Наталья Сафронова Лялька Когда в студенческой газете напечатали мое стихотворение, тетя сказала: - Кто бы мог подумать, что ты будешь писать стихи. Тетя работала в библиотеке, и, конечно, что стоили в ее глазах мои стихи в сравнении с классиками? Тем не менее, я никогда не скрывала, что пишу их, не хвасталась, но и не скрывала, стоило только поинтересоваться. Однако все тетино внимание поглощала ее дочь, а моя двоюродная сестренка Лялька. А со мной тете и без стихов хлопот хватало. Мне было двенадцать лет, когда умерла от рака моя мама, а отца я никогда не видела, поэтому тетя забрала меня к себе, обувала и одевала меня на деньги от сдачи внаем маминой квартиры, отчитываясь мне в каждой потраченной копейке. Часть денег тетя откладывала мне на свадьбу, завела сберкнижку на мое имя. Я не хотела, чтобы она отчитывалась, но тетя не могла иначе. Время от времени я слышала, как тетин муж выговаривал ей, что я должна вносить свою долю в питание, но тетя говорила ему: - Побойся бога, Тася сирота! Тетя была высокая, полная, а дядя маленький, щупленький, тем не менее, тетя разговаривала с мужем шепотом, испуганно вскидывая руки, словно взывая к дядиному милосердию. Думаю, что дядя требовал моих денег не от жадности, а из любви к порядку. Дома была строгая дисциплина, которой подчинялись я и тетя, и только Лялька самозабвенно нарушала ее. Она никогда вовремя не являлась к завтраку и обеду, и уж тем более к ужину, и оставалась без завтрака, обеда и ужина, если дядя был дома. Тетя тайком совала ей в портфель бутерброд и яблоко, а я половину своей котлеты. Лялька никогда не возвращалась с улицы к строго указанному времени - и на выходные заключалась под домашний арест. Со временем Лялька пыталась раздвинуть любые рамки, в которых ей было тесно: она надевала в школу яркое платье вместо формы, непозволительно короткие юбки (развилку видно, говорила школьная завучиха), курила на переменах и танцевала на дискотеках со старшеклассниками. А уроки, на которых учителя занудствовали, она не учила принципиально. Занудами были почти все школьные учителя, поэтому Лялька занималась только на уроках физкультуры и пения. Пела Лялька хорошо, хотя никогда не училась музыке. На меня Лялька никакого внимания не обращала, потому что я была моложе ее на три года, и она считала меня малявкой. Поэтому ей я свои стихи тоже не показывала, впрочем, я писала неравномерно, только когда влюблялась. Я поверяла тетради свои чувства, вписывая в нее стихотворные строки, а внешне мое поведение нисколько не изменялось, разве что я становилась чуть скованнее и заливалась румянцем, если рядом оказывался случайно предмет моего обожания. Я думала, что этого никто не замечает, а уж любимый мною мальчик – тем более. Иногда рождались строки о маме, робкие, нескладные, болезненные, как наши с ней отношения. Мама была строгой и властной, и я иногда думала, что отец рядом с ней просто не удержался, она вытеснила его из своего пространства, а заодно и из моего. Мама на мои вопросы об отце ответила жестко: - У тебя отца не было. Мать дала мне фамилию и отчество своего отца, моего деда, который геройски погиб на войне. От папы же у меня не осталось ни имени, ни фамилии, ни фотографии. Может быть, он обидел маму? Уже после маминой смерти я попыталась узнать о нем у тети, она сказала неопределенно: - Фантазер был, ветер в голове. Уехал в экспедицию – и не вернулся. Вдруг он погиб? Я представляла отца мальчишкой с растрепанными волосами и веселым взглядом, думала, знал ли он, что у него родилась дочь? Я старалась расспросить тетю подробнее, однако безрезультатно: - Нина скрытная была, в