Судьба девочки-вундеркинда Эдуард Кукуй *** Мы часто замечаем, с сожалением, что потому и Гений- с отклонением... Росток нестойкий- чудо Крыма- залапали неудержимо, спеша снять спелые плоды- от удобрений и воды, вернее их переизбытка- был роковой шаг до беды- ребёнка- гением попытка!.. В отцы родные все спешили- сломали жизнь- и позабыли... стихи- с 4-х лет, книга- в 8... .................................................... ВО ИЗБЕЖАНИЕ НЕДОУМЕНИЙ И ОБВИНЕНИЙ_ ВСЁ нижеприведенное- ИЗ ИНТЕРНЕТА (Э.К.) Турбина Ника Георгиевна (1974-2002) Все стихотворения СБОРНИК "ЧЕРНОВИК" БЛАГОСЛОВИ МЕНЯ, СТРОКА. Благослови меня, строка, Благослови мечом и раной, Я упаду, но тут же встану. Благослови меня, строка. ЧЕРНОВИК. Жизнь моя - черновик, На котором все буквы - созвездия... Сочтены наперёд все ненастные дни. Жизнь моя - черновик. Все удачи мои, невезения Остаются на нём Как надорванный выстрелом крик. КТО Я? Глазами чьими я смотрю на мир? Друзей? Родных? Зверей? Деревьев? Птиц? Губами чьими я ловлю росу, С упавшего листа на мостовую? Руками чьими обнимаю мир, Который так беспомощен, непрочен? Я голос свой теряю в голосах Лесов, полей, дождей, метели, ночи... Так кто же я? В чём мне искать себя? Ответить как всем голосам природы? ЗАЧЕМ, КОГДА ПРИДЁТ ПОРА... Зачем, когда придёт пора, Мы гоним детство со двора, Зачем стараемся скорей Перешагнуть мы радость дней? Спешим расти, и годы все Мы пробегаем, как во сне... Остановись на миг, смотри - Забыли мы поднять с земли Мечты об алых парусах, О сказках, ждущих нас впотьмах... Я по ступенькам, как по дням, Сбегу к потерянным годам, Я детство на руки возьму, И жизнь свою верну. УБАЮКАЙТЕ МЕНЯ... Убаюкайте меня, укачайте, И укройте потеплее одеялом, Колыбельной песней обманите, Сны свои мне утром подарите, Дни с картинками, где солнце голубее дня, Под подушку утром положите, Но не ждите, слышите, - не ждите... Детство убежало от меня. МАМЕ. Мне не хватает нежности твоей, Как умирающей птице - воздуха, Мне не хватает тревожного дрожанья губ твоих, Когда одиноко мне.. Мне не хватает смешинки в твоих глазах - Они плачут, смотря на меня... Почему в этом мире такая чёрная боль? Наверно, оттого, что ты одна? БАБУШКЕ. Я печаль твою развею, Соберу букет цветов, Постараюсь, как сумею, Написать немного слов, О рассвете ранне-синем, О весеннем соловье, Я печаль твою развею, Только непонятно мне - Почему оставшись дома, Сердце болью защемит? От стены и до порога Путь тревогою разбит... И букет цветов завянет - В доме не живут цветы... Я печаль твою развею - Станешь счастлива ли ты? ПО ГУЛКИМ ЛЕСТНИЦАМ. По гулким лестницам я поднимаюсь к дому. Как ключ тяжёл. Я дверь им отопру. Мне страшно, но иду безвольно, И попадаю сразу в темноту. Включаю свет. Но вместо света лижет Меня огонь палящий и живой, Я отраженья в зеркале не вижу - Подёрнуто оно печали пеленой... Окно хочу открыть - оно, Смеясь и холодом звеня Отбрасывает в сторону меня, И я кричу от боли. Сводит щёки. Слеза бежит сквозь сонные глаза... И слышу шёпот, тихий мамин шёпот: "Проснись, родная. Не пугайся зря". КОЛКИ ПАЛЬЦЫ... Колки пальцы, как у веточки сосны Накрахмалены иголки до весны, Колки пальцы расстаются лишь зимой - Рузутюжена дорога мостовой... И по скользкому по льду так хочется бежать! Только пальчики-иголки не хотят устать... Они ждут, когда ударит жгучий свет, И тогда по льду дороги больше нет. ДОЖДЬ. НОЧЬ. РАЗБИТОЕ ОКНО. Дождь. Ночь. Разбитое окно. И осколки стекла застряли в воздухе, Как листья, не подхваченные ветром. Вдруг звон. Точно так Обрывается жизнь человека. ВОСПОМИНАНИЕ. Я хочу с тобой одной Посидеть у дома старого. Дом стоит тот над рекой, Что зовут Воспоминанием. След ноги твоей босой Пахнет солнцем лета прошлого, Где бродили мы с тобой По траве, ещё не скошенной... Голубели небеса, Исчезая за околицей, И звенели голоса... Вот и всё, что нам запомнилось... И отсчёт всех дней Подошёл к концу, Стаи птиц - все дни - Собрались у ног... Покормить их чем? Не осталось строк. УТРОМ, ВЕЧЕРОМ И ДНЁМ... Утром, вечером и днём, думай только лишь о том, Что на город ночь садится, словно филин за окном. Утром, вечером и днём ночь тихонько входит в двери, Ноги вытерев у входа, будто опасаясь встретить Лучик света, который прыгал час назад по одеялу... Утром, вечером и днём думай только об одном - Как ночами страшно воет ветер, что живёт в трубе, Как врывается он в окна, с криком разбивая ставни... Листья жёлтые прилипнут к мёртвому от слёз стеклу... Не хочу я ночью думать о тревожных страшных сказках, Буду молча засыпать я... Утром, вечером, и днём. ЕВГЕНИЮ ЕВТУШЕНКО. Вы - поводырь, а я - слепой старик. Вы - проводник. Я еду без билета! Иной вопрос остался без ответа, И втоптан в землю прах друзей моих. Вы - глас людской. Я - позабытый стих. КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЩЕТ СВОЙ ПУТЬ. Каждый человек ищёт свой путь, Но всё равно попадает на ту дорогу, По краям которой стоят жизни и смерть. Я бы хотела дольше идти по той стороне, Где не заходит солнце, Но за днём всегда наступает ночь... Поэтому я ищу тропинку. ПЕРЕВЕЛИ СТИХИ. Перевели стихи на языки чужие, Так переходят улицу слепые... Им кажется, что, ощупью идя, Они спасают от беды себя. Чужие языки, слепые строки... Им нужен проводник. Иначе нет дороги. ПОБЕДИТЕЛЮ. Не побеждайте победителей, Судьба им выпала на круги. И выстрела на старте сила Вас отдаляет друг от друга... А побеждённым - камнем в спину, Терновником тропа устелена... Непобедимы победители! Но это - до поры, до времени... ОСЕННИЙ САД. В осенний сад, где листопад... Ты будешь рад, мой друг. Придут забывшие тебя - Былое вспомнить вдруг - Что годы быстро так летят, И дням числа уж нет, Что можно было разыскать Затерянный твой след... И песню старую споют, Но только боль в словах... Как хочется придти туда, Где столько лет назад Веселье било через край... Но гол осенний сад. ЧУЖИЕ ОКНА. Чужие окна, немое кино, Темно на улице, в кадре светло... Молча кричит ребёнок - не я его качаю, Бьётся посуда к счастью - не я его получаю. И в зале полно безбилетных, На этом сеансе - молчанье... Моё окно - звуковое. Подёрнуты стёкла печалью. ЗВОНАРЬ. И стоит над землёй колокольный звон, От былых времён - до былых времён... И кровавый закат над рекой повис, И упал бы я с колокольни вниз - Нету сил звонить! Мёртвый город мой... Подожгли его - только бабий вой По реке плывёт. Да забытый конь молча воду пьёт Но звонит звонарь - уже сотни лет. Колокольный звон - попутчик лет. АЗБУКА МОРЗЕ. Азбука Морзе - точка, тира... Азбука Морзе - дайте мне Как можно быстрее сказать - Что я потерян во времени... Беда не моя - Что я утомился от ритма дня. ЕЛЕНЕ КАМБУРОВОЙ. Три кровавые слезы, три тюльпана... Молча женщина сидит. От дурмана Закружилась голова, сжалось сердце - Три тюльпана получила ты в наследство... Только ветер прошумел - быть им ложью. Но глаза твои кричат - "Быть не может!" Три кровавые слезы - облетели. Молча женщина сидит. Им - не веря. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СЛЕЗИНОК. Четырнадцать слезинок на моей щеке Четырнадцать дождинок на мокром стекле. Уедешь - не уедешь, гадай - не гадай, Отвернёшься к двери - прощай, прощай.. Прощайте, ожиданье - не разомкнуть нам рук, Я не люблю прощаний - тревоги круг. И будет боль от встречи, которой не бывать - Четырнадцать слезинок… Прошу не забывать. КАССЕТА. Наговори мне целую кассету весёлых слов.. И - уезжай опять. Я буду вспоминать тебя и лето Не только клавишу нажав... Чешуйками дождя покрыты, Как две большие рыбы у причала Стояли корабли. Нас в них качало, Как в люльке... Но это был не страх, а счастье. Тогда не ждали мы ненастья. Оно пришло чуть-чуть поздней... Нас позабыли, или мы забыли Те города и улицы? Дымом окутан город. Он уже не наш. Магнитофон собрал всю память нашу, Нажму я только пальцем На клавишу. ЗАСУХА. Какая засуха в стихах! А хочется воды напиться... И расплескать её в строках... Какая засуха в душе! Что стало миражом живое Лицо твоё, И даже море Похоже на сухой песок... Такая засуха во всём, Что окружало нас с тобою! И вырваться нельзя на волю Не оживив умерших слов. НЕ НАДО СПРАШИВАТЬ МЕНЯ. Не надо спрашивать меня, Зачем живут стихи больные. Я понимаю: лучше было Иметь запас здоровых слов... Нельзя спросить - зачем приходят, Зачем ночные палачи Из ножен вынули мечи, И на меня идёт гурьбою, Зачем столпились у дверей Недетской памяти моей Слепые загнанные люди... Огонь сжирал десятки судеб, Но разве появился тот, Кто на себя всё зло возьмёт? ВЛАДИМИРУ ДАШКЕВИЧУ. Вместо кнопки лифта - клавиши рояля... На четыре ноты дверь ты отворишь. Это бродит эхо гулким коридором - С ним заговоришь. Даже телефона в комнате не слышно - Ты ничей... И неосторожно я пройду по крыше - Клавиши рояля Закрывают дверь. ЧЕМ КОРМИТЕ РЕБЁНКА СВОЕГО. Чем кормите ребёнка своего? Грудью? Кашей? А я - строкой... Что говорите, укладывая в колыбель? Усни, родной? А я ему - не надо спать! Буду тебя качать Утром и днём, В сад поведу гулять, Там мы будем вдвоём... Только ночью не спи, А со мной говори. Родила тебя - не помню когда - В дождь ли, в снег ли, В солнечный свет, - Это ты лучше знаешь меня. Ты превратишься в волшебную силу. Вечный ребёнок... Не спи, мой милый! СТИХИ МОИ ПОХОЖИ НА КЛУБОК. Стихи мои похожи на клубок Цветных, запутанных ребёнком ниток... Я утром их стараюсь разобрать В отдельные красивые клубочки, Но к вечеру - какая ерунда! - И пол, и стены, улицы, дома - Всё перепутано! Стихи похожи На длинное цветное покрывало, Нет, на дорогу, по которой мне Предстоит катить клубок свой век... Так пусть запутает ребёнок нити - Нельзя идти одним прямым путём! И цветом Одним нельзя заполнить целый мир! Пусть радугой окажутся слова. Я - ПОЛЫНЬ-ТРАВА. Я - полынь-трава, Горечь на губах, Горечь на словах, Я - полынь-трава... И над степью стон. Ветром окружён Тонок стебелёк, Переломлен он... Болью рождена Горькая слеза. В землю упадёт - Я - полынь-трава... МЕЖДУГОРОДНИЕ ЗВОНКИ. Междугородние звонки! Вы с Богом наперегонки - Вокруг планеты - кто кого! От крика лопнуло стекло, Которое меж ним и мной! Долой звонки! Звонки долой! Мы будем молча говорить, Глаза в глаза, что б сохранить Больной от воплей шар земной, Пусть он зашелестит травой, И ветер закружит листвой Над раненой моей землёй... Мы будем молча говорить О том, как детство не убить. ЧТО ОСТАНЕТСЯ ПОСЛЕ МЕНЯ. Что останется после меня, Добрый свет глаз или вечная тьма? Леса ли ропот, шёпот волны, Или жестокая поступь войны? Неужели я подожгу свой дом, Сад, который с таким трудом Рос на склоне заснеженных гор Я растопчу, как трусливый вор? Ужас, застывший в глазах людей Будет вечной дорогой моей? Оглянусь на прошедший день - Правда там или злобы тень? Каждый хочет оставить светлый след Отчего же тогда столько чёрных бед? Что останется после тебя, Человечество, с этого дня? ГАДАЛКА. Гадают сейчас на времени - Карты ушли в историю. Кому выпадает чёрное - Бросают туда бомбу. Не карты, а люди разбросаны На бедном земном шаре, Каждый боится вытащит Кровью залитые страны. Как жаль, что я не гадалка - Гадала бы только цветами, И радугой залечила б Земле нанесённые раны. НЕ СПИТСЯ МНЕ. Не спиться мне, и времени не спится, И тяжесть дня не даст сомкнуть ресницы... Но непослушен, как он непослушен, Мой проводник по сказкам и мечтам... Не спорь, устала ты - я слышу тихий шёпот, - Не бойся ничего, иди за мной, Там дивные сады, и вечный день, И дождь совсем не колкий, Там целый год у новогодней ёлки Подарки дарит детям Дед Мороз, И ты сплетёшь себе венок из грёз, И не уколется душа твоя о лица злые, Увидишь бал цветов - он будет для тебя... Я это счастье не дарю другому, Пусть будет вечен сон. Так лучше для тебя... Не спится мне. Пусть лучше мне не спится! ТОЛЬКО УХОДЯТ СТРОКИ. Только уходят строки Путь у них, видно, далёкий... В старых, разбитых туфлях Долгой дорогой бредут... Это уходят годы - Поздно кричать в отчаянье, И ожидать у пристани... Их тебе не вернут. ЮЛИАНУ СЕМЁНОВУ. По пыльной дороге - изранены ноги Путник бредёт. По пыльной дороге - под солнцем палящим Вперёд и вперёд. Рука одинока - подёрнуты болью глаза... Слеза ли от боли иль просто от ветра слеза... Но знаю, за морем, в неведомом тайном краю Есть дом под каштаном. Я к этому дому иду. ХУДОЖНИК. Дайте тему - к чёрту добрые слова! Кровь на белые листы - закружилась голова. Дайте тему - днём с огнём, ах в глазах черно, - Не дописано моё полотно! ГНОМ. На маятнике - маленький гном. Всё - в дом, все - в дом. Время спешит, не шумит, Двери открой и – «Шшши!..» Шины утихли, город спит, Старый лифт уже не шуршит... Маленький гном выйдет во двор - Этому гному нужен простор... Улицы тоже хотят тишины, Он им тихонько скажет – «Шшши!..» Шире откроются дверцы часов, Ночью они полны голосов, Всё, что скопилось в течении дня Гном потихоньку снимает с себя. Боль он опустит в чёрную лужу И заморозит жестокую стужу, Слёзы, раздоры и боли людские. И остаются только живые Детские сны... Но гном запирает их снова - В часы. КОЛИЗЕЙ. Собирал Колизей много веков И друзей, и врагов. И стоит у стен гул - Камень до сих пор не уснул Проведу рукой по ступеням лет - Отпечатала эпоха здесь свой след. Дикой кошки узкие глаза Поострей ножа. И не хватит сил повернуть назад - На разрушенной стене вороны кричат. ВЕНЕЦИЯ. Запеленали город мостами - В каменном платье Венеция встала... Ей ожерелье из белых домов Брошено под ноги И островов Не сосчитать - Даже ночи не хватит... Так отчего эта женщина плачет? И ГОРЕК МОРЯ АРОМАТ. И горек моря аромат, И краб ленивый у воды Всё пятится назад... Босые ноги на песке - Следы остались вдалеке, Когда простор перед тобой Такой певучий, голубой - Не страшно быть самим собой. В МАЛЕНЬКОМ РЕСТОРАНЧИКЕ. В маленьком ресторанчике, где терпко от запаха моря, Звучит итальянская песня - о чём-то поют двое. Плиты от солнца горячие - даже сквозь босоножки, И под столом бродит за день уставшая кошка. Лениво вино льётся в синеющие фужеры... Нам было так спокойно... Как быстро минуты летели! ЗОЛОТАЯ РЫБКА. Золотую рыбку обманули - все дары назад вернули, Даже те слова, что о любви сказала Мы назад отдали - горькое начало... Отчего же снова с берега крутого Мы с мольбою смотрим, ожидая слова? ХМУРОЕ УТРО. Хмурое утро с холодным дождём. Горько вдвоём. Лампочка днём отливает бедой. К двери идёшь - я за тобой. Снять позабыли пластинку ночи - Вот отчего путь к разлуке короче. МОЛЧАТ ПУСТЫЕ ГОРОДА. Молчат пустые города, Но путь мой только лишь туда. В пыли, усталая бреду... Глаза потухшие витрин... Здесь улицы - как поезда, Жаль стрелочник их позабыл... Где, кто, когда, в какие дни Здесь бил свинцовой пеленой? Висит молчанье надо мной... И не вернуться мне домой. И мне не надо платья, чтоб Как в былые времена Мне говорили: "Как мила!" Солёный ветер, пот и пыль Съедают кожу мне до дыр, Но некому тут плакать. А если слёзы на глазах - Ты не услышишь где и как Над ней висит проклятье. Пусть город, это видно, дом. Но не ужиться нам вдвоём. ГОРОД ПОХОЖ НА РАКОВИНУ. Город похож на