуны, пославшей её, где дроидам будут мерещиться нежные птичьи трели, настигнутый слепым пятном, Страж окаменел и хохотал. Громоподобно, оскалившись, распахнув до предела стальные, сверкающие глаза. Выше будущего храма четыре руки воздев... Гелиотроп оказался невольным свидетелем тому. В ожидании слепого пятна, это жуткое зрелище радости ему не прибавило. А в последующие годы, на троне сидя, Страж попросту захлопывал стены, звал королев и устраивал фокусы. Мерцал, не на автомате, как высшие дроиды, а принудительно. Схема человеческого устройства повторялась в нём. Плотно-плотно, быстро-быстро, от холода к теплу... Со смехом выходил из пике! С обычным, хрипловатым смехом из слепого пятна выходил. Он тоже ничего не видел какое-то время, но это не волновало паяца. Идеальной, шаровой формой стен удержанные, королевы видели его. Будто он, как и прежде в Кроносе, в его плазме, связывающей всех со всеми, в атомной силе побуждающих импульсов. Будто Кронос ещё не определился. Напряженье полей со всех сторон. Что весь год требовало труда удержать, раз в году на руку играло. Простой выход из ситуации, которого Гелиотроп не имел. 01.30 Отвергнув предложение Чумы и Каури, своей неподкупной принципиальностью Пачули, воспрепятствовал мероприятию дичайше нечестному, но вполне благому: попытке обставить клинча в слепой магнитный марблс и выиграть у него человека. А именно: последнего из проигравших на безобманном поле Гранд Падре латникам свою жизнь. Клинчи редко нисходят до общества всяких прочих людей. Но случается. Ради заказов на Рынке Техно. Ради таких азартных игр, в которых распоряжается лишь случай. Ставки могут быть высоки, могут – ничтожны. Клинча, утомлённого вечной войной, где веками перелома не намечается, привлекает сам факт быстрой развязки. Ничтожно число погибших в их полевых стычках. Его превосходит даже ничтожное число смертей в море, из которых часть – дуэли над гребнями волн, в предельно облегчённых доспехах, когда один другому чем-то на континенте насолил или вконец осточертел, а часть – попытка выловить кого-то сверзившегося на гонках. Гонки и варианты слепого марблс – два типа игр прельщающие клинчей. Вписавшись на гонки, на слепой марблс, и одержав победу клинч готов ставку простить. Так что, проиграть клинчу не страшно. Для великанов внешне столь грозных – плюсик к репутации. Репутация всем необходима. Против латников страшно у Гранд Падре проиграть, на год заложником себя проиграть, и надежды, что выиграют тебя ничтожны. Однако же год за годом желающие рискнуть находятся. Клан, где пребывал заложник, согласился сыграть на него в нарушение текущего порядка – событие экстраординарное. Несостоявшееся. Чтоб и теоретически стало возможным, совпали интересы двух сторон. За похищенного вступилась могущественная и многочисленная группа Секундной Стрелки, имевшая немалое влияние на важный для клинчей Техно Рынок. Их человек, Стрелки. Дело чести. Клан раз в кои-то веки заинтересовала предложенная внеочередная ставка. У Гранд Падре она неуместна, там по традиции против них артефактов не ставят. Латники не считали, что рискуют устоявшимися договорённостями в своей среде. Шли выигрывать. Враги узнают, но предъявить нечего. Чтоб попозже узнали, постфактум узнали, а в процессе не вмешивались, отправиться на партию должен был один клинч. Впрочем, они толпами по континенту и не гуляют. Предлагая партию в Арбе, Секундная стрелка рассчитывала сжулить – создать там массовку исключительно из своих людей, вооружённых механикой, влияющей на поле колеса, остававшегося формально чистым. Тогда, будь клинч, как демон морской, чуток, результат игры – их, как и ставка. Идея хорошая. Требует чёткого исполнения. Посторонних быть не должно. Колесо должно быть включено ими же, ведь когда добавляют магнитный излучатель для этого типа марблс, под игровой стол его кладут той же рукой, что включила колесо Арбы. В слепом магнитном марблс глаз не завязывают. Нет необходимости. Что смотри, что не смотри, хоть целься, хоть не целься... Бросают оптом десять раз по десять из горсти. Цель - выбить птенцов соперника за пределы поля. Поштучно бросают, когда есть охота затянуть игру. Название происходит оттого, что шарики быстры, не разглядеть. Все взаимно отталкиваются. Похожи на подшипники в бензиновых разводах. Скользкие, в руки берёшь, кажется – испачкаешься. Они немного пахнут. Техникой, технической смазкой. Это «немного» – их свойство чрезвычайно важное для латников. Играли ими и на них. Клинчам нужны эти шарики. Магнитные марблс – редкость. Кто-то на Техно Рынке в очередной раз разобрал дроидоувязанный инструмент, отчаявшись применить его к делу. Шарики выковырял. План имел хорошие шансы на успех. Имелся запасной вариант, подходящий