У каждого из нас, родившихся и живущих, будет и последний день, и день девятый, и день сороковой. Сорок дней – особый знак в великой скорби по ушедшему. И кажется уж совсем необходимым: если не сумел (не знал или был далеко) присутствовать на похоронах дорогого тебе человека, то на сорок дней надо быть обязательно. Сорок дней его бессмертная душа витала между нами и, верю, проникала в наши души с последним приветом, а теперь предстанет она перед Господом своим и покается за нажитые тягости и печали. Душа артиста Владимира Михайлова уже ступила на последний порог. Вот-вот минует год с того рокового часа 31 октября 2004 года, когда после очередного спектакля, только что узнавший о присвоении ему звания заслуженного артиста России, Володя, положив в карман сто рублей, вышел из дома в быстро наступающую осеннюю ночь, чтобы купить бутылку вина, – а повод для нормальной житейской радости, как видим, несомненно был… Нашли Володю перед рассветом. Этого большого (под два метра ростом) красивого человека свалил тяжелым ударом по голове какой-то подонок (а может быть, их было несколько?), затем добивал ножом – в спину и в грудь… Скорее всего, хотел ограбить. Рублевый улов был невелик. А жизнь человеческая… Да кто ее сейчас ценит?! …Я впервые увидела Владимира Михайлова в середине 90-х годов на сцене московского драматического театра «Сопричастность», в спектакле «Без солнца» – так романтично и возвышенно вернулся к первому названию горьковской пьесы «На дне» главный режиссер театра Игорь Сиренко. Наше общество в то время еще находилось в эйфории от обретенной, якобы, демократии, но самые прозорливые ее члены уже вновь ощущали нависшую серую мглу: народ по-прежнему оставался «без солнца» – обобранный, оболваненный новыми посулами, униженный и оскорбленный. Театр уловил это и решился на смелый и необычный спектакль. Артистический ансамбль его был чрезвычайно хорош, но особенно выделялся Владимир Михайлов в роли странника Луки. Когда он появлялся на сцене, все нити – сюжетные и человеческие – стягивались к нему: это был и духовный наставник страждущим, и укор фарисеям в лице некоронованного короля ночлежки Сатина – с его лозунгами, позерством, почти политиканской спесью… Лука – евангелическое имя, и Владимир Михайлов старался существовать на сцене именно в этом промыслительном образе. У него получалось! Как получилось быть Лопахиным в другом спектакле, по чеховскому «Вишневому саду». Но не примитивным разорителем «дворянских гнезд», а человеком любящим, страдающим за этих странных никчемных людей, прозорливо видящим их неизбежную гибель, уход с исторической сцены… Глуховатый голос, пронзительные интонации, а тотчас по окончании – теплые сострадающие глаза Володи: на театральной лестнице мы оказались идущими навстречу друг другу… У каждого из нас, родившихся и живущих, есть свой поминальный лист. Туда мы вносим и самых близких, родных по крови людей, и тех, чьи судьбы коснулись твоей и оставили в ней памятный след. Свой поминальный лист я начала в двенадцать лет, когда ушел из жизни 49-летним мой отец. Затем в нем оказались любимый двоюродный брат и его мать – моя тетка по отцу и еще две тетки, но уже по материнской линии. Потом ровесник Сашка, сосед по старому деревянному дому на Преображенке, в котором, как потом оказалось, и осталось детство… Дальше имена так и замелькали... И вот год назад еще одна трагическая потеря - артист Владимир Михайлов. «...В ближайшие десять лет станет ясно – жить нам или умереть…» Это строки из статьи Ильи Тюрина "Русский характер. Он написал ее за неделю до собственной гибели в 1999-м. Срок, обозначенный юным провидцем, наполовину уже истончился. Но с каждым прожитым днем становится все более очевидным: тяжелый диагноз поставлен, но лечения нет, и выздоровления не предвидится. Страна с завидным аппетитом пожирает своих лучших детей, не принимая должных усилий против обнаглевшего криминала, равнодушием потворствуя диким непристойностям в печати и на телевидении, в быту и отношениях между людьми. И Владимир Михайлов – очередная, но, увы, далеко не последняя жертва нашей общей русской беды: мы деградируем как личности, разлагаемся как общество, исчезаем как народ. Потому что не может существовать народ, вычеркнувший из своего сознания всеединые заповеди и первейшую из них: не убий. Высшим достижением в артистической биографии Михайлова (теперь уже можно так сказать!) оказалась роль странника Луки из горьковской пьесы. Луку убили…