Наталья Сафронова Не такая, как все Каждая женщина мечтает, чтобы мужчины слепли от ее неземной красоты, но если вам не хочется при этом потрясти земной шар, чтобы они упали именно к вашим ногам, то с вами все в порядке. А вот если мысли о том, что вас обделили любовью, не дают вам спокойно жить, значит, вам есть, над чем задуматься. Женька не должна была родиться, ее не ждали. Так бывает, что родители уже собираются разводиться, но при этом случайно зачинают ребенка. Сначала случайно зачали, потом случайно оставили жить. Но когда увидели, что у новорожденной девочки нет левой кисти, не хотели забирать из роддома. Однако акушерка заставила мать приложить дочку к груди, и женщине нежной жалостью обдало сердце… Мать поняла, что не сможет разжать руки и бросить малышку на произвол судьбы. Муж не забирал их из роддома, рождение ребенка-инвалида только утвердило его в решении уйти от жены. Мать принесла девочку домой, как найденыша, в тряпках. Муж ушел, а Женька появилась. Общее количество членов семьи осталось прежним. Мать смотрела на дочку, думала: - Вырастет, ничего… А этот все равно ушел бы… Пусть живет девочка, ничего… Женька с раннего детства, в любую жару, носила платья с длинными рукавами, чтобы отсутствие кисти на левой руке не бросалось в глаза. Однако замечали. Женьке всегда казалось, что на нее смотрят как-то особенно. Она говорила о себе: не такая, как все. Вот если бы у всех не хватало одной кисти, то «не таким» казался бы полноценный обладатель обеих рук, несмотря на явные его преимущества. А так из общей массы детей выделялась Женька. Дети жестоки, не принимают в свои ряды того, кто на них не похож. И Женька чувствовала себя белой вороной в стае черных. Белым кричащим пятном, на которое нельзя не обратить внимания и не посмеяться, не ущипнуть, не дать тычка. Что взять с детей, если деликатностью не отличаются и взрослые. Сколько Женька встречала притворно-сочувственных и откровенно любопытных взглядов! А однажды ей пришлось полдня простоять в углу в детском саду, потому что она не сумела зашнуровать ботинки. Она осталась без прогулки, без обеда, сна и ужина. Пока за ней не пришла мама и не забрала ее, зареванную, из садика. Дома мать долго учила Женьку справляться со шнурками, придерживать шнурок культей и завязывать бантик пальцами правой руки. Женька сопела от злости, но повторяла это несложное для двуруких движение бесчисленное количество раз, пока не научилась. А на следующий день девочка зашнуровала ботинки всей группе. Разъяренная Женька просто не выпустила никого на улицу, не дав мастер-класс по шнурованию ботинок. Напоследок она подошла к воспитательнице, той самой, которая поставила ее в угол, и развязала шнурки на ее ботах. Сначала развязала, а потом завязала. - Я могу! – заявила девочка и посмотрела воспитательнице прямо в глаза. Неуемная гордыня обуяла Женьку. «Я сама» - стало ее излюбленным выражением, после случая со шнурками она никому и никогда не позволяла ни пожалеть себя, ни помочь. В школе первоклашка Женька подралась в первый же день, когда дети окружили девочку и уставились на ее руку: - У тебя руки нет?! - Есть! – Женька подняла вверх свою культю. И кинулась на первого же, кто посмел в этом усомниться. Она дралась со всеми, кто не успел отскочить от нее: кусалась и лягалась, и царапалась. Когда в класс вошла учительница, то увидела растрепанных, в разорванной школьной форме, исцарапанных детей, сбившихся в стайку, и Женьку напротив с чьим-то клоком волос в правой руке. Больше никто и никогда не смел над ней смеяться. И тем не менее, Женька прилагала неимоверные усилия, чтобы быть, как все. На физкультуре она занималась в общей группе здоровых детей. Прыгала через козла и подтягивалась на турнике на одной руке, играла в волейбол, ловко отбивая мяч. Сказать, что это давалось ей огромным трудом – значит, не сказать ничего. Для того, чтобы сдать стандартные нормативы физкультурнику, девочке приходилось часами заниматься в спортивном зале после уроков. Учитель разрешал ей заниматься, ему нравились упрямые: - С таким характером ты могла бы стать хорошей спортсменкой, Женька. - Могла бы, - кивала в ответ девочка. – Я много могу, мне просто чуть-чуть труднее, чем другим. Но в итоге у меня все получается куда лучше, чем у многих, потому что я не даю себе спуску. Она отлично училась по общеобразовательным предметам, с ней советовались успешные ученики и просили списать