Однако, он долго не мог уснуть. Перепал день потерь: четыре матерящихся, невыносимо материальных особи матросни, четыре матросящихся матроса, двумя, нет, тремя словами, - было отчего утратить как сон, так и вообще равновесие в этой раскачивающей, раскидывающей тебя попеременно то туда, то в совершенно иную сторону, скрипящей и красного дерева, пропахшей трубкой и анашой каюте, в такт качке трактуясь в бардачке собственного чердачно вычерченного ума, последовательно и попеременно. Но. Не было ли чего-то необычайного, какой-либо черточки необратимой изменчивости исходных в этом чередовании четверых? Рассмотрим, - говорил себе, раскачиванию подверженным оставаясь. Первого, ладно, пожрала акула. Двое других затеяли - неподалеку от кубрика - внезапную дискуссию о кубизме, и не успели все оглянуться (а никто и не оглядывался), как вскоре та переросла рамки вербального и выплеснулась в бурлящий водоворот обыденной быдловатой бузы, причем оппоненты все более сосредотачивались на мозжении голов противника бухтами подвернувшегося каната, такого твердого, когда он подворачивается, провалявшись не менее недели забытым на палубе шхуны, напропалую шарахающейся в бурных широтах. Четвертый - вообще, случай, как говорят (он сам слышал) практикующие доктора. В его капитанской практике - нехарактерный, не характеризующий предпоследнюю как таковую. Чуть ли не один из первых. Может статься, что и вообще первый. Короче. Четвертый: ни к кому конкретно не обращаясь, вероятно, и себя исключив из списка адресатов получения его наипоследнейшего из посланий, отчетливо, внятно, почти не гундя - хоть и матрос - возгласив "Так дальше совершенно никак не можно" - канул. То есть, попросту вывалился. Отвалил. Перевалил, как говорим мы, неисправимые и неисчерпаемые как молекула, моряки, экватор борта, ударение на последнем. Кинувшиеся (как всегда - припозднившись) к, свидетельствовали лишь о нескольких (едва ли более двух) пробкоподобных выныриваниях (как натуралист, замечу: несомненно обусловленных открытым не так давно в ряде островных стран эффектом Пробковского-Кюри); и - следовавшая у нас в кильватере, севшая нам на хвост, так сказать, с самого утра, с завтрака первым из четверых - словно умная уличная собака за рассеянным человеком с кульком сосисок, в ожидании узкого и безлюдного переулка, чтобы - словно взрыв мины, вырывая себя (с жертвой в пасти, на медленно дышащем алтаре культа Океана) из воды - в разлетающейся картечи брызг - в облаках пара, как если бы она действительно была горяча - большая белая - сорок футов - мистический Мегалодон, пожравший некогда саму древность - акула - поставила точку в списке: . Фонтанируя. В атмосфере ужаса и восторга, смешанных в крови так правильно, чтобы это оправдывало саму смерть. Многие избледнели. Другие криво и по-матросски лыбились. Вот один (или это другой) махнул, отчаиваясь рукой: не этот первый, не он же последним будет. А мне - ищи способ заново распределить задачи, обязанности, права и кухню. Какой тут отдых, разве уснешь. Да еще эта качка, дьявол ей в гипоталамус. Прошли те простецкие времена, когда навигация как инстинкт приносила плоды, являясь, по сути, одним из разделов общей безотносительной интуиции. Нынче неповоротливое корыто дерзай сдвинуть с места без карт - ау, вот они уже и рифы, и саргассы, и магелланов обратный клапан. Встречали ли вы командующего на судне с анамнезом, отягощенным наследственной морской болезнью? А я вот он - в зеркале. Беру себя в руки и снова падаю в мучительный маятниковый ритм маеты и метаний. Опять беру: кожу и кости, глаза и уши, сердце, печень и поджелудочную, щитовидную железу и железный щит, нервы и веру, и головной мозг, этого изгоя, забравшегося на самый верх, словно на мачту, дабы спастись от бунта. Опять упал. Это невыносимо. Вынесите меня отсюда в холщовом кисете шлепанцами вперед и киньте пятым туда, где тихо и медленно гаснет бешеный воздух шторма и молкнет распятый на долготе неба свет. Я мечтаю о подлинной глубине. Я хочу ее. Я устал бегать от своей смерти, прячась рядом с насильственными чужими. Мне хочется пенсии и покоя, ведь вот уже несколько ветвящихся веков я стар. Хорошо, договорились, но мне нужно немного времени, еще чуть-чуть, я все подготовлю и дам вам знать. Это мой стиль - когда заказчик сам присутствует при исполнении. Вам понравится, я обещаю.