как на случай проигрыша, так и на случай разоблачения. Численный перевес. Неужели высокоскоростные, отчаянные, скучающие по достойным противникам и сильному адреналину разбойники Секундной Стрелки не справятся с одним клинчем?! С одним! Не дроид же, не дракон! Затем обменяют на своего. На кого обменять собирались?.. На Шамана. У Гранд Падре Шаман вышел в финал совершенно случайно. О том что – удивительное дело, он в принципе способен проиграть? – не помышлял. Марблс – не его страсть, опасливость – не его порок, а вот же. Цепочка партий, приведшая шаманийца в гости к Гранде Падре началась задолго до тамошнего поединка. На безобманное поле парни Секундной Стрелки прилетели в тот самый день, разрешить внутреннюю коллизию в группе. Таковую... Один из них привёл на игру против Секундной Стрелки нового человека, как своего знакомого. Зашли рядом, плечом к плечу: не общая добыча. Но оказалось, что приведший новичка не имел ввиду и последующее членство. Привёл ради его поражения и его ставки, заранее записанной на третьего соучастника. Соответственно и всех остальных ставок. Нечестно. Новенький пишет по жребию, случайным образом. Предатель обещал: тебя выкуплю, выигрыш поделим! Девять из десяти приведённых терпят фиаско на первой же игре, да что там, на первом круге. Так и происходит отбор лучших, безбашеных. Проигрыш новичка в принципе не подозрителен. Но не оправдался расчёт. Парень оказался ловок, но не артистичен, не сумел выбрать момента, подставиться и прошёл все круги. Обман раскрылся, когда изучали бирки на брошенных артефактах. Новичок удивился полнейшему жуткому игнорированию человека на острие. Словно его не существовало. Да и он, не двигаясь, смотрел на них, будто уже не существовал. Добычу бесстыдно рассматривали, кто у кого в любимчиках. Его – будто нет. Посыпался ряд наивных, неуместных вопросов... Оказалось, что плечом к плечу он зашёл с тем, кто не осведомил его о настоящих ставках, правилах и рисках. А имя для бирки продиктовал... Фу, некрасиво. Хотя формально парочка жуликов, задумав грабёж своих, по-крупному подставляла не группу, чужака. На входе – чужака, после пройденных кругов – игрока Секундной Стрелки... Задумались... А решает на безобманное поле, оставаться жуликам или быть отвергнутыми. Настроение группы: отвергнуть. Выбран противником самый в марблс сильный игрок, тот, чьих поражений не видели. А именно – Шаман. Напрасно Биг-Фазан ждал его. Отклонилось искушение. Мимо прошло. У Гранд Падре Шаман походя сделал то, чего и ждали от него. Недрогнувшей рукой шаманийца отправил жуликов в изгнание. Когда один из них, вспылив, поражённый небрежностью победы, затребовал отыграться по самой высокой ставке, Шаман выиграл повторно и сделал предателя тем, чем приведённый не стал, общей добычей. Как говорится, не рой другому яму. Публику облачного рынка, ей практически незнакомый, Шаман взволновал. Его успех попал на общую взвинченность ожидания клинчей... Между лидерами пошли финальные партии на поле и на нервах, кто откажется, кто рискнёт, для кого гонор важнее, для кого ставки, приведшие к полуфиналу... А вдруг ставку возьмёшь, рассчитывая незнакомцу за шаг до клинча проиграть и в сторону отойти, а он хочет того же? Или откровенно откажется. Что тогда? Стать первым за всю линию традиции, кто уже на рынке, на поле, скажет оскаленной маске, я пас? Кто предаст прошлогоднего заложника, не струсившего, по крайней мере? Того, кто призрачную надежду имел целый долгий год? Игрались финальные партии, Шамана вызывали в них, Шаман выигрывал в них, кому-то причиняя досаду, в общую атмосферу принеся весеннее что-то, запах возможного чуда. Блиц, блиц... Короткие партии играли. Как высок, хорош собой, мощен, львинолик этот борец... Как самоуверен. Пренебрегая одеждой, Шаман всюду появлялся, как на правом крыле, в короткой юбке либо набедренной повязке, смуглый от масла. Если завсегдатаям Гранд Падре клинчей одолеть не суждено, может весеннее тепло к ним явилось в образе незнакомца? Нет. Настоящее светит в глазах, не в мускулах великолепного тела. Грянули заморозки. Шаманийская небрежная безошибочность покинула его именно по прибытии клинчей. До состояния Чумы внешне ещё далеко, изнутри оно самое – ни координации, ни собранности... Какая-то бесцветная, бесконечная равнина, лишённая ориентиров. Это не паника, не тремор, это хуже: всё равно где ты... Что за шарики в руке? Безразлично. Кто напротив, зачем?.. Проиграл. Публика, элита Гранд Падре выдохнула. Кто разочарованно, а кто злорадно, успев красавцу позавидовать. Арба ничейная на день... Секундная Стрелка предложила кличам вариант: Шаман за вонючие, скользкие шарики. Чем же настолько ценны в глазах клинчей магнитные марблс-подшипники? Придётся начать издалека.