душу к себе никого не пускала. Сказала, что уехал в экспедицию. И что она не станет связывать свою жизнь с бродяжкой. Одноклассницам я никогда не рассказывала ни о маме, ни о папе, ни о своих мимолетных влюбленностях. Они и не спрашивали: что может быть интересного в жизни серой мышки? О Лялькиных же увлечениях гудела вся школа. Когда Ляльке кто-нибудь нравился, она, и без того яркая, становилась ослепительно красивой. Обласканный ее нежным взглядом мальчик чувствовал себя на седьмом небе от счастья и становился ее рабом. До тех пор, пока не наскучивал Ляльке. Все шло относительно ровно, к записям в Лялькином дневнике тетя привыкла, тем более что чаще дневника у нее не было. Собственно, в свидетельстве о рождении сестра была записана Ольгой, однако все, включая учителей, называли ее Лялькой. Она казалась легкой, даже воздушной, всегда пребывала в веселом настроении, и только время между своими влюбленностями перемогалась от скуки. Но в выпускном классе Лялька влюбилась не в ровесника. После школы ее стал встречать какой-то дядечка в смешной шляпе. Он даже приходил к нам на школьный концерт и восторженно смотрел, как Лялька танцует на сцене. А после концерта помог Ляльке надеть пальто, застегнул на все пуговицы, церемонно взял ее портфель и согнул калачиком руку под Лялькину ладошку. Все онемели. И непременно разразились бы хохотом, выйдя из ступора, до того нелеп был ухажер сестры, но сама Лялька была такой счастливой и такой красивой, что все только молча проводили их взглядом. Лялька не боялась влюбиться «не в того», выглядеть «не так», и ей многое за это прощалось. Это потом уже учителя забили тревогу, вызывали в школу тетю, а девчонки насмешливо прыскали в кулак при виде Ляльки. Тетя ходила в школу, а потом улучала момент, когда мужа дома не было, чтобы поговорить с дочерью. От дяди все держалось в тайне. Впрочем, от него скрывались все Лялькины влюбленности, сигареты, найденные тетей в карманах Лялькиной куртки, пропуски уроков и вообще вся Лялькина жизнь. Ведь чуть что, дядя брал ремень и сек Ляльку, пока она не начинала заикаться от слез. Лялька боялась отца до судорог, однако это не мешало ей все делать по-своему. Я относила это за счет Лялькиной смелости и думала: если бы дядя не был так строг, сестре и в голову не приходило бы бунтовать. Почему-то я считала все Лялькины выходки бунтарством. Тетя шепотом делала дочери внушения, Лялька отмалчивалась, а однажды собрала вещи и ушла к любимому. Тетя увидела пустые Лялькины полки в платяном шкафу и ахнула, потому что теперь от мужа уже ничего не скроешь. Она весь день металась в поисках дочери, расспрашивала школьных подруг, но те ничего не знали. Тетя уже собиралась обратиться в милицию, но Лялька сама позвонила ей и пригласила в гости. Мы собрались в гости втроем с тетей и дядей, вероятно, тетя взяла меня как громоотвод, сдерживающий дядин гнев. Дядя в сердцах разбил дома чашку и тарелку дочери, выпустил пар. Потом тетя долго подбирала ему галстук под костюм, ей все казалось, что дядя выглядит недостаточно солидно. Однако, когда тетя увидела возлюбленного своей дочери, она поняла, что напрасно возилась с галстуками, Лялькин жених этого не стоил. Дядя был того же мнения. - Собирайся домой, - сказал он дочери с порога, не отвечая на протянутую для пожатия руку жениха. - А ты у меня загремишь в тюрьму, - пообещал он жениху. - А я поеду за ним, - ответила Лялька вместо потерявшего дар речи жениха, - буду слоняться вдоль забора и ждать его. Я посмотрела на Ляльку с восхищением, как на возлюбленную декабриста, и даже ее жених представился вдруг мне романтическим страдальцем. Я