раковину - Слышишь протяжно - "у-у-у..." Ухает море радостно На берег поутру... Галька похожа на мидию - Чуть солонит губы, И синева неба - Из васильков клумба... Брызги, как крики чаек - Не соберёшь вместе... И итальянским солнцем Ты обжигаешь плечи... ОНА - ЕГО ВДОХНОВЕНИЕ. Она - его вдохновение, Её слеза - его стихотворение. Над городом гром, ей страшно... Он говорит - как прекрасно, Что можно увидеть чужую беду - К новой строфе я путь найду. СБОРНИК "СТУПЕНЬКИ ВВЕРХ, СТУПЕНЬКИ ВНИЗ..." Алая луна, Алая луна. Загляни ко мне В темное окно. Алая луна, В комнате черно. Черная стена, Черные дома. Черные углы. Черная сама. (1981) Певице Камбуровой Елене Сердце палочкой дирижера Стучит по раненому микрофону. Сердце палочкой дирижера Душу рвет на свободу. Сердце поет и плачет, Сердце просит защиты. Палочкой дирижера Сердце мое пробито. (Август 1981) * * * День утонул в ночи. Улицы спят в дожде. Дом превратился в тень. Еле заметен столб. Комната без углов. Стулья во сне скрипят. Им неуютно в дождь Возле стола стоять. Милый, любимый пес, Ты почему не спишь? Я подойду к тебе, Ночь отведу от глаз. Вспомним с тобою день. Солнца размах лучей. Звонкую звень ручья. Вот и проснулась я. (1981) * * * Собака сидит на цепи. И горе, страданье В болящих глазах. И сердце собачье кричит: "Я - человек!" - "Ну, милый, ну, серый, Страдаешь ты болью и сердцем. Нет друга у тебя, Никто тебе не поможет". - "Пусть лучше я умру. Умру, погибну от тоски, О, друг! Приди, спаси от смерти. Дай руку, Уведи к друзьям. Приди, миг радости и счастья". ... Проснулась утром я, А солнце стоит В глазах погибшей От тоски собаки. (1980) * * * Я слушаю дождь По пальцам своим. Капельки собираются В моей ладошке И, замолкая, превращаются В огромную слезу. Как больно ты плачешь, небо! Я отнесу твою слезу Моему коню. Он устал с дороги, Он храпит. И земля у его копыт Превратилась в грязь. (1981) * * * Дождь размазал Всю картинку у меня. Там бежали две росинки, А теперь одна. Там смеялись Хором дети, А теперь бегут По щекам их слезы Цвета радуг на лугу. Все снежинки Превратились В капельки дождя. Вся картинка Убежала от меня. (1981) * * * Вы умеете пальцами слушать дождь? Это просто. Дотроньтесь рукой до коры дерева, И она задрожит под вашими пальцами, Как мокрый конь. Дотроньтесь рукой До оконного стекла ночью, Вы слышите? Оно боится дождя, Но оно должно охранять меня От мокрых капель. Я поглажу капли пальцами Через стекло. Дождь!.. Дверь, послушай, дверь, Отпусти меня! Улица полна звона ручьев, Я хочу пальцами услышать дождь, Чтобы потом написать музыку. (1981) * * * Дождь, ночь, разбитое окно. И осколки стекла Застряли в воздухе, Как листья, Не подхваченные ветром. Вдруг - звон... Точно так же Обрывается жизнь человека. (Октябрь1981) * * * Я закрываю день ресницами, Но почему-то мне не спится. Я думаю о дне ушедшем, Но не дошедшем До встречи с ночью. Об улицах, замученных людьми, Машинами, ногами. О фонарях, Которые светить устали. О доме том, В котором я не сплю. Но сон тревожной серой птицей Подлетает вдруг ко мне И захлопнул мне ресницы На заре. Просыпайся ты, малышка, В утро-рань, И увидишь, отдохнул Твой фонарь. Смех заполнил перекрестки дорог, И до вечера день далек. (1981) Скала В. Луговскому Море гудит, море шумит, Сердце твое родилось, поэт, В пене морской, в солнца луче. ...Время идет, умер поэт. Сердце твое в море уйдет. Но есть здесь скала, С морем она, С ветром она Просит тебя: Сердце свое в камне оставь! .. .Люди идут тихо к скале, Солнце спешит тоже к скале. - Ты здесь рожден,- сердце стучит. - Буду я жить! Вечно я жив. (1981) Этюд Море куполом под ногами, Солнце в горы уходит спать. Море, тихо шурша губами, Обнимает волной маяк. Мы спускаемся быстро к дому, Чтобы ночь обогнать в пути. Засыпая, блестя огнями, Город мой утонул в ночи. (1981) День рождения Нечаянно я забыла День рожденья своего. А может быть, нарочно не хочу Я часовую стрелку повернуть Обратно в детство. Боюсь я потерять Ту тайну жизни, Что бережно мне Отдавали люди, Забыв себя... Сломав цветок, Не вырастишь его. Убив ручей, Воды ты не напьешься, Я семь ступеней Жизни прохожу, Но не могу понять, Которая из них - Мой день рожденья. (1981) * * * Убаюкайте меня, укачайте И укройте потеплей одеялом. Колыбельной песней обманите, Сны свои мне утром подарите. Дни с картинками, Где солнце голубее льда, Под подушку утром положите. Но не ждите, слышите, Не ждите. Детство убежало от меня. (1982) Лошади в поле Лошади в поле, Трава высока. Лошади в поле Под утренним светом. Быстро росинки бегут до рассвета, Надо успеть напоить всю траву. Лошади в поле, Цокот копыт. Тихое ржанье, Шуршанье поводьев. Солнце, как шар, Отплыв от Земли, Теплые пальцы К гривам подносит. Лошади с поля уйдут, Но до ночи В травах примятых Останутся точки От конских копыт. (1981) * * * Утром, вечером и днем Думай только лишь о том, Что на город ночь садится, Словно филин за окном. Утром, вечером и днем Ночь тихонько входит в двери, Ноги вытерев у входа, Будто опасаясь встретить Лучик дня, Который прыгал Час назад по одеялу. Утром, вечером и днем Думай только лишь о том, Что ночами воет ветер, Что живет в печной трубе. Как врывается он в окна, С криком разбивая ставню. Листья желтые прилипнут К мокрому от слез стеклу. Не люблю я ночью думать О тревожных, страшных сказках. Буду лучше засыпать я Утром, вечером и днем. Улица Убегает улица Вверх. И поймать ее - просто Смех. Полечу я за ней Вдаль. Оглянусь вдруг назад - Жаль. Жаль оставленный мной Дом, Маму, плачущую за окном. Плеск волны у меня За спиной, Лай собаки, бегущей За мной. Убегай-ка, улица, Ты одна, Ведь тебе-то Я не нужна. (1981) * * * Не пишутся мои стихи, Ни слова и ни строчки. Разбросаны, как городки, Все запятые, точки. И день закончился без снов. И ночь пройдет в потемках. Ушли стихи, как тает лед От солнца на пригорке. Но трудно мне дышать без слов Все улицы узки. Искать я пробую слова - Дороги коротки. Все перепутаны пути, Дождями рифмы смыты. И даже буквы в букваре Все мною позабыты. Не пишутся мои стихи, Нет больше боли и тоски. (1981) Сказка современная В царстве самом небольшом, Где ночует днем Жар-птица, Где царевна ночь томится, Вырос дуб, Могучий дуб. На дубу сидит царевич, Нету силы слезть на землю. Нету силы крикнуть в голос: - Эй, придите вы на помощь! И сидит он день и ночь, Некому ему помочь. Вдруг, откуда ни возьмись, Злодей, Выпускает он добычу из когтей, И летит к царевичу, По ветру качаясь, Аленький цветочек, В синий превращаясь. Подхватил царевич Легонький цветочек И услышал шепот, И услышал голос: -Ты спустись, царевич, С дуба векового. Распрями ты плечи И ступай далеко, Ты спаси царевну, Ты поймай Жар-птицу, И тогда увидишь, Замахал руками: Ой, хочу сидеть я На дубу высоком, Не хочу царевны, Не хочу Жар-птицы, А хочу я только спать, И пусть мне снится, Что спустился с дуба, Стал я очень сильным, Победил злодеев И живу счастливым. (1982) * * * Друзей ищу, Я растеряла их. Слова ищу - Они ушли с друзьями. Я дни ищу... Как быстро убегали Они вослед Идущим от меня! (Июль 1982) * * * Ночью лампа говорит о том, Что приходит день, Полный грохота, Что проснутся все. Улыбаться лень. Нужно жить начать! Только вот зачем? Чтобы день дышал Шумом детворы, Шорохом всех трав, Ропотом листвы. Чтобы я могла, Приоткрыв глаза, Обхватить весь мир, Радостью дыша. (1982) * * * Не я пишу свои стихи? Ну, хорошо, не я. Не я кричу, что нет строки? Не я. Не я боюсь дремучих снов? Не я. Не я кидаюсь в бездну слов? Ну, хороню, не я. Вы просыпаетесь во тьме, И нету сил кричать. И нету слов... Нет, есть слова! Возьмите-ка тетрадь И напишите вы о том, Что видели во сне, Что было больно и светло, Пишите о себе. Тогда поверю вам, друзья: Мои стихи пишу не я. (1982) Посвящается поэме "Лед-69" Подарите мне "Лед-69", Чтоб оттаял он в 74-м. Подарите пригоршню снега, Превратив его в луч солнца. Подарите бывшее утро, От которого Вы устали. Подарите льдинку будущего, Что в глазу дрожит, как хрусталик. Время шаром звенящим вырвется, 96-й не скоро. Ускользающий в вечность поезд Задержу я своей рукою. (1982) * * * Ребенок учится ходить, Ему нужна рука. Ребенок учится писать, Рука ему нужна. Бегут минуты и часы, Мы стрелки подведем. И вырастает человек, И за руку вдвоем идет. И раннюю зарю Встречает он любя. И руки к солнцу протянул Надежда велика. Ребенок учится ходить, Один он упадет. И за собой его рука Во все века ведет. (Январь 1982) Синяя птица В самую полночь Дверь отворится. И прилетит вдруг ко мне Странный волшебник, Синяя птица В образе детства, На легком коне. Он прилетает с рифмой скользящей, Ну-ка попробуй, поймай. И, ускользая, голос манящий, Слышу, зовет меня вдаль. В даль одиночества, В даль расставаний, В слезы, прощанье И радость потерь. Всадник, летящий С рифмой скользящей, Ты в наговоры не верь. А попроси у меня на прощанье В час недомолвок, В час звездной зари Маленький дар - За крылатую рифму - Сердце мое забери. (1982) А.Н. Мы говорим с тобой На разных языках. Все буквы те же, А слова чужие. Живем с тобой На разных островах, Хотя в одной квартире. (1983) Бабушке Я печаль твою развею, Соберу букет цветов. Постараюсь, как сумею, Написать немного слов О рассвете ранне-синем, О весеннем соловье. Я печаль твою развею, Только непонятно мне, Почему, оставшись дома, Сердце болью защемит. От стены и до порога Путь тревогою разбит. И букет цветов завянет - В доме не живут цветы. Я печаль твою развею, Станешь счастлива ли ты? (1982) Полынь-трава Я - полынь-трава. Горечь на губах, Горечь на словах, Я - полынь-трава. И над степью стон Ветром оглушен. Тонок стебелек - Переломлен он. Болью рождена, Горькая слеза В землю упадет. Я - полынь-трава. (1982) В. Седову Четырнадцать слезинок На твоей щеке. Четырнадцать дождинок На мокром стекле. Уедешь, не приедешь, Гадай не гадай. Ты повернешься к двери, Прощай! Прощайте, ожиданья, Не разомкнуть нам рук. Я не люблю прощанья - Тревоги круг. И будет боль от встречи, Которой не бывать. Четырнадцать слезинок Не стоит забывать! (Март 1982) * * * Я дом уберу И мебель поставлю В пустые углы. Вымою пол, Почищу ковры И сяду. За стеклами Дождик запляшет, И день одиночеством Страшным накажет. Как хочется мне Обойти стороной Калитку, и сад, И цветущий левкой. Но каждое утро: Я день начинаю В том доме, И пыль вытираю, И окна от ветра Закрою. (1983) * * * За окном метель, Белый снег кружит. За окном смело, Завертело жизнь. Опрокинут день, Заметен в сугроб. И летит, как тень Белых куполов, Стая снежных слов. Белые слова, Льдинками застряв В сердце у меня, Таять не хотят. * * * За что Мы бросаем сухие цветы Прошедшими днями на мостовую? К киоску подходим И тут же - другую За рубль покупаем себе красоту. Бросаем друзей. Что было вчера, Спешим позабыть - Лишь бы не было больно, И ненависть я Выпускаю на волю - Ловите, кто хочет, Она не моя. (1983) * * * Пересадили сердце тем, Кому больней живется. Чаще бедой наполненная чаша Бывает выпита до дна. Но матери лицо родное, Морщинка горькая у рта В тебе не отзовется горем. И переполнена душа Весельем, радостью и смехом. И места не осталось там Знакомым, горестным чертам. Не торопитесь соглашаться Живое сердце кинуть в таз. Года прожитые - не час, А вечность. И нельзя с нуля жизнь начинать Средь бела дня. (1983) Воспоминанье Я хочу с тобой одной Посидеть у дома старого. Дом стоит тот над рекой, Что зовут Воспоминаньем. След ноги твоей босой Пахнет солнцем Лета прошлого, Где бродили мы с тобой По траве, еще не кошенной. Голубели небеса, Исчезая за околицей, И звенели голоса. Вот и все, Что мне запомнилось. И отсчет всех дней Подошел к концу. Стаей птиц все дни Собрались у ног. Покормить их чем? Не осталось строк... (1983) * * * Холодом подернут след, Но иной дороги нет. Не вернется день. И мгла съедает свет. И стоит перед тобой Полустанок бед. Стынут пальцы. Не вернуть назад дней, Что по проталинам звенят. В сердце замирает поздний след. Под ногами стынет талый снег. (1983) * * * По гулким лестницам Я поднимаюсь к дому. Как ключ тяжел, Я дверь им отопру. Так страшно, Но иду безвольно И попадаю сразу в темноту. Включаю свет, Но вместо света лижет Меня огонь, Палящий и живой. Я отраженья в зеркале Не вижу - Подернуто оно Печальной пеленой. Окно хочу открыть - Стекло, смеясь И холодом звеня, Отбрасывает В сторону меня. И я кричу, От боли сводит щеки, Слеза бежит Сквозь сонные глаза. И слышу шепот, Тихий мамин шепот: "Проснись, родная, Не пугайся зря". (1983) Остановись на миг Зачем, Когда придет пора, Мы гоним детство со двора? Зачем стараемся скорей Перешагнуть ступени дней? Спешим расти. И годы все Мы пробегаем, Как во сне. Остановись на миг! Смотри, Забыли мы поднять С земли Мечты об алых парусах, О сказках, Ждущих нас впотьмах. Я по ступенькам, Как по дням, Сбегу к потерянным годам. Я детство на руки возьму И жизнь свою верну ему. (1983) Девочка-сон Она, девочка-сон, Живет только во тьме. А днем стоит, повернувшись к стене. И только ночью попадает в страну, Где каждая сказка живет наяву. Я в этот мир попадала не раз. Но девочка - сон, А я среди вас. (1983) * * * Я стою у черты, Где кончается связь со вселенной. Здесь разводят мосты Ровно в полночь - То время бессменно. Я стою у черты. Ну, шагни! И окажешься сразу бессмертна. Обернулась - За мною дни, Что дарили мне столько света. И я сделать последний шаг Не могу. Но торопит время. Утром меркнет моя звезда, И черта обернется мгновеньем. (1983) * * * Птицы Только парами На юг летят. Одиночкам Крылья подрезают Или Просто молча Убивают. И тревожно протрубит вожак. Ты живым остаться Хочешь, милый, Прячешь клюв Под белое крыло. Осень ветром Хмурым закружила, А тебе так хочется в тепло. (1983) * * * Колки пальцы, Как у веточки сосны Накрахмалены иголки до весны. Колки пальцы, Расстаются лишь зимой, Разутюжена дорога мостовой. - И по скользкому по льду Так хочется бежать, Только пальчики-иголки Не хотят пускать. Они ждут, Когда ударит жгучий свет, И тогда по льду Дороги нет. (1983) Три тюльпана Е. Камбуровой Три кровавые слезы, Три тюльпана. Молча женщина сидит. От дурмана Закружилась голова, Сжалось сердце. Три тюльпана Получила ты в наследство. Только ветер прошумел: "Быть им ложью!" Но глаза твои кричат: "Быть не может!" Три тюльпана, три слезы Облетели. Молча женщина сидит, Им не веря. (1983) Лица Бывают такие лица, В которых даже за полночь В глазах остаются блики От восходящего солнца. Шагаю дорогой пыльной, Гудят усталые ноги. Но верю я в эти лица, И делают их не боги. (1983) Одному слушателю "Я вам почитаю стихи..." В глазах недоверия Черные точки. И я убегаю, Как раненый кочет По тонкому, Зыбкому льду. (1983) * * * Не забывайте добрые слова И добрые дела, Не засыпайте хламом, Иначе будет вам обманом Предсказанная временем судьба. (1985-1987) * * * В шесть сорок Отбудет поезд. В шесть сорок Наступит расплата Зато, Что забыла вернуться, Что смех у тебя на лице. Ты выйдешь на станцию. Тихо. Твой поезд Ушел на рассвете. Не надо Придумывать фразы, Чтоб время простило тебя. Ты просто