Восход осветил открытую, глазницу Олена, мутно зеленая, без зрачка, она поглощала солнечный, золотой свет без остатка, и я, в очередной раз, представлял себе, как лучи, заблудившись в этой большой голове, обреченно затухали. - Ты проснулся мой маленький спутник? Спросил он. Не хотелось отвечать, но не было другой возможности узнать, когда мы прилетим. - Я любовался встающим солнцем. Мы скоро прибудем на место? Ответил я. Олен глянул вниз, вернул голову обратно, и между делом кивнул. Это означало скоро. За всю дорогу, это был первый случай, когда он опустил голову к Земле. Мы дважды летели против Солнца днем и один раз против Луны ночью. Я даже начал подумывать, не упадем ли мы если вдруг свет, по какой то причине исчезнет. Посоветовать на счет направления или выбора дороги, в данном конкретном случае, было не возможно, по причине того, что Олен не был человеком, и мир в который мы направлялись, заселили не люди. - Значит скоро? Олен не ответил. Я вспоминал, как при первой встрече он удивленно рассматривал дорожную сумку и, вдыхая запах, не мог понять, как из зерна пшеницы получался хлеб. Может глупо, но я скрыл от него факт, что собирался его съесть. Вообще слова - есть, и пить, Олену было не возможно объяснить, не сложно, а именно не возможно. Я подозревал, что он все знает и без меня, но глупые условности образовавшихся отношений мешали нам сломать существующий барьер разности между нашими видами. Он не спрашивал, я не объяснял, но он был сыт и полон сил, а я голодный, нетерпеливо ожидая окончания путешествия, терял последние силы. У меня был единственный шанс, я не имел права ошибаться. Самое ужасное, что именно неизвестность момента и обстоятельства возможного совершения ошибки и было скрыто от меня. В полдень от голода и усталости сознание временно покинуло меня. Я вернулся в обеденное время, к себе домой, как будто после утренней прогулки. Вымыл руки, удивляясь своей неторопливости, зашел на кухню. Голод во сне такой же, как и наяву. Обычно наедине с собой я мало стыжусь, по этому ем громко и быстро, особенно когда еда не нуждается в приготовлении. И в тот момент, когда поспешно взятый из холодильника кусок уже прикасался к моим зубам, Олен снова задал вопрос. - Ты устал? Да я устал! Впрочем, словами, объяснять существу причину усталости, не нуждающуюся в объяснении ни кому из моих собратьев? Я не хотел! Пока что не хотел. Но уже сегодня появились планы, и они существенно отличались от тех планов, которые вынудили меня пуститься в путь. - Нет, я не устал, просто свет…, глаза устали, и я их закрыл. Ответил я. - Давай поговорим? Олен все слова выговаривал медленно, как будто синтезатор речи воспроизводил написанный текст. - Что ты хочешь знать? Спросил его я. - Почему ты закрыл глаза? Сказал Олен. - Свет…, иногда он больно режет. Я с удовольствием бы укрылся в тени, но условия не позволяют. Ты ведь плоский. - Я нормальный! Ответил Олен. - Нет, ты плоский! Я разозлился, форма Олена представилась мне как самое ужасное преступление в мире, умом я понимал непреднамеренность или скорее непричастность Олена к собственной форме, глупо винить пустыню за то, что умираешь в ней, на краю всегда виден горизонт, следующий ее край. - Но если смотреть со стороны ты красивый. Извиняясь, продолжил я. - Я нормальный! «Я нормальный». За одно эту формулировку его следовало бы убить. Именно убить, я вдруг понял, что мучило меня все это время. Ни свет, и не усталость. Меня мучило желание убить его, с самой первой минуты как я почувствовал себя голодным, я захотел его убить. Не съесть, а убить. Странно пустится в путь с существом, которое стало тебе противно, подсознательно, в первый день. Но разбираться в этой ситуации не было сил, именно силы и покинули меня. Олен был большой, я теоретически знал о тысяче способах умерщвления себе подобного, с ним было сложнее. Но я почувствовал, что размышление об этом потихоньку возвращают мне силы. Теперь глядя на его чешуйчатый затылок, я спокойно прикидывал какой длины штырь необходимо вогнать туда, что бы достать до мозга. Я на удивления успокоился, голод не ушел, а стал необходимым условием моего существования. - Ты опять закрыл глаза. Услышал я его голос. Действительно все это время, размышляя я находился с закрытыми глазами, открыв их я увидел чешуйчатый затылок, затылок живого существа. Мысль об остром штыре неотступно следовала за всеми следующими мыслями. - Я хочу спать. Говоря это я вдруг подумал – глаз, затылок слишком толстый, глаз это то что нужно, я вспомнил как утром наблюдал за тем как он пожирал этим глазом солнечный свет и разозлился пуще прежнего. Вот скотина! Он же жрет солнечный свет! Подумав, я спросил его. - Олен расскажи мне о своем