троечники. Женьке это доставляло удовольствие. Она занималась не из любви к знаниям, а для того, чтобы быть лучше всех. Если раньше она хотела быть незаметной, то теперь всеми силами старалась обратить на себя внимание. Женька все равно выделялась из общей массы одноклассников, но хотя бы со знаком плюс. Характер у Женьки был колючий, она напоминала кактус, который никому даже в голову не придет погладить, но если вдруг кто-то случайно заденет его – долго потом вытаскивает занозы из ладони. Женька, как ежик, ощетинивалась иголками при малейшем движении ей навстречу. Она страдала бы гораздо меньше, если бы не размышляла так часто о несправедливости. Девочка спрашивала: - За что? – она не знала, кому именно задает этот вопрос - кому-то, ответственному за высшую справедливость. Порой Женьке снилось, что во сне у нее выросла кисть, и, просыпаясь, она с недоумением рассматривала свою культю, словно не веря, что ничего в ее жизни не изменилось. Ровесники с Женькой не дружили, но она делала вид, что и не нуждается в этом. Дома мать тоже не находила с ней общий язык. Они не чаевничали вместе вечерами и не вели долгие разговоры перед сном. Женьке нечем было поделиться с матерью. Мать знала, что ей будет нелегко с необычным ребенком, но не ожидала, что настолько тяжело. В подростковом возрасте, когда девочки стремятся нравиться мальчикам, мать озаботилась тем, чтобы найти дочери поклонника. Все подруги матери были озадачены сердечным одиночеством Женьки и нашли ей пару: такого же, как она, мальчика без левой кисти. Казалось бы, они должны были понимать друг друга и общаться без проблем. Однако Женька смотрела на мальчика, как на свое отражение в кривом зеркале. У юноши были слишком заискивающие глаза, он слишком хотел нравиться, и этим не нравился девочке категорически. Когда он попытался поговорить с Женькой по душам и сказал: - Нам просто немного труднее, чем всем, - Женька повернулась к нему спиной и убежала. Он размышлял как будто о том же, что и сама Женька, но до чего жалко выглядел при этом! - Никогда не буду общаться с инвалидом, - сказала девочка матери. До этой минуты она только не позволяла смеяться над собой и жалеть себя, ибо и в жалости чувствовала насмешку. Теперь же она хотела нравиться, но Женька не собиралась просить любви – она ее требовала. Сначала Женька подружилась с самыми красивыми девочками класса, а потом у самых-самых красивых пыталась отбить парней. Иногда ей это удавалось, пусть и ненадолго. Причем мальчики часто не замечали отсутствия у Женьки левой кисти, она прикладывала много усилий, чтобы скрыть свой дефект. Понятно, что до поцелуев дело не доходило, тогда Женькин секрет непременно раскрылся бы. Но тем загадочней и желанней была Женька, все непонятное и ускользающее притягательно. Однако Женькины подружки непременно сообщали мальчикам, что Женька - инвалид, из лучших побуждений, разумеется. Тем не менее, Женька после каждой дискотеки рассказывала девочкам о новом поклоннике. Гибкая и сильная, Женька хорошо владела телом и с удовольствием танцевала в ночных клубах. Мать разрешала ей приходить домой поздно, Женьке многое позволялось, больше, чем другим. Женька курила в компании, правда, без особого удовольствия. Мать чувствовала запах табака, однако не ругала дочь. Она боялась что-то не так сказать, задеть ее болезненное самолюбие и совсем потерять общий язык с ребенком. Случалось, что девочка надолго замыкалась в себе, уходила из дома, ночевала у подруг. Мало ли что она не ладит с ними, для того, чтобы наказать мать – все средства хороши. Однажды после танцев Женьку провожал новый мальчик, вернее, она поначалу так подумала, что он ее провожает. Однако когда они дошли вместе до автобусной остановки, он попрощался с девочкой. Женька остановилась и еще некоторое время непринужденно болтала с ним, хотя она не соображала, о чем именно говорит, словно это не она произносила слова, она только смотрела на мальчика, втягивала его в себя взглядом, не отпускала. А потом бежала за автобусом, не в силах перестать видеть своего нового знакомого. Когда автобус скрылся за поворотом, Женька присела на корточки и бессильно заплакала. Она не плакала ни разу после того, как в садике ее наказала воспитательница за незашнурованные ботинки. Женька отрастила такую броню, сквозь которую боль не просачивалась и не проникала в душу. И только сегодня этот мальчик, сам того не желая, заставил