забыла о дате, Уходит не скорый поезд, В шесть сорок Приедет любимый. Но это было вчера. (1983) Дом под каштаном Ю. Семенову По пыльной дороге Изранены ноги, Путник бредет. По пыльной дороге, Под солнцем палящим Вперед и вперед. Рука одинока, Подернуты болью глаза. Слеза ли от горя Иль просто от ветра слеза. Но знаю, За морем, В неведомом, тайном краю Есть дом под каштаном, Я к этому дому иду. (1983) * * * Я обманула вас, Что миг бывает вечность, Что с перелетом птиц Кончается тепло. И позабыты мной давно Ночей волшебных заклинанья, Что радость так близка - Дотронешься случайно, Ладонь твоя Поднимет шар земной. Я обманула вас? Нет, подарила тайну, Которая известна мне одной. (1983) Кукла Я, как сломанная кукла. В грудь забыли Вставить сердце И оставили ненужной В сумрачном углу. Я, как сломанная кукла, Только слышу, мне под утро Тихо сон шепнул: "Спи, родная, долго-долго. Годы пролетят, А когда проснешься, Люди снова захотят Взять на руки, Убаюкать, просто поиграть, И забьется твое сердце..." Только страшно ждать. (1983) * * * Междугородные звонки, Вы с богом наперегонки Вокруг планеты - Кто кого? От криков лопнуло стекло, Которое меж ним и мной. Долой звонки, Звонки долой. Мы будем молча говорить, Глаза - в глаза, Чтоб сохранить Больной от воплей Шар земной. Пусть он зашелестит травой, И ветер закружит листвой Над раненой моей землей. Мы будем молча говорить О том, Как детство не убить. (1983) Тень По улице бредет Забытая мной тень. Ей лень Вернуться в дом. А может быть, не хочет Со мной опять Начать свой день. (1985-1987) Хочу добра Как часто Я ловлю косые взгляды. И колкие слова, Как стрелы, Вонзаются в меня. Я вас прошу, Послушайте, не надо Губить во мне Минуты детских снов. Так невелик Мой день. И я хочу добра Всем! Даже тем, Кто целится в меня. (1983) * * * Я играю на рояле, Пальцы эхом пробежали, Им от музыки тревожно, Больно и светло. Я играю на рояле, Слов не знаю, Нот не знаю. Только странно Мне от звука, Что наполнил дом. Он распахивает окна, В вихре закружил деревья, Перепутал утро с ночью, Этот тайный звук. Я играю на рояле, Пальцы тихо замирают. Это музыка вселенной, Тесен ей мой дом. (1983) Черновик Жизнь моя черновик, На котором все буквы - Созвездья. Сочтены наперед Все ненастные дни. Жизнь моя - черновик. Все удачи мои, невезенья Остаются на нем, Как надорванный Выстрелом крик. * * * Косу заплети тугую, Улицей пройди И услышишь За собою Гулкие шаги. Это - время, Что хотел а Ты забыть. Не надейся, Этой встрече Непременно быть. И ты знаешь: Расплатиться Ты должна За слова, Что были сказаны Тогда. Веришь, Время перепутает пути, И поэтому Ты косу не плети. (1983) Калейдоскоп Антону Ежову Ребенок взял калейдоскоп, Глазок в глазок. И вмиг Рассыпался весь Безголосый мир На разноцветный крик. Он строит Замки для царевн, Зеленую луну. Разрисовал Весь шар земной Оранжевой травой. Смотри, малыш, В твоих руках Не только семь цветов, Планета - Дней калейдоскоп. Твой взгляд - Ее лицо. (1983) * * * Как хочется Укрыться одеялом И заново обдумать день, Который пробежал Так быстро, Был заполнен Людьми, бумагами И шумом городским. Я время ощущаю Только ночью, Тогда мне слышен Гулкий бой часов. Секунды собираются В минуты, И тьма распахивает Створки окон. Я слышу время! Вот оно идет По Красной площади, Сворачивает влево И заполняет сразу Пол земли. Я слышу крик ребенка. Он родился на счастье? Нет, не знаю. Может быть, на боль. Об этом мне расскажет Только утро. А я хочу Увидеть ночью мир. Такая голубая, Такая невесомая, земная. Я буду вечным Сторожем твоим. (1984) * * * Что останется после меня? Добрый свет глаз или вечная тьма, Леса ли ропот, шепот волны Или жестокая поступь войны? Неужели я подожгу свой дом, Сад, который с таким трудом Рос на склоне заснеженных гор, Я растопчу, как трусливый вор? Ужас, застывший в глазах людей, Будет вечной дорогой моей? Оглянусь на прошедший день, Правда там или злобы тень? Каждый хочет оставить светлый след. Отчего же тогда столько черных бед? Что останется после тебя, Человечество, С этого дня? (1984) Звонарь … И стоит над землей Колокольный звон От былых времен До былых времен. И кровавый закат Над рекой навис, И упал бы я С колокольни вниз. Нету сил звонить. Мертвый город мой, Подожгли его. Только бабий вой По реке плывет, Да забытый конь Тихо воду пьет. Но звонит звонарь Уже сотни лет. Колокольный звон - Попутчик бед. (1984) * * * Не дозвонились До меня друзья. А может, просто Денег не хватило. Но опустела вдруг Моя квартира, Как много дней Я прошлым здесь жила. Но отрывала лист календаря, Чтоб убедиться, Как бегут недели. Все улицы запутаны метелью. Не дозвонились До меня друзья. (1984) * * * Азбука Морзе - Точка - тире. Азбука Морзе, Дайте мне Как можно скорее Сказать, Потерян во времени. Беда не моя, Что я утомился От ритма дня. (1984) * * * Перевели стихи На языки чужие. Так переходят Улицу слепые: Им кажется, Что, ощупью идя, Они спасают От беды себя. Чужие языки - Слепые строки. Им нужен проводник, Иначе нет дороги. (1984) * * * Холодом подернут след, Но иной дороги нет. Не вернется день, И мгла съедает свет. И стоит перед тобой Полустанок бед. Стынут пальцы. Не вернуть назад дней, Что по проталинам звенят. В сердце замирает поздний след. Под ногами стынет талый снег. (1984) * * * Наговори мне целую кассету Веселых слов И уезжай опять. Я буду вспоминать тебя и лето, Ведь только клавишу нажать... Чешуйками дождя покрыты, Как две большие рыбы, У причала Стояли корабли. Нас в них качало, Как в люльке. Это был не страх, А счастье. Тогда не ждали мы ненастья. Оно пришло Чуть-чуть позднее... Нас позабыли, Или мы забыли те корабли и улицы. И дымом окутан город, Он уже не наш. Магнитофон собрал Всю память нашу. Нажму вот только пальцами на клавишу. (1985-1987) Голос По аллеям парка Шариком хрустальным Голос твой звенящий Обогнал меня. Пробежал по крышам, Пробежал по листьям, В шорохе осеннем Музыку поймал. Вдруг остановился Возле той скамейки, Где стоял разбитый Уличный фонарь. Шарик твой хрустальный Заискрился смехом. И фонарь разбитый Вдруг светиться стал. * * * Запеленали город мостами, В каменном платье Венеция встала. Ей ожерелье из белых домов Брошено под ноги. И островов не сосчитать, Даже ночи не хватит. Так отчего эта женщина плачет? (Венеция 1985) Золотая рыбка Золотую рыбку обманули: Все ее дары назад вернули. Даже те слова, Что о любви сказала, Мы назад отдали - Горькое начало... Отчего же снова С берега крутого Мы с мольбою смотрим, Ожидая слова? (Италия - Ялта 1985) * * * Горьких слез не надо. Утром улица длинна, И колючим поворотом Я отделена От того, что было счастьем, Тайным сном, Но оставили несчастье Мы вдвоем. Опустела та скамейка У реки. Листья желтые В охапку собери. (1985-1987) * * * Как хочется бежать По полю сладкому, Раскинув руки белые, Забыв себя. Как хочется упасть На землю мягкую И в голос горько плакать, Забыв тебя. (1985) * * * Во вторсырье Сдают журналы, газеты, книги... и стихи. Несут старательные руки Тугие, плотные тюки. И на бумагу туалетную Готовы выменять заветную Строку, которой бредил мир. У каждого ведь свой кумир. (1985-1987) Никитский ботанический А в Ботаническом саду Живет февраль. Там хризантемы на корню Срывают хмарь. Как мглистым росчерком пера В Крыму - зима. На безбилетные шаги Тропа нема. И привкус снега на губах - То тает день. Холодной тенью за тобой Спешит метель. (1985-1987) * * * Подойду к окраине Голубого шара, Чтобы в руки мне Тишина упала. Облаком спеленаю Милое детище, Чтобы ветры-вороги На пути не встретились. Пусть отдохнет девочка С бантами синими. Ей поет колыбельную Моя Россия. (1985-1987) * * * В осенний сад, Где листопад (Ты будешь рад, Мой друг), Придут забывшие Тебя, Былое вспомнят Вдруг. Что годы Быстро так бегут, А дням числа уж нет, Что можно было Разыскать Затерянный твой след. И песню старую споют, Да только боль В словах. Как хочется Прийти туда, Где столько лет назад Веселье било через край, Но гол осенний сад. (1985-1987) * * * Живую строчку не могу найти, А ощущала я ее биенье, Казалось, Что стихотворенье готово,- Там всего лишь восемь было слов. И вот, Как вспугнутая стайка снов, Они исчезли, Даже не оставив следа На небе серо-голубом. Душа мертва, как опустевший дом. Я появленье стерегу строки, Но фехтовальщик без руки Врага не победит в бою, Уж лучше мне убить строку мою! (1985-1987) Е. А. Евтушенко Евгений Александрович! Хотелось написать Цветным фломастером: 3 - зеленым, Д - красным. Здравствуйте! Но радуга цвета Куда проще радуги слов. Рев мотора, самолета зов. Не хватило времени Ни у меня, ни у вас, Тайна одиночества - Вечен час. Вечен час встречи - Будущее с нами, Вечен разлуки час - Горьки мои печали. Да будут вечным билетом Не написанные мной строки. Последним вылетим рейсом, Вам ли не знать дороги. (1985-1987) * * * У слова есть всегда начало, Хоть в боли сказано, Хоть в радости. Я в одночасье потеряла Все буквы, что стоят в алфавите. На перекрестке рифмы встретились, Но светофора нет - авария. Неужто мне уже отказано Рассвет собрать в стихочитание? И не найти былые строки, Что были временем описаны. Я по дорогам вечным странствую, Но, оказалось так бессмысленно. (1985-1987) * * * Молчальником печальным Становится мой день. Глухо скрипят ставни. Каждый, кому не лень, Бросит в спину по горстке Колючей, прибрежной гальки. Даже гудок пароходный Эхом становится дальним. Люди спешат мимо - Что им чужие раны? И молчаливый печальник Ищет свои страны. (1985-1987) * * * Только уходят строки, Путь у них, видно, дальний. В старых разбитых туфлях Долгой дорогой бредут, Это уходят годы, Поздно кричать в отчаяньи И ожидать у пристани, Их тебе не вернут. (1985-1987) * * * На улице какой живет друг мой? Не помню, было ли ее названье На доме том, Куда не раз и в ранний, И совсем уж поздний час Я приходила. Радостно встречал там меня Лишь только старый, шаткий лифт. Он поднимал до этажа шестого И, грустно усмехнувшись, Вниз сползал. В том доме, думаю, меня не ждали, А если дверь и открывали, То только потому, Что палец мой Звонок их превращал в звериный вой. И слышались в прихожей голоса, И лаял пес. Его я подарила на новоселье. Он стал очень стар, Меня он тоже так и не узнал. ...Я часто этой улицей брожу, Но дом теперь нигде не нахожу. (1985-1987) Болен мир Болен мир болезнью черной: Иль проказой, иль чумой. Бродит сумраком прикрытый Жуткий вой. Не родит сегодня мать дочь, Упадет ее слеза в ночь. И земля не в силах кричать. На губах ее смерти печать. Черный пепел вместо дождя На лице твоем. Так какой теперь дорогой пойдем? (1985-1987) Раненая птица Пожалейте меня, отпустите. Крылья раненые не вяжите, Я уже не лечу. Голос мой оборвался болью, Голос мой превратился в рану. Я уже не кричу. Помогите мне, подождите! Осень. Птицы летят на юг. Только сердце сожмется страхом, Одиночество - смерти друг. (1983) Память Люди теряют память, Как зонтики в метро. Что важно вчера - Забыто давно. На карнавале смерти Первая маска - ложь: Даже убив, хохочет, Памяти не вернешь. Шлют пустые конверты Белые глаза адресата, Это провалы памяти. Не получить обратно Чьи-то слова смешливые. Губы измазаны вишней. "Быть хорошо счастливым" Так говорил всевышний. Но превратилась память В серый, плешивый камень. На ночь метро закроют, Как ставни В прокуренной спальне. (1985-1987) Правила поведения за столом Вы сядете за стол, Подумайте о том, Как должны сидеть И куда глядеть. Локти пусть Войдут Вам в бока. Но молчите, Вы, публика! Не стучите, Вы, Вилкою о нож, Ведь охватит всех Голодающих дрожь. И застрянет у них В глотке кусок. И уйдешь ты вон. Грустен был урок. (1981) * * * Однажды в снег К нам пришел человек, Он был похож на стихи. Нас было четверо, Нам было весело. Был жареный гусь И не пришедшая Еще ко мне елка. А он был одинок, Потому что был Похож на стихи. (1981) * * * Я сердце свое нахожу в траве, В капле дождя, в звоне ручья И даже в стекле, в солнца луче Сердце свое нахожу. Оно бежит от меня вприпрыжку, Как мяч по ступенькам, Как непослушный ребенок, У которого сердце Всегда на месте. А мое сердце Не хочет быть со мной. Я просыпаюсь утром От крика воздуха, А не от стука сердца. Я постоянно живу и жду... И только, когда мне тяжело, Когда слезы Превращаются в огромную боль, - Я слышу сердца стук. Значит, я должна всегда страдать? (1981) Бабушке Люде Я вышла в сад, Ждала тебя И думала, Когда же ты придешь, Любимая моя? С тобой хочу Шорох слышать дождя, Каплями пить росу. Хочу засветло выйти в день, Чтобы грусть разогнать твою. (1981) Маме Мне не хватает нежности твоей, Как умирающей птице воздуха. Мне не хватает тревожного Дрожанья губ твоих, Когда одиноко мне. Не хватает смешинок В твоих глазах. Они плачут, Смотря на меня. Почему в этом мире Такая черная боль? Наверное, оттого, Что ты одна. (1981) Отцу Ты придешь ко мне чужой, Нет ключа от нашей двери. В голос твой я не поверю. Ты не мой! Непохожи мы с тобой, Зеркало не врет. И не надо слов ненужных, Сердце обожжет. Мама вся в комок сожмется.