народе. Когда ты им меня представишь, я не хотел бы показаться глупым. Мне интересно все, но особенно ваша вера. При встрече, ты сказал, что обязательно, расскажешь мне о вашем Боге. Время уже пришло Олен. Олен громко вдохнул. - Хорошо! Если ты считаешь, что время пришло, я тебе расскажу. Наши Боги, он не один их бесчисленное количество, в отличие от твоего Бога - кровожадны, глупы и не терпеливы. В отличие от вас мы никогда не ищем с ними встречи, больше того мы как можем, избегаем ее. Но встреча с Богом неизбежность, и здесь мы очень похожи. Встреча с Богом является необходимым условием существования. Я принадлежу к касте, которая следит за исполнением этого условия. Оно не обязательно для меня, так как встреча с Богом моя работа, и я могу встретиться с ним как с товарищем, как вот с тобой, а могу и не встречаться. Ни к чему не обязывающее мероприятие, но вот мой народ делает все для того, что бы ее отстрочить. Ты понимаешь, о чем я? Я понимал, смутно, но понимал. В своих размышлениях о Боге я приблизительно осознавал неизбежность нашей встречи, но прежде я должен был довести свои размышления до хоть какой то уверенности в то, что Он существует. Временность собственного существования никогда не позволяла мне полностью поверить в бессмертное существование кого-либо на Земле и выше. - Значит, ваши боги всегда злы? Это плохо, очень плохо. Все наоборот должно быть. Как-то у вас неправильно все-таки устроена жизнь. Ответил я. - Нормально. Ответил Олен. - Если твоя работа привести своему народу бога, и это действие повлечет за собой катастрофические последствия, зачем ты выполняешь ее? - Я создан для этого, богом. Ответил Олен. Понимание того, что есть кто-то знающий, для чего он создан, взбодрила меня, и мысль об умерщвлении Олена отодвинулась на второй план. Сам механизм его работы показался мне безопасным и прекрасно продуманным. - Тебя Олен создал самый добрый и умный бог. Сказал я. - Ты так думаешь? Ответил Олен. Я думал, что если бы не форма, голос и глаз, я с удовольствием подружился с ним. Большое достояние иметь друга, который знает, для чего живет. В конце концов, смыслом моей жизни могла быть помощь ему. Но не сказал этого. - Странно все устроено. У моего народа Бог один. У твоего народа богов не сосчитать. Не справедливо это. - Ну это не нам решать. Ответил Олен. - Такая очередность. Вам повезло больше. Хотя и у нас в теории тоже должен остаться один. Я не слышал его ответа. А представил Олена окруженного кровожадными, пляшущими богами. Потом почему-то подумал, что если их много, а он один, то обязательно будет драка. Картина походила на древнегреческую трагедию. Олен тем временем, опять выпучил свой глаз в сторону Солнца. Теперь это было не так противно, и я стал замечать, что траектория полета меняется. Впереди еле заметно засеребрился горизонт, впервые за все путешествие я увидел перед собой кое-что кроме Солнца или Луны. Олен вытянулся стрелой и как мне показалось стал лететь быстрее. - Олен идет! Община много дней ждала его. Кто-то сказал, что пришло время увидеть человека, и все поверили ему. Так бывало множество раз и прежде, хотя история не сохранила ни одного свидетельства пребывания человека среди оленов. Но им было известно, что все повторяется, а значит и это должно обязательно повториться. Олены не знали имен и ждали человека для того, что бы он назвал их. Он должен был принести с собой кое-что, что позволило бы каждому олену оставить имя у себя навсегда. - Олен идет! Повторило множество голосов. Я стал различать плоские серебряные существа вдалеке, и подумал: - неужели они все одноглазые? На душе было спокойно, ни злость, ни голод больше не тревожили ее. Олен молчал. Я вспомнил, что когда впервые различил его силуэт в солнечном, свете мне захотелось танцевать от счастья. Я был уверен, что единственный среди людей вижу и понимаю существо совсем не похожее на человека. Если быть точным я прежде осмыслил возможность его существования, я очень сильно захотел что бы кроме нас на Земле или над Землей жили еще кто-то, и этот кто-то не должен испытывать тех ужасных чувств и совершать человеческих поступков, он должен питаться и жить светом. Так и случилось, я увидел Олена, и он показался тогда мне самым прекрасным и удивительным созданием. Потом была дорога, бесконечно долгая, но сейчас и она подходила к концу. - Я хочу тебя попросить. Сказал Олен. - Я сделаю для тебя все что угодно. Ответил ему я. - Не называй меня. Он промолвил эти слова так же монотонно, как и прежде просил меня прийти и дать имя его народу. - Почему? Не совсем понимая о чем, идет речь, спросил я. - Я хочу принадлежать себе, своему Народу и Свету, а еще, я хочу еще раз выполнить свою работу. Ответил он.