представила, как привела бы к маме познакомиться своего неподходящего мальчика, а мама сказала бы: - Не пущу в дом бродяжку! А я повернулась бы и ушла за ним в неизвестность. При мысли о маме у меня слезы навернулись на глаза, но никто, конечно, этого не заметил, потому что все были заняты Лялькой и ее женихом. Дядя понял, что все не так просто. Тогда мы вошли в квартиру. На кухне жених накрыл стол к чаю и даже поставил бутылку шампанского. Лялька сидела королевой, старалась держаться невозмутимо. - Экзамены на носу, а ты замуж собралась,- жалобно сказала тетя. - Тройки поставят, - пожала плечами Лялька. - Раньше восемнадцати все равно не распишут, - хмуро сказал дядя. - Мне восемнадцать через два месяца, - легко сказала Лялька, она пошла в школу в восемь лет. Это было время начала перестройки, возможно, Ляльке казалось, что пришла пора перестроить отношения с родителями и стать хозяйкой своей судьбы. Дядя вдруг осознал, что не имеет на дочь никакого влияния. Решили все оставить, как есть, чтобы не было хуже. Ляльку оставили у чудаковатого жениха, не такой уж он и смешной в отсвете Лялькиной любви. Невысокий, одного с Лялькой роста, сто семьдесят сантиметров. Не молодой, но и не старый, конечно, сказала тетя, двадцать восемь всего, зато жизнь повидал. - Где это он ее повидал? – поморщился дядя. – Даже в армии не служил. - Зато жилплощадь имеется, - снова заступилась за жениха, а вернее, за выбор дочери, тетя. Дядя и тетя обсуждали достоинства и недостатки жениха при нем, как будто его не было, но он терпел. Звезд с неба не хватает, зато рабочий человек. Тетя посчитала, что рабочий человек – тоже достоинство, нечем будет попрекнуть Ляльку, которая не собиралась поступать в институт, а если бы и собиралась, кто же ее примет с «тройками». Я искренне не понимала, за что Лялька влюбилась в этого смешного деревенского вида парня в шляпе, как в фильмах Шукшина, но Лялька выглядела такой счастливой, что ей можно было только позавидовать. Жених мыл посуду после чая, потом все-таки решился открыть шампанское. Мы подняли фужеры, мне тоже налили. Я посчитала, что должна сказать тост, так как все молчали, как будто праздновать было нечего. - Поздравляю! – сказала я и чокнулась с Лялькой. - Спасибо, сестренка, - благодарно сказала мне Лялька, и все оживились и выпили шампанское. Лялька сдала экзамены, ей исполнилось восемнадцать лет, и они с женихом подали заявление в загс. Тетя шила дочери свадебное платье, но Лялька вдруг заявилась домой с чемоданом. - Что случилось? – ахнула тетя. - Надоело, - скучно сказала Лялька. - Не жалеешь ты мать, - посетовала тетя. - При чем здесь ты? – удивилась Лялька. – Это моя жизнь. Я всегда жалела свою маму, особенно когда она болела. Мама болела долго и уже очень устала, и говорила, что скорей бы все закончилось. Однако, когда почувствовала, что у нее остались последние часы, ей стало жалко жизни. Мама торопилась дать мне важные наставления. - Слушайся тетю, - говорила мама, - а им… не верь. - Кому им? – переспросила я, чтобы все понять. - Мужчинам, - ответила мама. Я кивнула. Я жалела маму и не стала снова расспрашивать ее об отце, хотя понимала, что никогда ничего о нем не узнаю. Мир без мамы стал казаться еще более пустым и враждебным, и я старалась найти в нем хоть какое-то уютное пространство, укрыться в маленькой норке своего воображения. И этот сотканный из сказок мир не имел ничего общего с реальностью. Жених звонил еще некоторое время, но Лялька откровенно зевала в трубку. Свадебное платье осталось недошитым. Дядя в гневе разбил чайный сервиз, но Ляльку пороть не стал. Лялька переждала