- Уходи! Дверь захлопни потихоньку И беги! Все надежды превратились В каплю слез. Ты уходишь, ты торопишься, Ну, что ж! Подойду к окну И детству я скажу: Прощай! Возвращайся в край надежды, Улетай. (Декабрь 1981) * * * Не слушайте уличных фонарей, Они укладывают спать, Забудьте грусть, Наступит час, Когда уйдет беда, печаль, И звезды позовут к себе. Не слушайте уличных фонарей, Они укладывают спать. (1981) Ложь "Ты нам нахально лжешь", - Все говорят вокруг. Но врут они, Не ведая, не зная, Что ложь моя Сложилась из трамвая, Который вдруг Увез меня в страну, Неведомую вам. Из шороха намокнувшей листвы, Которая дрожит тревожно На тонком дереве у дома. Из лиц, Которые порой Бывают одиноки страшно. Из речки, Вдруг разбуженной Потоком гремящих вод. Из маленькой девчонки, Которая все не находит дома. Из веры, что порой Для многих Пахнет ложью. (1981) * * * Так день далек, Как ночь, Когда гроза. Когда глаза Не могут видеть Капелек дождя. Но ловят их Губами У порога дома. Как руки, Которые не могут Во тьме найти стены И натыкаются На двери в день, Который так далек... (Июль 1982) Прощанье Раскиньте крылья, птицы, Летите до весны, Но помните в полете, Откуда вы. Пусть ветер вам вдогонку Напомнит вдруг о том, Что дом наш здесь, За логом, и за рекою дом. Что луговые травы Всегда для вас. И гроз раскаты яры Для вас. И, улетая к югу, Вы думайте о том, Что нужно вам вернуться В родимый дом. Твое гнездо исчезло, Ну, что ж! Ты снова Ветку к ветке сплетешь. И снова твои дети Взмахнут крылом. И щебетом счастливым Наполнится твой дом, И, улетая к югу. Вдруг оглянись назад, Пройди прощальным кругом И дом, и лог, и сад. Погибшим в 1943 году в Эльтигене Я слышу голоса больные, Глухие, всем ненужные, чужие. Я вижу руки, в страхе вскинутые, И лица, в боли опрокинутые. На дне лежат они морском, И медленно над ними День угасает. Его не видно за толщей вод. Они кричат, Но голос их так глух в воде, Что слышен только гул прибоя, И болью их наполнен воздух. И берег мертв. Трава и камни от страха Все оцепенели, Боятся волн они, В которых мольба о помощи И мука в морских глазах. И будет вечно так плакать море, Просить пощады для всех погибших. И будет берег, дрожа от страха, Молчать, отбросив стоны в море. (1981) Вам Я позвонила вам в ночь. Зачем мой палец Крутит диск телефона? Зачем я боюсь тишины? Как это просто - Сказать вам слово,- Молчите вы. И ветер с воем стучит вам в двери - Заприте их. И далеки все слова неверья - Забудьте их. Пусть не дрожит ваших глаз треугольник, Ваш телефон молчит. Коснусь я только рукой осторожной Всех бед твоих. Ты лучше выйди в мой сад осенний, Там телефон нам - ночь. Зажмурься только, и все ненастья Отступят прочь. И голос мой отзовется в листьях, Как в проводах. Ты подожди еще хоть мгновенье, Послушай, как тревожно стонут Во тьме деревья: Им жаль тебя. Но ты уходишь, спеша из ночи, Боясь меня. Вы дверь свою на звонок телефонный Откроите смелее. Я номер ваш наберу осторожно, Но не скажу, кто я. (1982) * * * Благослови меня, строка, Благослови мечом и раной. Я упаду, Но тут же Встану. Благослови меня, Строка. (1983) Фокусник Арутюну Акопяну Поднимите пальцы-нервы. Превратите в гроздь рябины Брызги моря, Что шумело за окном, Тревожно вторя Вечной тайне сна и были. Превратите листьев стаю В дерзкий клекот журавлиный, Раскачайте на качелях Ветер, Превращенный в иней. Помогите мне запомнить Все раздумья и сомненья. Дайте руку! Я хотела б Сердца ощутить биенье. (Октябрь 1982) Нули Я научусь считать до 10, 30,100. И еще очень много нулей... А что будет потом? Я останусь маленькой И шепотом расскажу Маме сказку О Красной Шапочке И о том, Что бывает страшно Не только ночью: Но и днем. Потому что я боюсь цифр, В которых много нулей. Они так похожи На пасти жутких Диких зверей. (1982) * * * Разбита машина, Стертые шины. Разбили машину! Стекло ветровое Рука на отвесе. Оплаканы лесом Цветы полевые. Кулак разожмите, Как слезы ромашки. Разбили машину! Машину убили, Найдите ту трассу. (1982) Кто я? Глазами чьими я смотрю на мир? Друзей, родных, зверей, деревьев, птиц? Губами чьими я ловлю росу С листа, опавшего на мостовую? Руками чьими обнимаю мир, Который так беспомощен, непрочен? Я голос свой теряю в голосах Лесов, полей, дождей, метелей, ночи. Так кто же я? В чем мне искать себя? Ответить как Всем голосам природы? (1982) Возвращенье Каблучки по ступенькам, В дверь звонок. Ты стоишь - За плечами взмах волос. И распахнуты руки, Как разорвана ночь. Я не верю в разлуку, Все слезы прочь. Но ты смотришь С тревогой, Снова дни пролистав. По железной дороге Не вернулся состав. Ты осталась В том доме, Где чужие углы. Где все лица в разломе, Где молчанье, Как крик. И уколешься взглядом О чужие слова. Лифт захлопнется рядом, Ты ему не нужна... Этажи бесконечны. И в проеме окон Будет лиц бессердечье, Как церковный звон. (1982) * * * Семь мной разбросанных страниц, Семь дней прожитой жизни. Как вспугнутая стая птиц, Деревья к небу ближе. Страницу скомкаю, Она Прошедшим дням уж не нужна. (1983) Рождение стихотворения Тяжелы мои стихи - Камни в гору. Донесу их до скалы, До упору. Упаду лицом в траву, Слез не хватит. Разорву строфу свою - Стих заплачет. Болью врежется в ладонь Крапива. Превратится горечь дня Вся в слова. (1982) * * * Я ночь люблю за одиночество, Когда с собой наедине Я говорю о том, что хочется И так не хочется судьбе. Могу я думать о несбыточном, О том, что ночи нет конца. И можно верить в дни счастливые, И плакать можно без конца. Не надо слушать слов укора И глаз тревожных острие Не надо прикрывать рукою, Когда становится темно. (1982) * * * Каждый человек Ищет свой путь. Но все равно Попадет на ту дорогу, По краям которой Стоят жизнь и смерть. Я бы дольше Хотела идти По той стороне, Где не заходит солнце. Но за днем Всегда наступает ночь, Поэтому Я ищу тропинки. (1983) * * * Города горят, И леса горят. По стране идет Черным шагом Враг. Смертью смотрит Глаз. И рукой своей Враг заносит меч Над землей моей. И закрыл крылом Страшным Ястреб свет. И кричит земля: "Мне покоя нет. Отчего вы, Люди, Хуже зверей? Убиваете даже Малых детей". Города горят. И леса горят. По земле идет Черным шагом Враг. (1983) * * * Срубленные рифмы, Срубленные фразы. Срублены деревья - Повалили лес. Стон стоит, Отчаянно В плаче рвутся ветви. Но и это мало - Листья подожгли! Не пишитесь, строки, Иль пишитесь в небе. Ведь бумага кровью Вся обагрена. (1983) * * * Информация человечества Собирается в слово "Вечность". Вечен свет, Если ночь его Не убьет. Вечен мир. Если смертью Не разорвет Шар земной. Он прозрачен И чист, Как январский снег... Пожалей его, Человек. Пожалей свой дом, Он частичка твоя, Сын твой там Или дочь - Это тоже земля. Информация человечества Обрывается только Вечностью. (1983) Двойник Может быть, В завтрашнем дне, В мире ином, Приду на свиданье Со своим двойником. Он отраженье мое, Невысказанные слова. Он боль моя И беда моя. Слеза, не просохшая на моей щеке,- Его слеза. Его больные глаза - Мои глаза. Я вытащу зеркало, Оно разбито мной. Его отраженье Осталось во мне самой. (1983) Дом Пастернака Сад, терраса. На ступеньках Желтый лист. Окна смотрят в темноту. Слышен лишь Тайный голос. Он по клавишам Бродил Всю ночь. Голос этот Так хотел помочь Время прошлое И новое Собрать у старых Стен. Только этот дом Не любит перемен. Ночь уйдет. А утром клавиши молчат. Только голоса В душе кричат. (1983) * * * Уронила в руки волосы - Как пшеничная вода. А напьешься - Вмиг накатится Серебристая волна. Время горького дыханья Подступило, не унять. Как трава, еще не вялая, Только стоит ли срывать? Завтра поутру оглянешься Вышел год. Уронила в руки волосы - Твой черед. (1983) * * * Как трудно стало Мне писать, По сердцу Барабанят дробью Слова, Кому мне их сказать? Птенцом Попала я в неволю. И клетка Очень хороша, Вода и корм - Всего там вдоволь. Но ключ от моего ларца Семью печатями окован. Хозяин мой Бывает добр И дверцу На ночь открывает, Но сторожем Он оставляет Тьму За невымытым окном. (1983) * * * Новости дня Я жду, Когда кто-нибудь Спросит меня, Что видела, виделась с кем, Где была. Тогда я открою альбом новостей. Вам хочется новых услышать вестей? Кто умер, уехал, Ост алея один... А можно Мы просто Чуть-чуть помолчим? Увидим последний Трамвай за окном... Я очень люблю засыпающий дом. И пылью покроются Новости дня. И я понимаю - Не ждали меня. (1983) * * * Как больно, помогите, В глазах беда. Но годы-паутинки Растают без следа. Рукой не обопрешься - Душа пуста. По волчьим тропам бродит Моя звезда Соловей Заслоню плечом тяжесть дня И оставлю вам соловья. И оставлю вам только ночь, Чем могу я еще помочь? А хотите, я сердце отдам - Пусть судьба моя пополам. Даже время умрет до утра, Но проспали вы соловья. Торопясь, вместо сердца Вы взяли часы. День пришел, Слышишь, ночь, ты его не ищи. (1983) * * * Я трамваем не поеду, Осень рельсы заметает. Я останусь просто дома У раскрытого окна. Соберу в ладони звуки, Как туманы собирают Утром дворники в корзины, Поторапливая день. Ветер листьями закружит, Не спуститься по ступенькам. И захлопнется окошко, Битым зазвеня стеклом. Я трамваем не поеду, Звуки осень обгоняют. Я останусь просто дома У разбитого окна. (1983) * * * Лица уходят из памяти, Как прошлогодние листья. Осень оставила только Утра хмурого привкус. Лица уходят, но изредка К сердцу подходит холод. Вспомнятся желтые листья. Это - как встреча с болью, Это - как встреча с прошлым, С чьим-то портретом разбитым. Горько от настоящего, Страшно жить позабытым. (1983) * * * Раскачайся на качелях, Подними лицо. И увидишь Над тобою Лес-кольцо, Под тобою Неба даль, Птицы взмах крыла. Я видала это все, Но когда? Где прочла, Увидела ль в кино? Вспомни, ну же... Отворила ты окно, Солнца луч По глазам пробежал. Оторвал от земли И поднял, Раскачал на качелях Ветров, Заслоняя плечом Детства зов. (1983) Е. Евтушенко Вы - поводырь, А я - слепой старик. Вы - проводник. Я - еду без билета. И мой вопрос Остался без ответа, И втоптан в землю Прах друзей моих. Вы - глас людской. Я - позабытый стих. (1983) * * * Я учу говорить маленького человека. Он смешон и неуклюж. Но я учу его слышать слова: Правда, вера, мир. Время нельзя остановить. Очень скоро он сам сбежит по ступенькам - И весь мир будет только его. Поэтому я должна спешить. (1983) * * * О, как хрупка соломинка твоя. Не доплывешь до берега другого. А за рекою раздается снова: - Не отпусти меня! (1985-1987) * * * Я тороплюсь скорей туда, Где ждет Меня король. Прошло три года И три дня, На сердце его боль. И я вернулась, А ключи Уже не к тем замкам. И дверь Закрыта на засов, И милого нет там. Холодный ветер В спину дул, И слезы жгли лицо. Он ждал три года. Я пришла, Забыв его лицо. (1983) * * * О, как мы редко Говорим друг другу Надежные и нужные слова! Поэтому найти Так трудно друга, Поэтому одна. Так хочется добрей смотреть, Хоть миг, Но горло рвет Злобливый коготь. Так хочется Обнять весь мир, Но у ладони Черный ноготь. Так хочется Дарить цветы - Считаю потно мелочь. Как хочется Поджечь мосты И позабыть, Что надо делать. (1983) М. Луговской Вы проходите по ночи. Сосны гулко зашептали: "Не вернуть назад столетья И секунду не вернуть. Все часы замолкли разом, Колокол гудит набатом, Вырывается из сердца поминальный стон. Подождите, не спешите, Руку ветру протяните, Время не для Вас. У скалы живое сердце Бьется маяком надежды, Этот свет неугасимый Охраняет Вас". (1983) * * * Я затерялась в тумане, Как маленькая звездочка В небе. Я затерялась в тумане, И нет до меня Никому дела. Но я иду вперед Потому, Что верю в свою дорогу, Она непременно Приведет к морю. Там сходятся все пути, И горькие, И по которым легко идти. И я отдам Морю свою звезду, Которую бережно Несу в ладонях. Это - мое будущее, Но оно такое большое... Мне его трудно Одной нести. (1983) * * * Я год хочу прожить. Как миг. Хочу я время Превратить в минуту. Хочу, хочу, хочу! Но почему я вижу В страхе вскинутые руки? Я не хочу Так быстро жить! Кричит планета, задыхаясь. Мой долог век, И я стараюсь добро творить. О, люди! Я прошу забыть вражду И помнить радость встречи. Пусть реки зашумят Прозрачною водой. И добрый дождь пройдет Пусть здесь, Не стороной. А миг? Пусть будет Миг рожденья, А не смерти. И горек моря аромат. И краб ленивый у воды Все пятится назад. Босые ноги на песке, Следы остались вдалеке. Когда простор перед тобой Такой певучий, голубой, Не страшно быть Самим собой. (Италия 1985) Три апельсина Три апельсина В синей косынке Я принесу домой. А город пахнет Бензином и холодом, Дую на пальцы, И вдруг Три апельсина на мостовую Солнечный круг. Ноги, колеса, Коляски по слякоти... Только горят Три апельсина На синей косынке, Небо и сад. (1983) Гаданье Гадают сейчас На времени, Карты ушли в историю. Кому выпадает черная - Бросают туда бомбу. Не карты, А люди раскинуты На бедном Земном шаре. И каждый боится вытащить Кровью залитые страны. Как жаль, что я не гадалка, Гадала бы Только цветами И радугой залечила Земле Нанесенные раны. (1983) * * * Такая засуха в стихах, А хочется воды напиться И расплескать ее в строках, Такая засуха в душе, Что стало миражом Живое лицо твое. И даже море Похоже на сухой песок. Такая засуха во всем, Что окружало нас с тобою. И вырваться нельзя на волю, Не оживив умерших слов. (1984) Там, где грохочет война Слепой ребенок На куче хлама Играл осколками стекла. И в мертвых его глазах Стояло солнце, Не виданное им. И блики мерцали На колких стеклышках. И пал ьцы, дрожа, Перерывали мусор, Думая, что это Цветы, Растущие под небом Рая. Слепой ребенок Радовался утру, Не зная И не ведая, Что ночь всегда Стоит За детскими Его плечами. (1983) * * * Не надо Спрашивать меня, Зачем живут стихи больные. Я понимаю, Лучше было Иметь запас здоровых слов. Но что поделаешь, У снов нельзя спросить, Зачем приходят. Зачем ночные палачи Из ножен вынули мечи И на меня идут гурьбою. Зачем толпятся у дверей Недетской памяти моей Слепые, загнанные люди. Огонь сжирал десятки судеб. Но разве появился тот, Кто па себя Все зло возьмет? (1984) Л. Загудаевой Не спится мне, И времени не спится, И тяжесть дня Не даст Сомкнуть ресницы. Но непослушен, Как он непослушен, Мой проводник По сумрачным лесам. - Не спорь, Устала ты,- Я слышу тихий шепот. - Не бойся ничего, Иди за мной. Там дивные сады, И вечный день, И дождь совсем не колкий. Там целый год На новогодней елке Подарки дарит Детям Дед-Мороз. И не уколется Душа твоя О лица злые, Увидишь бал цветов, Он будет для тебя. Я это счастье Не дарю другому. И будет вечен сон, Так лучше для тебя. - Не спится мне... Пусть лучше Мне не спится! (1983) А.Н. Зачем все время говорить о том, Что плох мой дом. И тему пора сменить в стихах. И стены, что стерегут мой сад, Уж лучше заменить замком английским, Если денег не хватает на собаку. Что глупо каждый раз идти в атаку На ветряные мельницы одной. И что ко мне приходят не домой, А в гости, торопясь скорей на волю. И людям приношу я только горе. Зачем тогда приходите опять Туда, где уже нечего искать? (1984) Древний Рим Молчат пустые города, Но путь мой только лишь туда. В пыли, усталая, бреду. Глаза потухшие витрин. Здесь улицы, как поезда, Жаль, стрелочник их позабыл. Где, кто, когда, в какие дни Здесь был? Свинцовой пеленой Висит молчанье надо мной, И не вернуться мне домой. И мне не надо платья, Чтоб, Как в былые времена, Мне говорили: "Как мила!" Соленый ветер, пот и пыль Съедают кожу мне до дыр, Но некому тут плакать, А если слезы на глазах, То не услышу где-то: "Ах, над ней висит проклятье". Пуст город! Это, видно, дом, Где не ужиться нам вдвоем. (Италия 1985) Нерожденному Спи, мой брат, Я твоя колыбельная. Одеяло твое - Белый снег полей. Под подушкой - Разлив голубых морей, Будет светлой дорога твоя Я все боли себе взяла. Ты усни, А я посажу цветы. Только им Доверяй свои детские сны. (1984) * * * Только уходят строки, Путь у них, Видно, дальний. В старых, разбитых туфлях Долгой дорогой бредут. Это уходят годы, Поздно кричать в отчаянье И ожидать у пристани, Их тебе не вернут. (1984) Спасибо Спасибо за то, Что распахнуты лица, Что плачу И слезы у вас на плече. Что сердце вполнеба, И души, что птицы. Спасибо за то! Я верю, Что утро родится на счастье Я ночь тороплю. И знаю - Надежда погубит ненастье, Я верю в судьбу. (1984) * * * Я поверила взгляду, И не нужны слова, Я поверила сразу, Что бывает слеза Солоней боли черной, Слаще детского сна. Загорится в полнеба Голубая звезда. Не держите в ладонях Мотылька на огне. Превратится в бессмертье Жизнь его На заре. (1983) Колизей Собирал Колизей Много веков Друзей и врагов. И стоит у стен гул, Камень до сих пор Не уснул. Проведу рукой По ступеням лет, Отпечатала эпоха Здесь свой след. Дикой кошки Узкие глаза Полоснут меня Поострей ножа. И не хватит сил Повернуть назад - На разрушенной стене Вороны кричат. (Рим 1985) Джино В маленьком ресторанчике, Где терпко от запаха моря, Звучит итальянская песня, О чем-то поют двое. Плиты, от солнца горячие Даже сквозь босоножку, И под столом бродит За день