То, что больше всего меня заводит в девушках - это есть в ней. Умение отшивать, показывать, что ты ей безразличен, птичка не ее полета, что ты нелеп, глуп, некомпетентен. Грубость, жесткость, угрозы. Вероятность получить пощечины после любого не понравившегося ей слова, предложения, реплики. Я ее фанат, фанат грубой, стервозной, обезображенной интеллектом девушки. Сейчас она учит меня философии существования Кьеркегора, а спустя пять минут она называет меня быдлом, так, что за соседними столиками все оглядываются. И все из-за того, что я отвел глаза в сторону окна. Я люблю, когда она ставит меня на место. Когда она кричит «Выключи эту хрень, пока я не разнесла твои колонки к чертовой матери!». Пускай я буду подкаблучником. Просто это кайф. Это заводит. Это сводит с ума. Я пытался разъяснить ей про любовь, но она сказала, что я полный профан, потому как во время «Дневника памяти» я жевал попкорн и пил колу. Я неправильно отвечаю на звонок, говорю «Алё», вместо «Алло». Еще днем она ставила мне условия моего быта, а уже ночью я держу за волосы, и она как пантера прогибается подо мной. Моя права рука сжимает ее ягодицу, я не отпускаю ее волосы. Она извивается, пытается развернуться, а я даю ей возможность - она ложится на спину, а я хватаю ее за горло. Она врывается своими когтями в мою спину, а я одной рукой упираюсь в диван, а другой держу ее за челюсть, так, что мои пальцы у нее во рту. Она стонет, даже кричит временами, рвет на мне волосы. Я специально делаю больно. Она бьется подо мной - это финал, финал наших отношений сегодня. Я целую ее, а она меня. А после этого, кладет свою голову мне на плечо, обнимает меня, и как будто младенец, засыпает тотчас. Я всегда засыпаю позже нее. Я всегда смотрю, какая она, когда она спит, когда ее большие карие глаза закрыты, как ее волосы раскинуты по подушке. Я вожу пальцами по ее лицу, по ее губам, глазам, словно я слепой скульптор, которому необходимо запомнить все черты лица на ощупь. Я глажу ее волосы. Я фанат. Завтра она снова будет кидать мой телефон об стену, выливать на меня какую-нибудь жидкость, говорить, насколько я недалекий и неразвитый, а я буду молча дожидаться вечера, того времени, когда она покорна как никогда.