припадок отца, тихонько выдохнула и ушла на улицу, вернулась под утро. Она решила, что ей теперь все можно. - Может, мы с Таськой будем жить в ее квартире? – предложила она матери. - А на что вы будете жить? – удивилась тетя. - Я работать пойду, - решила было Лялька разом все проблемы. Меня никто не спросил, что я думаю по этому поводу. Однако тетя не разрешила Ляльке переехать в мою квартиру, продолжала сдавать ее. Работать Лялька, тем не менее, все равно пошла, она устроилась в продуктовый магазин, все время была на людях, хамила старушкам и кокетничала с мужчинами. Ей нравился этот беспрерывный поток покупателей, а если уставала, устраивалась в подсобке на диванчике и засыпала, и хоть ты обзовись ее, не слышала. А может, делала вид, что не слышит. И покупатели, и продавщицы начали жаловаться на Ляльку, ее уволили. Лялька перешла в другой магазин. Между тем, я тоже окончила десятилетку и поступила в университет на журфак, продолжала влюбляться и писать стихи. О моих влюбленностях по-прежнему знала только моя тетрадь, больше никто ничего не замечал. Я тоже предлагала тете с дядей съехать от них, тем более, что работала по вечерам в студенческой газете и получала стипендию. - Разве ты проживешь на стипендию? – пожимала плечами тетя. – Выйдешь замуж, тогда съедешь. Тетя могла перепоручить меня только моему мужу. Я стала страстно мечтать о замужестве, мне, как и Ляльке, было душно с ее родителями. За мной ухаживал однокурсник, он тоже писал мне стихи и даже рисовал меня, сидя рядом на лекциях. Тем не менее, он мне не нравился, чем-то напоминал Лялькиного жениха, за которого она собиралась замуж в десятом классе, такой же нелепый. И стихи его мне тоже не нравились, и мои портреты в его исполнении казались ненастоящими. Однако отсвет его влюбленности придавал мне ореол значительности, на меня стали обращать внимание. И, наконец, меня заметил молодой человек, в которого я была влюблена. Он учился на электротехническом и казался мне недоступным, как инопланетянин. И вдруг однажды увидел, как мой поклонник выносит меня на руках из корпуса. Мы с ним тогда задержались допоздна в редакции, готовили номер к дню Победы, а когда уходили, я подвернула ногу на лестнице. Мой однокурсник подхватил меня на руки и понес. Я отвлеклась от боли в ноге и оглянулась по сторонам, и пожалела, что так мало зрителей. Только редкие прохожие. Однако среди них оказался мой возлюбленный. Это потом уже я спросила его, как он обратил на меня внимание, и он сказал, что видел, как меня несли на руках. Поэтому определенная польза от моего незадачливого поклонника была. Я ему показывала рисунки с силуэтом моего любимого. Читала стихи, написанные любимому, и он их терпеливо слушал. От моего друга шло тепло понимания, и я ему благодарна за то, что был в моей жизни. Перед моей свадьбой он мне сказал: - Я не женюсь до тридцати лет, буду ждать тебя. Знай это, если вдруг у тебя что-то не сложится. - Почему до тридцати? – удивилась я. - Потом я буду жить своей жизнью, - улыбнулся однокурсник. – А вообще, я желаю тебе счастья. Я буду наблюдать за тобой. Я тогда вдруг почувствовала, что вокруг меня уже не свищет беспризорный ветер, есть плечо, к которому можно прислониться, и я тихонько дотронулась до руки друга: спасибо. Но уже искала глазами любимого, я не могла долго не видеть его, скучала. Мы подали заявление в загс и переехали в мою квартиру. К этому времени грянула инфляция, и все отложенные тетей к моей свадьбе деньги превратились в пшик. Поэтому свадьба была скромной, но это не испортило мне настроение. Я все еще не могла поверить, что на меня вдруг свалилось