уставшая кошка. Лениво вино льется В синеющие фужеры, Нам было так спокойно. Как быстро минуты летели. (Италия 1985) * * * Город похож на раковину, Слышишь протяжное "у-у-у". Ухает море радостно На берег поутру. Галька похожа на мидию, Чуть солонит губы, И синева неба - Из васильков клумба. Брызги, как крик чаек, Не соберешь вместе, И итальянским солнцем Ты обжигаешь плечи. (Италия - Абруцие 1985) Чужие окна Чужие окна - Немое кино. Темно на улице - В кадре светло. Молча кричит ребенок, Не я его качаю. Бьется посуда к счастью, Не я его получаю. И в зале полно безбилетных На этом сеансе молчанья. Мое окно звуковое, Подернуты стекла печалью. (1985-1987) * * * Хмурое утро. Холодным дождем Горько вдвоем. Лампочка днем Отливает бедой, К двери идешь, Я за тобой. Снять позабыли Пластинку ночи, Вот отчего Путь к разлуке короче. (1985-1987) * * * Не побеждайте победителей, Судьба им выпала на круге. И выстрела на старте сила Вас отдаляет друг от друга. А побежденным - камнем в спину, Терновником тропа устелена. Непобедимы победители, Но это до поры, до времени. (1985-1987) Маме Я надеюсь на тебя. Запиши все мои строчки. А не то наступит, точно, Ночь без сна. Собери мои страницы В толстую тетрадь. Я потом Их постараюсь разобрать. Только, слышишь, Не бросай меня одну. Превратятся Все стихи мои в беду. (1983) * * * Душа- невидимка. Где ты живешь? Твой маленький домик, Наверно, хорош? Ты бродишь по городу, Бродишь одна, Душа-невидимка, Ты мне не видна * * * "Раскиньте крылья, птицы", Как время далеко! По выцветшим страницам Бежать вам так легко. И говорить, что скоро (Вы знаете, когда) Напишется поэма, А может быть, строка, Которую не слышал Весь белый свет. Вам хочется услышать, Но этого уж нет. (1986) * * * Стихи мои Похожи на клубок цветных. Запутанных ребенком ниток. Я утром их стараюсь разобрать В отдельные красивые клубочки. Но к вечеру. Какая ерунда! И пол, и стены, улицы, дома - Все перепутано. Слова похожи На длинное цветное покрывало. Нет, На дорогу, По которой мне предстоит Катить клубок, свой век... Так пусть запутает ребенок нити, Нельзя идти одним прямым путем. И цветом одним нельзя Заполнить целый мир. Пусть радугой окажутся слова. (1985-1987) Композитору В. Дашкевичу Вместо кнопки лифта Клавиши рояля. На четыре ноты Дверь ты отворишь. Это бродит эхо Гулким коридором, С ним заговоришь. Даже телефона В комнате не слышно, Ты - ничей. Тенью осторожной Я пройду по крыше, Клавиши рояля Закрывают дверь. (1985-1987) Портрет Лицо изрезано чужими Словами злыми. Рука печальный держит лоб. О, как велик Ваш небоскреб Разбитых судеб. Ваш порог Не переступит друг, А недруг скажет: - Ну, что ж, Пора и на покой. Он столько раз Своей судьбой кидался, Как игральными костями, А нужно было Вместе с нами Спокойно доживать свой век. Так погибает человек!.. Лицо изрезано чужими Словами злыми. (1985-1987) * * * Дом в деревянной оправе, И не попасть туда, Где за тенистым садом Будет шуметь вода. Где с колокольным звоном Камень летит с откоса. Осень неторопливо Туго сплетает косу. Где по дорожкам колким Хвоя лежит подушкой. И даже колючий ежик Станет детской игрушкой. Где отыскать калитку? Чем отомкнуть засовы? Может быть, этот домик Мною был нарисован... (1985-1987) Заозерье Заозерье, где тишь,- Как хочу я туда. За оконцем чуть слышно Скрипят провода. И листвой у крыльца тихо вечер шуршит, Заозерье Свою тишину сторожит. (1985-1987) * * * Зарешечено небо Тропинками судеб - Миллиарды следов. И надежда, что будет Только то, что хотелось, Что было светло. Над землею холодное Солнце взошло. И расколоты судьбы, Как грецкий орех, Кто-то взял сердцевину, А под ноги грех. (1985-1987) Гном На маятнике Маленький гном - Все в дом, Всё в дом. Время спешит - Не шуми, Двери открой и "ши-и". Шины утихли, Город спит, Старый лифт уже не шумит. Маленький гном Выйдет во двор, Этому гному Нужен простор. Улицы тоже хотят тишины, Он им скажет тихонько: "ши-и". Шире откроются дверцы часов, Ночью они полны голосов. Все, что скопилось В течение дня, Гном потихоньку Снимет с тебя. Боль он опустит в черную лужу, И заморозит жестокая стужа Слезы, раздоры и беды людские. И остаются Только живые детские сны. Но гном забирает их Снова в часы. * * * Верните музыку колоколов Там стон веков. Хрустальным куполом Под небеса Звенят леса. Гудит река, И заводи тишь Услышь. Во все времена Слыхала страна Зов. Так что же сейчас Набата звон В ров? Вечная музыка - Пять узлов в кулаке. Колокол - Сердце в человеке. (1985-1987) Художник Дайте тему! К черту добрые слова. Кровь на белые листы - Закружилась голова. Дайте тему! Днем согнем, Аж в глазах темно. Не дописано мое полотно. (1985-1987) И. Л. Пруту Карты, кольца, Кольца, карты Убегают из-под пальцев. Улыбается лучисто Добрый сказочный волшебник. Но волшебники приходят Только к ночи. Скрипнут дверью. Сказку впустят через щелку И уйдут, Оставив только Шорох сонной занавески. Мой волшебник обещает Дверь свою Открыть всем настежь. Распахнуть навстречу людям Сердце, душу И не прятать Тайну молодости духа. Унести с собой далеко Слезы, беды и печали. Посидев со мной у моря, Боль мою отбросить в волны. И построить мне волшебный, Весь дышащий солнцем замок. Нет, не надо обещаний! Просто верю я, что будет Добрый сказочный волшебник Улыбаться мне лучисто. (1981) "Величайшая польза, которую можно извлечь из жизни — потратить жизнь на дело, которое переживет нас". Уильям Джеймс. ................................................................. https://www.proza.ru/ Искусство | Поэзия Турбина Ника Георгиевна Поэтесса Лауреат премии «Золотой лев» (1986) «Будущее — это худшая из всех абстракций. Будущее никогда не приходит таким, каким его ждешь. Не вернее ли сказать, что оно вообще никогда не приходит? Если ждешь А, а приходит Б, то можно ли сказать, что пришло то, чего ждал? Все, что реально существует, существует в рамках настоящего». Борис Пастернак. Ника Турбина, она же - маленькая хрупкая девочка Никуша родилась 17 декабря 1974 года в Ялте. Ее мама Майя Турбина была художником, бабушка Людмила Владимировна Карпова по словам самой Ники – «осколком интеллигенции», а дедушка Анатолий Никаноркин – писателем и автором нескольких поэтических книг. Ника была странным, необщительным, внутренне замкнутым ребенком с серьезными взрослыми вопросами. Она с рождения болела бронхиальной астмой, и мало спала из-за распространенного явления среди больных астмой – боязни сна и удушья во сне. Любимым занятием маленькой Ники было долгое стояние у окна или разговор со своим отражением, глядя в зеркальное трюмо, а еще к маленькой Нике приходил Звук. Именно так она называла неведомо откуда звучавший Голос, наполненный строками и рифмами. Маленькая Никуша бессонными ночами сидела в кроватке, обложенная подушками, тяжело и хрипло дыша, и нашептывала что-то на своем птичьем языке. В четыре года мама Ники поняла, что это были стихи – ритмичные, пронзительные заклинания, непонятные своей взрослостью, многогранностью, трагизмом и недетскими переживаниями. Стихи пугали маму и бабушку. Людмила Владимировна позже рассказывала: «Это могло случиться когда угодно, но чаще всего ночью. Она звала нас с мамой и приказывала: «Пишите». Стихи словно распирали ее, не давая покоя: Глазами чьими я смотрю на мир? Друзей? Родных? Зверей? Деревьев? Птиц? Губами чьими я ловлю росу С упавшего листа на мостовую? Руками чьими обнимаю мир, Который так беспомощен, непрочен? Я голос свой теряю в голосах Лесов, полей, дождей, метели, ночи... Первой реакцией мамы и бабушки был шок. Они стали показывать измученную бессонницей девочку врачам. На все их вопросы: «Откуда талант?» и «Как заставить ребенка не писать стихи?», - врачи только разводили руками: «Что мы можем сделать? Ну, пишет - и пусть пишет. А астму лечить надо». Бабушка Ники вспоминала: «Она создавала радость в течение всей нашей жизни. Но с Никушей всегда были проблемы. Когда она совсем маленькая была, писала сложные стихи, до 12 лет вообще не спала. Я обращалась к врачам в Москве, в Киеве, умоляла - сделайте так, чтоб ребенок не писал стихи, чтобы можно было нормально жить. Потому что когда Никуша не спала, мы с ней тоже не спали. Жизнь была очень сложная на этом фоне». Мама и бабушка показывали Никины стихи своим московским знакомым, и бабушка позже вспоминала: «Открыл Нику Юлиан Семенов. Причем сделал это очень по-доброму, нежно, с желанием помочь». Нике было тогда семь лет. Семенов строил недалеко от Ялты дачу, и ему срочно понадобилось лететь в Москву. Нужна была машина до Симферополя, а Никина бабушка работала заведующей бюро обслуживания в гостинице «Ялта», где жил Семенов, и она убедила Семенова прямо при ней раскрыть папку со стихами внучки. Знаменитый писатель, крайне недовольный этим, прочитал несколько стихотворений и вдруг воскликнул: «Это же гениально!». Через месяц по его просьбе в дом к Турбиным приехала корреспондент «Комсомольской правды», впоследствии написавшая статью о гениальной девочке-поэтессе. Никины стихи появились в «Комсомольской правде» 6 марта 1983 года – и так окружавшие маленькую Никушу взрослые нашли выход ее безумной поэтической энергии. 6 марта 1983 года маленькая Ника Турбина проснулась знаменитой, и вскоре последовало приглашение в Москву, где в Доме Литераторов состоялось ее первое выступление и судьбоносное знакомство с Евгением Евтушенко. Так появился дуэт Евтушенко-Турбина, который очень часто показывали по советскому телевидению. Ее первая книга была сметена с прилавков, несмотря на тираж 30 тысяч экземпляров. В конце 1984 года Ника Турбина уже была известной советской поэтессой, выступавшей на литературных вечерах, а ее первый 62-страничный сборник, из которого восемь страниц занимало предисловие Евгения Евтушенко, был издан под названием «Черновик». «Название этой книги, - писал Евтушенко, - мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребенок в каком-то смысле - это черновик человека». Но на самом деле Ника уже была человеком со своим огромным удивительным миром и ощущениями. В заглавном стихотворении сборника она писала: Жизнь моя - черновик, На котором все буквы - Созвездья. Сочтены наперед Все ненастные дни. Жизнь моя - черновик. Все удачи мои, невезенья Остаются на нем, Как надорванный Выстрелом крик. Все тексты в сборнике по объему, нерву и качеству были подобны этому. Восьмилетняя поэтесса обладала трагическим, абсолютно недетским мироощущением. Первой реакцией читателей было ощущение, что автор пережил горечь любви, боль расставания, потерь и смертельную тоску. Во время чтения ее стихов читателя охватывал озноб. В них были тяжесть дня, сумрачные леса, крик, раненая птица и волчьи тропы. Это привлекало и завораживало, но и настораживало. Не все верили, что девочка пишет сама. Ходили слухи, будто ее мама Майя Анатольевна - неудавшаяся поэтесса, вот, мол, она и... Но из предисловия Евтушенко было известно, что Никин дедушка Анатолий Никаноркин был автором нескольких поэтических книг, и что Ника училась в «той самой ялтинской школе, где когда-то училась гимназистка Марина Цветаева». Обвинения в несамостоятельности так достали маленькую поэтессу, что она ответила стихотворением: Не я пишу свои стихи? Ну хорошо, не я. Не я кричу, что нет строки? Не я. Не я боюсь дремучих снов? Не я. Не я кидаюсь в бездну слов? Ну хорошо, не я… На самый дурацкий вопрос, который можно задать поэту: «Как Вы пишете?» - Турбина отвечала: «Я начала сочинять стихи вслух, когда мне было три года... Била кулаками по клавишам рояля и сочиняла... Так много слов внутри, что даже теряешься от них...» Стихи буквально душили ее. «Помогите мне запомнить Все раздумья и сомненья. Дайте руку! Я хотела б Сердца ощутить биенье». Кроме книги у Ники вышла пластинка со стихами. Слова для конверта написала Елена Камбурова, которая спела несколько Никиных текстов. Пластинка стала лучшим ответом всем сомневающимся. Евтушенко вспоминал: «Уже сразу после первых строк, произнесенных ею, отпали все сомнения в том, что ее стихи - это плод литературной мистификации. Так могут читать только поэты. В голосе было ощущение особого, я сказал бы, выношенного звона». Вскоре, не без помощи Евтушенко, у Ники начались поездки по всей стране, выступления и поэтические концерты. «Ее возили выступать по домам отдыха за 150 рублей», - вспоминала бабушка Ники Людмила Владимировна Карпова, которая, сопровождала внучку во всех ее заграничных поездках. О Нике было снято несколько фильмов, ее имя не сходило с газетных полос, а ее стихи были переведены на десятки языков. Советский детский фонд выделил ей именную стипендию, и худенький подросток с прической а-ля Мирей Матье, очаровательной родинкой над губой приковывал взгляды и завораживал публику не только в Советском Союзе - ей рукоплескали в Италии и США, а в Колумбийском университете даже проводилась конференция о технике перевода стихов русской поэтессы. В 1986 году, во время пребывания в Америке, Нику и ее бабушку два часа не выпускали из аэропорта, интересуясь - не хотят ли они эмигрировать? Кульминацией была поездка в Венецию на фестиваль «Земля и поэты» и получение в 1986 году престижнейшей премии в области искусства – «Золотой лев». Ника стала второй русской поэтессой, удостоившаяся этой награды. Первой была Анна Ахматова и она получила эту премию, когда ей было более шестидесяти лет, в то время, как Нике едва исполнилось двенадцать. Ника была настоящим феноменом, который изучали специалисты. Она собирала залы, где читала свои стихи на манер Вознесенского, срываясь с крика на шепот, и отбивая ладошкой ритм. Она забавно отвечала на записки, сообщая о желании пойти в актрисы. Бабушка Ники рассказывала, что когда они были в США, их пригласил к себе Иосиф Бродский и выделил на встречу всего лишь двадцать минут, так как после неё принимал итальянских переводчиков. Этот визит для Ники был незапланированным, но не принять такое приглашение она не могла. Встреча свелась к интереснейшему диалогу двух поэтов, бабушка сидела молча в стороне, но Ника имела несчастье упомянуть имя Евтушенко, которого боготворила, и в которого была влюблена, не зная, что её кумир для Бродского хуже, чем красная тряпка для быка и между поэтами существовала давнишняя ссора, доходящая моментами до откровенной вражды. Едва Ника произнесла фамилию Евтушенко, как Бродский безостановочно в течение сорока минут, забыв о стоящих за дверью итальянских переводчиках и побагровев от гнева, обвинял своего собрата по перу во всех смертных грехах, выказывая абсолютную нетерпимость, а маленькая девочка с ужасом слушала взрослые рассуждения великого поэта. Ей было страшно, ведь таких ужасных взрослых ситуаций в жизни Ники, лишенной детства - было много. Сама Ника вспоминала в одном из интервью: «...