Яков Есепкин Антисоциум Радуга кармы О если б мог, подобно матерьялу Тебя, подобно гипсу приручить, Чтобы навек устала плоть любить И жизнь не мчалась к мертвому началу, Но ты живешь и не устанешь жить. И мириады глаз глядят в тебя Из тех пространств, что и для них кишели Небесными телами, и ужели Я сам живу, все мертвое любя, И ты живешь, и нас дробят недели, Ответь, к чему безмолвствия печать Устам, еще не знавшим кармной глины, Возбранно меж успенных и молчать, И ложию скверниться, цеппелины Я с ангелами звал, они давно Порфировые тверди обжигают, Сиречно если молвить, здесь кино Для бойных самураев предлагают К смотренью всем, китановых мечей Бежавшим, но воистину распятым Виньетою мелованных лучей, Зиждительностью ангелов, пресвятым Всегорней требы шумные гурмы Порой опять жалки, до нисхожденья В адницы их смятенные умы Не ропщут, фимиамского кажденья Чураются, но истины удел Вершимые суды на аксиомах Зиждить, я многих грешников глядел Полеты низовые, им в хоромах Аидовских спокойнее, канур И каморных палатниц обозренье Торжественность вселяет, лишь понур Какой-нибудь браменник, меркнет зренье Алмазное, а, впрочем, естество Любое быстро к мраку привыкает, Нет в мире постояннее того, Что временному служит, возалкает Душа высоток синих, может быть, Превратной улыбнется Персефона, Нельзя тоску миражную избыть, Но есть иные области, Харона Искать не стоит в них, певцы одни Урочные там оды сочиняют, Мерцание божественное дни Светит им, нощно свечи затемняют Картин червенных яркие канвы, Тогда оне сбираются к стольницам, Пируют весело, младые львы Угодны мировым еще столицам, Хоть версия присутствует давно В миру, умы лихие будоража, Что рухнуть крыше мира суждено В столетье настоящем, эпатажа Подобного смешон фривольный тон, Убить еще мертвых, навряд ли, право, Чудак теперь отыщется (Ньютон Иль Барма, иже с ними, чтоб лукаво Веков теченье словом исказить, Не станут воскрешением труждаться), Какой возьмет за дело отразить Барочную теорию, бодаться Теленку с дубом легче, и засим Черемников и гремлинов, гоблинов, Запалых волкодавов, огласим Неполный крайне список, исполинов Эпох минувших, с ветвью золотой Взлелеянных сознанием народным Нетенных мифологии пустой Созданий, чуждых присно благородным Порывам, троллей, ведем, рыбарей, Панн крашеных, русалок млечнохвостых И рыбников, гороховых псарей, Гонимых вурдалаков, чернокостых Козлищ рогатых, бесов меловых, Чертей образных, прочиих лишенцев, По сказу, выпускают на живых Глядеть хотя из сумеречных сенцев, Из ветхих, ветхих сеней и зерцал, Каких серебро вечностью не бьется, Прейти каких нельзя им, созерцал Я чреды горевые, узнается Любой посланник ада на один Пристальный взгляд всегда, всегда и рядом Теснятся души, масляность картин Балов и пирований, смежных с адом, В чурной любови страшной и немой Никак не выносящие, оне ли Гранатовые зерна для самой Девицы, званной Корой, брать умели Из отческих лазурных туесков, Несли царице мервых угощенье, С косою красных жали колосков Огони жизнедарные, прощенье Не будут эти бестии молить У Господа, им князя переходник Милей лугов нагорных, веселить Берутся их валькирии, угодник Святой иль столпник в аскезе своей Таких бесовок мигом распознает, Но чернь бывает цвета здоровей Порфирного, к нему тогда канает Воинственная нежить, а балы Текут себе, горится воск басмовый, Начиния бурлящие столы Теснят, сребря вином багрец каймовый На скатертях, дешевым ли оно Для цвета наций было, не ответит Дионис, аще в серебре вино, Так значит падший ангел нас заметит И, в гробы не сходя, благословит, Обычай злое требует коварство На службу мертвым ставить, перевит Муарами с тесьмой прешедший царство, Елику ныне трудно разобрать, Кто мертвый, кто и жив, одним героям Даруется бессмертие, карать Решится их безумец, разве Троям, Взыскующим величья и знамен, Возможно сих любить иль ненавидеть, Но чтить веками, чтоб иллюзион Окончиться не мог, спешите видеть, Оне, оне горят сугатно, днесь Картина только может затемниться, Сколь выпита бессолнечная смесь, Черед вина гремучего, смениться Спешит одна иллюзия другой, Согласно тезе адлеровской, вправе Мы тоже грянуть о стол дорогой Хрусталь куферный, если чермы въяве Мелькают за патиной амальгам, Приставлены следить о пире нашем, Попросим Амадея (четвергам Он дани отдал, каморам возмашем Из синей верхотуры и – привет Щелкунчикам холодным), камеристок И горничных его басмовый цвет Манил давно, мистерий аферисток Они упоят славно, что ж мешать Всепирствовать, писательством лукавым Черемных завлекать и разглашать Каморные таинства, делом правым Нам время и пора увлечься, сим Гостям тартарским водки и не жалко, Для рыцарей пиры, не разгласим Сакральности магической, не валко, Не шатко, а заставим на столы Серебряные битые утвари, Посуды нет вернее, чтоб углы Червонные искали всуе твари И бились об визитницы зерцал, В каких светятся лики молодые, На вензели смотрят, любой мерцал Величественно прежде и седые От серебра уже они равно Высотной поражают лепью ведем, Порфирой мелированной вино Прекрасим, пейте, иродницы, едем Далече завтра, ныне пусть пиют, Кумин, базилик, фенхель опускайте В начинье, водку истинно лиют На мертвое серебро, не алкайте Гурмой хотя бы хмеленных теней, Мы были и останемся о красной Червнице в облиновке огоней На бале жизни вечной и прекрасной.