Женьку почувствовать сердечную боль. Он шел с ней после дискотеки и дружески беседовал. Просто товарищ, а Женька хотела ему нравиться. Он не пожелал проводить ее до дома, и девочка восприняла это как оскорбление. При этом он был так обаятелен, что Женька не могла отвести от него взгляд, не могла не слышать его голос. Женька прометалась в постели, не сомкнув глаз до самого утра. А на следующий день проявила чудеса дипломатической хитрости и выведала у подружки все о понравившемся ей мальчике и вечером уже дежурила рядом с его домом. Она непринужденно пошла навстречу вошедшему во двор Игорю и с удивлением откликнулась на приветствие, словно и не ожидала его увидеть. Просто случайно шла мимо, она часто здесь бывает, у нее тетя живет в соседнем доме. Женька с Игорем стали встречаться. То ли Игорь прощал подруге ее колючесть, то ли Женька стала чуть мягче, но они не ссорились. Женька, как могла, долго скрывала от Игоря, что она инвалид, пока подружки не открыли ему глаза. Однако мальчика это не смутило. Женька возликовала душой и поверила, наконец, в высшую справедливость и возможность счастья лично для нее. Она окончательно разуверилась в женской дружбе, но обрела любовь. Женька сочиняла сказку для себя. О том, как гадкий утенок станет лебедем, распахнет крылья и поднимется высоко в небо, к самому солнцу - и отогреется. Женька чувствовала, как ее любовь оперяется, еще немного – и полетит! А все задерут головы к небу и ахнут: - Вот она какая, Женька! Красавица! Вон как ее любят, а мы – дураки, не заметили, не оценили… Посожалеют, да поздно будет, не для них она, Женька! Для Игоря. Женька засыпала и просыпалась с именем любимого на устах: - Игорь! Она чувствовала, как бьется ее сердце, словно и оно тоже произносит вместе с Женькой: - И-горь! Стукнет два раза и замрет, и на долю секунды Женька задерживает дыхание, потом оглядывается вокруг после этой привычной медитации и замечает, как прекрасен мир, как улыбчивы люди, или они улыбаются в ответ на ее улыбку? Женька училась в выпускном классе, когда Игоря призвали в армию. Она пришла к нему на проводы как его девушка. Ей было горько расставаться с любимым, и все-таки гордость распирала ее от одной мысли, что Игорь сейчас познакомит ее со своей матерью и она сядет рядом с ним за столом как невеста. И все это увидят. И он обнимет ее за плечи, и будет весь вечер смотреть на нее задумчиво и нежно, и поцелует на вокзале. И этот поцелуй тоже все увидят. Однако Игорь посадил ее рядом со всеми девчонками, а сам весь вечер проговорил с ребятами. Время от времени к нему подсаживалась мать, брала его руку, прижимала к своей щеке и так сидела некоторое время, и за столом возникало неловкое молчание. Когда все фотографировались на общий снимок, Женька снова попыталась встать рядом с любимым, но и тут ее оттеснила мать Игоря. Женька ничего не понимала: а где же слова, просьба, чтобы ждала? Однако Игорь так и не подошел к ней и не сказал особенных слов, махнул рукой и улыбнулся своей обаятельной улыбкой, предназначавшейся всем - и ей на общих основаниях. И Женька, всегда требующая свое, вдруг растерялась. Она не только не получила официального статуса невесты, но и не побыла даже минутки с Игорем наедине. Игорь держал за руку только мать и обещал писать только ей, и нежные слова он тоже говорил только матери. Через неделю Женька пришла к любимому домой. Дверь ей открыла мать Игоря. Женька поздоровалась и подождала приглашения войти. Однако женщина молчала. Тогда Женька собралась с духом и спросила: - Скажите, а от Игоря уже пришло письмо? - Ну, конечно, несколько писем. Игорь писал еще с дороги, - ответила мать. - Дайте мне его почтовый адрес? – попросила Женька. - Зачем? Ведь Игорь вам не пишет, - прямо посмотрела на нее женщина. - Вот я и спрошу у Игоря, почему он мне не пишет, - так же прямо ответила Женька. – Мы встречались. - Это ведь у вас одна рука? – внимательно посмотрела на ее руки мать Игоря. – Мой сын вас жалел. Женька отшатнулась, как будто женщина ее ударила. Все эти дни она размышляла над сложившейся ситуацией, придумывала Игорю мифические оправдания, снова путалась в своих домыслах и даже сомневалась, не придумала ли она любовь между ними. Может быть, он с ней просто дружил, а она себе насочиняла. Однако это жестокое заявление матери Игоря отбивало у нее охоту еще что либо выяснять. А может быть, узнать его адрес у мальчишек, приехать к нему и просто