я с детства моталась по всем странам мира, выступала перед огромными аудиториями. А в Штатах на меня накидывались очень крутые репортеры с провокационными вопросами, которые можно было задавать политическому деятелю. Смешно: стоит взрослый идиот и задаёт ребёнку дикие вопросы... Я думала: «Ты же взрослый человек, у тебя есть всё, ты что идиот? Или как?». Кем был Евтушенко в судьбе девочки Ники – продюсером, покровителем, восторженным почитателем, хотелось ли ему за счет феномена Ники напомнить читателю и слушателю о себе – мнения близких и друзей Ники не совпадают. Но когда Нике исполнилось 13 лет, Евтушенко стал отдаляться от нее, перестал приглашать и звонить. Коротко отмахивался от журналистов – «Вдруг писать перестанет, зачем она тогда нужна?» - хотя Ника надеялась на своего кумира. Вспоминала бабушка Турбиной: «Помню, мы сидели с ней в маленьком кафе на одном из каналов Венеции, а рядом за столиком Евгений Александрович. Ника смотрела на него с обожанием, а мне все твердила: «Буль, купи мне красивое белое платье и туфли. Я хочу поразить Евтушенко!» Евгений Александрович! Хотелось написать Цветным фломастером: 3 - зеленым, Д - красным. Здравствуйте! Но радуга цвета Куда проще радуги слов. Рев мотора, самолета зов. Не хватило времени Ни у меня, ни у вас, Тайна одиночества - Вечен час… Каковы истинные причины расставания Евтушенко и Ники, возможно, мы никогда не узнаем, но есть мнение очень близкого друга Ники Альберта Бурыкина: «О Евтушенко даже у мамы и бабушки Никуши были мнения разные. Я Майе сказал как-то: «Я его не понимаю», - «А его никто не понимает» - ответила она. По итогам разговоров могу сказать следующие причины: «Ника так сильно изменилась, что Евтушенко прекратил с ней общение. Изменение было страшным, и я его понимаю. В общем, это был не просто протест с её стороны, а мегапротест 13-летнего подростка». Поведение Ники было очень русским, до дури, и Евтушенко, будь он в народной парадигме, принял бы это (как принял и выдержал я эту чернуху). Но Евгений Александрович был в нашей «элите», проникся её духом - тем, который с Никой был несовместим. Поэтому он принял точку зрения своих ближних по элитарной тусовке: «Ника умерла, там мясорубка, русская показала свою суть!». Я думаю, просто он любил себя в общении с нею, а не её. Иначе бы прощал выходки Ники - ради неё. У некоторых было мнение, что, выводя Нику в мир, её убивают. Детская психика для этого мало приспособлена. Похоже, Евгению Александровичу «капали на мозги», что он грешит. Это чувство вины - а он не мог не ощущать свою вину (подспудно) за то, что с Никой получилось - конечно, не способствует общению. То есть: «Ах, я виноват в том, что помогал? Так не буду общаться вообще!» Думаю, с Никой у него были некоторые ожидания чуда, которые не сбылись. Это разочарование. А в живом человеке нельзя разочаровываться, именно это Ника восприняла как предательство. Жизнь человека всегда ценнее наших о нём ожиданий. Но, как поэт, он пошёл на поводу у себя, а не у любви, которая всегда МЕЖДУ, которая не может быть собственностью одной из сторон. Думаю, вот это разочарование (убийственное) и было почти главной причиной, по которой он поставил на любом общении с Никой жирный крест. У меня стойкое ощущение и проверенное мнение, что ему помогли с ней расстаться. Поэта ведь легко просчитать - на какие кнопки нажать. Помогли - потому, что рядом с нею он бы удержал её от многих пагуб. А Ника в приличном варианте многим ОЧЕНЬ влиятельным людям была не нужна. И не только здешним. Это самый существенный пласт в том, почему Евтушенко и Ника расстались. Но, к сожалению, это почти табуированная тема. Политика. В принципе, вариант Талькова, только растянутый во времени. И с большими для русской культуры последствиями…» Ника, действительно - очень изменилась, ведь казалось, что сказка будет длиться вечно. Но она оборвалась столь же внезапно, как и началась. Отстранился и «забыл» Евтушенко, закончились выступления, перестали звонить журналисты, и наступила тишина – предвестница забвения. Говорят, что Ника перестала писать стихи – но нет, она не перестала. И это были уже совсем другие строчки. Многие считали астму причиной ее способности сочинять стихи, и как только болезнь отступит – закончится сочинительство. Но болезнь никогда не оставляла Нику, напоминая о себе резкими вспышками и приступами удушья. Переходный возраст сказывается на любом ребенке своим собственным этапом взросления, сопровождаемым неизбежным бунтарством и нестабильностью поведения. И вот девочка - бунтарь, жившая стихами, видевшая больше, чем многие ее сверстники, не умеющая жить в мире ровесников и взрослых, вернулась к обыденной прозаичной жизни. Наступило временя перестройки, народ больше интересовали цены на водку и колбасу, нежели успехи юных талантов. В СССР происходили новые события - с конца 1986 года стали публиковаться запрещённые прежде литературные произведения, показываться лежавшие на полках фильмы. В 1987 году были созданы первые негосударственные телеобъединения, появились ночные выпуски ТСН, молодёжные программы «12-й этаж» и «Взгляд», программы Ленинградского телевидения, а в фильме Сергея Соловьёва «Асса» прозвучала песня группы «Кино» «Хочу перемен». В семье Турбиных тоже произошли перемены. Семья переехала в Москву, и Ника ходила в обычную школу, где ее не понимали и не принимали. Мама Ники Майя Анатольевна вышла замуж и родила второго ребенка. Все внимание мамы и бабушки сосредотачивается на младшей Маше, и тогда Ника в отчаянии в одном из своих стихотворений пишет: «…Только, слышишь, не бросай меня одну. Превратятся все стихи мои в беду». Взрослеющая Ника, не нашедшая общего языка с новой семьей, бунтует. «Нам с ней стало очень сложно, - говорила Майя Анатольевна, - с ней начались беды: Ника резала себе вены, выбрасывалась из окна, пила снотворное. Я так понимаю, что ей просто было страшно входить в жизнь…». С 13-ти лет она практически жила одна: «Я в 13 с половиной лет ушла из дома и больше не возвращалась. А по хозяйству - и посуду мыла, и стирала, и с собаками гуляла. От каких-то ударов бытовых любой нормальный родитель, который себя уважает, естественно, своего ребенка будет оберегать. Зачем же его кидать под колеса машины?» Она не понимала - как жить, если все этапы пути нормального поэта - слава, аплодирующие залы, автографы поклонникам на обложках собственных книжек, международные премии - уже позади?.. Она просто бродила как сомнамбула, бормоча под нос никому не нужные строки. Но публично свои стихи Ника не читала. Не было у нее в самостоятельной жизни и средств к существованию. В 1990 году в ее жизни появился мужчина. Версии их знакомства различны – по одной он был давнишним поклонником Никиной поэзии, по другой, он был ее лечащим врачом. Но очевиден факт, что 16-летняя Ника вышла замуж за 76-летнего профессора-психолога синьора Джованни, итальянца из Лозанны, владельца собственной клиники. Но она не смогла жить в другой стране, и через год сбежала из швейцарской виллы своего мужа. Ника позже не любила о нем вспоминать, и отвечала на вопросы о своей семейной жизни коротко и уклончиво: «Все было красиво и трагично, как растоптанная роза». И добавляла: «Кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует». Альберт Бурыкин рассказывал о том периоде жизни Ники: «Как-то мне Ника говорит о побеге из-за границы, от этого престарелого мужа, как её унижали, - в общем, детектив, я плачу. А рядом Майя (мама Ники), как-то так кивает мне, с иронией. Я посокрушался с Никой, а потом без неё спрашиваю - что за ирония-то? – «Так она эту историю каждый раз по-новому рассказывает!» В общем, милая Нюшка - ребёнок, верит, в то, что внутри неё живёт, а как там было реально – внешние люди расскажут только версии. Я думаю, ей надоел бардак, бедность, чернуха начала 90-х, кофе на голодный желудок. Дёрнулась по глупости, а любви не было. И у него, и у неё тем более. Совсем, увы…» В Швейцарии Ника начала пить. Пить так же истово, как писала стихи. Черные провалы стали ее постоянными спутниками. В дальнейшей биографии Ники Турбиной масса белых пятен. Нет определенности даже с местом ее учебы. Известно, что она была в разное время студенткой ВГИКа и института культуры. Ее приняли в институт без экзаменов, потому что Ника практически не умела писать так, как это было принято. У нее была своя особенная манера письма, которую очень тяжело было расшифровать - с пропуском гласных. Такая скоропись помогала записи постоянно бушующих строк. В школьной программе у нее тоже были большие пробелы. Альберт Бурыкин рассказывал: «Я присутствовал при её учёбе в институте культуры, мотался туда с нею, даже иногда писал сочинения за неё. Потом ходил во ВГИК с Майей вымаливать, чтобы её не отчислили за прогулы. О других институтах просто не знаю. Думаю, если что-то ещё и было - то как здесь - чуть вначале, а потом учёба прекращается. Еще помню, когда в институте культуры проверили её учебный сценарий фильма, реакция была такая: «Так Вы всё умеете, чему мы Вас будем учить?» Сценарий начинался очень кинематографично – камера, берущая церковную службу сверху, наезжая с уровня куполов вниз, под гул молитвы, в море огня горящих свеч». Турбина мечтала стать режиссером. Из дневника Ники: «Мне кажется, я могу быть режиссером-постановщиком. Я так чувствую!». Ее курс вела Алена Галич, дочь поэта. Между педагогом и ученицей завязалась дружба. Алена постоянно пыталась помочь Нике адаптироваться в новой взрослой жизни. Но институт Турбина так и не закончила. Пыталась проявить себя на актерском поприще – в 1989 году снялась в художественном фильме «Это было у моря». Это был фильм режиссёра Аян Шахмалиевой, и картина рассказывала о воспитанницах специнтерната для детей с больным позвоночником, в котором царили довольно жестокие нравы. В 1990-х годах Ника пробовала вести передачу на одном из московских FM-каналов. Она даже выступила в качестве топ-модели – несколько ее снимков было опубликовано в «Плейбое». А незадолго до смерти ей удалось снять фильм «Жизнь взаймы» - её размышление о самоубийстве, на фоне её же интервью с Марком Розовским. Затем и до конца жизни, вместе со своим гражданским мужем Сашей Мироновым, она работала в театре - студии «Диапазон» на окраине Москвы. И все время продолжала писать стихи. Писала на клочках бумаги, на салфетках, тут же забывала про них, писала снова, рвала в клочья. Жаловалась, что никому ее стихи больше не нужны. «Зачем я их пишу? Не надо мне жить!… Если бы хоть 5 человек пришло меня послушать, ну, хоть один человек!» Увы, стихи приходилось читать лишь самой себе, да опухшим от пьянства случайным приятелям. Зарешечено небо Тропинками судеб - Миллиарды следов. И надежда, что будет Только то, что хотелось, Что бы было светло. Над землею холодное Солнце взошло. И расколоты судьбы, Как грецкий орех, Кто-то взял сердцевину, А под ноги грех. Взрослая Ника Турбина, пусть даже и пишущая стихи, оказалась никому не нужна. Ажиотаж вокруг малолетней поэтессы спал, у Ники не было ни образования, ни профессии, она толком даже не овладела грамотой. Никто не позаботился о том, чтобы чудо-ребенок, в трансе диктовавший стихи, восхищавшие весь мир, выучился грамотно писать. Никто не подсказал девочке, как дальше раскрывать и шлифовать свой поэтический дар. На глазах у равнодушных взрослых Ника Турбина превращалась в морального, на их взгляд, урода, абсолютно неприспособленного к жизни. И на смену стихам пришли наркотики и алкоголь. То, что Ника страдала алкоголизмом, не скрывали ни ее мама и бабушка, ни Алена Галич: «Увы... Никуша страшно напивалась. Никакие зашивания на нее не действовали. Она тут же вырезала ампулы. Врачи говорили - это уникальное явление, на нее не действуют никакие методы. НИ-КА-КИЕ! Это была страшная трагедия!… Один раз, на втором курсе ее учебы в Университете культуры, я, взбешенная поведением Ники, потребовала от нее расписку. Она написала: «Я, Ника Турбина, обязуюсь своей преподавательнице Алене, что пить не буду, и опаздывать на занятия не буду». Через три дня она опять запила. О ней забыли и те, кто дал ей путевку с большой мир – Евгений Евтушенко и Альберт Лиханов. Взрослая Турбина с иронией вспоминала свою встречу с Лихановым: «Сейчас я вас посмешу. Месяц назад меня нашла каким-то левым путем секретарь детского писателя Альберта Лиханова. Я пришла к нему. Лиханов долго на меня пялился, задавал совершенно хамские вопросы. Наконец, я говорю: «Альберт Анатольевич, зачем я вам вообще нужна? Я свое время потеряла». – «Я книгу пишу. Вы, как подопытная, мне очень нужны. Очень интересно наблюдать, как из маленьких гениев дураки вырастают». Лица уходят из памяти, Как прошлогодние листья. Осень оставила только Утра хмурого привкус. Лица уходят, но изредка К сердцу подходит холод. Вспомнятся желтые листья. Это - как встреча с болью, Это - как встреча с прошлым, С чьим-то портретом разбитым. Горько от настоящего, Страшно жить позабытым. Великий дар Поэта обернулся для Ники Турбиной даром великого Отчаяния, а поэтическое вдохновение – алкогольным бредом. Некогда блистательно-красивая Ника замкнулась в себе, вместе с ней в небольшой квартирке на окраине Москвы жили только две кошки и собака. Людям Ника особо не доверяла. Впрочем, никто из людей рядом с ней долго не задерживался. О ней все забыли. От редких журналистов она отмахивалась как от назойливых мух, а на вопрос «Как вы представляете свое будущее?» - размыто отвечала: «Никак. У меня будущего нет, я живу сегодняшним днем и глупыми сентиментальными женскими надеждами. Посмотрим. Но я пишу, это меня еще поддерживает». Но в ночь с 14 на 15 мая 1997 года в четыре часа утра Ника Турбина упала с балкона пятого этажа. У нее были сломаны позвоночник, оба предплечья, разбиты тазовые кости. Деньги на лечение собирали всем миром – ялтинские и московские друзья, помог один американский бизнесмен. Ника перенесла 12 операций, и в дальнейшем о происшествии напоминали неимоверные боли в спине и многочисленные шрамы. Журналистам Турбина с усмешкой впоследствии сказала, что просто вытряхивала коврик, и поскользнулась: «Неудачно упала с пятого этажа. Осталась жива». Ника была полна противоречий. Детские «самоубийства», дурацкие выходки - были у неё постоянно. 