такое счастье: я люблю и любима, так не бывает. Постепенно привыкла, стихи писать перестала. Горе неразделенной любви чувствуется ярче, больно переживается и выплескивается в творчество. Счастье, если оно с тобой каждый день, становится обыденным и словно теряет краски, тускнеет. Ты просто живешь, при чем тут стихи? Муж работал на своем умном электротехническом заводе и моими стихами не интересовался. Я по окончании университета уволилась из студенческой газеты, а устроиться в городскую не было возможности: везде шло сокращение штата. Пошла в продавщицы. - Что толку в Таськином высшем образовании? Я вот не училась, а на одном стуле сидим, - усмехнулась Лялька. Я так не думала, но не стала возражать. Единственное, попросила директора перевести меня из колбасного отдела в кондитерский, потому что не хотела придавать просроченной колбасе «свежий вид» всяческими неблаговидными уловками. А заодно и сама покупать колбасу перестала. Лялька снова влюбилась и вышла замуж, переехала от своих родителей к свекрови. Мы с мужем приходили к ним в гости, я радовалась Лялькиному счастью. Теперь за Лялькой ухаживали и муж Гена, и свекровь. Как-то она умела себя поставить, что все относились к ней, как к королеве. Мы с Лялькой почти одновременно забеременели и родили она девочку, а я мальчика. Мужья забирали нас из одного роддома. Тетя бегала поочередно то ко мне домой, то к Ляльке, навещала внуков. Крестили детей тоже вместе, я была крестной у Лялькиной Светочки, а сестра у моего Коленьки. Лялькина свекровь умерла от оторвавшегося тромба, мгновенно, Ляльке не пришлось за ней ухаживать, зато она стала полноправной хозяйкой квартиры. И сразу после похорон затеяла ремонт. В кризис все дорого, поэтому Лялька решила делать ремонт своими силами. Позвала на помощь моего мужа, а отца звать не стала. Дядя обиделся, но пришел сам, принялся руководить, кому что делать. - Ты мешаешь, от тебя всем только плохо, - сказала ему Лялька. Дядя снова обиделся, уехал домой и слег с инсультом. Тетя за ним ухаживала. Наши мужья завершили ремонт в Лялькиной квартире, и Гена накрыл праздничный стол. Мы подняли фужеры с вином, и я сказала: - Когда мы начнем делать ремонт, тоже вас позовем. Лялька поскучнела и пошла укладывать спать Светочку. Мы с мужем переглянулись, а Гена ответил: - Поможем, конечно, не сомневайтесь. Однако мы собрались делать ремонт только через несколько лет. Мы с мужем оклеивали детскую обоями, когда нам позвонила Лялька и спросила, не у нас ли Гена? - Вторые сутки ищу его, не ночует дома, - пожаловалась она. Недоумение опустилось на наши души. На следующий день поехали к тете за Коленькой и спросили про Гену. - Ляля говорит, завел себе какую-то, - горестно сказала тетя. – Не везет дочке, одни паразиты попадаются. Еще через несколько дней Лялька снова позвонила нам и спросила, не видели ли мы Гену. - Так и не приходил? – ахнули мы. - Приходил пьяный, подлец, а сейчас снова пропал, - пожаловалась Лялька. Лялька решила действовать и позвонила нам с просьбой дать в суде показания против Гены, якобы он ей изменял, пил, дрался, гонял Ляльку со Светочкой. - Мы такого Гену не знаем, - отказались мы с мужем. - Я же вам звонила, говорила, - возмутилась Лялька. - Ты говорила, а своими глазами мы не видели, - ответила я сестре. Однако Лялька развелась с Геной, доказала в суде, что он плохой муж и отец и отсудила у него квартиру. Вернее, Гена сам подписал дарственную дочери, Светочке. Как Ляльке удалось это сделать, уму непостижимо. - Гена теперь на улице живет? – спросила я Ляльку. - У своей новой, - ответила Лялька. - А ты в его квартире со своим