посмотреть в глаза? Что-то он ей скажет? Женька шла по городу и покачивалась, как пьяная. Никуда она, конечно, не поедет. Девушка выработала в себе прямо-таки звериную гордость и подставлять для удара вторую щеку не собиралась. Наоборот, корила себя за этот поход к матери Игоря. Надо было терпеть и ждать. Нужно научиться терпеть. Нужно научиться не любить. Никого и никогда. Женька прямо-таки застонала от той пытки, на которую она себя обрекала. Любить так высоко и так сладко, она узнала это за те несколько месяцев, что любила Игоря. И душа заходится от любви к целому миру, ибо если ты пустил в сердце чувство, оно заполняет его полностью – и ты любишь все вокруг. Пока Женька любила Игоря, она стала чуть ближе матери и наладила отношения с одноклассниками, не было в них ни гордыни, ни зависти. Любовь щедра. Однако где любовь – там и предательство. А ты его не ждешь, не строишь баррикады, у тебя разведены руки для объятий, и в это самое незащищенное ты и получаешь - поддых… И не можешь вздохнуть… Больно… Женька не заметила, как пришла домой и упала на руки к матери. Мама потихоньку раздела ее и уложила в кровать, напоила теплым молоком и просидела рядом, выслушивая дочкины всхлипывания, пока та не уснула. Сладко было уснуть под материнское поглаживание. - Прости их, - шептала мама, но Женька возмущенно качала головой. – Прими это, просто прими. Однако Женька не простила и не приняла. Она окончила школу и уехала из города. Женька устроилась работать диспетчером в автобусное депо и жила в общежитии автопарка. Она общалась с водителями на равных, не скупилась на крепкое словцо, и они чувствовали в ней своего парня и не обижали. И Женькина обида не то, чтобы стала забываться, а поостыла. Конечно, ради такой работы не стоило уезжать из родного города, да и одноклассники посмеялись бы – и это гордячка Женька с вечным стремлением быть лучше всех? Но одноклассники далеко, а шоферня любит Женьку такой, какая есть. Для них не надо расшибаться в лепешку и стремиться утереть всем нос. Что-то надломилось в Женьке. Единственное правило, которое она продолжала соблюдать – это не влюбляться. Не привязываться. Не верить и не доверять. Женька написала маме, только когда поняла, что беременна, да и то не сразу. Потянула некоторое время, поразмышляла, оставлять ребенка или не стоит. Юра просил сделать аборт, а иначе грозился уйти. Женька его не задерживала, даже наоборот, помогла собрать вещи. Сделала это спокойно, как и раньше, когда собирала его в очередной рейс. И так же заботливо положила в карман куртки презерватив, все как всегда. - Ну, что ты все ерничаешь? – разозлился Юра. - Забочусь о тебе, - сказала Женька. – Кто о тебе еще позаботится? - Холодная ты, - устало посмотрел на нее Юра. – Я, может, и не гулял бы, если бы от тебя таким холодом не веяло. Женька почувствовала, как сжалось сердце. Справедливое обвинение, но позволить себе впустить в сердце любовь, раскрыть его навстречу новому чувству она не могла. Ее единственный прыжок в счастье закончился болью. И Женька неосознанно сделала вывод, что любовь и счастье влекут за собой боль. Лучше жить без любви, зато и без боли. Она проводила Юру без особого сожаления и даже не сильно на него обиделась. Ну, подумаешь, гулял. Подумаешь, бросил ее, беременную. Мать говорила, что отец тоже гулял и ушел из дома сразу, как только Женька появилась на свет. Значит, все гуляют и все бросают. Не она первая. А вот стоит ли рожать на свет еще одно обреченное на несчастье существо, стоит подумать. Женька думала до тех пор, пока ребенок не стал шевелиться в животе. Она лежала ночью и размышляла, что она может ему дать, как вдруг почувствовала легкий толчок, и живот словно качнуло вправо, потом влево... И такое блаженное тепло охватило Женькино существо, обдало ее всю с ног до головы, омыло золотым дождем и тихонько понесло в неведомую даль.... - Счастье есть, - подумала Женька. Это было не вопросом и даже не ответом на ее бесчисленные поиски справедливости, а просто принятием того, что счастье возможно. Его не надо бояться. Утром Женька побежала на почту, чтобы отправить маме письмо, но вдруг свернула на переговорный пункт. Она услышала мамин голос и счастливо и свободно улыбнулась: - Мама, я завтра приеду, насовсем. Я жду ребенка, мама. Пока не замужем, но непременно выйду, не сомневайся. Обязательно полюблю и выйду замуж за хорошего человека. Все будет хорошо, мамочка…