8-летняя Ника написала, предсказывая свою смерть: Дождь, ночь, разбитое окно. И осколки стекла Застряли в воздухе, Как листья, Не подхваченные ветром. Вдруг - звон... Точно так же Обрывается жизнь человека. Волнение и дрожь пробирают, когда читаешь эти пусть по-детски несовершенные по форме, но такие по-взрослому жуткие и мрачно-пророческие строки. Этажи бесконечны. И в проеме окон Будет лиц бессердечье… (1982) * * * Нужно жить начать! Только вот зачем? Но, несмотря на такую свою жизнь Ника всегда сохраняла оптимизм. Она никогда не унывала, хотя могла рыдать час от отчаяния, но потом внутренне собиралась и брала себя в руки. Она не поддавалась течению судьбы, и старалась проложить свой путь среди обстоятельств, иногда чрезвычайно жестоких и безысходных. Ее острому уму было свойственно в любом физическом состоянии схватывать суть происходящего, искать оптимальное решение, отсеивая мелочи, и учитывая главное, а так же лаконичность мысленных определений. Она была доброжелательна и надеялась на ответное добро. Ей была свойственна чисто женская надежда на любовь и безоглядная открытость, хотя при этом она была совершенно непредсказуема во всём и не умела держать слово в быту. Ей было сложно находиться в социуме, брать на себя социальные обязательства и исполнять их из чувства долга. Но ей была свойственна самоирония, постоянное подшучивание над собой и крайняя бережность к своему дару. Она не была стервозной, не умела мстить, и умела прощать. И прощать навсегда. И сама поражалась в других великодушию. Нике была свойственна хирургическая жёсткость в отношениях с людьми, некая отчаянная бесчувственность, приобретённая в юношеской ломке характера, постоянный поиск чистоты, и преклонение пред чистотой в других людях. Пусть Ника была нестойкой в своих чувствах, зато была стойкой в своих мысленных обретениях. Несмотря на мучительное безволие в отношении искушений, она умела моментально «развернуть коней» даже на неверном пути и «на полном скаку». Чувства никогда не овладевали ею до конца, и у нее всегда была возможность всё изменить. Духовный фон в жизни Ники для внимательного глаза был виден всегда, даже в моменты ее невыносимого своеволия, а ее судьба не была расслабленностью или случайностью, а ежедневным и осознанным духовным выбором. Ника совершенно не принимала фальшь в других и фальшь в себе, и была болезненно привязана правде, которой в ее жизни было очень мало, а сама она часто давала авансы доверия, и обмануть её было очень не сложно. Отношение к жизни у нее было очень трепетным, особенно к беззащитной жизни. Если при ней обижали детей или били собак - это было для неё невыносимо. К рождению ребёнка она относилась с болью, мистично и нежно. Она очень ценила свою жизнь, успех и устроенность. Но устроить свою жизнь ей мешало неумение сдерживать свой слишком взрывной характер. У слова есть всегда начало, Хоть в боли сказано, Хоть в радости. Я в одночасье потеряла Все буквы, что стоят в алфавите. На перекрестке рифмы встретились, Но светофора нет - авария. Неужто мне уже отказано Рассвет собрать в стихочитание? И не найти былые строки, Что были временем описаны. Я по дорогам вечным странствую, Но, оказалось так бессмысленно. За год до её трагической гибели Анатолий Борсюк снял документальный фильм «Ника Турбина: История полёта». Позже он рассказывал: «Не знаю, почему так её жизнь складывается, кто в этом виноват. У меня вообще был вариант названия фильма «Спасибо всем». Все забыли Нику, — не только те, кто ею непосредственно занимался, но и почитатели её таланта, публика, страна. Со всеми покровителями, фондами, чиновниками, журналами все кончено. Ей и писем больше не пишут. О ней никто не помнит, она никому не нужна. Ей 26 лет, вся жизнь впереди, а такое ощущение, будто она уже её прожила почти до конца. Она бодрится, практически не жалуется. Собственно… и пять лет назад не жаловалась. Работы у неё толком нет, образования нет. Но… в ней что-то от ребёнка осталось. Нет отвращения, какое вызывают иногда опустившиеся люди. Её жалко. Я чувствую внутри себя определённую ответственность, но единственно полезное, что могу сделать — снять и показать фильм. Вдруг найдутся люди, знающие, как ей помочь». Говорили, что Турбина обладала даром предвидения. Уже после смерти Ники Людмила Владимировна со слезами на глазах признавалась журналистам: «Ника предчувствовала свою смерть. Однажды она сказала: «Буль, я умру в 27 лет. Хотя до этого буду десятки раз умирать». * * * Я стою у черты, Где кончается связь со вселенной. Здесь разводят мосты Ровно в полночь - То время бессменно. Я стою у черты. Ну, шагни! И окажешься сразу бессмертна. Предсказание Ники оказалось пророческим - она погибла 11 мая 2002 года, за полгода до своего 28-летия. В справке о смерти Турбиной в графе «причина смерти» стоял прочерк, а в медицинском заключении было указано, что смерть наступила в результате травмы. Ручкой было дописано: «Падение с пятого этажа, место и обстоятельства травмы неизвестны». Милиция дала определение - самоубийство. Уголовное дело не было заведено. В смерти Ники было много загадок. Одна из соседок Ники рассказывала: «Я услышала крики и выглянула в окно. Напротив дома стояли двое мужчин и показывали руками вверх. На карнизе окна пятого этажа, вцепившись в него руками, висела девушка. Она кричала: «Саша, я сейчас упаду! Помоги мне! Саша, я сорвусь!» Я бросилась звонить в «скорую», а когда выбежала на улицу, девушка уже лежала на земле. Удар был настолько сильным, что джинсы на ней лопнули. Когда приехала «скорая», она была еще жива. Врачи пытались вставить ей трубку дыхательного аппарата в горло, но девушка слабым движением руки выбила ее изо рта. Я не выдержала и ушла в квартиру. До сих пор в памяти ее красивое и почему-то очень спокойное лицо». Когда прибыла милиция, дверь в квартиру никто не открыл. После этого сосед заметил распахнутое окно подъезда на втором этаже. Создавалось впечатление, что кто-то все же был в квартире и успел сбежать до прихода милиции, выбравшись через окно в задний двор. Альберт Бурыкин рассказывал: «Смерть Ники наступила в результате точно не самоубийства, - возможно, из-за несчастного случая. Поэтому её и смогли отпеть в церкви. Об этом я однажды написал: «Бог не взял её, когда она хотела уйти, но взял, когда хотела остаться». Ситуация здесь зеркальна той, что была за 5 лет до этого (в мае 97-го), - и дом напротив, расположенный зеркально через улицу Расплетина, и сама она - не устало разжавшая руки, как 5 лет назад, а кричавшая больше минуты – «Помогите!» Люди пытались раскрыть внизу ветровку, чтобы смягчить удар - но это было бессмысленно, очень высокий полёт. Я с 90-х перенял от Ники дурную привычку сидеть на окне, свешивая ноги, она так делала постоянно. Возможно, в этот раз - просто не повезло. После операций её координация была нарушена. Да и ведь у неё были большие планы, в частности, Камбурова пригласила Нику сделать свой спектакль в её театре - за месяц до трагедии. Впрочем, в этой майской истории 2002-го есть ещё некоторые детали уголовного характера, которые следствие к делу не приняло, списав смерть на несчастный случай. Были показания жителей дома, что в те же минуты с другой стороны дома из подъездного окна 2-го этажа (этого же подъезда) на улицу спрыгнул мужчина и убежал. Дверь квартиры, из которой упала Ника, была заперта снаружи. Есть много нестыковок в версии следствия. Жаль, что имя Ники страдает из-за этой неясности». А что же Евтушенко? На вопрос, что он думает об этой трагедии, Евгений Александрович ответил: «Да, ужасное известие... Как все случилось?...Талантливая была девочка, с необыкновененкой. Знаете, я ведь помогал Нике издать ее первую книжку стихов здесь, в России, а затем в Италии, в Англии. Считаю, человеку надо дважды приходить на помощь: когда он делает первый шаг в самостоятельной жизни и когда пытается подняться, впервые оступившись. С Никой у меня связано много воспоминаний. Всяких. Но пока рано говорить об этом. Больно». Тело погибшей поэтессы было увезено в морг больницы имени Склифосовского, где оно пролежало несколько дней невостребованным, и после было кремировано. Алена Галич узнала о трагедии на 8-й день: «В начале мая я была занята переездом на новую квартиру. К тому же Саша Миронов, сожитель Ники, скрывал ее смерть от всех. Насколько я знаю, он просто беспробудно пил, и ему некогда было заниматься похоронами Ники». Саша – бывший «афганец», в прошлом талантливый актер, но, по словам Алены, «безвольный человек и тихий алкоголик». Хотя бабушка Ники вспоминала о Саше Миронове с благодарностью, считая его надежным парнем, который взял все заботы о Нике на себя. Проводить Нику Турбину в последний путь пришли лишь Алена Галич с сыном и Саша Миронов с друзьями. Родители Ники в это время находились в Ялте и не могли выехать из-за отсутствия денег. Алена рассказывала о похоронах Ники: «Саша выпроводил нас из морга, сказав, что никуда гроб нести не надо. Якобы тело кремируют прямо в Склифе. И он, и дружки его ушли вместе с нами - они направлялись куда-то на пьянку. Я даже не сообразила, что он врет и при морге нет никакого крематория. …Склифовские служащие тащили гроб с приколотой к нему запиской: «На кремацию в Николо-Архангельский крематорий». Родственники хотели забрать урну с прахом Ники домой, в Ялту, и похоронить на местном кладбище рядом с могилой ее дедушки. Но благодаря усилиям Алены Галич Нику разрешили похоронить на Ваганьково. Ровно через 40 дней после ее трагической смерти - 25 июня 2002 года Нику похоронили на Ваганьковском кладбище. Послесловие. Почти 28 лет своей жизни Ника Турбина пыталась приспособиться к обыденной нормальности бытия. Да, тяжело, практически невозможно жить у постоянно извергающегося вулкана, да, тяжело, практически невозможно принять явление, выходящее за рамки общепризнанной нормальности. Но кто дал определение этой нормальности? Жизнь человека бесценна, и все что нам дано в этой жизни – это любовь. Любовь, дающая понимание и принятие любой нормальности или ненормальности. Любовь, позволяющая нам трепетно и бережно относиться к жизни и будущему наших детей. Любовь, требующая ответственности перед собой и другими за слова, мысли и поступки. Две тоненькие книжицы стихов, сумка с бумагами, оставленная на полу московской квартиры, и разрозненные, зачастую противоречивые воспоминания – вот и все, что осталось от чудо-ребенка, маленькой девочки с огромными глазами, полной недетской скорби. Когда-то Ника сказала, что человек похож на стихи: Однажды в снег К нам пришел человек, Он был похож на стихи. Нас было четверо, Нам было весело. Был жареный гусь И не пришедшая Еще ко мне елка. А он был одинок, Потому что был Похож на стихи. В память о Нике Турбиной состоялось 2 вечера её творчества в Театре музыки и поэзии под руководством Елены Камбуровой - в 2002-м и в 2004-м годах, оба – 17 декабря, в день Никиного рождения. На втором вечере были Майя и Людмила Владимировна (она была ведущей), Саша Миронов, около сотни гостей. После вечера Елена Антоновна выложила немногим оставшимся собственноручно засоленную огромную рыбу, вечер был светел, совсем не было чувства, что её нет рядом… О Нике Турбиной был снят документальный фильм «Три полета Ники Турбиной». Автор текста - Татьяна Халина. Использованные материалы: Материалы сообщества www.nikaturbina.livejournal.com Проект памяти Ники Турбиной «Ника Турбина «Жизнь моя черновик» Воспоминания бабушка Ники Турбиной: «По ночам она шептала стихи. И хотела быть такой, как все...» Воспоминания Александра Ратнера «Голос мой оборвался болью» Материалы сайта «Википедия» Воспоминания Альберта Бурыкина Сборник «Черновик» Сборник «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…» Сборник «Чтобы не забыть» Сборник «Стала рисовать свою судьбу. Стихотворения, записки» Одно из последних интервью с Никой Турбиной. Автор - Михаил Назаренко. Перепечатано из газеты "Бульвар Гордона". Июнь, 2002 год. - Ника, можно я буду с тобой на ты? - Господи, нужно! Я ведь еще не очень старая. - Я тебя разбудил. Что тебе снилось? - У меня в последнее время ночи без снов. Ничего не снится! - А раньше снилось? - Раньше жизнь была - как сон. Милый, хороший сон. А сейчас уже не один год такая "милая" реальность, что со снами затруднительно. Разве что кошмары видятся. - Что для тебя ночь? Время для отдыха или еще для чего-то? - Я вообще-то ночной человек, поэтому ночь для меня не время для отдыха. Только ночью я чувствую себя защищенной от этого мира, от этого шума, от этой толпы, от этих проблем. Я становлюсь сама собой. Я наконец-то живу сама с собой! - Есть такая потребность - быть защищенной? - Естественно. У каждого человека есть потребность защищаться, тем более в наше, если мягко сказать... время. - Не стесняйся... - У меня профессия такая с пеленок - не стесняться. Буду я рудокопом или кем-нибудь еще. Так что все нормально. Хотя я хотела бы иметь стыд. Даже в своих выражениях. Но каждому человеку в жизни нужно спрятаться. Спрятаться и остаться с тем, что тебе близко. Чтобы окружающий мир был от тебя как-то абстрагирован или ты был абстрагирован от окружающего мира. И неважно, ты один или с любимым человеком, читаешь ты или пишешь. Просто ночь - это мой дом. - Надо быть уверенным в любимом человеке, чтобы спрятаться с ним... - Безусловно. Поэтому я уверена только в себе, хотя, конечно, часто сомневаюсь. - Когда ты почувствовала, что слава для тебя кончилась? - Я не знаю, начиналась ли моя слава... - Тебя же на руках носили! - Ребенком я писала взрослые стихи, все восхищались. Все, в принципе, было замечательно, винить и судить никого нельзя. Евгению Санычу Евтушенко большой поклон за все, что он для меня сделал. Но он, наверное, испугался, подумал: "Хватит с ней возиться, а вдруг она больше писать не будет?". Кому нужны чужие беды? - Ты осознавала, что происходит? - Да, конечно. Каждый человек не дурак и когда ему делают больно, он это хорошо чувствует, сколько бы ему ни было лет. Но надо учитывать возраст. В 13 лет человек ломается, и неважно, чем он занимается: выращивает цветы или пишет стихи. Началось время выживания. - Слава ушла, а Муза ведь осталась? И сейчас твое имя всплывает... - Вы знаете, слава если приходит и она заслуженная, если ты признана людьми, то уйти она не может. Кто-то меня помнит, кому-то я нужна, пусть это будет лишь 20 человек. Два года назад, в мае, когда я как раз была у бабушки в Ялте, раздался телефонный звонок: "Я из Москвы, корреспондент "Новой ежедневной газеты". Хочу сделать о вас большую статью". Я, естественно, сказала: "Молодой человек, извините, но до свидания". Потому что мне стало очень больно. Столько лет прошло и вдруг вспомнили... Господи, зачем это нужно? Я устала и не могу принимать на свою душу новую грязь, у меня нет желания, потому что и так все сложно. Он звонил несколько раз, уговорил меня. Я сказала: "Бог с вами: давайте встретимся". Наверное, было сказано: "Черт с вами!", но это неважно. Мы говорили двое суток - ни о чем и обо всем. Ему нужны были случаи из моей жизни в период забвения. Я ему их все перечислила, рассказала и о том, как в милицию попадала... Появилась статья. Потом Никой заинтересовались другие издания. Показали по телевидению второй "Взгляд" в моей жизни (первый был, когда я была маленькой). Я могу сказать, что испытала после того, как меня забыли, и вдруг мое имя, как вы выразились, всплыло. Наверное, так нужно было. В моей судьбе, в моем существовании на этой земле, видимо, этот поворот был необходим. Но каких-то иллюзий, невероятных эмоций, радостей или наоборот я не ощутила. Может быть, потому, что стала мудрее и спокойнее. - В 16 лет ты вышла замуж за иностранца, уехала с ним в Швейцарию, лотом вернулась. Что ты там поняла? - Что, кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует. Я вернулась в Москву, и мозги у меня стали работать как-то по-другому. - У Цветаевой есть такая строка: "Дура" - мне внуки на урне напишут". Не будут ли твои внуки