Дом в 80 этажей
ДОМ В ВОСЕМЬДЕСЯТ ЭТАЖЕЙ
Такси остановилось возле главного офиса. Громадное здание, чудовищная сила. Здесь свои законы, свои правила жизни. Это - страшная сила, она способна смять, обезглавить, уничтожить любого.
Трансконтинентальная корпорация – колоссальная финансовая империя, огромный организм, частью которого я был совсем недавно. Меня выкинули на улицу, использовали, а потом выкинули. Почему? Потому что не сошёлся во мнениях с начальством. В этом архисложном организме я оказался бракованной шестерёнкой, которая отказывается крутиться так, как ей велят большие шестерни. Меня заменили на более «правильную» деталь и выкинули. Вот так. А с такой рекомендацией путь в другие компании мне был заказан. Всё больше и больше фирм в мире подстраивались под равномерный гул работы корпорации, становились её придатками. Всё больше и больше людей превращалось в послушных безликих идиотов.
Я подал таксисту за проезд и вышел из машины. Ещё раз взвесив все «за» и «против» принятого решения, я вошёл в вестибюль. «Муравейник!» - как-то сразу пришло в голову. Люди вокруг куда-то торопились, сновали туда-сюда. На лицах их застыло выражение глубокой озабоченности проблемами корпорации. В душах – печать тупости. Мелкие муравьишки, грязь. Мне нужна была королева. Я надеялся дойти до босса, человека, который создал всё это, и который выкинул меня, как бесполезный мусор. Я прошёл через холл к лифту. Нажал кнопку вызова. Действовал я абсолютно автоматически – сказывалась привычка (точнее три года, проведённые здесь). Я ждал лифт и поглядывал по сторонам. Знакомые лица: охранник Боб, секретарша Эвелин, менеджер одного из филиалов Майлс. Ещё больше незнакомых. Боб обрюзг за последнее время, его прямо не узнать. Эвелин. Что сказать про неё? То, что она побывала в постели уже пятерых крупных людей в корпорации? Это знают все. Простая сотрудница не может так просто в короткие сроки взлететь до уровня личной секретарши босса. Что ж, у неё была возможность, она её использовала. Стоит ли судить её за это? Не знаю. Только не мне и не сейчас. Майлс? Этот никогда не нравился мне. Я не хочу о нём думать. Сейчас меня занимало слово из четырёх букв: БОСС. Камень преткновения. Кошмар моей жизни.
Первый этаж. Двери закрываются. Рядом стоит молодой клерк. Бедняга. Я ему сочувствую, ведь он ещё не знает, что здесь творится. Парень рад, что у него есть такая замечательная работа. Наивный. Букашка. Пятый этаж. Ещё двое служащих. Эти уже знают. Я вижу их лица, грязные и довольные. Они познали суть машины и приспособились к ней. Семнадцатый этаж. Я один со своими мыслями. Я думаю о том, к чему приведёт дальнейшая экспансия корпорации. Девятнадцатый этаж. Двадцатый. Двадцать первый. Мир потеряет своё лицо. Останется лишь система. Планета легкоуправляемых болванов. Стадо, ведомое мудрым пастухом. Тридцать третий. В кабину входят люди. Незнакомые лица. Шестерёнки. Тридцать седьмой. Корм для чудовищ. Сороковой. Марионетки. Мы всегда тосковали по сильной руке, способной избавить нас от собственной лени, глупости, чего-то ещё. Нам всегда нужен был руководитель, который мог бы возглавить нас, увести за собой – сами то не можем и с места сдвинуться. Нам нужна идея, чтобы путь не был бессмысленным. Так было всегда: старейшины в древних племенах, князья, цари, императоры, Ленин, Гитлер, Сталин, Ким Ир Сен, другие. Мы с одинаковым энтузиазмом боролись с язычниками, затем с еретиками, шли за Спартаком и гнали рабов на поля, строили социализм и носили свастики на рукавах. Пятидесятый. Может, корпорация – новый вариант идеи, новый руководитель? Тогда куда он нас ведёт? Шестидесятый. Мы все – в гигантской мясорубке, а кто-то уже с удовольствием начинает вращать ручку. Где выход из этого безумия? Семидесятый. Я вижу будущее: одинаковые дома, одинаковые семьи, как одинаковые столы в офисе наверху с одинаковыми канцелярскими комплектами, одинаковыми компьютерами, одинаковыми утилизаторами для бумаги. Последнее, впрочем, звучит пугающе и наталкивает на определённые мысли. Семьдесят третий. Грандиозно! Я понял, что есть корпорация! Это пресловутый вечный двигатель. Сотрудники её, воспитанные в определённом духе, будут в будущем производить «топливо», поколения станут сменять друг друга. Кто не подойдёт – будет отсеян, как и я. Остальные станут верными псами корпорации, и лицемеры и болваны. Семьдесят шестой. Вечность. Вот ведь умники! Придумать такое! Вечность, умники и придурки. Восьмидесятый. Двери открываются. Я выхожу…
- Я пришёл за Вами, - сказал я ему, поднимая пистолет.
- Что это значит?! – вскричал он, собираясь нажать кнопку вызова охраны.
Я опередил его. Массивная рукоять револьвера с силой опустилась на его кисть, ломая её. Осознание того, что я делал, наконец, догнало меня, но уже поздно. Тело действовало независимо от разума.
- Я знаю все ваши планы! – торжествующе воскликнул я и выстрелил.
Потом я ушёл, оставляя на дорогом ковре дымящийся револьвер. Он так и сидел в своём кресле. А под стулом равномерно капало. Жидкость собиралась на полу в характерную желтоватую лужицу. Я выстрелил выше. Если бы я убил его, пришёл бы кто-нибудь другой, а если нужно и ещё один, и ещё. Это было всегда. Это будет.
Меня схватили, судили, поместили в психиатрическую клинику, потому что я рискнул рассказать им о шестерёнках и вечном двигателе. Они не поняли. Кретины! Но это уже их проблемы.