новым? – поинтересовалась я. - А я в Светочкиной квартире со своим новым, - безмятежно улыбнулась Лялька. - У тебя есть родительский дом, а Гену ты лишила этого счастья, - не удержалась я от упрека. Как-то я встретила Гену в магазине, я покупала там молоко, а он пиво. Гена был обут в рваные сандалии, хотя на дворе стоял октябрь. Мы кивнули друг другу и разошлись каждый в свою сторону. Лялька звонила, докладывала: - А я накрутила фарш, пельмешки ляпаю. Скоро Андрей с работы придет. Королева перешла в разряд обслуги, теперь она ухаживала. Когда я приходила в гости, Лялька хвасталась новым платьем, которое Андрей подарил дочке, сообщила, что Светочка зовет отчима папой. - А настоящего папу вспоминает? – спросила я шепотом, чтобы девочка не услышала. - А что там вспоминать? – усмехнулась Лялька. – Слава богу, что вздрагивать перестала. Заикался ребенок, к невропатологу с ней ходили. Я вспомнила, как сама Лялька заикалась после дядиной порки, теперь, значит, Светочке досталось это пережить. Светочке и Коле исполнялось по семь лет, мы собрались на детский день рождения у тети. Дядя тоже сидел за столом, хотя казалось, что он был не с нами. Он не реагировал на все так живо, как раньше, и не радовался внукам. Бабушка подарила детям сказки Пушкина и тут же принялась с ними читать. - Тася, а помнишь, какие замечательные стихи ты писала? – отвлеклась она от «Сказки о царе Салтане». - Так уж и замечательные, - заулыбалась я. Я устроилась на работу в редакцию, в моей жизни все было хорошо и без стихов. - А я за вторым собралась, - засияла глазами Лялька. – У Светочки будет братик или сестренка. - Когда ждете? – обрадовалась я. - В марте, - Лялька прижалась к Андрею. Она весь вечер не сводила с него глаз и ежесекундно дотрагивалась непроизвольно до его ладони, поправляла ему то волосы, то воротничок рубашки. Казалось, что она тоскует по нему, если чуть отодвинется. Наши мужья вышли на балкон покурить, и Лялька постоянно взглядывала на балконную дверь, словно ожидая любимого после долгого отсутствия. - Как же она его любит, - подумала я с легкой завистью. У нас с мужем было все хорошо, но вот такого постоянного горения - не было. Я дождалась, пока мужчины потушат сигареты, накинула на Колю куртку, и мы вышли на балкон. Коля залез на скамеечку, чтобы лучше видеть улицу. Я придерживала его, тетя жила на десятом этаже. - Отойдите от окна, - нахмурился муж. - Еще немножко, пап, - заканючил Коля. - Пойдемте с балкона, из комнаты на улицу посмотрите, - скомандовал муж, снимая сына со скамейки. – Я устал нести за вас ответственность. Это было похоже на мужа. Перед нашей свадьбой он уезжал к матери советоваться о мере ответственности за семью, а вернувшись, чуть было не раздумал идти в загс. Я тогда почти поверила маме с ее пророчествами. А сейчас улыбнулась и обняла мужа: - Как же мы тебя любим! –и вернулась в комнату за своими мужчинами. - Ну, именинники, загадывайте желание! – бабушка внесла торт с зажженными свечами, все оживились и захлопали в ладоши. Дети задули свечи, Лялька разрезала торт и каждому положила кусочек на тарелку. Самый большой кусок с алой розой достался Андрею. Я взяла мужа за руку и подумала, что у нас все хорошо, но очень хочется писать стихи. Пусть даже они мужу не так уж интересны, но пусть будут. Мы ушли от тети раньше, чем Лялька с Андреем. - Пойдемте пешком, не поздно еще, - попросила я мужа. Муж посадил Колю на плечи, и мы пошли, шурша листьями и вдыхая свежий осенний воздух. Я держала мужа за руку и время от времени посматривала на них с Коленькой. - Ты что? – улыбнулся муж. - Так просто, красивые вы у меня, - смутилась я.