считать, что ты упустила шанс, покинув богатую Швейцарию? - Я уверена, что у меня не будет внуков, так же как и детей. По крайней мере, в очень ближайшем будущем. И в очень неближайшем - тоже. - Ближайшее будущее - это сколько? - 10 лет. Я боюсь, что не доживу до того момента, когда захочу рожать. Так что о внуках пока не будем. Но если как-то символично говорить, то я вам вот что скажу: думаю, что слово "дура" обо мне не напишут только потому, что я совершила поступок. Впрочем, не знаю, можно ли это назвать поступком. Я действие совершила - вышла замуж и развелась! Я вас не закурила? Сейчас форточку открою. А то вы здесь задохнетесь. - Не открывай, ты носом шмыгаешь. - Я от воздуха не шмыгаю. У меня аллергия от нашей кошки, она везде оставляет следы, шерсть. У меня же астма была в детстве. Но я как-то переросла - прошло. Я аллергик жуткий - именно на кошек, рыбок и птиц. А на воздух выхожу - и мне сразу легко и хорошо. В детстве врачи говорили, что у меня аллергия от космической пыли, то есть от всего. Мы с мамой катались со смеху. - Какие твои любимые сигареты? - "Кэмел". Но у меня сейчас на них нет денег. Я люблю курить - по настроению. - А пьешь много? - Не так, как алкоголики пьют, а так, как вообще люди выпивают. Иногда хочется нажраться - тогда нажираюсь. Про меня "Комсомолка" написала, что я люблю бегать босиком по Арбату, валялась пьяная под столом, что я хорошенькая, глаза у меня голубенькие, хотя они зеленые. Статья меня шокировала настолько, что я не знала, куда от стыда деться. "Комсомолка" - это все-таки не хрен собачий. Я с нее в своей жизни начинала. Обидно! Нельзя же, извините, писать только о том, как я трахаюсь или пью водку. У меня же есть еще какая-то духовная жизнь! - Нет претензий к маме, к бабушке, что они воспитали тебя такой тепличной? - Ну, какая же я тепличная? Я в 13 с половиной лет ушла из дома и больше не возвращалась. А по хозяйству – и посуду мыла, и стирала, и с собаками гуляла. От каких-то ударов бытовых любой нормальный родитель, который себя уважает, естественно, своего ребенка будет оберегать. Зачем же его кидать под колеса машины? Притом я с детства моталась по всем странам мира, выступала перед огромными аудиториями. А в Штатах на меня накидывались очень крутые репортеры с провокационными вопросами, которые можно было задавать политическому деятелю. Смешно: стоит взрослый идиот и задаёт ребёнку дикие вопросы… Я думала: «Ты же взрослый человек, у тебя есть всё, ты что идиот? Или как?». - Как к тебе относились в школе ученики, учителя? - У меня было все совершенно замечательно с моими ровесниками, с ребятами постарше – неважно… Но если брать учителей, директора, то я стала врагом народа сразу же, как только они узнали мое имя и фамилию. У меня и в театральном институте такая же ситуация. Это было всегда. Мне сейчас фигово. Все рухнуло, рухнуло… - Как это «все»? - Ну все! Давайте так начнем… Вот, к примеру, с семьей напряг! Жить скоро будет негде. Денег нет. Из института поперли. Пытаюсь восстановиться и не знаю, чем это закончится. За последние полгода как-то все на меня так наехало, что я чувствую: нет сил справляться, крыша едет. - Почему такое неприятие в институте? Чем ты раздражаешь педагогов? - Вообще-то, по идее я, видимо, не так заявление написала… А если смотреть в корень… Есть у человека, допустим, маленькая власть, а сам он по жизни ничто, и если у него появляется возможность на ком-то отыграться, то почему бы и нет? Вроде милиционеров: дай им участок метр на метр, и они уже это не упустят. Будут так измываться над людьми!.. Когда я училась на первом курсе ВГИКа, устроилась дворником, приходила усталая после работы на занятия, а мне говорили: «Ты пила всю ночь!»… Я сегодня пришла домой в полвосьмого. Мы с подругой всю ночь ругались и перебили всю посуду. Ирка, моя двоюродная сестра, открыла дверь: «Ты что, с бодуна? Ну дыхни!.. Нет, не с бодуна». – «Нервы, моя родная, - говорю, - нервы». Принимаю душ. Ирка говорит: «Ну, ты – атас!». И сажусь краситься. Думаю: «Если корреспондент увидит меня, то обалдеет». Голова болит, глаза слезные, руки трясутся. Говорю: «Ирка, сейчас придет человек, начнет задавать вопросы, и самое ужасное, что я ни черта не смогу ответить более или менее приличное. Только потому, что мозги не варят, сил нет. Единственная мечта – упасть на голом полу и спать». Я была такая уставшая, выпотрошенная. Но полтора часа до вашего прихода вздремнула… - Жизнь тебя стегает и стегает? - Она, наверное, всех, как ни крути, стегает. Ну и мне достается. - Родственники не могли помочь? - Все, кроме бабушки, были заняты своими делами. Меня ведь на самом деле никто не понимает: ни мама, ни друзья, ни возлюбленные. У всех какая-то задняя мысль. Но это нормально, даже не обижает. Мне – все равно хорошо! Я живу, я радуюсь. - Когда тебе в последний раз дарили цветы? - По-настоящему, как бы я хотела, - полтора года назад. Мне дарили цветов очень много, но это все было не то. А последний раз – неделю назад. Молодой человек мне нахамил, я задела его самолюбие. А когда у молодых мальчиков подрываешь самолюбие, они становятся страшными. Он потом понял, что был не прав, принес большую-большую розу. И сказал в досаде, что я не женщина. Я действительно не смогу, наверное, готовить, стирать с утра до ночи рубашки и трусы, штопать носки, рожать детей, ходить в бигуди и в застиранном халате. Это я, конечно, утрирую, но я не смогу хранить очаг. Потому что у меня в голове – ветер, в заднице – шило и так далее. - Почему ты не сможешь рожать детей? Что-то со здоровьем? - «Что-то» – само собой. Потому что здоровье у меня такое «хорошее», что пора в могилу. Нет, это не смешно. Это серьезно. Мой ребенок должен быть обеспечен. Мама – это замечательно, но когда мать-одиночка – это ужасно! Ребенок все равно недоразвитый вырастает, с душевной травмой. Имею ли я право рожать? Родить, конечно, можно. Эгоизм мой будет удовлетворен. А дальше что? Чтобы родить ребенка, нужно нести за него полную ответственность и знать, что ты посвятишь ему все, что возможно, и не только в мечтах, а реально. Я вижу, что мне это не светит, у меня это не получится. Я бы не хотела, чтобы у моего ребенка было такое детство, как у меня (я не имею в виду поэзию, славу). - Твои партнеры не обманывают ожиданий? - Иногда обманывают. Но по этому поводу не стоит плакать. Слишком много в жизни других радостей, которые выше и больше. Тем не менее это мне тоже нравится. Я никогда не отрицала, что вырасту настоящей женщиной, а не фригидной идиоткой. - Ты никогда не завидовала блудницам? - Да я сама вроде такая… Блудницы в годы юности доставляют великолепные удовольствия своим мужчинам, они – потрясающие куртизанки! А потом остаются у разбитого корыта – как я сейчас… - Даша Асламова, известная журналистка, сказала мне, что нет таких женщин, которые не продаются. Предложи миллион – и любая, даже самая-рассамая, прыгнет в постель… - Я не вижу здесь ничего страшного и плохого. Давайте скажем так: продается, наверное, любой человек. Так принято в этом страшном мире, как ни крути. А если жутко продаются мозги? Человек теряет к себе уважение, потому что ему приходится продавать свою голову – за тот же миллион. Или я ошибаюсь? Но можно ли продать свое духовное начало? Ну, если относительно Фауста, тогда – да. А так, мне кажется, нет, нельзя. Наша жизнь построена на купле-продаже. Вот ты продал свое тело и при этом не потерял что-то главное. Ты продолжаешь уважать себя только потому, что можешь еще любить. Можешь что-то отдавать бескорыстно, делать бескорыстно. И встает вопрос: продался ли ты по-настоящему? Продалась какая-то твоя внешняя оболочка. Ну и Бог с ней! - Этой теорией может успокаивать свою совесть любая проститутка. Скажет: «Я продаю только тело, а внутренне остаюсь на высоте…». - Так оно и есть. Для проститутки это не может быть оправданием лишь в том случае, если она пустышка и у нее, кроме того, что есть между ног, ничего нет. И говорит она так, чтобы успокоить себя или маму, которая знает, что ее дочь зарабатывает на панели. Я не осуждаю проституток. Если ты личность, продавай свое тело, пока не встретишь кого-то или что-то, после чего тебе больше не захочется этим заниматься, а захочется работать, как все люди. - Да не получается так, Ника! Профессия накладывает отпечаток, человек становится циничным, вульгарным… - У меня получается! Главное, что у меня получается! - Ты хороший застольный товарищ. Коньяк часто пьешь? - Коньяком прошлой зимой угощал меня Александр Любимов. А я, бедная, так волновалась, что у меня периодически проливалась рюмка. После пятой я уже, правда, не волновалась. Самое главное, он мне подливал и сам пил, пока не кончилась бутылка. Так мы готовились к «Взгляду». Это благодаря тому журналисту, который написал обо мне статью в «Новой ежедневной газете», я снова во «Взгляд» попала. Скажите о его статье свое мнение. - Если он там работает, он профессионал… - Понимаете, бывает жестокий профессионал, без души. А профессионал должен быть с душой. Тот журналист тыкнулся во «Взгляд», стал вторым человеком после Любимова. Пришел ко мне неделю назад. Сидит и начинает ныть… А меня что-то зло взяло. Я чего злая была? На меня с долгами наехали. Я встаю с кровати и говорю: «Хватит пи…еть! Если бы я, как ты, получала две тысячи баксов, то, клянусь тебе, надорвала бы себе жопу, но оставалась бы еще сама собой. А ты мне заливаешь, что потерял себя, а теперь только зарабатываешь деньги и не можешь писать. Не верю, не верю!..». Господи, дай мне «бабок», чтобы я не думала обо всей этой ерунде! Я столько сделаю! Этот проклятый быт из меня все высасывает, все силы отнимает. - Ника, от быта не избавиться. С ним надо просто сжиться. Я это знаю по опыту. Я все-таки старше тебя… - Вы – мудрее. Поэтому мои слова звучат более откровенно, безапелляционно. А кто вы по гороскопу? - Весы. - Какая прелесть! Весы – это тот человек, с которым могу общаться и найти общий язык. А у меня более безответственный знак. Он должен переплыть фиг знает сколько морей, чтобы чего-нибудь достигнуть. Вся жизнь его в сумасшествии! Он стреляет в сердце, а все его стрелы возвращаются обратно. Ясно, кто я по знаку? - Стрелец. - Интересно, а каким вы были студентом? - Пил вино, пел под гитару. - А не было мысли пойти по музыке? - Я считал, что у меня голоса нет. - Извините, а что у Макаревича голос есть? Или у Гребенщикова? - В общем-то они нормально поют. У них хорошие тексты. - Они не поют, у них нет голоса! - Какая разница? Ведь звучит поэзия! - Да, это затрагивает. Но голоса у них нет никакого! Гребенщиков вообще, извините, дребезжит, как старый больной. - Расскажи о ком-нибудь из твоих знакомых... - Я вам расскажу об Алене Галич, дочери поэта Александра Галича. Я училась во ВГИКе, наш курс назывался режиссерско-актерским. Второе полугодие первого курса должно было основываться на Чехове. Хочешь не хочешь - хоть тресни! Кого ты любишь, никого не волнует. А я Чехова не люблю и никогда не любила - просто откровенно! Я сыграла ведьму в постановке по его раннему рассказу. И надо было что-то написать по режиссуре, а я в ней - автобусная остановка, ни фига не соображаю. Мне надо играть - я буду играть. Скажешь, что мне делать, и я сделаю так, что ты умрешь. Прихожу к Галич. "Алена, - говорю (я с ней на ты), - тут такая фигня, ничего не понимаю! Я никогда с этим не сталкивалась и не хочу. Диктуй, я буду записывать". А Алена окончила ГИТИС у Гончарова. Она мне все сделала, и я, естественно, получила высший балл. Все обалдели: "Ой, какая ты умная!". Я говорю: "Ребята, спросите меня по этой теме - я вам ни слова не отвечу". Нравится тебе эта история? Ну вот, уже на ты с тобой перешла. Неудобно. - Спокойно, не комплексуй. Что ты вдруг смущаешься? - Моя бабушка (а она интеллектуал законченный, "осколок интеллигенции") говорила мне в детстве: "Если ты с мужчиной на вы, а потом переходишь на ты, никогда не извиняйся". Я спросила: "А если он старше меня, как я могу?". - "Ты - женщина!". Вот такой у нее прикол по жизни. Она может ругаться матом, как извозчик, но слово "мужик" или "баба" ни за что не скажет. Ей тогда лучше не жить. Меня иногда ругают, что я матом ругаюсь. Просто с помощью мата можно сочно отвечать на любые вопросы - он как бы все собирает. Удивительно! Раньше, наверное, все было по-другому. Вот я слушаю бабушку, маму - их рассказы. Если мат в них вставить, теряется все! - Ты, наверное, хочешь поговорить о высоком? - Это было бы прекрасно! - Мне кажется, мы накормлены высоким под завязку... - А грязью мы не накормлены? Грязью - еще больше! Лучше погрязнуть в высоком, если это возможно... Без этого человек, не вечность, а дерьмо. Надо и книги читать, и молиться, и думать о высоком,и трахаться! - Это ты для себя так уяснила. А обычно одно считается возвышенным, а другое - низменным. И не дай Бог это смешивать... - Все просто. Существует тело, радости тела. Человек любит поесть. Ему хорошо, когда он сходит в туалет. Он любит спать. Любит секс. Это нормально. Зачем это скрывать и запутывать? Я поэт, но разве у поэта ничего нет ниже пояса? Пока кровь молодая или не молодая, этому всему надо радоваться. Зачем люди живут? Чтобы любить друг друга. Это жизнь, это природа! Это - как растение, как цветок... Когда я в 12 лет увидела половой акт по видику, мне было очень интересно. Это - как первая сигарета, как первый глоток спиртного. Но ты знаешь, без глаз никакой секс не смотрится. Если отрезать лицо с глазами, то - смехота одна! - Стать актрисой - это у тебя очень серьезно? - Да, я хочу что-то сделать на сцене. - А не будет ли это твоей очередной иллюзией, которая потом развеется? - Я давно не строю иллюзий, выросла из них. Ты знаешь, как иногда бывает тяжело! Приходится брать себя за жабры, успокаиваться и говорить: "Хорошо, я дальше не пойду". Потому что так надо. - Но соблазны ведь были? - Конечно. Я подвергалась им не раз. Но я могла противостоять. Сделать что-то страшное - зачем это нужно? Кстати, в этом интервью, записанном на диктофоне, на который я сейчас смотрю, я очень часто употребляла слово "страшно". Подумай над этим. (Раздается телефонный звонок. Ника поднимает трубку, говорит мне: "Это Лика, моя квартирантка, волнуется за своих детей". Дальше говорит в трубку).- Твои дети в порядке... Что они ели? А я откуда знаю?.. Но у меня же тоже нечего кушать, ты же знаешь... Господи, ты что, думаешь, я бы их не накормила ?.. Какие яйца?.. Ты яйца, б... положила, знаешь куда, - на балкон, а не в холодильник... Шесть яиц осталось... Не знаю, кто остальные съел. Никто, б... не ел, а яиц нет... Я жрать не хочу... Хорошо, сделаю им омлет из шести яиц... Слушай, Лика, хлеба, в принципе, тоже нет... Ты когда приедешь?.. Слушай, привези что-нибудь выпить. .. Хорошо... Давай... Все... Целую! - Ника, ты такая серьезная вдруг стала... - Ты хочешь, чтобы я смеялась? Считай, что серьезность - обратная сторона смеха. © Copyright: Эдуард Кукуй, 2014 Свидетельство о публикации №214021301568