Это был поэт, который не баловал очаг в своей ветхой, точечной застройки, хижине, ежели не жалкой лачуге, черновиками тех или иных стихов, натюрмортами с рисовых зерен рифм, упражнениями в ритмичности и подслеповатыми поисками случайных сплетений смысла. Кроме того, и очаг отсутствовал, да и сочинялось что ни день отчетливее, без суеты и метаний. Перед входом, на грани прободения воздуха необъятной пропастью лежал камень, на котором полюбилось посиживать. Время и река далеко внизу - протекали, жизнь шла, спотыкаясь, а небо по ночам содержало луну. Все необходимое, кроме бумаги, таким образом, располагалось на расстоянии вытянутого внимания; что касается писчих поверхностей, то достать в наше время истинной шелковой - выше моих сил, а использовать примитивную пеньковую - наоборот, ниже. На мой узкоглазый погляд, конопля священна. Ее следует курить, но не равнять с прочим тряпьем и макулатурой. Я и одежд поэтому не ношу, если не считать некоторых шкурок небольших животных на резиночках. У нас тепло, даже в сезон дождей. Непогод не бывает, в любое время захотел позаниматься творчеством, вышел из дома и сел на камень - вот и весь антураж моего искусства. Соседи свежуют мамонта и айда его по частям затаскивать в свои пещерки, а там, надо думать, уже дробят бедное тело древнего бредуна на вовсе измельченное, обугливают и запихивают в свои же простецкие рты, из коих никогда не уловишь "чем сие могло бы быть обусловлено?", зато запросто услыхать "шо?!" - и бежать не оглядываясь. Ко мне редко заходят. Прослышаны многие, да никто, слава богу, давно не зван. Творю, как есть, уединенный, пустой, тихий. Не обременен чайником, чашкой, прочим гремливым хозяйством, жую сухой чай и вдумчиво сглатываю. Смотрю внутрь себя, веки полуприкрыв. Затем распахиваю и озираюсь. Здесь у меня - маленькая площадка с двумя какими-то безымянными кустиками и несколькими седыми от рос пучками незатейливой травки. Там - облачное ущелье, туманные текучие струи, орлы, кречеты, попугаи, перемены света, дыхание всей вселенной и редчайший прохожий на ведущей в непостижимое никуда тропке, затерявший цель своего безжалостного к самому себе пути, затерявшийся как таковой. Куда он идет - непонятно, но ко мне ни разу не доходил. Пройдет - растает. Зато вот в сюжет попал. Без персонажа что, спрашивается, за сюжет. Отвечается - никакой. Стиль самого письма может ли состоять в персонажах, опять подниму упавший было вопрос. И отвечу снова - да а почему бы нет. Упал - укатился, наверное, в пропасть ухнул. Ливануло. Ливень. Лениво смывает кровь мамонта, жалость с сердец. Дыдыщь. Гром. Бог уронил свой вопрос к нам в дыру: а это еще кто такие?! Какие-то точечки, не разгляжу отсюда. Э, да они движутся?! Наверное, и живыми себя считают? Боже, за что им... Да ну их, пусть думают, что я умер, пойду посижу в черной дыре, посру, подумаю. Нет, стихов писать я не стану, хватит с меня поэзии, до сих пор сам половины не понимаю, что сотворил. Закрадываются сомнения, может, не я это вовсе. Что если и я всего лишь бегающая козявка? Ээхх, знать бы... Дождь ждет ночи, чтобы накрапывать. Я жду скорую старость, чтобы сердце стучало реже. В паузах я увижу дальнейший путь. Коридор и стенку в самом конце, с пыльной лампочкой в двадцать ватт. Рисунок дверной ручки, приколотый золотым пером. И глазок: оттуда - сюда. Припертые здесь к стене, приваленные к мольберту, залипшие в ноутбук, мы пустоглазы, бессмысленны, жадны и никому не дороги. Какое мне дело до чужой жизни, если мне платят за то, чтобы ее не стало? Чайнатауны переполнены. Хватит на всех. Вы тоже хотите? Оставьте заявку, мы свяжемся с вами какое-то небольшое время спустя. Цена варьирует. Да, с чиновниками сложнее. Охрана, медийность и все такое. Какого-нибудь странствующего костоправа или, напротив, оседлую проститутку - вообще почти даром. Я вышлю вам номер счета, это в лондонском филиале. Нет, для связи кодовые слова. Иц Зынь, семьсот восемьдесят шестая страница с конца. Каждый второй интервал игнорируется, всякая предпоследняя из строк что-нибудь да означает. Сам я с Японии, из Китая произошел как есть. Сунь Цзяо Цинь Сяо Хо, вопиюще пустотен. И да, и нет. Черновиков после себя не оставляю. Нет. Не будет. Никто не подумает, я вам говорю. Непалеолитен только непалец, а приднепровец сам родом из этого самого, из неаполя. Нувопале де депре. И сама жизнь является достаточной арт-средой для.